Текст книги "В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3"

Автор книги: Евгения Владон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Если я вчера и потеряла треть всей своей крови, то, похоже, в эти сжатые секунды (в незримые и сверхскоростные мгновения) её остатки вскипели в моих венах и сосудах, достигнув прежних объемов всего за один мощный толчок сердца. Она ударила в голову, зашипела в ушах, обожгла изнутри кожу лица и шеи; запульсировала в ладонях и на кончиках задрожавших пальцев млеющими искрами сладкого онемения. Я чувствовала, как краснею и заливаюсь распускающимися бутонами её алых роз именно тогда, когда боялась, что ты заметишь мою реакцию на твоё появление (на тебя!) и всё сразу же поймёшь (как будто до этого ты никогда не читал меня и не знал, что со мной происходит!).

Ты же не мог этого не знать – что я ждала тебя! Только ТЕБЯ! Ты ведь здесь именно по этому, или всё-таки хотел прийти сюда сам?

Хотя мне уже всё равно. Я почти забыла о чём думала, что мечтала сделать и сказать, когда ты войдешь. Мне было достаточно смотреть на тебя, видеть, что это действительно ты – всё такой же красивый, безупречный и недосягаемый, в фирменном костюме-двойке за десять тысяч евро (правда почему-то без галстука), с идеальной прической и гладковыбритым свежим лицом. Мой персональный судья и любимый палач. Заблокированный бесчувственный взгляд, плотно сомкнутые губы, ни единой эмоции ни в глазах, ни в застывшей маске языческого бога ревнивца. Живой, реальный и несокрушимый. Настолько близкий в эти секунды, как и до невозможности далекий.

А что я надеялась увидеть и почувствовать? Что ты наконец-то приоткроешь свою броню и позволишь дотронуться к твоей уязвимой плоти и изрубцованному сердцу и только лишь потому, что я лежу на больничной койке? Может ты пришёл сюда только потому, что посчитал это правильным для успокоения личной совести? Может так требовал твой гребаный Протокол! Тебе надо было проверить насколько плохо я сейчас выгляжу или убедиться, что я до сих пор жива и даже пришла в сознание?

Господи, да что со мной такое? Почему я так на тебя реагирую? Боюсь до полного отказа и оцепенения рук и ног, тупею моментально и на раз (какого-то черта поправляя неосознанным движением волосы у лба, виска и щеки негнущимися пальцами дрожащей кисти), чего-то жду, забываю дышать, думать и даже частично видеть окружающую действительность. Так бояться и так хотеть… Хотеть, чтобы ты наконец-то подошёл ко мне, позволил дотронуться до тебя, ощутить в полную меру твою близость и тебя (всего!). Неужели это правда? Это на самом деле ты – Дэниэл Мэндэлл-младший собственной персоной, и ты всё-таки пришёл ко мне? Я тебя дождалась?

– Как ты себя чувствуешь? Очень сильная слабость? – я не знаю, что это, потому что чувствую такое только с тобой и особенно, когда ты так близко приближаешься ко мне, смотришь на меня (в меня) и делаешь что-то с реальностью, с внешним и внутренним пространствами. Сила или вибрирующая в мышцах, нервах и костях зашкаливающая энергия, которая заливала меня изнутри мощными приливами ментолового холода и плавящего жара, то ли переполняя собой, то ли выжигая остатки моих собственных физических сил.

Ты прав. Я ослабла просто до нельзя и только из-за тебя! Ты и есть моя выбивающая (практически смертельная) слабость в буквальном смысле этого слова. И чем дольше я за тобой наблюдаю, смотрю, как ты присаживаешься прямо передо мной, на край кровати, у моего бедра (заставляя неосознанно вздрагивать при соприкосновении с твоим теплом!), внимательно вглядываясь в моё взволнованное лицо, тем сильнее и глубже меня ею кроет… кроет тобой. Практически захлестывает, затягивает и пеленает тугими бинтами твоей близости и психосоматической клетки.

Значит ты пришёл не только, чтобы меня проведать? Иначе бы я не чувствовала тебя ТАК (или всё-таки чувствовала?)!

