Текст книги "В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3"

Автор книги: Евгения Владон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

И в этот раз я не закрыла глаз. Не смогла и не захотела. Потому что в этот раз всё было иначе и совершенно по другому. И может благодаря этому я и почувствовала намного больше, увидела что-то ранее от меня ускользающее? Или наконец-то сумела разглядеть – ту самую тонкую красную нить, которая всегда пульсировала и светилась в кромешном мраке твоей тьмы всё это время – нить протянутую между нашими сердцами, в нашей единой кровеносной системе!

Я смотрела, как бьется сильная жилка на твоей широкой шее над расстёгнутым воротничком кофейной сорочки и не касалась её своими губами только потому, что ты удерживал мою голову в своих ладонях. Но я могла это сделать запросто, потому что безумно этого хотела и практически уже ощущала вкус твоей кожи и биение твоего пульса на своем языке… Fuck!

Пожалуйста! Дай мне этот шанс! Умоляю! Дай мне всё исправить прямо здесь и сейчас! У меня получится! Я чувствую это!..

– Тебе всё-таки надо поесть, Эллис. Боюсь, я не смогу успокоиться, пока ты это не сделаешь, ещё и при мне. – тогда почему говоришь об этом таким сиплым голосом и смотришь с такой близости, будто хочешь сделать что-то другое, вот-вот в эту самую секунду?

Если ты и сумел прервать свой поцелуй в лоб, но только не стремительное погружение своих клинков, игл и нитей в моё сердце! Ты даже не смог отстраниться от меня на безопасное расстояние или сделал это намеренно, чтобы свести меня окончательно с ума. Убить за несколько невыносимо сладких минут нашего одержимого слияния тем, что могло бы случиться между нами сейчас, не останови ты себя у этой хрупкой грани чистейшего безумия.

Уж лучше бы ты это сделал тогда и по настоящему… и не обязательно быстро…

* * *

Как такое могло случится? Почему я ничего не заметила и у меня даже мысли не возникало, чтобы задуматься, что же со мной было не так?

Думаю, ответ был самый банальный и нелепый. Во всем оказалась виновата внематочная беременность и период времени выпавший на её нежданное возникновение. Мои психические стрессы с моим переходом в Глобал-Вижн и переездом на другой конец континента, моё прямое игнорирование нестандартного менструального цикла в первый месяц и списание не слишком привычных для него выделений всё на те же эмоциональные перепады с усиливающейся паранойей.

Были какие-либо боли и тошнота с утренней рвотой? Серьёзно? Во второй месяц? Как раз тогда, когда я только-только очутилась в эпицентре твоего вселенского заговора против меня? Да меня шторило и выворачивало на изнанку куда похлеще самого сильнейшего пищевого отравления. Сомневаюсь, что на тот момент я могла бы отличить , где была тошнота от беременности, а где – от зашкаливающих страхов и запредельного волнения.

Боли в животе с правой стороны? Возможно. Но разве я не прожила последние недели на транквилизаторах и прочих "болеутоляющих", которыми ты кормил меня едва не с нашего первого и столь задушевного разговора в том милом кафетерии на Гейбл-Кросс?

Если бы весь этот срок я пребывала в нормальных психических и физических условиях, кто знает, может бы всё закончилось абсолютно по другому. Может что-нибудь я бы и заметила, забив своевременную тревогу. Но как я могла уследить за всем сразу здесь, сейчас и тем более рядом с тобой, когда ни моё тело, ни разрывающееся на части сознание (с давно надорванным и далеко не здравым рассудком) уже мне не принадлежали? Если в случившемся и была чья-то ведущая вина, то едва ли большая её часть принадлежала мне.

Или грубо говоря, виноваты были все, даже Брайан!

