Текст книги "Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
15 глава. Юлиан
15 глава. Юлиан
Дверь нам открывает Шарлотта... Огненно-рыжая, с большим животом, она кажется мне донельзя комичной. Не знаю, что нашел в ней отец – меня она никогда не заводила.
Просто хотелось сделать ему больно, так же больно, как было мне после смерти матери, да и вообще в целом. И Шарлотта казалась идеальной кандидатурой для этого...
Сейчас я сам себе кажусь каким-то ребенком: сначала Франческа, потом Шарлотта... Да, это было забавно, но чрезвычайно глупо.
– Здравствуй, Шарлотта.
– Здравствуй, Юлиан.
– Адриан.
– Здравствуй, сын.
Мы здороваемся официально, словно коллеги по бизнесу, а не родные люди. Впрочем, я никогда не считал Адриана отцом – только маминой слабостью, которую она так в себе и не изжила.
Не люблю слабых людей!
– Это Эмили... она поживет в этом доме, – то ли спрашиваю, то ли полу утверждаю я. Катастрофа выступает вперед и не без смущения пожимает руки Адриану и Шарлотте.
– Это и твой дом тоже, – произносит Адриан серьезным голосом. И я так и слышу недосказанное: «Если только ты готов соблюдать определенные правила». – Ты волен приглашать гостей, если находишь то необходимым.
Надо бы, наверное, поблагодарить за подобную сговорчивость – все-таки после выходки с Алексом Адриан велел мне не появляться более в этом доме – однако язык буквально не поворачивается, и я молча киваю. А Шарлотта – вот уж не думал, что буду ей благодарен!
– переключает всеобщее внимание с меня самого на маленькую писклю.
– А это у нас здесь кто? – спрашивает она, склоняясь над автомобильным креслицем, в котором Эмили держит ребенка. – Маленький ангелочек?
И Катастрофа отвечает:
– Почти угадали: ее зовут Ангелика. Моя дочь.
Отец бросает на меня быстрый взгляд: прекрасно, теперь он станет думать, что я отец этого ребенка. Эта мысль не так ужасает, как пару недель назад, но явно не из той категории, которая могла бы порадовать мое бедное сердце.
– Мы устали с дороги, – произношу своим привычным в общении с домочадцами тоном, и Эмили враз сникает, перестав ворковать над Ангеликой вместе с Шарлоттой. Только проводит рукой по своей вымазанной в синей краске футболке и приглаживает слегка растрепавшиеся волосы...
Да, видок у нас еще тот, однако вопросов никто не задает, что само по себе достижение. Адриан произносит:
– Мы отложили ужин до твоего... вашего приезда, – поправляется он. – Можете привести себя в порядок и спускаться в столовую. Это все ваши вещи? – он указывает на мою спортивную сумку и чемодан Катастрофы. Отвечаю «да», и Адриан добавляет: – Где находится твоя комната, ты знаешь... – и замолкает, глядя на Эмили, должно быть, не решаясь задать щекотливый вопрос.
– А Эмили вполне подойдет гостевая комната, – заканчиваю за него. – Я покажу ей, где она находится.
Мы поднимаемся на второй этаж, и какое-то приятное чувство, с трудом мною определяемое, наполняет каждую клеточку моего организму. Это не радость, нет, – это что-то из разряда непознанного. Таким пусть и остается...
– Вот, это твоя новая комната, – отворяю дверь и ставлю у порога чемодан Катастрофы, а сам наблюдаю за ее реакцией. Комната оформлена в персиковых тонах – мама всегда любила теплые оттенки – и вечернее солнце дарит необыкновенный уют односпальной кровати у стены и шифоньеру с витыми завитушками.
– Как красиво! – восхищается девушка-катастрофа, продолжая любоваться окружающей обстановкой. Что уж говорить, это не моя квартирка в Мюнхене – это хоромы настоящей принцессы.
– Красиво, – не могу не согласиться я, – только кровать маловата. – И понизив голос: -Однако ты всегда можешь прийти спать в мою. В моей комнате кровать намного больше!
