Текст книги "Расплата за любовь"
Автор книги: Евгений Костюченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
23. Брызги шампанского
Полковник Федулов подкатил кресло и уселся рядом с Алиной.
– Как самочувствие, Алина Ивановна? – заботливо спросил он. – Браслетик не беспокоит? Если не дергаться, то все будет нормально. А если дергаться, зажим будет усиливаться. Рука не затекла?
– Затекла, – нехотя ответила Апина. – Зачем вам все это? Зачем наручники? Зачем вам мой ребенок? Вам мало денег, которые вы получите? Что вам еще от меня надо? Хотите меня убить? Так убейте, а мучить-то зачем?
– Спокойно, спокойно. Что вы такое говорите? Вы нас совсем за зверей держите, – обиженно протянул Федулов. – Никто вас не мучает. И мыслей таких не было даже. Вы теперь наш компаньон, член команды, можно сказать. Одно дело делаем, у нас теперь все общее, и деньги, и риск. Риск, правда, небольшой, но есть. А деньги очень большие, очень. Так что есть смысл рискнуть. Вы же не собираетесь всю жизнь горбатиться на одну зарплату, верно? Да еще без уверенности в завтрашнем дне. Ну что такое ваш фонд? Фикция. Сегодня он есть, а завтра его не будет. И куда вы денетесь? Опять пойдете попкой крутить перед мужиками? Глухой номер. На Тверскую вас молодые проститутки не пустят, там конкурс выше, чем в МГИМО. Куда вы пойдете? Профессии у вас нет, мужа нет. Ну, абсолютно никакой перспективы. А мы вам такой шанс дали. А вы нас убийцами обзываете. Оскорбляете в лучших чувствах.
– Думаете, начну извиняться? Не дождетесь.
Алина отвечала ему грубо, с вызовом. Но ее тон не задевал полковника, и он продолжал говорить мягко, почти ласково:
– Дождусь, дождусь. Вы не только извиняться, вы и благодарить нас будете, придет время. Я же понимаю, вам трудно так быстро перестроиться. У вас были свои планы, а теперь они поменялись. Артем не сумел вас подготовить, вот и пришлось… Знаете, как зубы рвут? Одним резким движением. А если долго тянуть, то можно и загнуться от болевого шока.
Она не хотела поддерживать разговор, но молчать было невыносимо трудно. Ей вдруг подумалось, что все ее страхи были напрасными. Может быть, полковник говорит правду, и она действительно нужна им, живая и здоровая? Сейчас он казался совсем другим человеком.
– Если вы такой гуманист, снимите с меня наручники, – потребовала Алина. – И потом, я хочу в туалет.
– Придется потерпеть еще немного, – Федулов посмотрел на часы. – Сейчас помещение освободим от посторонних, тогда вы сможете ходить где угодно. Нам тут придется побыть еще денек. Переночуем, в баньке попаримся, отдохнем перед дорогой. Сына вашего привезем сюда. Потом прямо отсюда – в аэропорт. И – прощай, немытая Россия.
«Что-то случилось, – поняла Алина. – Случилось что-то такое, отчего их планы изменились. Они же собирались улететь сегодня! И вдруг застряли. Значит, все не так плохо. Нет, все плохо, очень плохо. Кажется, теперь я превратилась в заложницу».
– Ладно, я потерплю, но наручники-то снимите! – снова попросила она, уже спокойнее.
– А зачем? Мне так спокойнее, – ответил Федулов. – Был у меня неприятный эпизод из оперативной работы. Беседовал с одной дамочкой. Культурно, в кабинете ресторана, вел с ней профилактическую работу. Склонял к добровольной даче показаний на ее сожителя. Она хвостом виляет, ничего не знает, ничего не слышала, вся такая из себя благородная. А сама, между прочим, могла пройти по делу как соучастница. Короче, я на нее начал потихоньку давить. Пригрозил компроматом. Показал фотографии интересные, где она участвует в групповом сексе с неграми. На секундочку отвлекся, и вдруг – что такое? Открываю глаза – я на полу, весь в шампанском, рядом лежит разбитая бутылка, а дамочки моей нету. Ни дамочки, ни карточек, ни удостоверения. Потом еще шантажировала меня. Очень неприятный эпизод. Так что с тех пор я с такими дамочками жестко работаю.
