Текст книги "Подарок на совершеннолетие (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

25 глава

25 глава.

– В последнем письме, датированным примерно мартом тысяча девятьсот пятьдесят четвертого, Мария сообщает отцу, что ее сосватали некому Альфредо Джованни, рыбаку из Ачитреццы, и что свадьба состоится не позднее праздника Вознесения Господня… а это, – поясняет Мария, – примерно май-июнь, всегда по разному, и именно поэтому, я полагаю, переписка между влюбленными сошла на нет…

– … И ваш отец закопал эти письма под французскими липами, – добавляет Эрика, прижимая к груди руку с котенком. – Бедные влюбленные!

А Стефани спрашивает:

– Вам так и не удалось выяснить, что послужило поводом к их разлуке?

Мария качает головой – некоторые тайны так и остаются неразгаданными – а потом вынимает из кармана красную ленту, ту самую, которой были перевязаны старые письма, и протягивает мне.

– Это тебе, Алекс, – произносит с самым серьезным видом.

Я принимаю этот незамысловатый дар – как по мне, так дарить красные ленты полагается скорее девушкам – и в смущении улыбаюсь:

– Красная лента… почему я? И зачем? – мне немного неловко быть объектом особого отношения со стороны Марии. – Почему бы вам не подарить ее одной из наших девушек…

Но Мария помещает ленту в середину моей ладони и складывает на ней пальцы по одному.

– Существует такое поверье, – говорит она мне, – что люди, связанные красной лентой, никогда не расстанутся… Она как бы символ нерушимости их союза, их готовности быть друг с другом в любых обстоятельствах. Они выбрали друг друга, и лента скрепляет этот союз… – И через секунду: – Лента же, принадлежащая другим влюбленным, обладает особенной силой… – Я молчу, даже не поминая о том, что конкретно эта нить не принесла единства своим обладателям (если, конечно, они вообще вкладывали в нее такой смысл), а потом говорю «спасибо», осознавая, что для Марии подобный дар является особенным – ее сухонькая рука по-собственнически лежит на стопке пожелтевшей бумаги.

Через час мы снова в дороге, и Эрика улыбается, завороженно следя за ловкими пальцами Бастиана, управляющимися со спицами…

– Я должен закончить еще до приезда, – нежно, но с твердостью отстраняет он от себя вездесущие руки девушки. – Не отвлекай меня, пожалуйста!

– Окей, – наигранно вздыхает она, откидываясь на спинку сиденья, – большой парень желает остаться наедине с собой… – И через секунду добавляет: – Ребята, а никого не напрягает, что вместо парочки чистейшего вида бриллиантов, мы отыскали всего лишь стопку старой бумаги?

Мы все единодушно качаем головами, при этом Стефани глядит на меня, а Бас – на Эрику. Мы не произносим этого вслух, но каждый из нас в той или иной степени понимает, что клад – это не всегда драгоценные камни и золото: иногда это друзья, подставившие плечо в самый трудный момент твоей жизни; любовь, встретившаяся на пустой дороге ранним росистым утром; новое переосмысление жизни… Ноги… и крылья за спиной… и вообще сама цель, маячащая в конце пути.

Мы все осознаем это в той или иной степени…

Красный «опель-кардинал» маячит позади, нет-нет да помигивая нам фарами – турбобабули никогда не унывают и в них такой заряд бодрости и жизнерадостности, что мы едва ли способны найти разницу между ними и нами. Мы как своеобразная дорожная банда, каждому из членов которой не больше восемнадцати!

– Мне будет жаль расставаться с ними, – произносит вдруг Эрика с грустинкой во взгляде, и мы молча подписываемся под ее словами.

Через три часа, выстояв получасовую пробку на въезде в Сен-Тропе, мы наконец подъезжаем к знаменитой набережной в районе Ла Понш: здесь, при небольшом сувенирном магазинчике с множеством разнообразных безделушек, и проживает чета Шнайдер, родители Баса и Стефани.

Едва мы паркуемся у витрины с претенциозной надписью «Paradis de Souvenirs“, как из ее недр выскакивает довольно молодая женщина с копной каштаново-бардовых волос и расцветает счастливой улыбкой.

– Андре, – выкрикивает она куда-то за спину, – дети приехали! – И уже в нашу сторону: – Наконец-то.

