Текст книги "Испытания для богини (ЛП)"
Автор книги: Эйми Картер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
– Это не важно, – с яростью сказал тот, и я оглянулась на Аву, замершую в углу. – Ты предотвратил ее уход!
– Мы можем всю ночь спорить о семантике, но факт остается фактом, она не покинула поместье, – сказал Генри. – У тебя нет права просить других членов совета разрушить сделку.
– Есть, и я это сделаю, – на меня упала тень, и я отпрянула. – Я не позволю тебе держать ее силой, как было с Персефоной. Она не твоя пленница, а ты не ее надзиратель. Нельзя манипулировать ею и подстраивать ситуацию, а потом удивляться, что она тебя ненавидит и хочет уйти.
Его слова сочились злобой, а голос был пропитан ядом. Генри напрягся, но не ответил. Желание вступиться за него накрыло меня с головой, и я очень хотела сказать его собеседнику, что он идиот, я осталась потому, что хотела помочь Генри, а не потому, что он меня заставлял, но слова так и не сорвались с губ. Я месяцами не требовала ответов. Нельзя лишать себя шанса наконец получить их.
– Отпусти ее, – сказал голос, на этот раз еще тише. – Персефона не любила тебя, и ты не можешь ее заменить, как бы ни старался. А даже если бы мог, Кейт не подходящий для этого человек.
– Может, это не так, – сдавленно выдавил Генри. – Моя сестра считает иначе.
– Тетя ослепла от вины и решимости исправить ситуацию. Пожалуйста, Генри. – Половица снова скрипнула, и он шагнул к парню. Я уже могла разглядеть его руки, на нем была черная куртка, выглядевшая слишком тонкой для ноября. – Отпусти ее, пока и она не умерла. Мы оба знаем, что это вопрос времени, и если она тебе не безразлична, ты отпустишь ее прежде, чем она станет очередной жертвой, – он сделал паузу, и я задержала из-за собственного эгоизма.
В дюймах от меня раздался звук разбившегося стекла. Я ахнула и попятилась, и моя лодыжка подогнулась. Я вскрикнула и рухнула на землю. Дверь открылась, и кровь отлила от моего лица, когда я увидела человека по другую сторону.
Джеймс.
ГЛАВА 12
ДЖЕЙМС
– Ты тоже в этом замешан? – спросила я охрипшим голосом, пораженно уставившись на Джеймса. Выглядел он точно таким, каким я его помнила – лопоухий, с взъерошенными светлыми волосами и огромными наушниками на шее.
– Кейт… – начал он, но тут в проходе появился Генри и отпихнул парня в сторону. Я благодарно взялась за протянутую им руку, метая в Джеймса разъяренные взгляды.
– Что здесь происходит? – еле выдавила я, ничего не видя перед собой. На сей раз им обоим придется объясниться. – Расскажите же! Сначала София, затем Ирен, теперь ты…
– Наверное, будет лучше, если мы продолжим эту беседу внутри, – скривился Генри. Я стиснула зубы и кивнула, опираясь на него по пути в комнату.
Уже по прибытии до меня дошло, что это спальня. И хотя в ней явно регулярно убирались, меня преследовало стойкое ощущение, что здесь никто не живет. Генри помог мне обойти разбитое стекло на полу. Я увидела сломанную рамку и мятую, порванную фотографию. На ней была изображена улыбающаяся девушка не многим старше меня, с веснушчатыми щеками и рыжевато-светлыми волосами. Рядом с ней стоял Генри, выглядевший совершенно спокойным и гораздо более счастливым, чем мне когда-либо доводилось его видеть.
– Кто это? – поинтересовалась я, несмотря на то, что у меня были догадки.
Генри оглянулся на фотографию, и на его лице отразилась боль. Прежде чем ответить, он провел меня к кровати, а затем отвернулся, словно не мог смотреть мне в глаза.
– Персефона, – в его голосе слышались такие хрупкие нотки, будто он вот-вот сломается. – Это очень-очень старый снимок.
– Не такой уж и старый, – сказала я, рассматривая портрет. – Разве что у вас камеры появились раньше, чем у нас.
– На самом деле это не фотография, – парень наклонился и достал ее. – Это отражение. Взгляни сама.
