Текст книги "Кукольная королева (СИ)"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава шестая. По ту сторону жизни

«Мальчик с виду, он стоял перед исчадием преисподней, перед тварью, что мог породить лишь самый изощрённый кошмар, перед лицом смерти – и не боялся её.

Дракон, сильнейший демон Бездны. Воплощение тьмы, сама тьма. Дракона нельзя убить, ибо Дракон не живёт; он есть столько же, сколько есть зло, и убить его нельзя, ибо убийство – его же монета. Оружие Дракона не изменит своему создателю: оно обернётся против того, кто его держит.

Тьму не изгонишь тьмой. Рассеять мрак можно только светом.

Ликбер отсчитывал мгновения.

Он прошёл через страшные опасности и невыразимые страдания. Он прошёл через собственные страхи и кошмары. Он прошёл через пространство и время, через жизнь и смерть, через все препятствия, что расставили на его пути – и никому не дано его остановить. Пусть на стороне врага силы, которыми он повелевать не может, тот не сможет одолеть его. Пускай могущество врага стократ больше, и видел он то, что не может привидеться в самом жутком кошмаре – ему не дано победить.

У врага нет власти над ним. Потому что его душа – свет.

А чистая душа имеет силу, какую зло не может даже представить.

«Прости меня, Лина. Прости, пожалуйста.

Я не вернусь домой…»

Ликбер улыбнулся.

Воздел руки и произнёс всего одно слово:

– Закройся».

Тихое хныканье, послышавшееся позади, заставило Ташу дёрнуться. Она далеко не впервые читала про последний подвиг Ликбера, но всякий раз увлекалась так, что погружалась в историю с головой.

Заложив страницу пальцем, Таша встревоженно подскочила к кроватке сестры: прямо с книгой в руках.

– Что, Лив?

Та не ответила, плача, размазывая кулачками слёзы.

Таша тоскливо взглянула на часы. Пять… когда же мама вернётся? Хотя да, до Нордвуда путь неблизкий…

– Опять сон страшный? – Таша потянулась за платком. – Это только сон, стрекоза. Их нет на самом деле. Нет монстров и чудовищ.

Лив, наконец отняв руки от лица, посмотрела на неё.

С недоверием.

Маленькая Лив не впервые видела кошмары. Во снах её почему-то часто преследовали монстры и чудовища. А ещё – какой-то страшный чёрный человек и его страшные чёрные собаки. Про него она не один раз лепетала, просыпаясь в слезах.

Хорошо хоть он ей уже с полгода не снился…

– Их нет, – повторила Таша, вытирая сестре слёзы. – Правда-правда.

Всего лишь маленькая невинная ложь для успокоения ребёнка.

– Давай я тебе лучше сказку расскажу, – бодро предложила Таша, комкая в ладони мокрый платок. – Про что хочешь?

Лив взглянула на неё исподлобья. Угрюмо шмыгнула носом.

Поколебавшись, ткнула пухлым пальчиком в обложку «Сказаний Аллиграна».

– Пло лошадку?

Таша мельком опустила взгляд на пёструю картинку:

– Хочешь сказку про эту лошадку?

Лив утвердительно кивнула.

Мда… вряд ли сказка про антилопу шэдвар сможет навеять сладкие сны.

Не зря же эту зверушку назвали в честь самых гиблых болот Аллиграна, где её впервые и обнаружили.

– Ладно, будет про лошадку. Только ты ложись и глаза закрывай, хорошо?

Лив кротко откинулась на подушку, вытянув руки поверх одеяла.

– Жила-была… жил-был единорог, – тихо начала Таша, присев на корточки рядом с кроватью. – Жил он в светлом и уютном лесу, и было у него много друзей. Мишки, белки, кролики… но вот однажды решили они все вместе сходить в гости к единорогам, которые жили в заповедной альвийской роще. Собрались и отправились в путь. Долго ли шли, коротко ли, не знаю, но в конце концов пришли они в Лесное королевство. Встретили их радостно альвийские единороги, и…

Таша смолкла, прислушиваясь к мерному посапыванию сестрёнки.

Неслышно встав, положила книгу на стол и вышла из детской.

Если честно, она не знала, как закончить эту сказку. Антилопа шэдвар действительно относилась к роду единорогов, но её рог разветвлялся пустотелыми отростками, на ветру издававшими чарующие звуки. На их переливы слетались пичужки и сбегались мелкие зверьки, завороженно слушая, обступая антилопу всё теснее, а потом…

А потом они узнавали, что антилопа шэдвар была плотоядной.

