Текст книги "Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ)"
Автор книги: Евгения Бергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
3 глава. Юлиан
Девушка под боком – та, имени, которой я даже не удосужился узнать – тычет меня рукой.
– Телефон звонит, – хрипит она спросонья. – Ответишь?
Выругиваюсь, пытаясь нащупать смартфон на прикроватном столике. Кому пришло в голову звонить посреди ночи? Так и прибил бы, честное слово.
– Алло? – буквально рычу в телефонную трубку, давая понять незадачливому абоненту всю силу своего негодования.
И тот спрашивает:
– Юлиан Рупперт?
– Да, это я, черт возьми. Кто вы такой и что вам от меня нужно?
– Офицер Винтерхолер, – отвечает невозмутимый голос, – полиция Мюнхена. Я звоню вам по поводу Эмили Веллер, знаете такую?
– Впервые слышу, – кидаю, не задумываясь, почти готовый нажать кнопку отбоя, однако слова офицера останавливают меня.
– А вот она, похоже, хорошо вас знает, молодой человек. Г оворит, вы отец ее ребенка и вышвырнули ее на улицу, не особо заботясь об их с дочерью благополучии...
Я почти теряю дар речи от возмущения, даже рот приоткрываю, не в силах выдать что-то хоть минимально похожее на связную речь. А потом меня прорывает:
– Вы, наверное, шутите?! – ору во весь голос, не особо заботясь о приличиях. – Эта девка обманом пробралась в мой дом, а теперь еще и ребенка впаривает. Да пошла она знаете куда...
Мужской голос с другого конца телефонной трубки убийственно невозмутим:
– Так, значит, вы все-таки знаете эту девушку? А минуту назад уверяли в обратном. – И другим, более угрожающим тоном: – Лучше бы вам приехать в полицейский участок, герр Рупперт, и забрать свою девушку домой. Если вы этого не сделаете, – он выдерживает многозначительную паузу, – последствия могут быть не самыми приятными для вас обоих. – И он называет мне адрес полицейского участка.
– Это не мой ребенок! – единственное, что успеваю прорычать я прежде, чем телефонные гудки раздаются прямо у моего уха.
Вот ведь лживая корова, сказала, что я отец ее ребенка... С такими, как она, вечно одни проблемы! Хлопают своими невинными глазищами, а потом – бац! – примите и распишитесь. Нет, со мной этот номер не пройдет... Еще посмотрим, кто кого.
Выталкиваю сонную клушу из своей постели и велю ей убираться. Она вся такая помятая со сна, расхристанная, с размазанной под глазами тушью – отвратительная, одним словом.
Хочется запустить в нее вот хотя бы туфлей, изгоняя, словно мерзкого таракана, а она еще канючит телефончик и мечтает сговориться о новой встрече.
Никогда!
Может и не надеяться.
– Пошла вон! – ору на всю квартиру, натягивая джинсы и футболку. А потом с размаху луплю кулаком по дверце шифоньера... Резкая боль огненным всполохом проходит от костяшек до предплечья, и я рычу, не в силах снести этого молча.
И все из-за этой девки с ребенком, будь она трижды проклята!
Уже выходя из квартиры, смотрю на часы: половина пятого утра. Что, спрашивается, она делала на улице в это время? Каким образом оказалась в полицейском участке?
От каждого нового вопроса я закипаю с удвоенной силой и несусь по просыпающимся улицам города, подобно ангелу-мстителю, готовому убивать.
Ну, Эмили Веллер, берегись!
Выяснив по какому делу я явился, меня ведут в отдельный кабинет. Там я и вижу ее, девицу с ребенком, сидящую на стуле и глядящую на меня лишь слегка виноватым взглядом. Словно и не она вовсе выдернула меня из постели посреди ночи и не заставила тащиться через весь город ради выяснения заведомого бредового факта: факта моего мнимого отцовства.