Алина невольно улыбнулась, представив, как бутылка шампанского опускается на голову полковника.
– А вот и улыбочка, – обрадовался Федулов. – Вот уже человеческий взгляд. А то смотришь зверем, даже страшно.
– Так вот, значит, где вас контузило? А я думала, где-нибудь в горячей точке, – сказала она.
– Блин, да что ты знаешь о горячих точках! – беззлобно усмехнулся полковник. – Сейчас вся страна – горячая точка. В Москве у вас за месяц гибнет больше народу, чем в Чечне. Видишь, я тебе такие интимные подробности открываю, а ты все ерепенишься. Короче, подруга, пока ты свое отношение к нам не переменишь, буду держать тебя в строгом ошейнике. Въехала? С нами надо дружить. Потому что других друзей у тебя не осталось.
В кабинет вошел Голопанов.
– Еле-еле выгнал, – пожаловался он. – Прокурор опять набрался, на ногах не стоит. Такси ему вызвал. Америкосов сам развез по хатам. Скотт икру мечет, психует. А что я могу сделать, если банк сегодня не работает! Из-за этих москвичей все наперекосяк пошло.
При появлении Артема лицо полковника снова приняло злобное выражение.
– Не нравится мне это, – сказал Федулов. – С чего бы им дергаться, Тема? Все вроде шло путем, все срасталось. И вдруг – пожар, тревога, шухер. Чего они задергались? Нам бы еще денек, один рабочий день, и всё. А теперь сиди тут, как последний лох.
– Подождем, не промблема, – Голопанов наклонился над столом, оглядывая тарелки с объедками. – Чего бы еще пожрать? Алина Ивановна, вы не проголодались? Михаил Николаич, отстегни человека, хватит уже.
– Рановато. Не наблюдаю готовности к сотрудничеству, – Федулов, не вставая с кресла, перекатился на нем к столу. – Наливай. Пока все не выпьем, никуда не поедем.
– А что тут пить-то? – засмеялся Голопанов.
Алину снова охватила злость. Чего добиваются эти негодяи? Какое еще сотрудничество? Мало им того, что она подписала все бумаги?
Наверно, ей было бы легче, если б они бросили ее в какой-нибудь подвал с крысами и пауками. Но сидеть тут, рядом с ними, и видеть, как они жрут? И слышать их пьяную болтовню? Вот это пытка так пытка.
В прикованной руке разгоралась ноющая боль, но гораздо больше мучило Алину сознание своей полной беспомощности. Она никогда не опускала рук, никогда не сдавалась на милость судьбы. Какие бы трудности и беды ни встречались ей, она всегда билась до последней возможности. Когда-то в юности она услышала притчу о двух лягушках, угодивших в кувшин с молоком. Выбраться оттуда мешало высокое горлышко. Умная лягушка трезво оценила ситуацию, сложила лапки и утонула. Глупая же продолжала барахтаться изо всех сил. Наконец, молоко сбилось в масло, и, оттолкнувшись от этого островка, лягушка смогла выпрыгнуть из кувшина.
Но сейчас Алина не могла даже встать с места. Ей оставалось только ждать и надеяться на чудо.
А Голопанов с Федуловым снова, казалось, забыли о ней. Доедая остатки вчерашнего пиршества, они в который уже раз обсуждали сложившуюся ситуацию. Оказывается, тот банк, где Алина открыла счет, был только промежуточным звеном в цепочке финансовой аферы. Деньги, переведенные из «Юноны» на этот счет, должны были тут же оказаться в другом банке. Оттуда их перекачают еще куда-то, потом еще раз. И, если бы не выходной день, вся операция заняла бы несколько часов. Федулов подозревал, что Скотт Фишер, американский соучастник аферы, просто не хочет нести лишние расходы. Банкиры тоже люди, и они бы не отказались от лишнего заработка, пусть даже и пришлось бы поработать в субботу. Сунуть на лапу кому надо – и все дела! Но Голопанов объяснил, что с такими предложениями нельзя соваться в солидные конторы.
– Весь фокус в том, что бабки потекут через чисто легальные каналы, – говорил он, слизывая с ложки присохшие комочки черной икры. – Во всей цепочке только наш банк – левый, все остальные – честные. Там даже разговаривать с нами не стали бы. Сразу бы настучали куда надо. Знаешь, как там все просвечивают? До пятого колена. Нам это надо?
