Текст книги "Последняя Империя. Война с Китаем (СИ)"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Уже через неделю министр обороны КНР Чжан Вэйжон, начальник генерального штаба Сю Веньян и начальник разведки Мао Вейшенг рассматривали отпечатанную в полную величину карту дислокаций войск и оборонительных сооружений Дальнего Востока Российской Федерации.

– Что вы скажите об этом? – Спросил Вейшенг.

– Очень интересно. В основном это совпадает не только с данными космической разведки, с вашими данными, но и хорошо дополняет их. Единственное, я не пойму, что значит разный цвет укрепрайнов.

Начальник генштаба ткнул пальцем в один из квадратов карты. Вейшенг рассмеялся:

– Вот это как раз самое интересное. Мы даже посылали запрос тому лейтенанту, и все оказалось очень просто. Это вот, – Он ткнул указкой в извилистую линию на карте, – старые укрепрайны еще тридцатых годов, это – семидесятых годов. В девяностые годы они были заброшены и разграблены. Сейчас их активно восстанавливают. Вот эту систему дотов решили не восстанавливать, они безнадежно устарели, строят новые. Вот эти, синим цветом – новые рубежи обороны. А вот эти, желтые контуры – ложные укрепрайоны.

– Как это – ложные? – Переспросил начальник генштаба.

– А вот так. Эти системы дотов расположены на второстепенных участках обороны. Здесь очень сложный рельеф и мы вряд ли направили сюда свой удар. И русские это поняли. Они строят укрепления почти на виду, демонстративно. Завозят цемент, камень щебенку, но весь этот с виду настоящий бетон на самом деле – почти картон. Практически это муляжи. Они должны принять на себя удары нашей авиации и артиллерии, но тут не будет, ни пушек, ни пулеметов, ни солдат.

– Неплохо придумано, – бросил Чжан Вэйжон. – Без этих данных мы бы направили на эти муляжи удары своих войск?

– Да, безусловно, – подтвердил начальник генштаба. – А сейчас у нас есть даже направление главного удара.

И он карандашом провел красную черту сквозь ложный укрепрайон вглубь страны.

– Логично, – согласился министр. – Почему не использовать глупость врага?

– Значит, нам больше не стоит заниматься сбором информации об этих укреплениях? – Спросил Вейшенг.

– Да, именно так. Теперь главное – подготовить такой вал диверсий, чтобы полностью парализовать войска русских. Перебросьте на это всех своих агентов. Кстати, надо бы наградить агента, доставшего эту информацию. Как его зовут?

– Дан Лонгвэй, – прояснил Вейшенг.– Это один из наших лучших резидентов. Мы уже подготовили представление на внеочередное звание. Он мне почти как сын, я его веду с двадцати лет, с военного училища. Сирота, а добился таких успехов в нашем деле.

Через два дня после этого разговора капитан Семенов разбился на своей служебной “Волге”. Лонгвэй лично видел разбитую и сгоревшую машину капитана в трех километрах от Хабаровска. Китаец не удивился – с теми запасами алкоголя в крови, что постоянно находились у капитана, это должно было рано или поздно случится.

ЭПИЗОД .

ПЕКИН, площадь Таньанмэнь, за год до вторжения.

Они все рассчитали точно и верно. Никто не обратил внимания на двадцать молодых людей, пришедших на самую большую в мире площадь порознь, поодиночке. Единственное, что отличало этих девушек и парней – слишком теплая, не по погоде одежда. Было уже тепло, плюс двадцать, а на них были широкие, теплые куртки. На площади, как обычно, было очень много людей. Сотни, а может тысячи туристов приехали со всех концов великой страны, в том числе из тех районов, где еще вовсю царствовала зима – с высокогорного Тибета, с северной пустыни Гоби. Кроме того было очень много туристов из-за рубежа. Сразу три телекомпании производили заранее обговоренные съемки. В том числе съемочная группа Би-Би-Си снимала сюжет посвященный современному Китаю. Ветеран политического репортажа Джонатан Дин снимал свой очередной фильм с предварительным названием “С любовью в Китай”.