– Да… есть немного. – это называется немного? Практически до звенящей дрожи в голосе, в коленках и в руках?

И я только сейчас заметила, что ты держал в своих ладонях какую-то очень красивую и очень декоративную коробку овальной формы из плетеных полосок кожаных "прутьев" темно-бордового цвета. Ты как раз отложил её к другому краю постели возле моих ног, когда усаживался рядом.

Ещё один подарок? От тебя? Серьёзно?

Чёрт! Я же сейчас точно свихнусь и явно до того, как ты решишь мне его показать. Потому что мне абсолютно всё равно, что там (да хоть хирургический кляп с наручниками-колодками!), ведь этот подарок от Тебя! Ты действительно думал обо мне, возможно даже волновался и переживал.

– Тебя надо причесать, а то, похоже, к твоим волосам не прикасались с самой операции. – мягкая улыбка впервые скользнула по твоим губам, задев неожиданным теплом солнечного янтаря холодный оникс всеподмечающих глаз.

– Зараза! – я сама не поняла, как из меня это вырвалось и откуда взялись силы в руках. Импульсный рефлекс сработал быстрее, чем я успела осознать, что делаю – как хватаюсь за голову обеими ладонями, словно надеюсь на ощупь спрятать или как-то пригладить пальцами спутанные пряди немытых со вчерашнего дня волос. Я же была час назад в ванной комнате? Неужели я не догадалась посмотреться там в зеркало? А Лалит? Какой от неё толк, если она в упор не видит, как я выгляжу?

– И ни Сэм, ни Робин мне ничего не сказали? – наверное, мой жалобный голосок в сочетании с моим не в меру жалким видом и вызвали в тебе столь "несдержанный приступ" веселья. Последовавшая за этим более широкая, искренняя и белозубая улыбка едва не ослепила мой неподготовленный к таким неожиданностям через чур ослабевший рассудок.

– Скорей всего, они решили, что сейчас для тебя это не принципиально.

У меня же сейчас точно сердце выпрыгнет либо из горла, либо на хрен проломит изнутри рёбра. А может я как раз этого и ждала? Когда же ты поднимешь руку и проведешь пальцами по контуру моего лица, заботливо поправляя выбившиеся волоски со лба и щеки, и убирая более густые пряди с шеи и ключицы за плечо.

Не знаю, что или как толкнуло меня на это, но я так и не сумела удержаться от столь запредельного соблазна – на несколько безумно сладких мгновений накрыть своими дрожащими пальчиками твои в тот самый момент, когда ты скользил ими по моей щеке. И кажется я даже слегка прижала их к своей пылающей коже. Нет, не специально, честное слово! Поскольку тут же испугалась едва не до смерти, сразу же одергивая руку и со всей дури цепляясь в край одеяла, как за спасительную соломинку божественной милости. Ну не станешь же ты меня сейчас наказывать за мою безвольную слабость. Я ведь даже не успела прочувствовать рельеф и тепло твоих пальцев, снять их отпечатки на свои нестабильные сенсоры и тем более выкрасть несколько фантомных соприкосновений.

– Ты уже принимала лекарство? – конечно, ты сделал вид, что якобы ничего не заметил. Спасибо, что хоть улыбку удержал. Правда слегка нахмурился или, вернее, попытался придать своему лицу более сосредоточенное на моём самочувствии внимание.

– Да, как раз до ланча.

– А сам ланч, похоже, был принят не до конца. – даже посмотрел в сторону прикроватной тумбочки, где до сих пор ожидали воскрешения моего аппетита остывший бульон и недопитый сок.

– Я не хочу есть, честно. Тем более столько жидкости. Не хочу бегать в туалет каждые полчаса. У меня сейчас не особо-то резво это получается.

– А если я тебя туда отнесу?

