Текст книги "Я буду держать тебя (СИ)"

Автор книги: Эйлин Торен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

14

Аделаида подумала, что странно, после такой ночи, утра сумасшедшего, а она бодра и активна, не хочет умереть где-то в уголочке, она даже спать не хочет! Удивительно, что даже неприятности с фигуристками Шепелевской, максимально неприятный разговор с Сашей и звонок из пансионата, с просьбой приехать, да даже ссора с Пашей, не сбили её по итогу с этого слегка безумного настроя.

Эти долбанные бабочки в животе? Она ворчала на себя, что реально видно, башенка у неё пошатнулась, раз так вот себя чувствует – ну, какая тётка? Прям подросток… осталось только какую-то дичь начать совершать и приехали!

Да, не, уже можно вызывать санитаров.

Кристина пожаловалась Тамаре, что Ида была с ней груба.

Конечно, Шепелевская прекрасно знала Плотникову, досконально так сказать, особенно после всего того, что они вместе прошли, так и говорить не приходилось – кто угодно, что угодно сказал бы об Аделаиде, но та точно могла понять, где ложь и провокация, а где чистая правда.

Тут получилось немного криво – Тамара Андреевна, конечно, поняла, что Кристина вся из себя стерву включила, коей и являлась, обиделась, что Ида отчитала её за неправильный заход на выполнение элемента, и пошла жаловаться. Шепелевская послушала, бровью повела, покивала, но в целом и вида не показала, что теперь у воспитанницы в планах на ближайшую тренировку только один элемент будет в отработке – если Ида бывала строгой, но знала меру, но Тамара Андреевна была старой школы и закалки… на лёд – через пот и кровь. Много крови!

– Не надо было так, – женщина скорее расстроилась, что Аделаиду вообще втянули в какие-то разборки мелочные.

– А что ты мне предлагаешь? – вздохнула та, всматриваясь в своего тренера. – Надо было, чтобы она на тренировке со мной убилась об лёд?

– Просто она мелкая… как чихуахуа, – вздохнула Тамара Андреевна, – ора больше, чем положено…

– Это ты про шпица скорее, – улыбнулась Ида. – Но я тебя поняла, прости, что задела тонкую душевную организацию Кристиночки, звёздочки твоей любименькой!

– Ида!

– Ушла, – она поклонилась Тамаре, словно после выполнения программы, та фыркнула, но уже в спину уходящей Аделаиды.

Почти сразу же, выходя из дверей кабинета Шепелевской, столкнулась с виновницей полученного “выговора”. Но сделала вид, что не заметила ни её, ни подружку-гиену, маячившую за спиной, ни тем более колкого замечания… как всегда про степень и наполненность сексуальной жизни Иды.

Повеселила, чтоб её. Женщина едва сдержалась, чтобы не рассмеяться в голос, даже слёзы в глазах проступили – уж она сейчас кажется перевыполнила план активности в сексуальной жизни на весь будущий год вперёд! А может и всю жизнь – в прошлом в том числе.

И мысли эти, в обычной ситуации, показавшиеся бы пошлыми и неуместными, всё же заставили улыбнуться, когда увидела Сорокина на льду со своими мальчишками и другом, который помогал с теми, кто вообще на коньках не стоял.

Сегодня в их распоряжении был весь основной каток и Ида, устроившись на трибунах, всё же не могла не возвращаться взглядом к Денису и как школьница не прикусывать губу, вспоминая, насколько чокнутой из-за него стала.

– Ида? – тогда-то над ней и навис Гусарёв.

Они с Пашей дружили с семьёй Александра. Бывали друг у друга в гостях, часто приезжали к Саше и Лиле на дачу – шашлыки, походы на озеро. Зимой тоже – коньки, когда озеро замерзало, глинтвейн. Ида очень любила общаться с детьми Гусарёвых – дочке было десять, сыну двенадцать. Они даже семьями пару раз на море летом выбирались – Сочи, Геленджик.

Но изначально, да и внутри такое ощущение складывалось, что всё же дружат Павел и Александр, а Аделаида и Лилия достаточно приятно проводят время в обществе друг друга, но и, если нет, то и – нет.

Собственно сейчас, отгородившись от всех, Ида понимала, что так и есть – никакого желания позвонить, поговорить с Лилей, у неё не возникало, да и сама супруга Гусарёва не выказывала желания пообщаться.

Вроде как…

– Привет, – поздоровалась она.

