Текст книги "Лазурное море - изумрудная луна (СИ)"

Автор книги: Евгения Кострова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Хорошая девочка, – шептал он, проводя пальцем меж ее груди и собирая оставшуюся влагу, чтобы слизнуть с кончиков своих пальцев, и в это же мгновение где-то в отдалении вновь заиграла музыка, барабаны и звонкие кимвалы.

Айвен все еще туманным взором посмотрела на свои ладони, удивившись прозрачности и светлости коже. Ногти были аккуратными и чистыми, пальцы прямыми, а на кистях рук, прямо на глазах затягивались рубцы с вмятинами от железных браслетов, что сдавливали вены. Девушка облизнула губы и почувствовала мягкость и полноту своих губ, какими они были прежде, еще до того, как она прибыла в Османскую Империю, еще тогда когда она играла на арфе, и с восхвалением стягивала грифы, чтобы настроить тонкие струны и читала стихи. Музыка была равносильна для нее сильному наркотику, поэтому она не смела слишком долго наблюдать через видимую преграду своей темницы за музыкантами, испытывая дикую зависть, что они могли почувствовать в своих руках тяжесть инструмента, ощутить вибрацию звуков, поднимающихся из стеклянных корпусов. Когда же ей сломали несколько пальцев, она думала, что ей вырвали сердце – так человек стоящий на твердости льдов погружается в морозную воду, от которой стынут вены и омертвляются нервы, когда льдины расходятся под ногами. Взгляд ее приобрел осмысленность, когда она опустила глаза на ноги, темнота глубоких ранений, куда заползали змеи, стягивались, а кожа становилась ровной и гладкой. Вздох изумления сорвался с ее губ, когда девушка приподнялась на софе, чувствуя небывалую легкость в каждой мышце, и в ней купался страх от увиденного чуда. Она слышала про это снадобье, но оно больше наводило ужаса, нежели благоговения.

– Я рад, что смог удивить тебя, – говорил он, с затаенным удовольствием наблюдая за ее реакцией, хоть и знал, что она не понимает ни единого слова. – Но мне интересно, изумил ли я тебя потому, что раны столь быстро затянулись, или потому, что ты получила помощь от тех, кто травил твое тело на протяжении столь долгого времени. Купальни готовы? – поинтересовался Арис, бросая взгляд на замелевших девушек, и те мгновенно принялись за прежнюю работу, боясь вызвать недовольство своего почитаемого владыки.

У каждой женщины в красном доме был свой покровитель, который обеспечивал их, кормил и одевал, но не всегда отношение к прислужницам было преисполнено такой добротой и заботой. Они хорошо питались и были одеты словно царские наложницы, но они и не были рабынями, на их запястьях, Айвен не заметила голубой татуировки, однако те, кто приходил в палатку кланялся перед мужчиной, желая ему долгой жизни. И шепот страха, гудящий в их ушах, доносился и до Айвен.

Было душно от благоухающего ладана и мускуса, масел и разливающегося по кубкам игристого вина. Шифоновую черную материю с золотой каймой у горла расстилали на низком прямоугольно столе, подбирая золотые кольца и браслеты к длинному платью, что было соткано из теней и сумеречных раскатов, пока ее волосы поливали душистой розовой водой, а спину растирали ароматными травами, а после расчесывали на ветру перламутровыми гребнями, вплетая диковинные заколки. Айвен не знала, как много прошло времени, но когда она смотрела на высокое зеркало перед собой, то не могла точно сказать, была ли девушка, отражающаяся в сверкающих гранях, ей самою. И только по заостренным скулам, она догадалась, что это действительно она. Манящая и легкая одежда не могла скрыть ее отвратительной худобы, к чему бы ее не готовили, но стоявший в стороне мужчина, наблюдавший в тишине за ее преображением, сделал знак рукой женщине, что готова была покрыть ее веки золотой хной.

– Не нужно, – строгим тоном произнес он, подступая к девушке и подцепляя пальцами ее подбородок, чтобы лучше рассмотреть проделанную работу. – Если вы переусердствуете, то она будет выглядеть, как кукла. Ее же красоте достаточно подчеркнуть каплю естественности.

Не оборачиваясь, он протянул ладонь к одной из прислужниц, и та без слов передала ему кристальную кисть со светлым кончиком конских волос и овальную золотую шкатулку, помещающуюся в ладони.