– Ты мужиков послал? – невпопад спросил Федулов.
– Каких мужиков? Куда?
– В Волгоградскую, блин, область, мать твою! За мальчишкой! Послал?
– Успеем еще, – спокойно ответил Голопанов. – Вот Борухович трубу привезет, номерок прочитаем, адресок установим, тогда и пошлем ребят. Сколько туда ехать?
– Десять часов до Москвы, потом по «волгоградке» часов пять, – наморщил лоб полковник. – Считай, туда-сюда за двое суток обернутся.
– А нам быстрее и не надо. Верно, Алина Ивановна? – Голопанов встал, опираясь руками о стол. – Нам ведь спешить некуда, да, Алиночка? У нас тут все условия. Евроремонт в чистом виде. Сантехника на уровне мировых стандартов. И ни одного постороннего рыла в радиусе до километра. Выпьешь, Алиночка?
Вместо ответа она привстала и, чуть не вывихнув руку, прикованную к батарее, развернула свое кресло так, чтобы сидеть спиной к ним.
– Ой, она объявила голодовку! – Федулов расхохотался. – Ой, мы такие гордые! Блин, я сейчас застрелюсь от горя!
– Мишаня, тут другая промблема. Нас с тобой за людей не считают, ты понял? Не уважают нас, Мишаня.
Федулов что-то прошептал, и Артем в ответ рассмеялся:
– Ну, рискни. Лично я – пас. Может быть, после тебя.
– После меня ловить уже нечего, – заржал полковник. – Сауна горячая?
– Не остыла еще с ночи.
– Принеси нам простыней. Ты тут хозяин или кто? Вот и обслужи гостей. А мы пока поворкуем.
Как только Голопанов вышел, полковник снова заговорил с Алиной. И снова его голос звучал совсем не так, как минуту назад.
– Боишься меня? И напрасно. Бояться надо было раньше, когда ты с Кириллычем дела проворачивала. Я и сам его иногда боюсь. Серьезно. Страшный он человек, беспредельщик.
Он схватился за стол и с грохотом подвинул его ближе к Алине.
– Поешь, подруга. Хочешь, я тебя с ложечки покормлю? Вот рыбка красная. Хочешь, шампанское открою?
Она отвернулась от него, но полковник с силой развернул ее кресло к столу.
– Не дуйся. Лучше выпей со мной.
– Снимите наручники.
– Сниму. Обязательно сниму. Вот выпьешь со мной, сразу сниму. И наручники, и все остальное. И в баньке тебя попарю от души. Сразу настроение поднимется.
Ухмыляясь, он навис над ней, опираясь на подлокотники. Его лицо приблизилось, и от жгучего перегара у Алины запершило в горле. Она отвела взгляд от налитых кровью глаз полковника.
– Первый раз вижу такие синие глаза, – прошептал Федулов. – Настоящий синий цвет. Думал, такое бывает только на картинках. А губки бледные. Ты не кусай губы-то, не кусай. Дай лучше я укушу…
Он вдруг навалился на нее, и кресло покатилось в сторону. Резкая боль полоснула прикованное запястье, и Алина вскрикнула. Мокрые губы метались по ее лицу, а ледяная рука больно схватила грудь. Колено Федулова с силой раздвинуло ее бедра. Алина затрепетала в кресле, пытаясь вырваться, а липкая холодная ладонь уже забралась под блузку и нащупала на спине застежку бюстгальтера.
– Тише, подруга, тише, – шептал полковник. – Ты меня не нервируй, я контуженый, я за себя не отвечаю…
Она застыла, парализованная страхом и отвращением. Федулов задрал блузку спереди, дернул неподатливый бюстгальтер книзу, и прижался мокрым ртом к груди. Алина задрожала от ужаса, когда его зубы коснулись соска.
– Вот это буфера, – промычал полковник. – Как в кино, блин. Тебе только в порнухе сниматься…
Он стоял перед ней на коленях, шершавым языком теребя то один сосок, то другой, а рука нетерпеливо дергала застежку ее брючного пояса. Алина даже не пыталась сопротивляться. Она задыхалась. Все плыло перед глазами. Вот он, наконец, расстегнул пояс, и она почувствовала, как его рука скользнула под резинку трусиков…
И вдруг все кончилось. Полковник застыл, неподвижно уткнувшись тяжелой головой в ее колени. А Алина растерянно смотрела на горлышко разбитой бутылки, невесть как оказавшееся в ее руке.
