Текст книги "Тот, кто держит за руку (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
Глава 9.
Из жилища Веберов я выскакиваю с одной-единственной мыслью: убраться из этого дома, из этой непривычной для меня среды обитания как можно быстрее и главное подальше. Но у провидения, похоже, другие планы на мой счет, поскольку сразу за поворотом я замечаю Мелиссу – она сидит на автобусной остановке и болтает в воздухе ногами. Неужели автобус еще не пришел?
Мелисса, – окликаю ее, останавливая автомобиль около остановки, – что ты здесь делаешь? Пропустила автобус?
Та виновато пожимает плечами, мол, да, так и есть.
Хочешь, подброшу тебя до школы?
Она отрицательно машет головой.
Нет, в школу я не поеду, – говорит она просто. – Хочу проведать маму в больнице… Хочешь со мной?
А как же школа?
Марк, – девочка раздраженно закатывает глаза, – июль на дворе, если ты не заметил, скоро летние каникулы, так что расслабься, ладно? К тому же там знают, что у меня мама в коме – закроют глаза на пару прогулов.
Несколько секунд смотрю на нее внимательным взглядом, не зная, на что же мне в конце концов решиться.
Садись, – кидаю я наконец, распахивая переднюю дверь своего Мерседеса. Та одаривает меня радостной улыбкой и стремительно плюхается на переднее сиденье.
Вао, классная тачка! – восхищенно ахает она, проводя рукой по кожаным сиденьям. – Я тоже скоро пойду учиться на права… и однажды куплю себе такую же.
Любишь машины?
Она утвердительно кивает.
Да, я знаю все про двигатель внутреннего сгорания вплоть до компрессионного кольца в поршне цилиндра!
Впечатляет, – искреннее отзываюсь я. – Я даже не знаю, где все это находится…
Зато ты знаешь, где что находится в нашем организме… это тоже впечатляет!
Я кидаю на нее удивленный взгляд.
Ого, ты сделала мне комплемент! – подтруниваю я над ней, и та заливается краской. Ничего себе, злобные фурии тоже умеют краснеть! Это открытие возвращает мне радостное расположение духа и мы по-дружески болтаем всю дорогу до больницы.
Когда мы поднимаемся на лифте в реанимационное отделение на втором этаже, Мелисса вдруг спрашивает:
Ты не знаешь, когда состоится следующий консилиум, о котором говорил доктор Хоффманн?
Боюсь, мне ничего об этом не известно.
Двери лифта расходятся, и девочка тихо говорит:
Вот бы сейчас войти в палату и увидеть маму улыбающейся…
Я не знаю, что обычно говорят в таких случаях и потому молча иду рядом, в тайне надеясь, что нам не придется встретиться с той же дежурной медсестрой, что была в прошлый раз. И на это раз удача на моей стороне…
Мы с Мелиссой и с сестрой Отт входим в палату и плотно прикрываем дверь, за которой все тот же электрокардиограф продолжает монотонно пикать.
С вашей мамой все в порядке, моя дорогая, – говорит сестра Отт, сверяясь с больничной картой. – У нее замечается небольшое нарушение дыхания, но в этом нет ничего пугающего, могу вас уверить…
Что показало КТ? – интересуюсь я, и сестра Отт недоуменно смотрит на меня.
Извините, – лепечет она все с тем же недоумением в голосе, – но об этом вам лучше поговорить с доктором Хоффманном.
Но какая степень комы присвоена пациентке, вы хотя бы можете нам сказать?
Я… э… я не могу распространяться на такие темы. Поговорите лучше с доктором Хоффманном! – и сестра Отт ретируется к дверям. – Я оставлю вас, извините.
Ты ее здорово перепугал, – поигрывает бровями Мелисса. – А что такое «степень комы»? Никогда о таком не слышала.
