Текст книги "В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3"
Автор книги: Евгения Владон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
И это на самом деле были удивительные мгновения, ни с чем не сравнимые и нигде ещё не описанные. Разве можно описать то, что я ощущала тогда и сейчас, саму возможность находиться рядом и настолько близко, насколько мне вообще тобой позволялось? Или те незабываемые первые секунды, когда я только-только прикасалась к тебе, оплетая неуверенными движениями дрожащих пальчиков твердый рельеф твоей ноги поверх мягкой ткани брючины. Когда прижималась щекой к мощному квадрицепсу бедра, невольно прикрывая от столь пьянящего ощущения веки и дурея ещё сильнее, едва твоя ладонь накрывала мой затылок или скользила фалангами по волосам, виску и щеке, задевая кончиками пальцев чувствительную кожу шеи под скулой и подбородком.
Именно в эти ускользающие микромгновения чистейшей эйфории, которые ты запускал мне прямо в кровь по моим же порам и нервным окончаниям ментоловыми гранулами пульсирующего времени, меня и уносило на заоблачные вершины моих обострившихся чувств осязания. Мне не нужно было никаких наркотиков или отупляющего алкоголя – ты и был в эти минуты моим самым сильным болеутоляющим наркотиком. Соприкасаясь и сливаясь воедино с моей оголенной нервной системой и запредельными эмоциями.
Не удивительно, что меня начали атаковать непрошенные мысли и ничем не гасимые желания меньше чем через неделю после моей выписки из больницы. А ещё через неделю я уже буквально подыхала от них физически и морально. И не сколько от них, а от вынужденного и постоянного погружения в твою близость, в засасывающую пучину собственных ощущений и невозможности что-либо изменить. Сходить с ума из-за тебя – из-за нескончаемого возбуждения и только от одного твоего присутствия, вспыхивая за одно незримое мгновение и всего лишь от сверхосязаемого скольжения твоего взгляда. Не вздрагивать, не всхлипывать и не стонать каждый раз, когда твои руки касаются меня, когда твой голос звучит не рядом, а буквально в моей коже – вибрирует, стимулирует и раздражает самые запредельные глубины эрогенных зон.
Ты хоть способен представить себе, что творилось со мной после того, как ты разрешил мне приходить в твой кабинет? Как мне приходилось сдерживаться в эти сладчайшие минуты наших новых и столь волнующих ритуалов сокровенного уединения? Тонуть в этих захлестывающих приливах первородного греха и порочного безумия, незаметно сжимая интимные мышцы и едва не кончая при любом твоём самом незначительном движении или машинальной ласки даже по моему лицу или руке. Сколько раз засыпая под твоей окутывающей тенью я мысленно молила тебя дотронуться до меня иначе, посмотреть на меня одним из тех вскрывающих взглядов, от которых буквально останавливалось дыхание, сердце и любые мысли о самосохранении.
Кто бы мог подумать, что я буду так ждать и так хотеть приближения того самого дня, когда ты наконец-то сделаешь это со мной снова! – заставишь умирать под собой, вынудишь молить о пощаде и желать большего!
Конечно, я не сумела удержать предательского блеска в своих глазах именно сегодня.
– Ну, вообще-то это не столь уж и большая новость, вернее, далеко не новая.
– Я должен сам догадаться или… ты всё-таки соизволишь озвучить её вслух? – ты даже склонил голову чуть на бок, поджимая губы и "недоверчиво" прищуриваясь, продолжая разглядывать моё невинное личико с высоты своего господского положения. Только улыбку скрыть тебе так и не удалось.
– Ты бы мог узнать и сам ещё днём, если бы позвонил доктору Воглеру и спросил его напрямую, что конкретно мы обсуждали с ним сегодня на приёме. Разве ты не делал такого раньше?
– Делал. Но только не всегда и не сразу. И сегодня я как-то прозевал этот момент. Вернее, не вспомнил о нём.