Саша устроился почти перед ней, присев на спинку сидения. Навис. Аделаида ненавидела такое положение. Из-за маленького роста она всегда оказывалась в нём – всегда кто-то нависал. Но вот сейчас – взорвалась – неужели нельзя было сесть рядом, если надо поговорить? А ведь Саша определённо не просто так к ней пришёл – уж точно, не поздороваться всего лишь.

– Привет, – хотя это он тоже сделал. – Хотел поговорить.

Ида кивнула. Поймала на мысли, что вот ей-то не хотелось говорить, совсем, но вежливость и воспитание не позволили отказать.

Но надо было.

– Лиля приглашает вас в гости, говорит, что давно не собирались, переживает, – выдал мужчина. – Да и праздники.

– Что? – нелепо переспросила Ида, хотя, конечно, всё прекрасно слышала. Но и – реально… что?

Саша открыл было рот, чтобы повторить, кажется.

– Нас? – уточнила она, опережая.

– Да, – сбился немного Гусарёв, прочистил горло, нахмурился.

– Нас? – не удержалась от ухмылки Ида. – Нас – это кого?

– Слушай, – вздохнул Саша, но встретившись с её взглядом, всё же пояснил. – Тебя и Пашу.

– Ты издеваешься?

– Нет, с чего… просто…

– Саш, Саша! Ты не знаешь, что происходит?

– А что происходит? Ты поругалась с Пашей, но он, конечно, идиот сам и…

Ида, подавилась воздухом, ей очень сильно захотелось.

Чего? Врезать ему?

Нет.

Что за потребность в агрессии, в самом деле!

Но и – внутри реально стало больно, обидно, сдавило, полезло назад это долбанное яблоко, которое, как и заметил Денис сегодня, она порой за целый день одно только и ела.

Раньше ходила в столовую здесь.

Раньше.

До того, как Паша… как Паша…

“Он, конечно, идиот…” – в голове зациклились слова Саши.

Охренеть! Почему она услышала тон, будто осуждение в том, что муж не подарил ей цветов на годовщину, или там на долбанное восьмое марта, а не, сука, изменил с девицей, которой девятнадцать лет!

Идиот?

– Ида, – Саша пригнулся к ней, стал говорить тише. – Я понимаю, правда…

– Правда? – не выдержала она, но всё же голоса не повысила, шептала, а получилось, что шипела, как змея. Но и плевать. – Сколько раз тебе Лиля рога наставляла с пацаном в два раза её моложе? Или лет на десять, или на пять? Да и… а может с кем постарше? А, Саш? Много? Часто?

– Ида…

– Ты понимаешь?

Гусарёв потупил взгляд, снова тяжело вздохнул.

– Лиля переживает? А ты ей не сказал ничего? Или что? А Паша? У него спросил уже? Он согласился поехать в вам в гости со мной?

– Я очень люблю тебя, Ида, очень. Я твой друг, понимаешь? И Лиля… она…

– Не надо! – разозлилась совсем. – Вот этого не надо! Что ты ей сказал? Про меня и про Пашу?

– Ничего не сказал, – признался мужчина.

– Почему?

– Потому что… – Саша запнулся, всмотрелся в Иду. – Он просто ошибся, он очень любит тебя, вам надо как-то поговорить.

– А мне не нужно с ним говорить, – злость перебивала желание разрыдаться. – Я просто хочу развода. Всё. Ты мне друг? Но и ему друг? Просто скажи, Саш, Лиле всё, как есть, что твой друг нашёл себе другую и теперь в гости к вам будет приезжать с ней, а не со мной. Ясно?

Она встала, собрала ежедневник, хотела уйти, потому что гнев сходил, начиналась истерика, хорошее настроение улетучивалось, а ещё… ещё… Сорокин! Боже…

– Ида, – только Гусарёв, словно по закону подлости, вцепился в её руку, не давая уйти. И снова… снова нависая.

Краем глаза Ида всё же глянула на лёд, ей показалось, что Денис занят мальчишками и общением с другом.

– Я, как бы тебе не думалось, но на твоей стороне, и я не оправдываю Пашку, он…

– Что? Что? Скажи… плохо поступил? Или может не поступил, а я себе придумала всё? Давай и ты дуру из меня сделай. Тупую и…

– Ты не дура, Ида, милая. Не дура, – он ещё раз вздохнул, снова нахмурился. Столько трагедии. Почему-то показалось, что фальшивой. – Я видел тебя с Сорокиным…

Добил Александр и пристально всмотрелся в глаза женщине.

