Текст книги "Но кому уподоблю род сей?"

Автор книги: Евгений Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 36 страниц)

IХ АПОКАТАСТАСИС

И возвращается ветер на круги

Книга Екклесиаста 1:6

Зачем народ мой говорит: «Мы сами себе господа»?

Книга пророка Иеремии

Среди предшествующих глав содержалось достаточно авансов по поводу фрагмента Нового Завета, известного под названием притчи о блудном сыне, хотя наш анализ этой притчи покажет, как мы надеемся, что блудный сын есть лишь один из персонажей сей притчи, и поведение его «примерного» брата не менее назидательно, так что и из этого образа мы извлечем некоторую мудрость. Итак, мы надеемся, что в определенной степени заинтересовали читателя. Но, прежде чем приступить к истолкованию ее, мы должны обратить внимание на некоторые особенности сей притчи.

Первое, что сразу бросается в глаза, – это ее размеры: фрагмент сей является самым длинным неделимым явным иносказанием Нового Завета. Уже одно только это привлекает внимание.

Вторая особенность притчи о блудном сыне заключается в том, что она излагается одним лишь Лукой, и, несмотря на сходства синоптических Евангелий, она, как лишь редкие другие притчи, подобные притче о неверном управителе, фактически стоит особняком, не имея параллельных мест и перекрестных ссылок. Исключениями являются короткий пассаж об одной потерянной овце у Матфея (Мф 18:12-14), в символике которого без труда угадываются те же мотивы, что и в предмете нашего нынешнего исследования, и который синоптичен фрагменту, непосредственно предшествующему (Лк 15:4-10) притче, а также притча о двух сыновьях у того же Матфея (Мф 21:28-31), в которой есть определенное сходство с притчей о блудном сыне. О чем свидетельствует сей факт? Да о том, что в нее вложен столь тайный смысл, что другие синоптики – Марк с Матфеем – просто не посчитали возможным передавать сию тайну даже в зашифрованном символикой виде, в виде притчи. Однако по мере нашего продвижения в истолковании сей притчи мы найдем множество взаимных переподтверждений ее смысла и у синоптиков, и у Павла, и у Иоанна, и в посланиях, и в Деяниях Апостолов, и даже в Ветхом Завете.

Третьей особенностью этой притчи, уже в гораздо большей мере роднящей ее с остальным библейским материалом, является та неохота и осторожность, с которыми традиционные экзегеты всех конфессий и времен, начиная с Иринея Лионского, берутся за ее толкование. Да что там толкование – даже упоминание этой притчи бывает не очень желательно. Совет Мартина Лютера о необходимости избегать касательства трудных фрагментов Писания читается у них между строк.

Несмотря на то, что, как было нами отмечено, притча о блудном сыне является самой длинной, а, может быть, именно по сей причине, нам не надо жалеть места для приведения ее целиком (Лк 15):

¹¹ Еще сказал: у некоторого человека было два сына; ¹² и сказал младший из них отцу: отче! дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение. ¹³ По прошествии немногих дней, младший сын, собрав все, пошел в дальнюю сторону, и там расточил имение свое, живя распутно. ¹⁴ Когда же он прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться. ¹⁵ И пошел, пристал к одному из жителей страны той; а тот послал его на поля свои пасти свиней. ¹⁶ И он рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи; но никто не давал ему. ¹⁷ Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода! ¹⁸ Встану, пойду к отцу моему, и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, ¹⁹ и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих. ²⁰ Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею, и целовал его. ²¹ Сын же сказал ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою, и уже недостоин называться сыном твоим. ²² А отец сказал рабам своим: принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте ему перстень на руку его и обувь на ноги; ²³ и приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться! ²⁴ ибо этот сын мой был мертв, и ожил; пропадал и нашелся. И начали веселиться. ²⁵ Старший же сын его был на поле; и возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование. ²⁶ И, призвав одного из слуг, спросил: что это такое? ²⁷ Он сказал ему: брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым. ²⁸ Он осердился и не хотел войти. Отец же его, выйдя, звал его. ²⁹ Но он сказал в ответ отцу: вот, я столько лет служу тебе и никогда не преступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими; ³⁰ а когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка. ³¹ Он же сказал ему: сын мой! ты всегда со мною, и все мое твое. ³² А о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв, и ожил; пропадал, и нашелся.