– Когда я приехал в эту страну в первый раз этот человек был еще жив, – Джонатан, невысокий, худощавый, и, несмотря на свои семьдесят лет как мальчишка подвижный, показал рукой на огромный портрет Мао Цзэдуна над его мавзолеем, – и страна походила на один большой завод. Все ходили в одинаковых синих спецовка, кедах и кепках как у вождя…

Дину неожиданно пришлось прервать репортаж. За его спиной, как раз на фоне мавзолея раздались дружные, хорошо отрепетированные крики. Двадцать глоток во всю силу кричали на английском языке:

– Свободу Китаю! Долой компартию! Выкинуть Мао из мавзолея!

Все двадцать молодых людей скинули свои куртки, на теле двоих из них были намотаны транспаранты, которые они тут же растянули. На них была дата того самого, знаменитого и кровавого выступления студентов в 1979 году и надписи на английском: “Свободу!” и “Мы помним 4 июня! А вы?”. К ним уже бежали со всех концов площади люди в форме и люди в штатском, но когда студентов уже начали растаскивать под руки, произошло нечто ужасное. Все двадцать человек внезапно и почти одновременно вспыхнули. Одежда демонстрантов явно была пропитана каким-то горючим составом, цвет пламени был неестественно ослепительным, и двадцать живых факелов горели ярко, яростно, стремительно, и крики боли самоубийц слились с воплями ужаса тысяч туристов. Пламя перекинулось и на милиционеров, державших за руки демонстрантов, на представителей спецслужб. Они отскакивали в стороны, лихорадочно пытались тушить свою горящую одежду, получалось это плохо. Некоторым приходилось скидывать для этого шинели и куртки, пара милиционеров просто каталась по земле, пытаясь сбить огонь со своей одежды. Во всем этом хаосе люди из органов на время забыли про съемочные бригады с Запада. Оператор Дина, работавший с ним уже тридцать лет, в свое время на себе испытал бесцеремонные нравы госорганов Китая, так что он быстренько сменил флешку с записью, поставил чистую, и этот номер ему удался. У всех, кто на площади в этот день имел с собой телекамеру или цифровой фотоаппарат были изъяты карты памяти. С китайскими туристами совсем не церемонились, просто отбирали у них цифровики и мобильники. Лишь съемочной группе телекомпании Би-Би-Си удалось вынести с площади запись этого огненного самоубийства.

Репортаж с площади Таньанмень вызвал шквал эмоций во всем мире. Тем более что Дин смонтировал в сюжете кадры с того, самого первого приезда в Пекин в 1975 году, и получил нужный эффект. Слишком разителен был контраст между той человеческой саранчой, что маршировала в одинаковой форме в кадрах 1975 года, и вдохновленными лицами самоубийц.

– Мы видим, насколько вперед ушел Китай за эти три десятка лет, – вещал Джонатан Дин. – Из механизированного общества, где каждый человек был лишь винтиком и механизмом большой машины, мы получили общество, где его граждане отчаянно борются за свои права, при этом не жалея свои жизни. И мы действительно не должны забывать этих, новых жертвенных мучеников свободы, как и тех, первых идолов кровавого 1979 года.

Буквально на следующий день отозвался самый известный узник совести Китая – Ван Джин Джинг. Всемирно известный режиссер, лауреат Каннского и Венецианского кинофестивалей отбывал пятилетний срок за антикоммунистическую деятельность. Он обратился с призывом к народам Запада вспомнить о жертвах Тяньанменя.

– Вы живете в благополучном обществе, вы к этому привыкли, воспринимаете свободу как нечто естественное, как утренний свежий воздух в открытое окно, и питьевую воду из-под крана. Но есть целый мир, где свобода – это призрачный мираж, как силуэт летящей цапли в зарешеченном окне. Миллионы людей в нашей стране не видят ничего, кроме рабского труда за миску риса, в то время как коммунистические вожди жирую, произнося одни речи. Они нам указывают, как нам жить, сколько детей рожать, сколько трудиться и сколько отдыхать. Этих трутней на улье нашего древнего государства давно пора заставить работать руками, а не языком. Если коммунисты не хотят предоставлять свободу своему народу, то надо заставить их сделать это. Хотя бы во имя тех святых молодых людей, пожертвовавших собой для свободы своей многострадальной родины.

