Текст книги "Кукольная королева (СИ)"

Автор книги: Евгения Сафонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава вторая. Немного о паладинах

– Я сказала, иди к цвергам! Непонятно?

Крошечный всадник, стоя у золотистого пунктира границы, сложил руки крестом, выражая решительный отказ.

– Через Равнину? Подумаешь, как страшно! Ты рыцарь, в конце концов, или кто?

Всадник помотал головой, и плюмаж на игрушечном шлеме меланхолично качнулся.

Лёжа на животе поверх одеяла, Таша с высоты своей кровати обозрела карту, разостланную на полу. Фарфоровые куклы разбрелись по ней кто куда: размером не больше фигурок для аустэйна*, но сделанные со всей искусностью игрушечных дел магов. Крошечный цверг с киркой наперевес, прекрасная альвийка в шёлковых одеждах, красавица-княжна в золотом платье – и рыцарь на белом коне.

(*прим.: игра, аналогичная шахматам (алл.)

Совсем таком, как Ташин Принц.

Вышитая по ткани карта была настолько большой, что Таша могла в неё целиком закутаться. Пестрели яркие нити лесов, озёр, речушек и золотистой ленточки Долгого тракта: долина Аллигран во всей красе. Три королевства – цвергское Подгорное, альвийское Лесное и людское Срединное, делившееся на четыре провинции. Их опоясывало бурое кольцо гор, на юге уступавшее морской синеве, а за горами начинались Внешние Земли, дикие и неисследованные. Их на карте уже не было, но Таша о них знала – и знала, что туда соваться не стоит. Там одни только жуткие твари и водятся, ещё похлеще драконов.

Жаль, конечно, что выход к морю есть только у альвов, и в их земли простым смертным ходу нет… ну и ладно, с другой стороны, что на этом море делать?

– Тогда хотя бы нашу деревню покажи, – зевнула Таша. – У границы Озёрной с Окраинной. Рядом с трактом.

На сей раз рыцарь, отсалютовав, развернулся и уверенно поскакал на север. Впрочем, достигнуть Прадмунта не успел: в комнату заглянула мама.

– Малыш, хватит на сегодня, – она поправила одеяльце Лив, сопящей в колыбельке. – Время к полуночи.

– Ага… всё равно они со мной не считаются, – скатившись с кровати, Таша ловко подхватила кукол на руки и пристроила в шкатулку с четырьмя отсеками. – Вот пусть теперь сидят и обдумывают своё поведение!

Мама кивнула.

– Правильно, – лицо её изменила странная улыбка. – Тебе должны повиноваться.

Таша заперла шкатулку на ключ. Водрузив кукольное обиталище на прикроватную полку, принялась скатывать карту.

Потом, подняв глаза, неуверенно произнесла:

– Мам… я хотела тебя кое о чём попросить.

– О чём это?

– Я… – Таша набрала воздуха в лёгкие, – в общем… Лайя-Гаст-и-остальные-завтра-собираются-пойти-к-озеру-можно-я-с-ними?

Меж тёмных бровей матери пролегла морщинка.

– Таша, путь до Кристального неблизкий. А ты знаешь моё мнение о продолжительных прогулках с деревенскими.

– Мам, ну они не влияют на меня… правда. Я сама по себе, а они сами…

– Дело не во влиянии. Хотя ты как с ними пообщаешься… вместо моей маленькой принцессы домой возвращается девчонка-оборванка.

– Маам, – укоризненно протянула Таша, поднимаясь с колен.

– Но я не об этом. Сама знаешь. – Мама взяла у неё карту и, положив тканевый свёрток на место, ласково коснулась Ташиных волос. – Малыш, наша тайна должна оставаться тайной. А ты ещё не владеешь собой до такой степени, чтобы менять облик исключительно по собственному желанию. Достаточно сильного испуга, и… что будет, если ты на глазах у всех обернёшься кошкой?

Таша насупилась. Плюхнувшись на кровать, нашарила у изголовья плюшевого зайца.

– Несправедливо это, – пробормотала она. – Мне иногда хочется не быть никаким оборотнем, а быть просто девочкой… как они все. Или чтобы все они были оборотнями.

– Что поделаешь, малыш. Что поделаешь.

Поцеловав её в макушку, мама направилась к двери. Провожая её взглядом, Таша крепче прижала к себе игрушку.

