Текст книги "Подарок на совершеннолетие (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Подарок на совершеннолетие

1 глава. Алекс

Глава 1

Стефани смотрит на меня с хорошо наигранным воодушевлением, которого, уверен, вовсе не испытывает – все вокруг меня носят маски. Нынче я все больше уверяюсь в этом…

– Ну, Алекс, еще парочка подтягиваний, и можем закончить на сегодня!

– Мы уже закончили, – кидаю в ответ не без раздражения. – Парочка дополнительных упражнений не поставит меня на ноги! Перестань носиться со мной, как с писаной торбой… Это просто смешно.

Стефани мои слова обижают – вижу это по ее закусанной изнутри щеке (она всегда так делает, пытаясь, должно быть, сдержать рвущиеся наружу ответные колкости) – только она слишком хорошо воспитана, чтобы бросить мне что-то вроде «да пошел ты, Алекс Зельцер, плевать я на тебя хотела!» и потому произносит привычное:

– Вера в себя, Алекс, способна горы свернуть, ты же знаешь.

Я все еще не без раздражения трясу головой.

– Ты мне целый год талдычишь об этом, – кидаю резче обычного, – да только я, кажется, перерос возраст слепой веры в детские сказки… Чудес не бывает, Стеф, пора бы тебе тоже стать реалисткой!

Она молчит, закусывая поочередно то одну, то другую щеку, на меня не смотрит – глядит в пол, и я вдруг сожалею, что был настолько груб с ней: все-таки она хочет лучшего для меня… она верит в меня. Даже если сам я больше на подобное не способен…

– Может скажешь уже наконец, что там у тебя в голове, – произношу я как бы примирительно. – Говори, как есть… Без обиняков. Я толстокожий.

Стефани старше меня лет на шесть-семь, но телосложение у нее почти детское: рост не больше ста шестидесяти сантиметров, ручки и ножки тонкие словно ивовые прутики (хотя и довольно крепкие, в чем я мог самолично убедиться), а голубые глаза… наивные? Люди с голубыми глазами всегда кажутся мне неисправимыми мечтателями, и Стефани явное тому подтверждение. Она как взрослый ребенок, который все еще верит в Санту… Взрослый ребенок с красивой грудью. Я не то, чтобы специально заглядывался на нее, но, когда несколько раз в неделю перед тобой мелькает женское тело, обтянутое спортивным спандексом, ты невольно обращаешь на него внимание… Особенно если тебе семнадцать и отсутствие подвижных ног не обездвиживает и работу гормонов в твоем организме!

На Стеф приятно посмотреть…

А вот слушать ее жизнеутверждающие лозунги я больше был не способен… Перегорел.

Помню, как она впервые появилась в нашем доме: маленькая, взъерошенная, словно распушившийся в луже воробышек, и странно краснеющая при каждой моей незамысловатой шутке… Да, тогда я еще много шутил, тогда я еще верил…

– Знакомься, Алекс, это Стефани Зайтц, моя давняя приятельница, – сказала Шарлотта, одаривая меня загадочной полуулыбкой.

У меня загорелись глаза.

– Виолончелистка? – поинтересовался я с той долей многозначительности, которая живо напомнила Шарлотте наш давний разговор в машине по пути в Ансбах к ее дедушке. Моя будущая мачеха подавилась воздухом… буквально. Ей очень хотелось разразиться безудержным хохотом, но ради Стефани она смогла сдержаться и вежливо произнести:

– Нет, не виолончелистка, – особое ударение, от которого я сам едва сдерживал себя, – а будущий физиотерапевт. Стефани мечтает помогать людям…

– Похвальное желание, – произношу без всякой задней мысли. – Главное, чтобы люди желали эту помощь принять… Флаг вам в руки! Идите и спасайте этот унылый мир, ослепляя его белозубой улыбкой.

Девушка снова краснеет – у нее это здорово получается: краска ложится равномерным слоем, подобно загару, распространяясь от области декольте и до самых кончиков мило оттопыренных ушек. Трепетная мечтательница, подумалось мне тогда, а потом мечтательница сказала:

– Шарлотта говорит, у тебя нет персонального тренера для систематических занятий спортом, и мне подумалось, что я вполне способна помочь тебе с этим… Надеюсь, ты не будешь против позаниматься со мной какое-то время?

