Текст книги "В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3"
Автор книги: Евгения Владон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Скажешь, это обычный инфантильный каприз зажравшегося миллиардера? Другие доказательства для тебя никогда и ничего не значат, как и не значила моя любовь десять лет назад?
И что же будет теперь, когда ты проснёшься, откроешь свои сонные глазки и удивлённо посмотришь на окружающую тебя комнату? Как отреагируешь на слова доктора, который скажет всё без утайки, что с тобой случилось, почему ты здесь, почему лежишь на этой жуткой кровати-трансформере, подключённая к капельницам и мониторам системы жизнеобеспечения? Что почувствуешь, какие сделаешь выводы и… что захочешь в последствии? Насколько тебе будет больно от осознания о произошедшем и как долго будешь винить меня во всём этом?
Дэниз ни черта не поняла и, возможно, никогда этого и не поймёт. Хотя быть может Лекс что-то и заметил, догадался, поэтому и промолчал в ответ? Такие вещи не свойственно демонстрировать и уж тем более объяснять людям, которых ты никогда в жизни не впустишь в своё личное пространство. Уж кому-кому, а им этого видеть нельзя!
Слишком сильный удар, слишком кровавая жертва, при чём буквально… Я мог ждать чего угодно за долгожданное право вернуть тебя, за право забрать твою жизнь у всего мира, у сотворивших тебя богов, у общей вселенной. Не исключено, что я готов был понести и личные потери. Да и чего греха таить-то, я же был так уверен, что давным-давно расплатился за всё сполна, с меня взыскали достаточно и по всем статьям, едва не выпотрошив до основания. За подобные вещи обязаны выдавать комиссионные, а не требовать проценты по давно погашенным кредитам! Это у меня стопроцентное право требовать то, что у меня отобрали и продолжают отбирать! Это мой мир! Моя вселенная! И ТЫ МОЯ! Не кто-то или что-то решает, что должно с тобой случиться и произойти! Это МОЁ личное право! ТОЛЬКО МОЁ!!!
Господи, мне явно не конкурировать с твоими аппетитами и твоей масштабной жестокостью. Правда, я сильно сомневаюсь, что ты льёшь слёзы по каждой убитой твоими руками душе. Хотя, кто знает. Только свихнувшийся психопат способен каждый день убивать собственных детей тысячами и видеть во всём этом извращённом безумии божественное чудо. Мне даже подумать страшно, что было бы, если бы это оказался мой ребёнок и если бы они погибли оба?
Почему я не захотел с тобой поговорить сегодня, посмотреть в твои наполненные полусонным сознанием глаза и ответить на часть твоих вопросов, если бы ты вдруг смогла что-то сказать? Боюсь, объяснение слишком банально и до нелепости очевидно. Мне может не хватить сил, их итак уже практически не осталось на сегодня. Я не сумею выдержать твоего непонимания в полупустом взгляде или того хуже, обвинения и ненависти. И я сам не знаю, что бы со мной произошло в этот момент. Я слишком бессилен, чтобы наблюдать, как ты закрываешься, замыкаешься и забиваешься в дальний угол своего столь облюбованного отчуждения. Я просто не выдержу этого сейчас, твоей очередной попытки сбежать и спрятаться от меня!..
Ты не имеешь и не имела на это права! Слышишь? Я скорее сорвусь и выдерну тебя оттуда за волосы буквально, заставлю заново и в полную меру прочувствовать мою близость. Заставлю смотреть на меня, в меня, видеть и осознавать, что это не сон – я всегда рядом, я тот, кого ты должна ощущать, принимать и хотеть (постоянно!) и кто держит твою жизнь и твоё сердце в своих руках! Только я! Я и никто более!
Не думаю, чтобы ты когда-нибудь и вообще сумела понять, что со мной творится, какими глазами я смотрю на всё это, что вижу, что чувствую и каких масштабов способна достигнуть моя собственная боль. Но в этот раз всё и вправду зашло слишком далеко. И хотя я не имею никакого права обвинять тебя в случившемся, но… факт остаётся фактом. Пусть не осознанно и не специально, но ты сделала это. Попыталась проделать этот трюк снова! Разве что в ещё более извращённой и жёсткой форме!