– Мам, а когда папа вернётся?

Мариэль замерла, где стояла.

– Он же говорил, что всего три дня у дяди Зоя погостит, – продолжила Таша, – и до нас ехать сутки, а его почти уже две шестидневки нет! Может, послать за ним кого-нибудь? Сказать, что мы соскучились, чтобы он поторопился…

Мама долго смотрела на неё.

Затем, отведя взгляд, прислонилась спиной к дверному косяку.

– Я должна была сразу тебе сказать, – она зачем-то принялась теребить рукава платья, – но… видишь ли… понимаешь, Альмон… он не приедет.

– Не приедет? Почему? Папа нашёл там работу?

– Нет.

– Тогда почему?! – Ташин голос сорвался в хриплый шёпот. – Мы что, надоели ему? Я надоела? Пожалуйста, пусть он вернётся! Пусть вернётся, я больше никогда не буду…

– Нет. Он… он задержался в пути, прибыл в Арпаген ночью… и в одном из переулков встретился с плохими людьми, и… и папы больше нет, малыш, – мама коротко выдохнула. – Его нет.

***

Таша открыла глаза за миг до того, как над её ухом затрезвонил колокольчик.

К сожалению, на этот раз сразу вспомнив, где она – и почему.

– Встаю, встаю…

Когда знакомая служанка, зевая, удалилась, Таша села в кровати. Какое-то время сидела, обняв руками колени, уставившись в полумрак невидящим взглядом.

Затем рывком вскочила.

И, одевшись, выглянула в окно.

За дощатыми крышами, за частоколом Приграничного, за рядком берёз, поникших вдоль Тракта тонкими веточками – ждала Равнина. Казалось бы, просто большое поле, поросшее одуванчиками.

Казалось.

Никто не помнил, когда возникла Равнина. Даже альвы. Она была всегда: как и Криволесье, и Зачарованный лес. Древние, странные, необъяснимые земли, сам воздух которых пропитан магией. Эти земли прозвали Ложными, и не просто так. Людская магия на них либо вовсе не действовала, либо искажалась, столкнувшись с магией куда более могущественной. А точно о Ложных землях был известен лишь один факт: никакая нечисть и нежить не осмеливалась на них задерживаться. Сами земли не держали зла, но говорили, что пришедший на них со злом с ним же там и останется.

Впрочем, был и ещё один факт. Тот, что в этих землях казалось возможным всё – но ничто не являлось тем, чем казалось.

Что ж, если это единственный путь, придётся рискнуть. В конце концов, пусть Таша и оборотень, но особого зла за собой не помнит…

И только тут Таша поняла, что одуванчики заливают Равнину тусклой желтизной: не закрываясь даже в ночи.

Наспех умывшись, она с удовлетворением отметила, что руки почти зажили. Смазав кожу новой порцией лекарства, перевязала ладони чистыми тряпицами; натянув перчатки поверх, закинула сумку на плечо и, заперев комнату, спустилась вниз.

Первое, что она увидела – русоволосую макушку дэя, любезно беседующего с трактирщиком.

Потом клирик обернулся, и Таша, по его спине вчера дорисовавшая образ пожилого брюзги, с брюшком и четками в жирных пальцах, удивлённо замерла.

На вид ему было чуть за тридцать. Ни четок, ни тяжёлых одежд – серебряный крест, чёрная фортэнья* и широкий шёлковый пояс, концы которого почти касались земли. Удивительно привлекательное лицо: благородная простота правильных черт, ямочка на подбородке, родинка на щеке – и что-то ускользающее, загадочное, манящее…

(*прим.: приталенная ряса с пришитой накидкой на плечах, с рядом пуговиц по центру – от середины стоячего воротника до верхнего края юбки (алл.)

И зеленоватые лучистые глаза.

Таше не раз приходилось слышать про «лучистые очи», однако в жизни таковых видеть не довелось. Глазам не свойственно лучиться, не отражая лучи извне. Но его глаза действительно сияли, светились внутренним, невероятно тёплым светом, и было в них что-то очень…

Располагающее.

Такому человеку любой без вопросов, с радостью отдал бы свой кошелёк, если б только потребовалось…

– Доброе утро.

…а стоило бы этому человеку заговорить – и последнюю рубашку в придачу.

