Текст книги "Я буду держать тебя (СИ)"
Автор книги: Эйлин Торен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
Она замолчала, ожидая, наверное, какой-то реакции от Дениса, но он промолчал, ожидая продолжения.
– Я очень переживала, мне казалось, что, ну, вот встала же я после травмы, снова на коньках, пусть, конечно, без возвращения в спорт, но всё же – говорили, что я не встану вообще. Ходить не буду, не то что кататься. Я думала, что раз там я справилась с телом своим, то беременность – это же… тоже самое… чего сразу, что надо прерывать? Но Паша, как и врачи, был за это…
– В пизду такой расклад, я бы на его месте тоже так сказал, – согласился Денис.
– Вот ему тогда чуть больше, чем тебе сейчас, было, – грустно улыбнулась Ида. – Он меня каждый день изводил, чтобы ехать к врачу, чтобы не рисковать, а я всё не понимала почему он так. И в итоге сказал “делай, как знаешь”, а я… я… на нервах выкидыш случился.
Снова повисло тяжёлое молчание.
– Мы с Пашей тогда чуть не развелись, – Ида вдруг поняла, что никогда ни с кем об этом не говорила.
Тамара Андреевна поддерживала, но вытаскивая на откровенные разговоры, придерживалась позиции – говори, что хочешь, а Аделаида молчала конечно о проблемах в семье. Марго скорее просто пыталась взбодрить, наваливала какие-то свои дела, вытаскивала из дома. Папа, который тогда уже очень болел, просто ничего не знал – она не хотела его тревожить своими бедами, хотя сейчас казалось, что он наверняка всё знал.
А теперь ведь нашла когда и, главное, кому рассказать – Денису!
– Наверное надо было, – заметила не без укола боли внутри. – Мы год сексом не занимались, варились в этом. Но пережили как-то… только, он же не должен теперь до конца своих дней вот так со мной – без детей, без надежды на будущее какое-то. И я понимаю… всё… ему всего сорок один.
Денис молча завёл движок, Ида уставилась на него в недоумении, а он повернул руль, выезжая с места парковки у дома.
– Что ты делаешь? – выдохнула она, понимая, что он уезжает. Собственно с ней вместе, слышала блокировку дверей.
– Жрать хочу, – выдал Сорокин, ускоряя автомобиль, на секунду, при выезде на проезжую часть, перехватил руль и пристегнулся, потому что машина начала подавать сигналы с требованием фиксации ремней безопасности. – Пристегнись.
19
– Денис, – Ида, конечно, возмутилась, пристёгиваться не хотела, у неё мелькнула мысль, что можно заставить, потребовать, чтобы он остановился, но Сорокин выехал на дорогу, перестроился в крайний левый и прибавил газу.
– Есть тут, где перекусить? – спросил он, когда Ида всё же пристегнулась. – Или в магаз надо бы заехать… О, а ты можешь мне приготовить что-нибудь?
– Что?
Аделаида вообще не понимала, что происходит. Её трясло от воспоминаний, ей горько было, ком этот во рту, глаза на мокром месте.
Она была уверена, что смирилась с произошедшим – с травмой, с потерей ребёнка, с тем, что многие вещи для неё под запретом. Но оказывается, начала рассказывать и её провернуло беспощадно. Ей стало так жаль себя, невозможно, до воя жалко.
И было важно, кому она это рассказывает? Да?
Дело же именно в Денисе?
Но она воспринимала его, как просто… просто… парня на ночь? Просто переспали. Просто секс? Или…
Он грубый, взрывной, неугомонный, с ним невозможно нормально разговаривать! Невозможно! Ему всё пох, не важно.
И вот же, вот, доказательство – она ему душу вывернула. А он? Жрать хочет? Или просит, чтобы она ему приготовила? Совсем что ли?
Зачем она вообще во всём этом?
Обида стиснула внутренности.
– Что-нибудь, очень домашней еды хочется, – будто и не замечал её вздёрнутости, раздрая, обиды.
Похерист эгоистичный, как есть!
