Текст книги "Я сплю среди бабочек (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Мне кажется или с каждой минутой ожидания мороз только усиливается… Мне так холодно, что ни заботливые виоланчелистки с бумажными салфетками, ни сердитые парни с голубыми глазами – ничто, даже окружающий меня холод, престают для меня существовать. Мне вдруг делается так хорошо и спокойно… Благодать.

Шарлотта, – окликает меня голос от дороги, и я распахиваю глаза. Уснула я что ли?

Я зддесь, – пытаюсь встать на свои неожиданно одеревеневшие ноги, но те не слушаются и заплетаются, словно ноги новорожденного жеребенка, я взмахиваю руками, понимая, что заваливаюсь куда-то в бок… Лечу, почти готовая вот-вот встретить с матушкой-землей, но мой полет прерывают две крепкие руки. И я точно знаю, кому они принадлежат!

Сппасибо, – вцепляюсь я скрюченными пальцами в пальто своего спасителя. – Кажется, я туфлю потеряла…

Она здесь, – отзывается тот, поднимая с земли мой несостоявшийся атрибут для сказки про Золушку. – Пойдем уже. – И он волочет меня к своему серому «лексусу».

А ггде ттакси? – спрашиваю я на ходу. – Алекс, оббещал мне ттакси.

Я твое такси, Шарлотта, – отвечает мне Адриан Зельцер, буквально запихивая меня в салон своего автомобиля. – Я был здесь неподалеку, и Алекс попросил меня забрать тебя…

Ясно. – Салон автомобиля встречает меня благодатным, прогретым печкой теплом, от которого я впадаю практически в ступор и потому не противлюсь, когда Адриан укутывает мне ноги своим сброшенным с плеч пальто, еще хранящим его обжигающее тепло.

Ты совсем оледенела, – пеняет он мне в сердцах. – У тебя даже губы посинели, глупая ты девчонка. – Потом вдруг тянется и ложит обе мои ноги себе на колени.

Что вы делаете? – лепечу я испуганным голосом. И слышу жесткий ответ:

Ничего непристойного, если ты об этом! Не волнуйся. – И начинает растирать мои почти омертвевшие от холода стопы, прилив крови к которым вызывает такую дикую боль, что я едва ли не ору в голос.

Да вы просто изверг какой-то! – в сердцах восклицаю я, когда болезненное покалывание в обеих ногах почти нисходит на нет. – Признайтесь, вы испытали удовольствие, мучая меня.

Он молчит и просто смотрит на меня, еще несколько раз проведя своими горячими ладонями по моим отогревающимся щиколоткам – я едва сдерживаюсь, чтобы не заурчать от удовольствия. А потом вдруг спрашиваю:

Так значит вы больше не сердитесь на меня?

А почему я должен был это делать? – интересуется он просто.

Я пожимаю плечами:

Ну, вы ведь не хотели больше меня видеть, говорили, что вашему дому будет лучше без меня… и в тот день, когда мы столкнулись утром в коридоре… вы так на меня смотрели, – сама не знаю почему, но я чувствую, что должна непременно ему это сказать: – Между нами с Юлианом ничего не было…

Меня это абсолютно не касается! – одергивает меня мужчина, убирая мои ноги со своих колен. – Думаю, ты достаточно отогрелась, чтобы отправиться домой, – кидает он следом, выводя автомобиль на дорогу.

Какое-то время мы едем в полной тишине, а потом я прерываю ее вопросом:

А почему вы не спрашиваете, что со мной приключилось?

Ничего хорошего, насколько я понимаю, – быстро отзывается он.

Я смотрю на него, не отрываясь и мне все равно, замечает он это или нет… Просто так приятно сидеть рядом и наблюдать за движением его рестниц.

Меня пытались заставить выпить пунш, – решаюсь объяснить я, хотя сам он ни о чем и не спрашивает. – А вы сами знаете, что со мной происходит от глотка алкоголя…

Его лицо освещается мягкой улыбкой, когда он произносит свое:

Испытал, что говорится, на собственном горьком опыте!

Я так радуюсь его веселости, что тут же выпуливаю:

А мне понравилось с вами танцевать. Может быть, повторим еще раз при случае?