Да, знаю, я похож на чокнутого параноика, но ведь и ты последний месяц делала со своей стороны всё возможное, чтобы хоть как-то, но противостоять моему контролю и требованиям. И я не удивлюсь, что ты в упор якобы не замечала, а на самом деле просто игнорировала любые симптомы, подсознательно или намеренно откладывая каждое из моих конкретных указаний.
Конечно, я прекрасно и здраво понимаю, это не твоя осознанная и прямая вина, но это всё-таки случилось. И как бы сейчас это не звучало жестоко из моих уст – большая часть вины за произошедшее лежит именно на тебе. Ты снова это повторила. И самое ужасное, в этот раз тебе едва не удалось завершить начатое до конца. Сбежать от меня окончательно и безвозвратно… И как по-твоему, после такого я смог бы сейчас смотреть в твои глаза и делать вид, что всё ну просто зашибись как чудесно?
Боже… Девочка моя. Как же так? Как ты могла? Неужели ты бы сделала такое намеренно, если бы кто-то или что-то вдруг убедили тебя, что это единственный выход, и только он поможет тебе избавиться от меня навсегда? Ты и вправду думаешь, что такое в принципе возможно? Я позволю тебе совершить подобное?
Выходит, ты совсем и абсолютно не знаешь меня, не имея никакого представления, на что я способен в действительности и до чего готов дойти! Поэтому ты сейчас и спишь. Поэтому тебе лучше не видеть, что со мной происходит и каких мне стоит усилий сдерживать себя и своего свихнувшегося внутреннего зверя.
Смотреть на тебя спящую, касаться всё такого же холодного лица, сопоставляя последние картины пережитого кошмара… Пытаясь поверить, что всё на самом деле уже позади, убеждая себя, что тебе сейчас уже больше не больно. Ты здесь, со мной… И даже там, в недоступных глубинах чёрно-белых снов ты продолжаешь меня чувствовать и слышать, тянуться ко мне… держаться за меня…
Ты должна это ощущать. Слышишь? Я не отпущу тебя! Никогда!
Обратного пути не существует ни для кого из нас. В этом вся банальная правда. Мы настолько друг в друга проросли, что останови сердце хотя бы у одного – второе перестанет биться автоматом. Это закон природы, милая. Разве за всё это время ты так этого и не поняла? Эту связь уже не разорвать просто так. Наши вены, артерии и нервы переплетены – слиты воедино, у нас общая система жизнеобеспечения, общая кровь, общие легкие и общий ментал. Мы не просто дышим, думаем и чувствуем в унисон, мы живем одной жизнью… и мы умрем одной смертью. Только так! По другому и не будет.
И, надеюсь, ты скоро сама это поймешь и осознаешь. Когда проснешься, когда потянешься ко мне на врождённых импульсах… и когда первым человеком, которого ты захочешь увидеть буду я…
…Казалось, впервые за прошедшую вечность она наконец-то затихла или отступила, бесшумно скользнув в ближайшие чёрные тени окружающей палаты. Не исключено, что даже ослабила мёртвую хватку на твоём горле и в сердечной мышце. Может в коем-то веке и за весь последний час вдоволь насытилась пережитым безумием и кровью полученной жертвы?
Ты не стал включать свет, мониторы кардио-диагностики давали достаточно освещения. Ломанные кривые трех разных цветов отражались пульсирующими диаграммами на её неподвижном и всё таком же мертвенно бледном лице, фиксируя каждый удар её сердца, едва уловимый вздох и скорость бегущей по артериям крови. Хотя тебе и не надо было сверяться с данными на экране, ты прекрасно мог и сам определить частоту её пульса, уровень температуры тела и силу кардио-давления. И ты не смог бы не прийти сюда сегодня, чтобы до этого не говорил врачу или Дэниз Эпплгейт. Ты знал, что придёшь. Тебе было необходимо её увидеть, убедиться, что всё действительно позади – ты снова её чувствуешь, как и она чувствует тебя.
