355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Тарле » Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг. » Текст книги (страница 26)
Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 14:35

Текст книги "Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг."


Автор книги: Евгений Тарле


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 43 страниц)

6. Непосредственные последствия вступления Англии в войну. Выступление Японии. Позиция Италии

Последствия этого факта были колоссальны, он имел поистине решающее значение. Еще задолго до войны германский посол князь Лихновский говорил англичанам, что не считают же они императора Вильгельма II сумасшедшим человеком, который решился бы разом воевать с Англией, Францией и Россией. Участие Англии в корне меняло соотношение сил борющихся сторон. Отметим лишь самые главные последствия.

1. Появлялся новый фактор в борьбе, и притом фактор, всецело враждебный Германии: длительность. Не вполне готовая Франция, очень неготовая Россия получили возможность не заключать мира после первых поражений, а затянуть войну, оправиться и опять вступить в бой. План Шлиффена терял смысл, так как даже в случае взятия Парижа французское правительство, удалившись на юго-запад, продолжало бы борьбу, имея на своей стороне все силы и материальные возможности необъятной и богатейшей в мире Британской империи.

2. Длительность войны сама по себе страшно подрывала шансы Германии на заключение выгодного мира; союзникам стоило только отказываться заключить мир, чтобы германская промышленность и торговля хирели и погибали.

3. Британский флот сразу отрезывал Германию от всех морей, от всех ее колоний и рынков, от заморского привозного сырья, от подвоза припасов, подвергал ее население «голодной блокаде». Это круто меняло к худшему всю хозяйственную жизнь Германии, душило и разоряло ее.

Прибавлю, что в настоящее время существует мнение, согласно которому, если бы целый ряд английских торговых фирм и предприятий в течение всей войны, невзирая на все изъявления беспредельного своего патриотизма, не поддерживал Германию ввозом товаров через Скандинавские страны (конечно, из-за неслыханно высоких барышей), то Германия, может быть, не продержалась бы столько времени, сколько она продержалась в действительности. Этот характерный факт разоблачен во всех деталях в вышедшей в 1927 г. книге английского адмирала Консетта «The triumph of civil forces». Книга Консетта, после тщетных попыток крупнокапиталистической прессы замолчать ее, все же наделала очень много шума. В английской рабочей печати книга адмирала Консетта была принята как доказательство, что война, каждый лишний день которой стоил потоков крови, искусственно и сознательно затягивалась во имя интересов того же капитала, который и привел к самой войне. Иллюстрация морального «загнивания» получилась яркая.

Но, конечно, все эти обстоятельства могли только оттянуть развязку, но не предотвратить ее. Контрабанда была для Германии в 1914–1918 гг. очень важным, конечно, подспорьем, но, разумеется, не могла побороть гибельных последствий систематической блокады, длившейся еще дольше, чем длилась война, – около пяти лет (с августа 1914 г. до заключения Версальского мира 28 июня 1919 г. Да и тогда она была снята далеко не на другой день).

4. Весь колоссальный тоннаж британского торгового флота, дававший полную возможность Англии использовать материальные богатства всего земного шара, поступал в распоряжение Антанты; германский же торговый тонная! оказывался бесполезным собранием сбившихся в кучу пароходов, на все время войны запертых в своих портах.

Вот положение мирового торгового тоннажа накануне войны, к 30 июня 1914 г.[95]95
  Department of Commerce, Miscellaneous Series, № 36. The Economic Position of the United Kingdom. By W. Paton. Washington, 1919, стр. 107.
  Цифры, касающиеся России, здесь отсутствуют (т. е. Россия посчитала в числе «всех других стран»).


[Закрыть]

5. Обладая империей величиной почти в 1/4 часть суши земного шара, с 419 миллионами подданных, англичане могли при длительной войне успеть обзавестись огромной армией, которая при неограниченных возможностях в деле снабжения и вооружения могла оказаться страшным противником. А о том, что война будет длительной, англичане, начиная с лорда Китченера, повторяли с первых же дней борьбы. Китченер считал, что она будет длиться семь лет.

6. Громадные финансовые средства Британской империи и ее огромный кредит становились тоже отныне средствами борьбы, которые поступали в распоряжение Антанты. Наряду с английским торговым тоннажем английский кредит уже с первых дней войны являлся могучим орудием, пользуясь которым страны Антанты получали к своим услугам всю североамериканскую промышленность.