Да, знаю, одна из главных и самых болезненных тем этого дня. Ты ждал, что я сделаю это сама, ещё и увеличил срок по выполнению выдвинутого тобою требования в связи со случившимся – дал мне дополнительное время на полное восстановление физических и моральных сил. И надо сказать, впервые я не стала использовать твою щедрую отсрочку до очередного потопа или второго пришествия. Я и сама прекрасно понимала, что тянуть это до бесконечности – было бесчестно и некрасиво в первую очередь для Брайана. Но кто знал, что именно с критическим приступом и моим последующим пребыванием между жизнью и смертью на операционном столе (а на следующий день в сладчайшей паутине мнимых надежд и в смертельной ловушке рук моего любимого палача), я резко изменю своё решение.

Конечно я не сразу это сделала. Мне всё-таки потребовалось хоть какое-то время, хотя бы несколько первых дней, чтобы более или менее прийти в себя и набраться хоть каких-то сил, а вместе с ними укрепиться в своем окончательном выборе. Но в этом и была вся разница! Я захотела этого сама и у меня появились слишком веские причины, чтобы игнорировать происходящее. Правда мне пришлось дождаться, когда меня заберут из больницы и отвезут на твою квартиру на Мейпл-авеню, но и на это ушло не так уж и много дней. Уже к вечеру понедельника после твоего первого ухода из моей палаты я ощутила невыносимую тоску и острую потребность вернуть тебя обратно. Во вторник я откровенно начала сходить с ума от нечего-неделанья и слишком долгих минут вынужденного ожидания. Время попросту и буквально останавливалось – зависало, превращаясь в жестокую пытку для любого думающего человека. Казалось, я в жизни столько не думала, не анализировала и не перебирала в памяти самые залежалые архивы пережитого прошлого. Оказывается, для этого нужно не так уж и много – всего пара дней абсолютного спокойствия и почти стабилизировавшегося внутреннего умиротворения в полной тишине и в изолированном одиночестве. А самое главное, стопроцентной уверенности, что ты будешь рядом не смотря ни на что, будешь держать данное тобою слово и возвращаться ко мне и за мной снова и снова…

Может поэтому я не испытывала практически никакого страха и совершенно никаких переживаний, когда сказала тебе, что хочу позвонить Брайану и поговорить с ним о расторжении нашей помолвки.

"Ты уверена, что готова сделать прямо сейчас?" – "Более чем! У меня было до хрена свободного времени, чтобы обдумать каждое своё слово и несколько возможных вариантов разговора. И я действительно хочу это сделать." – "Я переведу на его счет в ближайшие дни всю стоимость кольца. Не исключено, что с небольшим процентом. Надеюсь, оно не было фамильной ценностью от его бабушки."

Я даже была уверена, что Брайан сам бы не захотел его забирать. Кто знает, может так даже и лучше. Кому захочется держать в доме постоянное напоминание о пережитом и таком унизительном разрыве?

Наверное, твоё последнее решение о возмещении цены за кольцо и стало для меня финальной точкой в совершенном мною выборе. Мне с лихвой хватало моего невозмутимого состояния и полнейшей уверенности в правильности моего последующего шага. Чем скорее я с этим покончу, тем меньше меня будет грызть совесть за случившееся. Конечно, телефон – не самое лучшее средство связи для подобного разговора, но устраивать видео-сессии в онлайн-режиме мне хотелось ещё меньше.

Правда вначале всё же пришлось отослать ему СМС-ку перед тем как выгадать подходящее время для нас обоих.

"Какого чёрта у тебя там происходит? Ты вообще соображаешь, что творишь? Я уже столько получил выговоров от своих тренеров и дирекции клуба, что сам не понимаю, как меня ещё не попросили уйти во временный отпуск. Эллис, я каждый вечер порываюсь сесть на ближайший самолет до Эспенрига и едва не самому послать всю свою спортивную карьеру коту под хвост! Что это вообще за непонятные СМС-ки непонятного содержания? Тебе так трудно набрать мой номер или взять трубку, когда я звоню? Что это за "Прости, никак не могу выйти с тобой на связь", "Не надо мне названивать по сто раз на дню, я сама тебе скоро позвоню…" Скоро? Я уже забыл, когда мы с тобой вообще говорили по телефону! Когда, Эллис? А, главное, почему?"