Он несколько секунд задумчиво молчит, а потом отвечает:

Возможно, на твоей собственной свадьбе, Шарлотта… если ты, конечно, пригласишь нас на нее.

Но я пока не собираюсь замуж, – произношу я невесело, и эта невеселость вовсе не связана с отсутствием достойного кандидата на мои руку и сердце, нет, просто грустно от самой мысли, что… Адриан так об этом сказал.

В таком случае придется подождать с танцами.

Вот ведь странный я человек: совсем недавно радовалась, что он больше на меня не сердится, а теперь сама дуюсь на него, непонятно за что.

Хочешь заехать выпить горячий кофе? – вдруг обращается он ко мне. – Не хочу отпускать тебя, не убедившись, что ты полностью отогрелась.

Я вскидываю на него такие удивленные глаза, что Адриан даже улыбается мне… снова. Если бы он только знал, насколько его улыбка согревает меня больше всякого там кофе…

Хочу, – отвечаю я без единой заминки. Ох, как я необычайно этого хочу… кофе то есть, я так хочу кофе! – Это было бы здорово.

Только у тебя каблук на туфле сломался, – информирует меня мой спутник, протягивая мне изувеченную туфлю.

Ох, надеюсь, Изабель не убъет меня за это, – вздыхаю я с чувством, и Адриан снова улыбается.

Похоже, для тебя это в порядке вещей – носить чужие вещи. Может быть, стоит уже обзавестись собственным гардеробом?

Как смешно! – отзываюсь я с кислой гримаской, хотя на самом деле нисколько не обижена его словами. – Просто обычно я такие вещи не ношу, – машу перед его носом испорченной туфлей, – поэтому предпочитаю и деньги на них не тратить.

Бережливая?

Практичная.

Мы паркуемся около небольшой кофейни, которую я прежде даже в глаза не видела, и мне приходится отдать Адриану его пальто, без которого мои голые ноги сразу же покрываются ледяными «мурашками».

И как это настолько практичная девушка позволила себе выйти из дома в таком неподходящем для зимы наряде? – поддевает меня мужчина, наблюдая, как я скачу в испорченной туфле по обледенелой дорожке.

Бес попутал, – бурчу я себе под нос, проклиная все короткие платья на свете вместе взятые. А вернее ваш сногсшбательный пасынок, так и хочется добавить мне, но я, конечно, молчу. Ради него, дуреха, старалась! Прав дед, выше головы не прыгнешь…

В кофейне тепло и уютно, звучит ненавязчивая тихая музыка и одуряюще пахнет свежезаваренным кофе.

Тебе какой заказать? – спрашивает меня Адриан, и я выбираю трехслойный латте – всегда любила этот напиток, сам он берет себе капучино.

Мы проходим за столик в конце заведения и принимаемся в уютном молчании прихлебывать наши напитки.

Расскажи мне о себе, Шарлотта, – вдруг просит меня Адриан, почти допивая первую чашку кофе. – Расскажи, чем забита твоя маленькая….

… Только не добавляйте «и рыжая», хорошо?

И в мыслях не было, – улыбается мне он, – маленькая и хорошенькая головка, вот все, что я хотел сказать.

Я наигранно выдыхаю и вдруг начинаю рассказывать ему про своего дедушку, который живет в Ансбахе и которого мне нечастно выпадает проведать, про свой любимый кларнет, с которым мы неразлучны вот уже почти шестнадцать лет и даже про Изабель, с которой мы неожиданно стали подругами… Правда, о том, кто стал своеобразным «цементом» в наших отношениях, я предусмотрительно молчу – не время говорить о Юлиане. Я это чувствую.

В целом мне тоже хочется задать ему множество разнообразных вопросов, но я не решаюсь этого сделать – все они слишком личные, а мы еще не настолько близки, чтобы обсуждать подобные темы… Впрочем, Адриан сам удивляет меня, когда вдруг произносит:

Вы ведь говорили с моей сестрой обо мне, не так ли? Она рассказала тебе про нас с Элеонорой…

Я смущенно поджимаю губы, мол, да, угадали.

Сами-то тоже хороши, – добавляю я с упреком, – даже не сказали мне, что мы идем в дом вашей сестры. Могли бы и предупредить…

Зачем?

Да просто так. Все нормальные люди так делают!

В таком случае выходит, что я не нормальный?