Эмили оборачивается, глядит на меня с хищным прищуром – вроде как, оскорблена подобным предложением! – а потом вдруг кидается ко мне на шею и крепко целует в губы. Я опешиваю на мгновение – что за телячьи нежности! Я не большой поклонник подобных – однако губы у нее горячие, а грудь так сексуально упирается в мою грудную клетку, что я невольно поддаюсь порыву: прижимаю ее к себе еще плотнее и углубляю поцелуй. Катастрофа не сопротивляется, только запускает руки мне под футболку и распаляет еще больше.
– Давай опробуем для начала твою кровать, – предлагаю ей на полном серьезе, но девушка качает головой.
– Мы не можем, нас ждут к ужину.
– Плевать. Я бы лучше поужинал тобой!
Ее приоткрывшиеся губы, раскрасневшиеся от поцелуев, так и манят ко второму раунду. Кто бы мог подумать, что она так здорово целуется! Однако Катастрофа отстраняется... Не пойму, в чем причина столь резкой перемены, только она меня не радует.
– Нет, было бы невежливо не спуститься к ужину. Я и так чувствую себя не в своей тарелке...
– Брось, это всего лишь Шарлотта, брюхатая женушка моего папаши... – и осекаюсь при виде ее недовольного личика. – Что, она все-таки брюхатая!
– Я, знаешь ли, тоже была «брюхатой», – произносит она по слогам, как будто бы вдалбливая слова неприятного прямо в мой мозг. – И это было прекрасно.
Приходится признаться:
– Не люблю беременных – они выглядят смешно, что бы ты там ни говорила.
– Ты и детей не особо любил, – парирует Катастрофа, – однако мне начинает казаться, что Ангелика тебе не так уж безразлична, как ты хочешь показать...
Абсолютно бредовая идея, от которой я отмахиваюсь такими словами:
– Все, я пошел принимать душ. Встретимся минут через десять... – И уже вполоборота: -Тебе бы тоже не мешало освежиться: может быть, холодная водичка освежит твои катастрофически взопревшие мозги. – Захлопываю дверь ее комнаты и иду к себе.
Глупая девчонка полагает, что, если я проявил немного человеколюбия, меня уже можно в чем угодно обвинить: например, в расположении к пискле. От возмущения едва не ошпариваю себя кипятком и шиплю самым диким образом...
И все-таки приятно, приходит в голову шальная мысль, иметь под рукой всегда покорное соблазнительное тело... Нет, может, и не совсем покорное, но соблазнительное в любом случае. Покорность же – дело практики, тем более, что девчонка меня хочет. А большего мне и не требуется...
Через целых пятнадцать минут, когда мне приходится торчать в ее ожидании под дверью запертой комнаты, она-таки появляется в летнем сарафане на тонких бретельках и извиняющейся улыбкой на губах.
– Прости, чуток припозднилась, – небрежно бросает она, направляясь в сторону лестницы, и я, зачарованный танцем широкой юбки вдоль длинных соблазнительных ножек, на автомате отзываюсь:
– Ничего страшного, сойдет.
Только в холле я, опомнившись, и спрашиваю:
– А где же Ангелика?
– Спит. Спасибо, что поинтересовался! – И все это с таким видом, что я невольно улавливаю какой-то скрытый подтекст.
Что это еще за «Спасибо, что поинтересовался»?
Катастрофически непонятная девушка, как, впрочем, и каждая представительница этого проклятого племени.
За столом мы сидим в гнетущем молчании: у меня нет ни желания, ни сил быть милым с этой чуждой, по сути, семейкой. Я здесь только по необходимости, так к чему разводить сантименты...
– Как вы познакомились? – спрашивает вдруг Шарлотта, и я едва не давлюсь кусочком картофеля.
Ага, давай расскажи им обо всем, моя длинноногая Катастрофа, ерничает внутренний голос, и я даже перестаю жевать. Здорово!
– Ну, – тянет Эмили с краткой заминкой, – это вышло совершенно случайно. – И начинает пояснять: – Нам с дочерью требовался приют, и Юлиан любезно предложил пожить у него какое-то время. Я, с радостью, согласилась... так мы, можно сказать, и познакомились.
Адриан с Шарлоттой молча переглядываются: еще бы, подобной сказочке они вряд ли готовы поверить. Однако я не берусь опровергать эту идиллическую версию нашего знакомства, все-таки приятно хоть раз в жизни выглядеть настоящим героем. Пусть даже им и не являясь...