Когда она успела схватить со стола бутылку шампанского? Как смогла ударить по затылку? Ничего этого она не помнила. Но полковник был неподвижен, а в его мокрых волосах блестели зеленые осколки.
«Я убила его», – подумала Алина, и от этой мысли ее охватила дикая радость. Он больше не будет мучить ее! Все кончено! Сейчас она найдет ключи, освободится, вырвется отсюда!
Но тут дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Артем, прижимавший к животу стопку простыней.
– Не помешаю? Ой, я извиняюсь, – игриво ухмыльнулся Он. – Такой интимный момент. Мишаня, да ты мастер…
Он замолк, и брови его удивленно вскинулись.
– Мишаня, ты чего?
Бросив простыни на диван, он шагнул вперед, но Алина закричала, выставив перед собой осколок бутылки:
– Стоять! Один шаг, и я его зарежу!
Голопанов остановился и поднял руки:
– Спокойно, Алиночка, спокойно. Стою, стою. Ничего страшного, все нормально. Смотри, что это у тебя на щеке? Кровь?
Она невольно поднесла руку к лицу, и Голопанов кинулся вперед. Он схватил ее за кисть, пытаясь разжать пальцы. Горлышко со звоном упало на пол.
– Ах ты, сука! – Артем занес руку и с размаху ударил Алину.
Она успела пригнуть голову, и его тяжелая ладонь только чиркнула по виску.
– Ах ты, тварь!
Она зажмурилась. Зазвенело разбитое стекло, и Голопанов с грохотом повалился на пол.
Алина не сразу открыла глаза. Перед ней стоял Ян Стрельник, аккуратно вытирая салфеткой рукав пиджака.
24. Везде и рядом
Он и сам не мог бы объяснить, зачем вернулся. Какой-то план, конечно, вырисовывался. Ян Стрельник рассуждал примерно так: «Враги хотят меня подставить. Но я знаю об этом. А они не знают, что я знаю. Поэтому у них ничего не получится. А я смогу все выведать. И увижу Алину в последний раз».
Несмотря на всю абсурдность этого плана, он был реализован почти на сто процентов. Ян увидел Алину. И у врагов ничего не получилось. Вот только выведать Ян ничего не успел. И отличную бутылку кубинского рома использовал не по прямому назначению.
– Ты убил его, – тихо проговорила Алина.
– Да непохоже, – ответил он, обыскивая Голопанова. – Пьяного не так легко убить. Черт, это от машины ключи, эти – от дома, а где от наручников?
– У второго посмотри, – подсказала Алина.
– Точно. Как же я сам не догадался.
Он расстегнул наручники на ее запястье и не удержался, поцеловал глубокий рубец.
– Больно?
– Не чувствую руку, – чуть не плача, ответила она, встряхивая кистью.
– До свадьбы заживет.
Наручники защелкнулись на руках Голопанова. Локти полковника Ян связал брючным ремнем. Алина тем временем быстро собирала со стола какие-то бумаги.
– Готова? Полетели, пока шум не поднялся.
Она прижала к груди портфель и остановилась перед зеркалом, поправляя одежду.
– Как мы выйдем?
– Легко и непринужденно. Ты готова?
Он внимательно посмотрел в ее глаза. Взгляд был осмысленный. Никаких слез. Губы плотно сжаты. Дыхание ровное.
– Что ты меня разглядываешь? – спросила она.
– Просто так. Давно не видел. Я тебя люблю.
– Нашел время, – сердито нахмурилась Алина.
– Повторяю, мы с тобой идем к выходу легко и непринужденно. Ты президент компании. Я твой водитель. Шестерки на выходе ничего не знают.
Спускаясь по лестнице, Ян слышал, как гоблин медовым голоском разговаривает по телефону со своей ненаглядной Юлечкой.
– А ты? А она? Вот сучара! А ты?
Второй гоблин мирно спал, развалясь в кресле. Ян придержал стеклянную дверь, пропуская Алину вперед, и шепнул:
– Иди сразу к воротам. Откроешь, и стой за ними.
– А где твоя машина? – так же шепотом спросила она.