– Что? – на деле Иду провернуло, но только не…

Стыдом? Нет. Сожалением? Нет. Виной? Нет же!

Она сейчас очень боялась глянуть на лёд, потому что – ей было важно, что подумает Денис, а не Саша?

Ухнуло внутри, словно на американских горках. Ида провалилась в пустоту. И совершенно сейчас потерялась в осознании происходящего.

Нет… это уж точно с головой перестала дружить!

– Я видел, как ты с ним уезжала, после матча.

Ида ухмыльнулась. Нервно. Но получилось так, что пренебрежительно, указывая, якобы, на нелепость того, что сейчас предположил Гусарёв – отношения у Ида и Дениса.

– Твои костоломы плечо ему вышибли, я отвозила его в травму. Просто предложила помочь, а он не отказался. Всё, – внутри женщину потряхивало, но она кажется будет стоять на своём, даже если пытать начнут.

Зачем? Она не ответила бы на этот вопрос, но… вот же получается истинная причина разговора, которого хотел Гусарёв, так?

Саша повёл головой.

– Я хочу предупредить тебя, – начал он.

– Да вы…

– Дослушай меня, Ида, пожалуйста. Это важно. Ида, ты просто не знаешь с кем связываешься, милая, пожалуйста, – он сильнее сжал её руку. – Я же по-дружески переживаю, Ида! Сорокин псих, понимаешь? Он вообще на всю голову ударенный – неуправляемый и бешеный! У него проблемы с гневом, контролем! Ида…

Она хотела вывернуться, но не получилось, потому что Гусарёв взял её и за вторую руку.

– Он, когда ему десять было, пацана лет пятнадцати на льду чуть клюшкой не забил! И он не изменился. Ида, такие не меняются. Держись от него подальше!

И она точно знала, что Саша говорит правду.

Да, Сорокин, вообще не в себе. Совершенно. Тьма, как есть. Необузданные поток, сметающий на своём пути всё живое и не оставляющий ничего после себя – она сама превратится в ничто.

После него.

Почему эта мысль сейчас вывернула на максимум всё, что между ними происходило и ударило контрастом, потому что после Паши, после того, что его больше не было в её жизни – ничего не поменялось. А она думала… а вот теперь точно знала, что…

– Саш, отвали от меня, будь добр? – вывернулась из его хватки, слетела, не глядя, с рядов сектора.

Главное не смотреть на Дениса – почему была уверена, что он поймёт, что он почувствует, если она посмотрит?.. и тогда – Ида точно знала, что случится что-то невыносимо страшное, а главное, что внутри неё разошлась какая-то немыслимая болезненная, но невыносимо яркая, волна желания призвать этот апокалипсис.

Ида влетела в раздевалку, стащила с себя одежду и встала под ледяной душ. Она не чувствовала холода, она даже не поняла, что замёрзла, что её трясёт – осознала, когда услышала Лену, позвавшую её.

– Ида, ты здесь? Там тебе дозвониться не могут, – возвестила другая тренер.

Аделаида смогла обозначить себя, дождалась, когда Лена уйдёт, и отшатнулась из-под ледяного душа, после которого, прислонившись к плитке, даже не почувствовала холода от неё.

Безумие. Это просто безумие. Да?

Дрожащими руками она посмотрела в телефон – звонили из пансионата. И это было не менее тяжело, чем почему-то подумалось, что ищут её сообщить, что Сорокин забил клюшкой Гусарёва.

Какое-то время Ида просто пыталась найти своё дыхание. Она переоделась в спортивный костюм, согрелась. Перезвонила в пансионат и её попросили приехать, хотя и обозначили, что ничего страшного не случилось.

И уже на выходе на неё налетел Павел.

Первая мысль – он тоже знает про Дениса? Или даже не так. Он знает, что она утонула в порочной связи, от которой стала бесноватой и повёрнутой на сексе.

Но нет – всего лишь очередные: “давай поговорим” и “нас пригласили Саша и Лиля, надо поехать” – Ила психанула, послала Пашу куда подальше, радуясь, что пришло сообщение об ожидающем такси. Очень невнятно муж предложил подвести и поговорить в дороге. Она не среагировала.

– Я просто готова сменить место своего пребывания, – возмутилась Маргарита Петровна, когда увидела Аделаиду. – Что за безобразие? Чувствую себя школьницей, у которой родителей вызывают к директору!