Таша выбежала на террасу, и промозглость капельниковского* ветра не замедлила пробраться под рубашку. Ноздри щекотнул запах весны и талого снега.

(*прим.: первый месяц весны (алл.)

– Пап!

Альмон выглянул из сарая, отирая пот со лба, вопросительно глядя из-под косматых бровей.

– Я погуляю немножко, ты скоро закончишь? За Лив надо присмотреть.

Взгляд отца потеплел. Как всегда, когда он слышал о младшей из его дочерей.

Сердце Таши вновь сжала невольная обида.

– Иди. Присмотрю.

Вздохнув, она побежала обратно в дом: одеваться.

Ну, во всяком случае, так подумает папа…

***

– Святой отец, вон он, вон! Я же говорил!

– Джеми, тише. Вы разбудите Ташу.

Она открыла глаза, лишь сейчас осознав, что заснула в кресле – но вместо кресла обнаружила себя в кровати, заботливо укрытой одеялом.

Опять Арон позаботился…

– Уже, – зевнула Таша, выходя из спальни. – Впрочем, такой вопль и мёртвого разбудил бы.

Дэй и свежеиспечённый рыцарь стояли у входной двери. Заслышав Ташин голос, одновременно обернулись: Джеми – взбудораженный, Арон – сама невозмутимость.

– Твоё высказывание недалеко от истины, – с каким-то мрачным юмором откликнулся дэй. – Взгляни.

Таша осторожно высунула голову за порог.

Сироп жёлтого света волшебной лампадки растекался по земле, растворяясь в гуще ночной тьмы. Сквозь дыры в перекошенном частоколе угадывалась белизна Топи: пушица, казалось, светилась во тьме кладбищенским сиянием…

Нет. Не казалось.

Таша не сразу поняла, что ей не мерещится зеленоватый огонёк. Он походил на пламя свечи, но пламя это было холодным, зловещим, неестественно спокойным.

Мерцающим не среди пушицы, а над ней.

– Арон, это…

– Да. Это висп.

Огонёк мигнул, миг спустя загоревшись совсем в другой стороне.

– Но… я думала, его нет… сейчас ведь часто ездят мимо Белой Топи, и… и…

Таша глубоко вдохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Это же просто легенда, – уже спокойно сказала она. – Сказка, которой пугают детей. Разве нет?

Джеми обеспокоенно прокашлялся.

– Ты даже не представляешь, сколько тварей оставили нас в покое только потому, что устали. И тысячи лет назад погрузились в спячку. Сами. Забились в ущелья самых высоких гор, в расселины самых глубоких озёр… в самые непроходимые болота. И там уснули. – Мальчишка недобро смотрел на огонёк; кольцо на его руке поблескивало слабым фиалковым светом. – Но порой кто-то будит их. Случайно или намеренно. Эти твари очень чувствительны к магии, они её… слышат. Как колокольный звон. А, проснувшись, вновь уснуть они могут нескоро. И просыпаются всегда злыми… и голодными.

Таша отступила от порога, попятившись вглубь дома.

Да уж, отменное место мы подыскали для ночёвки…

– Но пока мы туда не пойдём, нам ничего не грозит. А мы ведь ни за что туда не пойдём, да?

Она честно пыталась уточнить это без испуга, но голос всё равно дрогнул.

– Несомненно. Однако лучше не искушать судьбу. – Арон решительно прикрыл дверь. – Кто знает, на что способен висп, даже если просто видеть его.

– Святой отец, я не думаю, что…

– Джеми, магистр целебной волшбы тоже знал, что здесь ему ничто не грозит. Однако результат нам известен.

– Думаете, это был висп?

– Учитывая, что именно висп прославлен в легендах как обитатель Белой Топи, вряд ли он уступит право первой ночи другой нечисти, если она здесь и есть.

Таша гнала от себя искушающую мысль выглянуть в окно, чтобы проверить, не исчез ли колдовской огонёк.

Хотя бы потому, что надеяться на это было бы довольно глупо.

– Да что он вообще такое, этот висп? – беспомощно спросила она.

– Увы, но это один из самых малоизученных видов нечисти. Никто из тех, кто отправлялся его изучать, не вернулся. А после двадцати пропавших без вести магов у остальных желание иссякло. – В том, как Джеми развёл руками, читалась та же беспомощность. – Остаётся опираться на легенды и домыслы.