Что ж, притворяться, будто тебе это не так уж и интересно ты умел, как никто другой. Лучшего учителя по блефу не смог бы найти ни один прожженный аферист или заядлый игрок в покер. Так что за этот месяц многому научилась даже я.
– Ну, раз так, значит можно и дальше не вспоминать. Тем более мне давно не терпится спросить. – иногда я и вправду становлюсь слишком болтливой, а временами прямо-таки чрезмерно. Но ты ведь не станешь меня обвинять в том, что я настолько сейчас возбуждена из-за распирающих чувств маленьких женских радостей (не исключено, что и целого кусочка счастья!)?
– Спросить? – ты действительно и бровью не повел, якобы не обратив абсолютно никакого внимания на то, как я поспешно сменила тему. Единственное, что мне так и не удалось разгадать за всё то время, что я прожила здесь в Леонбурге рядом с тобой – когда и как ты скрывал свои настоящие чувства, за какими жестами, действиями или манерой говорить. У тебя не было каких-то выделяющихся привычек или машинальных движений. Такое ощущение, что ты никогда не повторялся, никогда по настоящему не волновался и не использовал одно и то же выражение лица дважды. Не удивительно, что когда-то я считала тебя своей лучшей (нет, именно исключительной в своем роде и неповторимой) фотомоделью. А за прошедшие десять лет ты мог отточить данное мастерство до совершенства. Поэтому… сколько бы я здесь не сидела вечеров и не наблюдала за тобой со стороны, мне никогда этого не надоедало. Более того, я начинала привыкать к этому настолько, что оно уже приобрело форму моей собственной любимой привычки.
Беспокоило ли это меня саму? Сложно сказать. Меня куда больше волновали мысли, что я потеряла столько бесценных кадров. Хотя я очень сильно сомневалась, что ты позволишь мне брать сюда свой фотоаппарат.
– Да, спросить. Доктор Воглер уже не первую неделю говорил, что не видит никаких существенных причин или препятствий, по которым я не смогла бы сейчас полноценно работать на своём официальном рабочем месте. Он сказал, что я могла выйти на работу как минимум недели две назад.
– Тебе так не терпится вернуться в Глобал-Вижн?
Господи, если бы ты только знал, как же мне хотелось в этот момент забраться тебе в голову или под кожу! Или хотя бы держать на твоём пульсе свои пальчики.
Чтобы ты не запомнил такой "мелочи"? Ведь именно две недели назад ты впервые разрешил мне приходить сюда, и лично я ни за что на свете не променяла бы эти дни ни на что другое!
– У меня там остался незаконченный проект! А отдавать его в чьи-то чужие руки… – очень показательно и почти театрально качаю отрицательно головой с напускным сомнением на своей недовольной рожице. – У меня нет для столь абсурдного решения никаких обоснованных предпосылок и тем более желаний. Он всецело мой!
– Почему ты думаешь, что его придётся отдавать, если он твой и закреплен за тобой?
– Потому что его сроки уже на исходе! Я должна была его добить как раз пару недель назад! Мне Робин еще в среду сказала, что на моё имя в мой кабинет прислали пригласительное на предновогоднюю вечеринку в ресторан отеля "Four Seasons". И главной темой данного мероприятия является не канун нового года, а празднование юбилея компании! Тот самый юбилей, на который я так ни черта ещё и не сделала по закрепленному за мной проекту! Реклама этого события уже идёт полным ходом больше месяца, а я не провела ни одной фотосессии ни с одним из её участников!
– И что тебе мешает провести их на следующей неделе? – ждать от тебя какой-то иной реакции?
Ну да. Ты же президент той самой крутой компании, о которой мы сейчас и говорим. Для тебя не существует таких понятий, как невозможно, нереально и невыполнимо. Ты даже и мысли не допускаешь, что такое в принципе бывает.
– Не знаю… – невозмутимо пожимаю плечами, как бы подражая твоему предсказуемому пофигизму. – Может потому, что на неё как раз выпадают рождественские и новогодние праздники? Ты сможешь прийти на свою фотосессию в мою студию, если я приглашу тебя на неё на следующей неделе? Твоя секретарша не бортанет мою, ссылаясь на твой забитый под завязку на полгода вперёд рабочий график?