Вслед за этим восторженным выдохом она заключает Стефани в свои удушающие объятия, а потом останавливает взгляд на мне:

– Алекс, не так ли? – спрашивает она, протягивая мне руку. – Наконец-то мы можем познакомиться… Камилла.

– Александр, – отзываюсь в ответ, и мать Стефани и жмет мою руку, и тискает меня одновременно.

Мне едва удается устоять на ногах, вернее полу устоять на ногах, вися, по обыкновению, на Бастиане. Камилла Шнайдер замечает это и произносит:

– Где твоя коляска, дорогой? – И не дожидаясь ответа, уже в сторону Бастиана: – Здравствуй, сынок. Дай я тебя расцелую! – расцеловывает смущенного парня в обе щеки. – Так где все-таки Алексова коляска? В багажнике? – Мы не успеваем и рта раскрыть, а она уже протягивает руку Эрике: – Здравствуй, с тобой мы еще не знакомы – Камилла.

– Эрика, – отзывается девушка со смущенной полуулыбкой, на секунду позабыв о мяукающей у ее ног Спичке.

– И Эрика у нас кто? – любопытствует фрау Шнайдер.

У Бастиана краснеют уши, когда он басит:

– Моя девушка.

Фрау Шнайдер, и без того счастливо улыбающаяся, делается еще чуточку улыбчивее и счастливее.

– Девушка Бастиана, – ахает она и выкрикивает все туда же, в сторону распахнутой двери магазинчика: – Бастиан привез к нам свою девушку! Поверить не могу. – Потом снова переключается на меня – и все это в одну миллисекунду: – Так где все-таки твоя коляска?

– Мы ее потеряли, – приходит ко мне на выручку Стефани. – Случайное недоразумение.

И фрау Шнайдер снова кричит:

– Андре, только представь себе, они потеряли инвалидную коляску Алекса!

В этот момент отец Бастиана наконец-то появляется на пороге своего магазина – это маленький, полный мужчина с большими усами, как у Эркюля Пуаро:

– Оля-ля, – восклицает он, кидаясь обнимать сына, меня, Стефани и Эрику впридачу. Даже Спичке он тыкается в шерсть с улыбкой в пол лица… – Вот и мои дорогие детишки! Наконец-то вы здесь. Как я рад, как счастлив… Камилла, немедленно веди их на кухню – уверен они голодны, словно волки! А у папы Андре как раз томится превосходный луковый суп на плите, а еще я испек замечательное клафути… все, как ты любишь, дорогая! – и он щиплет Стефани за щеку, словно маленькую.

Та смущенно глядит на меня, как бы прося прощение за эти чрезмерные словоизвержение и экзальтацию, в которых родители Бастиана и Стеф едва ли не топят нас, словно в сладком сиропе.

В этот момент турбобабули, припарковавшиеся сразу за нами, жмут на клаксон своего ретроавтомобиля, и Хайди Риттерсбах машет нам рукой:

– Встретимся завтра у музея с бабочками в десять утра. Не опаздывайте! – Потом Мария жмет на педаль газа, и они уносятся в сторону Пампеллона.

– Кто это? – удивляется Камилла Шнайдер.

И Стефани пожимает плечами:

– Наши дорожные попутчицы: три восемнадцатилетние турбобабули с Бутербродом на заднем сидении!

После чего мы отправляемся подкреплять наши силы луковым супом и… кла-фу-ти, чем бы оно там ни было.

Сен-Тропе относительно мал и компактен, и обладает незабываемой сибаритской атмосферой, которая словно разлита в воздухе вместе с морской солью и ароматами французской кухни.

Вечером мы сидим у башни в старом рыбацком порту в квартале Ля Понш и любуемся разноцветными камешками, поблескивающими в воде при заходящем солнце… Расцвеченные небывалыми красками облака, кажутся нарисованными, и мы улыбаемся, припоминая все эпизоды нашего маленького дорожного приключения.

Эрика полулежит на Бастиановой груди, а наши со Стефани ладони неловко замирают друг подле друга – одно робкое движение, и мы бы соприкоснулись пальцами. Ни один из нас на него не решается…

После поцелуев под летним дождем мы так больше и не затрагивали тему наших взаимоотношений: я все еще не уверен, что готов к чему-то новому, и Стефани, полагаю, знает об этом.