7. Участие Англии с ее колоссальными и разбросанными по всему земному шару владениями, с ее абсолютно владычествующим на всех океанах военным и торговым флотом неодолимо привлекало, как магнитом, все новых и новых союзников в лагерь Антанты. Когда Англия вступила в войну, Германия воевала уже с тремя державами – Россией, Францией и Бельгией; когда война окончилась, Версальский мирный трактат был подписан двадцатью семью державами, воевавшими против Германии. И все 23 державы, присоединившиеся после Англии уже во время войны к Антанте, только потому и присоединились, что в ее составе была Англия.

Германия была еще четыре года могуча на европейском континенте, но в прочих местах земного шара она была бессильна, изгнана, сдавлена, поставлена как бы вне закона уже с первых дней войны. Воюя против Германии, можно было кое-что выиграть; воюя на ее стороне, нельзя было даже рассчитывать на ее помощь, так как она сама оказалась в положении большой осажденной крепости. Заморские державы присоединялись к Антанте одна за другой не потому, что они были враждебны Германии, не потому, что у них были с Германией какие-либо старые счеты, но потому, что поражение Германии за морем было как бы предрешено, чем ни окончится война на европейском континенте, – следовательно, нужно было присоединяться к Англии заблаговременно для дележа будущей добычи, для овладения частью того огромного места, которое должно было остаться после изгнания германского торгового и промышленного капитала, германского торгового флота, германского экономического и политического влияния во всем внеевропейском мире.

В южноамериканской прессе уже с самого начала войны вспоминали, что даже Наполеон I, всемогущий в Европе, ничего не мог за все свое царствование поделать против Англии вне Европы, не мог даже сноситься с немногими уцелевшими колониальными владениями Французской империи, – не мог только потому, что война с Англией продолжалась почти столько же времени (кроме коротенького Амьенского мира), сколько продолжалось его владычество.

А что Вильгельму не удастся ни в малейшей степени повторить Наполеона, это стало вполне очевидно уже через 1 1/2 месяца после начала войны: в дни первой Марны и первого отступления германских армий.

8. Наконец, вступление Англии в войну повлекло за собой два последствия (одно – немедленно, другое – через некоторый промежуток времени), которые вследствие их значительности и впечатления, ими произведенного, нужно выделить и сказать о них несколько слов отдельно, хотя речь идет о явлениях того порядка, какие характеризованы только что, в пункте седьмом.

Первым по времени последствием вступления Англии в войну был внезапный ультиматум, предъявленный Германии японским правительством 15 августа 1914 г. В рассчитанно-обидной форме Япония требовала ухода германских военных сил и очищения Циндао и всей территории германской концессии в Китае. Этот удар не только лишал Германию ее единственной азиатской колонии, очень ценной в экономическом отношении, но и уничтожал надежды (о которых громко говорилось в первые дни войны), что Япония рано или поздно выступит против России. Кроме того, немецкие торговые суда в азиатских водах оказывались погибшими после этого выступления Японии. Удар был очень жестоким именно в силу внезапности и вследствие того впечатления, которое он должен был произвести на нейтральные державы.

Вступление Японии в войну быстро сделало ее одной из главных поставщиц Антанты; во всех странах, импортирующих фабрикаты, она стала в 1914–1918 гг. заменять Англию, Германию, Америку. Ввоз из Англии сильно сократился, ввоз из Соединенных Штатов (направившийся в Европу) – тоже, из других стран прекратился совершенно. К этому обстоятельству прибавились еще быстро возраставшие потребности воюющих стран, где для производства не хватало рабочих рук (тогда как в Японии война не чувствовалась, так как все военные действия ограничились легким подвигом – занятием Циндао). С 1915 г. начался, а с 1916–1917 гг. неслыханно ускорился процесс превращения Японии в промышленную страну первой величины. Правительство и парламент употребили с своей стороны все, чтобы облегчить этот процесс. Все предприятия, вырабатывающие ежегодно по крайней мере 5250 тонн товаров, освобождены в Японии на 15 лет от всех налогов и могут беспошлинно ввозить все машины и орудия производства, которые им нужны; а те предприятия, которые вырабатывают не меньше 35 тысяч тонн товаров в год, имеют право экспроприировать (с уплатой по справедливой оценке) все те соседние земли и недвижимости, какие будут признаны необходимыми для расширения производства. Есть еще целый ряд не менее характерных законов, всячески облегчающих промышленное производство в стране.

Вот цифры ценности японского ввоза в разные части света (в миллионах иен):

Этот ввоз оказал Антанте громадную помощь во время войны.

