Текст книги "Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ)"

Автор книги: Евгения Бергер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

22 глава. Эмили

Этого я и боялась: разоблачения... оскорбленной гордости, злости, неприятия.

Но и смолчать было бы неправильно... Так что, даже хорошо, что все раскрылось вот так, как бы само собой. Пусть даже Юлиан и сбежал, оставив меня гадать о дальнейшем...

Хорошем ли, плохом ли – время покажет.

Турбобабули верят в лучшее: Хайди так и сказала: «Он вернется, не переживай. У парня слово «Любофф» прямо на лбу написано... большими буквами», а Мария похлопала меня по плечу, мол, все будут хорошо, не переживайт. Только Кристине было не до меня – она занималась Шарлоттой.

Теперь-то все это позади: Шарлотта родила чудесную девочку и ждет не дождется выписки домой. А пока ее нет, дом как-то враз обезлюдел: из всех живых душ тут только я да убирающаяся внизу приходящая горничная.

Юлиан в доме только ночует – мы и словом не обмолвились с прошлого раза на парковке.

Алекс тоже проводит время у Стефани... Его комната с бабочками стоит пустой и заброшенной – я специально в нее заглядывала.

Все это нагоняет на меня тоску...

А еще вчера позвонил Карл: сказал, что хочет увидеться и поговорить. О чем, ума не приложу. Я ответила, что не знаю, когда вернусь в Эллинген, но как только это случится, тогда можем и поговорить.

Ему это явно не понравилось... Но мне все равно – у меня полно других забот, помимо его царственной персоны. Что он вообще хочет?

К несчастью, ответ я получаю скорее, чем намереваюсь: утром следующего дня раздается звонок в дверь, и, так как я завтракаю в полном одиночестве, спешу отозваться на этот настойчивый призыв.

На пороге – Карл с приветливой улыбкой на лице.

– Здравствуй, Эмили.

– Здравствуй, что ты здесь делаешь?

– Приехал поговорить. – Его моя холодность нисколько не смущает, и он осведомляется:

– Могу я войти?

Нехотя, но отступаю, впуская его в дом. Надеюсь только, Юлиан ушел вместе с Адрианом...

– Так о чем ты хотел поговорить?

Видеть Карла под крышей этого дома кажется чем-то неправильным, выходящим за положенные рамки. Как будто бы прошлое прокралось в мое настоящее и высматривает, чем бы поживиться... Тем более, Карл действительно осматривается: вертит головой во все стороны и с удивлением констатирует.

– Красивый дом. Похоже, твой новый дружок не так прост, как кажется.

– Это дом его отчима, – нахожу необходимым объяснить я и любопытствую: – Как ты меня нашел?

– Твоя мать подсобила, – отвечает Карл с неизменной улыбкой. – Не сердись, она хотела, как лучше!

Нисколько не сомневаюсь... Она с самого первого дня была без ума от своего нового зятя, очаровалась, как и все остальные женщины в окружении Карла. Меня, похоже, так и тянет на обаятельных негодяев...

– Так о чем ты хотел поговорить? Мы виделись три дня назад, почему бы ни решить все тогда...

– Тогда я еще не знал своей дочери...

Эти слова, произнесенные с расстановкой, медленным, как будто бы просачивающимся в мозг тембром голоса, заставляют меня замереть от неожиданности.

Так он здесь из-за Ангелики? Не понимаю.

– Ты, должно быть, хотел сказать, «моей» дочери, – решаюсь поправить собеседника, и тот качает головой.

– Именно «нашей», Эмили, – возражает мерзавец. – Я все-таки тоже приложил к этому

ру^ку.

– Руку, значит. – Ощущаю, как возмущение волной проходит по моему телу и выплескивается такими словами: – Это не твоя дочь, Карл. Ты отказался от нее сразу же, как только узнал о моей беременности. Сам ведь посылал меня на аборт...

– Я был не прав.

