Текст книги "Ленин в жизни"

Автор книги: Евгений Гусляров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 48 страниц)

А. А. Арутюнов.С. 502

Поскольку я, вероятно, единственный оставшийся в живых из врачей, собравшихся в марте 1923 года у постели больного Ленина в Москве, мне хочется обратить внимание на некоторые факты, обойденные, неправильно интерпретированные или недооцененные в письмах, поступивших в редакцию. Я исхожу из моих собственных заметок и воспоминаний того времени, а также из подробного доклада моего отца, прочитанного в Шведском врачебном обществе 26 февраля 1924 года... когда мой отец вместе со своим другом, знаменитым интернистом (специалистом по внутренним болезням. – М. Ш.)и неврологом, профессором А. Штрюмпелем исследовали Ленина. Последний лежал в кровати, но был в полном сознании и производил впечатление человека с вполне сохранившимся интеллектом. Он понимал все обращенные к нему вопросы, но из-за афазии мог отвечать только отдельными русскими или немецкими словами... Ко времени второго визита через несколько дней положение больного резко ухудшилось. Он лежал совершенно апатично и не реагировал на вопросы, что очень обеспокоило врачей...

Так прошло четыре дня при постоянных врачебных визитах и консультациях. На четвертый день состоялась встреча лечащих врачей с несколькими народными комиссарами, в том числе Семашко, под председательством Троцкого. Встреча произошла в простой комнате в Кремле, недалеко от квартиры Ленина. Моему отцу очень понравилась сила и ясность, с которой Троцкий ставил вопросы и делал выводы.

Сначала выступил Штрюмпель как представитель немецких врачей. Мой отец высказал несколько иное мнение. По поводу глубокой сущности болезни, сказал он, я думаю иначе и утверждаю, что причина ее простого неспецифического характера (имеется в виду сифилис. – М. Ш.),так как реакция Вассермана была негативной... что касается лечения, то все врачи были одного мнения. Прогноз на будущее был плохой...

Проф. Ф. Хеншен (сын С. Э. Хеншена).

Цит. по: М. Г. Штейн [2].С. 163164

Вот какой документ был найден профессором русской истории университета Западного Онтарио (Канада) Д. Песпеловским. Документ принадлежит перу доктора Владимира Михайловича Зернова. Его отец, Михаил Степанович Зернов, до большевистского переворота был знаменитым московским врачом, филантропом и общественным деятелем, создателем бесплатных медицинско-санаторных учреждений в Ессентуках и Сочи.

Автор документа, В. М. Зернов, родился в Москве в 1904 году. После октября 1917 года эмигрировал с семьей в Югославию. Окончил в Белграде медицинский факультет, работал в Париже. Специализировался по иммунитету и физиологии изолированных органов. Вот полное содержание документа: «Медицинские показания о болезни В. И. Ленина прогрессивным параличом …Дина Михайловна Мазе, занимавшаяся переводами книг по психиатрии и неврологии, рассказывала мне, что в начале 30-х годов она видела в Париже ее старого друга, сотрудника по России проф. Моск. Университета Залкинда (работавшего раньше у Бехтерева). Он остановился в Париже проездом в Америку на научный съезд. Проф. Залкинд, убежденный коммунист, рассказывал ей, что он был одним из тех, кому было поручено исследование мозга Ленина. Мозг Ленина, по его словам, представлял из себя характерную ткань, переродившуюся под влиянием сифилитического процесса. Через некоторое время в России был научный конгресс психиатрии и неврологии. Д. М. Мазе поручила ее знакомым французам, ехавшим на этот конгресс, разыскать проф. Залкинда и передать ему какое-то поручение. Французы никак не могли его найти. Наконец, кто-то из московских ученых сказал им: «Не ищите Залкинда, его уже нет в Москве». По-видимому, он был ликвидирован. В 1928 или 1929 году в Париж приезжал проф. И. П. Павлов. Хорошо зная моего отца, д-ра Михаила Степановича Зернова, проф. Иван Петрович Павлов приходил к нам обедать вместе с сыном и своим другом – проф. С. И. Метальниковым. Проф. Павлов говорил, что в завещании Ленина было написано: «Берегите Павлова». Поэтому его не трогали и он не боялся, что его арестуют, но он опасался, что после его смерти правительство отомстит его сыну. Советский строй он сравнивал с тремя самыми страшными болезнями: сифилисом, раком и туберкулезом. По словам Павлова, советская система страшна тем, что она старается духовно разложить человека. Проф. Павлов утверждал, что Ленин был болен сифилисом и в период своего управления Россией был типичным больным прогрессивным параличом.