Я этого не говорила, – вспыхиваю я водночасье. – Не перевирайте мои слова.

А ты перестань уже мне выкать, в конце-то концов! – без всякой видимой связи одергивает меня он. – Разве мы не договорились об этом еще в тот день во время твоего запойного дебоша на мексиканской свадьбе?

Это так похоже на выговор, что я почти готова обидеться… снова, но не делаю этого только потому, что Адриан (поглядываю на него исподлобья), смотрит на меня с озорной улыбкой на своем привлекательном лице. Это так на него не похоже…

Я не помню такого разговора, – признаюсь я честно.

Пить надо меньше, – беззлобно подтрунивает он надо мной.

Уже… с того самого дня, – ворчу я в ответ. – А говорить вам «ты»… я даже не знаю… И вообще я ни с кем не стану этого обсуждать…

Это ты сейчас о чем?

О вашей первой жене.

А это-то тут причем, Шарлотта? – искренне недоумевает он.

Смотрю на него, как на помешанного:

Так вы же сами упомянули про наш с вашей сестрой разговор…

Забудь! – кидает он отрывисто, а потом тут же интересуется: – Хочешь еще кофе?

Отвечаю утвердительно – и пусть я потом всю ночь проведу без сна, зато в голове то и дело всплывает одна-единственная мысль: как все-таки хорошо, что я облила Юлиана Рупперта, своего неожиданного парня, пуншем из одноразового стаканчика…

14 глава

Алекс звонит мне, едва я переступаю порог своей комнаты и без сил падаю на кровать…

Похоже, твое такси везло тебя самыми запутанными дорогами, Лотти-Каротти, – говорит мне парень вместо приветствия. – Как ты, все хорошо?

Лучше не бывает… в десятой степени, – добавляю я следом, и слышу задорный Алексов смешок.

Вижу, отец сумел поднять тебе настроение, – многозначительным тоном произносит он, и я почему-то краснею – хорошо, что мой собеседник не видит этого.

Так ты звонишь, чтобы моим настроением поинтересоваться?

В том числе, – хмыкает он. – А вообще я жажду эпохальных подробностей, касающихся сегодняшнего вечера… Чем тебе так не угодил мой идеальный братец? Рассказывай.

Я вздыхаю и выкладываю ему все как на духу, парень посмеивается в трубку, а потом говорит:

Так, значит, ты теперь сможешь прийти посмотреть на моих бабочек?

Когда?

Завтра, например. Я весь день дома – сама знаешь.

Завтра не могу – еду навестить дедушку в Ансбах.

После секундной заминки Алекс снова интересуется:

А меня с собой возьмешь?

К дедушке? – уточняю я на всякий случай.

Ну да, к дедушке. – И добавляет жалостливо: – Ну, пожалуйста, Лотти-Каротти!

Я на секунду задумываюсь: почему бы и нет, взял же Алекс меня на свадебное торжество, но есть одно «но» ростом под метр восемьдесят…

А твой отец тебя отпустит? – осведомляюсь я с сомнением.

А разве вы сегодня обо всем не спелись, мои голубки?!

Алекс! – одергиваю я его строгим голосом. – Мы просто пили кофе, потому что я очень замерзла. Продолжишь в том же тоне – не видать тебе Ансбаха, как своих ушей.

Так ты все-таки готова взять меня с собой?

Да, если твой отец мне это позволит.

Слышу, как парень обиженно сопит, возможно, намеренно:

Мне шестнадцать и я могу сам решать, куда и с кем мне ехать. – Но все же добавляет: – У отца с Франческой завтра какие-то совместные планы, так что их весь день не будет дома… Так во сколько мне тебя ждать?

А во сколько они уедут? – задаю я встречный вопрос.

Алекс начинает посмеиваться в трубку:

Около девяти.

В таком случае жди меня в начале десятого.

На том мы с ним и порешили, и вот сижу я за рулем уже привычного мне «фольксвагена-Кэдди», а Алекс вещает мне по жизненный цикл Калиго Мемнон, бабочки с коричнево-желтыми крыльями, ареалом обитания которой являются страны Южной Америки.