Адриан решает подыграть этой намеренной полуправде и произносит:
– Что ж, я всегда знал, что Юлиан – достойный молодой человек. Жаль только, он тщательно это скрывает!
Мне хочется отозваться какой-нибудь привычной колкостью, однако Эмили – хулиганка Эмили! – щиплет меня за внутреннюю сторону бедра. Я было шиплю на нее от возмущения, но тут же прикусываю язык, когда ее легкие пальчики слегка поглаживают меня по тому же самому месту. Колкости как-то разом вылетают из головы...
А Эмили спрашивает:
– Сколько тебе осталось ходить? – Обращается она к Шарлотте.
– По сроку чуть больше двух недель, но, я надеюсь, это случится раньше. Сама понимаешь, как сложно носить это с собой...
Шарлотта поглаживает было свой огромный живот, но ловит мой взгляд и враз сникает. Еще бы, все эти разговоры о детях и беременности вызывают у меня изжогу... Что я наглядно и выражаю мимикой. Только на Катастрофу мой недовольный взгляд нисколько не действует: она начинает с энтузиазмом рассказывать о собственной беременности, о том, как долго и как часто ее тошнило и чего только ей стоило удерживаться от сладкого, которое единственно вызывало приступы тихого счастья.
Я невольно закатываю глаза, и наши с Адрианом взгляды пересекаются: кажется, мы впервые в жизни солидарны в своем отношении к теме застольной беседы. Скукота... Подавляю зевок и произношу первое, что приходит в голову:
– Алекса нет в городе?
Щебетание обеих девушек прерывается в одно мгновение, словно кто-то нажал на невидимую кнопку. Что такого в этом вопросе?
– Алекс со Стефани сейчас в Мюнхене, – отвечает Адриан со своей привычной невозмутимостью. – Думаю, вернутся на днях.
И Шарлотта заглушают повисшую тишину своим:
– Пора переходить к десерту.
Я, собственно, не против, просто у меня свои требования к десерту: стискиваю тонкие пальцы, все еще покоящиеся на моем бедре, и поднимаюсь из-за стола.
– Пожалуй, я уже не голоден. Благодарю! Лучше пойду к себе, если вы не против. Противящихся не обнаруживается, только Адриан произносит вполне ожидаемое:
– Я хотел бы завтра переговорить с тобой, Юлиан. Сразу после завтрака... Надеюсь, тебе это подходит?
– Более чем. – Разворачиваюсь и выхожу из столовой, очень надеясь на то, что Эмили последует за мной.
Она не идет... жду ее на лестнице битых десять минут, слушая тихие отголоски застольной беседы, а потом, раздраженный и разочарованный, луплю по перилам кулаком и просто выхожу из дома.
16 глава. Эмили
Ушел... не сказав ни слова. Сбежал неведомо куда. И все почему? Не потому ли, что я не последовала за ним из-за стола... Кажется, именно этого он и хотел.
Что ж, пусть знает: не все крутится вокруг Юлиана Рупперта.
Успокаиваю себя этими словами, а сна ни в одном глазу... Даже несмотря на усталость, не могу усидеть на месте – хожу из угла в угол, нарезая километры и километры шагов.
Что он сейчас делает?
Пьет?
Зажимает очередную красотку?
Доказывает самому себе, что он свободный человек?
Что ж, самообман никто не отменял. Покуражится, да вернется...
Вот только мне от этого не спокойнее.
– Могу я войти? – в комнату заглядывает Шарлотта и, переваливаясь, присаживается на краешек кровати.
– Он так и не вернулся? – спрашивает она, а сама глядит внимательным, пытливым взглядом. Неужели я чем-то себя выдала? Нужно быть осторожнее.
– Не вернулся.
Девушка пожимает плечами:
– С ним такое часто бывало. Под утро воротится... Ложилась бы спать.
Не могу!!!
– Наверное, так и сделаю. – Подхожу и гляжу на спящую Ангелику: хоть у кого -то получается спокойно спать посреди всего этого хаоса.
А Шарлотта вдруг спрашивает:
– Как тебе это удалось, как ты смогла заставить его привезти тебя сюда? Алекс до сих пор не может в это поверить.
Я оборачиваюсь к ней с грустной полуулыбкой.