Когда Ван Джин посмотрел эту запись, его поразило не убежденность этого человека, а то, что это была именно видеозапись, причем высокого качества, и сделана она была прямо из тюремной камеры. И попала она на Запад буквально через день после самосожжения студентов.

– Кто сделал эту запись? – Спросил Генсек не оборачиваясь. Сзади стоял министр общественной безопасности Ка Зэнгжонг, Шоушан и Вейшенг.

– Мы уже нашли этого мерзавца, – зачастил Зэнгжонг. – Он был тюремным надзирателем, пронес телекамеру и сделал эту запись. Он получит свой срок.

– Сколько?

Министр не понял:

– Что, сколько?

– Какой он получит срок?

– Не менее пяти лет.

– Он знал об этом?

– Да, их сразу инструктируют, как они только поступают на службу, они сразу дают подписку. За связь с политзаключенными, любую попытку пронести что-то с воли или на волю карается именно таким сроком. И он работал уже в этой тюрьме десять лет. Считался одним из лучших надзирателей. В личном деле одни поощрения.

– Он получил за это деньги?

– Нет. Таких данных мы не нашли.

– Плохо. Если уже такие люди сами идут в тюрьму…

Генсек не докончил своего предложения, но собеседники поняли его. В это время в кабинет зашел секретарь Ван Джина, положил ему на стол бумагу. Тот прочитал ее, поморщился.

– Ну вот, этого и следовало ожидать. В Лхасе сожгли себя сразу сорок буддистских монахов. И это уже попало в новости всех телеканалов мира. Они знали, что это все произойдет. Как вы думаете, кто стоит за этим – ЦРУ, ФСБ?

– По моим данным – и те, и другие, – ответил Вейшенг. – Но мы не можем поймать их за руку.

– Надо поймать. Надо не только поймать, но и раздавить эту гадину в зародыше. Чтобы они публично покаялись в содеянном. Это преступление работать против своей страны.

Вейшенг покачал головой:

– Это сложно. Вся подрывная деятельность идет через интернет.

Тут возмутился министр общественной безопасности:

– Но ты сам недавно хвалился своим “отделом Джи”?

– Там идет большая разведка, а это, – Вейшенг мотнул головой в сторону застывшего на экране изображения режиссера, – ловля пескарей в горной реке голыми руками.

– Ловит пескарей не менее важно, если эти пескари могут подрыть сваи большого моста, – ответил Джин. – Надо все это пресечь.

– Хорошо, я переключу часть своих лучших людей на эту работу. Мы выловим всех, и пескарей, и сомов.

Через месяц после этих событий на Тайване прошла мощная демонстрация студентов, недовольных закрытием университетской газеты. Не обошлось без кидания в сторону полицейских дымовых шашек, фаеров и подожженных покрышек. Стражи порядка опять перегнули палку, были жертвы, и тогда мировая общественность окончательно убедилась, что: “Ван Джин кровавый палач детей”. Вскоре Англия на ассамблее ЕЭС подняла вопрос о санкциях против Китая. Был поставлен запрет на полную поставку вооружений и всех технологий двойного использования. Несмотря на противодействие Франции, Италии и Испании такая директива была принята. Руководство этих трех стран было очень недовольно. За последние три года они вложили в развитие Китая колоссальные суммы, и терять их из-за каких-то двух десятков сумасшедших студентов им казалось верхом глупости.

Джонатан Дин в третий раз получил Пулитцеровскую премию и бессрочный запрет на въезд в Китайскую Народную Республику.

ЭПИЗОД .

ЗА ДВА ГОДА И СЕМЬ МЕСЯЦЕВ ДО НАЧАЛА ВОЙНЫ

На этом заседании Временного военного совета должны были определены меры противодействия новой доктрины Китая. Доклад делал начальник Генерального штаба. Генерал-полковник Иван Андреевич Колбин был человеком чрезвычайно умным и знающим. Но порой его знания и ум переходили в такую махровую педантичность, что терпеть его рассуждения было весьма трудно. Вот и сейчас Сазонтьев начинал терять терпение. Хотя Сизов, привычно возглавлявший это заседание Временного военного совета, оставался невозмутимым.