Все в ее кажущемся облике пай-девочки вызывает во мне раздражение: и эти голубые глазища под черными бровями, и забранные в хвост волосы неопределенного каштановобезобразного цвета, даже ее обтянутые малиновыми колготками ноги вызывает во мне приступ изжоги. Иррациональный, но самый что ни на есть натуральный! Я уж не говорю о ее груди, при воспоминании о которой я мысленно сжимаюсь... Она неизменно ассоциируется с маленькими детскими губами, вцепившимися в ареолу ее соска.
Отвратительно!
– Герр Рупперт? – обращается ко мне женщина-полицейский, сумрачная, словно сам смертный грех. – Рада, что вы приехали. Подпишите эту бумагу и можете забрать свою девушку домой...
Молча гляжу на протянутый ею документ и качаю головой.
– В чем дело? – интересуется она. – Вы отказываетесь позаботиться о собственном ребенке?
– Я отказываюсь идти на поводу у этой стервы, – произношу, ожигая ненавистную девицу взглядом. – Мы с ней даже не знакомы, хотя она, конечно, утверждает обратное.
Женщина в форме позволяет себе легкую усмешку.
– Если бы вы знали, сколько мужчин говорят то же самое в аналогичных ситуациях, -отзывается она на мои слова. – Сотни. Тысячи... – И предлагает: – Может быть, уже подпишите эту бумагу, и дело с концом...
– Но она, действительно, не моя девушка! – не выдерживаю я. – Не была и никогда ей не будет, это я вам обещаю. – И спрашиваю: – В чем, собственно, проблема? Чего она от меня хочет?
И женщина-полицейский отвечает:
– Ваша девушка, – я невольно взрыкиваю, – ночевала в машине вместе с ребенком. Это совершенно недопустимо, и мы были вынуждены принять соответствующие меры.
– Я-то тут при чем?!
– Да при том, герр Рупперт, что у девушки в городе никого нет, кроме вас. Если вы откажетесь позаботиться о ней и ребенке, нам придется дать делу юридический ход, и последствия могут быть самыми непредсказуемыми.
– Думаете, мне есть до этого дело?! – развожу я руками. – Сумела выродить этого младенца, пусть сумеет и позаботиться о нем. А если не так, пусть отдаст тому, кто сможет сделать это за нее...
Слышу жалостливый всхлип за спиной. О, только этого нам и не хватало! Пора валить, пока эта девица не распогодилась в три ручья.
– Я ухожу, – заявляю на ходу, готовый распахнуть дверь кабинета и бежать куда подальше. Вот только мне это не удается...
Будь оно все неладно!
– Оплачивать судебные издержки и последующий тест на отцовство придется скорее всего именно вам, герр Рупперт, – заявляет вредная баба в форме. – Если готовы к немаленьким тратам, то, пожалуйста, уходите, я вас не держу. – И кладет так и не подписанный мною документ в голубенькую папку.
Это еще что за новости...
– Почему я должен платить?! – не без возмущения осведомляюсь я. – Вы издеваетесь, что ли? Какой-то урод заделал ей ребенка, а платить должен я? Да вы с ума посходили. – И в сторону девицы: – Она ни цента от меня не получит, пусть даже и не надеется.
И женщина в форме снова вынимает из папки заложенный в нее документ:
– В любом случае, у вас есть выбор, – обращается она ко мне, – либо платите, либо... позаботьтесь о матери своего ребенка. Подумайте сами, что выйдет дешевле... – И с убийственным намеком на улыбку в уголках серых глаз: – Полагаю, ответ очевиден.
Желание крушить возрастает в геометрической прогрессии, особенно при мысли о деньгах, с которыми у меня и так довольно туго: Адриан прикрыл мой банковский счет. В воспитательных целях, как он сказал... Жадный ублюдок. Всегда знал, что он тот еще урод...
– Где расписаться? – замогильным голосом осведомляюсь я, направляясь к столу и едва не прорывая документ шариковой ручкой. Так и разодрал бы его на мелкие кусочки... вместе с ненавистной девицей и ее младенцем.
– Вы приняли правильное решение, – улыбается женщина-полицейский, и я выскакиваю из кабинета так быстро, как только могу. И плевать, следует ли пай-девочка на буксире или нет...