– Сама не знаю. Просто повезло...
Но она мне не верит... Точно не верит. Все глядит и глядит на меня своими большими карими глазами, словно хочет докопаться до сути.
Встряхиваю головой: это, наверное, паранойя... Так у людей и едет «крыша». Надо расслабиться и вести себя естественнее.
– Сегодня мы красили кота, – признаюсь вдруг Шарлотте и рассказываю историю целиком. Она смеется, сотрясаясь всем своим телом, и я добавляю: – Ты знала, что, если съесть маковый пирог, то тест на наркотики покажет, что вы находитесь под действием наркотиков?
Вижу недоумение в ее взгляде:
– Это ты к чему? – спрашивает она. – Сегодня на ужин... если память мне не изменяет, маковый пирог не подавали.
И мне приходится каяться:
– Прости, иногда это происходит помимо воли: я выдаю бессмысленные факты, за которые подчас самой стыдно.
– Ты чуточку странная, не так ли? – прищуривает глаза Шарлотта. – Но, знаешь, я тоже такая. – И как бы оправдываясь: – Хотя, возможно, и в меньшей степени, чем ты.
Именно в этот момент и звонит мой сотовый – кидаюсь к нему слишком поспешно для незаинтересованного человека. Но дело уже сделано...
– Алло? – Голос незнакомый, мужской, интересуется, та ли я девушка, что откликается на странное имя «Катастрофа». Отвечаю утвердительно и хватаю бумагу, чтобы записать продиктованный им адрес. – Скоро буду, – бросаю в телефонную трубку. – Задержите его, пожалуйста, до моего прихода. Спасибо!
– Что случилось? – спрашивает Шарлотта. – Это насчет Юлиана?
– Да, кажется ему требуется помощь по транспортировке домой.
– Хочешь сама поехать? Не заблудишься?
И я пожимаю плечами:
– У меня есть навигатор. – А потом смотрю на Ангелику: – Присмотришь за ней до моего возвращения? – спрашиваю Шарлотту. – Ночами она редко просыпается. Тебе нечего беспокоиться!
– Конечно присмотрю, – отзывается девушка. – Ты главное будь осторожнее.
И снова этот взгляд...
– Спасибо, – хватаю сумку с ключами и выскакиваю за дверь. Спешу скрыться с Шарлоттиных глаз... и тороплюсь на помощь Юлиану. Она его не любит, я знаю, слишком многое ей пришлось вынести от него, но собственное сердце испытывает чувства прямо противоположные, и поделать с этим, увы, ничего невозможно. Я на крючке... Как какая -нибудь глупая рыбешка.
Навигатор, когда я забиваю в него нужный адрес, сообщает, что Юлиан ушел не так уж и далеко от дома: десять минут езды – и я на месте. Что ж, тем лучше! Завожу автомобиль и несусь по ночным улицам с превышением скорости.
Небольшой, ничем непримечательный бар «Клементина» встречает меня ором голосов и стуком пустых стаканов о барную стойку. Юлиан сидит за столиком в углу – нахожу его сразу, должно быть, срабатывает невидимый магнит – и лапает какую-то девицу. Пьяную не меньше его самого, откровенно безобразную... Именно такой я ее и вижу, по крайней мере.
Целенаправленно пересекаю узкое пространство между столиками и складываю руки на груди:
– Ты знаешь, какова среднестатистическая продолжительность жизни человека? -спрашиваю я, и Юлиан фокусирует на мне свои голубые глаза.
Удивления не выказывает, только произносит:
– Думаю, ты мне сейчас об этом поведаешь.
Именно так я и делаю:
– Шестьдесят четыре года, – отвечаю на собственный вопрос и добавляю. – И ты своим пьянством сокращаешь эту цифру вдвое.
Рука Юлиана перекочевывает с плеча девушки на ее же талию. Кобель бессовестный!
– Не вижу никакой связи между мной и имеющейся статистикой, – улыбается мне прямо в лицо. А потом другим тоном осведомляется: – Что ты здесь делаешь, Катастрофа?
– Приехала забрать тебя домой, – произношу в том же духе, ощущая громко ухающее сердце где-то у горла. – Пожалуйста, пойдем со мной.