– Здесь так спокойно! – произносит Эрика, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я могла бы остаться здесь навсегда.

– Что наши родители и сделали однажды, – отзывается Бастиан, кидая в воду плоский камешек. – Это место так больше их и не отпустило…

И Эрика замечает:

– Они кажутся такими счастливыми…

А он пожимает плечами:

– Они такие и есть.

Потом мы замолкаем, погруженные в собственные мысли, пока Эрика снова не произносит:

– Знаете, что однажды сказала мне Мария? – Загадочно улыбается: – Она сказала, цените тех, кто умеет видеть в вас три вещи: печаль, скрывающуюся за улыбкой; любовь, скрывающуюся за гневом и… причину вашего молчания. – После этого оборачивается к Бастиану и глядит прямо в его глаза: – Что ты сейчас видишь, здоровяк? – спрашивает она, замерев с тонкой улыбкой на губах.

Парень глядит на нее долгую томительную минуту, а потом выдыхает:

– Любовь? – Тогда Эрика подается вперед и целует его в губы.

… а я сдвигаю ладонь, и наши со Стефани пальцы наконец-то переплетаются. Вижу, как розовеют ее щеки, как рвется вспугнутая нахлынувшими эмоциями венка на виске, как зрачки предательски расширяются, словно готовые поглотить меня целиком.

Это тоже любовь, думаю я, стискиваю ее ладонь еще крепче.

Следующим утром мы всемером посещаем La Maison des Papillons, старинный провансальский особняк в центре города, в котором собрано более тридцати пяти тысяч разнообразных бабочек, и мне доставляет несказанное удовольствие наблюдать восторг каждой из наших турбобабуль и Эрики впридачу, Стефани если и восторгается, то точно не бабочками – главная причина ее восторга – это я сам.

Вижу, как она наблюдает за мной, отмечая каждую эмоцию на моем лице, как радостно замирает, когда я живопишу Кристине Хаубнер жизненный цикл Pontia daplidice, белянки рапсовой, как блестят ее глаза, когда я обещаю подарить той с десяток тропических бабочек в благодарность за наше кладоискательное приключение.

Как я не замечал всего это раньше?

И почему нельзя повернуть время вспять?

А, может, и не нужно ничего ворачивать, просто нужно научиться жить дальше…

– Мама просила пригласить вас к нам на обед, – говорит Стефани, когда мы выходим из музея с широкими улыбками на лицах. – Я обещала, что вы придете, так что даже не думайте отказываться.

– Даже и не думали, дорогая, – фрау Риттерсбах поправляет свою широкополую шляпку. – Мы просто жаждем познакомиться с вашими родителями, но для начала мы кое-что сделаем, – и замирает с заговорщическим выражением на лице.

– И что же вы задумали на этот раз? – любопытствую я.

– О, тебе понравится! – кивает она, увлекая нас в сторону пляжа. – Небольшая прогулка – и мы полностью в вашем распоряжении.

И когда мы выходим к воде, маленькая предводительница вынимает из своего неизменного ридикюля садовую лопатку и подает ее мне. Я улыбаюсь:

– Будем откапывать новый клад?

Она качает головой.

– Нет, будем его закапывать. – С этими словами из того же ридикюля появляется фарфоровая фигурка в виде ребенка на инвалидной коляске… По расцветке я понимаю, что ребенок – девочка, в руках у нее корзина с цветами, и я мгновенно понимаю, с какой целью все это задумано… У меня стискивает горло. До хрипоты. До залипшего в легких воздуха…

До негромкого «где вы только нашли такую?» и ответа:

– Чего только не найдешь в сувенирных лавках этого милого городка. – А потом добавочного: – Правда, всех мальчиков уже разобрали, остались только девочки… Однако, уверена, мы вполне обойдемся самой идеей происходящего? – И указывает на песок под ногами: – Копай, Алекс. Погребем твое прошлое глубоко и желательно навсегда.

После чего под одобрительные восклицания друзей я выкапываю ямку достаточного размера, укладываю в нее фарфоровую фигурку и засыпаю ее песком. Для надежности Мария утаптывает ее ногами…

– Покойся с миром! – произносит она при этом. – Покойся с миром тяжелое, недоброе прошлое… К тебе больше нет возврата – и к счастью.