"Брайан… умоляю, прости! Я знаю, что сама во всём виновата, но я действительно не имела никакого понятия, как сказать тебе о таком."

"Простить? Сказать о таком? Эллис… бога ради, ты можешь хотя бы попытаться объяснить, что с тобой случилось и почему ты это вытворяешь?"

"Я и пытаюсь, но ты и слова не даешь мне сказать!" – видимо, я несколько погорячилась, когда решила, что сумею выдержать этот разговор в наименьшем эмоциональном напряжении. Услышать взволнованный голос Брайана через столько времени (увы, голосовые сообщения не могли передать и сотой доли тех специфических нюансов – воздействий на оголенную психику, коими всегда обладали моменты бесед "глаза в глаза"), вспомнить что это такое – чувствовать другого близкого человека, который вовсе и не исчезал из твоей жизни. Это же я на время вдруг ни с того ни с сего вычеркнула его оттуда, забыв о его существовании и о трёх прожитых с ним вместе годах. И забыла, я, судя по всему, достаточно многое.

Но как мне ему объяснить, чем стал для меня прошедший месяц? Во что Ты превратил утекающие безвозвратно в небытие минуты, часы, дни и недели, сотворив с восприятием самого времени во истину шокирующие метаморфозы. Месяц? Разве?

Это был далеко не месяц! Моё сознание (при чём в моменты полного осмысления) и тело пережили уже целый год этой бесконечной вечности. И он определённо не спешил заканчиваться, даже сейчас, в эти самые секунды, когда я говорила с Брайаном, ощущая на плечах и затылке скольжение осязаемого взгляда и защитной близости совершенно другого человека, того, кому принадлежали все ключи и пароли окружающего меня мира – ТЕБЯ! Ты мог и не находиться в самой комнате, но это не значило, что тебя не было здесь вообще и особенно в бесчисленных пространствах твоей реальности, твоего персонального Зазеркалья, Чёрного Эдема и десятимерного Красного Лабиринта с координатами из десяти осей-констант. Ты был здесь всегда и прямо сейчас! И возможно осознание последнего не давало мне скатиться окончательно в ту забытую Алисию Людвидж, которую тебе удалось вытравить из моего тела за прошедший месяц.

"Прости, но о таких вещах не принято говорить по телефону… Только я всё равно не знаю, как ещё тебе сказать об этом и смягчить возможный удар" – "Возможный удар? Да о чём ты, твою мать, говоришь? Эллис!.. Бл*дь! Что случилось?"

Вспоминать по его взволнованному голосу, каким Брайан был всегда открытым, естественным, "нараспашку" и без каких-либо ненужных для него скрытных привычек из серии "себе на уме" – оказалось совершенно неожиданным моментом даже для меня. В этом плане с ним всегда было проще, но только почему-то не в эти минуты.

"Нам придётся расторгнуть помолвку и расстаться. И это не шутка и не временная мера моей спонтанной прихоти. Поэтому я и избегала все возможные контакты прямого общения с тобой… Мне надо было всё обдумать – все За и Против…"

"Ты либо чего-то там наглоталась, либо спутала реальность со своими творческими фантазиями. Ты вообще слышишь, что ты, твою бл*дь, несёшь? Я вообще ни х*я не понял из того, что ты только что мне сказала! Ты сама-то поняла? Ты себя слышала?"

Один из главных признаков, что Брайан Степлтон на взводе и на максимальном пределе – он начинал использовать весьма обильное количество нецензурных слов и, надо сказать, не всегда к месту. И это было наименьшей отрицательной чертой в его характере, хотя временами довольно пугающей.

"Я знаю, это звучит нелепо и абсурдно, ещё и после трёх лет…"

"Нет, Эллис! Нет! Это звучит, еб*ть как всё предельно ясно! И особенно сейчас! СЕЙЧАС!" – последнее слово он буквально прокричал, накручивая себя бешеными рывками до угрожающего для всех предела. А я ни черта не могла с этим поделать. Ни успокоить, не сделать что-то реальное и действенное. Я же столько до этого разрывала отношений с другими мужчинами… Или раньше было проще из-за того, что ни с кем из них я не затягивала встреч дольше чем на пару месяцев (максимум на три)? Только как моя теория вязалась, например с тобой, да ещё и спустя 10 лет?