Громогласно возмущалась она, с нескрываемой обидой глядя в коридор, будто знала, что её прекрасно слышат и главврач и старшая медсестра, которые только что говорили с Аделаидой по поводу поведения тётушки.

– А ты не веди себя, как девчонка, которой тринадцать, и всё будет хорошо, – улыбнулась Ида, закрывая дверь.

– Нет, ты открой, открой, пусть слышат! – никак не унималась старушка.

– Марго, так нельзя, – покачала головой племянница, садясь рядом. – Правда же…

– Чего это?

– Потому что…

Ида потерялась – как объяснить семидесяти восьми летней, весьма моложавой старушке, что всякие амуры в таких местах излишни?

Но и каковы, а?

Она не смогла не рассмеяться, да и сами работники, впрочем, судя по всему, шалили их подопечные очень часто, они были привычны к этому, но вот Аделаида и подумать не могла, что отставного генерала увезут в больницу после того, как в его постели окажется Марго.

– Он же чуть не умер! – попыталась возмутиться Ида.

– Но не умер, и вообще не собирался, это они просто решили, что надо перестраховаться. Очень зря – все живы и счастливы! – прокричала последние слова Марго в сторону двери.

Племянница устало вздохнула, но продолжала посмеиваться.

– Ты выглядишь иначе, – внезапно заявила старушка, всматриваясь в Иду.

– Что? Нет, – мотнула головой.

– Так-так, а рассказать? – но Марго нельзя провести, или… неужели по Аделаиде так заметно, что она пережила уже не один секс-марафон?

– Мне нечего тебе рассказывать, правда, ничего нового или…

– Паша решил мириться? – повела бровью тётка. – Неее, – скривилась, отвечая сама себе, – такого быть не может. Ты светишься, а у него так себе энергии всегда было, он себя-то не умел подзаряжать.

– Что? Марго, боже!

– Бог здесь не при чём, скорее дьявол… неужели сладкий хоккеист до тебя добрался? – предположила старушка, поиграв бровью, а Ида крякнула, попыталась сопротивляться, но… – Нет-нет, даже не думай! Вот там мощи ого сколько! Как у него получилось? Ты же такая зажатая и вечно столько думаешь не к месту!

Племянница почти выдала очередное возмущённое “что”, но и – как-как – на плечо взвалил, засранец…

– Перестань, – Ида почувствовала, как покраснела.

Тут уж и стыд, и вина, и эти мысли, про которые помянула Марго, и которые всегда не к месту. Надо, чтобы были тогда, а они явились сейчас. Обалдеть!

– Жалеешь? – поинтересовалась тётка. – Правда? Брось! О чём? Только не говори, что думаешь, что изменила! Не смей!

– Марго, просто… ты не понимаешь!

– Не понимаю! Ты светишься, золотце, ты вошла и я вижу, как тебе идёт то, что ты – это ты! Ты понимаешь?

– Просто он… он неугомонный!

– Не заметила у тебя тёмных кругов под глазами, и бледности, которой позавидовали бы мертвецы и аристократки девятнадцатого века! Или когда там была в моде чахотка.

– Марго, – рассмеялась Ида.

Нервозность разговоров и реакций женщины сделали своё дело – она словила истерику.

Но невозможно было злиться на тётю, возмущаться или… она знала племянницу. Пусть и не любила Аделаида делиться своими бедами и переживаниями, но тётка всегда вытаскивала их, да и как иначе, если кроме неё не было никого?

Марго с одной стороны заменила Иде маму, но и при этом никогда не пыталась заменить – это так странно. Она всегда очень оберегала образ своей сестры в памяти девочки, да и уважала в памяти её отца. Марго была скорее подругой, этой вот, кто приносился вихрем внутрь их устоявшейся с папой жизни. С подарками, шлейфом дорогих духов, обнимашками, вкусняшками, смешинками и секретиками – мама это не про это, мама это всегда серьёзнее, основательнее.

Но Маргарита и не хотела занимать место своей погибшей сестры – она просто была рядом, и была женщиной, которая, тем не менее, сделала своей семьёй семью сестры. У неё не было мужа, не было детей – но был папа Иды и она сама.

Когда отца не стало, попросила у неё прощения за то, что жизнь сложилась именно так. И тётя обиделась. С этой присущей ей экспрессией и драмой. Она фыркнула, а Аделаида, разбитая, просто обречённо и упрямо мотнула головой. Но Марго обняла, сказала, что это был её выбор и что никогда не изменила бы его.

А потом тётя тяжело заболела.