Скажу честно, слушаю я его вполуха: все прокручиваю в голове события вчерашнего дня да гадаю, являюсь ли я все еще девушкой Юлиана или этот статус автоматически аннулируется после того, как девушка окатывает своего возлюбленного стаканчиком с пуншем… Ответа у меня нет да и не надо… пока. Я настолько поружена в свои мысли, что не сразу замечаю повисшую в салоне автомобиля тишину, а потом Алекс произносит:

Юлиан этой ночью дома не ночевал…

Я прикусываю внутреннюю сторону губы.

Мне все равно, – цежу я с насупленным видом, а потом все же добавляю: – Думаешь, эта виоланчелистка…

Всю ночь играла на его «инструменте»? – заканчивает парень со скабрезной улыбочкой.

Боже, ты такой гадкий! – кричу я, пихая парня рукой в бок. – Но даже если и так – мне все равно. Мы по сути были фейковой парой… Он меня никогда не любил.

А ты его?

Так я тебе и сказала! – снова повторяю я свой трюк с локтем, и мы оба заразительно хохочем.

Я паркуюсь в хорошо мне знакомом районе и помогаю Алексу выбраться из автомобиля – я уже почти профессионал в этом деле. Если не заладится с музыкой – буду водить такси для инвалидом… А что, тоже работа.

Надеюсь, ты предупредила деда о нашем визите? – говорит мне Алекс, вопрос которого выдает его внешне скрытое волнение.

Я сказала, что приеду с другом.

И он, конечно же, подумал, что я твой парень. Вот ведь будет сюрприз!

Но сюрприз ждет нас еще прежде, чем мы добираемся до дедушкиной квартиры и заключается он в том, что в нашем подъезде – да, вот такая я непредусмотрительная! – отсутствует лифт. Сколько раз сама сетовала на то, что деду приходится подниматься на третий этаж и это с его-то больными ногами, а тут так опростоволосилась.

Стоим мы, значит, перед нужным нам подъездом и чешем, что говорится, в затылках – как мне поднять парня-инвалида на третий этаж? Чувствую, как от разочарования и обиды на весь мир на глазах вскипают жгучие слезы…

Эй, парни! – выводит меня из ступора голос Алекса. – Не подсобите с подъемом – я заплачу.

Это он обращается к трем парням на балконе соседнего дома – те курят и кажется смотрят что-то на своих телефонах. Я знаю их: это Оле Штойдле и его друзья по училищу.

Сколько заплатишь? – заинтересованно спрашивают они.

Двадцатку, – отзывается Алекс с озорной улыбкой, – десять сейчас и десять после того, как спустите меня вниз.

Те переглядываются между собой, и Оле наконец отвечает за них всех:

Идет, парень. – И вот один из них уже тащит Алекса наверх, а другие несут следом его коляску. То, с какой легкостью Алекс находит решение проблемы, до сих пор не укладывается у меня в голове… Надо, наверное, тоже такому научиться. Только получится ли, вот в чем вопрос…

Вот, герр Шуманн, принимайте, что говорится, с рук на руки, – гогочут парни, вваливаясь в маленькую дедушкину прихожую. – Вы когда назад собираетесь? – спрашивает меня Оле.

Вечером, – я неопределенно пожимаю плечами.

Давай телефон, – велит он мне и вбивает в мой сотовый свой номер. – Позвонишь, когда понадобимся. – Потом подмигивает мне и выходит из квартиры.

Здравствуй, дедушка, – говорю я все еще немного обалдевшим голосом. – Вот мы и приехали.

Да уж я заметил, милая, – отвечает мне тот, и морщинки у его рта так и разбегаются во все стороны от вспугнувшей их улыбки.

Моему деду шестьдесят пять и выглядит он еще довольно крепким для своих лет, хотя и жалуется подчас на свои непослушные ноги. Но и это бывает крайне редко – дед не любит говорить о своих болячках (в душе ему все еще тринадцать и он гоняет мяч с соседскими мальчишками, так что матери приходится палкой загонять его домой!).

– Это Алекс, мой друг, о котором я тебе и говорила, – представляю я своего гостя. – А это мой дедушка, Йоханн Шуманн, будьте знакомы! – обращаюсь я уже к Алексу. – Рада, что смогла сегодня к тебе выбраться. Как ты тут? Не скучал, я надеюсь?