Проф. Павлов лично знал ученых, которым было поручено исследование мозга Ленина, и он подтвердил, что они нашли изменения, характерные для последствий сифилиса и прогрессивного паралича. Им под угрозой смерти было запрещено об этом говорить.

Париж, 6 декабря 1964 года.

Д-р Владимир Зернов

Прошу не опубликовывать этот документ в течение 10 лет. Вл. Зернов».

Цит. по: Арутюнов А. А.С. 508509

Одновременно врачи, лечившие Ленина, подписали и более подробный документ. Он гласил: «Все врачи, исследовавшие Владимира Ильича во время его болезни, предполагали, что основой его заболевания является поражение сосудов головного мозга. Никаких положительных указаний на специфическую природу заболевания не было ни со стороны анамнестических данных, ни со стороны исследования крови и черепно-мозговой жидкости. Однако при каждом органическом поражении мозга эту возможность необходимо иметь в виду, а в данном случае на эту мысль наводили некоторые особенности клинического течения, как значительные колебания в состоянии больного, явления коркового раздражения и паралитические явления, от которых больной легко оправлялся, также сильные головные боли. Поэтому было применено уже в начале болезни лечение аргенобензолом, после которого наступило весьма значительное улучшение. Вторая попытка в марте 1923 г. применить ртутное лечение и Bismugenal не удалась, так как у Владимира Ильича обнаружилась идиосинкразия на ртуть. В дальнейшем попыток уже не делалось, как вследствие противопоказаний по состоянию больного, так и вследствие того, что картина болезни настолько выяснилась, что полезность специфической терапии была исключена. Данные вскрытия подтвердили артериосклеротическую основу болезни».

Цит. по: М. Г. Штейн [2].С. 167168

…Первое время после обострения болезни почерк В. И. Ленина отличался от его обычного почерка, был неровный и довольно мелкий, а порой и «сумасшедший», как называл его сам Владимир Ильич... какие-то мелкие сосуды головного мозга благодаря тромбозу отнимали у него возможность правильно писать и считать... Такова была злая ирония, которую сыграла с ним болезнь... Но он с упорством старался превозмочь эти недочеты и неуклонно прогрессировал в этом.

М. И. Ульянова.С. 180181

…Сирени в саду было много, но он не переносил никакого резкого запаха, а когда я приносила полевые цветы, он был доволен... Предписания врачей он выполнял очень строго и точно. Помню, мы решили убрать из его комнаты книги. Читать ему в это время не разрешалось…

М. М. Петрашева.С. 264

Цветы любил, только не садовые, а полевые. На садовые и не смотрит, рукой только махнет, когда покажешь ему.

Е. И. Смирнова.У тов. Ленина во время болезни // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 8. С. 142

В комнате не выносил садовых цветов. Но любил в комнате полевые цветы и зелень. Очень любил весенние запахи. Садовых цветов и особенно с сильным запахом избегал.

Н. К. Крупская.С. 371

Одна короткая беседа с Владимиром Ильичем глубоко меня потрясла своим трагизмом. В один из первых дней болезни, вечером, Мария Ильинична сказала мне, что Владимир Ильич хочет меня видеть. Я вошел к нему и, оставшись с ним наедине, сел у его постели. Владимир Ильич мало изменился за эти дни. Так же, как пишет о нем Н. И. Бухарин, «крепкая, литая фигура», те же «живые, пронизывающие, внимательные глаза», но необычайная грусть и сосредоточенность в лице, необычайная тревога в этих «живых, пронизывающих и внимательных глазах». В маленькой комнате тишина, полумрак. Владимир Ильич слегка приподнялся на локте левой руки и, приблизив свое лицо ко мне, внимательно, пронизывающе глядя мне в глаза, сказал:

– А ведь плохо.