После чего мы снова улыбаемся друг другу, выбросив из головы нашу метафорическую панихиду по моему прошлому, а потом направляемся к припаркованному у цитадели автомобилю. Вид оттуда открывается чудесный, и наша минутная грусть сменяется радостным предвкушением отдыха и будущего веселья…

Я поворачиваю голову, чтобы разделить эту минуту со Стефани, когда вдруг замечаю… трясу головой, чтобы развеять секундную галлюцинацию, только это не помогает.

Эстер…

Именно Эстер стоит в стороне у дороги и глядит на меня, не отрываясь. На ней все тот же так хорошо мне знакомый желтый сарафан и рассыпавшие по плечам волосы, которые едва заметно перебирает легкий морской ветерок.

Сердце екает…

– Алекс? – окликает меня Стефани, заметив, должно быть, выражение моего лица. – В чем дело? – и тоже замечает Эстер.

Значит, та действительно не галлюцинация.

Разговор за спиной смолкает – мои спутники тоже заметили Эстер, ясное дело.

Я же как будто бы опрокинут в прошлое, то самое, которое мы только что похоронили и которое я поклялся себе никогда не вспоминать…

– Подсобишь? – говорю я Бастиану, и тот нехотя подводит меня к Эстер.

Шаг… другой… сглатываю… дышу…

– Здравствуй, Алекс! – говорит она мне, нервным движением отводя волосы от лица. – Ты без коляски…

И я спрашиваю:

– Что ты здесь делаешь?

Собственное сердце почти оглушает: боже, какая же она красивая! Особенно в этом солнечном сарафане посреди солнечного Сен-Тропе.

– Я ждала тебя. Знала, что ты появишься здесь рано или поздно…

– Откуда? – стараюсь говорить с ней как можно тверже, и это выходит почти сердито.

– Вот, одна из твоих спутниц оставила мне эту записку, – Эстер протягивает мне белый листок бумаги с логотипом гостиницы в Инсбруке.

Хайди Риттерсбах – узнаю ее почерк по надписям на карте.

– Алекс, мы может поговорить наедине? – просит Эстер, краем глаза косясь на Бастиана, поддерживающего меня. – Пожалуйста.

Тот так отчаянно пыхтит, выражая свое негодование самим присутствием Эстер в этом городе, что той навряд ли приятно его соседство.

– Бас, поможешь мне добраться вон до той скамейки? – указываю в сторону скамьи у самой воды.

– Ты уверен? – осведомляется он.

– Абсолютно.

И тот отводит взгляд:

– Хорошо.

Мы делаем пару шагов в указанном направлении, а потом я останавливаюсь, нащупав в кармане красную ленту, подаренную Марией.

Меня словно током прошибает…

Оглядываюсь на Стефани… и вижу на ее лице такую смесь ужаса и отчаяния, что сердце невольно пропускает удар.

Волосами Эстер все еще играет ветер…

– Постой, Бас, мне нужно кое-что сказать Стефани, – говорю я другу, и тот ведет меня к сестре.

Она ждет, не шелохнувшись, – никогда не видел у нее такого лица. Опрокинутого… Больного. Она ничего не говорит – я тоже молчу, только вынимаю красную ленту и молча вкладываю ее в безвольно повисшую ладонь.

Та стискивает ее, словно утопающий – соломинку… выдыхает… сглатывает… и я наконец позволяю Бастиану увести себя к скамье для разговора с Эстер.

Эпилог

Маленькая пухлая ручка взметнулась, призывая официанта.

– Принеси-ка нам, дорогой, еще по бокалу этого чудесного молочного коктейля, – просит старушка, кивая на свой предыдущий заказ, почти ополовиненный. – И не жалей зефиринки – сыпь по полной. Спасибо, дорогой.

Официант, безусый мальчишка лет восемнадцати, в смущении спешит прочь, лишь мельком взглянув на новых посетителей: огромного парня в теплой зимней куртке и маленькую девушку в шапке с забавным помпоном – те окидывают помещение кафе ищущим взглядом и расплываются в улыбках, когда три руки одновременно призывно машут им из-за углового столика.