Дедушка с Алексом пожимают друг другу руки, а потом дед прижимает меня к себе:

Скучал-не скучал, это дело одно, – говорит он своим слегка хрипловатым голосом, – а рад ли видеть тебя дома – другое, внуча моя ненаглядная. Лучше чай поставь, потом и поговорим.

Я иду на кухню и включаю чайник. Дед напек к нашему приезду блинов, и я мысленно облизываюсь – с малиновым вареньем они просто сказочно вкусные.

Потом мы пьем чай и я рассказываю деду про увлечение Алекса бабочками и о том, как это необычайно волнительно находиться среди них в Алексовой «берлоге», когда они пархают над твоей головой. Тот только головой качает и подкладывает нам с парнем блинчики, подливая в блюдце малиновое варенье. Дед его сам варит по рецепту своей покойной матушки… Поверьте, ничего вкуснее я в жизни не ела.

А в шахматы ты играешь? – любопытствует дед у Алекса.

А то, – отзывается тот с энтузиазмом, – я чемпион мира по вертуальной игре в шахматы.

Таки сразу и чемпион? – посмеивается мой дед. – А вот мы сейчас это и проверим, – он встает из-за стола. – Пошли, юнец, покажешь мне, какой ты у нас чемпион! – И дед, заядлый шахматист, увлекает Алекса к своему шахматному столику, за которым они и проводят ближайшие часы… Я тем временем занимаюсь привычными домашними делами: вытираю пыль, мою полы и несу развешивать постиранное белье на дедушкин чердак – все то, в чем я поднаторела со своих двенадцати лет, когда погибли мои родители.

Этот малец действительно умеет играть! – торжественно сообщает мне дед, когда я возвращаюсь в квартиру. – Он трижды обыграл меня, Лотти, можешь ты себе такое представить?

Нет, не могу, дедушка.

Алекс немного смущенный, но и довольный одновременно пожимает своими плечами.

Признайтесь, вы мне поддавались, – поддевает он своего соперника, незаметно мне подмигивая.

Никогда! – возражает тот с горячностью. – Йоханн Шуманн никогда не поддается, заруби это на своем длинном носу, молодой человек.

Значит, повезло, – разводит Алекс руками.

Мне бы такое везение, – ворчит дед себе под нос, а потом обращается ко мне: – Ты просто обязана привезти его к нам хотя бы еще раз, Шарлотта, – я намерен отыграться.

Я обещаю непременно именно так и сделать, а после мы ужинаем, и я звоню Оле, который уже через пять минут стоит на нашем пороге вместе со своими друзьями. Алекс незаметно сует ему в руку десятку – деду не понравилось бы, узнай он, что его гостю пришлось заплатить, чтобы попасть в его жилище – и мы наконец прощаемся с дедушкой, который машет нам в окно до тех самых пор, пока мы не исчезаем за поворотом.

Классный у тебя дед, – говорит мне Алекс на обратной дороге. – Жаль, у меня нет такого.

А что случилось с твоими дедами?

Маминого я и не знал никогда, а отцов умер примерно лет пять назад… от инсульта. У меня теперь только бабушка, – с грустью добавляет он. – Она, правда, живет под Мюнхеном и редко к нам выбирается – растит огород.

Печально…

Ага.

Но надо уметь быть довольными тем, что есть, – пытаюсь скрасить я наше неожиданное уныние, вызванное разговорами об умерших родственниках. – У тебя есть бабушка, у меня – дед. Аллилуйя!

Припарковавшись в гараже, я говорю Алексу, что в дом не пойду – предпочитаю избежать ненужных встреч. Он понятливо машет головой.

Может плюнешь уже на моего негодяя-братца и закрутишь с тем парнем из Ансбаха, – поддевает он меня, имея в виду Оле с его номером телефона в моей «адресной книге». – Он показался мне неплохим парнем.

Кто показался тебе неплохим парнем? – вклинивается в наш разговор посторонний голос. Юлиан. Он стоит у гаражной двери, небрежно прислонившись к ней плечом… Вот тебе и избежала ненужных встреч!

Привет, брат! – расплывается Алекс в наигранно восторженной улыбке. – А мы думали, ты все «музыкой» занимаешься…

Юлиан смеривает его презрительым взглядом – соль шутки остается неясной для него.

А ты все не оставляешь надежду увести мою девушку? – саркастически отзывается он в ответ.