– Сейчас увидишь.
Он задержался на крыльце, поставив ногу на урну и завязывая несуществующий шнурок. Краем глаза Ян следил за гоблинами. Как только он услышал знакомый скрип ворот, шнурок наконец завязался. И урна сдвинулась в сторону ровно настолько, чтобы заклинить входную дверь. Гоблин продолжал сладко щуриться, улыбаясь в телефонную трубку. А Ян небрежной походкой подошел к голопановской «Тойоте», поигрывая трофейными ключами. Садясь за руль, он приоткрыл правую дверь для Алины. Сзади раздался характерный шум. Гоблины все-таки заметили, что в хозяйскую машину сел чужак. И теперь они в бессильной злобе бились об стекло, как мухи, подпрыгивая и разбегаясь снова.
Зашелестел могучий турбодизель, и Ян плавно подкатил к Алине.
– Ворота закрывать? – спросила она.
– Прыгай! – закричал он, увидев в зеркале, что гоблины собираются таранить стеклянную дверь креслом.
Алина оказалась рядом, с мягким чавканьем захлопнулась дверь, и «Тойота» понеслась напрямик через газон к набережной.
– Зачем ты угнал джип? – спросила Алина. – Они же сейчас заявят об угоне, и нас остановят. Где твоя машина?
– Вот моя машина, – Ян похлопал по рулю. – Чтобы заявить угон, надо, как минимум, добраться до телефона. И мне почему-то кажется, что для начала они все-таки вызовут скорую помощь. Кстати, что там со вторым? Одного я приложил бутылкой, а второй уже был в нокауте, и весь в шампанском. Это ты его?
– Я. Думаешь, это не опасно? Они там не помрут?
– К сожалению, нет. По всем правилам полагалось бы их добить на месте, – сказал Ян. – Мы проявили преступную мягкотелость.
– Не говори глупости. Только убийства нам не хватало. Тем более что он полковник милиции.
– Семь бед, один ответ.
Он постарался вложить в эту нехитрую реплику весь оставшийся запас беспечности. На самом деле то, что он сделал, не так уж сильно отличалось от убийства. Вырубить таких крутых типов, какими, несомненно, были те двое в кабинете, – такое деяние тянет на высшую меру по бандитским понятиям. На этом фоне угон выглядел невинной шалостью.
– А что за бумажки ты прихватила?
– Сама не знаю. Потом разберемся. Какие-то банковские махинации. На несколько миллионов.
– Замечательно.
Ян еле-еле справился с приступом истерического смеха. Приложить бутылкой по черепу – это невинная шалость на фоне кражи банковских документов. Теперь на один ответ приходилось не семь бед, а примерно семьсот.
– Как быстро растут цены, – сказал он. – Сегодня утром на меня вешали сто пятьдесят тысяч. А теперь уже миллионы. Интересно, сколько я буду стоить к утру.
– Не понимаю, чему ты радуешься.
– А я всегда радуюсь, когда тебя вижу. Они тебе ничего не сделали?
– Ничего, – Алина вдруг разрыдалась, прижав ладони к лицу. Вздрагивая всем телом, она повторяла: – Ничего, ничего, ничего…
– Если нас кто-то увидит, подумает, что мы сбежали из дурдома, – сказал Ян. – Один псих сияет идиотской улыбкой, а другая плачет.
– Я не плачу, – проговорила она сквозь пальцы. – И ты, пожалуйста, перестань улыбаться. Ничего смешного. Нас убьют. Понимаешь? Нас просто убьют.
– Этого не может быть. По гороскопу я умру примерно через семьдесят лет в объятиях жены.
Ян Стрельник обычно не верил гороскопам. Но сейчас вдруг вспомнил слова одной из своих подружек. Та обладала третьим глазом, снимала порчу и предсказывала судьбу по расположению волос на спине. Именно эта трехглазая ворожея и предрекла ему столь доблестную кончину. Безусловно, она могла и ошибиться, но только лет на десять, не больше. В ту или иную сторону.
Нет, его не могут убить. Опасаться следовало другого. Визит следователя, плюс патроны в унитазе Амурского, плюс эта странная фраза о ментах, которых так притягивают ягодицы Стрельника – все это складывалось в очень неприятную картину.