Аделаида хотела сказать, чтобы он вернул её назад, но Денис продолжил.
– Я не умею просто, на полуфабрикатах живу или вот где-то заехать, пожрать, а мест маловато, где хорошо готовят. Точнее, я неприхотливый, но вкусно тоже хочется. А я… короче это вообще не моё, – он рассмеялся, – у меня даже котлеты готовые горят, жру, конечно, как есть. Хотя сейчас на хате у друга аэрогриль – прикольная штука. Но вот я у тебя пельмени эти, или борща тогда поел, бля, как офигенно. У меня столько флешбеков из детства случилось.
Аделаида зависла на него, с этой просьбой, хлопала глазами, как идиотка. Разве что рот не открыла от охреневания.
– Знаешь, тогда, когда папа работал, не пил. И я приплетался с трени, а там борщ, котлетки с пюрешкой мама приготовила. Кайф ваще! А потом батя работу потерял, пить начал, – Сорокин говорил так, будто байку травил. – И в общем сначала пропали котлетки с пюрешкой, потом и борщ. Помню, как он отправил со всей дури тарелку в стену, вот в этот… как там его, где кафель на стенке возле мойки, там, плиты?
– Фартук, – подсказала слово Ида, едва слышно, потому что горло сдавило, когда всматриваласб в улыбающегося Сорокина. Тот глянул на неё мимолётно, кивнул.
– Ага, вот по фартуку этому, красиво так розовым растёкся, живописно, – он снова вернулся к дороге. – А потом пиздюли отхватили и мама, и я, и пёс. Ну, и борщей больше мама не варила. А потом он сел, – повёл головой Денис. – И мама какое-то время пыталась собраться, чтобы вернуться в какую-то колею, но не справлялась. Пахала и пила. Я тогда очень хотел, знаешь, вот зарабатывать этим ебучим хоккеем, чтобы помогать.
Ида кивнула. Её скрутило от его рассказа. Сильнее, сильнее. Слёзы сдерживать было всё сложнее и сложнее. Наложилось на уже болезненное её собственное…
– А потом батя вышел и они стали вместе бухать, а я из дома ушёл, – пожал плечами Сорокин, словно в этом нет ничего такого, необычного. – И жил так у кого придётся, кто пустит. Вот у Козыря долго жил. У него родители офигенные. Батя просто зачётный, и мама добрая, мировая. И они… бля, как она готовила, и борщи эти. У неё прям офигенный борщ и голубцы. А ещё батя у Козыря охуительный плов делает! Прям вместе с тарелкой можно съесть.
– Сколько тебе было? – выдавила Ида.
– Лет пятнадцать, – небрежно отозвался Денис. – О, а это тот маркет, где можно всё купить оптом? Да? – ткнул в сторону торгового центра, где в отдельном здании располагался известный супермаркет.
– Да, – Ида никак не могла понять настроение, в котором пребывал Сорокин. – Только там очереди сейчас наверное.
– Ты спешишь куда? Не? Супер, тогда заедем, – он просто перестроился из ряда. – Мороженого хочу, у них там продаются же большие порции? Ну, и херли ты мне сигналишь? Бля, вижу я тебя, проезжай быстрее и не дрочи, сука, дорога пустая! – тут же взорвался он на другого водителя.
Но Аделаида словно не слышала, она утонула в том, что только что рассказал.
– А потом Сергеич, ну, Минаев, узнал, и в общагу меня определил, – они заехали на парковку, Денис продолжил, как ни в чём ни бывало. – Но готовить я так и не научился, вообще не моё, – он рассмеялся. – Сейчас бабло-то есть, но всё равно, хуйня же… но я и не думал, что мне так не хватает домашнего, пока у тебя борщ не поел. Прям круто.
Ида нахмурилась, покачала головой, улыбаясь как-то нелепо, ей казалось.
– И хули ты творишь, слышь? Бля, тормоза! Вперёд выезжай, мудень, там же места дохуя! – Денис просигналил водителю, который очень медленно выезжал задним ходом на парковке у магазина и сейчас явно резко нажал на тормоза, услышав сигнал другого автомобиля.