11. Упражнения в истолковании притчей Нового Завета уже научили нас угадывать в образе хозяина или отца Единого Всемогущего Бога Творца – здесь невозможно ошибиться. И мы бы ничем не рисковали, если бы во всех комментариях, да и в самой притче написали "Отец" с заглавной буквы. Нынешний уровень наших знаний антропологии и палингенезии избавляет нас от мучительных сомнений с бессонницей в отношении образа младшего сына, который символизирует собой ту составляющую человека, которая является в нем вечной, той в нем субстанции, о которой повествует и притча о незаметном росте семени (Мк 4:26-29). Иначе говоря, сын блудный – тот самый внутренний человек или, что то же, муж, которому мы уделили так много внимания в одной из прошлых глав, субъект совершенствования, переходящий, обновляясь, из одной палингенезии в другую.

В отношении же образа старшего сына, отличающегося от своего младшего брата на первый взгляд выгоднейшим образом, нам не следует торопиться. Конечно, по человеческому разумению поведение старшего сына во всех отношениях примерно и заслуживает всяческого поощрения: он все время остается вместе с Отцом и "никогда не преступал приказания" Его. В этой связи может напрашиваться истолкование, опирающееся на фрагмент книги Иова, где говорится о сынах Божиих, восклицающих от радости при положении основания Земли (Иов 38:7). Легко допустить, и по этому соблазнительно легкому пути пошел, к примеру, упоминавшийся нами уже теософ Джефри Ходсон, представляющий, что старший сын является символом или образом созданий, никогда не терявших единства с творцом: Архангелов, Херувимов, Серафимов, или кого-то другого из тех, о ком вскользь упоминает Апостол Павел в послании к Римлянам (Рим 8:38). Но оставим в покое старшего сына, по крайней мере, до той поры, покуда он всерьез не выступит на арену событий, и займемся судьбой младшего сына. Старший же брат пусть остается для нас пока загадкой.

Комментируя этот стих, мы заглянем и в следующий, где говорится, что отец разделил имение. Последнее наблюдение прямо указывает на то, что стих, истолковываемый нами сейчас, относится ко времени, когда имение пребывало неразделенным, единым. И здесь нам самое время вспомнить, что символ имения Божия мы смогли изъяснить как образ человека. Хотя упомянутое единство достойно отдельного изучения, которому мы и посвятим следующую главу, мы уже теперь обращаем внимание на первоначальное единство отчего имения.

12. Следующий стих повествует об обретении младшим сыном причитающейся ему части имения отца, о разделении имения. То есть притча повествует о том, что соответствующую часть получил и старший сын, однако последний, как следует из дальнейшего повествования, не покидает отчего дома, и его часть имения не подвергается риску быть расточенной.

Итак, имение отчее разделено – разделено на одно и другое. Разве не согласуется этот вывод со словами "Нехорошо человеку быть одному." (Быт 2:18), за которыми следует описание извлечения из человека некой части (ребра) и сотворения из сей части "помощника", жены.

"Имение" может показаться в определенном смысле синонимом "богатства", однако для нас не может быть сомнений, что в сей синонимике отыскиваются смыслоразличительные черты. Например, очевидно, что имение, в отличие от богатства, должно быть праведным, и только так мы и можем трактовать то, что относится к Отцу. Мы выяснили уже, что символизирует богатство неправедное, исследуя текстуально примыкающую к ныне изучаемой, притчу о неверном управителе. И можно сделать вывод, что если неправедное богатство есть знание вещественное, материальное, то праведное богатство, ассоциируемое нами с имением, есть такое знание, которое не имеет ничего общего с материальными началами мира. Имение Отца должно быть связано с некими невещественными началами мира. Большим соблазном является желание по противопоставлению отнести к имению духовные начала, однако сказать об имении как о чем-то лишь духовном означает сузить пределы и тем допустить ошибку. Конечно, и духовность входит в то, что составляет имение, дом Божий, человека. Но ведь человек соткан не только из таких начал, которые дозволительно примитивно разделить на вещественные и духовные, и помимо вещественного и сходящего свыше духовного знания, человек обладает и тем, что трудно отнести к одному из упомянутых видов знания.