Мне надо закурить. Затянуться и успокоиться... Позволить сладкому дыму утишить бурю в клокочущей вулканом душе. Чиркаю зажигалкой, заполняю легкие дымом и замечаю девицу позади себя. Стоит, сама невинность, и молча ждет... Сразу и не подумаешь, какая она на самом деле стерва!
Поворачиваюсь и выдыхаю сигаретный дым прямо в ее лицо. Она закашливается, разгоняя его руками, и впервые произносит:
– Ребенку вредно вдыхать сигаретный дым. Пожалуйста, не кури при ней! Не делай ее пассивным курильщиком.
– Да пошла ты, – отзываюсь издевательским тоном, продолжая раскуривать сигарету.
На улице зябко, сеет мелкий дождик, и девица кутается в тонкую кофту, явно желая оказаться в местечке потеплее. Я намеренно мурыжу ее на холоде еще две сигареты кряду... Пусть знает, как навязываться незнакомым людям. Ей повезло еще, что я не какой-нибудь маньяк-убийца, готовый расчленить ее на тысячи кусочков...
Хотя, если честно, готов, правда, только мысленно, но аж пальцы зудят от желания напакостить ей.
Когда же мы, наконец, направляемся к моему автомобилю, она кидается в сторону крохотного «Фиата-Пунто», сообщая на ходу:
– Я только прихвачу наши вещи.
Так они в ЭТОМ собирались ночевать?! Здорово, ничего не скажешь. Мне бы в таком драбадане даже ноги вытянуть не удалось. Да и вещичек у них на двоих тоже так себе, не много: злосчастный чемодан и две спортивные сумки, по одной на каждого. Я не джентльменствую: позволяю девице самой укладывать их в багажник и управляться с детским автокреслом. Даже специально срываюсь с места прежде, чем она успевает застегнуть ремень безопасности, и бедняжечку швыряет на сиденье, так что ее ноги в малиновых колготках подбрасывает вверх.
Забавное зрелище!
Умопомрачительно приятное...
В квартире я с ней тоже не разговариваю – плевать что она будет делать: захожу в свою спальню и с шумом захлопываю дверь, отсекая себя от двух недоразумений, вторгшихся в мою жизнь.
Пошли они все на...
4 глава. Эмили
Он захлопывает дверь, и я остаюсь с Ангеликой одна посреди чужой гостиной. Даже выдыхаю от облегчения... В какой-то момент мне казалось, что этот разъяренный сверх всякой меры мужчина, пришибет меня одним ударом кулака. К счастью, он не из тех, кто распускает руки, и все обходится пусть и хлесткими, но словами.
Раскладываю диван, стараясь не разбудить уснувшего ребенка, чищу зубы и, подложив под голову свернутое полотенце, проваливаюсь в глубокий сон.
Не помню, снилось ли мне хоть что-то, только просыпаюсь я от хныканья Ангелики, и, переложив ее на диван подле себя, даю малышке грудь. Молока у меня много, и тем самым хотя бы одной проблемой меньше. Лишь бы не появился несносный грубиян с презрительной улыбочкой на губах...
Впрочем, на часах только девять утра, а, значит, он еще не скоро проснется. Хоть какая-то отсрочка перед новым «забегом»...
Начинаю прокручивать в голове события этой ночи: Мария привезла меня к полицейскому участку около трех часов и познакомила со своей бывшей ученицей, Леной Марш. Они сговорились еще несколько дней назад, и девушка обещала подыграть в нашем маленьком спектакле, если в том появится нужда. Нужда появилась, и потому ее коллега поднял Юлиана с постели в начале пятого, как раз, когда я угомонила разбушевавшуюся Ангелику. Похоже, дочь чувствовала мою нервозность, и отвечала собственными концертами...
Я страшно боялась новой встречи с Юлианом, не ожидая от нее ничего хорошего, однако Лена оказалась хорошим психологом и смогла надавить на правильные точки. Впрочем, я так и не поняла, радоваться мне этому или нет...