Сорокин разразился ещё большей руганью, проехал дальше, припарковал машину в пустом месте, потому что несмотря на поздний вечер, как ни странно машин на парковке было совсем немного. Вышел.
– Ну и? Нех на меня смотреть, на дорогу смотри, уёбок! – проорал он в сторону того самого отъехавшего автомобиля, водитель которого посмотрел на Дениса.
Аделаида подумала отчего-то, что странно спокойна в этой ситуации. А ведь её всегда очень напрягали такие бытовые конфликты. Агрессия.
Она сама умела держать баланс, старалась не взрываться там, где это было не нужно, или бесполезно. Паша тоже порой не сдерживался и мог поорать, но у Иды в такие моменты сердце уходило в пятки. Откровенно страшно было.
А с Денисом…
Он же просто намеренно выходит на конфликт и это просто внутренний раздрай, ничего другого. Он уверен в себе. А она уверена в нём?
Странно, неужели Ида не доверяла Паше так, как думала, несмотря на все эти годы вместе. А Сорокина знала несколько дней, а доверие титаническое и вообще плевать на эти его всплески, на провокации.
Она даже представить не может, как он во время реальных матчей заводится и сколько там ярости неконтролируемой, в его-то амплуа! То, что видела на этой их игре “тренерской” – фигня же, так, шуточки.
И во всём этом круговороте мыслей, Ида почему-то вспомнила, как видела сброшенный Денисом звонок от мамы.
– Ты тогда с мамой говорил, точнее не поговорил, – спросила, когда он обошёл автомобиль и помог ей выбраться.
И это тоже отчего-то – вот он только что собирался морду бить незнакомому мужику, который не так на него посмотрел, и тут же дверь ей открывает и руку подаёт. Почти на руках вытаскивает из машины. И спокоен. Почему он так спокоен?
Денис нахмурился, будто и не помнил о чём именно она говорит:
– Не говорил, – всё же мотнул головой. – Она звонит, потому что хочет денег. Типа Новый год, каждый год одно и то же…
Сорокин пропустил Иду вперёд. Закрыл машину и протянул ей руку.
– Я очень надеялся, что они перестанут пить, что выровняются. Если надо я оплатил бы специалистов, но, – Сорокин вздохнул. – В итоге я плачу за квартиру, чтобы они просто не пропили её и не оказались на улице, и перевожу им сумму денег, фиксированную. Десятого. Мне срать, что они делают с этими деньгами, но у меня всё записано, все переводы, все оплаты. Ибо нех.
Ида, кажется не смогла скрыть недоумения, которые вызвали его последние слова. И нет, Денис не производил впечатления… вот, чтобы – зачем он записывает?
– Чтобы она не потащилась на шоу какие, – заметил конечно Сорокин озадаченность Иды, её секундное замешательство, как рука напряглась в его ладони. – Она может, увы, это же как и наркоманы – лишь бы налили… в данном случае денег заплатили, которые на бухыч потратить можно.
Аделаида слегка согласно кивнула, а они зашли в магазин.
– Что ты хочешь, чтобы я приготовила? – кажется ей было просто необходимо сделать это, он же не просто так рассказал. Не просто так утащил её. Да? Ей так хотелось верить в это.
– А что можно? – они дошли до холодильников. – Мороженое! – Ида видела, как у него лицо стало счастливым и детским и не сразу поняла, что он уставился на огромные лотки с лакомством. – Бля… клубничное и вишнёвое.
– Что? – она глянула в холодильник. – Два с половиной килограмма? Два вида? Это пять? У тебя там морозилка какого размера?
– О, твою ж, точно – два могут в морозилку не влезть? Но она большая. Или… хм… – сокрушился Сорокин. – И как выбрать?
– Здорово, что ты не сразу решил всё это уговорить. Зачем так много, Денис?
– Люблю мороженое, ты что не любишь?
– Мне нравится, но я не покупаю два с половиной килограмма, да и полкило не покупаю.