В глазах иных читателей мы, вероятно, не можем уже рассчитывать на снисхождение, еще раз подчеркивая, что знание, о котором мы все время ведем речь, никоим образом не связано с сознанием. Примеры такого рода знания мы приводили ранее, говоря о перелетных птицах и пчелах. Нашу мысль великолепно иллюстрирует притча Соломона: "Вот четыре малых на земле; но они мудрее мудрых: муравьи – народ не сильный, но летом заготовляют пищу свою; горные мыши – народ слабый, но ставят домы свои на скале; у саранчи нет царя, но выступает вся она стройно; паук лапками цепляется, но бывает в царских чертогах." (Прит 30:24-28). Но ни у муравьев, ни у саранчи, ни у птиц нет и не может быть сколь-нибудь развитого сознания – познания добра и зла, не может быть у них и духовного знания.

Читателю придется согласиться, что если подобного рода знание нельзя назвать духовным, то с еще меньшей степенью справедливости таковое знание может быть названо вещественным, материальным, ибо насекомым или животным не требуется познавать окружающий их мир, чтобы придти к выводу о необходимости постройки муравейника или учиться, как в случае саранчи, выступать стройно.

Дабы оформить сии до некоторой степени рассеянные рассуждения, – ведь мы так и не смогли дать имени тому знанию, о котором говорим, – обратим внимание, что в послании Иуды есть весьма интересные для нынешней темы слова. Прежде, нежели привести их, совершенно чистосердечно сознаемся, что в данном случае они вырваны из контекста. В чем эти слова кого-то обличают и к кому они относятся, мы не будем сейчас рассматривать, да для этого у нас еще слишком мало знаний. Однако иной раз бывает полезно взглянуть даже на второстепенные члены предложения и даже на вводные слова. Сделаем же это. Иуда пишет в своем послании о людях, которые "злословят то, чего не знают; что же по природе, как бессловесные животные, знают, тем растлевают себя." (Иуд 10).

Из этих слов одного из самых кратких посланий нетрудно вынести, во-первых, что и бессловесные животные знают, да еще так, что даже знание людей дозволительно сравнивать с их знанием. Во-вторых, – и это позволит нам тотчас дать и имя такого рода знанию – Иуда пишет, что бессловесные животные имеют знание по природе. То есть в отличие и от позитивного, и от богодухновенного знания мы имеем дело со знанием природным, а человек лишь придумал ему такие наименования, как инстинкт и безусловный рефлекс.

Но если в отношении насекомых и животных можно говорить лишь о инстинктах и рефлексах, то таланты человека ни в какое сравнение не идут со способностями животных. Вот здесь-то мы и нашли ключевое слово, связующее нашу нынешнюю тему с изложенным уже в связи с притчей о неверном управителе. Итак, имение, да к тому же полученное от Господа Бога, включает в себя и духовное знание, и такое знание или умение, которое трудно сравнить с чем-то иным, нежели с талантами – природное знание человека. К имению мы, понятное дело, должны добавить и богатство, приобретенное неправедным путем. Другое дело, что неверное управление, способствуя обретению неправедного богатства, расхищает вместе с тем главные части имения.

Понимание истинной роли природного знания, талантов, открывает нам загадку древних, часто обладавших в различных областях настолько широкими и глубокими знаниями и умениями, что они беспрерывно ставят в тупик современную науку, вещественные начала мира, сынов века сего. Приведем примеры подобных тупиков, не возвращая внимания читателя к таким общеизвестным чудесам, как Египетские пирамиды. Стоунхендж и идолы острова Пасхи. Так, в пустыне Наска в Перу видны странные сложенные из камня возвышения-бордюры высотой не более 20 сантиметров. Эти сооружения, если только к ним можно применить это слово, могут легко остаться за пределами внимания путника, однако, учтя площадь, покрытую ими, а она занимает ни много ни мало 500 квадратных километров, легко понять, что единственная возможность увидеть всю сию картину целиком – взглянуть на нее с большой высоты. И тут-то оказывается, что все изображение сложено из кривых и прямых, некоторые из которых являются линиями, характерными для дней солнцестояния и равноденствия для данных широт.