"Кто он? И как долго вы занимались этим за моей спиной? Ты поэтому приняла это гребаное предложение от Глобал-Вижн? Появилась возможность сбежать к нему прямо в Леонбург и уже больше не шифруясь устраивать свои рандеву в открытую?" – честно говоря, я уже и не помнила, предвидела ли я до этого подобный разворот разговора и что именно творилось в моей голове в те ненормальные микросекунды. Я пыталась вспомнить те дни, в которые светилась вместе с тобой на публике и которые могли попасть в виде любительских снимков (а то и целых видеозаписей) с чьей-то легкой руки на страницы интернет-таблоидов? Или пыталась определить, в чём конкретном меня мог обвинить Брайан? Если он тогда и тыкал наугад пальцем в небо, то слишком уж идеально попадал точно в цель с каждого необдуманного выстрела. Кроме, пожалуй, одного единственного факта – я не встречалась с тобой у него за спиной до своего переезда в Леонбург, как и ни с кем-либо другим. А значит, грубо говоря, все его предположения должны были рассыпаться вдребезги при первом же столкновении с реальными данными… но только почему-то не рассыпались и не встречали на своём пути никаких оборонительных препятствий. Я не хотела защищаться. Потому что он был сейчас прав, как никогда. И за то КАК я ему изменила (и изменяла до сих пор!) было слишком мало столь красочных словоизлияний на мою голову. А, главное, за то, что я не испытывала никаких угрызений совести по поводу всех своих измен! Вот только сама ситуация от этого легче не становилась.

"Я не смогу с тобой говорить, если ты будешь продолжать в том же духе…"

"Что продолжать, Эллис? ЧТО? И о чём нам с тобой сейчас говорить, если ты уже давно за нас всё решила? Или ты думаешь, нам есть что обсуждать ещё?.. Я… я… Бл*дь!.. Еб*ть тебя в жопу!.." – это было последнее, что он тогда сказал, перед тем, как отключить и связь и свой телефон. Я пыталась в тот день чуть попозже набрать его номер, но ничего не получалось. Ничего. Несколько частых гудков, заканчивающихся сообщением приятного женского голоска о том, что данный абонент (увы) находится за зоной конкретной сотовой связи.

Ощущение, что этот разговор изначально пошёл не по той колее и оборвался совсем не тем финальным аккордом, на который я рассчитывала ранее, преследовало меня ещё довольно долгое время. На поставленную жирную точку в наших с Брайаном отношений это мало чем походило, вернее сказать, совершенно не походило. Оно вообще ни на что не походило! Разве что на очень бурную ссору с призрачным многоточием.

И, похоже, ты был прав, когда говорил, что я выбрала не самое подходящее время для данной беседы. Волнение, связанное с негативной реакцией Брайана на мои слова, всё-таки подрезало мои собственные нервы и воскресило забытые по этому поводу страхи. Я так и не успела сказать ему, что у меня была внематочная беременность, что это был его "ребёнок" и я чуть было не умерла на руках Дэниэла Мэндэлла-младшего, когда у меня открылось сильное кровотечение в его роскошном лимузине (да-да, того самого гребаного любовника, с которым я встречалась за спиной Степлтона весь этот месяц и о котором думала всё последнее время в нашей с Брайаном постели в Карлбридже перед моим окончательным отъездом в Леонбург!). И, откровенно говоря, я не имела никакого представления, что было бы, если бы я действительно всё это сказала. Изменили бы эти слова хоть что-то или на тот момент это не имело никакой существенной разницы?

Ну, по крайней мере, я выполнила часть твоих требований, как ты и хотел. За конечный результат возможных последствий я не несла никакой возложенной на меня ответственности. Это была всецело твоя идея, не моя!

И думать об этом теперь, спустя первую неделю после пережитой операции как-то не особо-то и тянуло. И тем более рядом с тобой, в твоей квартире, в твоём ошейнике, который ты надел на меня снова без каких-либо предварительных предупреждений, стоило только Лалит Неру покинуть твой дом с окончательным расчетом за её профессиональные услуги. Ты явно посчитал, что его присутствие на моей шее не должно помешать моему быстрому восстановлению и заживлению внутренних ран. Не знаю почему, но я и сама не испытала по данному поводу каких-либо эмоциональных встрясок. Будто все последующие дни только подсознательно и ждала этого момента и готовилась к нему заранее. А возможно даже и хотела! Как ещё одно неоспоримое доказательство твоим обещаниям, что ты не собираешься отказываться от меня и терпеливо ждёшь моего быстрого выздоровления как никто другой в этом мире.

Неужели я могла когда-то думать о каких-то иных вариантах твоих заранее обдуманных и давным-давно принятых решениях касательно моего будущего подле тебя? Это же был ТЫ! Дэниэл Мэндэлл-младший, выждавший десять лет собственной жизни, чтобы в один прекрасный день загнать в свою безупречную ловушку наивную дурочку Эллис Льюис! И какая-то операция по удалению несовместимого ни с чьей жизнью патологического эмбриона из моей фаллопиевой трубы явно не могла изменить твоих намеченных планов и далеко смотрящих взглядов на мой счёт. Ну может быть только отсрочить их ещё на один месяц. Но что такое для тебя месяц по сравнению с десятью годами откормки твоего внутреннего зверя твоей же рукой особым сортом нестандартной ненависти?

Или я наивно думала, что эта операция и тот твой первый приход в мою палату и вправду могли резко всё изменить? Изменить тебя? Твоего чуть присмиревшего зверя? Серьёзно?.. Или твою тьму, пожиравшую тебя изнутри все эти годы и отравлявшую своим токсичным ядом чёрного бессмертия твою кровь, сердце, чувства и мысли? Перекроившую до основания сущность Мэндэлла-младшего – изменившую до неузнаваемости МОЕГО ДЭННИ?..

Я ведь встречалась с тобой в Эшвилле всего ничего, какой-то ничтожный месяц… а с ней ты прожил практически всю свою сознательную жизнь! Неужели у меня были хоть какие-то шансы?

Да, между нами тянулась та самая тончайшая красная нить необъяснимо крепкой связи, между нашими сердцами, сплетенных воедино нервов чувств, эмоций и сознания. Но на фоне этого абсолютного мрака и убийственной черноты из сплошной боли, ненависти и твоей сверх контролируемой ярости она просто терялась и меркла, как будто её вообще там не было! Я сама там терялась и тонула за считанные мгновения, не понимая, что там делать, куда двигаться и как идти. И я до смерти её боялась! До сих пор! Даже сейчас.

Даже когда ты резко остановился и прекратил прессовать меня своими излюбленными пси-манипуляциями, дав временную передышку и ложную надежду на нечто большее. Было ли это твоим очередным просчитанным действием или ты на самом деле испугался за свою почти сломавшуюся игрушку? И в данном случае я действительно терялась перед возможными последствиями, не представляя, что меня ожидало в самом ближайшем будущем. Или что было хуже – твоя беспощадная жестокость, изощренная ненависть с идеально вымеренными ударами или несколько дней щедрой заботы, запредельной нежности и завышенного внимания от самого ласкового и любящего Хозяина? Показать мне обратную сторону подобных отношений, чтобы в один из прекрасных дней выбить из-под моих ног когда-то столь твердую и надежную опору, забрать то, что никогда мне в сущности и не принадлежало… лишить единственного, за что я ещё могла держаться, верить и надеется – лишить надежды на твоё возвращение…

* * *

– Ты сегодня прямо вся светишься. Неужели доктору Воглеру удалось тебя чем-то обрадовать? Обычно ты ходишь на его приёмы чуть ли не как на каторгу и под принуждением, а тут уже второй раз за неделю буквально танцуешь до и после нового осмотра.

– Это действительно так заметно? – я даже и не пытаюсь сдержать ответной реакции на твою подколку. Моментально подключаюсь к игре, запуская на полную врожденное жеманное кокетство: вызывающе прикусываю край нижней губы и совершенно не скрываю за столь наигранным жестом флиртующую улыбку "пай-девочки".

И мне не надо никаких визуальных доказательств, чтобы узнать, как на тебе сработал данный маневр. Я чувствую это буквально собственной кожей, по твоей ленивой улыбке, слегка прищуренным, очень внимательным и сканирующим насквозь глазам, по скрытым под очередным брендовым костюмом неуловимым импульсам твоего расслабленного, но от этого не менее сильного тела. Наш новый ритуал, твоя расточительная щедрость, к которой я привыкла меньше, чем за пару дней.

– Даже слишком. Да ты и не особо-то стараешься это скрывать, словно уже поджидаешь подходящего момента наконец-то рассказать об этом. – тлеющая улыбка не сходит с твоих губ, смягчая их лепной изгиб и нацеленный на моё лицо задумчивый взгляд, пока твои пальцы задерживаются невесомым скольжением на моей щеке и скуле, рисуя по чувствительной коже одной из самых твоих нежнейших ласк.

И ты прав, как всегда, безошибочно и без какого-либо напряжения считывая мои эмоции и желания. Любуясь моим бесхитростным поведением игривой кошечки, подобно соскучившемуся за своим любимым питомцем приуставшему Хозяину.

Хотя по существу и со стороны иными словами данную картину и не назовешь. Я сижу у твоих ног только в одном ошейнике уже больше получаса и жду того подходящего момента, о котором ты только что сказал. Ведь меня действительно буквально распирает изнутри этой восхитительной новостью, которую я ждала с таким нетерпением, наверное, ещё с больницы. Мне и самой до сих пор не верится, что прошёл целый месяц, что за всё это время ты прикасался ко мне только лишь в минуты целомудренных ухаживаний. И даже сейчас, когда я сидела на полу твоего домашнего кабинета абсолютно нагая, пять минут назад принимая из твоих рук только ртом свой ужин, тебе и в голову не приходило, что я уже которую неделю мечтаю о куда большем. Нет, не просто мечтаю, а практически уже схожу с ума!

А может и приходило (чтобы ты такого не заметил, да ещё и в упор?), просто делаешь вид, что не видишь. Строго блюдешь и следуешь всем предписаниям врача. И не важно, что после ухода Лалит я уже несколько недель хожу по твоей квартире голая, ем из твоих рук голая, сплю голая и естественно принимаю душ (и только с твоей помощью!) только голая! Похоже для тебя это такое же естественное явление, как и для любого римского патриция, содержавшего в своих владениях внушительное количество голых рабов. Хотя сильно сомневаюсь, чтобы кто-то из твоей прислуги ходил здесь же без одежды.

Конечно же я всего лишь драматизировала своё вынужденное положение и ситуацию в целом, но разве я была виновата, что природа брала своё, а твоё почти ежедневное присутствие, открытая близость и постоянное внимание к моей персоне творили со мной из дня в день во истину пугающие метаморфозы. Я и подумать до этого не могла, на какую небывалую щедрость и ничем неприкрытую заботу ты был способен вообще. Ведь по существу это же я настояла на том, что услуги профессиональной сиделки мне совершенно ни к чему и тем более после того, как с меня сняли швы. Ты согласился с этим, в конечном счете перетянув в свои руки все обязанности, связанные с ухаживанием за мной, хотя и не мог находиться рядом все двадцать четыре часа в сутки. Нет, вру. Всё-таки как-то умудрялся находиться (уик-энды не в счёт), и я ощущала твоё присутствие в квартире и подле себя даже когда тебя здесь не было. Правда я так ни разу и не воспользовалась твоим щедрым для меня правом – вызвать тебя домой в любую минуту через звонок Эвелин Гувер, если что-то со мной вдруг случится и я почувствую в этом крайне острую необходимость.