– Почему плохо, Владимир Ильич?

– Неужели вы не понимаете, что это ведь ужасно, это ведь ненормальность.

Я стал всячески успокаивать Владимира Ильича, убеждать его в том, что это все временное, преходящее, что все, что его пугает – небольшое расстройство речи, памяти, внимания, способности сосредоточиться, что все это явления временного расстройства кровообращения в мозгу, что можно ему ручаться, что все это пройдет. Он недоверчиво качал головой, несколько раз повторял: «Странная, необыкновенная болезнь», лег опять и не сказал больше ни слова.

Л. Г. Левин.С. 259

Устал и не могу доделать.

Посылаю недоделанное, ибо больше писать не могу. Прочесть Вы сможете, а доделаю я потом.

Ленин – Л. Б. Каменеву. Позднее 12 июля 1922 г.

Неизвестные документы. С. 544

Но было еще письмо Молотову для членов Политбюро: «…Бессонница чертовски усилилась. Боюсь, не смогу докладывать ни на партконференции, ни на съезде Советов» (речь идет об XI Всероссийской конференции РКП (б) и IX Всероссийском съезде Советов. – В. М.).Так вот, в этом письме некоторые слова выведены с трудом, почерк в ряде мест сильно искажен. Можно предположить, что перед его написанием случилось что-то весьма существенное в состоянии здоровья …

В. Е. Мельниченко [1].С. 248249

Владимир Ильич был чрезвычайно ласков, трогательно заботлив, но явно был возбужден и искал все возможности остаться со мной наедине. Предчувствуя какой-нибудь тяжелый для него, волнующий разговор, я всячески избегал быть с глазу на глаз, но такая минута все же выпала. Схватив меня за руку, он с большим волнением вдруг сказал: «Говорят, вы хороший человек, скажите же правду – ведь это паралич и пойдет дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом». Дальнейший разговор был ,к счастью, прерван вошедшей сестрой милосердия. Я уехал с тяжелым чувством… Наше прощание было также очень характерно для Владимира Ильича. Как-то неумело, непривычно и конфузливо стал он мне совать гонорар в руку. Когда я отказался, он стал убеждать меня, что я не обязан никому оказывать частных услуг вне больницы и при нынешних тяжелых условиях жизни не имею права делать это бесплатно ни для кого. Увидев же мою совершенно непреклонную волю, он как-то совсем растерялся, точно незаслуженно обидел меня…

М. И. Авербах.С. 274275

На консультации врачей 24 июня 1922 года при обсуждении вопроса, чем Ильичу можно заниматься, один из них предложил ему играть в шашки, но с плохими игроками, что прозвучало весьма оскорбительно. Ленин очень расстроился и не спал всю ночь. «Это они меня за дурака считают», – говорил он.

В. Е. Мельниченко [1].С. 254

Профессор Клемперер вспоминал в 1924-м, что после первого удара Ленин в Горках подключился к выращиванию шампиньонов и к уходу за кроликами. Символический опыт сельского хозяина у Ленина был. В 1889 Ульяновы купили вблизи Самары небольшой хутор. Мать Ленина надеялась, что хутор убережет среднего сына от судьбы старшего, казненного двумя годами ранее. Работа не полюбилась. «Я начал было, – рассказывал Ленин Крупской, – да вижу – нельзя, отношения с крестьянами ненормальные становятся».

Н. Петренко.С. 275

Задумали было подыскать для Владимира Ильича какой-нибудь ручной труд. Учитывая то, что физическое напряжение ему было противопоказано, остановились на... плетении корзин из ивовых прутьев. Несколько дней больной безропотно занимался плетением, не проявляя, однако, к нему особого интереса. Правда, Владимир Ильич сплел с помощью обучавшей его работницы совхоза «Горки» одну корзину, которую подарил Марии Ильиничне. Но на этом с плетением корзин было покончено.

В. Е. Мельниченко [1]. С. 254

В пище Владимир Ильич был неприхотлив. Очень любил гречневую кашу. Я отвоевала для него эту кашу. Немец, профессор Ферстер, долго не хотел ее позволять, но потом согласился.