Лучше бы ты этого не говорил. Перехватило не только дыхание и сердце, я чуть было сама не заулыбалась во весь рот от долгожданного осознания, что ничего не изменилось. Ты здесь действительно ради меня! И в коем-то веке мне перепало несколько бонусов и дополнительных ходов с выигрышными комбинациями. Я чувствовала это, очень сильно и нереально глубоко – как ты изменился или как что-то открылось в тебе. Меня никогда ещё так не притягивало к тебе настолько волнительно (и именно ментально!) и не изводило желанием прикоснуться к этому, пропустить всё это через себя, прочувствовать всеми клеточками собственного тела и столь уязвимой сущности. И мне безумно нравилось то, что я ощущала – как я ощущала сегодня тебя!

– Может чуть попозже? – и я совершенно не против процедуры с причесыванием, если ты, конечно, хочешь провести её сам.

– Тебе всё равно придётся это сделать. Я не уйду от сюда, пока ты всё не съешь и не выпьешь. Тебе нужно набираться сил для скорейшего выздоровления и восстановления.

– Доктор Ричардсон сказал, что если не будет никаких осложнений после операции, то я смогу выписаться из больницы уже через несколько дней.

– Конечно. Я бы забрал тебя домой уже сегодня, если бы не требовалось постоянного врачебного наблюдения в первое время после операции.

Как только я услышала фразу "забрать домой уже сегодня", следующих слов я уже практически не слышала.

– А когда меня отсюда заберут?

– Надеюсь скоро. Но точно намного раньше, чем через неделю. Мне и самому будет намного спокойнее, если ты будешь дома, рядом и спать по ночам в своей спальне, на своей кровати.

А вот это был контрольный. И я бы тогда всё отдала только за возможность прикасаться к тебе в любое время дня и ночи по собственному желанию. Неужели я не заслужила этого хотя бы сегодня? От тебя ведь не убудет, если я коснусь твоей руки или лица своими пальцами или свернусь ластящимся котёнком на твоей груди и коленях. Пожалуйста! Хотя бы несколько минут! И я соглашусь на что угодно! Буду готова стерпеть всё, простить и забыть каждое твоё безумство и беспощадный удар (поскольку знаю, что заслужила их все!). Только не лишай меня надежды на право быть счастливой рядом с тобой… Не лишай меня моего Дэнни! Он же не мог бесследно исчезнуть. Я знаю, он есть, я до сих пор чувствую его в тебе и особенно сейчас. Он никуда не пропадал, просто ты не позволяешь ему вернуться… Вернуться ко мне…

– Думаю, этим вечером или завтра с утра тебе уже можно будет принять душ.

– А мне хватит сил? Или… ты будешь мне помогать? – только одна мысль, что это ты и снова станешь меня купать, пусть и под душем, заставила моё сердце качать остатки крови с запредельной скоростью. И я действительно хотела (при чём уже прямо сейчас и немедленно!), чтобы ты это сделал. Буквально до одури.

– Нет, Эллис. Здесь я тебя купать не буду. Этим обязана заниматься Лалит, твоя сиделка. Я пришлю из квартиры несколько твоих вещей и купальные принадлежности. Потерпи, моя девочка. – наверное, на моём лице очень уж красочно отразилось и моё ответное разочарование от услышанного и едва не парализующий шок на грани срывающихся слёз. – Это всего на несколько дней.

– Так она что… потом поедет со мной на Мейпл-авеню?

– Кому-то там придётся присматривать за тобой днём.

– Зачем? Мне же уже через неделю снимут швы. Может сейчас я и выгляжу беспомощной и жалкой, уверена, завтра всё кардинально изменится! А через неделю я и на работу могу спокойно выйти.

– Эллис, не гони лошадей. Это мне решать, когда и куда тебе выходить. И через неделю ты на вряд ли так скоро куда-то выйдешь. Но это не означает, что я стану запрещать тебе заниматься твоей работой дома. Всё остается как и прежде. Единственное, что изменится, это то, что весь следующий месяц ты будешь жить в моей квартире на Мейпл-авеню под моим присмотром вплоть до своего окончательного восстановления. Тем более это нисколько не должно мешать тебе следить за процессом обустраивания твоей квартиры на Лайтвуд-Сквер. Уверен, скучать тебе не придется.