Его руки дрожали, когда он передавал мне снимок. Я осмотрела его и заметила, что в нем присутствовал объем, которого не хватало настоящим фотографиям. Казалось, что он мерцает, как водная поверхность, а Персефона и Генри – двигались. Не так, как на видео, но она моргала, а руки Генри сжимались крепче вокруг ее талии.
– Красавица, – тихо произнесла я. Часть меня ревновала, прекрасно понимая, что мне никогда не занять ее место, но я также сочувствовала Генри, пережившему столь тяжкую утрату. Пришлось избавиться от этих мыслей. – Мне жаль.
Тот лишь отмахнулся, словно это пустяк, но портрет забрал с излишней предосторожностью. Затем провел по нему пальцем: картинка разгладилась, как если бы ее никогда и не мяли.
– Как я и сказал, это было очень давно.
Меня отвлек чей-то кашель, и я прищурилась на Джеймса, околачивающегося у двери.
– Чего тебе?
– Ты спросила, почему я здесь, – он скрестил руки и прислонился к раме, полностью перекрывая проход. За ним послышался скрип. Снаружи все еще пряталась Ава, но мне не хотелось, чтобы она слышала этот разговор.
– А ты так и не ответил, – я скривилась, когда Генри нежно коснулся моей лодыжки.
– Он мой преемник, – сказал он и недовольно покосился на Джеймса. – Если я умру, он займет мое место.
Меня накрыла волна ужаса, и я с отвращением посмотрела на бывшего друга.
– Поэтому ты пытался остановить меня, когда я хотела сюда прийти? Ты знал, что я его последняя надежда, и хотел избавиться от помехи в круге победителей?
– Нет никакого круга победителей, – нахмурился Джеймс. – Это не соревнование, ясно? Нам всем тяжело. Мы уже столетие пытаемся найти кого-то на место Персефоны, и если нам это не…
– Если тебе это не удастся, ты займешь место Генри, – рявкнула я. – И вот он ты, во всей красе, пытаешься все испортить.
– Я думал, что ты хочешь на свободу! – у него так крепко сжало челюсть, что дернулся мускул. – Ты сказала…
– Генри был прав. Я многого не понимала, и не собираюсь уходить, тем самым обрекая его на смерть.
Парень неловко переминался с ноги на ногу.
– Я и не думал, что ты это сделаешь. Но условия соглашения довольно ясны: если ты хочешь уйти – мы никак не можем тебе препятствовать. Если Генри держит тебя против воли, мы имеем право вмешаться.
– Погоди, – до меня плавно доходило, о чем он толковал. – В смысле «мы»?
Генри так сильно нахмурился, что перестал быть похожим на себя.
– Джеймс, – в его голосе слышалось предупреждение.
Тот выпрямился и опустил руки по швам.
– Мне плевать, если она узнает.
– А другим нет, – ответил Генри, но не попытался его остановить.
Джеймс нерешительно шагнул ко мне, словно хотел прикоснуться, но я окинула его ледяным взглядом, и тот тут же замер.
– Я член совета.
Мое сердце едва не остановилось.
– Ты в совете? – пролепетала я. – Да не может быть! Ты же… ты!
– Очень проницательно с твоей стороны, – буркнул он себе под нос. – Послушай, Кейт… можешь мне не верить. Ну, как, я бы хотел, чтобы ты поверила, но это необязательно. Можешь ненавидеть меня за то, что я попытался забрать тебя у Генри, но я всего лишь желаю тебе лучшего.
– И, по-твоему, лучше всего для меня будет прожить остаток жизни с мыслью, что я убила Генри? – в моих глазах зародились жгучие слезы, но я сморгнула их и постаралась продолжить твердым голосом: – Я уж не говорю о том, что случится с моей мамой.
– Если решишь уйти, то забудешь обо всем произошедшем. Это тоже часть сделки.
– Хватит об этой глупой сделке! – мои щеки запылали. – Это мне решать, а не тебе. Ты не можешь действовать за моей спиной, якобы из лучших побуждений. Я скажу, когда это все закончится, не ты!
Я перевела взгляд с одного парня на другого, убеждаясь, что оба внимательно слушают, но Генри сосредоточился на моей лодыжке и сидел с закрытыми глазами. По ноге прошло приятное тепло. Парень сомкнул пальцы вокруг сустава и начал медленно водить по нему круги.