Алекс продолжает невозмутимо улыбаться, когда прозносит свое:

Это было бы несложно сделать, желай я этого на самом деле – ты не самый лучший парень на свете. – Потом он машет мне рукой: – Ладно, Шарлотта, я пошел… Увидимся еще.

Увидимся, – тоже машу я ему рукой и остаюсь с Юлианом наедине.

Не скажу, что сердце мое облачено в броню, увы, нет: оно колотится, оно трепещет, оно заставляет меня переминаться с ноги на ногу… Сплошная катастрофа, одним словом.

Ты весь день прячешься от меня, – первым произносит он, и голос у парня такой нежный, обволакивающий, словно растопленный шоколад, в который я, глупая клубничина, готова погрузиться, не задумываясь. Но так не пойдет! Никакая я ему не клубничина. И точка.

И не думала даже, – парирую я спокойным голосом, – просто ездила навестить дедушку. Ты бы знал об этом, если бы, действительно, искал меня. Мой телефон был включен весь день…

Парень одаривает меня улыбчивым взглядом:

Ну не сердись, моя маленькая злючка, – приговаривает он при этом все тем же шоколадным голосом, – я этого вовсе не заслужил. – И берет меня за руку…

Ты дома этой ночью не ночевал, – выдаю я тутже, пытаясь, должно быть, этой истиной ослабить реакцию своего организма на его горячую руку.

Пфф, – вскидывается он, закатывая глаза, – подумаешь, беда… Тебе об этом мой братец успел донести?

Какое это имеет значение, Юлиан? Факт остается фактом…

И ты сразу же предположила худшее, не так ли? – заглядывает он мне прямо в глаза. – Сама-то ты тоже не была пай-девочкой: окатила меня ни за что ни про что пуншем и сбежала, бросив совсем одного…

Мне так и хочется напомнить ему, что один он там точно не оставался, но вместо этого я говорю следующее:

Да ты и сам не пай-мальчик тоже: мог бы и не приставать ко мне с этим своим растреклятым стаканчиком – я ведь понятным языком сказала: алкоголь мне противопоказан.

На несколько секунд наши взгляды скрещиваются, и парень вдруг вывешивает «белый флаг»:

О'кей, – поднимает он вверх обе руки, капитулируя перед моими доводами, – давай сойдемся на том, что мы оба были теми еще засранцами и… поцелуемся. – Он притискивает меня к себе, и мне с трудом удается оттолкнуть его, уперевшись обеими руками в его грудь.

Перестань, – неожиданно раздрожаюсь я, – хватит продолжать этот бессмысленный балаган с нашей, якобы, любовью, – изображаю в воздухе ковычки. – И ежу ясно, что я тебе безразлична… Поэтому…

Поэтому я докажу тебе обратное, – шепчет он мне в ответ. – Докажу, что на самом деле люблю тебя, Лотти, милая моя.

Перестань! – снова повторяю я, потому что его слова слишком большое искушение для моих девичьих ушей, и он это знает.

А вот не перестану, – и Юлиан снова стискивает меня в своих объятиях, впиваясь в мои губы голодным поцелуем. Сердце невольно замирает, и я расслабляюсь в его руках…

Сладкая моя девочка, – продолжает он нашептывать мне на ухо, понимая, что мое сопротивление сломлено, – сладкая и вкусная… Давай уедем на рождественские каникулы в горы: арендуем маленькое шале, станем кататься на лыжах и играть в снежки, а вечерами…

Нет, – слабым голосом произношу я, – Рождество я провожу с дедушкой. Если хочешь, можешь отпраздновать его с нами… – Знаю я, что он и парни вроде него мечтает делать с глупыми, доверчивыми девушками, вроде меня, длинными, зимними вечерами и готова избежать этого любой ценой.

Юлиан выпускает меня из рук и смущенно потирает переносицу.

А как же традиционные вечеринки в кругу друзей? – интересуется он. – Как же… я не знаю…

У нас с дедушкой свои традиции, – вставляю я уже более уверенным голосом, – мы печем с ним печенье и играем в шахматы.

Да ты разыгрываешь меня!