– Мы не опоздали? – любопытствует девушка, стаскивая с головы шапку и одаривая каждую из старушек приветственным поцелуем.

Та, что в зеленом кардигане, с улыбкой отвечает:

– Вы одни из первых. Присаживайтесь.

Молодые люди плюхаются на стулья, и девушка пеняет своему спутнику:

– Вот видишь, а ты еще говорил, что это я долго копаюсь… Ворчун! – с этими словами она тискает его за обе щеки, и парень наигранно хмурит брови.

В этот момент колокольчик над дверью снова звякает, и в уютное тепло маленького кафе вплывает сначала огромный живот, а потом уже и сама его обладательница: рыжеволосая девушка со страдальческим выражением на лице.

Теперь уже пять рук одновременно взметаются в воздух, и страдальческое выражение на лице последней сменяется радостной улыбкой.

– Лучше бы вам ничего не говорить! – произносит она на подходе, забавно ковыляя в их сторону и подпирая поясницу левой рукой. – Этот живот сводит меня с ума.

Парень в теплой куртке выдвигает ей стул, и беременная девушка тяжело опускается на него сначала одним, а потом уже и другим боком. – Я похожа на огромного гиппопотама. Скорей бы все это закончилось!

– Ой нет, ты такая милая, – умиляется спутница большого парня. И уже склоняясь к огромному животу рыжеволосой: – Ну, как ты там, готов уже осчастливить мамочку и папочку своим появлением? – А потом шепчет нечто неудобовразумительное, так что обладательница огромного живота интересуется:

– Что ты ей там нашептываешь?

И девушка лукаво улыбается:

– У нас свои секреты, большая мамочка, – и оглаживает живот подруги.

– Когда придет время – позвони мне, – обращается к девушке одна из старушек. – А оно придет очень скоро: живот уже опустился… Осталось недолго.

– Скорее бы! – стонет та с тяжелым вздохом, а потом интересуется: – Так что, время пришло? Вам удалось подобрать подходящую кандидатуру?

И трое молодых людей с одинаковым интересом глядят на своих немолодых собеседниц.

Те позволяют официанту поставить перед ними три бокала молочного коктейля, наперебой благодаря его за достаточное количество розовых зефиринок, а потом самая говорливая из них произносит:

– Да, кое-кто отыскался… Наконец-то.

– И? – не может сдержать любопытства одна из девушек. – Кто она? Где вы ее нашли? – И заключает почти шепотом: – Она согласна?

Три луквоглазых «сфинкса» с лицами милых старушек многозначительно улыбаются.

– Сегодня вы с ней познакомитесь, она должна прийти с минуты на минуту.

Самая тихая из них глядит на наручные часы – одновременно с этим колокольчик над дверью снова тренькает…

– Вот и она! – произносит старушка, привлекая всеобщее внимание к девушке с детским автокреслом для новорожденного в руках. Следом за ней входят высокий парень и девушка-блондинка.

Все трое приближаются к поджидающей их компании: девушка с ребенком, смущенная и раскрасневшаяся то ли от мороза, то ли от неловкости, жмется в стороне, а высокий парень пожимает каждой из трех старушек ее морщинистую руку. Девушка-блондинка целует их в щеки…

Когда с приветствиями покончено, пожилая леди с ридикюлем произносит:

– Наконец-то все в сборе! Рада видеть каждого из вас. – И в сторону девушки с ребенком: – Присаживайся, девочка моя. Сейчас я тебя со всеми познакомлю!

Та ставит автокресло на пол и присаживается на стул:

– Извините, что опоздала, – лепечет она по-детски тоненьким голоском, – просто Ангелика всю ночь маялась животиком, и я уснула только под утро…

– Не беда, – спешит успокоить ее сердобольная старушка, с улыбкой поглядывая на спящую в автокресле малышку. Той едва ли больше пары месяцев, и выглядит она по-настоящему очаровательно… – Итак, – Хайди Риттерсбах отводит глаза от ребенка и глядит на всех пристальным взглядом, – знакомьтесь – Эмили Веллер, та самая девушка, которую мы так долго искали…

И долго искомая девушка лепечет с самым перепуганным выражением на лице:

– Надеюсь, я вас не подведу! – и поправляется: – Надеюсь, мы вас не подведем.

И каждый из сидящих за столом невольно ей улыбается.