– Больно?
Я покачала головой. Он отпустил меня, и я быстро подобрала ноги, шевеля пальцами. Больше не болело.
– Как ты… – начала я, моментально позабыв о собственной ярости, но Генри лишь пожал плечами.
– Тебе запрещено ее исцелять, – отозвался Джеймс из другой части комнаты. Генри выпрямился, в его глазах появился омертвевший взгляд.
– Сегодня мы нарушаем все правила, – встал. – Прошу меня извинить.
Не успела я возразить, как он исчез, оставляя меня с Джеймсом наедине. Я тоже встала, проверяя на прочность свою лодыжку. Все цело.
– Знаешь, это был не мой выбор… занять его место, если ты провалишь испытание, – тихо произнес парень. – Я единственный член совета, который знает Преисподнюю не хуже него.
– Но ты все равно этого хотел.
Он отвернулся к темному окну, выходящему в сад. Луна была почти полной, и я видела верхушки голых деревьев, покачивающихся на ноябрьском ветру.
– Мы живем столько же, сколько то, что мы представляем. Младшие боги постоянно предаются забвению, но не совет. Пока существует человеческий род, в мире будет царить любовь и война. Всегда будет музыка и искусство, литература и мир, браки и дети, а также путешественники. Но человечество не сможет жить вечно, и когда оно сотрется с лица планеты – за ним пропадем и мы. Останется только смерть.
– То есть, если ты будешь править Преисподней, то выживешь, когда все другое исчезнет? – прозвучало как вопрос, но я уже знала ответ, и в моем горле зародился комок. – В этом все дело?
– Нет. Сейчас самое главное, чтобы выжила ты. Я не желаю тебе смерти, Кейт… прошу тебя! Генри уже давно сдался. Может, он и пытается ради твоего же блага, но не потому, что хочет продолжить свое царствование – он просто боится, что ты погибнешь, вот и все.
Я замолчала.
– А на то есть веские причины?
Джеймс посмотрел на меня, и я увидела искрений страх в его глазах.
– Пока никому не удавалось пережить Рождество. Кейт, я молю тебя! Генри этого не хочет. Он всегда будет любить Персефону. Оглянись… посмотри, где ты. Это была ее спальня.
В комнате не было ничего необычного, кроме фотографии, которую Генри метнул в Джеймса. Но чем больше я всматривалась в свое окружение, тем больше замечала. Многие родители не осмеливаются трогать комнату своего чада после его трагической смерти – тут похожая ситуация. На комоде в углу лежали старомодные шпильки для волос, шторы были раскрыты, чтобы пропускать свет в помещение, а на шкафу даже висело платье, ожидая, когда же его наденут. Казалось, время здесь замерло на столетия, дожидаясь возвращения хозяйки.
– Это отражение… – Джеймс указал на картинку со счастливыми Генри и Персефоной. – Оно ненастоящее. Это желание, мечта, надежда, но не воспоминание. Он так сильно ее любил, что разрушил бы мир на части, стоило ей слово сказать, но она терпеть его не могла. С тех пор, как Персефона умерла, он молил совет, чтобы мы отпустили его и позволили кануть в небытие. Ты действительно думаешь, что сможешь соперничать с такой любовью?
– Это не соревнование, – грубо ответила я, вторя его же словам. Тем не менее, я сама понимала, насколько они лживы. Если я не заставлю Генри проникнуться к себе чувствами, у него не будет смысла править дальше. Сердцем он всегда будет принадлежать Персефоне. Но это не повод перестать бороться. Он заслуживал счастье, как и любой из нас, а я была не готова попрощаться навеки с еще одним человеком, занявшим место в моей жизни.
Лицо Джеймса смягчилось.
– Он никогда не полюбит тебя, Кейт, по крайней мере не так, как ты того заслуживаешь. Генри давно сдался, а ты лишь продлеваешь его муки. Было бы куда милосерднее оставить его в покое.
Я сделала шаг в его сторону, разрываясь между злостью и желанием прикоснуться к нему, убедиться, что мой Джеймс все еще где-то там, под этой маской хитрого божка, твердящего нужные слова, чтобы убедить меня уйти. Чтобы украсть бессмертие Генри и присвоить его себе.