М. М. Петрашева.С. 265

…Половина знаменитого 45-го тома Полного собрания сочинений сотворена Лениным уже после плетения корзины и упомянутого оскорбительного врачебного совета о шашках.

В. Е. Мельниченко [1].С. 256

У Ленина продолжали возникать кратковременные спазмы, что приводило к частичному параличу правых конечностей. Он так передавал свои ощущения во время приступов: «В теле делается вроде буквы «s» и в голове тоже. Голова при этом немного кружится, но сознание не терял... Если бы я не сидел в это время, то, конечно, упал бы».

Б. В. Соколов.С. 309

К сожалению, нередко он падал. По этому поводу Ленин шутил: «Когда нарком или министр абсолютно гарантирован от падения?» – и с грустной усмешкой отвечал: «Когда сидит в кресле».

Ю. М. Лопухин.Болезнь, смерть и бальзамирование В. И. Ленина: Правда и мифы. М.: Республика, 1997. С. 2122

Врачи просили его назвать какой-нибудь предмет, а он не мог. Просили написать, тоже не мог. Жаловался, что у него парализована то рука, то нога.

– А у меня паралич?

Скажешь: «Владимир Ильич, подымите руку или ногу». Поднимает. А это были мгновенные параличи, быстро проходящие. Только когда он начал ходить, был случай, когда он упал во время такого паралича. Он еще шутил насчет того, что чуть не сел между двух стульев.

М. М. Петрашева.С. 264

Несколько раз вместе со мной приезжал мастер-ортопед: он делал больному Владимиру Ильичу обувь, в которой ему было бы легче ходить.

Н. Н. Приоров.С. 280

Лидия Александровна! Можете поздравить меня с выздоровлением. Доказательство: почерк, который начинает становиться человеческим…

Ленин– Л. А. Фотиевой. 13 мая 1922 г.

Цит. по: Н. Петренко.С. 152

Приглашаю на днях Вас к себе, хвастаю моим почерком; среднее между каллиграфическим и паралитическим (по секрету).

Ленин– Л. Б. Каменеву. 12 июля 1922 г.

Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 188.

Выздоровление явно окрыляло Ленина. Но в нем жила еще внутренняя тревога. «Понимаете, – говорил он с недоумением, – ведь ни говорить, ни писать не мог, пришлось учиться заново...» И он вскидывал на меня быстрый и как бы допрашивающий взгляд.

Л. Д. Троцкий [1].С. 462

Листки бумаги, исписанные едва понятным, ломающимся почерком, фиолетовыми чернилами и химическим карандашом, – это упражнения, которые выполнял вождь под руководством Крупской. Именно в это время, после очередного, уже майского удара, у Ленина усилились провалы в памяти, ослабла адекватность реакции на события; рассеянность, «невозможность», как пишет В. Крамер, «выполнения самых простых арифметических задач и утрата способности запоминания хотя бы нескольких коротких фраз при полной сохранности интеллекта».

В «полной сохранности интеллекта» приходится, конечно, усомниться. Например, 30 мая, как вспоминала М. И. Ульянова, когда «врачи предложили ему помножить 12 на 7 и он не смог этого сделать, то был этим очень подавлен. Но и тут сказалось обычное упорство. После ухода врачей он в течение трех часов бился над задачей и решил ее путем сложения (12+12 = 24, 24+12 = 36 и т. д.). Однако после этого всего через месяц-другой вождь принимает решения, имеющие огромное значение для судеб России и мирового сообщества: высылка интеллигенции за границу, одобрение постановления ВЦИК «О внесудебных решениях ГПУ, вплоть до расстрела», определение вопросов стратегии и тактики III Интернационала – переход от непосредственного штурма буржуазной крепости к ее методической осаде. Кто скажет, восстановился ли вождь большевиков после болезни, принимая эти решения?