Аделаида подумала, что это от тоски по умершему. Но вслух ничего не сказала.

Общение с тётей пошло ей на пользу. Переключило. Аделаида даже перестала считать себя сошедшей с ума. Немного.

По дороге назад, она зашла в магазин, купила продукты, чётко разграничивая, что именно надо приготовить и, как это ни странно, сокрушаясь, что Денис в прямом смысле слова сжирал её бюджет… но и рассчитывая, что он будет продолжать это делать?

Поворчав недовольно про себя, она доплелась с покупками до дверей, чтобы быть сметённой той самой тьмой во плоти, которую видела внутри Сорокина, ожидавшего её на лестнице.

И он задал тот самый вопрос… рано или поздно он должен был спросить, всё так – про мужа.

15

Денис не хотел. Не хотел её жать. Не хотел, бля!

И так хотел!.. что-то на ненормальном?

Или – он кайфовал он неё, всякой. И кусачей злючки, бесящей и бесившейся, всклокоченной кошки, что шипела, царапалась… и хрупкого котёнка, такой вот маленькой, нежной, которую хотелось за пазуху запихнуть и никому не отдавать, не показывать даже.

Он не знал, что это за херня, не понимал, почему так, потому что никогда не было такого – впервые выворачиввало с мясом, когда он просто без.

Что за хуйня?

Просто потрахались. У неё были причины? Ему срать. Было хорошо. Больше ничего не надо. Причины… причины…

Только Денис и сам не верил в то, что говорил ей о мести – Ада не умела мстить. Он это просто знал.

Но и унять свою ярость не мог.

На неё?

На мужика этого, долбоёба, потому что с Адой нельзя так, нельзя – Дениса скручивает от мысли, что ей может быть больно, пусть сам сейчас херачит по ней… словами, действиями.

Сам мудак!

Злился на себя. И не мог остановиться, но и вдалбливаясь в неё прямо в коридоре этом, у него не было шанса отступить, потому что потекла башка его, наглушняк, а Ада была мокрая и отдавалась.

Эта её потрясающая отдача.

Что-то на космическом. И нормально или нет – пох. Как же пох!

Ада разошлась крышесносным оргазмом, Денис улетел за ней. Накрыл с рыком губами её рот, пытающийся хватать воздух – ему самому надо было дышать, но вкус крови из прокусанной ею губы, эти выдохи, стоны… мозги не просто в крошку. Это вообще что-то на безмозговом.

– Ты охуела такие пакеты таскать? – охереть, молодец, нашёл, что сказать.

Но правда, Ида притащила на себе больше десяти кило всякой снеди и его снова перекрутило, не сошла ещё ярость до конца. И он почувствовал, что сейчас снова натворит хероты.

– Дай мне свой номер, – ещё лучше…

– Зачем? – голос Ады пропал.

Она поправила одежду, посмотрела на него с вызовом. И Денис подумал, что не дасться, если она сейчас его будет выставлять, как посылала до того как… у них всё к этому сходится и её не может это устраивать, точнее её не устраивает что-то большее, вне этого?

А он переступил черту дозволенного.

– Я просто… сколько времени назад ты должна была вернуться? – и продолжал переступать, но остановить себя не получалось. Оказывается он на льду мог, а вот здесь… с ней, бля, с ней – не мог!

Она скинула кроссовки, попыталась взять брошенный пакет.

– Не трожь! – рыкнул Денис и взял пакет.

Ада повесила скинутые на пол свою куртку и его пальто. Прошла на кухню. Денис донёс туда же пакеты.

Внутри Сорокин замер – она его не выставляет. Не говорит, чтобы свалил и больше в её жизни не появлялся, пока не говорит – у него есть шанс на… что?

Бля!

– Держи, можешь себе набрать, – на маленькой кухне они разошлись с трудом, но Ада дала ему свой телефон, а рукой показала, куда положить пакеты.

Денис, не разуваясь, потому что боялся, что обратно его уже не пустят, очень осторожно сел на стул, набрал свой номер в телефоне женщины. Телефон в кармане джинс отозвался вибрацией. Хорошо. После этого он нажал на отбой в телефоне Ады и положил его на стол. Его телефон при включении взорвался звуком игры – очередной слитый ролик. И очень чётко и разборчиво ор Гусарева:

“Нет, Сорокин, бля! Удилин, ты что творишь?”

– Это вчерашняя игра? – обернулась женщина, поставив на плиту сковороду, когда Денис поморщившись смахнул приложение с видео.

– Она, – отозвался не весело. – Уже на куче пабликов спортивных, и… да везде, почти.

– Это плохо? – она поймала его настроение.

– Да, пофиг наверное было бы, если бы не вот это, – он ткнул в телефон, – Сорокин, сука, Сорокин… – передразнил, – и рожа моя разбитая.

– Что такого?

– По контракту мне нельзя играть в другие игры, тем более калечится в них играя.

– Но это же хоккей?

– Да, только я на лечении, восстановительный период, и если так бодро могу играть, то значит, какого хера ещё не в Калифорнии это делаю? Уже жду, что мне агент позвонит…

– Чем это может обернуться?

– Санкции, – пожал плечами Сорокин, – штрафы, могут устроить мне проверку, посадить на скамейку, выкинуть из основного состава, или в фарм-клуб играть отправят, пока я там не “докажу”, – он взял слово в условные ковычки, сделав жест пальцами в воздухе, – что готов играть на полную в основном клубе.

– А врач? Твой врач, он вообще разрешал тебе играть? – всмотрелась в него Аделаида.

– Какое это сейчас имеет значение?

– Что? Ты совсем? Денис, так же нельзя, это же – тебе зачем операцию делали, чтобы ты всё похерил на последних этапах восстановления?

– Ада, – фыркнул он, – хорош, да пох. Норм всё.

– Денис! – только она согласна не была ни разу.

– Мамочку выключи, малыш, правда, – ухмыльнулся Сорока и встретился с ней взглядами.

Вот теперь он кажется… что? Что он сказал?

– Мамочка? – переспросила Ада, побледневшая, злая, как сотня демонов, и кинула в него смесью замороженных овощей. – Вон, – рыкнула так, словно рубанула.

– Да хорош, эй! Детка…

В него полетала курица кажется. Он увернулся. А Аделаида схватилась за кружку.

– Детки, малышки, крошки – это ученицы у меня, ясно? Не смей меня так называть, никогда!

– Бля, Ада! – кружка полетела в Сорокина. Ударилась о стену и разлетелась на осколки.

Его перекрыло – для Дениса это было вышкой, жуткой, внутри заледенело – он откровенно попытался сделать к ней шаг, но только в ход пошла сковорода. Не полетела, спасибо, однако нагретая и в руке у яростной Аделаиды, тыкающей её в него – попал Сорока!

– Мамочка? Ты определись, Денис, малыш я, или мамка тебе! – он очень просчитывал ходы, которые можно было бы предпринять против Ады и горячей сковороды в её руках.

Натянуть рукава толстовки и попытаться остановить кухонное орудие, но и а есть не получится – обгоревшие руки ему вообще ни к чему.

– Вон, – припечатала она, открывая дверь, – и больше никогда, слышишь, никогда со мной даже разговаривать не пытайся. И спасибо за номер, буду знать, когда брать не надо, если у тебя хватит наглости мне позвонить!

– Ада, я не…

– Вон, мать твою! – она не орала, она не хуже него рычала, и как-то умудрилась, схватив его, вытолкать за дверь, защищаясь тем не менее всё ещё горячей сковородой.

И захлопнула перед его носом дверь.

– Ада! Да какого! Сука!

Он мог бы снести её дверь. В самом деле – это название одно, а не преграда. Только…

Да что за пиздец? Что? Выгнала? Да срать! Ему же легче – всё, разошлись! Всего доброго! Классный секс.

Не говорить с ней? Можно подумать, что она разрешала говорить с ней до всего этого. Нет же! Нет!

Сорокин почти ударил в полотно двери ладонью, но всё же остановил себя, рыкнул. Свалил.

Улица встретила холодом, потому что пальто осталось у Ады, но Денис не заметил холода, да и не стал бы возвращаться. Тем более, что документы и ключи от машины привычно положил в карман толстовки.

Он сел в автомобиль. Теперь уже можно было сорваться и руль принял на себя тот самый удар ладонью, который не приняла дверь Аделаиды.

Сукатвоюматьчтобтебя!

Закончил.

Денис. Это. Закончил.

Никаких проблем. Никаких!

Надо просто перегрузиться – бухло и еда! И… не быть одному – хотел забурится в клуб, но отчего-то оказался в магазине, накупив нереальное количество разнообразного алкоголя, и поехал к Козырю… и получается к Виталине? Да и срать – какое ему дело? Какое?

У каждого свой путь, так?

У Козыря. У Виты. У Ады… и у Дениса.