Пока что был только страх перед новыми выходками Юлиана. Не выставит ли он меня за дверь сразу же после пробуждения? Захочет ли стать нянькой маленькой Ангелике? Об этом я думала не без ужаса.
Самое сложно из всего, мне предстоящего, – доверить этому типу своего ребенка.
– Опять?! – будит меня презрительный голос, и я понимаю, что задремала. – Прикройся уже, смотреть тошно. – Я натягиваю на себя банный халат, который использовала вместо покрывала, и с опаской гляжу на полуобнаженного парня, вальяжно проследовавшего в сторону кухонного уголка.
На нем только низко сидящие джинсы и подозрительно-довольная улыбка в пол лица.
Что он задумал?
– Выспалась? – обращается он ко мне. И я, слишком взвинченная, а потому неадекватная, ляпаю первое, что приходит в голову:
– На Плутоне есть подземный океан.
Этим я, кажется, застаю Юлиана врасплох, так как он переспрашивает:
– Что, прости, я, кажется, не расслышал?
– На Плутоне есть подземный океан, – повторяю совсем тихо, сетуя на собственную привычку выдавать бессмысленные, казалось бы, факты в момент наивысшего нервного напряжения.
Глаза Юлиана слегка сужаются, фокусируясь на моем лице.
– Ты в принципе-то нормальная? – спрашивает он. – Может, у тебя ку-ку, с головой не в порядке?
Я даже не обижаюсь: Карл постоянно называл меня «маленькой сумасшедшей». Наверное, такая я и есть: кто бы еще в трезвом уме и твердой памяти согласился ввязаться во всю эту канитель с перевоспитанием большого мальчика.
Большого... симпатичного мальчика со скверным характером!
Невольно обращаю внимание на грудные мышцы парня, нахально выставленные на всеобщее обозрение, ну, то есть, на мое индивидуальное обозрение в данном конкретном случае. Никак хочет смутить и прогнать меня из дома...
Не получится – слишком многое для нас с Ангеликой поставлено на карту.
– Согласись, про подземный океан на Плутоне ты, действительно, не знал? – отвечаю вопросом на вопрос. Пора взять себя в руки и перестать трястись...
И Юлиан изгибает губы в язвительной насмешке:
– О да, как я мог упустить такую жизненно важную информацию!
Говоря это, он выглядывает в окно и моментально спадает с лица.
– Черт возьми, – орет он на всю квартиру, – что здесь делают эти полицейские? Они ведь не собираются пасти нас у дома? – и он стискивает кулаки.
– Офицер Марш сказала, что будет контролировать ситуацию, ты должно быть упустил это, – произношу как можно осторожнее, не желая вызвать приступ еще более яростного негодования со стороны парня. И тот, действительно, оборачивается с гневно выпученными глазами:
– Какого, спрашивается, лешего, ты вообще заявила этой бабе, что я отец твоего ребенка?
– осведомляется он с едва сдерживаемым негодованием. – Совсем с катушек слетела? Не нашла другого козла отпущения? – Менторским тоном: – Отвечай, любопытно послушать.
Складывает руки на груди и глядит на меня, не мигая.
Так, как меня там учили... Прокручиваю в голове наставления турбобабуль и произношу:
– Просто они застукали меня спящей в автомобиле с ребенком и начали расспрашивать, кто я и что я, есть ли у меня родственники и все такое прочее... Я запаниковала: кроме тебя, я никого в этом городе не знаю. – Пытаюсь казаться несчастной сироткой, нуждающейся в помощи. – И признайся только, что мне некуда податься, могли бы начаться проблемы из-за Ангелики: сказали бы, что я плохая мать, не способная создать ребенку соответствующие условия жизни и... Ну сам понимаешь, я не могла этого допустить!
– И потому оболгала меня? – негодует молодой человек. – Вон, полюбуйся, – тычет пальцем в окно, – они нас теперь пасут в своем автомобиле? Я на это не подписывался.