Сорокин фыркнул пренебрежительно. А Ида глянула в другой холодильник.
– Ты скажи, какое выбрать-то? – реально задумался он.
– А может вот? Смотри, тут по полтора кило, два можно купить и будет тебе три кило, и вкусы разные, – она сама с интересом уткнулась в изучение лотков с мороженым.
Сорокин уткнулся головой в её голову, нахмурился на мгновение. А потом просиял.
– О, класс, это мне нравится! – взял один, потом другой, потом третий.
– Может напоследок надо брать? – поинтересовалась Ида, когда получила благодарный поцелуй куда-то в глаз.
Ей было так смешно – только и сказала сейчас это умное и почувствовала, что тётка… тётка она, а он пацан молодой.
“Мамочка…”
И что она тут с ним вместе делает?
– Не, вдруг заберут, – тем не менее отреагировал Денис спокойно.
А Аделаида огляделась по сторонам. В супермаркете, как ей показалось находилось человек двадцать, не больше. И это невероятно странно – на носу праздники, все затариваться должны, а тут пусто.
Сорокин тоже осмотрелся, но при этом ухмыльнулся и пожал плечами, утаскивая её дальше.
– О, а рыбу можно?
Ида заморгала в недоумении, потом перевела взгляд на витрину с рыбой.
– Приготовить рыбу можно? – пояснил Денис.
– Можно, – улыбнулась она. – Какую хочешь?
– А лосось?
– Он дорогой.
И снова отругала себя. Она-то экономила по жизни, и такую рыбу только по акции брала. А Сорокину это явно не нужно.
– Пффф, пох, херачим! – они дошли до выложенной охлаждёнки. – Только я выбирать не умею. Вот тот?
Выбрал… ткнул в половину рыбины. Ида округлила глаза.
– Или целую лучше? Я где-то читал или по телеку смотрел, что целая лучше, да?
– Ты умеешь разделывать?
– Нет, – мотнул он головой и уставился на неё.
– Я тоже, – развела руками Ида.
– Но они умеют, если попросим, разве нет?
– Половина, Денис, не много?
– Нет, я съем, – радостно и счастливо заявил Денис. – А что можно с ней сделать?
– Пожарить, испечь…
– А пюрешка?
Ида рассмеялась:
– И пюрешку, конечно. Из обрезков по брюху можно сварить суп.
– Это, как вот в детстве, этот… из консервов? Горбуша, да?
– Мажор, хренов, – ткнула его в корпус Ида. – Но можно и такой.
Они дождались, когда к ним подойдёт сотрудник маркета, взвесит и упакует рыбу, промаркирует её.
– А теперь пошли за картошкой на пюрешку тебе, горе луковое.
– В смысле настоящую?
Она встала и уставилась на Дениса.
– А какую? Ненастоящую?
– Я покупаю порошок, чтобы пюре сделать, – честно и без задних мыслей ответил Сорокин.
– А вот этого я, – сделала упор на местоимении Ида, – не умею.
– Да и не надо, картошка настоящая, так и отлично, – но его же не подцепить, да?
– Молоко?
– У меня есть. Хотя… давай ещё возьмём, и кефира…
Конечно, четыре литра. И ещё конфет. И печенья. И всё это вот такими огромными коробками. А потом Аделаида офигела от того, что это ему на недельку…
Потом, позднее, она узнает, какой Денис проглот. Но сейчас в магазине, с ней происходил сюр какой-то. Только внутри этой властной руки Сорокина, которая обнимала её постоянно, словно прилипла, притягивала под бок к нему, или обнимая так, чтобы она была между ним и продуктовой тележкой, Ида чувствовала себя невероятно хорошо.
Это же не так должно быть… в очередной раз… это просто секс и больше ничего. Ей нельзя пускать его дальше, ей это и не нужно. Ему это не нужно! Тем более такая разница в возрасте…
И снова накатывало непонимание, она тонула в сомнении и своих тяжёлых мыслях, но тут Денис шутил или подтягивал на себя, целуя куда придётся. И Ида растворялась в этом. Невольно тревожно, но, фьюх, и нет ничего, кроме такого основательного тепла Сорокина, защиты какой-то всеобъемлющей.