Обычно кома классифицируется по четырем различным степеням, в зависимости от ее тяжести…
Жуть какая, – произносит девочка, устремляя на мать долгий, печальный взгляд. – Она кажется такой умиротворенной, тебе так не кажется? – спрашивает она после недолгого молчания. – Словно ей хорошо там, где она сейчас находится… Хотела бы я знать, так ли это?
Мелисса прикасается к руке матери и тихонько ее поглаживает, словно жалея несчастного маленького зверька, забившегося от страха в самый темный угол. Возможно, кома – эта та же глубокая нора, в которой сознание больного прячется до поры до времени… если и вовсе сумеет из нее выбраться.
Я читала, что люди в коме иногда способны нас слышать, – снова говорит Мелисса. – Как ты думаешь, это правда?
Уверен, ей нравится звучание твоего голоса, – отвечаю я девочке. – Поговори с ней.
Даже не знаю, что и сказать, – хмыкает она безрадостно. – Может ты сначала попробуешь?
Я? – удивленно смотрю на Мелиссу, которая уступает мне место рядом с матерью. – И что я, по-твоему, должен ей сказать?
Не знаю, ты старше, придумай что-нибудь.
Отлично! – я на секунду задумываюсь, а потом неуверенно произношу: – Здравствуйте, Ханна. Мы тут с вашей дочерью решили вас навестить…
Мелисса молча показывает мне большой палец, мол, ты отлично справляешься, продолжай.
… и врачи говорят, что у вас все в полном порядке, – это звучит абсолютно глупо и неправдоподобно – разве может быть все в полном порядке у человека в коме, – а доктор Хоффманн обещает в скором времени провести еще один медицинский консилиум в вашу честь…
Ма, они хотят убить твоего малыша, но я им это не позволю. Клянусь! – встревает в мой монолог с ее матерью Мелисса. Похоже, она действительно верит, что мать может ее слышать… – Можешь продолжать, – снова кивает она мне.
Я прочищает горло: не потому что оно у меня вдруг запершило или еще что подобное, просто вся эта ситуация могла бы показаться комической, не будь она такой гнетуще печальной.
Так вот, доктор Хоффманн, – начинаю было я, но вдруг останавливаюсь, – впрочем, – продолжаю я снова, – вы его не знаете и вам, наверное, не интересно слушать про старого ворчливого мужчину в белом халате, от которого сейчас зависит ваша дальнейшая судьба… Давайте я расскажу вам про…
Только не про болезнь Ёнаса, – шепчет поспешно Мелисса. – Не хочу ее расстраивать еще больше!
Я покорно киваю.
…Я расскажу вам про… погоду на улице.
Мелисса закатывает глаза и недовольно качает своей черноволосой головой.
Если ты можешь лучше, то, пожалуйста, сделай это, – развожу я руками. – В противном случае я продолжу наш разговор о погоде, – твердо заявляю я. – Так вот, погода у нас… летняя. Умеренно жаркая. К вечеру обещают небольшой дождик…
Ты прямо как прогноз погоды читаешь! – снова ворчит Мелисса. – Дай мне попробовать. И я без споров уступаю ей место.
Мам, ты не волнуйся, – говорит девочка скороговоркой, – с нами все хорошо. Я вожу Ёнаса в садик и мы постоянно говорим о тебе. Думаю, мне надо будет привезти его к тебе… Он очень скучает. Постоянно спрашивает, куда ты уехала… а я не решаюсь ему признаться, что ты попала в аварию, – она ненадолго замолкает и смотрит матери в лицо, словно подкарауливая внезапное движение ее век, а потом снова продолжает: – Сегодня папа дал мне денег и я пойду за продуктами… обычно этим всегда ты занималась, а теперь вот, видно, мне самой придется об этом заботиться. Это так странно! – в ее голосе слышны близкие слезы. – Возвращайся к нам скорее… не потому что я не хочу ходить в магазин, – улыбается она грустной улыбкой, – а потому что ты очень нужна нам. Мы все тебя очень любим, знай это!