Я несколько опешил, так как тренер у меня как раз-таки был, только я не особо его жаловал: уж больно жалостливо он на меня смотрел… Так и хотелось щелкнуть его по носу, мол, взбодрись, парень, у тебя-то с ногами все путем, не куксись.

Шарлотта скосила глаза, прося меня подыграть ей, и я подыграл:

– Какие тут возражения: уверен, из тебя выйдет отличный персональный тренер… – «особенно, если ты продолжишь так же мило краснеть», добавил я мысленно.

В итоге прежний тренер был уволен, а я начал заниматься со Стефани, которая, на мою беду, оказалась настоящей вертлявой и вечно всем недовольной осой, выжимающей из меня все соки. «Ты халтуришь», заявляла она мне в лоб и понукала работать дольше и прилежнее. Рабам на галерах и то, полагаю, жилось лучше, чем мне в этот последний год…

– Вот увидишь, усиленный труд и вера в собственные силы поставят тебя на ноги, Алекс, – говорила она с такой безоговорочной уверенностью, словно зрила мое будущее на годы вперед. – Главное, не ленись! Давай, давай, давай…

И я верил… поначалу. А потом пришло понимание, что ей, верно, в кайф измываться над бедным калекой да еще получать за свои «издевательства» деньги, ну и реклама… Должно быть, Стефани решила, что сделает себе неплохой пиар, если поставит парня-калеку на ноги, что уж тут, этот парень и сам был бы не прочь оправдать ее ожидания, да только… Только ничего не выходило, и чары, навеянные ее горячим энтузиазмом, начали постепенно развеиваться, замещаясь разочарованием и тоской. А еще озлобленностью…

– Ну, чего молчишь? – снова поддеваю я девушку. – Скажи уже, что я полный болван, что ничего-то в этой жизни не понимаю и что завтра же запрыгаю аки горный козел, коли сегодня не опущу руки…

Она вскидывает на меня свои голубые глазищи и спокойно так говорит:

– Я, знаешь ли, не очень люблю горных козлов! Да и негорных тоже, если честно…

Все мое раздражение враз испаряется, и я почти готов похвалить ее за удачную шутку, но сдерживаюсь – не хочу, чтобы она знала о моем добром к ней расположении. Хочу, чтобы она отступилась от меня… Чтобы поняла, какой я на самом деле… козел, потому что именно таким вот козлом я себя в последнее время и ощущаю. Сам не знаю, что со мной…

Разочарование?

Возможно.

Или припозднившийся пубертат?

– Просто не рассчитывай на чудо, хорошо? Не хочу, чтобы ты разочаровывалась.

Она качает головой, и ее хвостик забавно подпрыгивает из стороны в сторону.

– Я уже разочарована, – признается она вдруг, и я даже приподнимаю брови, – твоим отношением к процессу, – заканчивает она, и мне только и остается, как пожать плечами. Я рассчитывал совсем на другое признание… – Ты ничего не добьешься, если будешь вести себя таким образом!

– Каким таким образом? – решаюсь уточнить я.

– Таким упадническим и депрессивным, вот каким. – Одариваю ее насмешливым взглядом, а она между тем продолжает: – Не знаю, что с тобой происходит, Алекс, но своим отношением ты низводишь на нет все наши усилия, и мне больно это видеть. Ты знаешь мое мнение на этот счет!

Знаю и потому хмуро припечатываю:

– Мне не встать с этого кресла, как бы сильно ты этого ни хотела.

– А ты сам разве этого не хочешь?

– Хочу. Только в отличии от некоторых предпочитаю быть реалистом… Не стоило мне изначально тебя слушать – все это пустое, – кивком головы указываю на спортивные тренажеры, установленные отцом специально для меня.

Стефани так сильно прикусывает щеку, что я боюсь, как бы она не проделала в ней дыру.

– У всех бывают «черные полосы», я могу это понять, – произносит она через минуту. – Возможно, тебе просто нужно время, чтобы успокоиться…

– Успокоиться? Да я спокоен, как никогда.

– Возможно, – продолжает девушка, словно и не слышала меня вовсе, – предстоящая женитьбы отца каким-то образом отразилась на твоем душевном благополучии. – Возможно, тебе одиноко и…

– Так, прекрати, – прерываю я девушку не без иронии. – С каких это пор ты стала еще и моим психотерапевтом? – быть насмешливым у меня выходит лучше всего. – Я в полном порядке, ясно?