– Приоткрой губы, – произнес человек, и, обмакнув кончик кисти в жидкой помаде нежно-розоватого оттенка, провел краской по нижней губе. И запах роз, граната и тонкое веяние корицы разнеслось по воздуху.

– Тебе нужно совсем немного косметики, чтобы привлечь к себе особое внимание, – шептал Арис, обрисовывая большим пальцем девичьи губы, преображая их в тон спелой вишни. – Да, – сказал он, отступая и оглядывая свой труд и поворачивая ее лицо.

– Так мне нравится гораздо больше, снимите эти украшения с ее волос, они должны быть распущенными и прямыми, как медовый водопад.

Когда пришло время, и сумерки укрывали земные просторы, на нее накинули темную плащаницу, скрывающую лицо и повели вдоль цветущих садов между деревьев рододендрона и бугенвиллеи, и к босым стопам прилипали ярко-красные и фиолетовые лепестки. Зарево заката еще не смылось темным покрывалом, и янтарная полоса растекалась огнем по горизонту, делая очертания дворцов и далекие переулки города, раскинувшегося внизу, резче и рельефнее, и всполохи оседающего солнца остывали на золотых украшениях, обвивающие ее тонкие предплечьях. Зажигались факелы на высоких мраморных стенах, что впитывали в себя образы, проходящих между холлов людей в великолепных одеяниях, и Айвен сквозь темную чадру смотрела, как проходят мужчины, удерживая на золотых цепях диких тигров и пум, как факиры в белых рясах укладывали тела гремучих змей себе на шею, давая аспидам свернуться тугим кольцом вокруг гортани, и темные округлые глаза убийц сливались с ночью, когда кобры раскрывали свои великолепные капюшоны с изогнутыми чернильными линиями. И воды в бассейнах замирали, поглощая разноцветье ночного праздника, когда слуги прижимали лики к половицам перед своими господами, и когда музыка звучала столь громко, что могла дойти до вершин черного неба. На ней тоже был ошейник – тонкая золотая цепочка свисала с тонкой шеи, которую Асир использовал в качестве браслета на своем запястье, и если она начинала идти медленнее, то и он замедлял свой шаг, чтобы не натянуть звенья и не оставить красных следов на коже. Время тянулось бесконечно долго, когда они останавливались возле вельмож, раскуривающих кальян на расписных ложах, чтобы выказать свое уважение, и она почти не поднимала своей головы, и выпрямлялась лишь тогда, когда мужчина заканчивал свою тихую беседу с почетными гостями. Для нее это было позволением выпрямиться и вновь последовать в неизвестность за человеком, которого все чаще подзывали к себе для разговора. Его голос был ровным, слоги легкими, хотя слушая речи аристократов, она заметила, что арфист говорит с небольшим акцентом. Некоторые торжественно одаряли его в залах сундуками с одеждами, перевязанные серебряными толстыми шнурами, ларцами с редкими восточными сладостями, клинками с резными костяными рукоятями. И к тому времени, когда они достигли громадного амфитеатра, темнота уже властвовала в вышине, и на малахитовые мозаичные полы ниспадал нежный свет луны. В этот момент Айвен посмотрела на далекие горы, откуда показались блистающие верхушки кристальных башен, выстроенных прямо в пещерах, и на овевавшую темноту крутые склоны гор, где крестьяне пасли стада, а лекари искали соцветия редких лечебных трав. В такой темноте можно было проскользнуть вглубь каньонов, и скрыться от стражников, наступало время суток иного мира, и даже самые храбрые воины опасались покрытых многослойными тенями гор, а у нее ничего не осталось, что можно было бы потерять. Честь и гордыня попирались ежедневно, а остатки силы воли разбивались о холодную жестокость людей, как о гранитные стены. Было холодно, и ее все пробирало до дрожи, и она бы все отдала, чтобы укрыться теплым шерстяным одеялом. Ветер поднимал волосы, оставляя хладные поцелуи вдоль оголенной спины.

Перед ней возвышались массивные двери из кованого серебра, с удивительными росписями цветов и мифических созданий, через которые проходили женщины, что собирались стать наложницами. Арис отстегнул с капюшона бриллиантовые замки и алмазные пряжки, давая ткани упасть к ногам. И он еще раз оглядел ее, немного нахмурившись, увидев опустошение в темных глазах.