Но что-то мне всё равно продолжало не нравится во всём этом раскладе. Как будто не доставало или специально замалчивалось о каком-то очень важном элементе. Мы не обсуждали интимные стороны вопросов. Только чисто бытовые и рабочие. И я опять в большинстве случаев лишалась права личного голоса. За меня уже давно всё решили! А ведь не прошло и суток с той минуты, как меня уложили на операционный стол.

Ты и не думал меня отпускать, ни при каких обстоятельствах, просто твоим планам на мой счёт пришлось несколько видоизмениться. Но это не значило, что ты сам намеревался менять что-то в себе. Может всего лишь ослабить хватку и на время отложить в сторону кнут.

– Остальную часть первостепенно важных вопросов будет лучше обсудить уже дома, и когда ты наберешься достаточно сил. А сейчас тебе надо думать о себе и соблюдать послеоперационный режим.

– Ты уже собираешься уходить? – не знаю, чем конкретно меня так сильно задело, каким из твоих ледяных и безупречно отточенных скальпелей – словом, намерением или действием? Ты прав, всё оставалось как и прежде на своих законных местах, и я тоже. Но я всё равно не желала, чтобы это лезло сейчас между нами и стирало в хрустальную пыль мои хлипкие надежды и фантазии. Я хотела, чтобы ты был рядом, цеплялась за тебя ментально со всей дури и едва не до срыва в реальную истерику. Ты же не мог этого не видеть и уж тем более не чувствовать!

– А тебе уже не терпится отделаться от меня? – конечно ты шутил и даже не скрывал этого в своей ответной и слегка ироничной улыбке, но у меня вдруг резко похолодело в груди, вскрыло стягивающей коркой иссушающего инея часть легких, сбившегося сердца и ослабевшие суставы задрожавших рук. Представить себе, как ты сейчас уйдешь от меня и бросишь на весь остаток дня и ночи совершенно одну?..

– Я не говорила этого! – не представляю, как вообще сумела выдавить из себя эти слова и не схватиться за тебя буквально. – Ты же сам грозился, что не уйдешь, пока я не съем ланч. И меня надо расчесать и ещё, как минимум пару раз, сводить в туалет. И последнее у Лалит не очень-то хорошо получается. Впрочем, как и всё остальное.

– Похоже, кто-то наводит напраслину на очень профессиональную и опытную сиделку с какой-то определённой целью. – не перестаешь улыбаться и шутить, но, кажется, меня отпустило.

А может позволила твоей близости окутать меня ещё плотнее и затянуть в тебя ещё глубже, перекрывая мои собственные каналы определенных чувств и мыслей? Если даже и так, не вижу причин и смысла сопротивляться. Особенно тебе и сейчас.

– Я говорю, как есть. – и опускаю "скромно" взгляд, словно меня заинтересовали чёрные пуговицы на твоей кофейной сорочке. – Мне есть с чем и с кем сравнивать.

Но дотронуться до них так и не решаюсь, хотя и копаюсь пальчиком по синему пододеяльнику всего в нескольких миллиметрах от твоего рукава (тёмно-каштанового пиджака с бордовым отливом из натуральной и очень дорогой итальянской шерсти) и твоего запястья. Хотя чувствую практически кожей и неожиданно вспыхнувшим в диафрагме тёплым солнышком, как ты улыбнулся в ответ ещё шире. Как сильнее и осязаемей запульсировал в моих венах сладкий ток твоих ответных эмоций – невидимых касаний, скольжение невесомых, но самых крепких красных нитей.

– Если я что-то обещал, значит, так и будет. Я пробуду здесь сколько понадобится. А пока у тебя есть только два выбора на эту минуту. Либо доесть свой холодный ланч, либо… – весьма искусным маневром перехватываешь моё внимание, когда отворачиваешься на пару секунд в сторону, но только для того, чтобы взять с края кровати отставленную тобой на время подарочную коробку. – отвлечься на что-нибудь более приятное. Например, посмотреть, что я тебе принёс. Хотя предупреждаю сразу. Этот подарок я делал не для тебя.