И кружку он ей купил. Не простую.
На кассе она уловила, как ей показалось, этот странный взгляд кассира, осуждающий или может недоверчивый, но Денис и тут – пока карту прикладывал в терминалу для оплаты, сгрёб Аделаиду и…
Представить невозможно, как они смотряться вместе – его перекошенное лицо с синяками и разбитым носом, она в кедах и спортивном костюме, растрёпанная и нелепо улыбающаяся.
– Это же неприлично, – возмутилась, когда он вынес практически её из магазина, вместе с этими его килограммами еды “на пару дней”.
– Чё? – приподнял бровь со шрамами. – Пох вообще, они тебе все кто? Даже, если знакомые какие, не их собачье дело, пусть на себя смотрят, а не на других.
В этом был весь Сорокин – открытый и широкий. И взрывной.
Иде казалось, что контролировать такого просто невозможно, даже мысль пришла, что вообще не понятно, как с ним тренеры справляются.
Дома у него она ни разу не была, но знала, что это не его, что он живёт у друга, или снимает у него. Квартира огромная, в хорошем районе, всё люксовое и новомодное. Даже зайти на этаж можно по лицу.
Денис пошутил, что удивительная хрень, но даже его перекошенную раздолбанную рожу считывает.
Перекошенную… как же!
Но, если он и хотел, чтобы она поспорила, сказав комплимент, что всем бы такую рожу, особенно, когда разбитая, то всё это улетучилось, как только они переступили порог квартиры.
Сорокин закрыл дверь, положил пакеты возле и сгрёб женщину в охапку, прижимая её спиной к себе.
– Прости меня, – шепнул в затылок, озадачивая и запуская все эти дурацкие реакции, которые провоцировал в ней, несмотря на то, что она так отчаянно боролась. Пыталась. Безуспешно.
– За что? – теряя голос шепнула Ида, задрала на него голову, чтобы видеть.
– За вчера, – честно и открыто ответил Денис. – Мне очень жаль, я повёл себя, как мудак. Я не хотел обижать. И… прости…
Он сглотнул. Ида видела, что ему жаль очень искренне. Но и столько времени Денис никак не возвращался ни к ссоре, ни к тому, что они обсуждали в машине. И женщина поняла, что отпустило и вообще не разу не злится на него. Больше на себя.
Удалось развернуться в его руках, обнять лицо ладонями.
– Ты тоже прости, – ей было жаль. Его очень жаль. Этот его рассказ. И борщ этот…
Денис кивнул, нагнулся и поцеловал её. Внутри моментом всё перевернулось, потянуло.
Что ж такое, Ида сама малолетка!
Сорокин запустил руки под толстовку, замер, разрывая поцелуй.
– Это что там у тебя, – потянул за ворот, потом задрал одежду. – Ебать… – присвистнул так пошло, что Ида почувствовала, как краснеет.
Вот же – реакция на простую ночнушку.
– Это ночная рубашка, – возмутилась она, – я спать собиралась, вообще-то, когда ты позвонил и не оставил мне выбора этими своими пятью минутами – на рубашку одежду и натянула.
Денис вообще кажется не слушал её, руки накрыли полушария груди, он снова накрыл губы Иды своими, словно затыкая все эти её оправдания и пояснения.
– Шикардос, – прохрипел в неё Сорокин, а потом совсем отключая голову напором своего поцелуя.
– Мороженое, – выдохнула Ида, ругаясь на себя, но и понимая, что они сейчас из этого коридора никуда не уйдут, – растает совсем.
– Бля, – рыкнул Денис, с невероятным трудом отрываясь от неё, но и скинул кроссовки и взял пакеты, проходя из квадрата прихожей дальше в темноту, правда стоило переступить какую-то незримую грань, как включился приглушённый свет.
Аделаида тоже разулась и пошла за ним.