– Ты был чертовски не прав, – невольно повышаю голос, – и теперь не надо строить из себя доброго папочку. Ты нам не нужен! Мы с Ангеликой обойдемся как-нибудь без тебя. Можешь не утруждаться...

Порываюсь к двери, чтобы выпроводить Карла за дверь, только тот не двигается с места.

– Не будь ребенком, – обращается он ко мне. – Просто послушай, что я хочу сказать.

– Нет никакого желания.

И все-таки...

В этот момент и раздаются шаги на лестнице... Мы с Карлом автоматически оглядываемся, и я вижу Юлиана. Со сведенными на переносице бровями, перекошенным от неприятия ртом.

– Что он здесь делает? – кричит он на ходу, не отводя взгляда от Карла.

И я, несмотря на неприятную ситуацию, невольно выдыхаю.

– Всего лишь пришел поговорить.

– О чем?

Не знаю, что в голове у этого парня, но сама реакция дарит надежду. Значит, я ему все -таки не безразлична... И пока эта мысль кружит в моей голове, Карл отвечает:

– О вашем с Эмили совместном будущем. – И так многозначительно глядит в глаза своего собеседника, словно речь идет о сладком торте – имениннику.

Что он несет? При чем здесь мы с Юлианом? Он приехал говорить об Ангелике.

– Проваливай, – только и шипит на это Юлиан. – Я тебя в свой дом не приглашал.

И я присоединяюсь:

– Уходи, Карл. Тебе здесь не рады.

Если он и меняется в лице, то только на долю секунды... Приглаживает рукой копну блондинистых волос, и без того идеально уложенных волосок к волоску, и произносит:

– Ангелика и мой ребенок тоже, как бы ты это не отрицала, – обращается он ко мне. – И я хочу присутствовать в ее жизни. Тем более, – в его голосе проскальзывают металлические нотки, – что ты сама не в состоянии обеспечить ей соответствующие условия.

От возмущения едва получается дышать, не то чтобы говорить, и Карл пользуется этим, продолжая частить своим идеально поставленным голосом:

– Как бы неприятно это ни было, Эмили, но ты и сама должна понимать: ты мать-одиночка, без профессии, рабочего места и даже постоянного места жительства. А еще, – он открыто глядит в сторону Юлиана, – имеешь склонность к неблагонадежным мужчинам, которых довесок в виде ребенка навряд ли сделает счастливыми. А потому предлагаю подумать над моим предложе...

– Ублюдок! – этот животный рык обрывает слова Карла на полуслове, и мне приходится приложить все усилия, чтобы удержать Юлиана в двух шагах от говорившего. Я удивлена его реакции не меньше Карла – мне бы самой следовало наброситься на него с кулаками...

– Пусть договорит, – произношу дрожащим от возмущения голосом. – Хочу услышать это предложение.

Мы с Карлом глядим друг другу в глаза, и я с трудом верю, что когда-то любила его до дрожи в коленах. Буквально замирала под его взглядом, подобно загипнотизированному кролику.. .Теперь я его только ненавижу. Особенно после недавних слов. И «ублюдок» -слишком мягкая характеристика. Я бы выбрала что-нибудь пообъемнее...

– Мы с моей новой девушкой собираемся расписаться в октябре, – продолжает Карл как ни в чем ни бывало. – Она детский психолог и прекрасно понимает, что нужно маленькому ребенку. Я тоже приступаю к постоянной работе и потому смогу обеспечить им обеим соответствующий уровень жизни. Тебе этот ребенок только в тягость, – заключает Карл с едва заметной заминкой в голосе, – не заставляй меня прибегать к решительным мерам. Позволь нам с Камиллой забрать Ангелику на воспитание...

Бурю в моей душе не описать простыми словами... Вернее затишье перед бурей. Оно сродни медленному осознанию, проникающему в мозг подобно капели: как-кап-кап, а потом – бац!

– и я уже трясу эту сволочь в белой отутюженной рубашке за отвороты пиджака. И ору что-то нецензурное... Пошлое. Такое, что прежде и язык не поворачивался произнести... И «мерзкий слизняк» – самое безобидное и по-детски безобидное из всего мною сказанного.