– Дальше все зависит от тебя, – сказал человек, пропуская пальцы вдоль темно-русых волос, словно желая запомнить мягкость и шелковистость лент, что сияли златом и медью, когда свет пламени, прорезающих мглу в смоляных факелах, скользил по прямым локонам. Он подтолкнул ее плечи, и Айвен непроизвольно сделала шаг вперед. Цепь сдерживала запястья и шею, и в случае неповиновения, крохотные звенья сломали бы шею. Но у самого порога она замерла, когда тяжелые двери со скрипом и треском отворились, пропуская ослепляющий золотистый свет, и перед ее глазами предстало огромное количество людей, восседающих на богатых ложах. Она застыла, когда под руки ее подхватила пара взрослых мужчин в апсидиановых доспехах и шлемах с чеканными нащечниками, на которых отчетливо вырисовывались кобры, а от их высоких копий исходил лютый мороз, и Айвен пошла гонимая их недюжей силой, нежели собственной волей.

Ее подвели к самому центру высокой платформы, чтобы с самого дальнего уголка амфитеатра каждый смог разглядеть ее тело, и лицо девушки вытянулось в гримасу отвращения, и неприятно сморщилось, когда накидку с груди грубо сорвали мужские руки. Пепельно-черная ткань просвечивала, и ее нагота была видна каждому, и в порыве она прижала локти к себе, чтобы прикрыться. Странное чувство защищенности, особенно когда больше года, она была полностью раздета перед всеми, а единожды почувствовав на коже материю ткани, стыд уже проложил путь в потаенные уголки разума. Она расслышала позади себя щелчок пальцев, и шершавые руки раздвинули ее кисти в стороны, пальцы впились в кожу, когда жестокий голос разнесся над ее головой, хотя она пыталась брыкаться, как змея извивается в руках своего заклинателя. Через какое-то время она просто повисла в его руках, опуская голову так, чтобы за занавесом темных волос, никто не смог различить лица. Ублажать дворян она не собиралась, и в невольной попытке сломить стальные мышцы, удерживающие ее руки, она краем глаза заметила поднимающиеся золотые таблички и предостерегающий взгляд Ариса, устроившегося у самого края первого ряда на беломраморной скамье. Начальная цена за нее тридцать золотых лир – для рабыни с северных окраин необычайно дорогое предложение. На такие деньги можно было купить несколько хороших пастбищ, скот и выстроить достойный дом, да обзавестись челядью из десятерых рабов. Через мгновение ставки увеличились до пятидесяти лир, и по форуму разнесся шепот удивления и неудовольствия, несколько высокопоставленных мужчин с нагрудными золотыми гербами Империи со свитой сходили вниз, чтобы удалиться прочь, громко произнося ругательства в сторону главы красного дома, что расположился на самом верхнем этаже форума, и их сандалии стучали по скользким половицам, отскакивая от стен громогласным эхом. Айвен не знала, как выглядит хозяин одной из крупнейших обителей удовольствия, но отчего-то догадывалась, что его не беспокоит, какое количество постоянных завсегдатаев покинет стены лунных дворцов этой ночью, он словно ждал прихода особых гостей. Вздох облегчения сошел с ее губ, когда новая волна посетителей поднялась со своих мест, но хватка на ее плечах сжалась, и ей пришлось пасть на колени.

Мужчина, сидевший в окружении женщин в самом первом ряду, поднял сумму до восьмидесяти пяти лир. Айвен вздрогнула, покосившись на его мясистые розоватые щеки и потные губы, обрамленные тяжелой черной бородой, и ее затошнило. На его щеке пылал свежий красноватый шрам от кинжала, такие глубокие зазубренные раны нельзя было получить осколком стекла, острие рассекло лицо почти до самой кости, преображая его в уродливую маску. Ноги его были обильно покрыты темными завитками волос и бледными кручеными рубцами, с багровых длинных шрамов, переходящих к бедрам стекал свежий гной. И внутри нее все напряглось, когда его огромная и тяжелая ладонь легла на обнаженное бедро женщины, облаченной в тонкие и прозрачные накидки, прижимавшейся всем телом к его горячей плоти, тогда как сверкающий и жестокий взгляд человека проходился по ее телу.