Голос дэя был учтивым, спокойным, тихим. Лишённым всякого пафоса, окрашивавшим слова дивным певучим выговором. Таша почти видела, как эхо этих слов сияет золотистыми искрами.

Прикрыв глаза, она опустила голову. Упала на колени – привычка, которую Прадмунтский пастырь накрепко вбил в головы всем жителям деревни.

И лишь после этого поняла, что вновь обрела дар речи.

– Доброе, святой отец.

– Не надо. Встаньте. Я же не святой, – на миг подняв взгляд, Таша увидела, что дэй улыбается. – Меня зовут Арон Кармайкл.

– Таша… Тариша Фаргори.

Она поднялась на ноги, старательно держа глаза долу. Не зная, почему его взгляд в один миг заставил её растерять все слова, но вновь встречать его не желала.

Вернее, не осмеливалась.

– Фаргори-лэн… позвольте мне сразу перейти к делу.

– Делу?

– Видите ли, я направлялся в Заречную по одному поручению, но по дороге…

– Волки. – Таша нетерпеливо кивнула. – Я слышала.

– Вот как. Полагаю, вы также направляетесь в Заречную?

Таша не видела причин скрывать:

– Да.

– Дело в том, что средств на коня у меня нет, а дело моё не терпит отлагательств. Я должен быть в тамошнем Пограничном сегодня. И я буду вам очень признателен, если вы согласитесь меня подвезти.

От изумления она всё-таки подняла взгляд.

– Подвезти?

Клирик смиренно кивнул.

– Я заплачу, сколько потребуется, – добавил он. – В пределах разумного, конечно. А юной девушке опасно путешествовать одной, тем более ночью.

Таша растерянно мотнула головой.

Подвезти… но с чего он ждал её в непробудную рань? Почему решил ехать именно с ней? Услышал, как она договаривается с трактирщиком? Узнал, откуда она едет? Но трактирщик не будет рассказывать то, о чём запрещает говорить конюху.

А что, если он заодно с…

– Извините, святой отец, но нет, – решительно сказала Таша. – Я вас не знаю, и мне нужно…

И запнулась.

Его глаза не то чтобы омрачились: нет, не было в них и намёка на мрак, досаду, злость…

Но свет их стал невыразимо грустен.

– Я должна…

С другой стороны, вдруг подумалось Таше, а почему нет?

Действительно. Похитители не торопятся, и обгоняют ненамного. Принц выносливый: бывало, нёс её, маму и Лив, и ничего. Дэй на злодея не похож, да и Ложные земли – весьма неподходящее место для злых дел. Вдвоём ехать, конечно, не очень удобно, но как-нибудь справятся. И, наверное, для путешествующих верхом это нормально – за плату брать попутчиков. Просто Таша не знает. Первый раз странствует, как-никак.

А раз так…

– Хотя, – беспомощно вымолвила Таша, – если вы быстро соберётесь…

И старалась не обращать внимания на отчаянные возражения голоса разума, вопившего, что его хозяйка сошла с ума.

– Мне остаётся лишь зайти за вещами, – клирик чуть склонил голову. – Сердечно благодарю, Фаргори-лэн.

Таша вместе с трактирщиком следила, как дэй хромает вверх по лестнице.

Она – задумчиво, он – недобро.

– Господин Рикон, что вы с ним не поделили? – поинтересовалась знакомая служанка, вынырнув невесть откуда. – Стоит вам его завидеть, мрачнее тучи становитесь.

– Помолчала б, Зарка, – буркнул старик, отбирая у Таши ключ. – Будь я молоденькой девушкой, никуда бы с незнакомым человеком не поехал, да тем более ночью. Уж лучше одной.

– Так то ж дэй, господин. Они уж точно люди порядочные.

Таша провела рукой по лбу.

Странное ощущение… будто она так толком и не проснулась. А, может, и правда не проснулась? Это бы объяснило, почему она – в её-то ситуации – взвалила на себя ещё и помощь дэю.

Но нет, она не спит.

И осознание этого факта заставило Ташу досадливо опустить руки.

Ох уж эта треклятая сердобольность…

– Хотя, – подумав, добавила служанка, – я к такому дэю на исповедь ни в жисть не пошла бы.

– Это ещё почему?

– Пока каяться буду, в мыслях раз десять точно согрешу.

Старик только крякнул – а вот Таша отчётливо ощутила, как её щёки обретают подозрительный розоватый окрас.