Мне показалось или в сдержанной мимике твоего лица произошли какие-то значительные сдвиги?
Надо сказать, в этот момент я не спускала с тебя цепкого взгляда, даже когда невинно хлопала глазками, отводила их ненадолго в сторону и "смущенно" рисовала пальчиками по штанине брючины под твоей коленкой. И полученный мною результат в некотором смысле-таки превзошел все мои ожидания. Я что-то сумела в тебе зацепить и поэтому едва не заскулила от щемящего разочарования, проклиная всех богов и это грёбаное бессилие за то, что не имею никаких возможностей заснять тебя сейчас на свою фотокамеру!
– Так ты… на самом деле собиралась сделать серию фотографий с ведущими главами компаниями? – на шокированное изумление (и особенно испуг) твоя реакция мало чем напоминала, но то, что я застала тебя этим врасплох – сомневаться не пришлось. И твой вопрос, сведенный в удивленную шутку, не смог скрыть непонятного источника твоего лёгкого то ли волнения, то ли смущения, скользнувшего по твоему озадаченному лицу и заблокированному взгляду.
Единственное, что я так и не сумела разгадать, от чего именно ты так "разволновался" – от напоминания, что я намеревалась тебя снова (спустя десять лет!) фотографировать или что… этого может и не произойти.
– А разве не эта идея и не предложенный мною для данного проекта сюжет были одобрены и приняты единогласно дирекцией художественного совета? – а вот свою коварную улыбку сдержать мне так и не удалось.
Чтобы Я, когда-нибудь зацепила Тебя за какие-то там скрытые нити твоих "уязвимых" эмоций?.. Неужели такое возможно в принципе?
– Я уже сказала Робин разослать приглашения твоему отцу, двум его бывшим компаньонам, вице-президенту и нескольким директорам ведущих арт-отделов компании. Этот список так же был одобрен тем же советом в тот же день, так что… Ты не мог не знать наверняка, что это произойдёт! Или ты специально так долго не выпускал меня на работу? Надеялся, что я не успею ничего сделать за последнюю неделю?
– И судя по твоему тону, тебя уже ничего не остановит перед решением выйти на свой рабочее место именно с этого понедельника? – ты определённо проигнорировал мои последние фразы.
Но даже если бы я и оказалась права, разве что-то или кто-то сумел бы повлиять на весь ход событий и особенно на твои принятые по этому поводу решения? Они никогда не обсуждались, не критиковались и являли собой истину в последней инстанции!
И если ты сейчас скажешь, что и следующую неделю я должна буду провести в этой квартире, отменив все свои планы, кто мне вообще позволит возразить и уж тем более устроить показательный скандал с бурной истерикой?
– Я как-то не совсем уверена, что успею провести хотя бы половину из этих фотосессий. Тем более до Рождества осталось всего ничего. И, кстати… – эта тема волновала меня почему-то не меньше, хотя и не понятно из-за чего. Я же никогда не отличалась большой любительницей больших семейных праздников. – На счёт Рождества… Я так поняла ты не сможешь во вторую половину праздничной недели здесь появляться? И подготовки этой квартиры к совместному празднованию нам явно не светит – никаких рождественских ёлочек, гирлянд, ни веночков с омелой…
– Твоя квартира на Лайтвуд-сквер уже практически оформлена и полностью пригодна для жилья. Не вижу никаких проблем или препятствий, если ты вдруг решишь поставить в ней ёлку и придать ей праздничный вид, как и провести там все рождественские праздники со своими друзьями и возможными приглашенными родственниками. – ты даже не стал возражать данному факту, словно уже заранее был готов к его обсуждению.
Хотя, кого я обманываю? Ты и был готов, потому что прекрасно знал об этом! Это же Рождество! Ты уже расписал все дни последней недели этого года ещё до того, как я попала в больницу. И меня там не могло быть в принципе – ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось. Это семейный праздник и ты обязан провести его со своей семьёй. А я не являюсь ею, даже самой её маленькой частичкой. Никакой и никогда!