Стефани не выглядит убежденной, лишь строго сводит на переносице свои тонкие черные бровки – сердится.

– Все, я в душ, – этой фразой я ставлю своеобразную точку в нашем разговоре, а потом добавляю, просто, чтобы разгладить складку на ее лбу: – Хочешь со мной?

Она мгновенно покрывается краской, чем в очередной раз несказанно меня веселит (если в своем нынешнем душевном состоянии я вообще способен искренне веселиться), и присовокупляет:

– Вот уж нет, даже и не надейся.

– Так и знал, что парню-калеке особо рассчитывать не на что, – наигранно вздыхаю я, а потом поспешно выкатываюсь из комнаты… потому что горько. Потому что давит… безысходность, тоска, отчаяние. Я хочу ходить. А кто бы не хотел? И всего остального хочу тоже, просто признаться себе в этом боюсь…

Вспоминаю Барбадос год назад и тенистую террасу в отеле, на которой мы с Шарлоттой впервые за долгое время встретились вновь… На ней были короткие черные шортики и ярко-красная футболка, что в сочетании напоминало мне Цетозию Библис, бабочку с оранжево-красной предупреждающей окраской, – она была одной из моих любимых – и я тогда впервые по-настоящему обнял Шарлотту.

– Эй, эй, – улыбнулась она, – хочешь меня раздавить? – Улыбка у нее была такой же солнечной, как небо Барбадоса, и я искренне порадовался за нее. Особенно меня проняло, когда она тихо добавила: – Я так скучала по тебе, Алекс. Хорошо, что ты здесь! Помнишь, мы хотели оказаться на тропическом острове вместе…

– Только ты, помнится, обещала взять меня с собой, но сбежала в гордом одиночестве… Где отец?

– Извини, – виновато пожала она плечами в красной футболке. – Так вышло… А Адриан сейчас подойдет, – и смутилась.

Я знал причину ее смущения и мог легко ее успокоить, но все-таки не сдержался от «шпильки»:

– А еще ты обещала, что поговоришь со мной, когда будешь готова, однако так этого и не сделала…

Шарлотта смутилась еще больше:

– Знаю, мне нет прощения, – и неожиданно ткнулась носом в мои колени, я даже дернулся от ее прикосновения. Это было так просто для нее… и так волнительно для меня. Я тяжело сглотнул.

– Да брось, ты давно прощена, – с улыбкой произнес я, а потом затушевал собственное волнение шуткой: – Думаешь, это не круто заполучить такую молодую мамочку?! Да это стопроцентный восторг, подруга.

Шарлотта сидела передо мной на стуле, вытянув загипсованную ногу вперед, и ее голые коленки до странности беспардонно лезли мне прямо в глаза – я едва успевал отводить взгляд в сторону.

– Я не твоя мамочка, Алекс, – начала отнекиваться Шарлотта. – Я просто люблю твоего отца…

– Да уж я понял… месяцев семь так назад. Жаль, что ты не доверилась мне тогда…

И она в третий раз за нашу недолгую встречу повторила:

– Прости.

Я подумал, что это уж слишком для одного вечера и, заприметив над нами ночного мотылька, радостно воскликнул:

– Смотри, бабочка!

Шарлотта оживилась и тут же поинтересовалась, как поживают мои собственные бабочки. Я пожал плечами:

– Полагаю, все так же: лежат неподвижными куколками и ждут, когда же я пробужу их к жизни…

Теперь мне кажется, что и я сам, подобно все той же спеленатой в куколку гусенице, втиснут в это инвалидное кресло, из которого нет выхода… Мне бы вырваться, расправив крылья, взвиться в небо в трепетном танце, ощутить пьянящее чувство свободы и освобождения, только этому не бывать…

Из некоторых куколок так никогда ничего и не появляется!

2 глава

2 глава.

Безудержный ажиотаж нашего дома, другим словом, кроме как «хаос», язык и назвать не повернется: люди снуют туда-сюда, подобно трудолюбивым муравьям, оглашая размеренную тишину нашего жилища своими разноголосыми окриками – подготовка к свадьбе идет полным ходом.

Через два дня Шарлотта станет женой моего отца, и это требует определенных усилий: в саду устанавливают праздничный павильон, дом украшают цветами, невеста примеряет свадебное платье… Не знаю, что заставляет Шарлотту нервничать больше: наличие самого этого платья, выписанного отцом из Милана, или семь десятков гостей, каждый из которых оказался неожиданно незаменимым на этом свадебном торжестве… И это при том, что невеста настаивала на скромном мероприятии с самыми близкими родственниками!