Коснуться пальцами холодной, но всё-таки живой кожи, пропустить через собственные рецепторы в млеющие ладони обжигающие разряды сковывающей дрожи. Убедиться, что она рядом, она дышит… она жива! Вглядываясь в её черты, вслушиваясь в её дыхание, забывая о времени и о том, что за этими стенами существует другой мир, другая реальность и другие люди, которые тебя ждали. Сейчас никто и ничто для тебя больше не существовало. Ты бы и не смог сделать что-то ещё, подумать о чём-то ином, вспомнить о каких-то второстепенных и совершенно несущественных для тебя проблемах. У тебя просто не было на них ни сил, ни желаний. Ты находился сейчас там, где должен был быть и ничто другое не смогло бы переубедить тебя в обратном.
Да, Эллис, я там, где и было мое место все эти годы, там, откуда ты меня столько лет вытравливала, пытаясь заменить на жалкие суррогаты. Ничто, слышишь, ничто не может изменить истинное положение вещей! Судьба это или нет, но такова наша реальность и слитая в одно единое сущность. Любая попытка сбежать, окажется провальней предыдущей. И если будет необходимо, я вытащу тебя и с того света. Обещаю! Ты нигде и никогда не спрячешься от меня. Найду по следу, запаху и притяжению, которое свойственно лишь нашим сердцам! Да и все мои метки… Думаешь, я ставил их на тебе и в тебе только из эгоистичной прихоти самовлюбленного собственника? Нет, моя девочка. Они будут с тобой всегда, будут жечь, ныть и пульсировать каждое мгновение и при любой попытке не думать обо мне. Твоё тело и заклеймённая мною душа не смогут меня забыть, даже если каким-то чудом тебе удастся стереть свою память под чистую. Меня из себя ты не вырвешь и не вытравишь! Ничем и никогда! Как и не сбежишь. От меня, от себя, от нас… из нашей Чёрно-Красной Вселенной.
Если бы ты только мог сделать это прямо сейчас – пустить её себе под кожу, забрать, полностью поглотить, растворить в своей крови и в нервных клетках. Хотя прекрасно осознавал, что можешь и всегда мог, в любую секунду… накрыть собой, спрятать от всего мира! Спрятать от других, от завистливых богов и даже от неё самой. Тем более, что для вас теперь значило время, окружающая реальность и внешний мир? Не важно, что она спала и якобы не могла знать, что ты рядом. Всё она знала, чувствовала и хотела. Ты же испытывал то же самое. Ты умел читать её даже спящую и в собственных снах.
Наверное, в те секунды тебя бы уже ничто не остановило. Тебе было это нужно, подобно воскрешающему глотку свежего воздуха, спасительной инъекции энергетического стимулятора в кровь и в сердце, мощной дозы эксклюзивного чёрного опиума. Ты бы и не сумел уйти отсюда, если бы не получил хотя бы нескольких ничтожных капель или невесомых гранул собственного персонального наркотика.
Едва ли это был неосознанный порыв или толкающий на необдуманные действия подкожный страх. Ты всегда знал, что делаешь и зачем. Ты сам этого хотел и тем более сейчас, когда любое мгновение и утекающие безвозвратно неуловимые секунды буквально отсчитывались вашими сердцами в этих ломанных зигзагах вашей общей кардиограммы. Когда ты пропускал ваш слившийся пульс через кончики своих пальцев, обхватывая обеими слегка дрожащими ладонями её прохладное лицо. Когда практически накрывал её собой, нагибаясь над ней, вглядываясь в её бесчувственные черты, в закрытые глаза, в спящее сознание…
Нет, ты не пытался пробраться в глубины её снов и увидеть, что ей сниться, ты уже давно там прописался. И чем глубже твоё проникновение за пределы яви, тем сильнее она тебя ощущает и тянется за тобой. Это аксиома жизни – ваша священная истина, не требующая доказательств.
– Возвращайся, моя девочка. – прошептать в её сухие, потрескавшиеся и очень бледные губки своим горячим дыханием. Прикоснуться своими к её холодной переносице, на несколько секунд закрывая глаза, слушая, как твоя сердечная мышца бьётся скулящим зверем о костяные прутья грудной клетки, словно пытается отдать часть собственных сил и влить в её пульс мощь своих отчаянных ударов. – Слышишь?.. – прижаться к её лбу своим, глубже зарываясь дрожащими пальцами в её волосы, пряча в ладонях её маленькую головку, будто и вправду намереваясь затянуть всю её в себя.