Никто не может быть назван преступником до того, как суд вынесет приговор. Но в ожидании этого приговора обычно приходится какое-то время посидеть в тюрьме. Если приговор будет обвинительным, то вас назовут преступником, и вы будете спокойно сидеть дальше. Если приговор окажется – вдруг – оправдательным, то вас выпустят из тюрьмы и преступником называть не будут.
Ян Стрельник обычно не интересовался вопросами правосудия. Но в тюрьму ему не хотелось. Сейчас ему больше всего хотелось поехать с недозволенной скоростью по полосе встречного движения, стараясь в кратчайшие сроки максимально удалиться как от гоблинов Голопанова, так и от соратников зашибленного полковника, а также от вопросов правосудия, в которых оба эти коллектива предпочитали простые решения.
По фильмам о буднях милиции Ян знал, что убегающие преступники обречены на неизбежную поимку в рамках операции «Перехват». Уже несутся, наверно, в эфире ориентировки на «крузер» с такими-то номерами, движущийся в таком-то направлении, а за рулем такой-то и растакой-то, так что при задержании можно не церемониться. В фильмах о буднях милиции с преступниками и правда не церемонились, причем не дожидаясь никакого решения суда. Ян Стрельник не был уверен, что фильмы правдиво отражают действительность. Но проверять это на собственной шкуре он не собирался. Поэтому и надеялся исчезнуть бесследно и быстро.
– Куда мы едем?
– В надежное место.
– Они нас найдут везде.
– Везде? А мы не будем прятаться везде. Мы будем рядом.
Он посмотрел на часы. Петрович, наверно, уже собрал вещи в дорогу. Консервы, запас лески и крючков, набор инструментов – что еще может понадобиться на лесном кордоне? Жаль, но Петровичу придется в одиночку добираться до Карелии. Ян не может сейчас бросить Алину, а в лес она с ним не поедет.
– Мне надо попасть в Москву, – сказала она, словно услышав его мысли. – Ты поедешь со мной. Там они нас не достанут.
– Ты уверена?
– Я уже ни в чем не уверена. Но выбирать не приходится.
– Нам нельзя показываться на вокзале или в аэропорту. А пешком, наверно, недели за две дойдем.
– Ян, ты можешь хотя бы сейчас говорить серьезно?
– Серьезно я могу только молчать.
– Тогда молчи.
«Тойота» свернула с дороги и покатила по траве вдоль канала. Впереди над кустами высились мачты. Вот показались лодки, ржавый катер и ободранные корпуса яхт, лежащие на берегу. Ян опустил стекло и помахал сторожихе, которая сидела возле поднятого шлагбаума.
– Петрович пришел? – спросил он, притормозив.
– Убежал куда-то. Как угорелый, – проворчала бабка, не отрываясь от вязания.
«Не выдержал дед, – подумал Ян с легкой обидой. – Не дотерпел, не дождался. Впрочем, оно и к лучшему. Обойдемся без лишних слов. Да и незачем ему знать, куда я делся. Поеду с Алиной в Москву, потом можно будет и на кордон».
Домик сторожа запирался на большой гаражный замок, ключ от которого покоился, вероятно, в глубинах Финского залива. Во всяком случае, Петрович всегда отпирал замок отверткой, монеткой или кончиком ножа. Сегодня Ян обошелся пилкой для ногтей, которая болталась на связке голопановских ключей.
– Ну и избушка, – Алина остановилась на пороге, оглядывая бревенчатые стены.
– Не избушка, а памятник зодчества.
Ян откинул крышку рундука. Здесь хранились тельняшки, робы, фланелевые матросские штаны с застежками сбоку. Этим списанным, но вполне приличным бельем расплачивался с Петровичем хозяин одного из катеров на стоянке яхт-клуба. Другие судовладельцы, пользовавшиеся стоянкой, тоже предпочитали оплату натурой. Поэтому в гараже инженера Амурского не переводились запчасти и материалы, а запасов бензина и. консервов хватило бы до окончания третьей мировой.
Но сейчас Яна интересовала записка, которую должен был оставить Петрович. Должен был, но не оставил. «Интересно, как же я его найду? Значит, кордон отпадает», – с досадой подумал Ян. Он не ожидал, что инженер Амурский будет настолько охвачен паникой, что забудет обо всем на свете. Забудет о нем. Товарищ, называется. Да, друзья познаются тогда, когда этого, меньше всего ожидаешь.