Ничуть. Хочешь присоединиться? – предлагаю я Юлиану, а сама даже не уверена, хочу ли этого на самом деле. Целоваться с ним приятно, слов нет, но привезти его в Ансбах и познакомить со своим дедушкой… тут я не совсем уверена. Просто я не совсем уверена в самой его искренности, а если уж быть совсем честной – не уверена вовсе.

Дашь мне время подумать?

Конечно, – хмыкаю я, поскольку сама просьба Юлиана об отсрочке решения кажется мне смехотворной – не так ведут себя влюбленные парни. Точно не так!

И с каких это вообще пор я стала так четко различать эту разницу, размышляю я мысленно? Никак ромовые торты и сломанные каблуки на модельных туфлях имеют к этому самое непосредственное отношение.

Последующие пару недель проходят необычайно спокойно: я посещаю занятия и изредка вижусь с Юлианом, который упорно именует меня своей девушкой, хотя особого энтузиазма в наши краткие встречи не проявляет. Я вообще не понимаю, зачем я ему нужна… Но мы продолжаем делать вид, что мы самая обычная пара, и я даже по-своему счастлива: пусть и наминально, но я заполучила своего Юлиана Рупперта и плевать, какие у него на то были причины.

В одну из наших встреч Юлиан говорит мне:

Сегодня я купил тебе подарок, Шарлотта, – и многозначительно приподнимает брови. – И очень надеюсь, что он тебе понравится. Думаю даже, ты будешь в восторге…

По его хитрой моське я догадываюсь, что меня ждет нечто не совсем пристойное и слегка так краснею…

А я тебе еще ничего не купила, – запинаясь выдаю я. – Даже не знаю, чего бы ты хотел…

Он прикусывает мою губу и сексуальнейшим образом проводит руками по моим бедрам, втиснутым в узкие джинсы.

Я бы хотел тебя, Лотти, – выдыхает он мне в самые губы, и я в ответ пищу нечто нечленораздельное. – Обвяжи себя красной ленточкой и приподнеси мне как дар – о большем и не мечтаю.

… В животе сладко замирает, словно я лечу вниз с американских горок, а сердце так и стучит, так и стучит… Мамочки, думаю я отстраненно, у меня нет ни как самой красной ленты, так ни самого желания вязать из нее пышные, рождественские банты… тем более на себе!

15 глава

За неделю до рождественских каникул я сижу у инсектария в Алексовой «берлоге» и слежу за тем, как из полупрозрачных коконов вылупляются бабочки Монархи – ровно восемь ослепительно оранжевых очаровниц с характерным рисунком крыльев, от вида которых у меня захватывает дух… И тут звонит мой телефон.

Я не ожидаю от этого звонка ничего плохо, и именно потому, должно быть, слова в трубке повергают меня в такой эмоциональный шок… Я медленно роняю руку с телефоном вдоль тела, а потом и сама падаю на стул позади себя.

В чем дело? – интересуется Алекс, с беспокойством смотря на меня. – Что-то случилось?

Дедушка в больнице. Упал на улице и потерял сознание, соседи вызвали «Скорую», – шепчу я на автомате, словно до конца не осознавая смысла произнесенных фраз. Глаза большие и испуганные, а в голове так и стучит «дед в больнице, дедушка в больнице…» Тук-тук-тук.

Вижу, как Алекс распахивает дверь и окликает отца.

Да? – отзывается тот, появляясь на пороге комнаты. – В чем дело? – и заметив, должно быть, выражение моего лица, подходит ближе и присаживается передо мной на корточки… – Шарлотта, в чем дело? Ты как будто бы призрака увидела…

У нее дедушка в больницу попал, – отвечает вместо меня Алекс. – Ей только что позвонили…

Шарлотта, – Адриан протягивает руку и касается моей щеки, и только тогда я понимаю, что по ним текут слезы, – все уладится… Расскажи, что случилось.

Оон уппал на уллице, – всхлипываю я через силу, и тогда мужчина ложит мою голову себе на плечо, где я утыкаюсь носом в углубление его ключицы.

Нужно отвезти ее в Ансбах, – произносит за моей спиной Алекс, и аккомпонементом его словам служат мои усилившиеся всхлипы.

Я отвезу ее, – отрывисто говорит Адриан, и я невольно ощущаю, как аромат его клетчатой рубашки притупляет мою боль, подобно ароматической анестезии.