Блондинистая макушка Карла дергается туда-сюда, и мне до дрожи в кончиках пальцев охота стрясти ее с тощей шеи, подобно перезрелому яблоку...

Гнилому...

Перезрелому...

Червивому яблоку.

– Ангелика – мой ребенок, и ты его не получишь. Никогда! Убирайся отсюда, пока я не придушила тебя собственными руками.

Разжимаю пальцы и отступаю ровно на шаг, упершись спиной в грудь Юлиана, оказавшегося как раз позади.

– Ты слышал ее: убирайся, – повторяет он глухим от едва сдерживаемой злости голосом, и Карл идет к двери. Оправляет пиджак, дергает головой с растрепавшейся шевелюрой и заявляет от порога:

– Я могу затребовать о своем праве через суд. Тебе никогда не выиграть... Мое положение выигрышное.

– Пошел прочь! – ору несвоим голосом, кидаясь к двери и захлопывая ее за ублюдком с оглушающей силой. Кажется, дом сотрясается от подвала до чердака, точно так же, как это происходит с самой моей жизнью.

Я потрясена от кончиков пальцев на ногах до самой макушки и глубже... Приваливаюсь к захлопнувшейся двери и сползаю по ней на пол. Ноги как-то странно не держат...

– Он этого не сделает, – произносит Юлиан, опускаясь на пол рядом со мной.

– Ты не знаешь Карла, – возражаю без всяких эмоций. Просто перегораю...

– Я знаю себя, – возражает он мне. – И я обещаю, что Ангелику никто у тебя не заберет.

Поднимаю голову и гляжу Юлиану в лицо. Оно у него мрачное, полное безоговорочной решимости, и я неожиданно верю... Верю, что он сделает так, как говорит, а потому интересуюсь:

– Как ты это сделаешь?

– Есть у меня одна задумка. Просто не паникуй, договорились?

Молча киваю, и мы продолжаем сидеть какое-то время, просто без слов, вслушиваясь в оглушающую тишину пустого дома.

В конце концов, Юлиан поднимается, оправляя джинсы.

– Мне надо идти, – произносит он. – Позволишь выйти?

Протягивает руку, помогая подняться, а потом выпускает мою ладонь, словно ужаленный. Все еще не простил...

И простит ли когда?

Затеплившаяся было надежда почти готова угаснуть, особенно при виде высокой фигуры, скользнувшей в сторону поджидающего автомобиля, однако раздается новый звонок...

Только бы не Карл, поджидавший ухода Юлиана!

Приоткрываю дверь и даже вскрикиваю, когда сильная рука толкает ее на меня, а потом заключает меня же в крепкие объятия.

– Послушай, – голос Юлиана звучит у моего уха – даже лица его не вижу, – я не силен в признаниях, и ты это знаешь. Давай без всего этого... – и проводит языком по моей верхней губе, рукой забираясь под тонкую футболку.

Вместо ответа позволяю подхватить себя на руки, закинуть себе на плечо и взбежать вверх по ступенькам с захватывающей дух скоростью.

– Десять минут, – предупреждает Юлиан, опрокидывая нас обоих на кровать в своей комнате. – Потом я должен быть в другом месте.

– Десяти минут нам вполне хватит... на этот раз.

– Я тоже так считаю.

И он принимается стаскивать мою одежду. Мне хочется о многом его спросить, по-женски залезть в душу, начать выспрашивать разные вещи, но я этого не делаю... Не в этот раз. Не сейчас, когда сердце стучит прямо у горла, и от нахлынувшего желания тяжело дышать.

... А потом Юлиан уходит, оставив меня расхристанной и абсолютно счастливой на своей постели, и я, лежа в блаженном упоении, замечаю большую коробку у письменного стола.

При близком рассмотрении она оказывается коробкой с новой детской коляской.