– А что? Красавчик такой, – служанка хихикнула, – и сложен хорошо, а ряса эта его так обтягивает… и вообще кажется на редкость приличным человеком. Даже для дэя.

– В том и дело, – трактирщик сосредоточенно перекладывал бумажки. – Грешки, тёмные пятна… у каждого есть. Когда их не замечаешь, значит, их скрывают. Когда их скрывают – хотят казаться не теми, кем являются. А когда кто-то хочет казаться не тем, кем является… А, бабы! – старик неожиданно зло сплюнул на пол. – Всё равно не поймёте.

Тряхнув головой, посмотрел на Ташу: с извинением.

Потом взглянул на служанку.

– Марш в комнату, – сухо велел он, – а то отправлю полы драить. Разболталась тут, делать ей нечего.

В молчаливой обиде поклонившись, девушка скрылась в подсобке.

– Счастливого пути, – трактирщик уткнулся в гостевую книгу, – Фаргори-лэн.

Разговор был окончен.

Когда Таша и её новоявленный спутник вышли из трактира, небо только начинало предрассветно сереть.

– Подождите, святой отец, – сказала она. – Я за конём.

– Мне не трудно вас сопроводить.

Пожав плечами, Таша направилась к конюшне, слушая, как шуршат сзади чёрные одежды. Заглянула в длинное здание, ударившее по ноздрям запахом навоза, соломы, лошадей и овса.

Легонько толкнула Шерона, безмятежно спавшего рядом со входом.

– Я уезжаю, – коротко бросила она, когда конюший открыл глаза. Вместе с мальчишкой, мигом вскочившим, дошла до стойла; скормив Принцу яблоко, успокаивающе поглаживала жеребца по морде, пока Шерон его седлал.

Потом повела коня к выходу, где, прислонившись к стене, ждал дэй – но мальчишка, догнав её, радостно помахал бумажным обрывком.

– Госпожа, а карта?

– Ох, точно! Забыла. – Таша благодарно обернулась. – Спасибо.

Протянула руку, однако конюший не выпускал листок из пальцев.

– Нет, я вам объясню! По Равнине прямо-прямо поскачете, видите? Там одна только тропа и есть. Выскочить должны у деревушки Потанми, уже у самой границы. Поедете мимо неё по дороге на запад, вот она, и выскочите прям на тракт. Оттуда до Приграничного пара часов, не больше. Раза в два быстрее доберётесь… Вам чем помочь, святой отец?

Шерон наконец соизволил заметить дэя.

– Благодарю, – откликнулся тот, – но ничем.

– Святой отец ждёт меня, – вмешалась Таша, сунув карту в сумку.

– Вас? Зачем?

– Фаргори-лэн любезно согласилась подвезти меня до границы с Заречной.

Шерон уставился на Ташу. Глаза конюшего смахивали на зелёные блюдца – и заставили девушку, отвернув голову, молча вывести Принца на улицу.

Да. Она и сама знала, что поступает глупо.

Понять бы ещё, почему ей совершенно не хочется брать свои слова обратно…

Приторочить вещи к седлу много времени не заняло.

– Я не хотел бы отсиживаться за хрупкой девичьей спиной, Фаргори-лэн, – мягко вмешался дэй, когда Таша поставила ногу в стремя.

– Принц не любит чужие руки, святой отец. И слушается только меня.

– Неужели?

– Хорошо, будь по-вашему, – девушка устало отступила в сторону: доказать наглядным примером всегда быстрее и проще. – Заберётесь – будете править.

Сразу забираться дэй не стал. Вначале обошёл коня кругом. Затем, чуть склонив голову набок, заглянул Принцу в глаза.

Дружелюбно похлопал непривычно спокойного жеребца по шее – и вспрыгнул в седло; полы фортэньи, раскрывшись, легли на бока Принца чёрными фалдами, открыв чёрные же штаны, скрывавшиеся под ними.

– Фаргори-лэн, вы наговариваете на своего коня, – заметил дэй, протягивая Таше руку.

Она промолчала. Только покашляла удивлённо – прежде чем стянуть перчатки и, приняв помощь, устроиться за задней лукой седла.

Шерон зачем-то провожал их до самых врат Приграничного, не переставая настороженно поглядывать на дэя. За частоколом лента тракта круто забирала влево, на запад, обходя одуванчиковую ловушку Ложных земель, и вдоль дороги грустно шумел берёзовый перелесок.