Легенды Таша читала. Кто-то утверждал, что виспы – души умерших, не обретшие покоя. Некоторые писали, что виспы стерегут некие спрятанные в болотах сокровища: регулярно побуждая иных идиотов проверить, так ли это.

К сожалению, никогда не возвращавшихся.

– А зачем ему люди?

– Может, просто топит в своё удовольствие. Но, скорее всего, он их это…

Джеми выразительно клацнул зубами.

И пускай Таша понимала, что кушать хочется всем, это мало утешало.

– В любом случае встреча с ним не сулит ничего хорошего, – подвёл черту Арон, удостоверившись, что дверь надёжно заперта. – Джеми, на тюфяк. Таша, в кровать.

– А ты куда?

– Таша, ирония здесь неуместна. Нам предстоит ранний подъём и долгий путь. Я отдохнул, теперь ваш черёд отсыпаться.

– Вот Джеми пусть и отсыпается. – Таша решительно опустилась в кресло. – А я не позволю тебе бдеть в одиночку.

Безнадёжно махнув рукой, Арон сел на стул, устало откинувшись на спинку. Поняв, что победа за ней, Таша удовлетворённо свернулась калачиком под пледом.

Вскоре ритм маятника уже дробил ровное сопение Джеми на вдохи и выдохи.

Не спать, строго подумала Таша, поймав глаза на желании слипнуться.

– Мне кажется, или твоё отношение к братьям изменилось?

Арон нарушил тишину мягким шёпотом. Заставив Ташу скосить на него удивлённый взгляд.

С другой стороны, в том, что он поднял эту тему, не было ничего удивительного.

– Ну… как выяснилось, когда Джеми не вредничает, он довольно мил.

– Алексас тоже… мил.

Таша помолчала.

Глядя в его глаза, сейчас отливавшие незабудками.

…я понимаю, что вам хочется ему верить…

– Мил, – наконец подтвердила она. Всё тем же шёпотом. – Когда не настраивает меня против тебя.

Арон встал. С задумчивой отрешённостью подошёл к печи.

Снял что-то с полки.

Лёгким касанием притушив светильник, дэй накрыл его сверху фигурным колпаком-абажуром. Бережно закрепил, щёлкнул – и тот стал медленно проворачиваться.

По стене, просеивая ночной мрак, поплыли сквозь тени колючие золотистые звёзды, лучистые солнца, тонкие юные месяцы…

– Когда мы встретились, я увидел очень светлого человечка, – вдруг сказал Арон. – Маленького, беззащитного, брошенного во тьме на краю пропасти. Идущего вперёд просто потому, что надо идти, не зная, что будет делать, когда дойдёт. И я попросил тебя о помощи, будучи для тебя никем. Незнакомцем, который мог обернуться врагом. Но ты помогла мне… и доверилась мне.

Он стоял, опершись на стол. На лице его лежала тень, и лишь пристальный взгляд сиял отражённым золотом.

А Таша смотрела на него в ответ.

В непонимании.

– В тебе так много такой светлой, такой правильной любви к жизни… ты сама этого не знаешь. Ты радуешься ей даже сейчас, даже в той тьме, которой тебя окружили. Цветам. Бабочке на ладони. Тому, что вкусно. Не тонешь в прошлом, не уносишься в будущее, а ровным огоньком горишь во мраке. Светлым и радостным, здесь и сейчас. Ты сильна, и это сила не сжатого кулака, но прохладного ручья жарким днём. И когда я смотрю на тебя… – не отводя взгляд, он присел рядом с её креслом. – Я вижу, каким удивительным и прекрасным, каким чистым может быть человек.

Она смотрела на него.

Теперь – не снизу вверх.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы ты не сомневалась во мне. В том, что ты для меня значишь. – Арон накрыл своей рукой её ладошку, лежащую поверх пледа. – Одна из самых великих вещей на свете, основа всех самых прекрасных чувств… доверие. Ты подарила мне это. Своё доверие, свою душу, свой свет. И только в этом свете я понял: когда-то я что-то забыл. А теперь – вспомнил.

Он повернул её руку ладонью вверх, и в их пальцы, пробившись сквозь мрак тёмной комнаты, лёг узорный свет золотистого солнышка.

Время замерло. Мир с его страхом, болью и холодным мраком исчез.

Мир сузился до одной комнатки, где плыли сквозь мягкую темноту звёзды и можно было держать солнце в руке.