Я смущенно отвожу глаза в сторону, чтобы не смущать Мелиссу, и та, быстро смахнув непрошеные слезы, выходит из палаты.
Я сейчас… Подожди, ладно! – кидает она на ходу, и я снова остаюсья с Ханной Вебер один на один.
Я тоже пристально вглядываюсь в ее лицо, похожее на восковую маску и тихонько произношу:
Ханна, не волнуйтесь за нее: Мелисса сильная девочка, она справится… Но ей вас не хватает. Мне кажется… – я замолкаю, не решаясь озвучить свою мысль, – мне кажется, что у них с отцом не все гладко… Не знаю, всегда ли было так или это следствие вашей аварии, только они не очень дружны… – Тут я сам смущенно посмеиваюсь: – Ага, сказал тот, кто и сам-то со своим отцом не может найти общего языка. Извините, несу какую-то чушь… Нервы пошаливают в последнее время!
Потом осторожно касаюсь ее руки и совсем тихо добавляю:
Я присмотрю за вашими детьми, обещаю.
В этот момент Мелисса возвращается в палату, и даже ее черная подводка выглядит по-прежнему идеально-устрашающей. Она подходит к матери и заговорщически склоняется к ее уху, спрятанному под бинтами:
Представляешь, – шепчет она еле слышно (но я все равно различаю каждое слово), – Юлиан пригласил меня на вечеринку в эту пятницу…
Потом она разгибается, снова смотрит на женщину долгим, пристальным взглядом, а после говорит ей «до встречи, потом я расскажу тебе, как все прошло», и мы с ней выходим из палаты.
На улице Мелисса сразу же достает сигарету и прикуривает ее…
Что, – недовольно реагирует она на мой многозначительно-предупреждающий взгляд, – ты ведь не думал, что я вот так сразу возьму и брошу смолить, да? Дай мне время, о'кей? – она делает три быстрых затяжки, а потом раздавливает сигарету носком своей черной баретки. – Вот видишь, – комментирует она свое действие, – я уже потихоньку бросаю… Блин, сигарету жалко. Знаешь, какие они дорогие, мистер умник!
А, по-моему, экономнее будет совсем бросить курить… Так что переставай ерепениться, хорошо? Ты мне обещала.
Я обещала подумать, – ехидно парирует она и молча топает в сторону автобусной остановки.
Эй, послушай, куда ты собралась? – окликаю ее я – эта ее упрямая самобытность неизменно веселит меня. Наверное, если бы у меня была сестра, то я хотел бы видеть ее именно такой… Нет, не той, что курит и подводит глаза до жуткого черного безобразия, но той, что умеет за себя постоять и ничего не боится. Такой, каким и я сам хотел бы отчасти стать…
Иду на автобус, разве не видишь? – она делает взмах рукой, словно освобождает меня от некой повинности, связанной с ее сопровождением. – Спасибо, что подвез и все такое, но мне пора прикупить продуктов, а потом ехать домой… Вдруг отец снова умотает куда со своими… друзьями, – добавляет она презрительно и снова шарит рукой в карманчике рюкзака с сигаретами, должно быть, это рефлекторное действие в момент стресса. Но она во время одергивает себя, незаметно искоса взглянув на меня, не заметил ли я этого… Успеваю отвести глаза в сторону, и девочка перекидывает рюкзак за спину с видимым облегчением.
Разве он не станет отсыпаться после ночной смены? – решаюсь уточнить я.
О, это как повезет, – хмыкает Мелисса, не останавливаясь, – он, знаешь ли, очень любит своих… друзей!
За всеми этими злобными выпадами против отца определенно что-то стоит, и я с любопытством кошки решаю снова поинтересоваться:
Что все это в конце концов значит? «Друзья» – это такой эвфемизм для чего-то другого, я правильно понимаю?