Отпустить себя, раскрывая веки, всматриваясь в неподвижную маску её нежного чистого личика и с трудом удерживаясь на весу. Едва не задыхаясь от боли и воспаленной лихорадки, от кровавых трещин-разрывов, расписывающих изнутри твоё сердце и окаменевшие шрамы защитного панциря пылающими узорами свежих алых ран. Боже правый! Как же тебя сейчас ломало, дробило кости и выжигало реальным физическим воспалением – в коже, в крови, в обнаженных нервах. Буквально до липкой испарины и вымораживающего озноба. Стопроцентные симптомы наркомана, пропустившего принятие своей исцеляющей дозы!
– Я тебя жду… жду здесь, моя девочка… – и так и не удержаться, впервые за столько дней. А может и сделав это намеренно!
Накрыть её холодные сухие губы сдержанным поцелуем, с трудом соображая, что с тобой происходит и практически срываясь в бездну вашего обоюдного безумия к ней, в её недосягаемые глубины скрытых снов и тяжёлого бессознания. Ощущая буквально на молекулярном уровне и пропуская через все клетки собственного тела вырывающее из реальности давление бешеного полета – смертельного падения в эпицентр вашей вселенной, ваших сплетенных чувств, желаний и жизней. Всего одно мгновение, один удар сердца и захлебывающийся вздох от этой грани, от вероятности потерять сознание самому. Но ты всё равно продолжаешь это делать. Тебя уже ничто и никто не смог бы остановить, даже ты сам! Целовать в её неподвижные губы, смягчать сухость их потрескавшейся кожицы собственной слюной, осторожно очерчивая нежный контур и мягкие изгибы прикрытого ротика кончиком собственного языка. Пьянеть, дуреть за считанные секунды, едва удерживаясь под ударами атакующего сумасшествия и одержимого желания сжать её что силы в своих руках и сделать что-то недопустимое.
Господи!.. Как ты ещё сам не лишился чувств и не скончался тут же на месте от разрыва сердца?
– Возвращайся, Эллис! Ты же знаешь… я тебя всё равно не отпущу! Ты моя… Слышишь? Только моя…
* * *
Если бы ты только знал, как я этого хотела, как рвалась и едва не с отчаяньем тянулась за твоим сиплым голосом, как пыталась вцепиться пальцами в твои запястья и никогда уже больше не отпускать. Вжаться со всей дури, до лихорадочной дрожи и сковывающей мышцы боли. И плевать, что ты сделаешь со мной за это, хоть переломаешь кости или срежешь с себя буквально ножом. Мне уже бы всё равно!
Я же чувствовала и слышала, как сильно ты хотел этого, как сходил из-за этого с ума и какой обжигающей была твоя воспалённая кожа и охрипший голос. Как ломилось моё сердце навстречу твоему сквозь наши рёбра под давлением нереального притяжения, затягивая своей единой пульсацией окружающий вакуум пустоты и рассыпающиеся молекулы немощного мрака. И я действительно всё это чувствовала, через тебя, в тебе, ТЕБЯ! Осязала, поглощала, пропускала каждой порой своей кожи, каждой клеткой раскрытых нервов, не в силах насытиться этими ощущениями, насытиться тобой… твоими губами, вкусом твоего поцелуя.
Это было невероятно, но ты и вправду меня целовал, потому что так мог и умел целовать только ты! И никогда ещё твой поцелуй не казался настолько глубоким, чувственным и реальным. И мне было ничтожно мало, до парализующей боли, до разрыва сердечной мышцы мало и недостаточно. Равносильно тому, как получить всего несколько глотков чистого воздуха, когда от нехватки кислорода у тебя вот-вот откажет мозг, взорвутся лёгкие и окончательно померкнет сознание. Слишком мало для того чтобы выжить и слишком сладко, чтобы вспомнить, каково это – умирать за твоими губами, объятиями и тобой!
«Пожалуйста! Только не отпускай! Умоляю! Не бросай меня!» – стонать в бреду, на грани истеричного срыва, едва соображая, о чём я вообще тебя прошу. Но я хотела этого, потому что иначе, если ты меня отпустишь, я больше не выдержу, у меня попросту не хватит сил. Понимаешь? Я не сумею! Если ты не будешь держать меня, я точно упаду и разобьюсь на смерть, как бы сильно когда-то не мечтала об этом сама.