– Мы будем отсиживаться здесь? – спросила Алина.
– Здесь можно не просто отсиживаться, а еще и оборону держать, – бодро ответил Ян, вытаскивая из рундука тельняшку и комбинезон. Он давно уже мечтал избавиться от парадного костюма. – Алька, ты не хочешь переодеться?
– Хочу. Ой, у меня же все мои вещи с собой! В «Тойоте». Как удачно получилось!
– Да уж, повезло так повезло.
Невесело рассмеявшись, она обняла его:
– Ладно, будем жить дальше.
Она деловито оглядела комнату, убрала со стола посуду на полку, переставила стулья, поправила занавески – и в доме вдруг стало уютно. «Хозяйка, – подумал Ян. – Если запустить ее в мою берлогу на полчаса, она и там бы устроила гнездышко. Наверняка она умеет здорово готовить. Только ей все некогда. Она ведь у нас – президент. Занимается всякой ерундой, вместо того чтобы сидеть дома, готовить мужу обед, кормить детей… Наших детей».
– Ночью ты будешь спать на рундуке, а я в кресле, – сказал Ян.
– Какой рундук, о чем ты говоришь? – она покачала головой. – Ты хоть понимаешь, что случилось?
– Есть вещи, которых лучше не понимать. Зачем голову забивать? Все равно ничего не изменится оттого, понимаешь ты или нет, – сказал Ян. – Вот я понимаю, что скоро ночь, значит, надо приготовить постель. Завтра будет день, тогда и будем что-то делать. А ночью надо спать.
Алина прижалась к нему. Ян гладил ее волосы, успокаивающе приговаривая:
– Все нормально, Алька, мы пробьемся. Все нормально…
– Ты ни капельки не злишься на меня? – глухо позвучал ее голос, и она подняла к нему заплаканное лицо.
Он поцеловал ее глаза, соленые от слез.
– Я злюсь только на себя. Не надо было мне уходить сегодня утром. Если бы я остался, с тобой ничего не случилось бы.
– Да нет, все равно бы это случилось. Ты ни в чем не виноват, но теперь будешь мучиться вместе со мной.
– Лучше мучиться вместе с тобой, чем без тебя. Алька, это же справедливо. Должен же я чем-то расплатиться за такое счастье.
– Какое счастье?
– Ты – мое счастье. Сопливое заплаканное счастье. С синими глазами, золотыми волосами и чудесным характером, – сказал он, вытирая своим платком ее глаза. – Этот страшный день кончился. Ночь пролетит быстро. А утром все будет в порядке.
Алина забрала его платок, чтобы вытереть нос.
– Просто удивительно, как с таким отношением к жизни ты еще жив, – вздохнула она. – Ты что, серьезно? Спокойно ляжешь и заснешь?
– Если ты ляжешь рядом, то я не засну.
– Не говори глупости. Можно позвонить?
Она подсела к старинному черному аппарату, а Ян вернулся к машине. Он достал из багажника чемодан и сумку, посмотрел, чего бы еще оставить себе на память. От машины надо поскорее избавиться. Загнать ее в какой-нибудь укромный уголок между старыми катерами, откуда ее, может быть, сегодня же ночью и угонят. Такие машины недолго остаются без присмотра.
В избушке требовательно затрещал телефон.
– Не бери трубку, – почему-то шепотом попросила Алина.
– А вдруг это Петрович? – обрадовался Ян.
– А вдруг это Голопанов?
– Вот и проверим.
Они оба ошиблись в своих предположениях, но Ян был гораздо ближе к правильному ответу.
У бывшей жены инженера Амурского был такой могучий голос, что она вполне могла бы обойтись без телефона, если бы просто встала у окна и взяла рупор. Пролетев над гладью залива, ее крик достиг бы ушей Яна так же успешно, как и посредством телефонной сети.
– Амурский, слушай меня внимательно! – раздалось в трубке так громко, что Ян невольно отстранил ее подальше от себя. – Ты сгубил мою молодость, а теперь хочешь лишить покоя и в старости! Сиди у телефона и никуда не выходи! Тебя по всему городу ищет милиция! Если они тебя схватят, советую не выкручиваться и не сочинять фантастику, они все про тебя знают! Про тебя и твои темные делишки! Они нашли следы оружейной смазки на нашем унитазе! Амурский, зачем ты прятал оружие в моем унитазе? Я отдала тебе свои лучшие годы, а теперь ко мне приезжает милиция с обыском! Я все про тебя рассказала! Они спрашивали, откуда у тебя оружие, и я все рассказала! Все! Про ваш кооператив телохранителей, про тир, про бандитов ваших, я все рассказала! Мне нечего скрывать! Амурский, вместо благодарности за все, что я для тебя сделала, ты смылся, и оставил только следы оружейной смазки на моем унитазе! Знаешь, я…
– Это не смазка, – перебил ее Ян Стрельник. – Вам надо было самой хотя бы понюхать то, что они нашли. Не было там никакой оружейной смазки.
– Кто говорит, Яшка? Как это «не было»! Я сама видела, на ватке у эксперта!
– Это были фекалии, – сказал Ян. – Вас жестоко обманули. Вы сказали им про яхт-клуб?
– За кого ты меня принимаешь? Я сказала, что. Амурский уехал к друзьям, на лесной кордон, в Карелию. Пусть ищут его там. Яшка, у вас есть продукты? Я могу привезти ночью. Что вам нужно? Крупа, соль, сухари?
– Спасибо, у нас все есть. Больше не звоните сюда.
– Понимаю, – прокричала Амурская. – Яшка, повлияй хоть ты на этого недотепу! Главное, не пейте там! Слышишь, не давай ему пить!
Ян бросил трубку и сказал Алине:
– Милиция уже была на квартире Петровича. Наверно, и у меня дома побывали. Может быть, и засаду оставили. Ты хотела куда-то позвонить?
– Уже позвонила. В Москву. Кстати, где мой мобильник?
Он отдал ей телефон и спросил:
– Ну, и что говорит Москва?
– Говорит, сиди спокойно, мы за тобой пришлем роту спецназа.
– Роты маловато будет, – Ян задумчиво подошел к окну и окинул взглядом залив. – Пока твоя рота доберется, много чего может произойти… Вот что. Сейчас мы сядем в лодочку и выйдем в залив. Покатаемся. С воды понаблюдаем за обстановкой. Если увидим неприятных типов рядом с избушкой, то спокойно отгребем подальше и высадимся где-нибудь в зарослях. Или вообще попросимся на борт проходящего судна, как жертвы кораблекрушения. Ты не против морской прогулки?
– Я уже ничего не соображаю, – махнула рукой Алина. – Делай то, что считаешь нужным.
– Нужно одно – остаться на свободе. Никого они не найдут, – продолжал размышлять Ян. – У них в распоряжении только Хорьков. Петрович смылся, Магду я предупредил…
– Вот, – сказала Алина, уперев палец в его грудь. – Вот о ней ты беспокоишься. Ты обо всех беспокоишься, всех готов на руках носить.
– Нет, очень даже не всех.
Он подхватил ее на руки и закружил по комнате. Алина обвила его шею руками и зажмурилась, улыбаясь. Но тут же открыла глаза и спросила:
– Ты с ней спал?
– Нет, – твердо сказал Ян и уточнил: – С кем?
Она схватила его за горло.
– Когда-нибудь я тебя задушу.
– Взаимно, – прохрипел Ян, выкатывая глаза и язык.
– Но не сейчас, – она снова обняла его. – Сейчас ты мне нужен. Будешь мои сумки таскать. Ты никогда не хотел побывать на островах Карибского моря?
– Был я там. Проездом.
– Шутишь?
– Я много где был, – сказал Ян. – Шарик – он маленький. А продукция ленинградских машиностроителей пользуется большим спросом в Южной Америке. Колумбия, Венесуэла, не говоря уже о Кубе. Так что места эти мне знакомы. Ты что, предлагаешь мне эмиграцию?
– Нет, командировку. Фирма отправляет меня туда. Надолго. Попробую убедить начальство, что мне нужен помощник.
Ян опустился в кресло-качалку, усадив Алину на колени.
– С тобой я готов хоть на Канары, хоть на Курилы.
Она вдруг встала, беспокойно оглядываясь.
– Где здесь туалет?
– Не туалет, а гальюн. По-морскому.
– «По-морскому», – передразнила она. – Лучше бы ты знал, как сказать «туалет» по-испански.