Хочу остаться здесь, вдруг поняла Таша. Здесь, в этом сейчас.

Не думать, не помнить: ни о чём…

– Нет. Я не сомневаюсь. Но я сомневалась… раньше. И не доверяла тебе. Ты же знаешь.

Она прошептала это одними губами. Осторожно, тихо, так тихо, чтобы не разбился хрупкий хрусталь тишины.

Зная, что он всё равно услышит намного больше того, что она скажет.

– Это неважно. Важно, что теперь веришь. И я обещаю оправдать твоё доверие. – Синеватое сияние в его глазах было чистым, как ключевая вода. – Я не брошу тебя, Таша. Я буду с тобой, пока нужен тебе. И уйду лишь тогда, когда ты захочешь.

«Что ты для меня значишь»…

Она не знала, кто она для него. Не знала даже, кто он для неё. Не знала.

И не хотела знать.

Ведь так ли это важно – загнать чувства в примитивные рамки банальных слов, загнать отношения в примитивные рамки привычных условностей, которые зачем-то выдумали люди, обожающие на всё вешать свой ярлычок?

– Обещаешь? – просто спросила она.

– Клянусь.

Они вместе смотрели, как просеянное сквозь резьбу абажура солнце уплывает во тьму.

А потом он отпустил её руку и встал.

И с кукушкой, вдруг прокричавшей «три часа ночных», в их маленький мир ворвалось время: растягивая его, расширяя, затягивая туда ночь, болото, прохладу ночи…

…и Джеми, лежащего на тюфяке.

Который, вдруг перестав сопеть, повернулся и вскочил.

– Что? – Таша резко и настороженно вскинула голову.

Мальчишка напряжённо вслушивался во что-то.

– Вы не слышите?

– А что мы должны слышать?

– Кричит… неужели вы не слышите?

Таша честно прислушалась.

К тишине.

Джеми неуверенно пошёл к двери, но ладонь Арона опустилась на его плечо с мягкой непреклонностью.

– Джеми, – произнёс дэй, – вам не стоит этого делать.

– Но он зовёт меня!

– Кто?

Таша понятия не имела, каким будет ответ на её вопрос.

Наверное, именно поэтому происходящее нравилось ей всё меньше и меньше.

Джеми, дрожа, расширенными до грани радужки зрачками глядел куда-то сквозь дверь.

– Магистр Торнори, – прошептал он. – Учитель.

Вот тут Таша в свою очередь вскочила на ноги.

Что бы ни творилось за этой демонской дверью, но мёртвый учитель Джеми, которому определённо неоткуда было взяться в Белой Топи, пробудил в ней забытый было испуг.

– Ты же говорил, что его убили!

– И это правда, – размеренно роняя слова, молвил Арон. – Джеми, он мёртв. Шейлиреар убил его. Вы знаете это.

Мальчишка, не слушая, протянул дрожащую ладонь к дверной ручке.

– Джеми, нет. – Арон сгрёб его в охапку. – Это ловушка, это висп, нежить, слышите?

– Я иду, иду! – Джеми вырывался, жадно вслушиваясь в призрачный зов. – Пустите меня!

– Не пущу. Таша, наза…

В следующий миг её вместе с дэем отшвырнуло в сторону колдовским ветром.

– Джеми!

Но мальчишка, отворив дверь, уже бежал сквозь ночь к дырявому частоколу и запертым воротам.

Контуры которых обрисовывал потусторонний, страшный зелёный свет: которым сочилось что-то, ждавшее за ними.

– Таша, заклинаю, стой, где стоишь!

Она беспомощно поднялась с пола, пока Арон, сощурившись, смотрел в спину Джеми.

Мальчишка рухнул наземь уже у самых ворот. Бессильно протянув руку к засову, обмякнув, без вскрика. Жуткая зелень в тот же миг дрогнула, померкла и плавно сошла на нет – а дэй, размашисто перешагнув порог, быстро пересёк двор.

Таша следила, как Арон вздёргивает Джеми за плечи, чтобы поставить на ноги.

Вздрагивая от каждого удара маятника, тикавшего позади неё.

Это не всё, откуда-то знала она. Не может быть всё. Он погас, но не исчез.

Этот свет…

Зелёное сияние, вновь вспыхнувшее за воротами, очертило тень дэя на холодной росистой траве, точно отвечая её мыслям.

– Арон! – не выдержав, в панике выкрикнула Таша.

Он уже волок мальчишку к домику – и вдруг, вздрогнув, замер. Медленно повернул голову.