«Самыми близкими» – вот ведь сюрприз! – оказались семьдесят человек, из которых только десять были по-настоящему знакомы Шарлотте – остальные… знакомцы отца, которых в его бизнесе просто нельзя было проигнорировать. И, боюсь, невесту все это выбивало из колеи…

Намедни она ворвалась в комнату с бабочками с большими, перепуганными глазами:

– Не уверена, что все это переживу! – рухнула она на стул подле меня. – Наш торт будет в три яруса… Три, представь себе только! А кондитер переживает, что этого может не хватить…

Боюсь, я был неспособен посочувствовать ей в этом конкретном случае – нынче был полон жалости к себе, и иные проблемы казались слишком ничтожными и жалкими по сравнению с собственной бедой.

– Если бы ты собралась замуж за меня, – сказал я тогда будущей фрау Зельцер, – то тебе пришлось бы облачиться в костюм бабочки и слизывать крем языком прямо с его трехъярусной верхушки!

– Хочешь сказать, я должна радоваться, что не ты мой будущий муж?

– Хочу сказать, что тебе надо расслабиться и не накручивать себя по пустякам…

Шарлотта уткнулась лицом в свои ладони, словно все происходящее не укладывалось у нее в голове, а потом наконец улыбнулась… почти умиротворенно. Любишь кататься – люби и саночки возить! Иными словами: любишь моего отца – будь готова к публичности, и, думаю, она уже это уяснила.

А начиналось все довольно тихо: приглушенные перешептывания в столовой, робкие улыбки при нашем столкновении в коридоре, когда Шарлотта вдруг появлялась из комнаты отца, поцелуи на затемненной вечерними сумерками веранде… Одним словом, романтическая идиллия. И тут отец говорит мне: «Хочу сделать ей предложение. Давно пора бы решиться…»

– Так я думал, вы давно все решили. Выходит, нет?

– Выходит, нет, – повторил он задумчиво. – Просто я думал… – и увел разговор на другое.

Предложение Шарлотте он сделал уже на следующий день, а я все продолжал размышлять, о чем же таком он думал: о матери, Юлиане или обо мне… Теперь практически уверен, что все-таки именно обо мне: должно быть, ему казалось неуместным устраивать свою жизнь, не будучи уверенным в благополучии собственного ребенка – он всегда остро переживал за мою инвалидность, потратив огромное количество денег на консультации с врачами, которые как один твердили словно заученное: «Случай сложный, но иногда происходят чудеса!»

Наверное, поэтому я и поверил Стефани, когда она появилась вся такая уверенная… во мне и до боли оптимистичная. Только зря, выходит, поверил… Чудес не бывает. Но, возможно, Стеф все-таки права в другом: свадьба отца растревожила что-то в глубине моего сердца, что-то тщательно скрываемое все эти годы… Что-то под названием безысходность.

– Привет! – Шарлотта появляется из сада с огромным букетом цветов. – Как прошло занятие? Стефани уже ушла?

– Думаю, роль подружки невесты вскружила ей голову, – отвечаю не без улыбки, – так что она упорхнула на последнюю примерку в трепетном нетерпении.

На самом деле я ничего такого не знаю – Стефани почти не говорила со мной о свадьбе – но лучше эта полуправда, чем забивать головы невесты моими нынче безрадостными мыслями.

– Когда приедут Глория с Йоханном?

Шарлотта глядит на часы и постукивает пальцем по губам:

– Думаю, вот-вот должны подъехать. Не уходи далеко, встретим их вместе.

Я молча киваю и продолжаю в задумчивости следить за тем, как она расправляет в вазе букет садовых цветов.

Однажды я обещал Шарлотте фейерверк из тропических бабочек, устроенный в летнее время, говорил, что это будет незабываемое зрелище, и теперь намерен сдержать свое обещание… Правда, тогда я еще не знал, что случится это на ее собственной свадьбе, но тем интереснее сюрприз!

Специально с этой целью я вырастил два десятка Caligo Atreus, название которых в переводе с латинского означает «мрачные», однако, название не соответствует действительности: эти пестро окрашенные бабочки с сине-фиолетовым отливом верхних крыльев, представляются мне идеальным украшением для белоснежного платья невесты. Представляю, как ахнет Шарлотта, когда мой подарок вспорхнет в воздух, усеяв ее платье своим живыми, подрагивающими на ветру крылышками.