Другим последствием английского выступления была позиция, которую решила занять Италия. Правда, уже в последних числах июля стало известно, что Италия ни в каком случае не выступит на стороне Австрии и Германии; мало того, – в случае каких-либо приобретений Австрии на Балканском полуострове Италия потребует себе компенсаций. Но после вступления Англии в войну дело стало принимать еще худший для Австрии и Германии оборот. В Италии начали поднимать голову приверженцы так называемой ирредентистской политики, направленной к отторжению от Австрии населенных итальянцами провинций. Обширная территория, очень хлебородная, с прекрасным побережьем и портом (Триестом), с большими природными богатствами – вот что манило итальянскую дипломатию. Участие Англии в войне как бы гарантировало победу. В Италии началось движение в пользу Антанты и за участие Италии в войне против центральных империй (Германии и Австрии). Около девяти месяцев продолжались колебания и приготовления. Весной 1915 г. Италия вступила в войну. Более далеким, но тоже – несомненным последствием выступления Англии было, конечно, как увидим дальше, и выступление Америки.

Таковы были главные последствия выступления Англии.

* * *

И все-таки вся тяжесть, вся непоправимость катастрофы, вся безвыходность положения, созданная вступлением Англии в войну, далеко не всем в Германии были ясны в эту осень 1914 г. Конечно, Бетман-Гольвег, может быть, под влиянием князя Лихновского, прибывшего после разрыва сношений в Берлин, стал довольно уже скоро понимать, как слагаются дела, но все-таки, пока план Шлиффена осуществлялся механически, нужно было выждать; канцлер был в сущности не менее самого Вильгельма склонен к оптимизму, но только у него все действия и заявления носили доктринерский и сдержанно бюрократический характер, а у Вильгельма – более импульсивный и истерический оттенок. Оптимизм Бетман-Гольвега стал рассеиваться после первой Марны, и, собственно, уже с конца того же 1914 г. канцлер не переставал искать способов и мер, чтобы выпутаться как-нибудь из затеянной опаснейшей игры и нащупать тропинку, ведущую к миру с Антантой. Вступая в войну, Англия, Франция и Россия заключили в Лондоне 4 сентября 1914 г. (и тотчас обнародовали) специальную конвенцию, за подписью представителей трех держав – Поля Камбона, Бенкендорфа и Эдуарда Грея: они обязывались не заключать с Германией сепаратного мира.

Борьбе с этой конвенцией и посвятил с тех пор Бетман-Гольвег главные свои усилия. Как раз в тот день, когда была подписана Лондонская конвенция, начал намечаться роковой для Германии перелом в битве на Марне, и план Шлиффена рушился. Приходилось думать уже не только о военных, но также и о дипломатических путях к выходу из кольца враждебных держав, окруживших империю с суши и с моря. Что, помимо всех перечисленных следствий, выступление Англии со временем так или иначе вовлечет в войну и Соединенные Штаты, этого еще никто не мог и предвидеть. Но даже и без этого перспективы Германии с вечера 4 августа были уже совсем не так лучезарны, как еще утром того же дня. Была совершена первая и самая роковая, непоправимая ошибка в расчете. Она не оказалась последней.

Глава XIV
МИРОВАЯ ВОЙНА ДО ГЕРМАНСКОГО МИРНОГО ПРЕДЛОЖЕНИЯ
12 ДЕКАБРЯ 1916 г

1. Победоносное наступление германских армий. Первая Марна

Мировая война началась при весьма неблагоприятных дипломатических условиях для Германии, и уже через полгода эта печальная истина получила распространение и в рабочих кругах и в буржуазных партиях (среди правительственных лиц об этом догадались очень многие уже в первый день вступления Англии в войну). И все-таки в течение первых 1 1/2 месяцев, вплоть до конца битвы на Марне, патриотическая горячка преобладала над всеми другими впечатлениями, соображениями, опасениями. «Чем больше врагов, тем больше чести!» (в победе над ними): «mehr Foind, mehr Ehr!»– повторяли не только бульварные газеты. Вера в план Шлиффена нисколько не была поколеблена в широких массах, тем более что ведь главный штаб с первой же минуты войны быстро и энергично взялся за осуществление этого плана, как если бы ничего непредвиденного вовсе и не случилось, как если бы никакой Англии и на свете не существовало. И это продолжалось целых 1 1/2 месяца.

В течение этих 1 1/2 месяцев не только увлекавшиеся патриоты, но и старые боевые генералы, вроде фон Везелера, держали пари, назначая точно тот сентябрьский день, когда они войдут в Париж. Эта уверенность была очень заразительна, и она-то больше всего способствовала полному успеху шейдемановской политики в первые месяцы войны в рабочих кругах. Сам Шейдеман с тем наивным и не очень сознательным цинизмом и полнейшим самодовольством, которые вообще характерны для его мемуаров, говорит: «Само собой понятно, что в первые недели и месяцы войны мы налагали на себя известную сдержанность; ведь никто не знал, не кончится ли война в короткий срок и не станет ли вместе с тем излишней военная политика» (партии)[96]96
  Schcideinann Ph. Der Zusammenbruch. Berlin, 1921. стр. 21.