Что-то спросил у пустоты за своей спиной.

– Арон!

Дэй марионеткой повернулся к воротам, и на сей раз Таша расслышала его вопрос.

Вернее, то имя, что он произнёс.

– Лоура?..

– АРОН!

Таша уже почти визжала.

Руки дэя разжались, казалось, сами по себе.

Бесчувственный Джеми кулем упал наземь. Перешагнув через мальчишку, валяющегося у его ног, Арон сделал шаг вперёд.

Положил ладонь на засов.

– Демоны!!!

Скинутая через голову рубашка полетела в дальний угол.

…«и ещё одна, самая сильная, для поры защищать себя»…

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, в отчаянии думала Таша, рывком стягивая штаны. Я должна их защитить. Должна.

И их, и себя.

Проснись, кем бы ты ни была…

Три удара сердца. Пара мгновений, в которые два облика проходят друг сквозь друга. Никаких судорог и воя, никаких жутких метаморфоз, трещащих костей или бурлящих под кожей мышц: просто лёгкая перламутровая дымка, которая окутывает человека – и из которой появляется зверь.

Раз, два…

Три.

На один страшный миг, пока Таша не осознала, что предметы вокруг слишком маленькие для кошки, ей казалось, что у неё ничего не вышло.

А затем стригнула воздух острыми ушами, шевельнула длинным хвостом, ощутила, как перекатываются мускулы под бархатистой светлой шкурой – и, торжествующе царапнув деревянный пол когтями белой горной львицы, со всех лап рванула вперёд.

Свершилось!..

Она бежала туда, где уже распахивались створки ворот, ждавшие, когда их толкнут навстречу мертвенному сиянию. Быстрее, быстрее: к фигуре виспа, шевелившейся в овале света, размытой меж реальным и призрачным, меж небом и землёй, с изумрудным огнём, сияющим в лодочкой сложенных ладонях – так похожей на человеческую.

К Арону, ведомому голосом, слышным ему одному.

На миг Таша увидела его взгляд – в котором мешались нежность и страсть, и мольба, и восхитительный, какой-то благоговейный трепет.

На миг увидела его лицо – просветлевшее, улыбчивое, такое доверчивое…

И с рычанием, клокочущим в глубине горла, прыгнула вперёд: между Ароном и существом, притворившимся тем, кем быть не могло.

Он мой, тварь!

Арон за её спиной осел на землю, глядя в никуда.

Таша смотрела на тварь, застывшую в замешательстве. Смотрела, утробно рыча, чувствуя, как собственническая ярость хищника захлёстывает почти с головой.

Не отдам, рычала львица. Мой, не отдам!

Грань, твердила Таша. Грань между собой и зверем. Не растворяться в этой ярости, не растворяться в животном…

Пусть даже сейчас это тяжелее, чем когда-либо.

Тварь отступила, нет – отплыла назад. Свет в её ладонях померк до искры в левой руке: так, что Таше вдруг стали видны полупризрачные черты, длинное платье и волосы цвета ночного неба.

Безумно знакомые.

– Малыш, ну всё, – в голосе словно блеснули знакомые тёплые лучики. – Пошалила и хватит.

Таша замерла.

Глазами львицы ошеломлённо уставилась на женщину, застывшую в зарослях пушицы.

Нет. Этого не может быть. Это не она.

Это не…

– Малыш, как ты можешь рычать на маму?

Сознание обволакивало ласковой паутиной.

Мама. Живая. Здесь, прямо перед ней. И сходство было пронзительным до боли: даже запах тот же.

Как? Какие силы могли вернуть её? Таша сама видела тело, сама копала могилу, сама…

…это висп, Таша! Висп, нежить, болотная тварь!

– Таша, хватит, а то обижусь!

Уши помимо воли виновато прижались к голове.

Что это она, правда? Всё хорошо, мама жива, то был только кошмар…

…это! Не! Твоя! Мать!

Голос разума едва пробивался сквозь тёплые убаюкивающие шёпотки.

Таша пыталась вновь оскалиться. Тщетно. Она не могла навредить матери. Не могла бороться с тем, что стремительно усыпляло её сознание.

Зато зверь внутри неё – мог.

Зверь, бешенство которого она чувствовала даже сейчас.

– Таша…

Чарующие вкрадчивые щупальца тянули за кромку здравомыслия.

У неё оставались доли секунды, длившейся вечность.

Отпустить разум. Довериться инстинктам. Без страха, без предрассудков, без знаний.