Я возражаю:
– Подписался... в документе этой ночью. – И так как перекошенное лицо Юлиана снести не так-то просто без анестезии – восклицаю: – У медуз нет мозга, нет сердца и нет скелета.
– И так несколько раз по кругу, прикрыв глаза и отрешившись от всего мира.
Наконец слышу хлопанье дверцы холодильника и звук включившегося электрического чайника. Приоткрываю глаза и оцениваю обстановку...
– Ты снова на связи? – спрашивает парень. – Таких идиоток, как ты, я еще никогда не встречал.
Приходится признать:
– Я такая в единственном экземпляре.
– Это я уже понял. – И как будто смягчившись: – Завтракать будешь? Правда, есть только чипсы.
И я – в ответ:
– Есть пачку чипсов каждый день – это то же самое, что в год выпивать пять литров растительного масла.
– Может заткнешься уже, – стонет парень, откидывая надорванный пакетик с чипсами в сторону. – Весь аппетит перебиваешь.
В этот момент Ангелика подает голос, и я переключаю внимание на нее. Кажется, первую волну негодования мне удалось пережить... Надо рассказать обо всем турбобабулям.
Однако прежде, чем это произойдет, следует закрепить свои позиции: и я, выждав какое-то время, произношу:
– Послушай, мне тоже не особо хочется напрягать тебя своим присутствием, просто не было другого выбора. И раз уж так вышло – давай потерпим друг друга какое-то время...
– Два дня, – вносит предложение Юлиан. – Больше я вряд ли выдержу!
– Не уверена, что смогу найти работу и квартиру за столь краткий срок, – произношу неуверенным голосом.
И он спрашивает:
– Так ты уже не работаешь в баре?
– Выгнали из-за дочери. Мне было не с кем ее оставлять...
На самом деле я просто-напросто подменила знакомую фрау Риттерсбах – еще одна маленькая уловка в нашем коварном плане.
– Всегда знал, что от детей одни проблемы, – заявляет парень. И присовокупляет: – Сделала бы аборт, и дело с концом!
Он сам не понимает, о чем говорит, но его слова бьют по больному, и от внезапной вспышки негодования я так и вскипаю, не в силах сдержаться:
– Лучше бы твоя мама сделала аборт, когда узнала о своей беременности, ты, идиот ненормальный! – ору в сердцах, хватая диванную подушку и запуская ей в обалдевшего парня. Тот даже не успевает прикрыться, и та впечатывается в его идеально красивое лицо...
– Зачем ты это сделала? – рычит он, отпинывая подушку в сторону и порываясь в мою сторону. Лицо злющее, аж страшно... Подхватываю Ангелику и выставляю ее перед собой на вытянутых руках, подобно животворящему кресту, способному отгонять злые силы.
– В Китае убийство панды карается смертью, – выдаю очередной факт, едва борясь с желанием зажмурить глаза.
Юлиан замирает в двух шагах от нас, пристально глядя в глаза моей дочери. Вроде как преодолевая силой мысли преграждающий дорогу барьер...
И тогда Ангелика улыбается. Сучит ножками и тянет ручонки в его сторону...
Юлиан отступает...
шаг...
другой...
третий.
– Два дня, – цедит он сквозь стиснутые зубы, подхватывает ветровку и выбегает из квартиры.
– Боюсь, двумя днями ты не отделаешься, – отвечаю захлопнувшейся двери. – Даже и не надейся!
Теперь, когда я одна в квартире, можно и пошалить немного: я о том, что можно запихнуть в стиральную машинку и постирать вещи Анжелики, разобрать наши сумки, используя вместо шифоньера... журнальный стеклянный столик. Выставить на кухонной столешнице шеренгу из пластмассовых бутылочек различной модификации и дополнить все молокоотсосом.
Пусть этот эгоист поизвивается, подобно ужу на сковороде, при виде захваченной неприятелем территории.
От Алекса я знаю, что их мать умерла больше пяти лет назад, и вместе с ее смертью и без того непростой характер парня стал и вовсе непереносим.