– Ты считаешь, я должна это сделать? – теперь между нами оставалось расстояние в шаг. – Сдаться и бросить его, как Персефона?
– У нее были свои причины. Он забрал у нее все, что она любила, и заставил жить здесь против воли. Ты бы поступила так же.
Я замолкла. Разница между мной и Персефоной заключалась в том, что ей было, что терять. Джеймс робко подался вперед и обнял меня, закапываясь лицом в волосах. Я услышала, как он сделал глубокий вдох, и задумалась, чувствовал ли он запах моего лавандового шампуня или страх, вину и решимость. Через пару секунд я тоже его обняла.
– Пожалуйста, не мучай себя, Кейт, – пробормотал он мне на ухо. Я закрыла глаза и притворилась, что это все еще Джеймс. Не соперник Генри, не бог, наживающийся на моих неудачах, а мой старый добрый друг.
– Можешь сделать кое-что для меня? – спросила я, уткнувшись ему в грудь.
– Конечно. Что угодно.
Я отпустила его.
– Тогда катись отсюда и не возвращайся до весны.
Его глаза округлились.
– Кейт…
– Я серьезно, – мой голос дрожал, но я стояла на своем. – Уходи.
Он ошеломленно посмотрел на меня, засунул руки в карманы и отошел на пару шагов. На мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать, но затем парень быстро развернулся и ушел, оставляя меня одну в спальне Персефоны.
Я четыре года не давала маме сдаться и не дам сделать то же Генри. Если он не хочет жить для себя, значит, я найду способ заставить его жить ради меня.
***
Многими часами позже, когда луна поднялась в небо так высоко, что ее уже не было видно из окна, я лежала в кровати и смотрела в потолок. Хотелось заснуть и поделиться всем произошедшим с мамой; спросить совета, как мне убедить Генри бороться дальше. Но я знала, что она не скажет ничего нового – не ей решать эту проблему. Я пошла на сделку и не собираюсь сдаваться без боя.
Утро только наступило, а кто-то уже стучался ко мне в дверь. Я закопалась лицом в подушку. Ава уже ушла, когда я выскользнула из комнаты Персефоны, и у меня не было настроения рассказывать ей о последних событиях. Мне нужно пару дней, чтобы самой во всем разобраться, прежде чем об этом узнает все поместье, если уже не знало.
Хотя я не издала ни звука, дверь все равно отворилась, а затем послышались бесшумные шаги по ковру. Я старалась не шевелиться, чтобы неожиданный гость решил, что я сплю, и ушел.
– Кейт?
Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать голос Генри. Что-то забренчало внутри меня, какая-то знакомая нота, пославшая волну уюта по моему напряженному телу. Но я все равно не повернулась.
Он передвигался так тихо, что я не могла понять, насколько он близко, пока не почувствовала, как просел матрас. Прошла не одна минута, прежде чем он сказал:
– Прости, – его голос ничего не выражал. – Тебе не стоило это видеть.
– Я рада, что увидела.
– И почему же?
Не хотела отвечать. Как ему объяснить, что он не должен сдаваться? Я рисковала всем ради него и с радостью сделала бы это снова, главное – чтобы не впустую. Мне не удастся заставить его бороться, но я найду ему повод не исчезать.
Генри вздохнул. Затянувшаяся тишина только ухудшала ситуацию, потому я наконец пробурчала в подушку:
– Почему ты раньше не сказал о Джеймсе?
– Догадывался, какой будет твоя реакция, и хотел максимально уберечь тебя от боли.
– Мне больно не от того, что теперь я знаю, кто он на самом деле. Гораздо хуже, что никто здесь мне не доверяет.
На мгновение я почувствовала его ладонь у себя на руке.
– Значит, я постараюсь больше тебе доверять. Прости меня.
Его извинение, каким бы искренним оно ни было, пролетело мимо моих ушей.
– Если я пройду испытания, между нами многое изменится, правда? Жизнь перестанет быть игрой, цель которой скрыть от Кейт побольше тайн? Потому что, если ответ на это не утвердительное «да», то я вряд ли смогу это сделать.
Он провел тыльной стороной ладони по моей щеке, но это тоже продлилось не дольше секунды.