[Закрыть]
. Другими словами: веря в план Шлиффена, Шейдеман решил подождать несколько месяцев, не очень высказываясь, предоставляя свободу действий генералу Мольтке, Вильгельму II и Бетман-Гольвегу. Когда же все враги будут быстро разгромлены и вынуждены к миру, тогда левые социал-демократы будут уж окончательно бессильны поднять рабочий класс против шейдемановцев за их поведение 4 августа 1914 г. Но так как, с другой стороны, полной, математической уверенности в успехе плана Шлиффена все-таки у Шейдемана не было, то и с правительством очень уж связываться и солидаризироваться пока не стоило, чтобы в случае военных неудач можно было незаметно перейти на позицию защитника народных масс и неподкупного борца против милитаризма. Итак, решено было пока помолчать. Однако помолчать вполне как-то не удалось.

Нарушение нейтралитета Бельгии и слухи о жестокостях в ней немецких властей, очень сильно преувеличенные антантовской пропагандой, создали среди социалистических партий нейтральных держав крайне враждебное настроение против Германии вообще и германской социал-демократии в частности. Пришлось отправить Вильгельма Янсона в Стокгольм, Зюдекума – в Италию, самому же Шейдеману отправиться в Голландию. Успеха они в своей агитации не имели, ибо на них в тот момент смотрели как на казенных защитников германского императора и его слуг. Да и сами эти агитаторы остерегались тогда (осенью 1914 г.) вымолвить хоть слово против ожидавшихся аннексий и приобретений победоносной Германии.

А германская армия пока шла от побед к победам. Правда, Бельгия оказала неожиданно упорное сопротивление, и это несколько повредило Германии с самого начала, так как французы выиграли несколько лишних дней для концентрации своих сил, но общему впечатлению от блистательных германских успехов это нисколько но повредило. С утра 4 августа шесть германских бригад, перешедших бельгийскую границу, направились к Льежу (Люттиху); через три дня генералу Людендорфу, тогда начальнику штаба II армии, удалось войти в город и в крепость. С другой стороны, начавшееся (с очень слабыми силами) наступление французов на Эльзас заставило Мольтке бросить туда дивизию, чтобы остановить наступление. Но все это не изменило первых результатов войны: в десять дней Бельгия была занята немцами, и германская армия двинулась во Францию. С 20 августа начались непрерывные бои с французской армией, и, продвигаясь с боем все дальше и дальше к югу, тесня перед собой французов, немцы в первом громадном сражении этой воины, в битве при Шарлеруа, одержали полную победу над французами, а также над сравнительно еще небольшой английской армией, которую пока успели прислать из Англии.

24 августа французский генералиссимус Жоффр отдал приказ об отступлении. Наседая на отступающего неприятеля, немцы, сломив все без исключения попытки остановить их, безостановочно двигались на Париж. План Шлиффена развертывался во всю свою грандиозную ширь. Как и полагалось по этому плану, главная сила была сосредоточена на правом фланге, в том «правом кулаке», которым командовал генерал фон Клук. Фон Клук заворачивал правым плечом по линии несколько западнее Парижа, устремляясь к обходу левого французского фланга.

Грозная опасность висела над столицей. Президент республики и совет министров 3 сентября покинули Париж и переехали в Бордо. Решено было, даже в случае вполне возможного взятия Парижа немцами, продолжать борьбу.

Часть французских войск отступила к Марне и заняла (вместе с английской армией) оба берега реки. В ночь на 3 сентября фон Клук перешел через Марну у Шато-Тьерри и двинулся дальше. Страшное волнение охватило Францию, а еще более Германию: во Франции военная цензура лишь очень скупо пропускала известия в печать, а в Германии в эти дни, напротив, сообщения о неслыханных успехах (в самом деле громадных) еще даже преувеличивались. Толпы народа в неописуемом возбуждении до поздней ночи стояли перед редакциями газет и правительственными зданиями.