Зверя не обманешь личиной.

Зверь видит суть.

…«не уступай зверю в себе, иначе он потом не уступит тебе»…

Я помню, мам, подумала Таша: на грани отчаяния, на кромке ускользающего разума. Я помню.

Но иначе я убью всех, кто мне дорог.

Львица обречённо прикрыла серебряные глаза…

…и открыла – серые, стекленеющие в бездумной ярости.

В следующий миг она взвилась в прыжке. Секундное промедление не ожидавшей этого твари позволило ей обрушиться на виспа, повалив монстра на землю, вонзив когти до самых подушечек лап – и львица сомкнула челюсти на чёрном горле.

Холодная зелень померкла. В белых звериных лапах корчился бесформенный монстр – словно огромная расползающаяся лужа болотной тьмы, и лишь лицо ещё хранило человеческие черты: резкие, неправильные, страшные. Два длинных щупальца били по земле, на конце одного из них, где-то в глубине полупрозрачной сгущённой черноты, ослепительно сияла зелёная искра.

Этим щупальцем висп и впился в шкуру львицы. Прямо в правое плечо – так, что хрустнула кость, кровью запачкав светлую шерсть.

Мир львицы взорвался жгучей болью.

Она застыла, не в силах сопротивляться, не в силах высвободиться, вдохнуть, взвизгнуть. Стиснула клыки, сильнее сжав челюсти; жмурила затуманенные глаза – и сквозь острую, ослепляющую боль пульсом билось в висках одно желание.

Убить.

Убить. Защитить. Не отпускать, ни за что, пусть ценой жизни, пусть боль изнуряет, выжигая огнём изнутри…

Шар белого света взорвался у самой головы виспа. Тварь на миг ослабила хватку, отступившая боль вернула силы, и львица рванула морду вверх.

Крик виспа, рассёкший ночную тьму, походил на хриплый звериный рёв.

– Таша, в сторону! – завопил Джеми, вскочив с колен. – Я боюсь тебя задеть, в сторону, я его прикончу!

Однако львица либо не слышала слов, либо не понимала смысла. Забыв о боли, вцепившись когтями намертво, она рвала и рвала клыками зыбкую плоть монстра, вившегося в её лапах; тот зашёлся в судороге, обмяк, ослаб – но, из последних сил хлестнув львицу щупальцем по глазам, заставил её отпрянуть.

Следующий удар пришёлся уже в грудь.

Львицу отшвырнуло с такой силой, что, упав, она ещё кубарем катилась по траве. Вжав когти в мягкую землю, остановилась, попыталась встать, но не смогла – а изломанная, скрюченная тварь уже ползла туда, откуда пришла.

Тьму рассекла вспышка. Кьор, взорвавшись, окутал виспа белым пламенем.

Судя по рёву, ему это не понравилось.

– Ну как тебе, а? – выкрикнул Джеми, пока другой шар уже сгущался в его ладонях. – Как тебе это, ты, мерзкая…

Невесть как удлинившееся щупальце, незаметно протянувшись средь густой травы, обвило щиколотку мальчишки. Дёрнуло, подсекло – и Джеми, вскрикнув, рухнул на траву. Кьор вырвался у него из рук, взорвавшись среди пушицы, белые заросли полыхнули пламенным светом, ярко озарив виспа, волочащего мальчишку за собой в болото – но Джеми отчаянно цеплялся за траву и сфагнум, вырывая их с корнем, царапая ногтями землю, пытаясь сопротивляться щупальцу, в котором пульсировала зеленью изумрудная искра, пытаясь…

Львица прыгнула плавно, стремительно, бесшумно, как белая тень.

И одним движением перекусила щупальце: ровно в том месте, где бился неживой малахитовый огонь.

Вопль твари был таким низким, что скорее чувствовался, чем слышался. Казалось, рокочет сама земля; звук отдался эхом в траве, дрожью в костях, ноющей болью барабанных перепонок. Зелёное сияние пронзило ночь – и волна света, словно взрывная, швырнула львицу назад, пронеся над землёй, ударив спиной о стену дома: слепящего света, выжигающего глаза, опаляющего лицо ледяным пламенем…

Которая вдруг, вмиг – померкла.

Джеми, уткнувшийся в траву, чтобы не ослепнуть, с трудом поднял голову. Посмотрел на свою лодыжку, которую больше ничто не держало. Проследил, как тает, распадаясь на клочки бесформенной тьмы, остаток щупальца, в котором больше ничего не светилось.