Существует множество примеров того, как считающиеся с точки зрения цивилизации отсталыми и чуть ли не дикими народы с древности хранят память о звездах, не только не видных невооруженным глазом, но даже таких, которые стали известны материальной науке лишь во второй половине XX века и только благодаря успехам электронной оптики. А у тех племен сии знания с незапамятных времен использовались в астрологических построениях. Подобные факты не могут не порождать теорий, в которых главная роль отводится пресловутым инопланетянам, якобы передавшим жителям земли такого рода знания. На самом же деле то были наши же прошлые палингенезии, обладавшие большим, чем мы, природным знанием в силу того, что стояли они много ближе к Источнику всего. И раз уж мы обмолвились об инопланетянах, скажем и то, что подобные проблемы нас весьма мало интересуют в силу сомнительности помощи, которую сии инопланетяне могут оказать человечеству в богопознании, – все так называемы послания внеземных цивилизаций оказываются в лучшем случае низкопробным морализованием, являющимся лишь весьма бледной тенью того, что можно найти в Священном Писании. И даже с точки зрения познания философии природы мира инопланетяне не могут дать ничего, ибо и они не вечны, а тварны, и обращаясь к источнику их бытия мы не можем придти ни к чему иному, как к Единому Богу. Но к чему такой окольный путь?..

Проводя анализ этого стиха, мы должны вернуться к тому могущему показаться в первом приближении второстепенному факту, что мы вновь встретились с понятием разделения. Мы дерзнули связать разделение на одно и другое со словами "Нехорошо человеку быть одному." (Быт 2:18), – то есть мы указали на прямую связь с событиями, знаменовавшими отделение жены от мужа. Надеемся, читатель вынес некое разумение из предыдущих глав и понимает, что Адам с Евой, являясь мужем и женою, несут полную меру символики, рассмотренной ранее. Однако разделение, о котором говорит настоящий стих, может быть истолковано более широко – не только жены от человека (мужа), но и человека от Бога. Нашим построениям пришлось бы довольно трудно при защите от критики того рода, что мы не нашли в Священном Писании описания отделения (внутреннего) человека от Бога. Но ведь именно об этом-то отделении и идет речь здесь. Младший брат получает причитающееся ему имение, – вся совокупность Божия имения и есть человек, – "первый человек Адам стал душею живущею" (1 Кор 15:45). То есть то, что описано в этом стихе – еще одно описание сотворения человека.

Говоря об отделении, мы должны понимать, что, разделяя свое имение между сыновьями, отец ни в коей мере не рискует стать прообразом короля Лир, ибо имение отца нисколько не уменьшается от того, что младший сын получил причитающуюся ему долю, ибо о такого рода сокровище нельзя мыслить категориями материального мира. Приводя на эту тему примитивнейшее уподобление, надо сказать, что если двое обменялись сотенными купюрами, то ни один из них ничего не приобрел, но, если двое обменялись знаниями, то обогатились оба. Последнее справедливо даже при обмене тем, что называется мудростью века сего. Насколько же более велико приобретение, когда речь идет о Небесном.

13. Сие Небесное неизбежно теряется, расточается, что недвусмысленно следует из дальнейшего повествования притчи. Уразумение символики расточения отцовского имения дает возможность без особого труда понять мудрость Екклесиаста: "Не говори: "отчего это прежние дни были лучше нынешних?", потому что не от мудрости ты спрашиваешь об этом." (Ек7:10). – А как же иначе, если после ухода от отца младший сын расточает имение свое?

После того, как сделан такой вывод, нам следует рассмотреть уход младшего сына в дальнюю сторону. Сия символика не может вновь не напомнить нам историю Адама с женою, жившего первоначально вместе с Богом в раю, который впоследствии оказался для него закрытым (Быт 2:8-3:24), и он остался отделенным от Бога – "водворяясь в теле, мы устранены от Господа." (2 Кор 5:6). И хотя в нашей притче младший сын уходит от отца по собственной инициативе, мы не имеем права обольщаться на сей счет, ибо «невозможно не придти соблазнам» (Лк 17:1), что говорит об их предопределенности. Да и в истории с Адамом происходит изгнание того из Едема, связанное со вкушением от древа познания добра и зла. Подчеркнем еще раз – не о познании вообще идет речь, но именно о познании добра и зла. Корень проблемы лежит в том, что неискушенная, бессознательная невинность, неосознанная невинность, не может быть добродетелью, что естественным образом следует из самого смысла сознания как степени познания добра и зла, однако в этом вопросе мы рискуем раньше положенного времени вернуться к образу старшего сына.