Уверен, она оценит мои усилия по достоинству…

Итак, помещаю своих бабочек в подарочную коробку, обвязываю ее красивым бантом и… выхожу из комнаты, чтобы отправиться в церковь Святого Себальда на венчание. Отец с Шарлоттой отбыли еще полчаса назад, а мне предстоит поездка с бабушкой, Йоханном и Анной, которая от нетерпения постукивает своим высоким каблучком, словно давно застоявшаяся в стойле скаковая лошадка.

– Почему ты так долго? – пеняет она мне, поправляя свои пышные локоны нетерпеливой рукой. – Мы так всю церемонию пропустим.

– Милая, до венчания еще целый час, – успокаивает дочь моя бабушка, тоже поглядывая на себя в высокое зеркало – встреча с Йоханном (а вернее любовь к оному, как бы странно это ни звучало по отношению к древней старушке) сделала Глорию более кроткой, что видно уже по ее отношению к тетушке Анне, которой прежде она едва ли спустила бы подобную раздражительность.

– И все-таки я на нервах, – заявляет та, продолжая манипуляции с волосами. – Не каждый день удается поприсутствовать на свадьбе собственного брата…

– … Учитывая, что в первый раз все это прошло мимо нас, – добавляет бабушка с грустинкой в голосе, и я рад отвлечь их словами:

– Поедемте уже, время не ждет! Вперед.

Йоханн протягивает бабушке руку, и мы вместе выходим из дома.

Дорога до церкви занимает двадцать минут, и вот мы уже занимаем места в первом ряду, зарезервированные специально для нас. Церковь почти полна, хотя здесь присутствуют далеко не все сегодняшние гости – остальные подъедут сразу к банкету – и я игриво подмигиваю Стефани, которая в платье бирюзового цвета сидит на месте подружки невесты и смущенно мне улыбается, рядом с ней – Аксель в идеально точно подобранном по цвету бирюзовом же галстуке. Дружка отца. Ему я просто салютую рукой, и тот одаривает меня сверхсерьезной полуулыбкой.

– Аксель, как всегда, в своем репертуаре! – шутит бабушка, вскидывая брови. Она знает своего нынешнего зятя так долго, что едва ли способна воспринимать его всерьез…

Наконец раздаются первые аккорды свадебного марша, и в дверном проеме позади нас появляются отец с Шарлоттой: он, по обыкновению, сдержан и почти неулыбчив, что, впрочем, окупается широкой улыбкой невесты, которую, создается такое впечатление, едва ли не разрывает от обилия счастливых эмоций – это счастье, заявляющее о себе белозубой улыбкой, само по себе, как солнце, враз озарившее сумрачные стены каменного строения.

Я счастлив за отца и Шарлотту и почти не слышу произносимую священником торжественную речь – вспоминаю, как впервые увидел эту девушку в белом: озябшую, с красным носом и малость перепуганную, в ней изначально было нечто притягательное – и вот она жена моего отца.

Мне казалось, отец никогда не оправится после смерти матери, погрязнет в сумрачном скептицизме, законсервируется в негативных эмоциях… По сути, так оно и было, пока не появилась Шарлотта. Вспоминаю Франческу… Как же она? Да никак, просто удобная «вещица», не затрагивающая ни сердца, ни ума… Было делом времени, чтобы отец утомился ее повышенной экзальтацией и ненастоящей любовью – наверное, когда знавал лучшее, нельзя довольствоваться полутонами. Они лишь на время кажутся благом… Иначе не бывает.

Священник просит молодоженов обменяться кольцами, и те неловко надевают друг друга золотые ободки, приправленные вечными клятвами, потом отец целует Шарлотту в губы, и та невольно краснеет… напоминая мне Стефани.

Однажды и ее кто-то поведет по такому же церковному проходу под звуки свадебного марша – жаль, мне не суждено сделать того же под руку со своей избранницей. Кому нужен калека?

Усмехаюсь и ловлю взгляд Стефани на себе… Подмигиваю, чтобы смазать впечатление от прорвавшейся вдруг эмоции, но она лишь пожимает плечами и продолжает глядеть на меня… Не пойму, как: всепонимающе? Глупости.