– Да. Утвердительное да. Дело не в том, что я тебе не доверяю… Просто есть вещи, которые тебе пока знать не дано. Как бы это ни раздражало, я клянусь – это ради твоего же блага.
Ради моего же блага. Судя по всему, это самое популярное оправдание, когда они делают что-то, что мне не нравится.
– И насчет Персефоны, – добавила я, радуясь, что лежу к Генри спиной, и он не видит боль в моих глазах, когда я произношу ее имя. – Я не она, Генри. И никогда ей не стану. Я не могу провести вечность, пытаясь занять ее место. Понимаю, сейчас я для тебя никто…
– Ты не никто, – сказал он с удивительной твердостью. – Даже не смей так думать.
– Дай мне закончить, – я крепче обхватила подушку. – Я знаю, что мне никогда не стать ею. Да я и не хочу, учитывая, какую боль она тебе причинила. Но если это сработает… если я пройду испытание, мне нужно знать, что когда ты смотришь на меня, то видишь меня, а не просто ее замену. Что в будущем меня ждет что-то большее, нежели место в ее тени, пока ты будешь упиваться горем всю свою оставшуюся жизнь. Если Джеймс прав, и я могу уйти в любой момент, а ты уже понимаешь, что вечность со мной принесет тебе несчастье, тогда сделай нам обоим одолжение и скажи об этом сейчас.
Шли секунды, а Генри молчал. Было несправедливо, что он так пренебрежительно относился к своему бессмертию, когда там, снаружи, были другие – включая мою маму – кто хотел жить, но не мог. Я решительно посмотрела в окно, чувствуя зарождающийся гнев и желание накричать на него, пока он не успел ответить.
– Я принес тебе подарок.
Я начала было поворачивать голову, но вовремя остановилась.
– Это не ответ.
– Не согласен, – парень скромно улыбнулся. – Я бы не стал дарить тебе нечто подобное, если бы не хотел, чтобы ты осталась.
Я нахмурилась.
– И что это за подарок?
– Повернись и сама увидишь.
Не успела я это сделать, как что-то ткнулось мне в плечо. Что-то холодное, влажное и очень живое.
Резко перевернувшись, я уставилась на черно-белый пушистый комочек, сидящий на моей кровати. Он взглянул на меня своими глазами-бусинками и завилял хвостиком. Мое сердце тут же растаяло, позабыв все печали и обиды.
– Не верь я, что ты действительно можешь что-то изменить, я бы ни за что не стал рисковать твоей жизнью, – сказал Генри. – Мне жаль, что ты не понимаешь, как важна для меня, Кейт, поскольку это в корне противоположно правде. Я никогда не хотел, чтобы ты стала Персефоной, – добавил он с печалью в голосе. – Ты та, кто ты есть, и как только появится возможность, я все тебе расскажу. Обещаю.
Я взглянула на щенка, боясь ляпнуть что-то невпопад, из-за чего Генри передумает. Вдруг он как Джеймс, и говорит то, что я хочу услышать? А если он всерьез?
– Сегодня из-за меня ты потеряла друга, а я не хочу, чтобы тебе было одиноко, – Генри погладил щенка, и тот застучал хвостом по матрасу. – В моем понимании, люди не дарят друг другу питомцев, если не ждут… – он замешкал. – Если не надеются провести вместе много времени в будущем.
Ожидание. Надежда. Что из этого он хотел сказать на самом деле?
Мне хотелось пояснить ему, куда именно Джеймс может запихнуть себе нашу так называемую дружбу, но у меня пропал дар речи. Все детство я молила маму завести щенка, но она всегда была против. Узнав о ее болезни, я сдалась – у меня не было времени ухаживать и за ней, и за собакой.
Как Генри узнал об этом? Или это случайность?
– Это… мальчик или девочка?
– Мальчик, – уголки его губ поднялись вверх. – Не хочу, чтобы у Цербера появились дурные мысли.
Я замешкала.
– Так он мой?
– Целиком и полностью. Можешь даже забирать его с собой весной, если захочешь.
Я подняла на руки щенка и прижала его к груди. Уперевшись лапками мне в предплечье, он еле дотянулся язычком до моего подбородка.
– Спасибо, – ласково сказала я. – Это очень мило с твоей стороны.
– Не за что, – Генри встал. – Пожалуй, я вас оставлю и позволю познакомиться поближе друг с другом. Он довольно дружелюбен и очень подвижен. Ему еще предстоит выучить правила этикета, но он хороший ученик.
Щенок подпрыгнул выше, дотягиваясь до моей щеки. Я улыбнулась, и когда Генри схватился за дверную ручку, вскликнула:
– Генри?
– Да?
Я поджала губы, пытаясь подобрать нужные слова, чтобы он остался. Чтобы старался не только ради моего блага. Но безрезультатно. Время шло, растягиваясь до неприличия и, в конце концов, я пропищала:
– Пожалуйста, не сдавайся.
Он ответил так тихо, что я еле расслышала:
– Постараюсь.
– Пожалуйста, – повторила я, на сей раз более настойчиво. – После всего произошедшего… ты не можешь. Понимаю, ты тоскуешь по ней, но…
Наступила неловкая тишина.
– Но что?
– Прошу, просто… дай мне шанс.
Он отвернулся, и в тусклом утреннем свете я увидела, как опустились его плечи, будто он пытался сделаться максимально незаметным.
– Конечно, – Генри открыл дверь. – Спокойной ночи.
Я уткнулась носом в макушку щенка. Не хотелось, чтобы он уходил. Можно сыграть в карты, поболтать, почитать – да чем угодно заняться, лишь бы это не напоминало ему о Персефоне. Он заслуживал отдых после сегодняшней ночи. Мы оба.
– Пожалуйста, останься, – выпалила я.
Но когда подняла взгляд, его уже не было.
ГЛАВА 13
РОЖДЕСТВО
Следующие пару недель встречи с Генри были просто невыносимыми. Мы продолжали проводить вместе вечера, но они утратили свою непринужденность. Каждая беседа и случайное касание вызывали дискомфорт. Он ни разу не посмотрел мне в глаза, и чем ближе было Рождество, тем больше он отдалялся. Тем больше мне хотелось вырвать себе волосы и поставить ему условие: либо ты возьмешь себя в руки, либо я уйду. Проблема в том, что эта угроза пустая, и он с легкостью это поймет. Более того, я боялась, что он ей воспользуется.
– Не понимаю, – сказала я, шагая взад-вперед по тротуару. – Он ведет себя так, словно не хочет иметь со мной дела.
Мы с мамой устроились возле детской площадки в Централ-парке. Несмотря на глубокие сугробы, окружавшие поместье с наступления зимнего солнцестояния и окончания первой половины моего пребывания там, в моем сне царила середина лета. Вдалеке слышались детские крики, но я была слишком сосредоточена на поведении Генри, чтобы наслаждаться обстановкой.
– С чего ты взяла? – спросила мама. Она сидела на лавочке и наблюдала за мной с совершенно спокойным выражением.
– Не знаю! – раздраженно огрызнулась я. – Что, если он действительно сдался? Что тогда делать?
– Продолжай бороться за него, пока не исчерпаешь все возможности, – в ее голосе слышались стальные нотки, заставившие меня задуматься, так ли ей все равно, как кажется. – И даже после.
Я засунула руки в карманы. Она прекрасно понимала, что не все так просто, как на словах.
– Джеймс сказал, что другим девушкам не удалось пережить Рождество… как думаешь, может, поэтому он меня избегает? Думает, что я могу в любой момент откинуть коньки?
– Возможно, – кивнула она. – Или он понял, что любит тебя, и боится потерять.
Я фыркнула.
– Слишком толсто, мама. Он даже не смотрит на меня.
Та вздохнула.
– Кейт, это ты проводишь с ним время, тебе виднее. Я сужу лишь по твоим рассказам. Если Генри действительно так несчастен, то я сомневаюсь, что кто-то другой сможет вытащить его из этого состояния.
– И как, по-твоему, я должна это сделать? – не хотела грубить, но вышло довольно резко. Тут же почувствовала себя виноватой и поплелась к маме. Она подвинулась, и я устроилась рядом.
– Как бы там ни было, ты на это способна, – она убрала выбившуюся прядь с моих глаз. – Если ты готова сделать это ради него, дать ему повод жить, то учти – легко не будет. Как и пройти оставшиеся испытания.