Вспомним Еву: «она будет называться женою; ибо взята от мужа. Поэтому оставит человек отца своего и мать свою, и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт 2:23,24). Павел сказал об этом: «тайна сия велика» (Еф 5:32), «ибо прежде создан Адам, а потом Ева; и не Адам прельщен; но жена, прельстившись, впала в преступление.» (1 Тим 2:13,14). Теперь-то мы уже открыли тайну: Адам – муж есть человек внутренний; ему для жизни в веке сем дана Богом жена – Ева, отделенная от него, посредством которой он, будучи от начала девствен, познает добро и зло мира, и «ни муж без жены, ни жена без мужа». Одним словом, параллель между блудным сыном и Адамом полностью оправдана.

Комментируя сей стих, мы должны пока лишь обратить внимание на слово "распутно", ибо и оно не является лишним.

14. Вернувшись к нашему главному персонажу, еще раз повторим, что "водворяясь в теле, мы устранены от Господа." (2 Кор 5:6), – запасы имения отчего не возобновляются, а посему, когда младший сын проживает все, чрево его оказывается пустым, и он начинает нуждаться. Причем сия пустота не может вызывать никаких восторгов, навеянных темой достижения безмолвия, ибо та пустота, о которой идет речь в притче сейчас, принципиально отличается от состояния внутреннего мира: мир освобождает место для сходящей свыше мудрости, мы же видим пустоту, вызванную отсутствием ее.

Для себя отметим ту особенность повествования, что до момента исчерпания запасов природного знания речь в притче еще не шла о насыщении чрева, и сия знакомая нам по предыдущим главам символика появляется лишь тогда, когда сын проживает все. И вот тогда-то оказывается частично или полностью утраченной способность человека построить новую египетскую пирамиду, отлить из железа нержавеющий столб и многое, многое другое, чего современная технология не может даже приблизительно воспроизвести.

 Итак, для находящегося в мире сем блудного сына настает период великого голода, ибо то, что он получает от века сего не может удовлетворить и насытить его – «не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф 4:4; Лк 4:4). Говоря о голоде, неизбежно наступающем после утери связи с Богом, в дополнение к приведенной в начале комментария к настоящему стиху выдержке, мы можем вспомнить: «забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно.» (Мф 13:22).

15. Пребывая в веке сем, да еще впав в нужду, младший сын попадает в подчинение и зависимость от некоего жителя той страны, в котором совсем не так трудно узнать того, имя кому, по словам Иоанна Богослова, «князь мира сего». И он посылает сына пасти свиней. Нельзя забывать, что свинья в библейском понимании всегда оставалась олицетворением (символом) всего самого низкого и нечистого, что только может быть в мире: «нечиста она [свинья) для вас.» (Лев 11:7). Свинья является притчею во многих требующих негативного уподобления случаях – «Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная.» (Прит 11:22) ; «не бросайте жемчуга вашего пред свиньями...» (Мф 7:6); «вымытая свинья идет валяться в грязи.» (2 Пет 2:22). Стоит вспомнить также повествование синоптиков о переселении легиона духов нечистых в свиней (Мф 8:30-32; Мк 5:12-14; Лк 8:32,33).

16. Для понимания того, о чем говорится далее, необходимо не просто вспомнить о символике чрева и пищи как того, что входит во чрево, но стоит задуматься над вопросом: если свинья является символом нечистоты и низости, каково же то, что питает эти качества, и что же есть пища свиней – рожки? Ведь этот вопрос гораздо более серьезен, нежели вопрос о предпочтении мудрости века сего мудрости, сходящей свыше. Тот, кто питается пищею свиней, сам превращается в свинью (посмотрите, как неожиданно мы признали во всяком случае в символической области правоту индуистской мудрости – «Ты есть то, что ты ешь.»), однако такого обращения не может произойти, что прямо и следует из стиха: «но никто не давал ему». С тачки зрения буквального толкования последние слова совершившего бессмысленны. Действительно, не приставил же князь мира сего к блудному сыну соглядатаев, в обязанность коих входило бы следить, чтобы тот не похищал пищи у свиней. Смысл этих слов в принципиальной невозможности такого оборота событий. С подобными мотивами мы уже встречались, ведя речь о спасении «как бы из огня» и о близости к погибели, а наш герой сейчас как нельзя ближе к погибели, – но тем не менее не гибнет, ибо не может погибнуть, о чем мы еще поговорим чуть позже.