«Нет! Дэниэл… Дэн! Дэнни… Прошу! Мне страшно! Мне страшно остаться там без тебя!» – я знаю, там темно и оттуда не возвращаются. Может тебе это и удалось когда-то, только не мне! У меня не получится! Я сдохну там без тебя, я стану ничем! Умоляю, только не разжимай объятий… только не дай мне упасть снова…
Наверное, это единственное, что казалось на тот момент самым значимым и жизненно важным, остальное просто исчезло, стерлось в ничто за пределами нашего обоюдного безумия и нас. Я понимала лишь одно – без тебя у меня больше не было ни единого шанса на спасение. Без тебя не будет и меня! Она уничтожит меня, размажет кровавой пылью по своим чёрным зеркалам. Возврата больше не будет! Никогда!
"Я никогда тебя не отпущу… Слышишь? Ты моя!.. Моя, Эллис! ТОЛЬКО МОЯ!" – боже, практически уже свихнуться от этих слов, теряя остатки самообладания и здравого рассудка, потому что дальше начинался самый нереальный кошмар. Дальше мне не оставалось ничего, кроме как с леденеющим от ужаса сердцем ощущать ускользающее касание твоих пьянящих губ, как растворялось в моих трясущихся пальцах осязание твоих рук и объятий… как растворялся ты в чёрном тумане липкой тьмы, накрывшей и окутавшей меня с головой своим плотным и душным саваном. И я ничего не могла при этом сделать, лишь беспомощно хвататься за этот пустой мрак, как за воздух. Абсолютно ничего! Даже закричать…
Господи. Я пыталась, я старалась, я звала тебя, но всё оказалось тщетным. Она накрыла мои глаза и рот непроницаемыми бинтами, затолкала в глотку резиновый кусок тугого кляпа… затянула запястья и щиколотки жёсткими ремнями неразрывных фиксаторов. Вогнала в сердце, в лёгкие и в живот длинные спицы своей раскаленной боли. Моей новой смертельной красной боли.
Нет, нет! НЕТ!!! Не делай этого! Пожалуйста! Не бросай меня! НЕ БРОСАЙ!
Финальная попытка закричать. Провальная и совершенно бессмысленная. Только лишь едва ощутимое скольжение твоих губ по моим, самое последнее и единственное, что заставило меня дернуться из последних сил и… открыть глаза…
…Она ещё шипела, царапалась и дрожала под моей кожей и в каждом гулком ударе сердца, когда я пыталась разлепить веки и наконец-то вырваться из вязкой паутины её гребаного мрака. Но, похоже, моё тело не особо спешило расставаться с её кошмарными объятиями, разве что с жадностью цепляясь за единственное и самое болезненное ощущение – за воспаленную пульсацию на моих пересохших губах. Будто это и вправду был твой поцелуй, твоя осязаемая метка, которую я забрала вместе с собой в реальность из моего же сна. Но разве такое возможно? Чувствовать то, чего никогда не происходило в действительности? Настолько сильно и буквально физически, вплоть до твоего дурманящего вкуса и едва уловимого аромата горькой полыни. Либо я сошла с ума, либо пытаюсь подменить реальные факты на свои больные фантазии.
И почему меня так странно ведет? Я же вроде лежу. Или меня куда-то везут? Голова кружится даже с закрытыми глазами. И чем дальше я пытаюсь их открыть и пошевелиться (нащупать онемевшими пальцами твои руки?), тем тяжелее мне дается каждая из этих не самых удачных попыток. Оказывается, это не во сне я не могла схватиться за тебя, это моё тело было лишено подвижности, и сейчас я ощущала его свинцовый груз, подобно инородной броне, которую не сбросишь с себя без чужой помощи или нечеловеческих усилий. Ещё и эта сухость во рту со странным металлическим привкусом. И сознание плавает с нечеткими образами чего-то мутного и постоянно ускользающего, будто подстраивается под моё зрение, такое же смазанное, туманное и расплывчатое. Вроде что-то даже вижу – серые стены с золотисто-жёлтыми горизонтальными полосами то ли света, то ли отражающихся от них лучей, но никак не могу понять, почему они именно такие. И почему мне всё ещё страшно, словно я и вправду боюсь вспомнить? Вспомнить что?