– Не знаю, почему он стал таким, – говорил тогда Алекс с грустью в голосе. – Отец любил нас одинаково, пусть даже Юлиан и был неродным. Что с того? Любовь к матери автоматически распространялась и на ее сына. Однако брат воспринял ее замужество как предательство: до этого они были только вдвоем против всего мира – Юлиан и мама, а потом появился Адриан, оттянувший часть материнского внимания на себя. Я думаю, он так и не смог простить ему этого... А потом еще родился я: писклявый комок, требующий ее внимания и днем, и ночью без перерыва. Наверное, тогда Юлиан и возненавидел всех младенцев в целом... А еще запретил себе чувствовать: чувства делают нас ранимыми (он испытал это на себе), а быть ранимым он не желает никоим образом.
Не знаю, насколько все это верно, однако не доверять Алексу нет никаких причин: он сам натерпелся от брата и искреннее хочет пробиться сквозь его панцирь плохого мальчика.
Надеюсь, у него это получится... не без моей помощи, само собой.
Нахожу под кроватью парня кружевные женские стринги и с брезгливостью выкидываю их в мусорное ведро.
5 глава. Юлиан
Эта девица совершенно ошалела: заполонила мой дом своими вещами, словно так и должно быть. Рассовала их по всем углам – шагу ступить невозможно, чтобы не наткнуться на соски/бутылочки/памперсы/распашонки... Я уже не говорю о самом ребенке, вечно всем недовольном, ноющем существе, поминутно действующем на нервы,
– я даже смотреть на него не могу, не то чтобы пальцем прикоснуться. А эта Эмили вдруг заявляет:
– Если бы ты мог посидеть с ребенком хотя бы в течение часа, это бы сильно повысило мои шансы на успех.
– Посидеть с ребенком? – переспрашиваю, не будучи совершенно уверенным в услышанном. Она, наверное, издевается надо мной!
– Ну да, посидеть с Ангеликой. В этом нет ничего сложного: я покормлю ее перед уходом и уложу спать – ты просто проследишь, чтобы с ней ничего не случилось.
– Чтобы с ней ничего не случилось... – эхом повторяю я, медленно закипая от самой мысли, что она хотя бы допустила нечто подобное. – Ты совсем ополоумела?! – в конце концов, восклицаю несвоим голосом. – Считаешь, что можешь сделать из меня няньку для своего ребенка? Скорее ад замерзнет, чем я соглашусь на подобное.
И она заявляет:
– В таком случае привыкай ко всему этому, – обводит руками устроенный ею хаос, -потому что найти работу с ребенком на руках в разы проблематичнее.
Да вы только посмотрите, какие мы смелые...
– Надо было думать об этом прежде, чем...
Договорить не успеваю.
– Только посмей! – обрывает она меня, хватая диванную подушку. – Я тебе не только подушкой, я тебе туфлей по лбу заеду. – И воинственно глядит на меня из-под растрепавшейся челки.
Она слишком много на себя берет, думается мне в этот момент, оккупировала мою квартиру, так еще рот затыкает. Вот ведь наглая девчонка! Делаю шаг в ее сторону и отбиваю пущенную подушку рукой...
– Не подходи! – буквально верещит она, стараясь убежать от меня. И выдает на бегу очередную абракадабру: – Токио – самый безопасный мегаполис в мире.
Не знаю, какое отношение Токио имеет к моему желанию хорошенько ее проучить, только мы не в Токио, да и злить меня ради собственной безопасности я бы ей не советовал. Ловлю ее со спины и прижимаю к себе...
– Не смей затыкать мне рот в собственном доме, – шиплю прямо в ухо, отплевываясь от забивающих рот волос. Пахнут они, между прочим, весьма неплохо: чем-то медовым, цветочно-пряным. Неожиданно даже для самого себя ощущаю волну неконтролируемого возбуждения: «а она ничего», проносится в моей голове, когда я разворачиваю девчонку лицом к себе и грубо впиваюсь в ее губы поцелуем.