И Юлиан кривит губы в улыбке:
– Вот, значит, как ты заговорила. А несколько часов назад, когда я звал тебя с собой, что ты сделала? Пошла? – И почти выплевывает: – Как бы не так. Ты осталась с ними... Проигнорировала меня. Предательница чертова!
Так и думала, что все дело именно в этом...
– Не будь ребенком, Юлиан. Твои претензии смехотворны... А даже если бы не так, -нахожу нужным добавить я, – неужели ты хотел бы, чтобы твоя семья узнала о нас...
И он вскидывается:
– Стыдишься меня?
– Я думала, ты сам не готов афишировать нашу связь.
И тогда он снова вскипает:
– Связь? Нет у нас никакой связи. Я вообще ни с кем ничем не связан... Я свободный человек и могу делать все, что захочу.
Молча качаю головой, как бы говоря: «Что ж, думай, как хочешь, мой маленький бравый петушок», и Юлиану мое молчание приходится не по нраву. Он тянет пьяную девицу на себя и начинает целовать ее в губы... Если он думал таким образом вызвать мою ревность, то глубоко просчитался: ничего, кроме брезгливости, я не испытываю, что и демонстрирую наглядно. Он замечает это, так как целуется, не закрывая глаз: наблюдает за моей реакцией. Ну сущий ребенок, что еще скажешь!
И наконец добавляет:
– Ты была нужна мне... ты была нужна мне сегодня... чтобы ублажить меня, Катастрофа. -И с особым напором: – Мне вообще ничего, кроме секса, от тебя и не надо! Думаешь, я могу увлечься такой, как ты? Ненормальной девицей с маленьким ребенком? – Презрительно улыбается: – Да никогда. Просто у тебя классная грудь, да и попка тоже ничего. А в остальном... ты такая же, как все. Похотливая сучка, подобно моей матери, готовая выскочить из трусиков при виде первого же смазливого личика... Я презираю таких, как ты. Убирайся отсюда! У-хо-ди.
Он произносит жестокие слова, ранящие до крови, такие, от которых хочется надавать пощечин и убежать прочь, как он и гонит. Только мне не десять лет, и я знаю, что только глубоко несчастный человек станет ранить другого столь же сильно, как больно ему самому. Довольные жизнью люди не причиняют боли другим...
Стискиваю зубы, чтобы не разреветься... от обиды, которая, несмотря на все, жжется в глубине сердца, от, возможно, беспочвенной надежды, которой я позволила расцвести буйным цветом. От самой мысли, что я могла быть такой дурой, чтобы снова впустить в свою душу недостойного человека...
– Можешь этим себя и успокаивать, – продавливаю сквозь стиснутое спазмами горло. -Если думать так тебе спокойнее... Только знай: если я уйду одна – больше ты нас с Ангеликой не увидишь. Я заберу ребенка и уйду из твоего дома... Навсегда.
Потом разворачиваюсь и, маневрируя между столиками и пьяными выпивохами, иду к выходу. Слезы, в конце концов, брызжут из моих глаз, и я смахиваю их ладонью...
Значит, вот кем он меня считает: похотливой сучкой, готовой выскочить из трусиков перед первым же кобелем.
Прижимаюсь горячим лбом к холодному металлу автомобиля и закусываю губу, чтобы не разреветься в голос...
Дура! Дура! Дура! Какая же я дура...
– Кат...та...строфа, – окликают меня заплетающимся языком.
Утираю слезы рукавом и оборачиваюсь: Юлиан идет в мою сторону, ковыляя на заплетающихся ногах.
– Ты что, плакала? – спрашивает он, и я отзываюсь.
– С чего бы вдруг, я бесконечно, совершенно счастлива.
Мой голос абсолютно не вяжется с произнесенными словами, однако Юлиан принимает их за чистую монету (или делает вид, что принимает) и говорит:
– Ты распугала всех моих девочек. Ни одна из них больше не хочет меня!
– О, уверена, что это не так, – ерничаю я, но Юлиан возражает:
– Именно так и есть.
Потом тянет на себя дверцу автомобиля в тщетной попытке ее открыть. Она не разблокирована, и у него ничего не выходит... Наблюдаю за ним с тяжелым сердцем, и только минутой позже нажимаю на кнопку разблокировки. Не ожидавший такого подвоха Юлиан снова тянет за дверную ручку и валится на землю, когда так распахивается от минимального усилия.