– Не для меня? – чувствую, это явно какой-то подвох, но когда с тобой было по другому? Правда на этот раз никаких панических страхов.

Волнение? – Да! Зашкаливающие эмоции? – Да! Но только не желание спрятаться, как и забиться в дальний-предальний угол твоего Чёрно-красного Зазеркалья.

Если я действительно спятила (и едва ли это можно списать на побочное действие лекарств!), то уж лучше я окончательно сойду с ума в твоих руках и желательно очень быстро (прямо сейчас!).

– Нет, не для тебя, – но ставишь коробочку именно на бёдра мне, и по её весу ощущаю что-то слишком уж подозрительно весомое. – Когда выбирал его, больше отталкивался от представления, как он будет выглядеть на тебе, когда ты будешь рядом со мной. Тем более украшения ты не особо жалуешь… – и не дожидаясь, когда я соизволю сделать это сама, открыл крышку своей рукой. – Но это не значит, что я должен с этим мириться со своей стороны.

– Тебя так беспокоит, как я буду выглядеть подле тебя и насколько безупречно соответствовать твоему стилю? – не думаю, что хотела тебя этим поддеть, но разве не ты начал первым? И я просто пытаюсь поддержать разговор, не более. Честное слово!

Хотя стоило мне увидеть содержимое коробки, все прежние мысли моментально испарились, уступив место совершенно новому бурному всплеску безудержных эмоций. По началу я даже не поняла, что это, вернее, не смогла определить с первого взгляда, что это за бутоны цветов, выложенные на дне коробки аккуратным венком вокруг длинной прямоугольной коробочки меньших размеров, ещё и присыпанные бордовыми лепестками свежих роз. Слишком идеальные, цельные и яркие, словно игрушечные.

– Это бутоньерки или… что? – пришлось осторожно подхватить один из бутонов магнолии, чтобы узнать на ощупь из чего они. Цветок казался настолько совершенным и почти настоящим, разве что лепестки оказались очень твёрдыми – застывшими лишь в одном не меняемом положении.

– Это мастика или марципан, очень тонкая, ручная и дорогая работа. Я помню, что ты не особо жалуешь живые цветы, объясняя свою к ним нелюбовь за счёт полной бесполезности подобного вида подарков, поэтому решил пойти другим путём. Найти цветы, от которых был бы хоть какой-то прок.

– Это конфета? Ты наверное шутишь? – у неё даже тычинки были с пушистой желтой пыльцой, как у настоящей магнолии! И мне уже явно было мало разглядывать эту прелесть в одном виде сорта воссозданного чьими-то гениальными пальцами цветка. С неподдельным восхищением и детской жадностью я уже тянулась за следующими – за тигровой нежно-лиловой орхидеей и раскрытым бутоном белоснежной розы оттенка слоновой кости.

– Можешь попробовать на вкус. Я для этого их и покупал.

– Ни за что на свете! Это же настоящее кощунство! Да как их вообще можно есть?

– Поверь, это не сложно. Стоит только распробовать. И тебя никто не заставляет съедать их за раз. Можешь растягивать удовольствие сколько хочешь.

Прекрасно понимаю, что ты ничего не делаешь и уж тем более не говоришь просто так и без скрытого умысла, но ничего не могу с собой поделать. Ни за что бы раньше не поверила, что когда-нибудь тебе удастся развести меня коробкой конфет из марципановых цветочков!

– К тому же, не они являются главным подарком, а всего лишь сопроводительным дополнением – красочным антуражем. – и уже во второй раз берёшь инициативу в свои руки, а точнее, тот самый прямоугольный футляр, обтянутый вишнёвым бархатом, который лежал в центре подарочной коробки в ожидании своего звёздного часа.

И естественно мне приходится на время забыть и о цветах, и о возможном скрытом в них смысле или о том, каких ты способен достичь граней в преследовании того самого пресловутого эффекта неожиданности. Никому и никогда за всю мою достаточно долго прожитую жизнь не удавалось удерживать моё внимание и особенно разум в столь изощренных переплетениях пси-манипулирований. Ты оказался единственным, и за всё прошедшее время даже не подумал хотя бы слегка ослабить натяжение своих нитей в моём сознании, нервах и эмоциях.