Девочка так резко останавливается, так что я едва не налетаю на нее.
Ты сам-то хоть всегда понимаешь, что говоришь? – окидывает она парня насмешливым взглядом. – Я и слов-то таких мудреных не знаю… Но в целом друзья – это просто друзья и ничего больше. Вот так.
Она разворачивается, чтобы уйти, но я успеваю перехватить ее руку.
Постой! Куда ты так торопишься?
На автобус, болван, – кидает она разгневанно, и я явно не тому виной. – Из-за тебя я его снова упущу…
Этот несправедливый намек на ее утреннее опоздание, к которому я, как известно, не имел никакого отношения, почти обижает меня, и девочка с неожиданной чуткостью прочитывает это по моему лицу.
Ну хорошо, утром ты не был виноват, знаю. Прости. Но теперь-то я точно опоздала на автобус! – и она машет рукой в сторону мелькающего вдали городского транспорта. – И это точно из-за тебя.
Мелисса, что у вас с отцом? – не поддаюсь я на ее провокацию. – В прошлый раз в больнице ты сказала, что у тебя есть рычаги давления на него… Что это значит?
Ушки на макушке, да, мистер умник!? – девочка решительно вырывает руку из моей хватки. – Ничего это не значит, вот и все. И вообще отстань уже. Ты мне надоел…
Понимаю, что сейчас мне ничего из нее не вытянуть и покорно вздыхаю.
Хорошо, успокойся, маленькая фурия! – говорю я ей. – Пойдем, я отвезу тебя в супермаркет… ты ведь из-за меня пропустила свой автобус, так?
Она смотрит на меня немного более миролюбиво и вдруг признается:
Вообще-то он шел в другую сторону, но за предложение спасибо… Мой сейчас подойдет.
Не глупи, я тебя подвезу.
И тут Мелисса театрально вскидывает руки к лицу и сценическим полушепотом говорит:
Я поняла, – хитрый прищур карих глаз, – у тебя задание на лето – совершить как можно больше добрых дел! Я права, Санта?
Я терпеливо сношу ее ужимки, покачивая головой.
Только ты как-то временем года ошибся!
Перестань паясничать, тебе это не идет, – наконец утихомириваю я Мелиссу и указываю в сторону парковки. – Пошли. Ты же не хочешь испортить мой список добрых дел… – И к моему собственному удивлению, девочка направляется за мной следом.
Глава 10.
Стыдно признаться, но я лет сто не бывал в продуктовом магазине: обычно кухней занималась мама, и надобности обременять себя мыслями о покупке продуктов у меня не возникало. И вот я шагаю среди полок с этими самыми продуктами, наблюдая, как Мелисса споро закидывает в тележку пару упаковок молока, столько же упаковок кукурузных хлопьев, пакет яблок и один огурец, потом завершает свой марш-бросок пакетиком с жевательными конфетами – «для Ёнаса» быстро поясняет она, и направляется к кассе.
Это все? – поражаюсь я ее закупочной корзине. – Ты собираешься питаться одними хлопьями?
Представь себе, умник! – девочка снова принимает оборонительную позу. – У меня двадцатка… Думаешь, на это много разгуляешься?
Не знаю, что на это ответить: я никогда не задумывался, сколько стоят продукты в магазине, и мысль, что кому-то приходится выкраивать каждую копейку, по-настоящему поражает меня.
Твой брат не может есть одни хлопья, – наконец произношу я немного смущенно. – Он маленький и должен употреблять большое количество витаминов…
Ага, сказал зануда-доктор! – ерничает девчонка, а потом добавляет: – Я умею только макароны варить да яичницу жарить. Готовила всегда мама…
Мы по обыкновению меряемся взглядами, словно два качка в армрестлинге, а потом я говорю:
Хорошо, пойдем! – и тяну тележку прочь от кассы, по ходу закидывая в нее все, что считаю более-менее подходящим с моей точки зрения.