Я нахмурилась, в сотый раз за неделю копаясь в собственном разуме и пытаясь что-нибудь придумать – безнадежно. Мой единственный проблеск гениальности касался рождественского подарка – и тот был под риском провала.
– Но ты ведь осторожна, дорогая? – спросила мама с обеспокоенным выражением. – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Если то, что он говорит, правда, и тебе действительно грозит опасность…
– Все нормально. Клянусь, пока что никто не пытался от меня избавиться. А если мне не удастся убедить Генри, что моя компания не так уж плоха для вечности, то лучше пусть меня убьют.
– Не говори так! Мне плевать, что произойдет в последующие три месяца, но ты не должна сдаваться, поняла?
Ее пыл удивил меня до такой степени, что я выпрямилась.
– Да я и не собиралась. Но если Генри не приложит усилий, то умрет, а ты… – мама тоже умрет. Ясное дело, что это неминуемо, но я еще не готова сказать «прощай». До весеннего равноденствия оставалось аж три месяца, и я намеревалась насладиться каждым мгновением нашего совместного времени. Даже Генри не стать преградой на пути к этому.
– Что бы ни произошло со мной или Генри, ты просто обязана двигаться дальше, – сказала мама ласковым тоном. – Ни один из нас не достоин, чтобы вот так сдаваться, и если ты это сделаешь, то окажешься не лучше него. Но я знаю, что ты не такая, ведь правда?
Я молча кивнула. Будь у меня мамина сила и уверенность, мне наверняка не было бы так сложно убедить в том же правителя Преисподней.
– Может, ты с ним поговоришь? Могу поспорить, он к тебе прислушается.
– Скорее всего, – что-то мелькнуло в ее глазах, но я не поняла, что это было. – Но это твоя задача, милая, и я знаю, что ты справишься.
Либо так, либо все умрут.
– Надеюсь, ты права.
Она смачно чмокнула меня в щеку.
– Я всегда права.
Не успели мы и слова сказать, как небо потемнело. Я недоуменно подняла голову, а когда повернулась к маме спросить, что происходить, она исчезла, сменившись последним человеком, которого я хотела сейчас видеть.
Джеймсом.
– Какого черта ты тут делаешь? – вскочила я на ноги. – Что ты сделал с моей мамой?!
– Все хорошо, – он встал за мной. Я спешно выбежала на тропинку, пытаясь найти маму, но он быстро нагнал меня. – Кейт… послушай. Твоя мама в безопасности. Я хочу поговорить с тобой.
– И ты решил лишить меня единственного момента, который я могу с ней провести? – я повернулась, и он резко остановился в паре сантиметров от меня. – Ты не можешь так поступать просто потому, что являешься каким-то там божком! Я предупреждала, чтобы ты держался подальше от меня!
– Знаю, – Джеймс засунул руки в карманы и сделал такое жалостливое лицо, что я умудрилась забыть, что это он здесь плохой парень. – Клянусь, мне нужно всего пару минут, а затем все вернется в норму. Только выслушай меня.
Я раздраженно вздохнула.
– Ладно. У тебя пять минут.
– Их вполне достаточно, – он было улыбнулся, но опомнился, встретившись с моим ледяным взглядом. – Это не я пытался убить тебя.
Я удивленно заморгала. Никак не ожидала, что разговор будет об этом.
– Ты – самый очевидный подозреваемый, – протянула я. – Отнекивайся сколько хочешь, но с моей стороны было бы глупо верить тебе без всякого доказательства.
Он как-то странно, чуть ли не архаично кивнул головой. Довольно грубое напоминание о том, кто и что он такое.
– Я бы и не стал просить об этом. Если хочешь – спроси у Генри. По ясным причинам я никогда не принимал участия в испытательном процессе. Ты моя подруга, и я никогда бы не причинил тебе вред.
– Поэтому я так долго продержалась? – язвительно поинтересовалась я. – Потому что мы друзья?
Его лицо помрачнело.
– Я уже сказал, я не убийца. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы это понимать.
– В последнее время я сомневаюсь, что вообще тебя знаю, – рявкнула я. По крайней мере, ему хватило приличия сделать робкий вид.
– Ты продержалась так долго, потому что мы приняли чрезвычайные меры, дабы обеспечить твою безопасность. Стража, эскорт, пищевой дегустатор – ты понятия не имеешь, как пристально за тобой следили.