Темнота обрамляла все золотым покрывалом хаоса, она была сумрачнее самой глубокой ночи, расстилающейся над высокими облаками неба, плотнее смога, поднимающегося к диадеме бледноликой луны от горящей смолы, бесконечным путем, что разверзал океан. Мужчина ступал по белесым ступеням, и мрак овевал его одеялом ночных туманов, что кручеными вихрями развевал пестрые краски рассвета, чьи отсветы блуждали по мрачным вершинам скалистых гор. Где-то в отдалении, доносящимся мелодичным эхом, звучала волшебная и нежная игра систры, что сверкала серебром звезд, и внимало нестройному отзвуку злотого тимпана. Его темные локоны были украшены золотыми украшениями, вплетаясь в пряди венком, и тончайшие побеги диких терний опадали на чистое чело. Шелестела листва тамарикса и мирта, и полуночные цветы олеандра поднимались в вышину ночного неба. Он был точно таким же, каким она его запомнила. Каждый его шаг был предвестником смерти беспощадной и всепоглощающей, как адское пламя, и прекрасные черты его лица клеймились в ее сердце, как опалово-жемчужный образ лунного диска. Огниво факелов не оставляло на его темных одеяниях отблесков, а ветви кустов дикой оливы темнели, скручиваясь в невидимых тенях, когда он приближался, опускаясь на ложе, покрытое пестрыми подушками из багряного льна. Кафтан мужчины был раскрыт, открывая сильные ключицы, оголяющие великолепие его темной бронзовой кожи, что оттеняло медь его затягивающих и завлекающих в пучину янтаря глаз, и золотые драконы с рубиновыми глазницами впивались клыками в ворот его великолепного одеяния. Все пространство прониклось тишиной, когда он поднял на девушку взгляд, всматриваясь в ее обнажающий наряд, останавливая холодный и непроницаемый взор глаз на руках мужчины, что удерживал ее на коленях. Он не изменился в лице, но что-то, скрытое глубоко в золотой широте его очей испугало ее, заставило трястись от безраздельного ужаса, и позыв беспредельного и одичалого страха, она распознала через судорогу, стоящего подле нее стражника, что передался через соприкосновение их кожи – белоснежный и темный.

Женщины склонялись перед ним с драгоценными подносами яств, украшенные гравюрами косуль и ланей, и хрустальными кувшинами вина. Мужчина взялся за края небольшого бокала, по которым плелись рисунки охоты на вепря, и перстни огнем засверкали на его длинных пальцах, когда он поднял золотую чарку с букетом разбавленного кровью оленя алого напитка, приподнимая перед собой, словно отдавая дань пиршеству хозяина. И поднеся к своим губам холодное вино, каждый в амфитеатре встал со своего места, склоняя головы, будто приветствуя его появление. Мужчина опустился подбородок на скрещенные руки, проводя языком по влажным губам, и улыбнулся. С высоты верхних этажей кто-то отдал приказ, и торги начались вновь, когда со стен прислужники выкатили свернутые алые полотна ткани, павшие рубиновым водопадом с белоснежных колонн, что были гуще текущей в венах крови и посыпались с черноты небосвода лепестки белоснежного жасмина и кремовой розы. Но Айвен едва слушала нарастающее волнение среди людей, ныне толпы, что в безумии вскрикивали суммы задатка за нее, и золотые таблички сменялись с одной суммы на другую. Она едва различала многоцветье драгоценных огней на бусах и кольцах высших господ, рев рысей и львов, что удерживали на кристальной привязи. Она безотрывно смотрела в глаза мужчины, на висках которого сияли темные татуировки, как сгустки чистейшей черноты и аккуратные резцы от золотой маски, тогда как он откинулся на спинку мягкой софы, наблюдая за происходящим с легкой усмешкой на устах. Его забавляло нечто неподвластное ее пониманию, когда он с закрытыми глазами вслушивался в крики вожделения и возбуждения, окружающие со всех сторон, заполняющие само сознание. Когда же цена за нее, как на товар, вышла за пределы сотни тысяч золотых ли, она вскинула голову, в страхе смотря на полного мужчину, восседающего неподалеку от карателя, прижимающего к виску прохладный кубок. Айвен хотела вцепиться в холодную каменную отделку балкона, покрытую цветущими лозами багровых роз, вцепиться ладонями в тернии, чтобы на миг забыться в боли, что смогла бы ее утешить. Исход был очевиден, ее продадут человек, чьи веки покрывались сухим делтовато-карим гноем, чье тело обезображено шрамами войны, а руки погрязли в крови. И возможно после того, как цепь, сковывающую ее шею, передадут ему, он получит удовольствие оттого, что сдерет с нее кожу заживо. И представляя себе картину, полную кровавой и жестокой мессы, рассудок ее покачнулся.