В конце концов, имею право: она живет в моем доме, почему бы ей не заплатить за это натурой. Однако та, похоже, так не считает: секундная заминка – и вот эта пиранья цапает меня за губу. Со всей силы. Злобная фурия! Отпихиваю ее от себя, ощущая вкус крови на языке.
– Что ты наделала, стерва?! – рычу на злобную идиотку, прикладывая к ране бумажное полотенце. – Ты, между прочим, мне должна.
– Это за что, спрашивается?
– За то, что не выставил тебя за дверь. Может быть, именно сейчас и стоит это сделать...
– Не посмеешь, – откликается она на мою угрозу, – женщина в форме придет по твою душу и тогда сам знаешь, что будет. Ничего хорошего для нас обоих! – заключает она.
Замечаю, как вздымается ее пышная грудь, как вьются вокруг головы чуть волнистые каштановые волосы, как раскраснелись бледные щеки... И тут же одергиваю себя: она ведь и не женщина даже: так, дойная корова с писклявым уродцем. Возбуждаться на ее телеса -явный перебор даже для Юлиана Рупперта.
Должно быть, сказывается долгое воздержание: как никак три ночи без секса. Пора, верно, это исправить...
– Советую этой ночью сильно не высовываться, – кидаю вредной девице, направляясь в ванную, полюбоваться на учиненное ею безобразие. – Полагаю, вернусь не один.
– Можешь вообще не возвращаться, – доносится вслед ее голос. – Урод ненормальный.
Урод, значит... Гляжу на себя в зеркало: нет, я не урод, а прокушенная губа лишь придает пикантности образу. Впрочем, как бы там ни было, я не собираюсь из -за этой оккупантши изменять своим привычкам... И улыбаюсь неожиданно посетившей мысли: быть может, маленький эротический концерт заставит ее скорее сбежать от меня. Собрать свои вещички и умотать в неизвестном направлении! Это стало бы истинным избавлением.
С этими мыслями я и ухожу на работу, весь вечер старательно выискивая самых сексуальных красоток, всегда готовых ответить на мои заигрывания: останавливаю выбор сразу на двух и зову их к себе. Они с радостью отзываются на предложение, и я предвкушаю скорую... месть? Да, возможно, так оно и есть. Эта кусачая девица здорово меня разозлила! Пусть истекает слюнями, чертова недотрога.
– У меня тут сестра с ребенком, – предупреждаю подвыпивших красоток у двери квартиры. – Так что проходим на цыпочках, дамы. Стараемся не шуметь!
Они начинают хихикать, словно я выдал некую весьма забавную шутку, и я, подхватив их обеих за талии, волоку в темноте в сторону спальни.
Вредная мамаша не подает признаков жизни: дрыхнет, должно быть. Жаль, если пропустит такой концерт... Впрочем, я постараюсь ее разбудить... с помощью своих спутниц. Вталкиваю обеих в комнату и с ходу командую:
– Раздевайтесь. Не будем терять время!
Сам падаю на край кровати и жду, вслушиваясь в тишину за незапертой дверью. Неужели спит?
– Мы готовы, – мурлычет длинноволосая, опускаясь передо мной на колени. – Можно тебя раздеть?
– Начинай. – Позволяю ее рукам исследовать свое тело и вдруг замечаю тень в темном проеме двери. Какая-то бесформенная футболка болтается на ее теле чуть ниже бедер, а распущенные волосы слегка мерцают в бледном, льющемся из окна свете луны.
– Советую быть потише, – произносит тень знакомым, ненавистным голосом. – Не разбудите ребенка! – бледная рука тянет дверь на себя, и та прикрывается с тихим щелчком.
Значит, не спит... Отступившее было возбуждение, снова ударяет в голову, и я впиваюсь в губы голой красотки. Та стонет... громче, громче и громче – я знаю, как довести женщину до предела.
А потом квартира оглашается детским плачем...
Так не вовремя, как раз, когда я готов был прибавить «басов» к своему маленькому ночному концерту.
– Ребенок проснулся, – произносит одна из женщин. – Может быть, не стоило нам сюда приходить?