Д. А. Волкогонов.Т. 2. С. 328

Ленин был беспощаден к любому инакомыслящему. Но особенно доставалось тем оппонентам, которые не разделяли взгляды вождя на общественно-политическую жизнь. Среди множества опальных был известный уже читателю ученый-историк профессор Николай Александрович Рожков, который при царском режиме был сослан в Восточную Сибирь. В феврале 1921 года Н. А. Рожкова большевики арестовали. Несколько месяцев он провел в тюрьме, но был освобожден. Однако осенью 1922 года по настоянию Ленина Рожкова вновь арестовывают. Но вскоре больного ученого тюремщики выпускают из-под стражи. Однако Ленин не перестает терроризировать несчастного Рожкова. Председательствуя на заседании Политбюро 26 октября 1922 года, Ленин добивается решения: «Рожкова выслать». Однако, пользуясь отсутствием Ленина на Политбюро 7 декабря (из-за болезни), участники заседания принимают решение не высылать престарелого и больного Рожкова из России. Но, будучи уже больным, в декабре 1922 года Ленин по телефону из Горок диктует письмо Сталину, в котором выражает несогласие с постановлением Политбюро ЦК РКП(б), принятым 7 декабря, о разрешении Н. А. Рожкову проживать в Москве. Ох и злопамятен был Владимир Ильич! 13 декабря, то есть спустя буквально пять дней после первого письма, он диктует в ЦК РКП(б) второе письмо с протестом против решения Политбюро от 7 декабря о Н. А. Рожкове.

А. А. Арутюнов.С. 530

Решительно «искоренить» всех энесов? Пешехонова, Мякотина, Горнфельда, Петрищева и др[угих]. По-моему всех выслать. Вреднее всякого эсера, ибо ловчее.

Тоже А. Н. Потресов, Изгоев и все сотрудники «Экономиста» (Озеров и мн[огие], мн[огие] другие). Ме[ньшеви]ки: Розанов (врач, хитрый), Вигдорчик (Мигуло или как-то в этом роде), Любовь Никол[аевна] Радченко и ее молодая дочь (по наслышке злейшие враги большевизма); Н. А. Рожков (надо его выслать, неисправим); С. Л. Франк (автор «Методологии» ). Комиссия под надзором Манцева, Мессинга и др[угих] должна представить списки и надо бы несколько сот подобных господ выслать за границу бесжалостно. Очистим Россию надолго.

Ленин – И. В. Сталину. 16 июля 1922 г.

Неизвестные документы. С. 545

Еще несколько характерных примеров.

1. Письмо народному комиссару юстиции Курскому с требованием беспредельной расширительности и максимальной расплывчатости формулировок уничтожительной статьи 50-10-11 УК РСФСР, с одиозными образцами желательных для Ленина формулировок, фактически позволяющих осудить кого угодно за что угодно. В этом же письме – и предложение ввести дополнительно в добрый десяток статей УК смертную казнь (Ленин, ПСС, т. 45, с. 189191).

2. Секретное письмо Уншлихту (с просьбой показать его Сталину) об ужесточении деятельности революционных трибуналов («ревтрибов»), об увеличении «быстроты» и «силы» (подчн. Лениным) репрессий. В письме весьма характерная для Ленина фраза: «Гласность ревтрибуналов – не всегда» (там же, т. 54, с. 144).

3. Письмо Каменеву, где сказано: «...величайшая ошибка думать, что НЭП положит конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому» (там же, т. 44, с. 428).

4. Свирепое письмо Курскому «О задачах Наркомюста в условиях новой экономической политики», где расширяются требования жесточайшего, включая расстрел, террора за убыточность, за ложь в отчетности – против руководителей трестов, государственных и смешанных» (там же, т. 44, с. 396—400).

5. Смертоносное, циничное сверхсекретное письмо (с анонимной цитатой из Макиавелли) Молотову и всем членам Политбюро об изъятии под предлогом – именно под предлогом – помощи голодающим церковных ценностей, об истреблении священства и активных верующих-мирян «с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий». Письмо это было издано по-русски на Западе трижды, последний раз – в 1989 году, и лишь недавно опубликовано и признано подлинным в СССР (в архиве имеет шифр ЦПА ИМЭЛ, ф. 2 единицы хранения 22354. На письмо есть ссылка в ПСС, т. 45, с. 666—667, 19 марта 1922 г.).

Все это и еще многое такого же рода написано и приведено в исполнение «либеральным» Лениным 1922 года, а не во времена жестокого «военного коммунизма».

Д. Штурман.Блуд на крови. Письмо драматургу Шатрову // Лит. Россия. М., 1991. № 14

Озеров, как и все сотрудники «Экономиста», – враги самые беспощадные. Всех их – вон из России.

Ленин– И. В. Сталину. 16 июля 1922 г.

Неизвестные документы. С. 545

Право же, иногда чудится, что составители Собраний сочинений Ленина, всех пяти, втайне более всего заботились о его разоблачении перед потомками.

Д. Штурман [1].

Делать это надо сразу. К концу процесса эсеров, не позже. Арестовать несколько сот и без объявления мотивов – выезжайте, господа!

Ленин – И. В. Сталину. 16 июля 1922 г.

В октябре Ленин вернулся уже официально к работе, председательствовал в Политбюро и в Совнаркоме, а в ноябре произносил программные речи, которые, по всей видимости, дорого обходились его кровеносной системе…

Гораздо позже, оглядываясь на прошлое, я опять вспомнил со свежим удивлением то обстоятельство, что мне о болезни Ленина сообщили только на третий день. Тогда я не останавливался на этом. Но это не могло быть случайно. Те, которые давно готовились стать моими противниками, в первую голову Сталин, стремились выиграть время. Болезнь Ленина была такого рода, что могла сразу принести трагическую развязку. Завтра же, даже сегодня могли ребром встать все вопросы руководства. Противники считали важным выгадать на подготовку хоть день. Они шушукались между собою и нащупывали пути и приемы борьбы. В это время, надо полагать, уже возникла идея «тройки» (Сталин—Зиновьев—Каменев), которую предполагалось противопоставить мне. Но Ленин оправился. Подгоняемый непреклонной волей, организм совершил гигантское усилие. Мозг, задыхавшийся от недостатка крови и потерявший способность связывать воедино звуки и буквы, вдруг ожил снова.

Л. Д. Троцкий [1].С. 459460,463

2 октября 1922 года Ленин вернулся в Москву, на следующий день председательствовал на заседании Совнаркома. Но 6 октября на Пленуме ЦК почувствовал себя плохо и в последующие дни отказался от нескольких планировавшихся раньше публичных выступлений. Признался старому партийцу Иосифу Станиславовичу Уншлихту: «Физически чувствую себя хорошо, но нет уже прежней свежести мысли. Выражаясь языком профессионала, потерял работоспособность на довольно длительный срок».

Б. В. Соколов.С. 310

Каждый революционер, достигши 50 лет, должен быть готовым выйти за флаг: продолжать работать по-прежнему он больше уже не может; ему не только трудно вести какое-нибудь дело за двоих, но и работать за себя одного, отвечать за свое дело ему становится не под силу. Вот эта-то потеря трудоспособности, потеря роковая, и подошла незаметно ко мне: я совсем стал не работник...

Ленин. В записи проф. Л. И. Даршкевича.

Цит. по: В. Е. Мельниченко [1].С. 249

Ленин еще в 1922 болезненно относился к признакам приближающегося нездоровья. Стыдливо досадовал на то, что стал плохо слышать. Вернувшись в октябре 1922 в Москву, он появился на заседании СНК, к удивлению всех присутствующих, в очках. Они его явно стесняли. Он вытаскивал их из кармана, надевал, и «в движениях его было что-то конфузливое» (А. Луначарский).

Н. Петренко.С. 187

К концу заседаний Политбюро Ленин производил впечатление безнадежно уставшего человека. Все мышцы лица опускались, блеск глаз потухал, увядал даже могучий лоб, тяжело свисали вниз плечи – выражение лица и всей фигуры резюмировалось одним словом: усталость. В такие жуткие минуты Ленин казался мне обреченным. Но проведя одну хорошую ночь, он снова обретал силу своей мысли.