Он выглядит сущим ничтожеством... В этот момент я и должна была бы выбросить его из головы.
– Ты жалок, – произношу равнодушно, просто констатируя факт. – Ты, действительно, такой, как мне о тебе говорили. Жалкий, ничтожный эгоист и бесчувственная скотина.
– Кат...та...строфа, – зовет меня он, пытаясь заползти в салон автомобиля. – Я не скотина... Что ты там бубнишь себе под нос?
«Завтра я проснусь исцеленной». Именно это я и обещаю себе, запихивая пьяницу на переднее сидение «фиата». Именно это я твержу себе всю дорогу до дома и даже дольше: таща парня по темному холлу и взбираясь по лестнице, сваливая его на кровать и стаскивая с негодяя ботинки.
– А поцелуй на ночь? – произносит он в какой-то момент. – Юлиан хочет ласки...
– Попугая я бы приласкала с большим удовольствием, нежели тебя, – отзываюсь уже от дверей. Но от снова клянчит:
– Не уходи... пожалуйста... Эмили. Полежи со мной... хотя бы чуть-чуть.
У меня нет никакого желания делать это: мы, «похотливый сучки», тоже можем страдать, подобно остальным смертным. А я страдаю...Слова Юлиана так и жгут раскаленным железом.
– Просто полежи, – повторяет он, и я скидываю балетки и укладываюсь позади него. Просто полежу и подумаю... Просто решу, как мне быть дальше.
17 глава. Юлиан
Я просыпаюсь с тяжелой, пульсирующей болью головой, и это слегка подзабытое чувство телесного дискомфорта заставляет скривиться от омерзения к самому себе. Что странно: омерзителен я себе не только от учиненной давеча попойки, но и отчего-то еще... Не столь явного, но занозой засевшего прямо в сердце.
Что же я такого натворил?
Начинаю прокручивать в голове события вчерашнего дня: с момента несостоявшегося прощания с Катастрофой в Мюнхене и до момента укладывания меня в постель... Что-то произошло в этом промежутке – что-то нехорошее.
Неужели я наговорил ей гадостей?
Показал Юлиана Рупперта во всей своей красе.
Повел себя по-свински...
Не скажу, чтобы прежде меня это особенно волновало, но сейчас как-то... стыдно, что ли. Может быть, впервые в жизни по-настоящему стыдно! И я утыкаюсь лицом в подушку.
Она, кстати, приятно пахнет, и я вдруг понимаю, что это цветочный шампунь Эмили. Значит, она лежала рядом...
Черт возьми, я должен ее видеть! Соскакиваю с постели, и тут же слышу аккуратный стук в дверь.
Эмили. Неужели она?! Распахиваю створку рывком и вижу... своего отчима.
Адриан? Ему-то что здесь надо?
– Доброе утро, сын. – От его бодрого, полного сил голоса мне по обыкновению хочется скривиться, особенно, когда слышу его на хмельную голову.
– Доброе, – нехотя отзываюсь я. И спрашиваю, как бы желая поскорее отделаться от него:
– В чем дело? Чего ты хотел в такую рань?
Сам понимаю, что веду себя как грубиян (наверное, Эмили осудила бы меня за это, но привычка, как известно, – вторая натура) и не в моем положении вести себя таким образом, однако Адриан никак на грубость не реагирует, только слегка сдвигает рукав своего пиджака и глядит на циферблат дорогих часов.
– Сейчас уже начало двенадцатого, – произносит он. – Завтрак давно прошел, и я ждал тебя для разговора. Оговоренного вчера, если ты не запамятовал, – добавляет с особой интонацией. – Так что, если ты в состоянии поговорить...
На что он намекает, в конце концов? Думает, я десятилетний ребенок, не способный к цивилизованному разговору... пусть даже и на больную голову?
– Конечно, давай поговорим. – Отступаю, пропуская мужчину в свою комнату, и невольно замечаю быстрый взгляд в направлении разобранной постели и нервное дерганье головой, сопровождающее полуповорот к окну.
Я знаю, о чем он думает в этот момент... что вспоминает... И впервые за долгое время что -то похожее на чувство вины пузырьком поднимается из самой глубины моего естества и с тихим «плюмс» ударяет в голову.