Ты с ума сошел, – дергает меня за локоть Мелисса. – Мы не едим сыр с плесенью! И вот это тоже не надо, – она выставляет назад бутылку с натуральным апельсиновым соком из холодильника. – К тому же ты явно не разбираешься в маркетинге: посмотри на нижние полки, там всегда лежат те же товары, но на порядок дешевле… Простофиля!
Когда коляска оказывается забитой почти доверху, мы вместе толкаем ее на кассу, и Мелисса смотрит на меня большими, неласковыми глазами. С чего бы ей злиться, недоумеваю я, ведь это я делаю им одолжение, а не наоборот… Но Мелисса все в том же задумчиво-неприветливом расположении духа следит, как я плачу за все про все больше сотни евро, а потом толкает тележку с продуктами к машине. Между нами – ни слова…
В чем проблема? – наконец не выдерживаю я ее молчаливого неодобрения. – Ты что ли язык проглотила?
А твоя проблема в чем? – тут же выплевывает Мелисса, складывая руки на груди. – Таскаешься за мной с самого утра, а теперь еще продукты нам покупаешь… Зачем все это? Не понимаю.
Разве не ты сама позвала меня с собой? – искренне удивляюсь я. Перепады настроения у этой девчонки начинают медленно сводить меня с ума!
Да, я сказала «хочешь со мной, Марк?», – говорит она с вызовом, – а ты должен был ответить «нет, уж извини, подруга, но мне не с руки мотаться с тобой по всему городу, как привязанной собачонке!» И все на этом. Так нет же, ты все еще здесь, и я не понимаю, почему… – Она быстро переводит дыхание и добавляет: – Ты что, запал на меня? Лучше сразу скажи, иначе у меня голова лопнет от всех этих непоняток.
Я, взирающий на нее все это время с самым ошарашенным выражением лица, вдруг начинаю тихо посмеиваться: я и сам не знаю, что веселит меня больше – предположение Мелиссы, что я мог увлечься ею или сама абсурдность моего навязчивого внимания к Веберам, на которую сейчас она же и указала, и истинную суть которого я и сам не могу себе объяснить. Просто какой-то амок, выражающийся не в стремлении наносить всем физические увечья, а в навязчивом желании помогать… и помогать именно Веберам. Действительно, какое-то наваждение!
Чего ты смеешься? – хмурит брови девочка. – Я тебе, кажется, вопрос задала…
Делаю шаг в ее направлении, и та опасливо пятится, словно не знает, чего от меня ожидать, словно я зараженная бешенством дворовая дворняга. Смешно, еще никто никогда не считал меня опасным… Беру ее за плечи и, заглядывая прямо в оба густо подведенных черным глаза, говорю:
Мелисса Вебер, ты, конечно, чудная девчушка, но ты не в моем вкусе… Уж извини.
Та демонстративно выдыхает и дергает плечами, сбрасывая мои руки:
Прямо гора с плеч! – многозначительно восклицает она, распахивая переднюю дверь Мерседеса и занимая уже привычное за сегодня место.
Продолжая тихонько посмеиваться, загружаю наши покупки в багажник, потом, весело насвистывая, отвожу тележку назад к магазину и сажусь за руль автомобиля – Мелисса все еще хмурит брови, но делает это скорее для вида, и я снова не могу сдержать веселой улыбки.
Когда мы подъезжаем к ее дому – к слову, это крохотный дуплекс с двумя отдельными входами – та быстро предупреждает:
Не говори отцу, что я не была в школе… Не надо ему знать об этом. – Потом идет к багажнику и кое-как вытягивает наружу самый большой из пакетов.
Я помогу, не трогай, – кидаю я ей, подхватывая нелегкую для ее худеньких плечиков ношу. – Надорвешься.