Готовить… чёрт… она согласилась готовить. Глянула на часы – двенадцать ночи. Надо написать Вите, чтобы не ждала? Получается так?
Или всё же получится улизнуть от него, когда она сделает обещанное.
Где-то там, глубоко, она слегка улыбнулась, изучая широкую спину Дениса, который снял и кинул на стул свою толстовку и, оставшись в футболке стал закидывать продукты в холодильник.
Аделаида знала, что он её не отпустит. Знала. Сомневалась в этом? Чуть-чуть. Но так безумно этого хотела. Так сильно. До слёз.
И уже чуть позднее, когда она начала готовить рыбу, перед этим помогла Денису чистить картошку, после чего, порезав, поставила на огонь, ощутила эту волну желания от него ещё до того, как он подошёл и, расставив руки на разделочном столе так, чтобы Ида оказалась в плену, поцеловал её затылок и шею сзади.
– Денис, у меня руки в рыбе и у меня нож, – проговорила Аделаида, но уже совсем нетвёрдым голосом, совсем неуверенная в чём бы то ни было. Особенно, кто она такая и где…
Сорокин властно прижался к ней всем телом. Жарким невозможно.
– А разве красную рыбу нельзя есть сырой? – прошептал в плечо, спуская губами лямку рубашки. – И я выжил после сковородки раскалённой, что мне твой нож?
– Давай… я… Денис… – и просьба дать ей закончить ушла в никуда.
– Очень соскучился, – признался он, перемещая руки на талию, стаскивая штаны эти её спортивные, при этом руками снимая с ног, откидывая куда-то, а поднимаясь целуя уже ноги, попу, слегка задирая ткань ночнушки, переходя на спину.
– Я же не денусь никуда, – нервно выдохнула Ида, очень сильно желая, чтобы он ни в коем случае не стал ждать.
И конечно, как иначе, это же Денис – у него с терпением совсем плохо. Хотя сегодня показал себя совсем с другой стороны. Удивительно. Но и понятно, что сейчас уж терпеть и ожидать не станет.
– Даже, если собиралась, – ухмыльнулся Сорокин, прижимая к себе одной рукой, а потом вытаскивая нож из рук женщины, другой. – Я быстро. Сейчас.
И это тоже. Порочный. Пошлый. Со своей властной тёмной аурой, подчинявшей себе Аделаиду полностью. Властитель. И сейчас ведь ей бы возмутиться, что он такое сказал, а она поплыла, дрогнула. Будто уже не спастись и этот секс на немного, пару раз, не больше… только секс. Только. И так и должно быть, если это секс. Всего лишь? Это же уже определённый отпечаток должно отложить, но…
20
Денис укусил её за другое плечо, потом уложил корпусом почти в эту самую рыбу, но ему плевать было. Ада выводила его на эмоции, которых хотелось, как закинуться кайфом, чтобы не всплывать оттуда вот, из этого охеренного состояния – срать, что наверное с ней так нельзя, но и нет… можно.
Он же чувствовал эту отдачу, находившую волной, в руках вибрировала. Аде вообще не надо много, чтобы кончить, как и ему, потому что он терпел столько времени.
Сука.
Она вчера наждачкой по нему прошлась, сломала кайф вызванными и скрутившими виной и обидой. Охерела. И он ведь так злился. Адски злился! Чуть не въебался по дороге, до того как, решил, что надо всё же бухать там, где понятно всё – только поэтому поехал к Козырю, наплевав на то, что там Витка тусила.
И Дениса крыло это. Разрывало до воя – все бабы стервы и суки? У него или никак или вот так – и он убеждался, убеждался же, да? Примеров вокруг тьма!
Прессанул на этой эмоции Виту, хотя не надо было. Но по итогу – Колян разрулит, да?
Сорока вообще никогда не понимал, что такое это – не можешь забыть, избавиться, выкинуть из башки. Это же просто…
А вот Аделаиду не получалось. Вообще. Пусть он для себя что-то там решил, что-то там попытался утрамбовать, внутри разозлиться, но прилично накидавшись, ведь собирался ехать к ней после Козыря.