17. Следующий стих начинается словами, заставляющими нас чуть переосмыслить сказанное, ведь здесь говорится: "придя... в себя". Сие, даже без понимания всей исследуемой нами символики, не может не навести на мысль, что до того момента он был как бы не в себе – в состоянии, из которого можно выйти, придя в себя. Понятно, что здесь идет речь о качественных изменениях в состоянии сознания. В данном случае у младшего сына происходит прозрение в отношении источника истинной пищи – хлеба, дающего жизнь.

В этом же стихе впервые упоминаются такие персонажи, как наемники отца. Главной отличительной чертой последних является то, что они, получая свою долю хлеба или даже, как в нашей притче, избыточествуя хлебом, не имеют права на наследство хозяина. Сын же, пусть даже и блудный, становится в итоге владельцем имения.

 Об этом прекрасно сказано в апокрифе Филиппа: «Раб только ищет быть свободным, но он не ищет имущества своего господина. Сын же – не только сын, но он воспреемлет себе наследство отца.» (Филипп 2). Далее разъясняется смысл наследования: «Те, кто наследует мертвое, мертвы сами, и они наследуют мертвое. Те, кто наследует живое, – живы, и они наследуют живое и мертвое. Мертвые не наследуют ничего. Ибо как бы мог наследовать мертвый? Если мертвый унаследует живое, он не умрет.» (Филипп 3). Сей принцип, конечно же отражен и в уже приведенных нами фрагментах канонических писаний (Гал 4:1-7).

18-19. Итак, младший сын начинает прозревать и мечтать о благах имения Отчего, он приходит на порог покаяния, он готов зарабатывать хлеб как наемник, даже путем отказа от сыновних прав на наследство. Он мечтает о том, чтобы слепо выполнять предписанное наемнику и рабу. Он начинает искать божественной мудрости, но, в силу того что сам находится, как мы уже отметили, в точке наибольшего отрыва от истинной духовности и наиглубочайшего порабощения вещественными началами мира, он способен вместить лишь отражение Божественной мудрости в веке сем, может познать и принять лишь такую святость, какую способен постигнуть одновременно и с точки зрения вещественных начал мира, и по контрасту с этими вещественными началами. Дабы пояснить, что означают слова «и с точки зрения, и по контрасту», читателю придется вспомнить, что тот, кто знает за собой какой-то грех, вынужден с особым рвением демонстрировать другим отсутствие в себе этого греха. Вот тут-то и рождаются, «устраняя слово Божие преданием» (Мк 7:13), «учения, заповеди человеческие» (Мк 7:7), что «имеет только вид мудрости в самовольном служении» (Кол 2:23); тут-то и происходит вторжение в то, чего младший сын не видел, «безрассудно надмеваясь плотским своим умом» (Кол 2:18).

   Но все это еще только мечты и иллюзии, ибо на самом деле сын еще ничего не сделал для осуществления своих мечтаний, и они пока, как и учения человеческие, никуда не ведут, и блудный сын пребывает там, где и был.

   20. И вот, наконец, мы видим первое положительное деяние кающегося сына: "встал и пошел к отцу", – это есть уже результат духовного воскресения. И, говоря об этом, нам придется вспомнить нижеследующие фрагменты: "Вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили, по обычаю мира сего, по воле князя, господствующего в воздухе... Бог, богатый милостью,.. оживотворил со Христом..." (Еф 2:1-6); "Посему сказано: «встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос.» (Еф 5:14); «И будет восставлен [падший раб]; ибо силен Бог восставить его.» (Рим 14:4).