В этот момент она касается моей руки, как бы останавливая:
Слушай, Марк, может я сама все занесу, – с неожиданной нерешительностью мнется девочка. – Там отец… сам понимаешь…
Хочешь меня защитить? – улыбаюсь я с неожиданной догадливостью.
Она пару секунд насупленно молчит, а потом выдыхает:
Ну, смотри сам, я тебя предупредила…
И мы идем к дому в обоюдном молчании, которое ощущается почти как дружественное.
Мелисса открывает дверь своим ключом, и мы сгружаем сумки на маленькой кухоньке, которую утром в нервическом дискомфорте я даже не успел рассмотреть – она маленькая, но очень уютная. Веселые желтые занавески на окне с орхидеями. Детские рисунку Ёнаса прикреплены магнитиками на холодильник, на них – различного вида автомобили и даже ракетная установка… или мне кажется, что это ракетная установка. Я не уверен, но выглядит это круто. На другом рисунке – семья из четырех человек держится за руки, женской рукой подписаны имена каждого: Ханна оказывается в самом центре с бантом на голове, а у Мелиссы зеленое платье. Парнишка явно большой фантазер!
Пойду проверю Ёнаса, – говорит мне Мелисса, должно быть, заметив, мои любопытное рассматривание, и уходит, оставляя меня одного. Я продолжаю с интересом рассматривать ряды потертых кухонных шкафчиков и детских поделок на них, а потом наконец начинаю доставать продукты из самой большой из сумок, выкладывая их на засыпанную крошками столешницу, и тут-то со стороны гостиной доносится голос Маттиаса:
Эй, парень, это опять ты? Что делаешь-то?
Откладываю в сторону связку бананов и иду по направлению голоса, то бишь иду к Маттиасу, который смотрит на меня красными, заспанными глазами. Сам не понимаю своего куража, но страха нет абсолютно… Я даже не знаю, что отвечу, спроси меня отец Мелиссы о причинах своего очередного тут появления, просто подхожу и останавливаюсь рядом.
Мы продукты привезли, – говорю я Маттиасу. – Надо сумки разобрать…
А, – тянет он невозмутимо, – помогаешь значит? Это хорошо. Спасибо. – Потом встает, поводя плечами, как бы разминая их, и мышцы под его тонкой футболкой так и ходят ходуном.
Возможно, это делается специально с целью устрашения, этого я точно не знаю, но Маттиас на голову выше меня, и это немного напрягает.
Слушай, я вот что хочу уточнить, – говорит человек-гора, вперив в меня подозрительный взгляд, – ты это… ты ведь не на мою девчонку глаз положил, правда? Она хоть и бойкая на язык да и формами ее бог не обделил, сам видишь, но ей только четырнадцать… и мне бы не хотелось, – он хрустит суставами пальцев, – доводить до крайностей.
Мне приходится задрать голову, чтобы смотреть заботливому отцу в глаза.
Я пришел проведать своего пациента, – говорю ему просто. – А с Мелиссой мы просто друзья… Не о чем беспокоиться.
А, ну тогда отлично, – тут же сдувается собеседник и улыбается мне приветливой, почти добродушной улыбкой, – тогда лады… Я тебе не враг, ты же знаешь, и благодарен за поддержку… – Он идет на кухню и, заметив связку брошенных мной бананов, отрывает от связки один из них. – А Лисса нынче разошлась, да? – усмехается он, обводя взглядом бездну продуктов на столе. – Молодец.
Я молча наблюдаю за Маттиасом, пытаясь понять, разыгрывает он из себя этакого дурочка-простачка, или действительно таковым и является.
Я проведаю мальчика, – не выдерживаю я наконец и стремительно ухожу в комнату Ёнаса, где маленький пациент приветствует меня радостной беззубой улыбкой.
********
Домой я возвращаюсь на удивление счастливым: я даже что-то насвистываю, с небывалой легкостью перескакивая со ступеньки на ступень… Откуда бы взяться этим крыльям за моей спиною? Отчего так хочется обнять целый мир?