– Извини, я только проснулся... – начинаю оправдываться я, но замолкаю под удивленным, полным недоверия взглядом. И спешу сгладить непривычную тактичность вопросом: – Так о чем ты хотел поговорить?
Адриан откашливается, покручивает пальцами браслет своих наручных часов – говорит.
– Это касается работы: то самое предложение, которое я делал тебе год назад. – И спрашивает: – Как ты смотришь на то, чтобы попробовать себя в чем-то новом? Наш филиал здесь, в Нюрнберге, нуждается в новом менеджере по продажам, и ты мог бы занять это место.
Торговать платьями?! Не представляю себя в этой роли.
– У меня нет соответствующего образования.
– Но задатки-то есть. Помнится, ты начинал учебу именно в этом направлении, пока не перевелся на музыкальный факультет...
Было дело... Но все-таки торговля – это не мое. Я люблю тратить деньги, а не зарабатывать их... Почти было открываю рот, чтобы озвучить эту мысль вслух, когда перед глазами мелькает перемазанное синей краской личико Катастрофы.
Интересно, она уже позавтракала?
– Не уверен, что это мое, – отвечаю Адриану, желая поскорее закончить разговор и отправиться на ее поиски.
– Не попробуешь – не узнает, – произносит он. – К тому же на первых парах у тебя будут помощники, не думай, что весь груз ответственности ляжет на твои плечи.
Ну, конечно же, разве можно доверить свое любимое детище беспутному пройдохе без каких-либо гарантий! Толпа нянюшек станет наблюдать за каждым моим словом и шагом... Только об этом и мечтаю. Ага...
– Хорошо. Давай попробуем...
Язык мой – враг мой. Не понимаю, почему соглашаюсь на предложение Адриана – может, хочу подложить очередную свинью? Подобные штуки выходят у меня лучше всего.
– Так ты согласен? – отчим, похоже, и сам не верит услышанному. – Я могу на тебя рассчитывать?
– Я попробую – большего не обещаю, – отзываюсь мрачным голосом.
Ощущаю себя проигравшим, сдавшимся на милость победителя... слабаком. Тряпкой. Ничтожеством. Долго осаждаемой крепость, выбросившей белый флаг... Хочется выскочить из комнаты, хлопнув дверью и наговорив Адриану ворох колкостей и оскорблений, однако я этого не делаю: смотрю, как он кладет на стол стопку новеньких купюр («Тебе на первое время») и идет к выходу («Детали обговорим позже») – я же остаюсь стоять посреди собственной комнаты в странном душевном параличе.
Что я наделал?! Зачем согласился? Позволил подкупить себя деньгами. Повелся на мечту о чем-то большем, чем моя давешняя пустая жизнь в Мюнхене.
И с каких это пор я вообще начал мечтать? Особенно о таких низменных вещах, как детская коляска, к примеру. Та самая, которую я теперь могу подарить Катастрофе для ее дочери.
Это ненормально, когда у ребенка нет детской коляски, разве не так?
И настолько эта мысль кажется соблазнительной, что я решаюсь с этого и начать: купить коляску и только потом попросить у Эмили прощение за свое вчерашнее поведение. Для усиления эффекта, так сказать... С этой мыслью я спешу в душ – привожу себя в порядок, а потом ухожу из дома, так и не удосужившись выяснить, где обитается Катастрофа.
Все это позже, а пока сажусь за руль одолженного Адрианом автомобиля и еду в сторону центра: там я точно найду все, что мне нужно. А нужен мне детский магазин...
Надеюсь, Катастрофа оценит мой жест доброй воли, учитывая все ужасы, которые мне пришлось вынести по ее вине.
– Юлиан. – Я едва успеваю выйти из здания парковки, как слышу окликающий себя голос. Звонкий, с легкой хрипотцой на выдохе. Узнаю его мгновенно и с трудом удерживаю на лице безучастную улыбку. Франческа – последний человек, которого мне хотелось бы сейчас видеть...
– Рад тебя видеть.
– А уж я-то как рада! – Женщина взмахивает рукой с мелко подрагивающими браслетами.
– Не знала, что ты в городе. Давно вернулся?
– На днях.
– Где остановился?