Тихий щелчок потайного замка футляра притянул моё внимание куда посильнее цветов-конфет. Я знала, что там было украшение, вопрос лишь – какое именно? И как я сама могла настолько повестись на все твои завораживающие движения-жесты искусного иллюзиониста? Как меня вообще смог затянуть вид обычного золотого браслета. Нет. Вру! Далеко не обычного, поскольку я ещё никогда не видела подобных, буквально воздушных переплетений из нестандартных звеньев "паутинок", образующих сложный геометрический узор-спираль всего из нескольких тончайших нитей золотой цепочки. Хотя её и цепочкой было сложно назвать (если только не ДНК), где в каждом прозрачном "коконе" отдельного гнезда-сферы застыли рубиновые капельки драгоценных камней или мини-галактик. И всё это не просто лежало на атласной подушечке футляра с фирменным логотипом очередной крутой ювелирной компании, оно ловило окружающий и солнечный свет, переливаясь всеми цветами радуги подобно спящей змейке живого организма.

– Так он… не для меня? Или его тоже можно съесть? – кладезь шуток от циничной Алисии Людвидж, похоже, приказал долго жить. Я сама не могла поверить собственной реакции, своему дрогнувшему от волнения голосу и нескольким вибрирующим сжатиям не унимающегося солнышка под не менее клокочущим сердцем. И мне просто до безумия хотелось раствориться в этих таких забытых, почти детских ощущениях расслабляющего доверия, захлестнувших меня с головой твоими противоречивыми манипуляциями и твоей такой родной близостью… всем тобой!

Неужели, чтобы дожить до подобного момента, мне нужно было пройти все существующие круги ада и чистилище? Оно того стоило? Или… оно того стоило!

– Нет, я уже говорил. Я выбирал его только для себя. Вот только основная проблема в руке, на которой его необходимо носить. И эта рука определенно не моя. – и в подтверждение своим словам подцепил кончиками пальцев правой ладони подвижную змейку браслета с её индивидуального "ложа", откладывая футляр в сторону за его полной ненадобностью, и второй перехватывая мою левую кисть неожиданным и совершенно ненавязчивым движением.

Если я не дернулась внешне от твоего мягкого и конечно же столь чувственного прикосновения, это не значит, что в эти же мгновения меня не затопило изнутри ответным приливом подкожной лихорадки. Действия обезболивающих препаратов абсолютно не влияли на чувствительность моей сущности и воспалённого тела. Они все так же поглощали и пропускали через себя любой тактильный контакт с тобой и не важно какой – физический или ментальный, по сути они были равноценны. Разве что сейчас меня плавило дополнительным осознанием, что это чистый реал, в котором не было места прежним страхам. И твои пальцы действительно скользят сенсорным бархатом по чувствительным фалангам, линиям и подушечкам моей безвольной ладони, заставляя их вздрагивать, пульсировать и едва не стенать. А мне только и остается, как сдерживать собственное учащенное дыхание, аритмию свихнувшегося сердца и окончательно сорвавшиеся в полное безумие чувства под обжигающими рисунками нейропаралитиков твоих касаний и новых фантомных меток.

– Думаю, твоё запястье подойдет для него просто идеально. – ты даже не спешишь (как всегда!), намеренно растягивая любое из своих движений и манипуляций, вынуждая прочувствовать каждое из твоих касаний всеми раскрытыми нервами и нейронами моего абсолютно беззащитного перед тобою тела.

Большим пальцем медленно, едва не показательным ленивым жестом, очерчиваешь нижние подушечки ладони и чувственную линию запястья прямо под ней. Сознательная и просчитанная до самого последнего микрона ласка. Даже сейчас ты не можешь не держать меня на гранях своих смертельных клинков, в наэлектризованном кольце твоей высоковольтной психофизической клетки. Просто теперь их тёплые, но всё такие же острейшие лезвия из чёрного золота, ласкали и гладили мои затянувшиеся тонкой корочкой раны. И впервые за столько дней, недель и беспрерывных секунд нескончаемого кошмара, я не боялась смотреть в твои глаза, пропускать их осязаемый взгляд в глубины своей обнаженной сущности.