Сынок, дорогой, – голос матери возвращает меня с небес на землю, и я, все еще продолжая улыбаться, оборачиваюсь к ней.
Да, мама? Привет.
Здравствуй, мой милый. – Та кажется немного обескураженной этой моей счастливой улыбкой. – Где ты пропадал весь день? Я тебя искала.
Помогал другу? – отвечаю ей с вопросительной интонацией.
Помогал другу? – повторяет мама, взглядом вызывая меня на дальнейшую откровенность. Таким образом она создает иллюзию мнимого невмешательства в мою личную жизнь – эту ее уловку я уже давно разгадал, но даже разгадав, продолжаю делать вид, что ничего об этом не знаю.
Да, помогал другу, – теперь уже увереннее говорю я. – А зачем ты меня искала? Хотела чего-то конкретного? – новая порция улыбок. – Сейчас я весь твой.
Фрау Штальбергер окидывает своего сына – то есть меня, конечно – изучающим взглядом, таким, должно быть, мог бы смотреть незнакомец, впервые встретивший меня на улице.
Ты выглядишь сегодня как-то иначе, – наконец произносит она, касаясь моей небритой щеки. – Не могу понять, что с тобой не так…
Может быть, я просто забыл сегодня утром побриться? – улыбаюсь я ей..
Она отрицательно качает головой, как бы отвергая этот мой полушутливый тон и продолжая изучать меня внимательным настороженным взглядом.
Ма, – наконец произношу я немного смущенно, – так в чем дело-то? Что ты хотела?
Она наконец убирает свою руку и говорит:
Тебя отец просил зайти, когда вернешься… Он у себя в кабинете, можешь сразу к нему пройти.
Отлично, так и сделаю! – я собираюсь уже взбежать вверх по лестнице, но вдруг оборачиваюсь и крепко прижимаю маму к себе. – До встречи.
Направляюсь к отцовскому кабинету и не вижу, как женщина, некогда подарившая мне жизнь, смотрит мне вслед с ошарашенным выражением на лице.
Отец, – вхожу в его кабинет и некоторое время терпеливо созерцаю, как тот быстро печатает на своем компьютере. Сегодня я по-новому смотрю и на его пышную седую шевелюру, тщательно уложенную нимбом вокруг высокого лба, и на идеально выглаженную рубашку бежевого оттенка, и даже на длинные пальцы, унаследованные мной от него («пальцы пианиста», как любит повторять мама) – все это образ успешного человека, добившегося в жизни значительного успеха. У него есть семья, любимая работа, где его все ценят и уважают, красивый дом и… планы на будущее, в которых я занимаю не последнее место. Остается только один вопрос: а хочу ли я быть частью этих напрямую касающихся меня планов? Вздыхаю и отхожу к окну. Отец наконец отрывается от монитора и произносит:
Тебя весь день не было видно… Чем занимался сегодня?
Помогал другу, – повторяю уже проверенную отговорку и не без внутреннего удовлетворения отмечает, как отец копирует любопытствующий изгиб бровей матери, как бы подталкивая к подробностям. Но подробностей сегодня не будет… Прости, папа!
А теперь хотел бы пойти и принять душ, – добавляю я, игнорируя его невысказанный вопрос. – Мама сказала, ты хотел меня видеть. В чем дело?
Отец выглядит недовольным этими моими недомолвками, но он привык держать себя в руках и потому спокойно произносит:
Вчера тебя утвердили на место врача-интерна в нашей клинике, как мы с тобой и планировали, сынок. Так что это место за тобой с сентября… Надеюсь, ты рад?
Смотрю на отца таким взглядом, словно не совсем понимаю, о чем он говорит, и ощущаю вскипающее, подобное щекотке желание выдать нечто дерзкое и даже грубое, именно такое, что было бы больше свойственно Мелиссе, но никак не мне самому. Девчонка, определенно, плохо на меня влияет!