– Но на праздничный приём в Four Seasons явиться буду обязана?
– Безусловно. И без каких-либо возражений с возможными поводами туда не идти. Если ты уже готова выйти на работу, то явиться на вечер, в честь которого ты собираешься фотографировать всех глав компании, ты будешь даже более чем просто обязана!
Тональность твоего голоса так и не изменилась, выражение лица и очень убедительного взгляда тоже. Только едва тлеющая на ленивых губах улыбка приняла более прохладный оттенок, лишь слегка охладив чарующий блеск твоих ласковых лезвий золотых клинков. И ты не прекращал всё это время скользить ими по моим чертам вместе с кончиками твоих нежных пальцев, как и удерживать моё собственное внимание за их острейшие грани.
И вместо того, чтобы задохнуться от очередного приступа неожиданной боли, разочарования и тоски, меня ещё больше выбивает всесжигающим напалмом твоей психофизической близости. Понимаю, что скрыть от тебя такое просто нереально! Ты прекрасно видишь и мой ответный блеск в моих возможно потемневших глазах (поскольку помутнело в них за эти секунды от прилива крови очень сильно) и распускающиеся по моим щекам, губам и скулам алые пятна неконтролируемого румянца. Возможно даже вбираешь своими пальцами жар моей кожи, усиливая его ещё больше именно касанием своей ладони и взгляда. А я абсолютно ни черта не могу с этим поделать. Потому что буквально горю в этом, едва не задыхаюсь и не цепенею. Она уже наливается обжигающими приливами в пульсирующих складках моей вульвы, в клиторе и в окаменевших почти до судорожной боли мышцах вагины. Ещё совсем немного и из меня потечет и начнёт сводить этим с ума ещё сильнее.
Если ты сейчас прикажешь тебе отсосать… Fuck! Я же кончу только от подобных слов, произнесенных твоим голосом и вида твоего возбужденного члена. И я действительно хочу, чтобы ты это наконец-то произнёс! Прямо сейчас!
Но в том-то и дело! Ты ничего подобного не говорил и не делал за весь прошедший месяц! Даже столь безобидной для моего здоровья мелочи, как оральный секс! Ну, хорошо! Может и не мелочи, но я впервые хотела этого буквально уже до истерики и никак не могла понять, почему? Почему ты лишал меня хотя бы этого? Неужели сильный прилив крови к моим половым органам может каким-то образом помешать восстанавливающим процессам моей внутренней регенерации? Да и как-то поздновато переживать об этом сейчас! Чтобы ты не заметил, как меня ломает и сжигает практически до костей столь откровенной похотью?..
– Может стоит вернуться к более приятной для тебя теме разговора? Ты же вроде собиралась рассказать, чем таким интересным тебя обрадовал на сегодняшнем приёме доктор Воглер.
Было бы у меня в этот момент побольше смелости и сил, вцепилась бы в твоё колено не только ногтями, но и зубами, поскольку желание выкинуть нечто эдакое и весьма безрассудное никак не хотело покидать моего тела, зудящих ладоней и наэлектризованных нервов. Наверное, это ещё не был предел всех пределов. Хотя ощущение, что я хожу на грани и довольно давно возрастало с каждым пройденным днём, пережитой ночью и целомудренными встречами с тобой просто с чудовищной прогрессией!
Бл*дь, сидеть в твоих ногах абсолютно голой, в одном единственном ошейнике (от одного вида которого, да ещё и на моей шее, у тебя должен вставать практически на раз!), жаться к тебе в столь унизительном и самом беззащитном виде и не получить в ответ ничего, кроме твоих снисходительных улыбочек и поглаживаний по головке?..
Или ты хочешь, чтобы я стала умолять тебя об этом лично? Думаешь, у меня не хватит духу и я не сумею?