23 глава. Юлиан

Знаю, что слаб и веду себя, как дурак, только Катастрофа вся такая податливая... сладкая. От одной мысли о ней все во мне вспыхивает и искрит... Наверное, стоит потерпеть ее еще немного, пусть даже она и обманщица, сговорившаяся с моим пронырой-братцем, а там будь что будет. Пройдет же это однажды – всегда проходило! – и я снова стану свободен.

Уеду куда-нибудь подальше, брошу эти глупые игры в серьезного мальчика, на которые так несвоевременно подписался под давлением Адриана, – забуду об Эмили и пижоне Карле.

Забуду обо всем происходящем, как о страшном сне...

– Юлиан?

Приятель окликает меня, тронув за плечо. Я так глубоко задумался, что даже не заметил его появления...

– Привет, Юрген.

– Привет, приятель. – Он опускается на стул напротив меня и смотрит с чуть насмешливой полуулыбкой. – Расскажешь, зачем тебе понадобилась эта бумага? Как-то неожиданно, должен признаться... Ну, говори.

Мы с ним не в таких близких отношениях, чтобы рассказывать всю историю целиком, но объясниться все-таки стоит и потому я говорю:

– Бывший муж одной моей хорошей знакомой грозит ей судебным разбирательством по делу об опеке... Напущенный пижон, прежде заставляющий ее сделать аборт, а теперь неожиданно воспылавший отцовскими чувствами. – Боже неужели я говорю это вслух?! -Девушка не в лучших обстоятельствах... вот я и подумал... что такая бумага могла бы усмирить этого недоумка. – И спрашиваю: – Как считаешь, сработает?

Ощущаю себя полным болваном – Юрген, должно быть, так и считает. Стыдно за эту демонстрацию мягкотелости, которую, он, конечно же, легко примечает... Юлиан Рупперт просит за какую-то мамашу-одиночку, да еще о чем просит. Черт, я смешон как никогда в жизни!

– Должно сработать, если парень не полный кретин, – отзывается Юрген, подзывая официанта. – Только учти: бумага не липовая. Каждый бланк приходится регистрировать официально. Так что, как только парень угомонится – звякни, и я все приостановлю.

– Договорились.

Выдыхаю от облегчения, и делаю заказ с улыбкой на губах.

Не знаю, каким образом эта идея пришла мне в голову – все как-то расплывчато, словно под действием дурмана – знаю одно: этому пижону в идеально сидящем пиджачке меня не переиграть. Я ему просто не позволю... Даже если придется прибегнуть к экстренным мерам: таким, как липовое свидетельство на брак.

Я ему еще покажу, кто из нас круче – и это точно будет не он.

Осваивать премудрости нового дела тоже совершенно не хочется, но Адриан настроен решительно и который день кряду жужжит над ухом, подобно надоедливой мухе. Такое чувство, словно он ждет не дождется, когда сможет спихнуть на меня свою работенку... Верно, только и думает, что о своей благоверной Шарлотте с крикливым младенцем под боком.

Что ж, у меня тоже свои резоны: выставиться крутым перед бывшим своей Катастрофы будет ох как неплохо. «Неблагонадежный» мужчина вполне может изобразить благонадежного... Это не так уж и сложно, если подумать.

Ради триумфа можно и потерпеть... Особенно если триумф отмечен сексуальными женскими ножками, обвернутыми вокруг моей талии.

– Катастрофа! – Мы больше не говорим о важном, просто даем и отдаем с удвоенной силой.

– Юлиааан...

Мы откидываемся на подушки и глядим в потолок. Мне, определенно, нравится мириться... несколько раз кряду. В этом есть что -то особенно возбуждающее...

– Карл написал мне сегодня.

– О чем?

– Хочет поговорить без свидетелей. На это делается особый упор, как ты понимаешь, -поясняет Эмили, переводя внимание на меня. – Что мне ему сказать?

– Скажи, что без меня ты с ним видеться не будешь.

Беру длинную светлую прядь и накручиваю ее себе на палец. Эмили улыбается, прикусывая губу...