– Хотя и говорят, что полководцев учат по прошедшим войнам. Великая Отечественная дала нам бесценный опыт, но потом мы сталкивались только с локальными конфликтами, где нужны не фронтальная оборона и атака, а мобильность небольшого количества войск, – вещал Колбин. – Но иногда приходится возвращаться к опыту даже не последней большой войны, а еще и даже Первой мировой. Именно во время нее начали использовать глубоко эшелонированные укрепрайоны, которые потом достигли пика своего развития в линиях Маннергейма и Мажино, а в нашей стране – в линиях Сталина и Молотова. Я думаю, что нам так же придется вернуться к этому опыту, тем более, что у нас есть начальный капитал, то есть защитные сооружения, оставшиеся нам с тридцатых и семидесятых годов прошлого века.

– Вы считаете, что целесообразно использовать именно такой метод защиты? – Спросил Сизов. – Но тогда и наши взломали финские укрепления, и немцы спокойненько обошли хваленую линию Мажино.

– Я считаю, что да. И уроки того же Мажино весьма нам пригодились. Это дает нам возможность сравнительно небольшой массой войск противостоять противнику с гораздо большим количеством техники и живой силы. Задача этих укреплений – сдержать войска противников как можно дольше на определенных участках и выбить как можно больше танков и другой бронетехники.

– Что скажешь, Главковерх? – Сизов обернулся к министру обороны.

– Что сказать, все верно. Мне, конечно, такая война не нравится, по мне нет ничего лучше кинжального броска десантуры, но тут придется пойти на фронтальную оборону. Хотя… Это очень хреново сидеть по казематам и ждать, когда тебя будут выкуривать…

– Мы предусмотрели модификацию все укреплений в соответствии с прогрессом нашего времени. Там будут и новейшие виды оружия, и все новейшие виды защиты.

– А что скажет Премьер? – Сазонов развернулся в другую сторону, где сидел третий член знаменитого триумвирата – Соломин.

– Что я могу сказать? Я предчувствую колоссальные расходы на строительство всех этих укреплений, перевозку техники, материалов, личного состава, увеличение военного заказа.

– Ты правильно мыслишь, так что, готовь средства.

Соломин тяжело вздохнул:

– Хорошо, куда деваться то. Опять придется затянуть пояса. Зарплату бюджетникам придется заморозить.

– Ну что, принимаем директиву 40-52? – Спросил Сизов. – Кто за?

Руки подняли все члены военного совета.

Уже через две недели поток грузовых составов в сторону Дальнего Востока увеличился в три раза. Везли металл, цемент, автотехнику, трактора, бульдозеры, экскаваторы. Но этого было очень и очень мало. Прямо на месте начали строить новые цементные заводы, разрабатывать гигантские карьеры по добыче песка и щебня. Но самым большим дефицитом был недостаток квалифицированных людей разбирающихся в такой сложной области как строительство военных сооружений. Да и просто – не хватало рабочих рук. Не выручали даже безмерно разросшиеся строительные войска. Нужно было искать рабочие руки на месте.

ЭПИЗОД .