И я командую:
– Продолжай. Ребенок уймется, а мое возбуждение – нет.
Мы тщетно пытаемся отрешиться от яростного младенческого ора в другой комнате, однако выходит это из рук вон плохо. Этот самый несексуальный звук в мире убивает всю романтику момента, будь оно все неладно! Сдергиваю было покрывало, а потом плюю на это и просто распахиваю дверь своей спальни:
– Ты можешь уже заткнуть этого ребенка! – кричу девушке с младенцем на руках. – Она портит все настроение... Просто заставь ее заткнуться, – цежу уже сквозь стиснутые зубы.
Та даже не глядит на меня – неужели игнорирует?! – это заставляет меня яриться еще больше, и только потом я понимаю, что стою перед ней в чем мать родила и, верно, смущаю маленькую недотрогу.
– Вы слишком шумные, – слышу ее тихий голос. – Ангелика не может спать в шуме.
– Шуметь ты мне тоже не запретишь, – тычу пальцем в ее согбенную фигурку. И командую:
– Уйми уже этого младенца. – Потом захлопываю дверь и, тяжело дыша, падаю на кровать.
– Может быть, нам уйти? – спрашивает одна из девушек, и я тяну ее на себя. Хочу доказать, что никакие склоки со зловредной девицей не могут испортить мне ни настроения, ни правильного настроя... Однако настроя, действительно, нет: та сразу же это замечает, и, выкрутившись из моих рук, натягивает впопыхах сброшенное платье.
– Позови, когда сестра съедет, – произносит она с особым ударением на слове сестра. -Сейчас ты явно не в лучшей форме. А мне обещали нечто крышесносное... До встречи.
И она исчезает за дверью, бросив меня с длинноволосой наедине. Ничего, так даже лучше: не надо размениваться на обеих сразу...
– Иди сюда, – усаживаю девушку себе на колени и начинаю целовать ее грудь. Ловлю себя на том, что за плотно прикрытыми веками пляшут сторонние картинки: другая грудь, другие губы... Ну, блин, достало. Да и ребенок все никак не унимается... Специально она что ли его разбузыкивает?
– Прости, Юлиан, я так не могу, – отстраняется оставшаяся девушка. – У меня у самой ребенок, и от этого крика у меня аж сердце разрывается.
– У тебя ребенок?! – вопрошаю, крайне пораженный, и с брезгливостью сталкиваю ее со своих колен.
– Ну да, – произносит собеседница, – ему как раз годик исполнилось. Родители присматривают за ним этой ночью...
Я разом утрачиваю к ней всякий интерес и машу рукой:
– Убирайся. Дорогу, надеюсь, найдешь? Не маленькая.
Она глядит на меня молча, наверное, с негодованием – мне просто плевать на это, лишь бы скорее умотала отсюда. На выходе она все-таки произносит:
– Ну ты и кретин, Юлиан Рупперт, думаешь, если у меня есть ребенок, то от этого я перестала быть женщиной? Да ты ведешь себя не лучше тринадцатилетнего подростка... Не понимаю, чего я в тебе нашла.
– Может быть, отличный член?! – насмешничаю я.
И девушка качает головой:
– Что-то не заметила, знаешь ли. Похоже, ты теряешь форму?
А вот это болезненно: удар ниже пояса, так сказать.
– Ничего я не теряю, – говорю скорее себе самому, нежели вышедшей вон девице. – Это все из-за этого чертова младенца... и этой коровы, его мамаши.
Слышу, как девушки разговаривают между собой... Меня обсуждают? Приникаю к чуть приоткрытой двери и прислушиваюсь.
– Ты приложи ей теплый мешочек с вишневыми косточками к животику – может помочь, -советует моя неудавшаяся любовница оккупантше. – Я своему всегда так делала, когда ему было плохо. – Или дай попить ромашкового чая.
Презрительно кривлю губы от всей этой женской бредятины и возвращаюсь в постель.
Зато хотя бы высплюсь как человек... а удовлетворить себя можно и в одиночестве.