– Да ты собственник, кто бы мог подумать.

– Просто не люблю наглых пижонов.

– И все-таки, – улыбка ее стирается, делается едва заметной, ломкой, – что мы станем делать, Юлиан? Карл не отступится, я его знаю.

И я улыбаюсь:

– Зато ты не знаешь меня. Я тоже не люблю проигрывать...

– Да я как бы наслышана, – пожимает плечами Катастрофа. – От твоего брата в основном...

Упоминание Алекса заставляет нас обоих напрячься, и мы замираем на долгую минуту... Пока Эмили снова не произносит: – А это правда, что ты боишься бабочек?

– Я ничего не боюсь. Просто... не переношу этих отвратительных летающих червяков! -говорить о бабочках легче, чем о собственном брате.

– Значит, если я покажу тебе бабочку – ты... грохнешься в обморок? – решает уточнить маленькая обманщица, и я придавливаю ее к матрацу своим телом:

– Если ты покажешь мне бабочку, – произношу с предупреждением в голосе, – то напросишься на большие неприятности.

– Какие, например?

– Такие, что тебе и не снились.

– Расскажи, – просит она, обвивая мою шею рукой и притягивая ближе к себе.

– Уверена, что хочешь это знать?

– Я хочу знать о тебе все, – произносит она, а потом вдруг признается: – Я ведь люблю тебя, если ты не забыл.

Не забыл, но слышать такое снова... это как дышать под водой. Тебе заливает гортань и носоглотку, ты захлебываешься, пытаясь урвать хоть крупицу кислорода – а его нет. Ни единой молекулы... Только боль в груди и мысли о неизбежном.

– У тебя сексуальная попка, – это все, что я могу сказать на ее неуместное признание.

Так понятнее, да и попка у нее, действительно, сексуальная.

Катастрофа качает головой.

– Ты себе не изменяешь, – произносит она с едва слышным сожалением, и я отзываюсь:

– Люди вообще редко меняются. Разве ты не знала?

А потом делаю все, чтобы отвлечь ее от пустых разговоров. И только утром, не обнаружив, Эмили в постели, неожиданно пугаюсь: сбежала. Неужели снова сбежала? Подальше от Карла и его требований... Эта мысль первой приходит мне в голову и поднимает с постели, подобно пушечному выстрелу. Как есть, в чем мать родила, несусь в ее комнату и распахиваю дверь...

Катастрофа сидит у окна и кормит ребенка, глядит же, конечно, на мои обнаженные причиндалы, маячащие в дверном проеме.

– Что случилось? – спрашивает она. – Катастрофа какая-то?

Мне хочется витиевато выругаться, и я с трудом себя сдерживаю: катастрофа уже произошла, думается мне не без раздражения, и теперь я пожинаю все учиненные ею последствия. Ударяю кулаком в стену, несильно, просто, чтобы напомнить себе, что я могу, и возвращаюсь к себе. Пока принимаю душ и отхожу от мгновенного шока, вспоминаю, что купил Эмили подарок, так, небольшая приглянувшаяся по случаю вещица, которая идеально подойдет к данному случаю: рассказу о подлоге.

Вытягиваю пакет из-под кровати и несу его в комнату Катастрофы.

– Рада, что ты оделся, – встречает она меня такими словами. – Не хотелось бы думать, что ты станешь бегать по дому нагишом даже после возвращения Шарлотты из больницы.

– Разве вид был недостаточно хорош? – вскидываю бровь, и Эмили отзывается:

– Этот вид только для меня – заруби на своем длинном носу. – Потом замечает пакет у меня в руках и с интересом осведомляется: – Это для меня?

– Типа, того.

Передаю Эмили подарок и с интересом наблюдаю за ее реакцией. Это всего лишь простенькое платьице, зацепившее мой взгляд в салоне... Показалось, что оно идеально подойдет именно Катастрофе.

– Платье? – удивляется она. – Ты купил мне платье?