– Вообще-то он это сделал ещё в понедельник, когда я сообщила ему, что у меня начались месячные. – зато краснеть от смущения при этих словах мне уже не придётся. Я итак красная до кончиков ушей! И на вряд ли от смущения.
Если до этого я понятия не имела, с какой стороны начать данный разговор, то только не теперь. Ты же хотел узнать, от чего меня так распирало за несколько минут до этого? Так получай по полной!
– Я помню тот день. Ты тогда очень… переволновалась, даже есть не могла.
– Я тебе и тогда говорила, что в первый день у меня обычно пропадает и аппетит и физическая активность. Ну а сегодня… – что-то у меня не получилось выдержать твой слишком пристальный взгляд. Похоже, я переоценила свои силы. А может просто снова испугалась? То ли себя, то ли зашкаливающей реакции на тебя.
Опустила взгляд к твоей домашней туфле, будто она куда сейчас для меня занимательней, чем черты твоего внимательного лица.
– Сегодня доктор Воглер сказал, что в ближайшие дни можно уже… не бояться заниматься… половыми… – кажется, от нового приступа волнения я забыла, как это вообще называется.
Половыми отношениями? А разве мы занимались с тобой именно ими?
– Ну… в общем… ты понял! Заниматься сексом! Вот! – это слово тоже звучало не вполне созвучно, но по крайней мере, оно охватывало куда больший спектр, чем предыдущее. – Я могу теперь заниматься сексом!
И идиотскую улыбку при этом сдержать мне так и не удалось. Но ведь всегда можно прикрыться смущением скромной школьницы, даже если на тебе ничего не надето. Даже если знаешь, что рассматривающий тебя Дэниэл Мэндэлл-младший делает это намеренно – наблюдает за всеми твоими немощными потугами и возможно наслаждается твоим скрытым отчаяньем, как когда-то наслаждался страхами и болью.
– Хорошо. Я ему позвоню, и мы обсудим с ним данный момент более подробно.
А вот подобного поворота событий я совершенно ожидала. Можно сказать, ты сдёрнул меня на землю с облаков абсолютно не напрягаясь (как всегда!). Неужели я и вправду думала, что ты прямо сейчас возьмешь и… Боже правый, какая же я дура!
– Ты будешь обсуждать с ним… как заниматься со мной сексом? – сама не знаю, как это вырвалось из меня и как я при этом не разрыдалась, не попросившись сразу же уйти в свою комнату.
– Нет, я буду обсуждать с ним другие, связанные с твоим здоровьем вопросы. И, да, мне надо узнать, какие для тебя сейчас допустимы физические нагрузки и не только в плане секса.
Тебе не обязательно было понижать температуру своего голоса, чтобы я смогла понять, насколько ты сейчас не доволен несвойственным для меня поведением. Я итак позволяла себе слишком многое, а сегодня, видимо, перешла все ограничительные рамки.
Хотя, какая теперь разница, если тебе всё равно плевать, что со мной происходит, чего я хочу и нужна ли я тебе такая вообще! Ты уже по ходу насмотрелся на меня голую выше крыши, так что возбуждаться тебе явно больше не с чего!
– Он прописал тебе новые контрацептивы?
– Да. – практически буркнула, едва не сжимаясь и не закрывая глаз.
– Прекрасно. А в остальном?.. Мы не обсуждали с тобой эту тему, ни в больнице, ни здесь… – но ты не позволил мне спрятаться или замкнуться в себе, как будто тебе хотелось, чтобы я оставалась не в меру болтливой и расслабленной, как и до этого.
Скользнул пальцами по линии скулы под подбородок, заставляя меня вновь поднять голову и посмотреть в затягивающую бездну твоих сверхпроницательных глаз. Твой давным-давно прописавшийся мне под кожу изощренный ритуал – безмолвная команда-предупреждение терпеливого Хозяина слегка зарвавшейся сабе.
И лучше тебе принять его сейчас, Эллис, чем потом жалеть о последствиях за своё поведение.