ЗА ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ДО ВТОРЖЕНИЯ

Деревня Воздвиженка была одной из старейших поселений русских на Дальнем Востоке. Предки деревенских жителей пришли сюда еще в семнадцатом веке, это были и казаки, и беглые каторжане. Деревня процветала и при царе, и при коммунистах. Но с начала девяностых годов двадцатого века Воздвиженка находилась в упадке. Транссиб и БАМ были далеко, миновала их и автомобильная трасса, на которой кормилась половина населения Дальнего Востока. По ней лихие водилы гоняли подержанные японские машины в Сибирь и на Урал, кто-то их заправлял или ремонтировал, кто-то кормил водителей, устраивал ночлег и секс-сервис, а кто просто грабил и убивал перегонщиков. Мощнейший животноводческий совхоз-миллионер “Знамя Победы” развалился, работы в деревне не было никакой, те, кто помоложе, уехали в другие города и регионы. Мужики нещадно пили, да и женщины постепенно спивались, тщетно борясь с нищетой и не находя в будущем никакой радости кроме стакана водки. Но уже месяц мужики Воздвиженки почти не пили. Началось все с того, что в деревню приехал человек в военной форме коротко переговорил с председателем сельсовета Николаем Никитиным, после чего тот быстро собрал деревенских сход. За полчаса на площадь пришли почти все взрослые жители деревни, пятьсот человек, как мужчин, так и женщин. Дома остались либо совсем пьяные мужики, либо немощные старухи да грудные дети.

Разглядывая лица жителей деревни, подполковник Иван Шубин старался не показать виду, что он так сильно разочарован, если не сказать больше – потрясен внешним видом собравшихся. Застиранная одежда восьмидесятых годов, максимум – пуховики начала девяностых, нещадно засаленные и уже не поддающиеся никакой стирке. Но самое ужасное во всем этом – лица. Худые, землистые, впалые щеки, кто-то пьяный, кто-то трезвый, но с явного бодуна, и в глазах у всех, и мужчин, и женщин, и даже детей – застарелая тоска и безысходность. Особенно бросилось в глаза подполковника Шубина лицо пьяного молодого мужика с бессмысленной улыбкой на пухлых губах. Когда-то парень был видным красавцем – высокий, рослый, курносый, с голубыми глазами, но сейчас его красота сходила на нет из-за беспробудного пьянства.

Откашлявшись, подполковник вышел вперед:

– Добрый день, товарищи.

– Да какой же он, нахрен, добрый? Дождь, вон третий день идет. Похмели, и он будет добрый, – крикнул в ответ тот самый парень, так привлекший внимание Шубина.

Все засмеялись, и подполковник содрогнулся. Почти у всех смеявшихся во рту отсутствовало большинство зубов.

– Молодец, Мишка, не спускай с него, – крикнул кто-то из толпы.

– Давай, Мишаня, долби вояку!

– Мишка Корнеев, местный остряк, алкаш еще тот, – шепнул сзади глава сельсовета.

– Сегодня очень добрый день, – продолжил Шубин. – Я, подполковник Шубин, инженерные войска. У меня к вам есть очень простое предложение – работа.

– Какая? – Тут же спросил Мишка. – Коровам хвосты крутить?

– Да нет, такой специальности у меня в штате нет. А работа у меня есть любая. Механизаторы среди вас есть?

В толпе снова засмеялись, а Мишка прокомментировал:

– Да у нас тут все механизаторы! И трактористы, и водители и механики. Совхоз то у нас был миллионер, луга и пашни вон какие, до самого Китая, без техники бы ничего не было, ни миллионов в закрома страны, ни орденов для покойного Сазоныча. Тот аж звезду героя на нашем хребту заработал.

– Не хай Сазоныча, Мишка! Он хоть и Герой Соцтруда, но мы при нем как у Христа за пазухой жили, и работа была и зарплата такая, что дай боже каждому. – Осадил Мишку пожилой мужик с большой лысиной. – Вон, у всех и машины были, и мотоциклы. По курортам ездили каждый год. На доске почета висели, знамя переходящее из года в год получали. Говори, подполковник.

И Шубин продолжил:

– Очень хорошо! Если механизаторы есть, значит, будем работать. Мне нужны будут не только механизаторы, но и бетонщики, и сварщики, электрики, да и женщинам работу найдем. Кормить и обстирывать вас тоже надо будет.

– Где? Где работать-то? – Заволновались в толпе.

– У вас в трех километрах от деревни начинаются военные укрепления.

– Укрепрайон? – Удивился Мишка. – Так мы ж его разворовали? Я сам оттуда столько металла вывез и сдал – мама не горюй! Почитай цистерну водки с него выпили.

– Вот, и это печально. А теперь будем не только его восстанавливать, но и строить новые укрепления. Работать будем быстро, много, без выходных, без праздников. Один большой трудовой день.