И когда аукционер собирался объявить победителя торгов, Арис поднял руку, и, смотря на Айвен спокойным голосом, произнес:

– Пятьсот тысяч ли.

Но названную сумму перебил яростный оклик людей со средних этажей амфитеатра, и через несколько минут сумма перебила миллион. Айвен непонимающе свела брови, не осознавая, что здесь происходило. Как за нее могли предлагать такие деньги? Что с ней будет делать победитель, отдавая красному дому целое состояние?

Дворянин, восседающий перед ней, подозвал к себе одну из женщин, прислуживающих ему, и тихо прошептав что-то ей на ухо, улыбнулся кончиками полных губ. Прислужница поклонилась, и волосы ее, что чернотой смогли бы смести сам полог ночи. Она выпрямилась и медленно начала подниматься по ступеням вверх, ее фигура плыла волною вдоль охватившего аристократов безумия, сравнимого лишь с одержимостью черных демонов, что жаждали крови. И контраст между изящностью ее внутренней натуры, и грубостью окружающего мира, приводил в оцепенение. Ее платье колыхалось пенными валами, прозрачное, как туман в грозовое утро, и полные локоны чернильным дождем опадали на спину, и шаг ее позолоченных сандалий с крупными камнями граната на пряжках, отстукивали по белому, как молоко, камню. Айвен перестала наблюдать за ней, лишь, когда женщина скрылась в лестничном переходе за миртовой изгородью, усыпанной снежными бутонами, ведущего к верхним этажам, освещаемом диковинными газовыми лампами в образе уродливых химер. Раздался раздирающий до самых костей крик, разнесшийся болезненным эхом, что утопал в ночи, и мужчина в дальних рядах, упал в объятие смерти после того, как некто из окружения пронзил сильную мужскую грудь клинком, и ткань его светлого хитона окрасилась в чопорный пурпур. Раздались новые крики, а цена за нее все поднималась, разбивались фужеры и звенело злато о очищенные полы.

Она посмотрела на мужчину, что продолжал в спокойствии вкушать вино, смотря, как отражается луна в красной жидкости его золотого бокала, как нефрит и адамант соединяются с рдяностью кровавой. Его безмятежность и холодное равнодушие разбивало ее на части. Столько красоты и власти в каждом движении, сколько жестокости и хладнокровия. Айвен внимательнее присмотрелась к мужчине. Он был немногим старше ее, у него было крепкое телосложение и удивительно нежные черты лица, но чрезмерная резкость в его медовых глазах, делала выражение жестким, способным убить на расстоянии. Каменья изумруда выпадали из драгоценных ларцов и белоснежные питоны с рубиновыми глазницами замыкали кольца на шее, распростертой на полу женщины, что смотрела остекленевшими глазами в небеса.

И тогда над всем форумом раздалась новая цена, покрывающая все предыдущие:

– Миллиард ли от наследника семейства де Иссои.

По залу разнесся шепот, преисполненный удивления и раздраженных вскриков, хмурых взоров и тяжелых вздохов. Мужчина, что не отрывал от нее взгляда на протяжении всего вечера, встал со своего места, его лицо обнажилось звериным оскалом, и грубо скидывая с колен обнаженную рабыню и подойдя к ложу молодого дворянина, он зашипел низким и гортанным тоном:

– У тебя не хватит денег, чтобы перебить мою ставку, мальчишка. Он кивнул в сторону аукционеров, что все еще продолжали делать подсчеты, и, взмахнув могучей рукой, исполосованной шрамами, прокричал:

– Пять миллиардов ли.

Сердце девушки забилось сильнее, и она почувствовала, как нечто стискивает ей грудь, и она вот-вот задохнется, и осмелилась поднять свой взор в сторону молодого аристократа, что скучающим взором рассматривал рисунки, расписанные по краю золотой чарки. И тогда он посмотрел Айвен прямо в глаза, как в тот миг, когда удерживал в своих объятиях женщину перед зеркальной оградой – затаенно и страстно.