А чуть поодаль, отчётливо различимый в ровном свете горящей пушицы, чернел на земле выжженный сфагнум: бесформенным силуэтом очертив то место, где нашёл свой конец висп из Белой Топи.

Джеми промокнул рукавом кровь под носом.

– Тихая ночка выдалась, ничего не скажешь…

Сбоку почудилось движение. Он дёрнулся, вглядываясь во мрак, но там никого не было. Взглянул на кольцо: острое фиолетовое сияние уступило место мягкому зеленоватому свечению, извещавшему о близости оборотня.

Никаких колдунов поблизости… странно.

А силуэт человека в чёрном казался таким реальным.

Джеми тряхнул головой. Оглянулся на львицу, сломанной игрушкой белевшую у стены дома.

– Таша!

Джеми вскочил. Тут же рухнул, вскрикнув от боли. Вскочил снова – и, отчаянно хромая, едва касаясь земли раненой ногой, заковылял вперёд.

– Таша!

Львица вяло ударила по земле длинным хвостом. Наконец приподняла голову. Тряхнула ушами.

Позволив Джеми, притормозив, облегчённо перевести дыхание.

– Жива…

Оглядевшись, мальчишка шагнул к Арону. Тот так и сидел на земле, глядя в пустоту перед собой: руки опущены, лицо бессмысленно, потускневшие глаза пусты.

Джеми осторожно тронул его за плечо.

– Святой отец?

Никакой реакции.

– Святой отец!

Набравшись смелости, Джеми потряс дэя за плечи, но безрезультатно.

– Что с ним? – подал голос Алексас.

– Не знаю, – Джеми смотрел на дэя растерянно. – Словно… ушёл в себя. Наверное, чары виспа.

– Славно его обработало, однако, – Алексас вздохнул. – Пусти меня.

– Зачем?

– Я знаю, что делать.

– Точно? – подозрительно уточнил Джеми.

– Я приведу его в чувство. Обещаю.

– Хм…

– Ты мне не веришь?

Джеми устало закрыл глаза.

– Верю, верю…

– А зря, – сказал открывший их Алексас.

Взглянул на львицу, пытавшуюся подняться на лапы. Вновь перевёл взгляд на дэя.

– Заботливый ты наш папочка, легендарный всемогущий телепат… – он сплюнул в сторону. – Тоже мне.

Удар кулаком по челюсти вышел такой силы, что дэй рухнул на траву лицом вниз.

– Ты что творишь?!

– Прости, Джеми. – Алексас потёр ушибленные костяшки. – Я обещал привести его в чувство?

– Это ты называешь «привести в чувство»?!

– О, это выдернет его оттуда, где он застрял, уверяю.

– Ты! Ты этого ждал, ты это нарочно, я знаю!

– По-другому бы не…

– Нарочно!

– Ладно, без личного не обошлось, – не без удовольствия признал Алексас. – Да, я мечтал об этом с тех пор, как увидел его приторную улыбочку и общее выражение патокой истекающей… лица. Которым он подкупает нашу маленькую принцессу.

Перед следующим вопросом Джеми последовала короткая, но очень озадаченная пауза.

– Ты что, ревнуешь?

– Ничуть, – мгновенно и невозмутимо откликнулся Алексас.

– Да ты ревнуешь! – недоверчиво повторил Джеми. – Потому что впервые девушке на тебя плевать, да? Или потому что узнал, кто она? Ты искал её всю жизнь, а она не сказала тебе, что это она – та, кого ты искал, даже не смотрит на тебя, ведь рядом с ним ты…

– Чушь. Просто, по моему скромному мнению, кокетничать с ней не слишком порядочно с его стороны. Но, честное слово, если бы не вынуждающие обстоятельства, я никогда… о, что я говорил? Очнулся, красавец.

Алексас с самым мрачным видом смотрел, как дэй поднимает непонимающий взгляд.

– Изволили наконец покинуть глубины памяти, наше святейшество? – осведомился юноша.

Арон держался за разбитую губу:

– Что случи…

– А вы взгляните.

Алексас сам с ядовитой усмешкой посмотрел в глаза дэю.

С каким-то жестоким удовлетворением наблюдая, как зрачки его ширятся от ужаса.

– Таша, – прошептал Арон и обернулся.

Не ступая на израненную лапу, задев плечом дверной косяк, львица скрылась в доме.