– Чего так? Стахановцами сделать хотите? – Засмеялся Мишка.

– Достал ты уже, Мишка, – проворчал лысый мужик. – Дай умного человека послушать.

– Ой, Мироныч…

Мишке больше не дали сказать ни слова, зашикали со всех сторон, одна женщина даже дала местному остряку подзатыльник.

– А ты, Михаил, не понимаешь? – Спросил Шубин. – И остальные не понимают? Китай он все растет и множится. А расти то ему некуда, только к нам. Так что будем строить укрепрайон.

– И надолго такая работа? – Спросил Мироныч.

– Надолго. Года на три. Так кто пойдет ко мне работать?

Руки подняли все. И никто не спросил про заработок. Это было не столь важно – главное для них нашлась настоящая работа.

И вот, спустя месяц, Шубин, стоя на вершине сопки, наблюдал, как снизу ползут одна за одной грузовые машины. То, что месяц назад ему казалось невероятным, было уже свершившимся фактом – они не только не отставали от графика работ, а опережали его. Шубина окликнули.

– Полковник, глянь в свою штуку, как там моя Танька, сиськи не чешет?

Полковником его называл только тот самый хохмач Мишка Корнеев. Шубин обернулся в другую сторону, посмотрел в видоискатель буссоли. На вершине соседней сопки с мерной рейкой стояла жена Мишки – Татьяна. Шубин записал данные в тетрадь и махнул рукой Татьяне – все! Мужчины закурили, наблюдая, как женщина неуклюже спускается вниз. Потом она поскользнулась и покатилась вниз на пятой точке, задрав юбку и обнажив при этом свои толстые, белые ноги. Мужики засмеялись.

– Корова! – Прокомментировал Мишка, и они так же начали спускаться.

– Ладно, она хорошая у тебя, просто красавица. Сколько живете вместе?

– Десять лет.

– Дети есть?

– Нет.

Шубин удивился:

– Почему?

– Я откуда знаю? Я… половине деревне сделал потомство, а с ней – никак!

– К врачам обращались?

Мишка скривился:

– Да… к каким врачам?! Тут зубы некому выдернуть, их вон Сашка Токарь рвет всем пассатижами за пол-литра.

– А я всех врачей прошел. И в столице, и в Питере. Бесполезно!

Мишка даже остановился.

– Постой, что, у тебя такая же фигня?

– Абсолютно. С первой женой сразу парня сделал. Потом разошлись, с Ленкой я сошелся. У ней тоже парень от первого брака, своего хотели соорудить, и никак. Восемь лет так вот живем.

– А что врачи то говорят?

– Говорят, что все в норме. Просто не пришло время. А когда оно придет? Черт его знает…

– Да, и хрен что исправишь. Я, может быть, так бы и не пил, но заедает… Некоторые еще прикалывают. Дескать, отдай жену кому-нибудь, чтобы он ей ребенка заделал. Я двум козлам морды набил, остальные молчат, но за спиной, суки, ухмыляются.

– Ладно, не бери в голову. Все будет. Вот сейчас с месяц не попьешь, и такого парня ей отстругаешь. Все позавидуют.

Они дождались, когда Татьяна поднимется к ним на вершину. Она подошла, обняла мужа, уставилась на него своими голубыми глазищами. Улыбалась она редко, у ней не хватало переднего зуба в верхней челюсти. А Мишка продолжил разговор о своих проблемах:

– Дай то бог. Ну, что, на сегодня все?

– Да нет, надо еще вон туда съездить.

Шубин махнул рукой в сторону самой большой сопки, стоящей в отдалении, последней перед большой равниной. А далее шла горная гряда, непроходимая для любой техники.

– И что там будет? – Спросил Мишка.

Шубин пояснил:

– Новое укрепление – форт “Шилка”.

– Почему форт?

– Я его так назвал. Сопка слишком далека от всех остальных укреплений, и это будет очень мощное укрепление. Нам его придется строить с нуля. И это все очень интересно.