Может когда-нибудь я и пожалею об этой наивной слабости, о том, что позволила тебе сделать со мной ещё и это, но только не сейчас. Сейчас я безумно хотела верить и надеяться, потому что моё тело не могло меня обмануть… ты не мог обмануть меня, позволяя чувствовать такое!

– Он явно будет мне к лицу, когда будет красоваться рядом на твоей руке.

Я вообще не почувствовала, как нагретый твоими пальцами благородный металл скользнул по моей коже и именно там, где ты оставил пульсирующий след своих прикосновений. Казалось, это горели и искрились тысячи клеточек наших слитых нервных окончаний и тяжесть браслета их только усилила во сто крат. А может ты и сделал это специально? Чтобы ощущение этого украшения ассоциировалось у меня именно с этим моментом, с ощущениями твоей откровенной нежности и усыпляющих ласк. Чтобы я и подумать не посмела когда-нибудь снять его со своей руки.

– А как на счет катетера и трубки капельницы? Они не сильно портят общий вид… браслета рядом с тобой? – не самая удачная шутка (а разве я не говорила, что у меня уже давно и под чистую иссяк мой собственный источник вдохновения и только лишь благодаря тебе?). Но их не самый приятный для глаза вид на внутреннем сгибе локтя (да ещё и на очень бледной, почти прозрачной коже моей истонченной руки) действительно представлял из себя далеко не эстетичную и вдохновляющую картинку.

Правда ты и бровью не повел, попросту проигнорировав моё последнее замечание, когда приподнял повыше мне руку, переворачивая её ладонью вниз и ещё какое-то время удерживая в данном положении перед своим весьма внимательным и почти любующимся взглядом.

– Катетер и капельницу скоро уберут, а браслет останется. – и ты не стал ограничивать себя одним лишь визуальным любованием. Тебе обязательно нужно было прикоснуться к нему пальцами второй руки, якобы поправляя в нужное положение, а на самом деле "играясь" его необычной гибкой "конструкцией" на моём запястье и с моей растертой твоими же метками кожей.

Я и сама была не в состоянии отвести глаз от этой захватывающей картины, совершенно не соображая, чем же меня так кроет и пробирает до мозга костей – завораживающими переливами тонких чешуек золотой змейки или глубоким осязанием твоих действий, слов, скрытых мотивов… тебя.

– Он кажется… таким хрупким. Я точно побоюсь его носить с моим вечным везением. Я поэтому ничего такого и не ношу… Обязательно за что-нибудь зацеплюсь, порву или поломаю.

– А я думал, ты их не носишь, потому что не любишь украшения в принципе.

– И это тоже. – наверное, уже поздно кусать себя за язык, как и сгорать от стыда в обжигающих приливах вскипевшей в коже крови. Но ничего не могу с собой поделать.

Меня опять вскрывает по всем контактам. Не спасает даже твоё временное отвлечение от темы – пока ты как ни в чём не бывало убираешь подарочную коробку со съедобными цветами с моих бедер на край прикроватной тумбочки и выпускаешь (тоже временно) мою ладонь из своей. Конечно, я могла сделать вид, что меня безумно заинтересовало изучение этого браслета, как можно поближе к своим глазам и с помощью собственных пальцев свободной руки, но я едва что-либо различаю и чувствую по этому поводу.

– У меня даже одежда долго не живет. Я совершенно не аккуратная и… жутко рассеянная. А вдруг я его потеряю и даже не замечу этого? И разве в больнице их можно носить?

– В больнице носить не обязательно. Но ты всё равно здесь долго не задержишься. Максимум два-три дня. – не на долго ж ты отвлекся от меня. Уже через пару секунд сменил своё место, пересаживаясь с нижней части кровати поближе к её изголовью, вернее, к моей голове – от моих коленей и бедер к уровню живота и груди. Или, грубо говоря, буквально переместил положение своих невидимых фиксаторов ментальной и физической клетки, в этот раз уже по настоящему накрыв меня своей живой тенью и практически сразу заблокировав все пути и способы к моему возможному отступлению.