– Сто миллиардов ли, – тихим голосом произнес он, опрокинув чарку в горло, и Айвен почувствовала, как ее собственное горло обожгло терпкостью алкоголя.

Лицо мужчины перекосило от гнева, когда он обернулся в сторону де Иссои:

– У тебя нет таких денег! Каратель и глава одного из двенадцати почетных семейств видят впервые в алом доме блаженства. Ты падешь в глазах других родов и всего аристократического сообщества, если правда раскроется, что ты не только находился здесь и пленился удовольствием здешних женщин, но и пытался выкупить рабыню из проклятых окраин. За одно твое нахождение в столь унижающем честь и достоинство дворянина месте, тебя и все твое потомство изгонят из Империи.

– Если об этом узнают, – подметил человек, уголки его губ приподнялись в опасной и хищной улыбке, когда он встал со своего места, поправляя златые манжеты с рубиновыми кольцами.

– Что же касается денег, то в палатах главы красного дома уже находятся сундуки с суммой превышающий биллион золотых ли, чистых, как рассвет. Если Вас более ничего не занимает, то на воля Ваша – пересчитываете злато моего дома, – он принялся с интересом рассматривать свои ногти, на которых сверкали длинные золотые когти, украшенные ляпис-лазурью, и тогда Айвен заметила, как переливаются грани прозрачного длинного подпоясанного клинка, украшенного золотой гардой.

– Если у Вас есть сумма выше названной, я с огромным удовольствием поторгуюсь с Вами в дальнейшем, – броско сказал он, поглаживая заостренным когтем голову рыси, расположившейся у его ног.

– Я крайне редко оказываюсь в подобных местах, и толика азарта захватывает и меня. Мне нужна эта женщина, но у дома есть свои правила, и я всего лишь следую им. Что я буду делать с ней после торгов Вас также не должно касаться, – он смерил мужчину долгим взглядом, и на миг Айвен почудилось, что она увидела одного из аспидов, что вгрызались в ее плоть, упивающиеся ее болью, кровью и стонами. – Если же Вы не верите слову наследника голубого рода, то можете смело пересчитать каждую золотую монету, если только не собьетесь со счета, – с легкой усмешкой прошептал человек, смотря на побагровевшее лицо соперника. Но Айвен видела иное – как мужчины и женщины с золотыми украшениями в волосах в форме плюща, обрамлявшие их уложенные локоны, венками, стояли группами, облокотившись на высокие парапеты и каменные ограды, покрытые лозами цветов. Их одежды были прозрачны и белы, как воздух и облака, как туманы в ночь полного затмения, когда в бирюзовых водах расцветали бутоны лунных цветов, освещая кромешную мглу своим внутренним светом. И как звезды, сияющие во мраке, так и кристальные мечи, и кинжалы, сверкали в их руках, и на эфесах отчетливо проглядывались эмблемы восходящего дома, коему они служили.

Мужчина зарычал, как одичалый волк и направил меч к горлу человека, и острие засияло в свете огней, но дворянин не тронулся с места, лишь продолжал смотреть в глаза гневающегося.

– Девчонку обещали мне! – сплевывая злобу, проговорил он, и голубые жилы проступили на его толстой шее, когда он придвинулся ближе, отчего заостренный конец меча прорезал загорелую кожу у ключицы молодого мужчины, и кривая струя темной крови скатилась к груди полной каплей, оставляющей за собой рубиновую полосу.

– Забавно, – пробормотал темноволосый мужчина, обхватывая ладонью кинжал, отчего и рука его окрасилась в багрянец крови, – я подумал, что это аукцион. И тот, кто больше предложит, тот и является победителем.

Несколько людей в праздничных белоснежных хитонах и платьях ступили в главный зал, спустившись с лестниц, беззвучно вытаскивая из стеклянных ножен смертоносные орудия, а темные барсы и рыси, возлежащие у ложа дворянина, осклабились, выставляя клыкастые пасти, словно предостерегая, что следующий рывок будет направлен на открытую гортань.

– Ублюдок, – взорвался человек, убирая меч в сторону, вдоль клинка которого, текла еще горячая кровь, он содрогнулся, словно у него перехватило дыхание, и отступил с побелевшими губами. Черты его жестокого лица немного расслабились, но суровость из взгляда не исчезла. – Жизнь может оказаться слишком долгой, Илон, – угрожающе произнес человек, выпячивая нижнюю губу, – и я еще успею за нанесенное оскорбление воздать тебе должное.