Конечно, о чем речь, – отзываюсь он просто, и сама мысль о черноволосой фурии с сигаретой в руках вызывает у меня на лице веселую улыбку. Отец пристально всматривается в меня… Человек-рентген. Похоже, они с мамой солидарны в своих наблюдениях!
Я вижу, ты очень рад этому назначению, – осторожно произносит отец, не совсем уверенный в этом ли причина счастливой улыбки на моем лице.
Это хорошее место, – отвечаю я. «Только не то, которое выбрал бы для себя я сам» – добавляю я мысленно. – Могу я уже идти?
Конечно. Только не забывай, что через полчаса мы будем ужинать. Мама приготовила нечто особенное…
Есть мне абсолютно не хочется: после того, как я проведал своего пациента и мы с Мелиссой разложили продукты, девочка накормила нас с Ёнасом вкуснейшей яичницой с колбасой и помидорами. В благодарность, объяснила та, смущенно улыбаясь.
Маттиаса к тому времени волшебным образом не оказалось дома… Должно быть, он ускользнул, едва я скрылся из вида; и я никак не могу взять в толк, какой добропорядочный отец оставит своих детей наедине с незнакомцем вроде меня…
Возможно, тот, что предпочитает плыть по течению, не утруждая себя вниканием в суть житейских проблем? Может быть. В любом случае, я не хотел бы быть на месте детей, вверенных заботе такого родителя!
Хорошо, я буду вовремя, – отвечаю отцу и иду в свою комнату, в очередной раз ощущая себя побежденным, а потом сижу за обеденным столом, лениво ковыряясь в курице по-тоскански, приготовленной матерью, и не перестаю думать о Мелиссе с Ёнасом, которым, должно быть, еще не скоро придется попробовать нечто подобное.
Тебе не нравится моя запеканка? – обеспокоенно спрашивает мама, заметив эти мои скучные манипуляции.
Я улыбаюсь ей благодарной улыбкой:
Отчего же, мне кажется, я никогда не ел ничего вкуснее! – дополняю свою улыбку словами. – Что ты в нее положила? Кажется, здесь есть клюква… мне так показалось?
Грета Штальбергер бросает на моего отца недоуменно-встревоженный взгляд. Я никогда прежде не интересовался ингредиентами приготовленных ею блюд, и этот мой вопрос, похоже, шокирует ее…
Да, я добавила туда немного клюквы, – не без тайного удовольствия отзывается она, – а еще щепотку тимьяна и розмарина. Ты почувствовал вкус? По-моему, вышло очень даже неплохо.
Вышло очень вкусно, мама, – подтверждаю я, поднося ко рту вилку с наколотым на нее кусочком куриной грудки. – Ты могла бы научить меня готовить это блюдо?
Мама бросает на отца еще один недоуменный взгляд. Интересоваться ингредиентами блюда это одно, но хотеть научиться готовить его самому – это уже абсолютно другое… Прежде я никогда не проявлял интереса к готовке, поэтому ее можно понять! Должно быть, она сомневается, уж не разыгрываю ли я ее… Мама бросает на меня еще один настороженный взгляд. Не похоже…
Конечно, дорогой, если ты хочешь.
Может быть завтра?
Завтра? – она неверяще моргает глазами. – Почему бы и нет. Но ты разве не собираешься завтра встретиться с Вероникой?
Думаю, пару часов она вполне способна провести без меня, – улыбаюсь я матери, и та улыбается мне в ответ.
И улыбается такой счастливой улыбкой, что я задаюсь еще одним новым для себя вопросом: не слишком ли много времени я уделял прежде учебе в ущерб своим родным? Может быть, есть что-то помимо учебы и предстоящей работы, что-то не менее важное… если не сказать «более важное»… Может быть, что-то сбоило в моей жизни до этого самого момента? Может быть, пришло время решительных перемен…