Равнина казалась не такой и большой. Прищурившись, Таша могла даже разглядеть берёзы на том конце.

Но…

– Благодарю, сын мой.

Дэй кивнул Шерону. Крепче сжал поводья.

И негромко велел:

– Вперёд.

Медленно и осторожно Принц двинулся к Равнине.

А Шерон стоял и смотрел, как белоснежный конь касается копытами листьев одуванчиков – совсем рядом – чтобы миг спустя исчезнуть без следа.

Таша не увидела, когда Принц ступил на Равнину. Лишь почувствовала, как ударил в лицо холодный ветер, заставив зажмуриться.

И когда она открыла глаза, всё вокруг тонуло в густом белёсом тумане.

Принц встал, тревожно всхрапнув. Вязкая туманная стена доставала коню до груди. Таша оглянулась, но частокол Приграничного исчез: вместо него стелилось то же вкрадчивое туманное море, и колкий ветер скользил поверх него.

Если на тракте была предрассветная пора, то здесь царила тёмная серость. Не ночь, не утро, не рассвет.

– Это… Равнина?

– Да, – голос дэя был спокоен.

– А где же Приграничное?

– Далеко.

Дэй тронул белую гриву, и Принц послушно потрусил вперёд, постепенно ускоряя шаг; а Таша начала смутно понимать, каким образом срезался путь через Равнину.

Просто Ложные земли, помимо всех прочих интересных свойств, могли к тому же мгновенно перемещать тебя в пространстве.

Долгое время тишину нарушал лишь приглушённый стук копыт – туман и невидимые одуванчики скрадывали звуки.

– Фаргори-лэн?

– Да?

– У вас очень… цепкие пальцы.

– Это комплимент?

– Простите, если разочарую, но чистая правда. И это вызывает у меня сомнения, останется ли на моих плечах к концу путешествия живое место. Держитесь за пояс, так гораздо удобнее.

Таша кашлянула: ей и за плечи взяться стоило некоторой… заминки.

Но и здесь пришлось признать его правоту.

– Откуда держите путь, святой отец? – спросила она, чтобы поддержать беседу.

Гладкий шёлк пояса выскальзывал из-под пальцев, вынуждая обвить талию дэя и сомкнуть ладони в замок. Для этого пришлось вплотную прижаться к его спине; и когда Таша поняла, что это вновь заставляет её смущаться, сердито фыркнула.

Даже жаль, что ножны с мечом дэй приторочил к седлу. А то он их вроде через плечо носит, вот и вцепилась бы…

– Из Озёрной. Я пастырь в деревеньке у озера Лариэт.

– Лариэт… это у самых гор, кажется?

– Верно.

Некоторое время Таша терпеливо ждала ответных вопросов.

– Фаргори-лэн, я предпочитаю придерживаться мнения, что собеседник сам расскажет то, что хочет и может, – наконец заметил дэй. – Если же он молчит, значит, на то есть причины.

Тонко подмечено.

– Я… из Прадмунта.

– А. Так вы из той самой семьи Фаргори…

– Которые делают тот самый сидр, да.

– Вашей семье и вашей деревне есть чем гордиться.

– Вы бы это нашему пастырю сказали. – Таша зевнула. – Он так не думает.

Серость, со всех сторон – непроглядная серость. Ни света, ни темноты: только серый цвет, только туман и странные скользящие тени. Сознание тоже туманилось, и утопленниками памяти всплывали ненужные воспоминания, ненужные мысли…

…зачем ты спешишь, зачем едешь туда, вновь шептал тонкий голосок на грани сознания; даже если наёмники будут в том трактире, даже если ты их догонишь – тебе с ними не справиться, не спасти Лив, не уйти живой…

…и святоша наверняка их дружок, а ты…

…глупая, глупая, глупая…

– Осторожно!

Таша открыла глаза в тот момент, когда дэй поймал её соскальзывающую руку – прежде, чем она успела упасть с коня.

И судорожно вцепилась в чёрный шёлк.

– Вы задремали, Фаргори-лэн.

– Кажется…

Сердце металось перепуганной кошкой в тёмной коробке.

– Расскажите мне о вашей деревне, Фаргори-лэн.

– Не думаю, что вам…

– Ошибаетесь. Мне будет интересно. Я весь внимание.