   Сей символ и есть рождение заново, рождение свыше, рождение от Духа (Ин 3:3), того, о чем мы говорили в связи с темой посвящения. И вот, отец видит сие действие сына еще тогда, когда тот далеко, и подает ему помощь. В дальнейших словах – "сжалился", "пал на шею", "целовал" – угадываются черты символов высших посвящений, получаемых – более точного слова подобрать невозможно – по благодати. Здесь можно проследить те же мотивы, что и в речении: "Никто не может придти ко Мне [т.е. будучи сонаследником Христу (Рим 8:17), стать сыном], если то не дано будет ему от Отца Моего." (Ин 6:65). Это речение нельзя воспринимать в отрыве от такого: "Никто не приходит к Отцу [т.е. не возвращается по притче], как только через Меня [т.е. став сыном]." (Ин 14:6). Сии положения к тому же находятся в строгом соответствии с приведенной в комментарии к одиннадцатому стиху притчей Марка о постепенном росте семени (Мк 4:26-29). На всякий случай подчеркнем, что понимание всего сказанного в притче Марка, равно как и в притче Луки о блудном сыне, неотделимо от учения о палингенезии. То есть, в приложении к притче о блудном сыне на каждом отрезка своего пути он, проходя предлежащее ему поприще, обновляясь, имеет, однако, разных жен. Иначе говоря, в расточении имения участвуют одни личности – палингенезии мужа – блудницы; свиньи князя мира сего пасутся участием других, а решение о возвращении к Отцу приходит к сыну при третьих.

   21. При рассмотрении следующего стиха может показаться, что он излишен, ибо просто повторяет целую фразу из восемнадцатого и девятнадцатого стихов, однако сей фразой нельзя пренебречь, ибо она свидетельствует о том, что состояние покаяния является неотъемлемым атрибутом не только первого, но и высших посвящении. И в этом заключен глубочайший смысл. Ибо покаяние по-гречески выражается словом metanoia (метанойа), и нельзя забыть, что то же слово обозначает и изменение сознания. Тут сразу нужно отметить, что покаяние только тогда чего-то стоит, когда оно связано с повышением сознания. Но ведь и в посвящении, как мы отмечали, главным является качественный скачок оного. Посему-то, покуда наивысшее, совершенное состояние сознания не достигнуто, и необходимо стремление к повышении сознания – метанойа – покаяние.

   22. В предыдущих главах мы потратили достаточно времени чтобы уже ничего не говорить о лучшей одежде, даруемой сыну по возвращении в отчий дом. Отметим тут же, что обетование одежд белых содержится также в описывающем пятое посвящение послании Ангелу Сардинской церкви – пятом по порядку послании церквам из Откровения Иоанна Богослова: "Побеждающий облечется в белые одежды." (Отк 3:5). И тут мы не можем опять не вспомнить сцену Преображения Иисуса: "одежда Его сделалась белою." (Лк 9:29; Мф 17:2; Мк 9:3).

   Наряду с лучшими одеждами сын получает и обувь на ноги. А ведь обувь есть часть одеяния, предназначенная для той части тела, которая ближе всего связана с путем, которым идет сын – и путем зла, и путем спасения. Символика ноги тоже не нова для нас. А в Добавок к уже сказанному отметим, – нога может попасть в сеть (Пс 9:16, 24:15, Иер 18:22), и, что гораздо важнее в нашем контексте, нога может поранится о терн (Ос 2:6; Прит 22.5) и преткнуться о камень (Пс 55:14; 114:8), что хоть и не остановит, но может заметно замедлить продвижение по пути. Обувь в этом смысле предохраняет ноги и защищает их от ран при возможных преткновениях. Легко видеть посему, что далее ноги сына защищены. Равно легко догадаться, что если бы дальнейший путь сына был свободен от тернии и камней, то обувь была бы ему не нужна вовсе, но отныне – какие бы тернии ни встречались на пути вернувшегося в отчий дом сына – его ноги надежно защищены.

   Мы не должны упустить и символики перстня, получаемого сыном от отца. Можно искать разрешения загадки перстня в том, что во многих культурах и, между прочими, в египетской, мудрости которой был научен Моисей (Деян 7:22), кольцо было символом того, что, не имея ни начала, ни конца, является абсолютом и вечностью. Но у символа перстня есть и еще один не менее грандиозный смысл, заключающийся в том, что дарение господином перстня означало наделение одаряемого определенной властью (Быт 41:42; Есф 3:10). Перстень служил для скрепления важнейших письмен печатью (Есф 3:12; 8:8,10; Иов 14:17, Дан 6:17). Помещавшаяся на перстне печать обычно содержала определенную надпись. Какая же надпись могла быть выгравирована на перстне, который отец дарит младшему сыну по возвращении? – Принимая во внимание, что Лука, донесший до нас притчу о блудном сыне, был особым приближенным и неизменным спутником Павла (Кол 4:14; 2 Тим 4:10), не почтем за необузданность фантазии предположение о том, что перстень тот имеет «печать сию: „Познал Господь Своих“.» (2 Тим 2:19).