Слава богу никаких ухудшений за весь этот месяц со мной не произошло, если не считать эмоциональной встряски после звонка Брайану. Выздоровление шло быстро, физические раны затягивались и заживали прямо как на вампире, хоть и в замедленном темпе. И меня наконец-то поставили на учёт в женскую консультацию к доктору Нейтану Воглеру. Вначале я с ним познакомилась в больнице, когда он впервые пришёл туда сам и, видимо, по твоему вызову. Потом два или три раза он появлялся на твоей квартире ещё при Лалит и немного после её ухода, ну и после я уже начала ездить в его частную клинику практически как на работу собственной персоной по нескольку раз в неделю на осмотры, реабилитационные процедуры, смену повязок, бесчисленные анализы и прочее. Можно сказать, скучать мне было почти что некогда, да и дома я не валялась в постели сутками на пролет.

Признаюсь честно, именно здесь время летело почти с сумасшедшей скоростью, особенно в ожидании твоего возвращения. Ты не запрещал мне работать за моим компьютером и на моём обновленном домашнем орг. оборудовании, не устанавливал дневных лимитов на телефонные звонки и разговоры, на выход в интернет и в соц. сети. И самое невообразимое из всех твоих щедрейших поблажек – ты не запирал моей комнаты на ключ, когда уходил из квартиры! А однажды разрешил прийти в твой кабинет – в соседние комнаты твоих личных хозяйских апартаментов.

Безусловно, я прекрасно понимала, что при других обстоятельствах данное доверие да ещё и от тебя заслужить было бы попросту нереально. Да и ты едва ли бы пошёл на такое, если бы не знал, с какой жадностью я буду цепляться за каждое проявленное ко мне с твоей стороны внимание, за очередной твой милостивый дар, заботу и нежность. Ведь после подобного я захочу большего, потому что буду знать, что это возможно – знать, на что ты способен и что можешь дать сверх всего.

Наверное каким-то шестым чувством или подсознательным инстинктом я слишком хорошо понимала, что не стоит испытывать судьбу и особенно сейчас. Ты мог отобрать свою господскую милость с той же легкостью и быстротой, с какой отдавал мне её все эти недели. Тебе даже не надо было зачитывать мне очередной свод правил Протокола касательно моего поведения в доме при твоём отсутствии. Они и без того были слишком банальными и мало чем отличались от общеизвестных правил этического поведения в том же обществе. Проще говоря – не гадь там, где спишь и ешь, Эллис! И не вздумай кусать руку, которая тебя кормит (буквально!), одевает (тоже буквально!), гладит, ласкает и временами даже позволяет прикасаться к себе. Тебе ведь никто до этого не говорил, что твоё положение в этом месте вдруг резко изменилось. Всё осталось, как и прежде, разве что с небольшими изменениями по уходу за тобой на весь ближайший месяц.

Само собой я держалась всё это время, как умела и могла. Я очень и даже слишком сдерживалась от сводящих меня с ума соблазнов пуститься во все тяжкие, например, устроить в какой-нибудь из подобных дней глобальную экскурсию по квартире с тщательным обследованием каждого уголка в каждой встречной и открытой комнате. Но, видимо, я так же прекрасно осознавала, во что мне вообще могло это вылиться, даже если часть помещений будет закрыта на ключ и всё моё путешествие ограничится парочкой гостиных, каким-нибудь чуланом с хозяйственным инвентарем и возможно кухней с зоной для прислуги. И то что ты отсутствовал здесь в определенные часы рабочих дней вовсе не значило, что ты не мог следить за мной даже из совершенно другой точки земного шара каким-то иным способом, а уж в последнем (акцентируя внимание на всех твоих финансовых возможностях и способностях) я нисколько тогда не сомневалась.

Так что лучше было перетерпеть первые недели в роли послушной пай-девочки твои изначальные проверки и наблюдение со стороны, чтобы в конечном счёте рано или поздно получить свой по праву заслуженный приз прямо из рук своего любимого тюремного надзирателя. Как видишь, ни один из твоих уроков не прошёл для меня в пустую. Я тоже многому научилась и только лишь благодаря тебе. Нечеловеческому терпению, ожиданию… боли.