Собирался.
Штурмом взять квартиру эту её, даже дверь снести, и объяснить, что шипеть на него, как змея ядовитая, нельзя, нельзя кидаться вещами и особенно посудой. Его так переклинило, что… он же едва сдержался, чтобы нормально среагировать. А она? Сковородка, бля!
И Денис обязательно трахнул бы её, в воспитательных целях. Потому что одного раза видно не достаточно!
Только такси вызвал Козырь, адрес обозначил хаты Щербакова.
И Ден, приехав, снова взорвался, накрутил себя, но тут же понял, что ведёт себя аккурат, как его отец по жизни. Только у Дениса в обличии от папули мощь была… Он, как локомотив без тормозов. И с горки.
Раз за разом въезжая в это, ненавидел это поведение и себя в нём до тьмы в глазах. Только это и получил в наследство. Бля!
И даже бухой, Сорока не хотел, чтобы Аду коснулась эта его сторона, пусть он уже сделал это, пусть он уже прессанул… а значит сейчас усугубит? Сделает хуже.
Потому он пожелал водителю удачи и вышел.
Поднялся в квартиру и рухнул в кровать, забывшись пьяным сном.
И это утро с этой “Сашенькой”, холод от Аделаиды в его сторону, будто его не было, а потом выходка на льду. Восторг внутри Сорокина от лёгкости, с которой она сделала эти прыжки, и потом срубило переживанием Шепелевской…
Пусть Ада и посмеялась над реакцией своего тренера, но Денис ухнул в неё. Он испугался.
А дальше статьи.
И она не отвечала на звонки! Она его и правда в чс кинула, охуела!
Что ему было делать?
И когда она вылетела к нему, злюкой этой, валькирия карманная, мелкая заноза, ему не говорить хотелось, а утащить её на заднее сидение тачки. Он даже забыл, что хуже накосячить уже не может, что потерял её.
Потому и сидел, как прибитый, пока она выговаривала все эти откровения. Выпотрошила его. И больше всего херачило, что Сорокин бессилен. Он даже не мог пойти и прибить этого Давыдова – потому что тот, сучёныш, сдох!
Денис никак не мог выкинуть из головы образ Ады на фото с награждения, которое было прикреплено к статье о ней.
Солнечная и мелкая, мягкая, нежная. Невероятная. Сорока через фото понимал, как она тяжело дышала, как сдерживала слёзы в тот момент. Видел кроху… она и сейчас кроха, а тогда?
И этот уёбок её уронил?
Денис не собирался изливать Аде душу, не собирался говорить всего этого про себя. Он не хотел компенсировать, или уровнять их, нет, он просто пытался заглушить её боль, своею… там… у себя глубоко внутри. Потому что болело, бля, до сих пор. Столько лет, а он никак не унимался, никак не отпускало его это беспросветное днище.
А теперь, делая это быстро и жёстко, он просто… это как принять обезбол, который быстро действует. Ему надо. Сейчас. Очень надо. Срать на то, что быть может Ада не кончит, срать, что он будет грубым мудаком, но она въелась, сучка такая, цепанула, дёрнула и вывернула его с корнями. И как ему теперь?
Он так не умел. Он такого не знал. Он охуевал от того, что происходило с ним, когда она была рядом.
И, чтоб ему, Денис почувствовал, что Ада сейчас кончит вместе с ним, несмотря на то, что он трахал откровенно жёстко, быстро и грязно. Она заскулила, когда он начал кончать, вцепилась грязными руками в столешницу, а Ден понимал, что ему особенно в кайф, что утащить может за собой. Поэтому стопорнулся, развернул, давая ей обнять себя ногами и дотащил следом, всего в несколько толчков.
Очуменно. Просто отвал башки.
– Можно спрошу, – едва успокаивая дыхалку, втянул запах у её уха. И Ада промычала что-то согласное, приходя в себя мягко и возбуждающе его снова. – Почему ты… – Ден запнулся на мысли, но он уже хотел спросить раньше, просто не получалось.