Через год после начала работ по строительству новых и восстановлению старых укрепрайонов с большой инспекцией на Дальний Восток приехал комиссия лично во главе с министром обороны. Главковерх не был доволен ни быстротой производимых работ, ни их качеством. Он снял одного из командующих укрепрайонов, у того слишком медленно двигались работы. Второму влепил выговор. Тот из-за нехватки кадров догадался нанять на работу китайцев. Но самое строгое наказание понес комендант укрепрайона “Лена”. Он приторговывал на сторону казенным цементом, за счет чего построил себе в пригороде Хабаровска роскошный трехэтажный особняк. По своему обыкновению Сазонтьев не стал церемониться, он просто вытащил из кобуры пистолет и пристрелил вороватого полковника прямо у стен новенького дома, на глазах жены и двух детей. Тут же он прокомментировал свое действие, обогатив свой же недюженый набор крылатых цитат:

– Кто еще захочет построить себе домик за счет казны, гроб пусть себе заказывает за свой счет.

ЭПИЗОД .

КИТАЙ, ШАНХАЙ.

В эту ночь Зен Чангминг почти не спал. Дочка снова температурила, она покрылась потом, плакала и они по очереди с женой укачивали ее на руках. Чтобы как-то отвлечься от детского плача Чанг включил небольшой транзистор. Из динамиков послышался торопливый речитатив Шоу Шана.

– Русские всегда свысока относились к нашей нации. Еще с царских времен они навязывали нам кабальные условия договоров по размежеванию границ. Настало время отнять у России то, что по праву должно принадлежать Китаю – территорию. Пора вырвать у старого медведя его прогнившие зубы и пинками загнать за Урал!…

“Опять он про русских. Задолбал уже”, – подумал Чанг и попытался найти другой канал. Но там гремела музыка, и он окончательно выключил транзистор.

В шесть утра Чанг вышел из дома. Место сбора рабочих было далеко, в другом районе Шанхая, а у него сейчас не было денег даже на метро. А ведь всего год назад он приехал в этот блистательный город с огромными надеждами. Их породил приехавший на новый год из Шанхая брат жены – Дэн Шунюан. Он уехал на юг страны на заработки три года назад, и вернулся одетым с иголочки, привез всем родственниками подарки.

– Поймите, в Шанхае работы хватит всем! Этот город проглотит всех! – Вещал он родне за праздничным столом. – Я тоже начал с нуля, а сейчас я бригадир на стройке, у меня своя квартира, я собираюсь жениться. И все вы можете жить так же. Нужно только не сидеть здесь, в деревне, считая в миске каждую рисинку, а работать в Шанхае, честно и трудолюбиво.

Из всей родни ехать в Шанхай решились только Чанг с женой. Она была уже на пятом месяце беременности, но именно это и подстегивало Чанга. Ему хотелось, чтобы их долгожданный ребенок не имел ни в чем нужды. То, что он родился, и так было подобно чуду. Они прожили семь лет без детей, и врачи вообще отказывались лечить Дэн Ксуекин, найдя у ней редкую патологию по женской части. И вдруг – беременность уже тогда, когда они потеряли надежду.

Сначала все шло хорошо, Шунюан с молодой женой встретил их радушно, поселил в своей маленькой квартире. Чанг сразу устроился на стройку, получил свою первую зарплату… И тут грянул этот жуткий мировой кризис. Огромная часть товаров из Китая стала не нужна мировому сообществу. За считанные месяцы разорились тысячи фирм, миллионы людей остались без работы. К этому времени Ксуекин родила, но девочка была слишком слаба, болезненна. Ее постоянный плач нервировал жену брата, она сама уже была беременна. Семье Чанга пришлось переехать в совсем маленькую каморку на окраине города. Чанг перебивался случайными заработками, большей частью грузчиком и разнорабочим. Вскоре вместе с ним тем же самым начал заниматься и Шунюан. Его строительная фирма разорилась, и он так же был выброшен на улицу.

Чанг шел быстро, он ушел в свои невеселые мысли, так что когда перед ним резко затормозил огромный автомобиль, он вздрогнул и отскочил назад. Из открывшегося окна показалось круглое лицо изрядно располневшего китайца.