– Да не спешите вы так, святой отец! – крикнул Алексас, хромая вслед за дэем, когда тот метнулся к двери. – Не волнуйтесь, ей уже никто не угрожает!

Когда он наконец подковылял к порогу, Арон сидел на полу в спальне, вглядываясь в темноту под кроватью. Алексас, хмурясь, опустился на колени, последовав его примеру.

– Почему она не перекидывается обратно? – спросил он, заметив зеленоватые отблески, блестевшие на дне львиных зрачков.

– Она не может.

Дэй протянул руку, но добился лишь того, что львица забилась в самый дальний угол, меж стоявших под кроватью двух сундуков.

– Что значит «не может»?

– Зашла слишком далеко. – Кончики пальцев Арона чуть дрогнули, но не отпрянули. – Тише, тише…

Львица пыталась зализать рану, однако лишь больше её растравливала. Повернула морду к дэю: некогда белую, выпачканную в чужой, дёготно-чёрной крови. Светлый хвост бил по полу, в серых глазах стыла боль и молчаливый укор.

Я тебя защитила, говорил её взгляд. Ты не мог сделать этого сам, и это сделала я. Что ещё ты от меня хочешь?

Оставь меня в покое, человек…

– Что значит «слишком далеко»? – настойчиво спросил Алексас.

– Она забыла, кто она, – ошарашенно пробормотал Джеми. – Забыла, как вернуться обратно, забыла, как вернуть прежний облик!

Алексас моргнул, и пальцы его сжались в кулак.

Так, словно собирались врезать дэю во второй раз.

– И она… её уже не вернуть? – ровно спросил он.

– Я пытаюсь это сделать, – с той же ровностью откликнулся Арон.

– Верни мне контроль!

Алексас без лишних возражений закрыл глаза.

– Святой отец, осторожно! – выпалил Джеми секунду спустя. – Она не помнит, кто мы, она опасна и…

– Она всё помнит.

– Помнит?

– Да.

Джеми озадаченно всмотрелся в зверя, ютившегося под кроватью.

– Но это же… это опровергает все знания об оборотнях! Значит, забыв себя, они не теряют память… сразу, по крайней мере… и не могут убить близких людей, и это всё меняет, всё! – в глазах Джеми искорками разгорался азарт. – Выходит, того же Харта Бьорка обвинили незаслуженно! Наверное, его подставили, а он ведь уже не мог… точно, его брат ведь стал королём вместо него, вот кому это было выгодно, и наверняка…

– Джеми, помолчите.

Нехорошие нотки в голосе дэя заставили мальчишку осечься – а Арон, не мигая, смотрел львице в глаза.

Какое-то время спустя светлый хвост перестал метаться по доскам.

Потом она тихо подползла ближе, чтобы поддеть мордой протянутую руку.

– Вот так. Хорошо, – дэй осторожно положил ладонь на её лоб. – Всё будет хорошо.

Он вскинул глаза к небу за бревенчатой крышей. Пальцы его лежали на белой шерсти, и дэй продолжал говорить что-то тихо, успокаивающе, размеренно роняя слова сверкающими каплями, сплетая их в незримое кружево.

Львица слушала.

Веки её медленно смеживались.

Когда слова истаяли, дэй отнял руку и мягко позвал:

– Таша…

Выждал, пока померкнет серебристая дымка. Стащил с кровати одеяло.

И накрыл им дрожащую девушку, свернувшуюся калачиком, обняв себя руками.

Боль.

Память, накатившая пенной волной. Отрывки воспоминаний.

Висп, чёрное щупальце, белый огонь, отвратительное нечто во рту…

– Тихо, тихо. – Арон бережно потянул Ташу из-под кровати. – Потерпи немного, хорошо?

Он подхватил её на руки, и Таша не сдержала вскрика, когда он задел раненое плечо.

– О чём ты думала?! – взвился Джеми. – Тебя не учили, что нельзя отпускать разум?

– Учили…

Слово прокашлялось кое-как, неохотно.

Почти в нитку сжав губы, дэй опустил её на постель.

– Да то, что ты вернулась, чудо! – не унимался мальчишка.

– В последнее время чудеса в моей жизни нередкое явление…

Она с трудом повернула голову. Сплюнула на пол – кровью; золотая оправа корвольфа почти сравнялась цветом с багряным камнем.

– Что оно со мной сделало?

– Плечо рассечено. Похоже, ключица сломана. – Арон осторожно положил ладонь на рану. – Потерпишь ещё немного?