– Взамен испорченной синей краской футболки. – Не пойму, о чем она думает, только выглядит удивленной. – Может, примеришь, – предлагаю я.

Эмили отвечает:

– Футболка стоила едва ли больше двадцати евро, а это, похоже, дизайнерское платье.

– Просто примерь, ладно, – настаиваю я. – У Адриана куча этого хлама в салонах по всей Германии. Одним платьем больше – одним меньше.

– Ты за него заплатил?

Я начинаю раздражаться:

– Я за него отработаю, договорились? Надень уже это чертово платье.

– Хорошо.

Эмили скидывает одежду и просит меня застегнуть молнию на спине. Я так раздражен ее вопросом, что даже не пользуюсь возможностью немного ее потискать... Просто делаю то, о чем она просит, и отступаю в сторону.

Платье как будто бы на нее и пошито: короткое, демонстрирующее длинные загорелые ноги во всей их первозданной красе, с аккуратным полукруглым вырезом, в котором ее шикарная грудь только немного намекает на свои объемы. Не хочу, чтобы другие глазели на то, что им не предназначено...

– Тебе нравится? – спрашивает Катастрофа. Сама, кажется, нервничает, поднимая и опуская руки вдоль сексуально обрисованных бедер...

– Даже очень. Надень это платье сегодня вечером, когда пойдем на встречу с Карлом...

– Ты уверен?

– Конечно.

– А еще не забудь вот это.

Вынимаю из кармана коробочку с наспех купленным кольцом – должны же мы как-то изобразить помолвку! – и, стараясь не глядеть Катастрофе в глаза, произношу:

– Я тут подумал, что Карл, верно, угомонится, если убедить его в нашей помолвке, как считаешь? – Поднимаю глаза и понимаю, что вверг Эмили в своеобразный ступор. Должно быть, любое упоминание брачных уз неприятно ей, как указка на прошлый, неудачный опыт

– я думал о чем-то подобном, признаю, – однако это необходимая мера. – Вот, сделаем вид, что обручились. – Сую коробочку ей в руку и замираю в ожидании ответа.

Молчит Эмили довольно долго. Или мне кажется, что долго... Я как-то непривычно напряжен и взвинчен. Не собирается же она спрашивать, заплатил ли я и за это кольцо... Заплатил. Выбирал, если честно не наспех, даже липовая помолвка оказалась той еще нервотрепкой. Тонкий ободок белого золота с вкраплением бриллиантов и маленького изумруда.

– Тебе не нравится?

Глупый вопрос – Эмили даже коробочку еще не открыла – выдающий степень моей нервозности.

– Помолвка? – наконец произносит она. – Хочешь разыграть нашу помолвку?

– Именно так. – Ее слова заставляют и меня разговориться: – Я даже разжился копией заявления в ЗАГС. Липовой, как ты понимаешь. Никаких обязательств, не бойся! Просто покажем Карлу твое кольцо и эту бумагу, убедим его в нецелесообразности его притязаний... Все-таки у моей семьи на порядок больше деньжат, чем у него. И пусть он потом решает, стоит ли ему вообще заводить всю эту канитель с судебными постановлениями... Выиграть ему все равно не удастся.

– Значит, в этом и состояла твоя задумка?

– Именно так. Сама согласись: идея неплохая и главное, проста в исполнении. – И тороплю:

– Ну, надевай кольцо – посмотрим, подойдет ли тебе.

– Для липовой помолвки, думаю, любое сгодится, – замечает Эмили, вынимая кольцо из коробочки. Действует она как-то чрезмерно медлительно, так что мне едва хватает терпения наблюдать за этим.

– Давай помогу, что ли. – Выхватываю кольцо из ее нерасторопных пальцев и сам надеваю его на ее безымянный палец. – По-моему, с размером я угадал.

Неизвестно откуда взявшаяся веселость заставляет меня улыбаться во все тридцать два зуба, и я не сразу замечаю серьезное выражение лица Эмили, глядящей на меня своими большими голубыми глазами.