Желанная весть о падении Парижа ожидалась с часу на час. Но 4 сентября решено было контрнаступление всех французских сил, а 5-го Жоффр издал приказ, в котором говорилось, что отступления не будет, хотя бы пришлось быть перебитыми на месте. Возгоревшаяся с новой яростью битва продолжалась безостановочно с 5 по 9 сентября, и 9-го германская армия впервые дрогнула. Тогда еще никто, кроме германского главного штаба, не знал, что вследствие неожиданного русского наступления на Восточную Пруссию сочли нужным – в прямое нарушение плана Шлиффена – внезапно, в разгаре похода на Париж, снять с фронта несколько дивизий и перебросить их на восток. Париж был в значительной степени спасен этим действием[97]97
  Это обстоятельство, впрочем, довольно охотно забывается французскими историками. В виде одного из (нескольких десятков) примеров укажу на огромный IX том знаменитой Histoire de France Лависса, написанный Виду, Говэном и Сеньобосом: La Grande Guerre. О том, какую колоссальную роль сыграла русская армия в дни Марны, см. кн. «Кто должник. Сборник документальных статей по вопросу об отношениях между Россией, Францией и другими державами Антанты.» под редакцией А.Г.Шляпникова, Р.А.Муклевича и В.И.Доливо-Добровольского. М., 1926. Эти статьи основаны не только на русских источниках, но и на показаниях иностранных военных авторитетов.


[Закрыть]
.

В 3 часа дня 9 сентября фон Клук получил одновременно приказ отступать и известие, что вся II германская армия уже начала отступление. 9, 10 и 11 сентября все германские силы с боем, а потом форсированно, отходили от Марны к северу; французы следовали за ними. 10, 11, 12, 13 сентября III, IV и V германские армии очистили все позиции и отступили к северу. Последней ушла V армия (кронпринца) – 13 сентября, и кронпринц из совершенно бесполезной бойни, которой он лишний день подверг своих солдат, впоследствии пытался создать себе репутацию храброго и искусного вождя (нечего и говорить, что во все дни этой страшной битвы он лично находился в полнейшей безопасности). Отход немецких армий продолжался до 17-го. Немцы окопались между Уазой и Мезой, шедшие за ними французские части окопались перед немецкой линией, и началась долгая окопная война. План Шлиффена потерпел полную неудачу.

Последствия битвы на Марне были необъятны. Когда уже все кончилось, многие германские военные авторитеты стали утверждать, что они считали войну проигранной в тот момент, когда германская армия отхлынула от Марны к северу. С этого момента Париж был спасен, а следовательно, была потеряна всякая надежда заставить Францию заключить мир, надежда на быстрый разгром русских сил, на то, что Англия не успеет развернуть своих средств во всю ширь. С военными авторитетами в оценке значения этой битвы вполне соглашаются по существу, но тем раздраженнее укоряют их в сознательной лжи люди, находящиеся на другом полюсе, вроде Пауля Фрелиха:

«Военное командование понимало ужасное значение марнской битвы. Но оно не решилось признаться в этом даже самому себе. Теперь оно просто играло азартную игру, и, после того, как ему не удалось опутать ложью французскую армию, оно начало опутывать ею собственный народ. В германских военных отчетах, ежедневно сообщавших о победах, – о страшном поражении при Марне не говорилось ничего… Была решена судьба не какого-либо одного боя и не только марнской битвы, а всей завоевательной войны. Была пора прекратить игру… Почему этого не сделали? Почему народ так вероломно и преступно обманывали? Потому, что боялись народного суда. Потому, что не желали признаться сами себе в собственном безумии. Потому, что теперь верили только в чудо. Итак, все они продолжали лгать: генералы, правительство, воинствующие патриоты, германская социал-демократия; и они лгали целые годы, пока ложь не погибла, а вместе с ней все великолепие вильгельмовской империи. Все снова и снова народ, эти миллионные массы рабочих, гнали плетками в убийственный огонь – во имя потерянной войны»[98]98
  Фрелих П. «К истории германской революции», т. I, стр. 105.


[Закрыть]
.

Собственно, с средины сентября началась та война на истощение, в которой Германия неминуемо должна была оказаться слабее Антанты. И все усилия германского командования направляются отныне к той цели, чтобы вызвать противника на решительные действия или чтобы решительными действиями склонить его к скорейшему заключению мира. Но если у французов после Марны замечалось истощение снарядов, то и немцы должны были оправиться и пополнить запасы после неслыханно щедрой траты снарядов. Неделя шла за неделей, месяц за месяцем, а кроме стычек и сражений второстепенного характера, на западном фронте ничего не происходило. Драгоценнейшее время уходило, а во французских портах высаживались новые и новые формирования из Англии. Еще в октябре и в начале ноября шли битвы более или менее крупные, и все без решительных результатов; но с средины ноября, после окончания боев на Ипре, произошла прочная стабилизация западного фронта. Весь интерес войны сосредоточился на востоке.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю