Текст книги "Расплата за любовь"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

8. Опознание в шашлычной

Мысль о том, что Корш пропал, не давала Яну покоя всю ночь. Заехав утром в бассейн, он сразу же позвонил следователю.

– Есть пропавшие? – спросил следователь Магницкий.

– Видите, какое дело, – замялся Ян.

Что-то вдруг помешало ему прямо заявить о своих подозрениях. Вероятно, то, что одно только упоминание о Корше в разговоре с милицией было смехотворным.

Старого Корша знали, наверно, все. По крайней мере все работники силовых структур. Ну, не знали, так слышали. И если бы он пропал, его хватились бы через пять минут.

И, самое главное, – такие люди не пропадают. Потому-то Ян и остановился, пытаясь выкрутиться и как-то прекратить ненужный разговор.

– Какое дело? – забеспокоился следователь.

– У нас идет ремонт, – затараторил Ян, – работают строители. И вот один из них что-то давно не появляется.

– Строители? Отлично, – сказал следователь. – Строитель – это просто замечательно.

– Вообще-то он стекольщик.

– Говорите, стекольщик… Возраст?

– Где-то под шестьдесят.

– Установочные данные? Фамилия, адрес, телефон?

– Я не знаю. Это надо с начальством разговаривать.

– Но вы его в лицо-то знаете?

– Конечно.

– Можете опознать?

– В каком смысле? – у Яна засосало под ложечкой. В его планы на сегодня не входило опознавание клиентов убойного отдела.

– Так будет удобнее всего, – торопился следователь. – Вы подъезжаете, я вам показываю, вы говорите – он или не он. И все.

– Я, вообще-то, сейчас на работе…

– А я что, на дискотеке? – хохотнул следователь. – Вас не отпустят с работы без повестки? Давайте не будем усложнять. Приезжайте к нам на Старо-Невский, в шашлычную, я иду туда обедать.

– У вас там что, морг поблизости? – поинтересовался Ян.

– Причем тут морг?

– Ну, обычно слово «опознавать» относится к трупам.

– Опознавать можно что угодно. Не волнуйтесь. Я вам фотографии покажу, – успокоил его следователь.

– Хорошо, я еду. Как я вас… узнаю? – Ян с трудом удержался, чтобы не сказать «опознаю».

– Да узнаете, узнаете, – сказал следователь. – Я там буду с друзьями, а они в форме. Вот человек в штатском среди ментов – это я. Приезжайте, вместе и пообедаем.

– Рано еще обедать.

– Да? А сколько сейчас? – удивился следователь. – Одиннадцать? Ну, это кому как. Мы-то с шести утра на ногах, так что для нас обед в одиннадцать нормально. Не каждый день удается пообедать с друзьями.

Яну Стрельнику тоже не каждый день удавалось пообедать с друзьями. А без друзей он и не обедал.

Ментовский обед состоял из солянки, нескольких пачек сигарет на столе и бутылки водки в дипломате. Плеснув по стаканчикам, человек в штатском спрятал пустую бутылку обратно в дипломат. Оттуда же, спустя несколько минут, он достал пачку фотографий, чтобы показать их подошедшему Яну.

Человек в штатском, наверное, потому и носил штатское, что милицейский китель не застегнулся бы на его выпирающем животе. А штатское можно не застегивать. К тому же широкий галстук, призванный замаскировать столь выдающуюся часть тела, можно было расслабить под воротником, и все складки шеи свободно нависали над спущенным узлом. Следователь Магницкий был толст, но лицо имел бледное, землистое, со страдальчески поднятыми прозрачными бровями и такими же прозрачными усиками.

Они пересели за свободный столик, и Магницкий сказал, отдуваясь после такого перемещения в пространстве:

– Лучше бы вы принесли установочные данные на этого вашего стекольщика. Тогда бы не пришлось вас беспокоить. Запрос, фото по факсу, и все дела. А теперь будьте внимательнее. Вот посмотрите, знакомо ли вам это лицо? Это стекольщик?

– Нет, – выдавил Ян. – Это не стекольщик.

– Почему вы так побледнели? Вы знаете этого человека?

– Выражение лица очень странное, – сказал Ян.

– Потому что это лицо покойника, – сказал Магницкий. – Глаза открыты, потому что веки пришлось подтянуть. С закрытыми глазами вообще редко удается сразу опознать. А так все же проще. Ну, так что? Знаете его?

– Я не уверен. Но какое-то сходство есть…

– Товарищ Стрельник, у меня солянка остывает, – напомнил следователь. – И друзья ждут. Назовите фамилию, ну?

– Корш, Илья Исаевич, – выдохнул Ян чуть слышно.

– Очень хорошо, – сказал Магницкий.

– В каком смысле? – растерялся Ян.

– В смысле, что вы подтверждаете нашу версию. Мы его как раз сегодня утром вроде бы установили.

– Что с ним случилось? – спросил Ян.

– Мне это, знаете, и самому интересно. На то и следствие ведется, чтобы узнать, что с ним случилось, – сказал Магницкий, запихивая фотографии в карман пиджака. – Тело его нашли в реке. Точнее, на берегу. Река Валога, знаете такую?

– Видел на карте.

– Это довольно далеко. Там дорог практически нет. Туристы, байдарочники, нашли тело на песке. Вот ведь уроды, – продолжал следователь. – Мы к нему еле-еле подобрались. Хорошо еще, опера смогли лодку резиновую организовать, а то бы лежать вашему Коршу до самой зимы. Старик нам подкинул работы. Был бы труп как труп. Ну, утонул, бывает. Так и плыви себе в Ладогу, всплывай на том берегу, на земле областного управления. Огнестрельное ранение в грудь. Навылет. В принципе мог бы выжить. Он был еще жив какое-то время. Его застрелили и сбросили в реку, так он выбрался на берег, но уже не встал. Здоровый старик. Ни документов, ни денег, ни часов. Причем след от часов на руке остался. Наверно, часы были именные. Или просто дорогие. Костюмчик спортивный на нем был дешевый, отечественный. Кеды. И кругом остатки строительного мусора, во всех складках, карманах, в кедах, даже во рту – крошки цемента, щепки, штукатурка, обрывки обоев. Почему я и обрадовался, когда вы сказали, что пропал строитель. Там же на песке были цифры. Он пытался написать ваш телефонный номер, но последнюю цифру не успел. Вот так.

– А когда… Впрочем, какое это имеет значение, – сказал Ян. – Надо, наверно, родственникам сказать. Я даже не знаю, кто у него остался.

– Никто не заявлял о розыске, – нахмурился следователь. – Дело возбуждено по факту обнаружения трупа.

– Какой черт понес его на эту Валогу… Кто это мог сделать…

– Это вы меня спрашиваете? – усмехнулся следователь. – Это я должен спросить вообще-то.

– Да я не в том смысле, – сказал Ян. – Я просто удивляюсь. Потому что тот, кто это сделал, уже покойник, понимаете? Его же достанут хоть в Австралии. Как только все узнают, что старика убили… Я могу сказать его друзьям?

Следователь сделал предостерегающий жест:

– Нет. Сначала мы с ними поговорим. Вы могли бы составить список его знакомых?

– Мог бы. Но это будет большой список.

– Мне хватит человек десять для начала. Вот вам бумага, пишите. Прямо здесь. Что вас смущает?

– Меня удивляет, что старика никто из ваших не опознал, – сказал Ян, выписывая на оборотной стороне какого-то бланка фамилии наиболее известных учеников, клиентов и приятелей Корша. – У него целая толпа знакомых в милиции. Все же занимаются самбо, все его знают.

– Ну, самбо сейчас почти никто не занимается, – заметил Магницкий. – Сейчас все даже теннис позабросили и встали на горные лыжи. Ну и дзюдо, естественно. А что, Корш был настолько известным тренером? Я вижу, вы записываете к нему в друзья таких людей…

– Это только десять самых-самых. И еще каждый из них вам назовет по десятку. Говорю вам, старика знают все.

– Напишите там еще его домашний адрес. Не место прописки, а где он реально жил. Он один жил, похоже?

– Один, – сказал Ян. – Чаще всего один.

– Какое-нибудь личное имущество Корша находится в бассейне? Сейф, документы, компьютер?

– Что вы, какой компьютер? Он и на калькуляторе не мог считать… Имущество? В гараже остался «Вольво» гоночный, техпаспорт на его имя. Но на нем вся команда ездила вообще-то. По доверенности.

– Передайте команде, чтобы больше не ездила, – усмехнулся следователь. – Со смертью доверителя доверенность теряет силу. Мы машину заберем. Напишите, где гараж.

– Заберете? А потом что с ней будет?

– Наследники получат. Так, ясненько. Если не возражаете, на этом и остановимся, – сказал следователь, отняв у Яна листок. – У меня обед кончается. Спасибо за помощь. Я вам позвоню. Да, чуть не забыл. Встреча наша с вами – мероприятие неофициальное. Формально труп пока что не опознан. Понимаете, о чем я?

– Нет.

– Никому не говорите, что Корш убит. В интересах следствия. Теперь понятно? Представляете, что будет, если вы ошиблись? Если Корш – живой и здоровый? Понимаете?

Ян кивнул, хотя ничего не понял.

«Значит, машину можно не готовить. Надо предупредить Петровича», – это была первая мысль, которая пришла в голову Яна Стрельника, когда он узнал о смерти Корша. Первая и последняя, потому что потом уже не было никаких мыслей, а лезли в голову всякие воспоминания и картины. Коршун на борцовском ковре показывает приемы страховки, он падает на спину, звучно хлопнув ладонями по ковру… Коршун на берегу лесной речки, он задумчиво вертит на пальце солдатскую кружку и рассуждает, куда податься – в Нью-Йорке шумно, в Израиле слишком много наших, а в Питере не дают работать. Купить, что ли, яхту, да причалить где-нибудь на Канарских островах?

Ян пожалел, что не мог остаться в кафе со следователем. Сейчас не мешало бы выпить за упокой.

Нет, пить нельзя – он сегодня за рулем. Ян задумчиво остановился перед витриной винного магазина. Никто еще ничего не знает…

Стоп, сказал себе Ян Стрельник. Никто не знает?

«А ведь Хорьков знает, что старика больше нет», – понял Ян. На том совещании он распорядился поменять рекламу на машине, разве посмел бы он это сделать при живом Корше?

Нет, следователь прав, никому нельзя говорить о гибели Коршуна, решил Ян. Пусть это всплывет попозже. А пока надо понаблюдать за окружающими. Старика грохнули по заказу, это ясно. И заказчик где-то рядом.

Он брел по Невскому, разглядывая витрины. Скоро Ян отметил интересный факт: если долго смотреть на свое отражение в стекле, то там появляется лицо Коршуна, застывшее, с глазами без зрачков…

В два часа дня инструктор Стрельник, как ни в чем не бывало, явился в офис компании «Мадлен Руж». Обычно он не извинялся за опоздания и исчезновения: если это случалось, то не по его вине, а под действием неодолимых обстоятельств. А извиняться – значит признавать свою вину. Чем чаще ты извиняешься, тем чаще тебя считают виноватым. И в конце концов тебя считают виноватым всегда и во всем.

– Я боялась, что вы не придете, – обрадовалась Алина. – Девочки уже загрустили. Решили, что вы нас бросили.

«Мы опять на “вы”. Действие массажа окончилось, – подумал Ян равнодушно. – Сказать ей про Корша? Вот ведь как интересно получается. Мы его весь день ищем, а он лежит себе в морге…»

– Я никого не бросаю, Алиночка. По крайней мере, так быстро.

– У вас все в порядке?

– У меня? Да. А почему вы спрашиваете?

– Показалось, вы чем-то расстроены. Ну, если вы готовы, то заводите свою машину и ждите первую ученицу на углу Невского и Марата.

– Вы хотите, чтобы мы занимались учебной ездой на Невском? На боевом «Вольво»?

– Да какая там учебная езда? Они же все умеют ездить, вы их просто проверить должны, что-то подсказать, понимаете? А я пока сброшу девчонкам на пейджер. Девочек даю вам на день. Каждую на день, понимаете? Занимаетесь индивидуально с каждой, весь рабочий день. А остальные будут вам по ходу звонить и назначать место, где вы их назавтра подберете. Вот такой график.

– Интересный график, – сказал Ян. – Я почему-то думал, девочки сидят на рабочем месте.

– Зачем им торчать в офисе? – удивилась Алина.

Ян Стрельник обычно не интересовался, чем занимаются его подопечные в свободное от тренировок время. Так было полезнее для учебного процесса. Ученик он и есть ученик. Пусть выполняет задания и не обижается на замечания. После урока некоторые ученики пересаживались на свои «линкольны» и «ягуары» и отправлялись в свои банки и администрации, но об этом Ян узнавал обычно от Таньки. Вот она-то как раз никогда не упускала случая уточнить род занятий своих клиентов, чтобы использовать их при необходимости. Иногда они помогали ей, чаще – другим ее клиентам, и многие деловые линии связи сходились на ее массажном столе. А Стрельник был выше этого. Потому что помнил поговорку: «Меньше знаешь – лучше спишь».

И сейчас его вполне устраивала информация, полученная путем осмотра офиса. Скромная вывеска туристической фирмы. На журнальном столике распахнутый каталог с интерьерами гостиничных номеров. Когда Алина выдвинула ящик стола, он заметил там стопку загранпаспортов.

Непонятно только, почему сотрудницы не сидят на рабочем месте. «Но это уже не моего ума дело, – заключил Ян Стрельник. – Мое дело – научить их плавно трогаться и вовремя тормозить».

Первая ученица, Вероника, была в черных кожаных брючках и белом замшевом пиджачке. «Давно у меня в берлоге не было таких куколок, – усмехнулся Ян, глядя, как она садится за руль. – После занятий попробую пригласить. Может быть, ей тоже не спится в эти белые ночи».

Вероника бережно устроила свою блестящую попку на водительском сиденье и сразу же принялась поправлять зеркало заднего вида.

– Что вас не устраивает в зеркале? – спросил Ян.

– Не видно же ничего, – пожаловалась она, поправляя свою слегка взбитую челку. Ее черные короткие волосы были гладкими и мягкими на вид, и вся она была гладкая и мягкая, с белым выпуклым лбом и розовыми скулами. – Так, я готова. Поедем куда-нибудь за город?

«Я бы с удовольствием, куколка, – подумал Ян, – но работа есть работа. Вечером, все вечером».

– У вас есть машина?

– Да, «Мазда», такая белая и пушистая, я ее называю «хризантема». Так, знаете, утром подойду, все чистой тряпочкой вытру, здравствуйте, хризантема-сан, как спалось? И она сразу заводится, не капризничает. А если не поздороваюсь…

– Вы ездили по Невскому?

– Сто раз.

– Тогда отвезите меня к Лавре, там на кольце разворот, и возвращаемся сюда.

Вероника завела двигатель и резко вывернула руль. Сзади испуганно засигналили.

– Поворотник, – подсказал Ян. Он сидел боком и глядел назад, терпеливо дожидаясь удобного момента. – Пропусти всех.

Главная черта настоящего инструктора – терпеливость. Даже самый тупой ученик когда-нибудь сможет сделать то, чему ты его терпеливо учишь. Или, по крайней мере, бросит занятия. Надо только дотерпеть. И не срываться. Куколка Вероника сидела неправильно, и руль держала неправильно, и в зеркало смотрела неправильно, – но этим мы займемся потом. А сейчас главным было правильно выехать на свою полосу движения, и Ян терпеливо ждал, когда же сзади не останется ни одной помехи.

Машины опасливо огибали рычащий «Вольво». Наконец, позади осталась только грязная белая «пятерка», которая тоже собиралась отъехать от бордюра, но не делала этого, хотя ей никто не мешал. «Вот же соплежуй», – обругал Ян водителя, невидимого за тонированными стеклами.

– Трогаемся, – скомандовал он. – Куда, куда? В правый ряд. Поворотник не забывайте. Пропускаем пешеходов. Нейтраль, пожалуйста. Трогаемся. Поворотник. Во второй ряд. Нейтраль. Тормоз…

На кольце у Лавры он не выдержал и спросил:

– Вы всегда так ездили по Невскому? Или только со мной?

– Только с вами.

– Но почему?

– Ну, не знаю… Потому что с другими я сидела сзади. А на своей машине я по центру не езжу никогда.

– Стоп! Хватит.

Он поменялся с ней местами.

– И все-таки мы едем за город? – спросила Вероника.

– За городом вы справитесь и без меня, – сказал Ян, сворачивая на Обводный.

Грязная «пятерка», упорно державшаяся сзади, наконец-то обогнала их. «Или у меня мания преследования, – подумал Ян, – или позади сейчас появилась совершенно незаметная машина».

– За городом ничему хорошему не научат. Учиться будем в условиях, максимально приближенных к боевым. Есть у меня пара заветных улочек для тренировок с таким контингентом.

– С каким?

– Женским.

– А какие еще бывают контингента?

– Еще бывают гоблины. Академики. Сынки. Да разных людей приходилось натаскивать.

– А вы кого любите?

– Вы будете смеяться, но я люблю женщин.

– Я тоже, – сказала Вероника. – А почему? Их легче учить?

– Нет, не легче, – сказал Ян. – Я их просто так люблю. Помните анекдот? «Гиви, ты памадоры любишь?» – «Э, кушать люблю, а так – нэт». А я женщин люблю и кушать, и так, понимаете?

– Вы говорите, как Алина Ивановна. «Понимаете, понимаете?» А на вид такой молодой…

– А она что, старуха?

– Конечно, старуха, – сказала Вероника. – Ей уже тридцать.

– А тебе?

– Я тоже старуха, мне уже девятнадцать.

– Давай, старуха, садись за руль, – сказал Ян, сворачивая под «кирпич» на набережную.

– Ты что? Тут же знак! Я почти все знаки знаю!

– Это не для нас. Проезд закрыт в связи с ремонтом дороги, так что никто нам не помешает. За руль, бабуся!

Этот участок Фонтанки был перекрыт уже лет десять, и Ян Стрельник провел здесь немало уроков. Но, кроме педагогических задач, сейчас Ян собирался решить задачу психологическую. На этом участке негде было спрятаться. И если за ним следят, то сейчас все откроется.

Ничего не открылось. «Все-таки мания, – расстроился Ян Стрельник. – Мания преследования, порожденная манией величия. Кто я такой, чтобы за мной следить?»

Целый час Вероника каталась по набережной. Сначала она отрабатывала плавный, но стремительный старт, потом пыталась удержаться на прямой при заднем ходе. Для разнообразия Ян поучил ее парковаться.

Как Вероника ни старалась, все у нее получалось ужасно. Непонятно, как она получила права. Зато понятно, чем занимался с ней за городом прежний инструктор – отнюдь не вождением.

Впрочем, чем хуже начальный уровень, тем заметнее успехи. Вероника вскрикивала «Вау!», когда ей удавалось остановиться в намеченном месте или развернуться в три приема и ни разу не заглохнуть. Ян сидел рядом, обняв левой рукой спинку сиденья, а правой иногда поправляя руль. И когда он похвалил ее после особо удачной парковки, она восторженно поцеловала его, обвив шею горячими гибкими руками.

– Нейтраль… – промычал он ей в рот.

Ее острый язычок скользнул между его зубов и не дал закончить очередную инструкцию. Машина дернулась и заглохла, а Вероника все не отрывалась от него.

Ян Стрельник не любил целоваться, особенно в машине. Особенно, когда был влюблен в одну женщину, а целоваться приходилось с другой. Но эта другая была такой непосредственной, и такой пылкой, и так зажмуривалась от удовольствия и чуть постанывала, а что вытворял ее язычок…

– Так, что дальше? – невозмутимо спросила она, выпустив его и вернув руки на руль.

– Можно попробовать проезд перекрестков, – неуверенно сказал Ян. – Только ты соберись.

– Это ты соберись, – улыбнулась она. – Жалко, ты не видишь, какие у тебя сейчас губы. Красные и дрожащие. Жутко эротично. Обязательно отпусти усы. Нельзя ходить с такими губами. Я же не могу смотреть на дорогу. Думаю только о твоих губах.

– Отставить разговорчики, бабуся. Никогда не думай за рулем. Все внимание на дорогу. Следи сразу за двумя светофорами. За ближним и за дальним, на следующем перекрестке, чтобы зря не разгоняться. Поехали. А поворотник кто будет включать?

– Так нет же никого! Какой зануда.

Они благополучно добрались до Садовой, и Ян попросил ее остановиться у аптеки. Когда он вернулся, она насмешливо спросила:

– Что, за валидолом ходил?

– Почти угадала, – сказал он. – Поехали. За первым светофором поворот налево. Выезжаешь на перекресток и спокойно всех пропускаешь, потом быстро уезжаешь.

Она выполнила все почти безукоризненно, только после поворота оказалась на встречной полосе. Ян успел резко дернуть руль к себе, и машина увернулась от черного «мерса». Завизжали чьи-то тормоза, еще чьи-то, и еще. Вероника, почуяв неладное, газанула испуганно, и «Вольво» испарился с перекрестка.

– А вот здесь я живу, – сказал Ян.

– Ой, я так устала, – простонала она. – Может, посидим у тебя, кока-колы попьем?

– Не насиделась?

– Ну, полежим тогда, – сказала она просто. – Так хочется ножки протянуть. Загонял ты бедную старушку.

Поднимаясь по лестнице, Вероника обняла его за талию.

– Как я устала, как устала, – приговаривала она.

– Я тоже просто как лимон выжатый, – сказал он, отпирая дверь. – С таким контингентом ездить никаких нервов не хватит. Посиди пока здесь. В холодильнике остатки вина, остатки минералки. Можешь смешать себе коктейль, сегодня ты за руль уже не сядешь.

– А ты?

– А я в душ.

– Нет, а за руль сядешь? На тебя разливать?

– Разливай, – решил он. – Выпью. Тем более, повод есть.

– Какой повод?

– Да знакомого моего убили. Хороший повод выпить.

– Дурак. Я думала, ты за знакомство хочешь…

– Одно другому не мешает.

Стоя под холодной струей, он слышал, как она смеется, читая вслух его записи на Стене Мудрости.

«Фига о вкусной и здоровой пище. Пельмени Холостяцкие. Взять пачку пельменей и положить в холодильник. Холодильник отключить. Через день включить. Через неделю достать пачку, утоптать ее в кастрюлю и залить кипятком. Поставить на медленный огонь и включить телевизор. По окончании футбольного матча содержимое кастрюли расчленить на порции по количеству гостей. Перед тем, как подавать на стол, приготовить надежное укрытие для повара…»

– Пусти меня, – она распахнула дверь и вошла в ванную с двумя чашками. – Вот, не нашла другой посуды. Хочешь?

– Хочу, конечно, хочу.

– Вижу. Какой у тебя живот пушистый. Можно потрогать?

Когда он на руках нес ее к дивану, она по пути прихватила свою сумочку, успела ее открыть и, уже падая в постель, держала в кулачке презерватив.

– Надевай скорее, я уже не могу, – простонала она.

– Зря, значит, в аптеку бегал, – сказал он.

– Какая аптека… Ну где ты… Скорее, скорее… О!

Она сладостно вздохнула, когда он только коснулся ее мокрой мышки и застыл на миг. «Что я делаю, – подумал он. – А как же прелюдия, как же ласки, как же прогулка по эрогенным зонам…» Но тут она с неожиданной силой обхватила его так, что безо всяких прелюдий он вошел в нее по самый копчик, и думать уже было некогда и незачем.

Ее страстные всхлипывания и вздохи иногда чередовались с изумленными вскрикиваниями, а то и повизгиваниями. Однако все это исполнялось в рамках звукового приличия, поэтому чирикание пейджера было услышано сразу. Стоя на коленях, она дотянулась до сумочки, извлекла пейджер и кинула на него быстрый взгляд – не прекращая ритмично вскрикивать. Наверно, сообщение было очень важным, потому что она вдруг взвинтила темп, и Ян отвалился от нее раньше, чем рассчитывал.

– О, как хорошо, как чудесно, – промурлыкала она блаженно. – Ты просто зверь. Можно, я позвоню? Где у тебя телефон?

Ян нащупал на полу шнур, вытянул телефон из-за дивана и подключил его. Пока она набирала номер, он ушел в кухню, чтобы не мешать разговору, и заглянул в заветный шкафчик, где была припрятана бутылка шампанского. Сегодня за руль он уже не сядет.

– Какой у тебя телефон странный, – сказала она.

– Специальный. Для слабослышащих, с усилителем. Петрович соорудил. Годы берут свое, – горестно вздохнул Ян. – Знаешь, какие приборы нужны мужчине в старости? Усилитель для ушей, увеличитель для глаз. И выпрямитель.

– Ах ты мой старичок… Интересная татуировка, – она погладила его плечо. – Что она означает?

– Ничего. Якорь и все.

– Ты матрос?

– Судоводитель.

– Да? Ты плавал по морям?

– Плавают бычки в унитазе, – ответил он. – По морю ходят. Ходил и я. На плавучей тюрьме с красивым именем.

– Ты что такой злой? Расстроился из-за того знакомого? Ну, которого убили?

– Не будем об этом, старушка.

– Не будем. Расскажи о себе, – нежно попросила она.

– Зачем?

– Ну, все любят рассказывать о себе.

– Тогда начнем с тебя, – сказал он.

– Да что обо мне говорить?

– Ну, например, о чем ты мечтаешь?

– Вообще или сейчас? – она села в позу лотоса и поставила чашку с шампанским между ног. – Вообще я мечтаю… О многом. Ну, например, поскорее за границу уехать. Но сейчас… Сейчас я мечтаю о тебе. Чтобы снова увидеть тебя в первый раз. Такой строгий, такой зануда. И в первый раз тебя поцеловать, и почувствовать, что ты заводишься, хоть и зануда, и в первый раз тебя трахнуть.

– Второй раз иногда получается лучше.

– Я знаю.

– Потому что во второй раз никто уже не притворяется, – продолжал Ян. – Уже можно не орать дурным голосом и не рычать от страсти, а просто и спокойно делать ритмичные движения.

– Тебе не нравится, как я себя веду? – удивилась Вероника. – Какой же ты все-таки зануда! Разве тебе не приятно, когда я показываю, что мне хорошо?

– Мне все в тебе приятно, – сказал он, – особенно сейчас, когда ты злишься.

– Я никогда не злюсь, – просто ответила она. – Какой смысл? А если ты думаешь, что я притворялась, когда кричала и стонала, то да, я притворялась. Старалась для тебя. Мне-то лично на фиг не нужны все эти вопли. Мне-то лично вообще все это не больно-то нужно. Просто хочется, чтоб тебе было хорошо. А мне все равно, что трахаться, что картошку жарить. Картошка даже приятнее иногда.

– Ну, за неимением картошки… – Ян наклонился над ее грудью и бережно поймал губами бледно-розовый, почти бесцветный шарик сосочка.

– Все притворяются, только по-разному, – не реагируя на его ласки, продолжала мурлыкать Вероника. – Нельзя без этого. Это как одежда, как макияж. Все хотят казаться лучше. Все хотят нравиться. Если тебе нравится, когда женщина лежит, как бревно, тогда пожалуйста, я буду лежать, как бревно. Меня первым трахнул учитель физкультуры. Вот это был учитель, всему научил. Я к девятому классу уже всех его приятелей обошла, и все с ума сходили. Всем нравилось, один ты такой зануда.

Ян ущипнул ее за крестец, и она удивленно ахнула. Он почувствовал, что сосок между его губами вдруг отвердел и потянулся вверх. Продолжая покалывать ногтями ее тонкую кожу ниже поясницы, он поцеловал и вторую грудь. Вероника замолчала и закрыла глаза. Ее щеки вдруг порозовели, и губы приоткрылись.

– Почему ты остановился? – прошептала она. – Я сама не знаю, когда притворяюсь, когда нет. Но ты не останавливайся.

И он больше не останавливался.

Она ушла поздно вечером. Ян проводил ее до Садовой.

– Отвезти тебя? – спросил он, надеясь, что она откажется. – Я уже абсолютно трезвый.

– Иди, отдыхай, – засмеялась она, останавливая такси небрежным взмахом пальцев. – Только знаешь что? Если тебя завтра спросят, скажи, что я ночевала у тебя, ладно?

– Кто спросит?

– Кто бы ни спросил. Так и скажи. Всю ночь, ладно?

– Тебе нужно алиби?

– А кому оно не нужно?

Он побрел к своему дому, расслабленно шаркая и сунув руки в карманы. Но, не сделав и пяти шагов, вдруг остановился. Опустился на одно колено, пытаясь развязать и снова завязать шнурок. И при этом незаметно выворачивал голову, чтобы посмотреть вдоль Садовой.

Наверное, у всех инструкторов по вождению вырабатывается сверхъестественное умение видеть затылком. Во всяком случае, сейчас Ян эту способность у себя обнаружил, оставалось ее только проверить. Именно затылком он увидел, что вслед за такси, на котором уехала Вероника, от тротуара оторвалась грязно-белая «пятерка», почти неразличимая в неверном свете белой ночи.

Он выворачивал шею, он даже привстал, забыв о конспирации, но ничего не увидел – ни такси, ни «пятерки». Обе машины свернули в сторону Фонтанки, и Яну оставалось только снова поставить себе диагноз. Мания преследования.

Когда он вернулся домой, телефон трещал уже охрипшим звонком.

– Ты где шатаешься? – укоризненно спросил Петрович.

– Уже неважно. Слушай, дед, есть новости. Как думаешь, нас прослушивают?

– Не обобщай, Яшка. Не нас, а тебя. Мои разговоры никому не интересны. Что стряслось-то?

– Машину к гонкам можешь не готовить, вот что. Некому на ней будет гонять. Некому больше. Понимаешь намек?

– Понимаю, – помолчав, ответил Амурский. – Гонщик сошел с дистанции?

– Сняли его с дистанции, Петрович. Одним выстрелом сняли.

В трубке долго не было слышно ничего, кроме шороха и вздохов. Наконец, Амурский произнес:

– Ну, все там будем. Приезжай, помянем.

– Сегодня я не могу, – сказал Ян. – Завтра в бассейне увидимся с утра, есть о чем потолковать.

– До утра я не дотерплю. Приезжай, потолкуем.

– Нет, извини.

В ответ Петрович пожелал спокойной ночи, используя матросский лексикон.