По спине прошла дрожь.
– Прошел целый век, а вы так и не знаете, кто это делает? А я-то думала, что боги всезнайки.
Он сухо рассмеялся.
– Было бы неплохо. Я бы решил кучу проблем. Но нет, мы не все знаем. Мы искали улики, сменили персонал, допросили всех, кто был замешан, но безрезультатно. Генри даже спускался в Подземный мир, чтобы поговорить с умершими девушками, но они ни разу не видели убийцу.
Я нахмурилась. Как бы трудно ни было Генри из-за того, что я нахожусь в зоне опасности, даже представить не могу, как тяжело было общаться с девушками, которые умерли из-за него. По крайней мере, так он, без сомнений, считал.
– И что? – за раздражением я пыталась скрыть страх. – Если уж вам не удалось разобраться, то мне и подавно. Зачем ты это рассказываешь?
– Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Тебе не обязательно доверять мне, чтобы хотя бы прислушаться к моим словам и сделать все нужное ради собственной защиты. Генри позаботился о том, чтобы убийца уже не смог воспользоваться старыми методами атак. Но это только значит, что он придумает что-то новое. Генри это понимает, мы это понимаем, и ты тоже должна это понимать.
– Отлично, – я закатила глаза. – Так теперь мне остерегаться не отравленной еды, а роя смертоносных пчел? Наковальни, что вот-вот упадет мне на голову? Чего именно?
– Всего необычного. Если у тебя появятся хоть малейшие подозрения, что что-то не так, сразу беги. Мне плевать, как сильно ты им нравишься. Кто-то в этом доме хочет твоей гибели, и если ты надеешься пережить испытания, то никогда не должна забывать об этом.
Я не ответила. Жить в Эдеме стало для меня привычным делом, и хоть он был не идеален, я, по крайней мере, перестала чувствовать себя несчастной. Мысль о том, что моим убийцей может быть кто-то из знакомых – друзей – потрясла мою уверенность больше, чем хотелось бы признавать. Я впервые задумалась, что на кону стоит не только жизнь Генри и мамы. Моя тоже.
– Зачем ты мне это говоришь? – тихо спросила я, когда воздух сотряс гром. – Если я умру, то Генри канет в забвение, и ты добьешься всего, чего так хотел.
– Не всего, – он потупил взгляд.
Не успела я обдумать, имел ли он в виду потерю Генри или меня, как небо разверзлось. Впервые в моем сне шел дождь.
– Пообещай, что будешь осторожна, – прокричал он сквозь ливень. – Обещай, что не станешь делать ничего безрассудного!
Я кивнула. Как бы отчаянно мне ни хотелось обрести хоть маленький кусочек счастья в оставшихся клочьях моего существования, я не собиралась отдавать за него жизнь. Ради мамы – несомненно; но не ради себя.
– Спасибо, – его плечи опустились от облегчения. – Увидимся весной. И еще, Кейт?
Я молча взглянула на него, парк потихоньку начинал растворяться.
– Мне жаль, – это последнее, что я услышала, прежде чем вокруг меня сомкнулась тьма.
Очнулась я одна в своей кровати. Хотя злость на Джеймса никуда не делась, меня не покидала одна мысль: что пока я изо всех сил боролась за жизнь мамы и Генри, возможно, он столь же отчаянно боролся за спасение моей.
***
Рождество было единственным праздником, отмечаемым в нашей семье. Наша крошечная нью-йоркская квартирка едва вмещала в себя елку, но мы все равно умудрялись впихнуть ее в угол гостиной, после чего часами облагораживали комнату. «Маленький кусочек природы в каменных джунглях», – так говорила мама, когда мы заканчивали и оценивали свои старания.
Елка в Эдеме, возвышающаяся до потолка и занимающая половину зала, приуменьшает нашу домашнюю елку до размера веточки. Не прошло и ночи, как их расставили по всему поместью, и всю неделю в коридорах витали ароматы рождественского печенья. Персонал сиял от радости в преддверии праздника, а воздух накалялся от общего счастливого настроения, от которого я не могла избавиться даже в неудачные дни. Я ожидала, что они будут праздновать зимнее солнцестояние, но Элла уточнила, что ради меня они отпразднуют и Рождество.