– Что? – выдохнула Ада, кажется испугавшись.
Вот он дебил?
– Ты же… – сглотнул, – как у тебя получается не царапаться? – и вот она даже сейчас пусть и держалась за него, но только предплечьями, а пальцы, ладони – они же в рыбе и она так и не притронулась к Сорокину.
Ведь точно.
Боялась испачкать?
А в другие разы – оставить следы.
Денис понял, что ему не нравится, что он хотел бы, чтобы Ада отпустила контроль, несмотря на то, что она точно кончила, точно, но всё равно не так, как он, чтобы до искр в глазах и потерять себя в пространстве. А у него с ней именно так было – чудесатая штука.
– Тебе же больно будет, – всмотрелась в него Ада.
– Ага, – и пришибла его в очередной раз, – и не испачкать меня?
– Конечно, сырая рыба не очень пахнет.
– Как есть норм, а как нюхать…
– Денис, – рассмеялась Ада.
И его тащило от того, как она произносила его имя, и как смеялась.
Дикая хня.
– Мне нравится, когда ты не думаешь, глупая, понимаешь? Нах нужен секс, если в него надо думать?
Ада замерла, всмотрелась в его лицо.
Она просто не умела иначе. Не умела и всё. Она кончила и понимала, что не знает, что ей в Денисе хватало, а в Паше не хватало. И нет, она с мужем тоже кончала, но – Денис же сейчас её развернул к себе, потому что почувствовал, что она может не кончить, а ему было важно.
Только Сорокин не стал ждать ответов – ему не надо.
– Что нужно ещё сделать? – переключился на приготовление еды.
Ада ещё какое-то время давала ему распоряжения.
А Денис не знал чего ему надо больше – еды или затащить уже её в спальню и закончить начатое. Правда наблюдать Аделаиду на кухне тоже было в кайф и помогать… и вообще – она рядом и охеренно! Хорошо. Прям зашибись как!
– Ты сбиваешь себе режим, – заметила Ада, когда он добрался до неё уже, наконец, утаскивая в комнату в этой её шёлковой ночнушке.
– Что? Пофиг, нет у меня никакого режима, пары часов сна достаточно, – отмахнулся Денис, целуя её и снова возбуждаясь.
Что с ней вообще такое? Просто… да и пох, какая разница?
Уже после, Ада лежала на нём, он кайфовал, просто перебирая её волосы.
– Что это? – спросила она, когда изучала его руку с этой странной раной на ладони.
– Хер знает, – отмахнулся Сорокин. – Засадил где-то, не помню.
– Оу, – переместилась Ада, чтобы видеть его лицо, – это я. Точнее он, – она показала на свой крестик.
– Чё? – Денис примерил к руке украшение и реально – оно.
Крестик был простой, просто две полоски накрест, но с острыми уголками.
– Прости… – смутилась Аделаида.
– Не, – Сорокин понял, что это он вчера, когда за шею её схватил, а крестик впился в ладонь видимо, вот и следы. – Так мне и надо, это же я вчера…
Он слегка нахмурился, изучая короткую цепочку и крестик на ней. Других украшений у Ады не было.
– Он необычный.
– Мама была католичкой, – улыбнулась Ида, на недоумении Сорокина. – Поэтому он такой простой. Просто крест без Иисуса, без всего. Мне было пять, когда она умерла. И это всё, что у меня есть от неё.
Что ему можно было сказать? Он просто обнял её, поцеловав в макушку.
И так хотелось большего.
Просто, чтобы у неё не болело, чтобы она не грустила. Но отчего-то ему отчаянно казалось, что там стена, что Денис уткнулся в неё лбом и… а ему надо, очень надо туда, за стену. Чтобы пустила.
Но он находится в этой точке сейчас. А ещё утром думал, что не сможет, что Ада не простит. И значит будет учится терпению.
Только есть ли у него время, чтобы потерпеть?
И как оказалось, реально нет, потому что Аделаида вздохнула и собралась от него свалить.