Что ж, разговор – хороший способ прогнать сон. Таша оценила заботу. Возможно, в этот момент она бы даже простила дэю, что тот оккупировал её коня…

Если бы, конечно, это действительно её задевало.

– Ну… Прадмунт…

– Вы не больно-то жалуете своего пастыря, Фаргори-лэн, – дэй облегчил ей задачу.

– Я не обязана его любить, святой отец.

– А уважать?

Таша помолчала, обдумывая ответ.

Оскорбление церкви и её слуг – богохульство. Оскорбление своего пастыря – тем более. И, будь Таша дома, за любые её сомнительные слова последовала бы кара. Если бы, конечно, кто-то услужливо донёс о них пастырю; а когда ты бросал эти слова не в кругу семьи, это было почти гарантировано.

Но она далеко от дома. А дэй – не их пастырь.

И что-то подсказывало Таше, что все её слова останутся между ними двумя.

– Он упивается своей властью. Тем, что может поставить на колени любого, – всё-таки сказала она. – И просто… фанатик.

– Но если он искренне верит в то, что делает, это уже заслуживает уважения.

– Верит? Да это не вера, это…

– Фанатизм – крайность, но крайность прежде всего веры, которая и должна быть в пастыре. Если вам встретится один из тех ханжей в рясе, коих, к сожалению, немало… или один из тех, кто пользуется своим положением, дабы вершить отвратительные, страшные дела – с такими же девочками, как вы, или с мальчиками, или с совсем детьми… вы поймёте, что есть вещи похуже фанатизма.

Когда Таша поняла, что она здесь не единственный богохульник – она досадливо осознала, что спутнику вновь удалось лишить её дара речи.

Какой интересный дэй, однако.

– Зимой пришлый колдун изнасиловал мою подругу, – вымолвила она потом. – А потом наш пастырь всерьёз думал о том, чтобы её утопить. Как обесчещенную. Как в старые добрые времени, только во имя Богини. Чистой смертью смыть грязь с души.

– Но наверняка кое-кто из селян был с ним согласен. Нравы деревенских жителей всегда оставляли желать… большей широты. А изнасилование для них – вечное клеймо. Сами знаете.

– И что?

– Представьте теперь, что ждало бы эту девочку в будущем.

Представить было нетрудно.

Начало этого будущего Таша уже видела.

Косые взгляды. Шёпот за спиной, жалость… смех? Надменность, снисходительность, презрение. Одиночество – ведь все брезгуют взять в жёны «нечистую»; непонимание – ведь ты ни в чём не виновата; ненависть – ко всем этим чистым людям…

Уйти – страх, неизвестность и один шанс из ста, что найдёшь своё место. Остаться – пустой дом и потрескивание углей в абсолютной тишине. Тишине, которая сводит с ума.

И кто придёт на твои похороны, когда ты умрёшь?..

– Так её утопили? – спросил дэй, когда молчание затянулось.

– Нет. Пастырь смилостивился. Но в итоге она сбежала из дому, чтобы не позорить семью… и не терпеть такое отношение. Подалась в большой город, думаю.

– Надо полагать, родители не особо рвались её искать.

– Нет. С тех пор её больше никто не видел.

– Вы знаете, что с ней сталось?

– Нет.

– Тогда не факт, что умереть для неё не было бы лучшим вариантом.

Таша не нашлась, что возразить.

– Пожалуй, – помолчав, сказала она, – лучше поговорить о другом.

Какое-то время всматривалась в туманную серость, ожидая ответа.

– Рассвет скоро, Фаргори-лэн, – бросил дэй. – Там будет легче. Поверьте.

И почему кажется, что он говорит не только о погоде? Даже не столько о погоде…

Да. Попутчик Таше определённо попался интересный.

И, кажется, их недолгое общее путешествие обещало выйти весьма занимательным.

Когда солнце пробилось сквозь серость, заволакивавшую небо, выяснилось, что уже за полдень. С первыми же солнечными лучами туман рассеялся, будто его и не было, и взору открылись белые одуванчиковые просторы с сиреневыми крапинками чертополоха; ветер потеплел и повеял сладким, небо засияло безупречной лазурью – лишь где-то на горизонте дрейфовали ватные кручи облаков.

И Таша не сразу вспомнила, что, когда она смотрела на Равнину из трактирного окна – одуванчики были не белыми, а жёлтыми.

Она не поняла, каким образом дэй умудрился не потерять тропу в тумане, но сейчас они скакали прямо по ней. Тропка была прямой, как натянутая нить, почти столь же узкой, но отчётливо видной – и Ташу это только насторожило. Не так часто путники захаживали на Равнину, чтобы её протоптать.

– Пора сделать привал, – произнёс дэй.

– Но… я думала, когда мы минуем Равнину…

– Боюсь, к этому времени ваш конь успеет порядком выдохнуться.

– И где тогда… привалимся? – Таша оглядела окружающие просторы: картина была не то чтобы безрадостная, но вот её бескрайность не особо веселила.

– За рекой.

– За какой… а.

Река, казалось, возникла впереди только потому, что её упомянули. Вместе с шумом бегущей воды, которого – Таша готова была поклясться – слышно до этого не было. Скорее не река, а речушка, через которую кто-то перекинул резной каменный мост коромыслом.

Под такими в сказках всегда сидят тролли…

Ах, да. Никаких троллей. Ложные земли ведь не держат зла.

Когда цокот копыт колокольчиком зазвенел по мосту, Таша увидела, как под ним вода весело струится по камням жидким хрусталём. Речка была совсем мелкой, едва ли по колено.

– Мы же хотели сделать привал, – напомнила девушка, когда Принц благополучно порысил по другому берегу.

– Не у самой реки.

– Почему? Мы бы заодно…

– Не стоит пить из реки, текущей по Ложным землям. Ни человеку, ни коню. В конце концов, здесь ничто не является тем, чем кажется, верно?

Таша промолчала. Возможно, ей лишь почудилось по скользнувшей в его словах интонации…

Но у неё возникло смутное ощущение, что сам дэй видел как раз не реку, а то, что казалось рекой.

В какой-то момент шум воды за спиной пропал. Так же резко, как и появился.

– А вот теперь привал.

Клирик осадил Принца там, где у обочины дороги примостились два плоских булыжника: больших и круглых, похожих на низкие каменные табуреты. Единственных на всю округу. Откуда они здесь взялись, оставалось загадкой.

Впрочем, на Равнине загадок было так много, что Таша уже почти не удивлялась.

Присев на камни, оба поели. Таша сжевала медовую лепёшку, которую выудила из сумки, дэй – пару пресных из своей котомки. Вида они были не слишком аппетитного, однако даже их поиск довольно-таки затянулся; а ещё в ходе этих поисков клирик выложил на камень буханку ржаного хлеба – и Таша вынуждена была признать, что лепёшки явно были предпочтительнее. Решилась было предложить попутчику свою снедь, но, уже разомкнув губы, застеснялась невесть чего.

Потом прислушалась к тонкому голоску разума, напоминавшему, что еда им с Лив самим ещё пригодится. Сердито дожевав лепёшку, которая не особо хотела лезть в горло, скатилась с камня, чтобы растянуться на ковре из одуванчиков.

В воцарившейся тишине слышно было, как шуршат на ветру зелёные листья и пофыркивает Принц, хрумкая пушистые белые шарики соцветий. Заложив руки за голову, Таша украдкой взглянула на дэя. Тот сидел, глядя куда-то вдаль, подперев подбородок рукой – и от него веяло неким… умиротворением. Светлым, почти ощутимым, словно лёгкий аромат свежих духов.

Странно, но в его присутствии Таше действительно было спокойнее. Бездна тревог исчезла, уступив место тихой глади привычных мыслей. И даже ком в груди, казалось, растворился. Может, просто выглянувшее солнце подняло настроение? Хотя… наверное, на Равнине и солнце вполне может выглянуть потому, что у тебя настроение поднялось.

Интересно, они так и будут молчать?..

– Не самое подходящее место для разговоров. – Ветер донёс ответ на незаданный вопрос. – Тут и мысли порой материальны, не то что слова.

Глядя на клирика, Таша удивлённо вскинула брови. Вспомнив, что уже почти привыкла ничему не удивляться, отвела взгляд. Сощурилась, глядя на рыхлое облако, подкрадывавшееся к солнцу по небесной прозрачности: клевером скользившее по лазурной глади, плавно меняя очертания…

А потом закрыла глаза, – решив, что оставшееся привальное время лучше скоротать в остро необходимом сне.