Л. Д. Троцкий [1].С. 493494

Ленин был не совсем тот. Он надел большие очки, чтобы предохранить глаза, и это меняло его. Он по-прежнему бодро вел заседание, прекрасно вникал в суть дел, предлагал окончательные резолюции, но в его речи чувствовалась какая-то беспокоившая затрудненность. Наркомы шептались между собой: «Поправился, выздоровел, еще есть следы болезни, но пройдет, наладится», но вместе с тем где-то в глубине сердца таилось мучительное сомнение.

А. В. Луначарский.Ленин в Совнаркоме // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 7. С. 77

Насколько он тогда владел речью, видно из того, что в большом заседании Коминтерна он произнес речь на немецком языке, которая продолжалась 1 час 20 минут.

В. П. Осипов.С. 290

Ленин быстрым и властным движением провел вправо-влево по своим рыжим усам и начал свою речь по-немецки.

Сначала осторожно: видно, жалел себя, соразмерял свои силы. Потом проснулся в нем старый, сильный, пламенный революционер. Он загорячился. Забыв немецкие слова, пощелкивал пальцем, чтобы вспомнить. Из первых рядов и из президиума вперебой подсказывали нужные слова. Некоторые подсказки он отвергал и искал выражений более тонких, более точных.

– Что делается, совсем прежний Ильич!

– Да, да! – подтвердил я.

– А ведь ему усиленно телефонировали с того света, – сказал мне кто-то сбоку в ухо, – и поэтому я думаю, не рано ли ему выступать?

Должно быть, так же змий посеял сомнение в душу человеческую о ее безгрешности. Что же, змий был прав...

В середине речи у Ленина наступил какой-то перелом: он, видимо, стал уставать. Голос становился глуше, и реже он пощелкивал пальцами, – должно быть, не мог уже так заострять свою мысль.

А. Я. Аросев.С. 139

Поначалу – столь тщательно и надежно охранялась тайна, столь многочисленны и путаны были слухи – я был уверен в том, что знаю правду. Невозможно было скрыть признаки, отличающие паралитика, от тех, кто знает, что это такое. Тем вечером я так и сказал советскому цензору, но писать это он мне не разрешил. «…Голос оратора был полным и звучным, но казался более хриплым и менее ясным, чем год назад, хотя и не настолько, чтобы слушатели не могли уловить смысл сказанного», – вот все, что мне было разрешено написать. Рядовой читатель мог не уловить смысл этих строк, но я надеялся, что он будет ясен любому медику.

У. Дюранти.Цит. по: В. Е. Мельниченко [1].С. 257

После доклада он опять накинул пальто, надел шапку и хотел идти. Но вокруг него суетились товарищи и просили его сняться со всеми вместе.

– Опять сняться? – спросил Ленин. – А где же фотограф?

– Сейчас, сейчас, – отвечали суетившиеся товарищи. Кто-то звонил по телефону, вызывая фотографа. Кто-то негодовал на то, что кто-то еще не сдержал обещания, кому-то данного.

А Ленину все говорили:

– Сейчас, Владимир Ильич, сейчас, погодите.

И еще ждал Владимир Ильич. Потом прищурил глаз и весело заметил:

– Вы только тумашитесь, а фотографа-то нет!

Что-то еще сказал такое веселое, что все смеялись, и пошел к выходу из зала, пробиваясь правым плечом из толпы.

А. Я. Аросев.С. 139

Пользуясь случаем, художник из какой-то нью-йоркской газеты быстро набросал его портрет, польстив ему словами: «Весь мир говорит, что вы большой человек». На это Ленин ему ответил: «Какой же я большой человек, взгляните на меня».

Р. Пейн.С. 570

Я слонялся по улицам Москвы, когда в отель сообщили из отдела печати Наркоминдела, что Ленин будет выступать на пленуме Московского Совета. Этой речи было суждено стать последней в жизни Ленина, я пропустил ее. Было это 20 ноября 1922 года.

Л. Фишер.С. 907

Ленин был очень смущен. Чтобы чем-нибудь заняться у кафедры, он стал перебирать листочки. Потом попробовал откашляться, чтобы говорить. Тогда хлопки полетели с удвоенной силой. Ленин, порывшись в карманах, достал носовой платок и стал сморкаться.