«Стеф, мне никогда не ходить», говорю я ей мысленно, первым отводя глаза.

Церемония заканчивается, и все высыпают на улицу, спеша запечатлеть себя на ступенях церкви рядом с новобрачными… Они, эти знакомые незнакомцы и незнакомые знакомцы, скачут по каменным ступеням туда-сюда, туда-сюда, так что у меня почти кружится голова, и я спешно отворачиваюсь.

– А теперь фото с Александром! – произносит вдруг Шарлотта, приседая рядом со мной, так что ее белоснежное платье ложится складками, почти погребая под собой и мою инвалидную коляску, и сами бездействующие ноги тоже. Мы с новобрачной, думается мне в этот момент, похожи на большое раздувшееся безе… – Стефани, пойдем к нам! – зовет девушку Шарлотта. – Будем целовать Алекса в обе щеки.

– Не думаю, что тебе нужна такая фотография! – сопротивляюсь для вида, но они уже склоняются с обеих сторон и целуют меня в мои… враз вспыхнувшие щеки. Только этого мне и не хватало… А тут еще острые колени Стеф, обтянутые телесного цвета капроном, мелькают в разрезе ее длинного платья, заставляя меня смутиться еще больше.

– Тебе очень идет эта бабочка! – шепчет между тем девушка, касаясь пальцами моего галстука-бабочки. – Элегантен как никогда!

– С тобой мне по любому не сравниться, – вторю ей, удивляясь голубизне ее глаз. Как будто бы небо обрушилось на меня, ударив прямо по голове… – Ты сегодня просто красавица.

Она смущается, заправляет белоснежную прядь волос за ухо и снова глядит на меня своими кристально-ясными глазами. Мечтательница… Маленькая снежноволосая мечтательница.

– Ребята, пойдемте фотографироваться! – снова зовет нас Шарлотта, и мы спешим позировать для очередной свадебной фотографии.

Я медленно потягиваю пятый по счету безалкогольный коктейль, лениво размышляя о приготовленном подарке для новобрачной, когда мое внимание привлекает всплеск волнения со стороны входа в сад: присматриваюсь и – быть того не может! – узнаю высокую фигуру брата.

Юлиан.

Юлиан здесь? Неужели ему тоже послали приглашение на свадьбу?

Знаю, что последние полгода он провел в австрийском Инсбруке, зарабатывая игрой на саксофоне в одном из ночных клубов города, а теперь он здесь… и не один: рядом с ним, лучась яркой улыбкой, вьется Франческа, и ее красное платье огненными всполохами очерчивает оба их силуэта.

Франческа заявилась на свадьбу отца под руку с Юлианом?!

Адская парочка…

Быть такого не может. Они бы не решились… Не посмели. Должно быть, у меня галлюцинации, вызванные безалкогольными коктейлями: трясу головой, но тревожная картинка не исчезает… Юлиан и Франческа все также ведут приветственные беседы с гостями и кажутся донельзя довольными собой.

Осматриваюсь в поисках Шарлотты – заметила ли она новоприбывших? – и примечаю ее белое платье у павильона с закусками, она беседует с кем-то из женщин… Улыбается, оправляет пышные складки свадебного платья – и в этот момент бросает взгляд в сторону, заметив, наконец, Юлиана с Франческой, занятых, подобно ей, другим приветственным разговором – улыбка мгновенно сходит с ее лица, и наши взгляды пересекаются.

«Что они здесь делают?», спрашиваю одними глазами.

«Я не могла запретить Адриану пригласить своего сына», именно так я и интерпретирую виновато-испуганное выражение ее лица. Но откуда все-таки взялась Франческа?

Делать нечего, отставляю пустой стакан и направляюсь приветствовать пусть и званых, но далеко не желанных гостей: Юлиан замечает меня еще издали и одаривает такой широкой улыбкой, что я реально боюсь, как бы он не выворотил из суставов свои челюсти, Франческа – само очарование.

– Здравствуй, братец! – приветствует меня Юлиан.

– Давненько не виделись, – отзываюсь я.

– Так ты, вроде, не особо скучал?

– Времени не было, уж извини.

И мы замолкаем, словно два боевых петуха перед решающим, победным броском.

– Хорошо выглядишь, – перенимает эстафету Франческа. – Совсем взрослый стал… Наверное, не одно девичье сердце успел разбить за это время!