И с этими словами он немедленно покинул торжественные залы, вскинув на плечо леопардовые шкуры, и под взрывные возгласы смеха, шум и битье стеклянных бокалов сорвался в бег, но ему на пути к свободе, преградила дорогу – смерть. Женщина с одеянием легче лебединого пера и короной золотых крыльев сокола на челе, вознесла над головой острие с резным эфесом, рассекшее сам воздух, и кровь рдяным всполохом огня усыпала ее белесое платье, когда прозрачный нож полосою пронзил горло. И черные волосы пали чернью яда на плечи, когда клинок со звоном пал на мраморный пол, слившись с белизною и фиолетовыми переливами лунного камня.

Айвен смотрела, как текла кровь мужчины, не слыша всеобщих криков и поднявшегося над трибунами дыма. Словно извилистая и пьяная река, вытекала рябиновая жидкость, а тело мужчины все еще дрожало, толстые мускулистые руки тянулись к гортани, откуда выхлестывалась фонтаном жизнь, но из глаз медленно исходило стремление к борьбе. И сдавшийся воли иного мирозданья, его голова откинулась, а лицо искривилось выражением окаменевшего ужаса, губы изогнулись в предсмертном крике, застывшем где-то в груди, и золотые кольца оборачивались небесным пламенем на малиново-алом закате дня, разливавшего свой свет над головою перед восшествием на престол суток сумерек. Он ушел за порог другого бытия. Когда Айвен подняла голову, она тщетно надеялась увидеть лицо Ариса, он растворился в всеохватывающем залы пламени, суете и галдеже. И горящий огонь стал зеркальным отражением ее глаз, когда она смотрела, как с женщин срываются драгоценные украшения, и опадают на полы каменья, как белоснежные стрелы с высоты черного неба пронзают глазницы грозных зверей, что сопровождали на всем пути своих господ, как люди выворачивались и изгибались под глубокой синью огня. И алые покрывала на стенах утопали в пепле.

Она почувствовала, как ее плечи отпустил стражник, удерживающий девушку на месте, и, ринувшись в сторону главных каменных ворот, он не успел сделать и трех шагов, когда его грудь поразили золотые когти, пестрящие бриллиантами, на лице его на краткий миг застыло изумление и потрясение, и горечь сменила страх в глазах, когда его сердце вырвали из грудной клетки. Айвен подняла свой взгляд, смотря, как трепещущее сердце трепещет в ладони дворянина, превращающееся в пепел. Татуировки возле его очей облизывали темную кожу, как языки змей и пламени, что разгоралось огромными красными стенами.

Айвен не дрогнула, когда аристократ подошел вплотную к ней. С его руки капала кровь, и золотые цепи, увешивающие его расшитый рубиновыми камнями кафтан, звенели в горячем воздухе и поднимающихся в небо огненных искр. Она не смогла уловить от него запаха гари и пороха, крови или слез, от него веяло ароматом ночного жасмина и цитрусов, легкого аромата шалфея, но в воздухе пахло горящими телами и крики боли отзывались эхом в ее ушах.

Она могла бы убежать, но то была ничтожная попытка. Он взял позолоченную цепь в свои руки, заставляя ее подняться на ноги, отчего она уперлась руками ему в грудь, и своими золотыми глазами он рассматривал ее. Окровавленной рукой он провел вдоль ее скулы, и золотые когти задели ее подбородок, так зверь присматривается к своей добычи. И мужчина тихо произнес слова, которые показались ей говором призрачного фантома:

– Теперь ты принадлежишь мне.

Стена огня поглотила беломраморные стены, когда воины карательного отряда, словно ангелы смерти в белоснежных рясах обрывали жизни своими клинками дворянам и богатым выходцам. Мужчина обнял ее за плечи, прижимая к своей груди, и что-то тихо промолвил, и земля под ними засияла от неонового света ажурных символов, и тернии черных роз охватили их, скрывая за острым агатом. Она видела ночное небо, и пустоту, освещенную звездною рекою. И когда глаза ее поглотила вечная темнота, она распознала, что слова, которые он прошептал ей на ухо, были совершенной русской речью.