Да и как я могла жаловаться после всего, что ты делал для меня все эти дни? Помогал принимать душ по утрам (практически делая всё своими руками от и до), кормил завтраком, следил за приёмом лекарств, обязательно приходил в полдень, чтобы покормить обедом и само собой возвращался вечером к ужину и к моему купанию перед сном. Я никогда не засыпала одна (впрочем, как и не просыпалась одна). Ты сам укладывал меня в постель и сидел рядом до тех пор, пока меня не накрывало глубоким сном и когда-то таким забытым умиротворением сладкого покоя. Я вполне бы могла считать себя в эти часы и столь драгоценные для меня минуты твоей желанной близости самой счастливой женщиной на земле – самой счастливой Эллис Льюис, которая уже никогда такой не будет ни с кем другим без тебя… и с тобой.

Но в том-то и дело, что всего этого было мало даже для меня (или особенно для меня!). И в какие-то моменты просто до ничтожности мало.

Сколько бы завышенного внимания и чрезмерной заботы я бы не получала от тебя сейчас, без ощущения и полного осмысления, что ты вернулся и стал моим Дэнни во всех смыслах данного понятия – остальное выглядело искусственной бутафорией и воспринималось не иначе, как само собой разумеющейся атрибутикой наших неполноценных отношений. Ты оставался закрытым, наглухо зашитым в своей титановой броне и внутреннем экзоскелете, которые, похоже, попросту окаменели за долгие годы твоего прозябания в своей изъедающей ненависти и ядовитой тьме до необратимого состояния чёрного гранита. Даже если улыбался мне, как сейчас, или ревностно прижимал к своей груди и плечу – когда у меня начинались ночные приступы моих первых провалов в ожившие кошмары полубредовых снов-галлюцинаций – даже тогда я не ощущала тебя хотя бы на десять процентов. Только цеплялась пальцами за этот грубый камень, оцарапываясь каждый раз о его грубые шрамы и твёрдые рубцы едва не до крови. Господи, я же понятия не имела, как вообще можно было найти на нём то самое место, где якобы проходила связывающая нас нить. Да и кто сказал, что она вообще была? Вдруг она мне просто привиделась или я придумала её для самоутешения? Чтобы мне жилось чуть легче и "спокойнее", чтобы было проще принимать тебя таким!

Правда и ты не сидел сложа рука, прекрасно понимая, что без необходимых поблажек и поощрительных призов удержать меня в нужном настроении не получится. Поэтому ты и стал вводить дополнительные бонусы к моему новому виду воспитания: где-то к концу третьей недели разрешил мне прийти в твой кабинет; в середине четвертой провёл небольшую экскурсию по квартире, разрешив посещать огромный зал отдыха-библиотеки (тот самый с угловой стойкой бара, декоративным бассейном и домашним кинотеатром, где ты провел со мной вторую полноценную сессию), когда ты будешь подолгу отсутствовать дома и если мне вдруг станет дико скучно в выходные подле тебя. Показал, где находится кухня, на тот случай, если у меня неожиданно проснется зверский аппетит.

Не скажу, чтобы мне когда-нибудь в отмеченные тобою уик-энды да ещё и рядом с тобой становилось скучно и тоскливо. Наоборот, я ждала их с не меньшим нетерпением, как и все твои приходы-возвращения домой с работы (или откуда-то там ещё). И мне действительно было плевать, что в эти часы я не могла заниматься при тебе чем-то другим, кроме как тихонечко сидеть у твоих ног на подложенных тобой подушках прямо на полу и безмолвно наблюдать, как ты работаешь или с кем-то разговариваешь по телефону всё по той же работе, якобы не замечая моего присутствия в упор. И мне нравилось заниматься этим бездельем именно в твоём кабинете (хотя я и могла в любой момент встать и уйти в ту залу, чтобы посмотреть какой-нибудь фильм или выбрать книгу из твоей обширной литературной коллекции мировой классики). Ведь именно в такие минуты мне разрешалось прижиматься к твоей ноге, обнимать руками колено или даже всю голень, ложиться головой на бедро…