Мою секундную заминку она истолковывает в верном ключе, и ее губы расплываются в широкой улыбке.
– Значит, он все-таки простил тебя? – спрашивает она. – Была уверена, что так оно и будет.
– А потом проводит ногтем по моей груди: – Если хочешь, можешь пожить у меня, -предлагает при этом. – Я купила новую квартиру... с широкой кроватью и балконом. Тебе там понравится... Обещаю.
Ее пальцы продолжают выписывать узоры на моей груди, а губы соблазнительно улыбаться, но я не испытываю ничего, кроме желания сбежать. Выкинуть само ее существование из своей памяти, вычеркнуть навсегда: с Франческой у меня связаны не самые лучшие воспоминания. Поначалу удобная игрушка, повод посильнее задеть отчима, после – инициаторша необычного «подарка» для моего братца и как итог, полнейшего разрыва с семьей.
– У меня другие планы, прости. – Разворачиваюсь, чтобы уйти, но женщина хватает меня за руку и буквально прожигает взглядом.
– Ты изменился, – сводит она свои выщипанные бровки на переносице. – Что с тобой приключилось? Где это видано, чтобы Юлиан Рупперт отказывался от такого выгодного
предложения? – Она прикладывает мою ладонь к своей груди, и я ощущаю сквозь ткань шелковой блузки ее затвердевшие от желания соски.
На секунду, но это меня заводит – вспоминаю наши с ней пируэты на их с Адрианом постели – даже сглатываю пересохшим горлом, и она это видит. Притягивает мою голову к себе и целует в губы... Требовательно. Напористо. С полным осознание своей власти над моим телом...
– Приходи вечером. Я буду ждать, – шепчет прямо у уха, засовывая в карман моих джинсов визитку с номером телефона и адресом.
Знаю, что не приду – у меня есть кому согреть мою постель – однако ей об этом не говорю. Позволяю Франческе скрыться из вида и спешу собственным курсом... Мысли, однако, так и метутся в голове: воспоминания обступают со всех сторон. И ярче всех то событие почти годовалой давности на дне рождения Алекса, когда он кинулся на меня с кулаками... встал из коляски и... повалился к моим ногам.
Это был настоящий шок... Никогда не думал, что этот фрик сможет совершить нечто подобное: действительно, встать и начать ходить. Я думал, это лишь пустые мечты, которые Адриан пестовал в сыне с неизменным упорством, а потом эти злость и ненависть в Алексовых глазах... А я ведь всего лишь хотел услужить: позволить мелкому пакостнику испытать настоящие мужские чувства. Немного секса ему бы не повредило... Кто ж знал, что ему вздумается влюбиться в эту стриптизершу?! Ночную бабочку, до которых он был так падок.
До бабочек – не до стриптизерш.
– Чего бы вы хотели? – голос продавщицы вырывает меня из воспоминаний, и я отвечаю:
– Детскую коляску. Самую лучшую, что у вас есть!
Девушка расплывается в широкой улыбке и начинает расписывать преимущества представленного в магазине товара. Я слушаю в пол уха, а потом просто тыкаю пальцем в самую, на мой взгляд, интересную из всех и оплачиваю покупку наличными.
К автомобилю возвращаюсь с оглядкой: надеюсь, бессовестная итальянка не проследила, куда я ходил и не подкарауливает меня где-то рядом – а потом возвращаюсь домой и тащу покупку в комнату Катастрофы. Предвкушение подарка кружит голову, и я стучу настойчивее в надежде услышать долгожданный отклик...
– Эмили? – приоткрываю дверь и заглядываю вовнутрь. Вижу неразобранную постель и полное отсутствие их с Ангеликой вещей.
Не понимаю.
– Эмили? – зову громче, выскакивая из комнаты. – Эмили? Катастрофа? – Ощущаю панику, змеей скользнувшую по позвоночнику. – Где ты?
Ни в саду, ни в столовой – ни в одной из комнат нашего дома она так и не обнаруживается. Наверное, ушла на прогулку или, быть может, за покупками...
– Не знаешь, где Катастрофа? – кидаюсь к появившейся в дверях дома Шарлотте и хватаю ее за плечи, встряхиваю.
– Катастрофа? – переспрашивает она несколько испуганно, и я поправляюсь.