А. Я. Аросев.С. 138

Франсиско Пинтос рассказывает: «...У него был вид человека, перенесшего серьезную и длительную болезнь; давала себя знать усталость, и крупные капли пота показывались на лбу и на висках». В памяти Екатерины Михайловны Ямпольской тоже сохранилась мучительная картина: мелкий бисер пота, который непрерывно проступал на лбу и на лице Владимира Ильича во время его выступления в Московском Совете и скатывался крупными каплями, напоминавшими слезы.

Е. Я. Драбкина.С. 335

У нас сердце замирало, когда Ильич вышел на трибуну: мы все видели, каких усилий стоило Ильичу это выступление. Вот он кончил. Я подбежал к нему, обнял его под шубейкой, он был весь мокрый от усталости, рубашка насквозь промокла, со лба свисали капельки пота, глаза сразу ввалились…

Н. И. Бухарин.Памяти Ильича // Правда. 1925. 21 янв.

И Ленин вновь скрылся с нашего горизонта и на этот раз уж окончательно.

А. В. Луначарский.С. 77

Не помню точно когда (на даты, в отличие от разговоров,у меня нет хорошей памяти) – думаю, что это было на последней неделе декабря (1922 год), я был вызван в редакцию «Правды» Марией Ильиничной Ульяновой, сестрой Ленина, бывшей в то время секретарем «Правды». Она мне сказала, что Ленин получил мое письмо, «благодарит вас за него и как только будет чувствовать себя лучше, непременно назначит вам свидание» <...> «А разве Владимир Ильич болен? Что такое у него?» – спросил я Ульянову. Мария Ильинична не была лживой. Сказать мне, что у Ленина был второй удар паралича, она, конечно, не могла. Характер болезни его тщательно скрывали.О ней знали лишь немногие лица. Не пускаясь в объяснения, но не отрицая болезнь Ленина, М. И. Ульянова на мой вопрос, уклончиво и, по своему обыкновению краснея и опуская глаза, ответила: «Сейчас Владимир Ильич чувствует себя много лучше».

Н. Валентинов [5].С. 75

– Ну, что, как Ильич? – спросил я однажды, ожидая хорошего ответа.

– Плохо. Кажется, опять удар. Приходите сегодня на заседание Моссовета. Там Рыков доложит.

А. Я. Аросев.С. 140

Начальник спецохраны Владимира Ильича рассказывал нам, что Владимиру Ильичу не хотелось ехать в Горки, что дорога на аэросанях очень утомительна, а на автомашине ехать нельзя из-за обилия снега. Он рассказал, что ежедневно в 9 часов 30 минут приводит к Владимиру Ильичу собаку Аиду (щенок, ирландский сеттер), которую Владимир Ильич очень любит и играет с ней. Этот щенок был привезен Владимиру Ильичу еще в середине июля, когда он поправлялся после болезни и жил в Горках.

Л. А. Фотиева [1].С. 181

Владимира Ильича я опять нашла в постели. У него были парализованы правая рука и нога. Но речь на этот раз не пострадала. Он встретил меня грустно: «Вот я опять больной!»

М. М. Петрашева.С. 267

Он лежал в своей комнате на кровати. Около него был приспособлен небольшой столик, за который я садилась записывать.

М. А. Володичева.Отрывки из воспоминаний // Воспоминания о В. И. Ленине. Т. 8. С. 216

Мария Акимовна (Володичева) виртуозно владела стенографией. Именно ей посчастливилось первой записывать речи Ленина в Петрограде после его возвращения из эмиграции.

Т. М. Белякова.С. 246

На кровати Владимира Ильича была сделана полочка вроде пюпитра для нот. Положив на нее свою статью, Владимир Ильич проверял запись, переворачивая страницы здоровой левой рукой иногда вносил небольшие поправки. В те дни, когда состояние было лучше, В. И. Ленин шутил, улыбался, спрашивал, не очень ли мы устали. Но часто Владимир Ильич страдал головными болями, и тогда у него на голове лежал компресс.

Л. А. Фотиева [1].С. 190

Чтобы уменьшить боль, ему все время клали на голову холодные компрессы.