А я должна что-то вспомнить? Я даже не уверена проснулась ли я.
– Мисс Льюис? Вы уже проснулись? – неожиданно приятный, но совершенно незнакомый женский голос без каких-либо усилий прорвался сквозь недавнюю «толщу» гулкого вакуума. И сразу же боковое зрение задело лёгким движением чьей-то мягкой и очень светлой тени.
Мне бы испугаться, дёрнуться и вскрикнуть, но, похоже, моя координация телодвижений с трезвым восприятием реальности были сбиты не менее, чем на пятьдесят процентов. Как будто я ещё продолжала спать, хотя и осознавала, что это не сон. Просто не было сил восстановить сознание до нужной планки. Но голову я всё же кое-как повернула. Правда всего на немного (тем более делать это было не обязательно).
В этот раз вместе с сильным головокружением к горлу подступила горечь с лёгкой тошнотой. И меньше, чем через секунду большую часть обзора большой и светлой комнаты заслонила молодая женщина в белой форме медсестры. Её круглое восточное лицо сперва показалось едва не чёрным на фоне серо-белых стен и особенно над её белоснежным комбинезоном. Даже белки больших чуть выпученных темно-карих глаз выглядели несколько пугающими в сочетании с её тёмно-бронзовой кожей.
– Как вы себя чувствуете? – не то, чтобы она прямо-таки выпрыгнула неожиданно со стороны и нависла надо мной подобно персонажу из самого жуткого сна, но понимание того, что эта совершенно незнакомая мне женщина прекрасно знала кто я, где я, почему и что со мной произошло доводило моё и без того беспомощное тело в состояние отупевшего овоща.
– А где… Дэн? И… кто вы? – я даже не поняла, как умудрилась задать именно эти вопросы, да ещё и назвать тебя Дэном. Хотя, скорее всего, в ближайшее время за подобную фривольность штрафы мне явно не грозили.
– Меня зовут Лалит Неру, и я ваша личная сиделка, а так же персональный ангел-хранитель на ближайшие дни и возможно даже недели. Ну так как? – почему она так старательно улыбается и разговаривает со мной, как с маленькой девочкой? Да и акцента у неё никакого нет, чтобы выговаривать чуть ли не каждое слово на столь безупречном диалекте северных графств Эспенрига. – Что вы можете сказать мне хорошего о своём самочувствии? И насколько сильно вам хочется сейчас в туалет?
– Я… не знаю! – новая попытка повернуть голову чуть быстрее и резче, чтобы посмотреть в другую сторону комнаты, закончилась тошнотворным головокружением и… несколькими размытыми кадрами из всплывших в памяти эпизодами то ли реальных, то ли привидевшихся во сне событий. – Я… хочу пить… сильно… очень…
А ещё лучше бы закрыть глаза как можно на дольше и вновь провалиться в чёрную пустоту. Там всё это время было так спокойно, никаких чувств и видений. Вообще ничего. Зачем ты туда пришёл и зачем оттуда выдернул?
И где ты, чёрт тебя дери? Ты же обещал, что не бросишь меня! Кто это? Почему я вижу абсолютно чужого мне человека вместо тебя? Ты ведь обещал, что всегда будешь рядом, никаких профессиональных сиделок и незнакомых мне людей.
Я не хочу! Ты же сам говорил, что никого не пустишь на нашу территорию!
Что тут происходит? Почему мне до сих пор так страшно? И почему тебя нет рядом именно тогда, когда ты мне так нужен?
– Где я? Что происходит? – по прежнему с трудом произношу каждое слово и совершенно не узнаю ни собственного голоса, ни себя.
Кажется, знаю, что происходит и даже понимаю, где нахожусь, только меня это не удивляет и не беспокоит. Я ведь уже была здесь до того, как во второй раз провалилась в твою тьму. Точно так же просыпалась, видела каких-то людей или их безликие тени, и точно так же мне было всё равно, потому что меня очень сильно тянуло в сон, в бездонную черноту, где нет ничего и никого… кроме твоей бездны и тебя.