Пристально смотрю ей в глаза, пытаясь понять, издевается ли она надо мной или просто круглая дура… На дуру она мало похожа, значит, все-таки издевается. Сглатываю обиду, готовый отозваться ответной колкостью, когда голос отца прерывает наш милый тет-а-тет:

– Здравствуй, Юлиан… Франческа…

– Отец.

– Адриан. – Таким приторным голоском можно было бы поливать торты вместо глазури… – Поздравляю со счастливым событием! – и она протягивает бывшему возлюбленному руку, которую тот нехотя пожимает. – Шарлотта, это тебе, – теперь она вручает девушке в белом подарочный конверт бледно-розового цвета.

Шарлотта касается его с осторожностью, словно ей подали ядовитую змею, и едва сдерживается, чтобы не отбросить его в сторону, но произносит «благодарю» почти недрогнувшим голосом. Я ей даже восхищаюсь…

Мы все неловко молчим, пока я наконец не произношу:

– Шарлотта, можно тебя на пару слов. У меня тоже есть для тебя подарок…

Юлиан на секунду меняется в лице: должно быть, знает, какие подарки я люблю преподносить… И в этот момент я сожалею, что мы не выпустили бабочек раньше: говорят, святая вода изгоняет злых духов, так и мои бабочки, выполнив ту же функцию, могли бы избавить нас от этой адовой парочки. Чур меня, чур…

Мы отходим в сторону, и я интересуюсь:

– И чья это была идея?

Шарлотта понимает меня с полуслова и выдыхает не без горечи:

– Он все-таки его сын. Не думала, однако, что будет так тяжко снова его увидеть… – А потом с возмущением добавляет: – И еще эта Франческа, она-то откуда здесь взялась? Заявилась как ни в чем не бывало… Неужели у нее совсем нет совести?

Мы с секунду молчим, погруженные каждый в свои мысли. Франческе здесь, действительно, было не место…

– Так, выбрось-ка это все из головы, – наконец произношу я, и Шарлотта косится на конверт в своей руке. – Нет, конверт выбросишь после, – усмехаюсь я, – а вот плохие мысли лучше отбросить прямо сейчас, тем более что у меня есть, чем тебя порадовать…

– Неужели это то, о чем я думаю? – Шарлотта вскидывает вверх брови, и я не могу удержаться от шутки:

– Если ты думаешь о моем отце в одном банном полотенце на голое тело, то, боюсь, с этим я никак не могу тебе помочь!

Девушка вспыхивает и ударяет меня рукой по плечу.

– Ты просто несносный поросенок, Алекс, – пеняет она мне, и в ответ я велю ей ждать меня на этом самом месте. Ровно три минуты… Возвращаясь, вижу ее в компании отца, который шепчет ей что-то на ухо… Шарлотта смущенно улыбается.

– Я вернулся. Готова к моему подарку? – вручаю ей коробку с бабочками.

– А я-то гадал, когда это случится! – улыбается отец, помогая Шарлотте справиться с атласною лентой. – Она мне все уши твоими бабочками прожужжала. – И в этот момент Шарлотта приподнимает крышку… Ахает. Смотрит на меня… Лучится улыбкой и…

– Они такие красивые, Алекс! Спасибо тебе огромное, – шепчет восхищенным голосом.

– Такие же красивые, как и сама невеста, – отвечаю я. – Ну, пора бы уже отправлять их в полет…

Шарлотта встряхивает коробку, и два десятка Caligo Atreus взвиваются в воздух: одни упархивают прочь, другие усаживаются прямо на ее белоснежные платье и длинную фату, создавая своими черно-лимонными взмахами крыльев необыкновенный контраст, от которого захватывает дух… Именно так все это и должно было выглядеть! Я доволен своей работой.

Подкатываюсь ближе и говорю:

– Загадай желание и отпусти их в небо!

Шарлотта берет на палец одну из бабочек и прикрывает глаза – загадывает желание, как я и сказал. Она помнит мой рассказ о древнем индийском поверье: бабочки доносят наши мольбы и желания до самых небес…

– Расскажешь, о чем загадала? – любопытствую я.

– Нет, иначе не исполнится, – смеется она, сжимая руку отца и следя взглядом за танцем Caligo Atreus, которых гости провожают не менее восторженными взглядами.

Одного Юлиана нигде не видно… Я долго ищу его взглядом, но так нигде и не нахожу.