– Ты, позорное животное, ты, что себе под ноги смотришь?! Желуди ищешь?

Чанг понял, что он шел на красный свет. Но оправдываться он не стал, просто молчал и смотрел на своего собеседника.

– Понаехали тут, деревенские олухи! Никуда от вас не деться, ступить уже некогда, – Выругался водитель и дал по газам.

Перебежав дорогу, Чанг свернул за угол, решив пройти дворами, и увидел ту же самую машину и толстого господина в сером, стильном костюме около высотного дома. Перед ним стояла пожилая женщина, угодливо улыбаясь, она держала на руках маленького ребенка, как определил Чанг, примерно такого же возраста, как и его дочка. А толстый, между тем, вывел из салона автомобиля второго ребенка, чуть постарше, затем третьего.

– Я приеду за ними в семь вечера, – сказал он женщине. – Да не перекармливайте их! А то Лихай начал толстеть.

– Хорошо, господин! Все сделаем, как вы прикажите!

Чанг понял, что этот толстяк нанял для ухода за своими детьми частный детский сад. Но не это поразило его, а то, что у толстого было трое детей! Значит, он сумел заплатить огромные штрафы с появлением второго и третьего ребенка. Государство пристально следила за тем, чтобы ее народ выполнял решение партии и правительства “Одна семья – один ребенок”. В случае нарушения этого закона гражданин Китая должен был заплатить громадный налог.

Через пять минут Чанг наконец добрался до строительной площадки очередного небоскреба, замороженной с началом кризиса. Именно здесь располагался черный рынок рабочей силы. Сюда подъезжали работодатели, отбирая по своему вкусу людей для нужных им работ. Вот и сейчас на небольшом участке скопилось не менее двух тысяч людей. Среди толпы Чанг заметил Шунюана, тронул его за рукав.

– Привет. Ну как?

– Плохо. Было все три покупателя, отобрали сорок человек. А что ты так поздно?

– Пешком шел. Денег нет на метро.

– Далеко. У меня тоже нет денег, но я хоть живу тут рядом. Как дочка?

– Все так же. Плачет круглосуточно.

Тут подъехали сразу три машины, народ окружил их, начался торг. Через два часа толпа поредела – кто уехал работать, а кто просто разочаровался и ушел. Но все равно на площадке толпилось более пятисот человек. Уехал и Шунюан, он приглянулся управляющему теплиц. Родственник попытался агитировать за мужа сестры, но на низкорослого Чанга управляющий посмотрел свысока и отрицательно покачал головой.

– Не пойдет. Он не дотянется до самых высоких ростков.

Когда отчаянье начало подступать к горлу Чанга, метрах в пяти от него притормозил знакомый автомобиль, из него выбрался не менее знакомый человек.

– Мне нужно четыре человека для погрузки мебели, – сказал толстяк, вытирая с лица пот. К нему подбежали человек тридцать, но Чанг был в первом ряду. Увы, господин в сером костюме отодвинул его в сторону.

– Господин, возьмите меня! – Торопливо зачастил Чанг. – Мне очень нужно, у меня дочь больная.

– Ты слишком маленький и щуплый, еще поцарапаешь мне мебель, – сказал толстяк. Он уже усадил четырех довольных парней в машину, когда его внимание отвлек телефонный звонок. Господин заговорил по-английски, затем торопливо отошел в сторону, прикрыл микрофон ладонью и начал что-то горячо втолковывать далекому собеседнику.

– Пойми, Джон, дешевле моего товара ты не найдешь нигде, – вещал он. – Надо покупать сейчас, ведь кризис не вечен, скоро он пойдет на спад. И тогда ты поднимешь цены до прежнего предела и станешь монополистом!

– Но это все равно требует времени, а банки просят проценты ежемесячно.

– Зато потом ты окупишь все! – Продолжал убеждать господин в сером костюме. Его звали Ли Вей, и хотя выглядел он весьма благополучным, но на самом деле дела бизнесмена сильно пошатнулись, и мебель он собирался не вносить, а вынести из нового, только что построенного дома, чтобы продать ее.