Когда он поднимает меня на ноги, я замечаю в дверях комнаты Франческу – она смотрит на меня прищуренными, злобными глазами, от которых кровь в моих жилах практически застывает…

Всю дорогу до Ансбаха мы с Адриан не разговариваем, я только раз набираю номер фрау Шпрингер, чтобы уточнить, как все произошло, а потом снова погружаюсь в напряженное молчание. Мне страшно… Мне так страшно! Я не могу потерять еще и дедушку, последнего родного мне человека. Слезы снова текут по моим щекам, и я смахиваю их рукой, пока Адриан не протягивает мне салфетку.

На регистратуре в больнице нам сразу же называют номер палаты, в которую поместили моего дедушку, и мы с моим спутникам спешим на второй этаж в травматологию, где дедушка возлежит на больничной койке и встречает нас жизнерадостной улыбкой.

– Дедушка! – ахаю я с облегчением в голосе – ведь не может же человек с такой счастливой улыбкой на лице просто взять и умереть, правда?

Шарлотта, милая, все хорошо, – тянет он ко мне свою худую руку, которую я тут же прижимаю к своему лицу. – Полагаю, эта старая склочница фрау Шпрингер перепугала тебя сверх всякой меры… А между тем я чувствую себя просто превосходно, посмотри, на мне ни царапины.

Дедушка! – еще раз сиплю я полупридушенным голоском, так как от избытка чувств у меня перехватывает дыхание. – Никогда так больше не пугай меня, ладно? У меня чуть сердце не остановилось от ужаса.

Бедная моя крошка, – поглаживает он меня по волосам, а сам косит одним глазом на мужчину рядом с кроватью. Тот молча наблюдает за нами, словно замершее изваяние. – Не хочешь представить мне своего гостя, милая? – обращается он ко мне, а сам уже протягивает руку Адриану: – Здравствуйте, молодой человек.

Мне кажется или тот на секунду смущенно отводит глаза, а потом с привычной невозмутимостью пожимает протянутую ему руку.

Рад нашему знакомству, герр Шуманн, – говорит он при этом. – Меня зовут Адриан Зельцер… – и замолкает, не зная, как объяснить свое здесь появление.

Он отец Алекса, – дополняю я его заминку, и глаза деда заинтересованно загораются.

Того самого юнца, что трижды обыграл меня в шахматы? – уточняет он с хитрым прищуром.

Да, дедушка, того самого. – И уже обращаясь к Адриану, добавляю: – Это история двухнедельной давности, не бери…те в голову.

Мне понравился ваш мальчишка, – говорит между тем мой дед, – такой умный шельмец, с которым я жажду непременно свести наши шахматные счеты.

Уверен, вам еще представится такой случай, – отвечает ему Адриан с тонкой улыбкой.

Вскоре в палату заглядывает молодой доктор, который просит разрешения переговорить со мной наедине и вот тогда-то я и узнаю новость о том, что дедушкино падение вовсе не прошло для него так уж благополучно, как он пытался меня в том уверить: при падении он получил перелом шейки бедра, и доктор советовал мне согласиться на операционное вмешательство, так как дед выглядит вполне бодрым для подобного метода лечения.

От этой неутешительной новости у меня слегка кружится голова – я не знаю на что решиться, к счастью, рядом оказывается Алексов отец, который тут же говорит мне:

Я советовал бы тебе соглашаться на операцию, Шарлотта, поверь, это лучше консервативного метода лечения с помощью гипса, который обездвижет твоего деда минимум на полгода, а то и больше. Я уже однажды сталкивался с таким случаем…

Я смотрю себе под ноги и качаю головой – мне приятно, что он рядом и заботится о нас с дедушкой, а еще мне жутко хочется… снова уткнуться носом в его ключицу и вдохнуть аромат-анестезию, способный усыпить все мои глубинные страхи и переживания. Я уверена в его способности сделать это…

Вам пора ехать, – произношу я вместо благодарности, выныривая из темных глубин своих до странности непонятных мыслей. – Франческа будет сердиться на меня, если я стану удерживать вас дольше.

Адриан поправляет манжет своей клетчатой рубашки и вскидывает на меня практически такой же странно-непознанный взгляд, который, возможно, только что был и у меня самой – неужели мы думали об одном и том же?