– Вы в больнице, мисс Льюис, после серьёзной операции, в своей отдельной палате. Проспали почти до полудня. Скоро к вам придет на осмотр доктор Ричардсон, который вас вчера оперировал, и всё подробно вам расскажет. – господи, она не могла бы не разговаривать со мной, как с маленьким ребёнком, и особенно когда рассказывает о таких вещах?
И я не могу быть в больнице! Это же какой-то бред! Что я в ней могла забыть? Какая к черту операция? Мне вырезали аппендицит? Кажется у меня вчера (или когда это было?) весь день ныл живот. Но разве при приступе аппендицита не тошнит?..
Бл*дь, почему это долбанный страх не проходит? Почему мне уже хочется плакать? Чем яснее в сознании, тем сильнее тянет разрыдаться. Только тело всё ещё не слушается и налито свинцовой тяжестью, будто оно вообще не моё и его по ходу пришили к моей не менее неподъемной голове. Или она тоже не моя?
Если бы ты был сейчас здесь… И разве ты не должен быть рядом? Я не хочу никаких сиделок и осмотров врачей! Я хочу домой! Мне страшно!.. Страшно без тебя! Ты бы не стал мне пудрить мозги и замасливать мои страхи беспечным поведением несостоявшейся актрисы.
– А… Дэн… мистер… Мэндэлл? Он здесь? Он придёт? Какой сегодня день недели и число?
– Не беспокойтесь, вы проспали всего лишь одну ночь. Не возражаете? – перед тем, как сунуть мне в рот гибкую соломинку с долгожданной (и конечно заранее ожидавшей своей очереди) водой, Лалит взяла пульт с ближайшей тумбочки и почти не глядя нажала нужную кнопку с плавной регулировкой изголовья больничной койки. Я даже по началу не поняла, о чём именно она меня спросила, пока не почувствовала, как очень медленно приподнимаюсь из горизонтального положения вместе с подушками и верхней половиной кровати в полусидячее.
– Так достаточно? Не слишком высоко?
Теперь я могла лицезреть практически всю панораму одиночной палаты, кроме задней стены с двумя окнами (яркие желтые полосы оказались всего лишь отпечатками солнечного света, пробивающегося сквозь слегка приподнятые створки жалюзи). Две двери в смежные помещения (скорее всего в туалет и небольшой стенной шкаф-гардероб) с правой стороны и удобный диванчик с двумя мягкими пуфиками серо-бежевого цвета слева у кухонного столика и под какой-то абстрактной картиной-принтером. Ещё одна картина схожего содержания висела возле входной двери напротив изножья кровати, прямо передо мной. И судя по всему, её туда повесили специально, и она уже мне не нравилась, поскольку желание расплакаться никак не проходило (если не усилилось в десятки раз!)
– Вы мне так и не сказали, где… мистер Мэндэлл. – неужели за последние две минуты я спросила о тебе не менее трёх раз?
В этот момент Лалит и сунула мне в рот соломинку от высокого стакана с теплой водой. И, похоже, моё зрение уже настроилось окончательно, воспринимая окружающие цвета в нужной тональности и оттенках. Лалит больше не казалось чернокожей, а вполне даже симпатичной молодой женщиной (примерно моего возраста или чуть постарше) индоевропейского происхождения. И я уже различала все её правильные черты, хотя и не стремилась их запомнить, как что-то нужное и важное на самое ближайшее будущее. Мне с лихвой хватило и её не в меру громкого голоса и лёгкого аромата сандалового масла то ли туалетной воды, то ли геля для душа.
Мне не нужна сиделка!
– Думаю, он может навестить вас чуть позже после того, как вас осмотрит доктор. Ну так как?.. Попробуем подняться с кроватки и попытаемся пройтись в туалет? Или остановимся на старой и проверенной больничной утке?
– Я могу сделать всё и сама!
Невозмутимая ответная улыбка Лалит почему-то мне совсем не понравилась.
– Обещаю, если вы прекрасно будете справляться со всем одна, я не стану вам мешать и помогать.
Её обещание мне не понравилось ещё больше. И я поняла почему уже через пару секунд.