Не думаю, что у меня могла возникнуть подобная идиотская идея – попробовать вырваться и сбежать от тебя и особенно сейчас в моём не самом подходящем для таких подвигов состоянии. Да и захотела бы я этого вообще, ещё и после того, как меня плотнее затянуло твоими высоковольтными сетями, выжигая их головокружительным проникновением под кожу едва не до потери сознания (до потери рассудка и дыхания уж точно!)? И тебе обязательно надо было перекрыть мой взгляд своим, чтобы меня окончательно и безвозвратно утопило в бездонной глубине твоей всепоглощающей тьмы.

– Уверен, с ним ничего не случится. А поучиться носить подобные вещи ежедневно тебе явно не помешает.

– Ежедневно? Даже в квартире на Мейпл-авеню? – как будто сейчас это должно меня волновать больше всего и тем более в тот момент, когда твоя ладонь накрывает часть моего лица и головы бархатным силком ласкового птицелова. Какой к черту браслет и новые правила по его обязательному ношению? У меня же сейчас сердце выпрыгнет из груди! Или на радость всем проклятым святым задохнусь под усиливающимся давлением твоих нежных и таких тёплых клинков. Мой любимый убийца и Чёрный Хирург уже достал полный набор своих операционных инструментов, задействовав все сразу и одновременно. Только мне впервые и абсолютно не страшно. Я хочу этого! Сама!

– Там тебе будет носить его даже проще в качестве тренировки. Но за пределами квартиры ты не должна его снимать и не забывать надевать при любом выходе куда бы то ни было. – большой палец описывает чувственный узор по моей щеке, по сенсорному контуру приоткрытых от томного дыхания губок, вторя движению невидимого чёрного скальпеля, скользящего тончайшим лезвием по сердечной мышце изнутри. Но мне впервые не больно (может только совсем чуть-чуть, и то, это скорее сладкая боль, практически желанная!).

– А если я его всё-таки потеряю, или поломаю… нечаянно зацеплюсь за что-нибудь и порву?

– Просто постарайся избегать подобных возможностей. Но если вдруг такое и случится…

Вторая ладонь накрыла мою голову с другой стороны, и я поняла, что это всё! Нет… Ощутила, прочувствовала и растворилась в этом блаженном безумии вся и без остатка! В твоих руках, под твоим взглядом, под твоей окутывающей тенью… под тобой.

– Думаю, сильно наказывать я тебя не стану. Скорей всего куплю или закажу новый.

Рассудок с трудом улавливает смысл твоих слов. Меня больше и куда сильнее ведет от тембра твоего голоса, вибрирующего ласкающими переборами в перетянутых струнах моих оголенных эмоций буквально физически. И от мягких мазков его порывистого тепла по моему лицу… от сводящего с ума осознания, что твои губы так близко и что тебе ничего не стоит сократить столь ничтожное расстояние до моих (господи, я же практически их ощущаю!). И ты действительно это можешь! В любой момент! Но лучше прямо сейчас!

– И будешь делать это всегда и постоянно? – о чём я вообще говорю и спрашиваю? У меня же есть возможность сделать это или попросить!..

Вцепиться в твои руки (прямо как во сне!) и самой, первой поцеловать тебя!

Или нет? Мне просто это кажется? Ведь это ты держишь меня и продолжаешь затягивать снаружи и изнутри тугими ремнями своих самых прочных в мире фиксаторов. Я и пошевелиться не сумею самостоятельно без твоей на то воли!

– Всегда и постоянно.

Пока смерть не разлучит нас?

Боже… Я точно спятила.

Я уже это сделала, при чем без какой-либо веской на то причины. Простила тебя и готова повторять это снова и до бесконечности, лишь бы ты не ослаблял своих связывающих нас нитей и сминающую глубину своей близости. Даже за очередной поцелуй в мою переносицу, за возможность почувствовать прикосновение твоих нежных губ хотя бы так!