В конце концов, теперь весомых причин болтать у них действительно нет.

Когда они наконец покинули Ложные земли, и копыта Принца коснулись широкой пыльной дороги – две колеи, добротно изъезженные телегами, разделённые узкой зелёной полоской ромашек и подорожников, – Таша оглянулась, чтобы увидеть, что они оставили позади.

Широкая, мирно цветущая Равнина вновь окрасилась одуванчиковой желтизной. За ней ровным рядком сияли берёзовые кроны, вызолоченные солнцем, медленно катившимся к горизонту… а за берёзами не было ни тракта, ни Приграничного. Одни лишь бескрайние луга с редкими перелесками.

И никаких следов реки.

Чудеса, да и только…

– Древняя магия – странная вещь, – заметил дэй, будто вновь неведомым образом угадал её мысли.

– Да. Не поспоришь. – Таша, отвернувшись, вгляделась в пёстрые крыши небольшой деревеньки, маячившие впереди. – Это Потанми, надеюсь?

– Скоро проверим.

– Как?

– Думаю, нам должен попасться указатель.

Указатель вскоре действительно попался. Вместе с сенокосным лугом, раскинувшимся подле него. Таша издали услышала отзвуки музыки и певучих голосов; когда они подъехали к лугу, то увидели, что жители Потанми копнили сено. Сейчас крестьяне прервались на передышку – но, завидев пришлых, девушки оборвали песню, а парни убрали от губ деревянные дудочки.

Потом на ноги поднялся седобородый деревенский староста. Махнул рукой, привлекая внимание всадников – и, прокряхтевшись, прокричал усталым путникам приглашение присоединиться к их отдыху и не побрезговать пшенкой с маслицем. И коню, если надо, корма зададут…

Вскоре Принц с высочайшего позволения старосты уже общипывал сенные валы в сажень высотой, а Таша уплетала пшенную кашу под жалостливыми взорами деревенских баб: дома соседкам тоже только дай было поохать о её худобе да бледности. Дэй от пшенки отказался, однако колодезной водички с ломтем свежевыпеченного хлеба вкусил с удовольствием.

А ведь в Прадмунте тоже сенокос. И сейчас Ташина семья была бы на лугу, и Таша с Гастом – сыном деревенского головы, единственным её другом – хихикали над жеманством девчонок, хвастающих праздничными нарядами. А потом кидались бы сеном друг в дружку, и пели, и танцевали, и с другими ребятами бегали по ягоды и на озеро; и Лив дразнилась бы тоненьким ехидным голоском, а мама прятала улыбку за мнимой строгостью…

Пшенка резко утратила вкус.

Но слёз не было.

– Откуда и куда путь держите, святой отец? – учтиво вопросил староста.

– Из Озёрной в Заречную.

Крестьяне закивали, вполне удовлетворённые ответом.

– А девочка – ваша?..

– Племянница, – без промедления отозвался дэй.

Хоть Таша понимала, что честное «случайная попутчица» наверняка обрекло бы их обоих на обстрел косыми взглядами – ответ заставил её почти поперхнуться.

– Красавица она у вас. Из благородных лэн, видать?

Видимо, шёлковое платье и бархатный плащ – даже в нынешнем состоянии, порядком изгвазданном – произвели должное впечатление; и после секундного промедления дэй кивнул.

А староста, кивнув в ответ, задумчиво потеребил длинную бороду.

– Маришка, – крикнул он потом, обращаясь к девушкам поодаль, – а, Маришк!

Темнокудрая девица в алом сарафане вмиг прервала прицельное перебрасывание шутками с молодыми людьми.

– Да, дедушка? – смиренно откликнулась она.

– Порадуй песней знатных гостей! Не из народных, из легенд старинных… или из своих. Маришка у нас песни складывает, – пояснил старик с нескрываемой гордостью. – Видать, в племянницу мою, тётку-менестреля пошла. Та и лютню свою ей завещала. Все певцы, кто к нам забредал, Маришку в ученицы забрать порывались, да я не отпустил. У меня ж больше никого: детей богиня раньше срока прибрала, из внуков она одна… вот как за мной смерть явится, пускай идёт, если хочет. Недолго ждать осталось.

– Не девичье это занятие, по тавернам разгуливать, дома-семьи не имея, – буркнула сухонькая старушка в синей шали, сидевшая рядом с Ташей.