У меня ни черта не получилось! Не смогла даже руки поднять, а не только удержать её на весу и тем более откинуть в сторону край одеяла. Хорошо ещё сама Лалит не стала тянуть с просмотром моих немощных потуг за попкорном и диетической колой. Поспешила ко мне на помощь сразу же без ироничных подколок и лишних вопросов. Только мне с каждым её знающим и умелым движением действительно очень профессиональной сиделки становилось ещё хуже и не по себе.
Наверное, я просто боялась и в этот раз буквально до потери сознания. Боялась окончательно приходить в себя, вспоминать, чувствовать… сравнивать новые ощущения с тем, от чего когда-то так мечтала сбежать, а теперь тянулась за этим, как за спасительными тросами шокирующего осмысления реальности. Позволять чьим-то совершенно чужим рукам прикасаться ко мне, убирать с меня одеяло, помогать привстать, осторожно и поочередно спуская обе ноги с края кровати… У меня не было сил даже на это! На осознание, что это был не ты и не твои руки так заботливо и аккуратно поправляли на мне подол бирюзовой больничной сорочки и натягивали на мои холодные ступни мягкие тряпичные тапочки. Я постоянно закрывала глаза, сглатывая удушливый и тошнотворный ком в горле, силясь не разрыдаться и с неимоверным трудом удерживаясь в том положении, в котором меня усадили, подобно кукле. Только у этой куклы тряслось всё тело от нереальной физической слабости, онемения большей части органов, постоянного головокружения и нескончаемых приступов кроющего страха.
Я почему-то не чувствовала боли, по крайней мере не ту, которая должна была меня сейчас резать и особенно после перенесенной операции. Я сходила с ума совершенно от иных ощущений. То, что это был не ты, не твои руки и не твои прикосновения… Я не чувствовала тебя и твоей близости! Я вообще ничего не чувствовала! Будто полностью и безвозвратно утратила данную способность потому что тебя не было рядом.
Ты ведь мне обещал… Я не хочу, чтобы она меня трогала! Я хочу, чтобы это был ты!
Ты мне солгал! СОЛГАЛ!
– Вы очень большая умничка, мисс Льюис! А теперь покрепче обхватите ладошкой штатив стойки, второй ручкой обопритесь о меня и попробуйте подтянуться. Только не спешите. Я рядом и не дам вам упасть. Обещаю.
Хватит мне постоянно что-то обещать и сюсюкаться со мной! Я итак ощущаю себя хуже старой бабки-склеротички! И я не хочу так!
Почему ты не пришёл сам? Ты же мог взять меня просто на руки, прижать к себе и без особых усилий отнести куда только захочешь… (Fuck!) И я действительно хотела этого сейчас, как никогда ещё до этого! Может поэтому меня так и трясло? Ещё немного и у меня совершенно не останется ни сил, ни желаний сдерживать слёзы. Правда, их у меня итак не было. Может я не плакала сейчас только потому, что у меня не было сил даже на рыдания?
Мне даже не интересно, что со мной произошло и как я здесь оказалась! И мне всё равно, кто и что станет мне рассказывать, если рядом не будет тебя! Я не буду никого слушать вообще! Слышишь? НЕ БУДУ!!!
– Вот так… Какая же вы молодец! У вас всё чудесно получается. С каждым разом всё лучше и лучше!
Временами мне просто хотелось её послать, так как стукнуть Лалит чем-нибудь потяжелей у меня бы точно не получилось. Я в жизни не встречала такой бессовестной лгуньи. Ведь у меня совершенно и абсолютно ничего не получалось, я даже встать не смогла без её помощи, как и сделать хотя бы несколько шагов. Мало того, у меня неожиданно начало ломить в плечах, шее и в голенях, при чём ноющая боль в животе на их фоне выглядела какой-то не существенной. И первое время (невыносимо долгие минуты, которые, как мне тогда казалось, плавно перетекли в затянувшиеся часы) мне приходилось тратить все силы только на то, чтобы держаться за стойку капельницы и за мускулистое округленькое плечико сиделки. Временами мне даже приходилось на неё наваливаться, поскольку ноги по началу явно не желали держать меня, как и вовсе ходить.