– Ты перенесла очень сложную и тяжёлую в моральном смысле для большинства женщин операцию. Я не спрашивал тебя об этом, потому что не был уверен, захочешь ли ты говорить об этом вообще. Мне трудно представить, как можно такое выдержать, чтобы в дальнейшем не изводиться от негативных мыслей и страхов при воспоминании о пережитом. Это ведь тоже даёт немалую нагрузку на психику и восприятие происходящего. Всегда хочется верить, что всё могло случиться по другому, мысленно искать причины и какие-то лазейки, которые якобы исправили бы ситуацию и перенесли её в иное, желаемое для тебя русло. И иногда подобные желания точат сознание, разум и чувства посильнее пыточных инструментов. Я понимаю, этот ребенок никогда не смог бы родиться в принципе, по всем показателям он являлся скорее доброкачественной опухолью, но никак не…
– Ты думаешь, что все эти недели я… переживала и переживаю из-за того, что мне удалили этот… этот сгусток органики?
У меня бы челюсть отвисла, при первых же фразах твоего монолога, но ты придерживал меня пальцами за подбородок, поэтому от изумления приоткрылись лишь пылающие от сильного притока крови губки. Если бы ты вдруг решил обсудить всё, что вытворял со мной в этой (и вне её тоже) квартире, и как тебя теперь беспокоит (а то и даже мучает) моё психическое состояние после всех твоих жёстких пси-манипуляций и сексуальных пыток… Но оказывается, ты распереживался о моих материнских инстинктах!
Серьёзно? Я не ослышалась и мне всё это не сниться?
– Как никак, но это тоже было в своём роде беременностью, пусть и патологической. В тебе зародилась жизнь…
– Какая жизнь? Да бога ради! – ей богу, я бы расхохоталась, но, боюсь, этот смех выглядел бы через чур натянутым, громким и истеричным, поэтому пришлось обойтись не вполне эстетичным фырканьем. – Эта так называемая жизнь меня едва не прикончила! И, честно говоря, я даже рада, что всё закончилось именно так и она оказалась внематочной беременностью. Я совершенно не представляю, что бы чувствовала и как бы отнеслась к иному повороту событий. Я… я… – а вот подбирать нужные слова становилось почему-то всё сложнее, хотя ещё до твоего проникновенного монолога мне казалось, что ты должен был понять меня как никто другой. – Я не была готова стать матерью и уж тем более не планировала ею становиться в ближайшее время. И вообще!.. Я редко кому в таком признаюсь, но я… не очень-то и люблю детей. Или, вернее, не сколько не люблю, а скорее боюсь. Да, у меня эта… детофобия!
– Такой фобии не существует. – это, конечно, хорошо, что ты улыбаешься и мне удалось тебя рассмешить своим нелепым подростковым откровением, но вот самой почему-то легче от этой мысли не становится. Мне сразу показалось, что ты мне не поверил, иначе не стал бы так прищуривать глаз и внимательней всматриваться в мои.
– А вот у меня она есть! – не знаю из-за чего конкретно, но что-то упрямо толкало меня изнутри доказать тебе, что я вовсе не выдумываю и не пытаюсь сгладить углы столь несвойственными для женщины фантазиями. – Я вообще не понимаю, как можно растить детей и не сходить с ума от переживания за них? Это же просто ужас какая ответственность! Я даже не могу себе вообразить, как брать их на руки, как держать, кормить, пеленать… Да меня точно инфаркт долбанет, если мне сунут в руки пищащий комок под названием младенец! У меня прямо сейчас от одной только мысли об этом холодным потом по спине прошибает. А быть беременной?.. Нет, нет и ещё раз нет!
Если ты не поверил паническому ужасу в моих широко раскрытых глазах, тогда, извини, я понятия не имею, как тебе доказать это иным способом.
– Услышать нечто подобное… Признаюсь, меньше всего я ожидал ТАКОГО именно от тебя. – да, вот только при этом продолжаешь улыбаться, будто с трудом сдерживаешься от распирающего желания расхохотаться в голос и прямо мне в лицо!
Может я и загнула, но это чистейшая правда! Надеюсь, тебя не потянет проверять её в реале?
– Я конечно знал, что ты всегда была нестандартной девушкой, но чтоб до такой степени…
– Можно было бы и догадаться. Если за столько лет я не рискнула родить ребёнка, значит, со мной что-то не так и не важно в каком плане – в физическом или психологическом.
– Я думал ты увлеклась своей всемирно известной карьерой.
Fuck! Как можно обсуждать подобные темы разговора и одновременно залипать взглядом на твоих… улыбающихся губах? Говорить об одном, а мысленно тянуться за их гипнотизирующим движением, дурея за считанные мгновения от желания накрыть их своим ртом, смять одержимой похотью, слизать забытый вкус языком, прочувствовать их лепной изгиб, упругость и ответные движения…
Если ты не сделаешь сейчас что-нибудь… то это точно сделаю я! И никакие запреты или удерживающие пальцы меня не остановят!
– Я много чем увлекалась. Но, знаешь… Если бы вдруг это оказалась нормальная беременность и я бы потеряла гипотетически нормального ребенка при иных обстоятельствах, думаю… эффект был бы таким же.
– И каким же? – на какое-то время с трудом контролируемый соблазн наброситься на тебя был погашен неожиданным страхом за собственную откровенность и твоей возможной на неё реакцией. В твоём проницательном взгляде (пронизывающем буквально до спинного мозга и до самого копчика!) больше не было улыбки. И я бы не смогла в эти секунды отвести от него своих глаз или попытаться соврать тебе в лицо, даже если бы сейчас за окном разверзся настоящий Армагеддон.
– Облегчение!.. Несказанное облегчение. Что уже все позади и меня не ждут всякого рода встряски и проблемы с данной беременностью. И если бы ты предложил мне сделать аборт…
– Я бы никогда тебе такого не предложил! Не стоит умасливать меня после случившегося подобными заверениями и использовать произошедшее в качестве нелепых доказательств тому, что уже никогда не произойдёт. Веришь или нет, но мне плевать, чей это был ребенок. Я бы никогда не заставил тебя делать аборты ни от других мужчин ни от себя. И, нет, я бы не выставил тебя за двери даже в этом случае. Ты останешься здесь при любых обстоятельствах, потому что только я имею право принимать данное решение…
– Я бы тоже могла обвинить тебя, что ты прикрываешься случившимся и используешь его для своей типа скрытой от других ипостаси благородного героя!..
Это определённо была не я. Кто угодно, но только не я! Но она это сказала… воспользовалась моим ртом, когда я оказалась настолько уязвимой, ослабевшей и беспомощной.
Честно! Я не хотела! Я и подумать не смогла бы о таком! Я вообще не понимаю, как это произошло!..
– Достаточно!.. Я всё понял! А теперь, будь любезна… – пожалуйста, не делай этого! Не смотри на меня так!
Но ты уже убираешь от моего лица руку и в замедленном движении (словно тебе с трудом дается каждый жест и физическое действие) откидываешься спиной и затылком на высокую спинку кожаного кресла. Мало того, будто и вправду читаешь мои мысли – отводишь потемневший и потяжелевший до неподъёмного для меня ощущения взгляд в сторону окна или куда-то ещё, туда, куда мне доступ точно был закрыт (замурован, забетонирован и подключен к оголенной электролинии в десять тысяч вольт!).
– Покинь мой кабинет.
– Как… куда?..
– Мне плевать! В свою комнату, в гостиную, да хоть куда-нибудь, но чтобы я не видел и не слышал тебя! И, сделай мне одолжение, не заставляй меня повторяться дважды, если не хочешь получить более доходчивого направления.
Наверное, я ещё не до конца осознавала или не поняла, о чем ты вообще говорил и чего на самом деле пытался от меня добиться. Может из-за твоего голоса и тебя самого? Чтобы узнать, как ты злишься, а, главное, до каких пределов зашкаливает твоё внутреннее негодование – для этого твоей бесчувственной интонации в словах и оцепеневшей позы в красно-каштановом кресле честер для меня определённо было слишком мало. Хотя, да, хватило и пары твоих последних фраз, чтобы меня накрыло моментально и по самую макушку сминающим ударом-вспышкой парализующего шока. Словно через меня действительно пропустили высоковольтным зарядом твоей неприкрытой ментальной ярости.
Как я ещё не вцепилась пальцами в твою ногу и не упала на пол? Как я не потеряла сознания и не закричала?..
– Пожалуйста… я… я… простите меня!.. – я даже не сразу почувствовала, как по моему лицу сбегают слёзы. Если бы мне сказали, что я плакала в тот момент, ни за что бы не поверила! – Этого больше никогда не повториться! Честно, я больше…
– ЖИВО! НА ВЫХОД! Ещё одно слово!.. – вот это и был самый настоящий и практически смертоносный удар. Твой сдавленный хриплый рык.
Впервые за столь невообразимо долгое время я услышала, как ты повысил свой голос почти до крика и меня подрубило им по всем сухожилиям и натянутым нервам, подобно термоядерному взрыву спавших до сего момента нечеловеческих страхов. Рвануло во всех уязвимых точках одновременно, заставив дёрнуться всем телом, как от реальной физической пощечины и едва не отпрянуть назад. Но ещё сильнее добило, как ты поспешно исправился, снизив тональность взбешенного до этого голоса до состояния арктического спокойствия и отмороженной бесчувственности.
– Просто сделай это! Уйди! МОЛЧА!
А что я вообще могла? Попробовать пойти тебе наперекор?
Господи, я же понятия не имела, на что ты был способен в таком состоянии. Я итак ощущала, как меня накрывало удар за ударом тем, что сейчас рвалось из тебя, и что ты так старательно и мастерски в себе удерживал. Мне хватило и этих нескольких секунд убийственных ощущений – вспарывающей до мяса и внутренностей взрывной волны моей собственной ответной боли, дробящей изнутри кости и костный мозг моральной и физической беспомощности.
Я вообще не знаю, как сумела выжить после такого, да ещё и как-то встать на ноги, сделать несколько неровных шагов… куда-то…
Остальное, как в каком-то чёрно-сером сне. Вроде должна видеть куда и где иду, а перед залитыми слезами глазами только въевшийся в сетчатку отпечаток твоего лица. Застывший лик – чеканная маска чёрного божества… вернувшегося благодаря моим стараниям изголодавшегося Дьявола и моего любимого палача.
Поздравляю, Эллис! Ты сделала почти невозможное! Испортила то, чего итак нельзя было исправить!
Не помню, когда и как добралась до своей спальни, моё тело сделало это за меня чисто на машинальных и условных рефлексах. Как бросилась на кровать, зарываясь с головой под одеяло, едва соображая, что делаю и зачем. Только лишь чувствую, как пропускаю через дрожащее от психического озноба тело нескончаемые разряды выжигающей боли, страха и сводящей с ума вины. Я боюсь думать, боюсь вспоминать и анализировать, мне проще просто рыдать в подушку и не подпускать к сознанию только что пережитые и въевшиеся в память картинки последних минут в твоём кабинете.
Но разве это возможно? Особенно, когда ты совсем рядом и совершенно один так же мучаешься от причиненной мной тебе боли. Как будто я ощущаю не свои детские страхи (наказанной и отправленной в угол за плохое поведение маленькой девочки), а именно то, что происходит с тобой сейчас. Словно тону и захлебываюсь под неподъемным прессом твоих ментальных атак, настолько сильных и мощных, что на собственные надорванные эмоции и развороченные раны уже не остается никаких осознанных сил. Впервые ясно понимать, что это не моё, что это ты топишь меня в своей боли и наказываешь очередным чувством вины, как самой страшной казнью из твоего обширного арсенала пыточных инструментов. И чем дольше я остаюсь в этом одна, тем глубже впиваются, дробят и вспарывают тело с рассудком зазубренные лезвия её ледяных кинжалов.
