Текст книги "Братва. Пощады не будет"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Ягода

Ночной лес лишь издали выглядит таинственно-пугающим.

Ориентируясь по железобетонным столбам высоковольтной линии электропередачи, Ягода тренированно-спорым шагом, почти по-спринтерски, приближался к Екатеринбургу. Узкая просека местами была завалена бесхозяйственно неубранными срубленными деревьями, но Василий, загодя замечая препятствия при ярком неоновом свете луны, ловко перепрыгивал полусгнившие стволы, не сбавляя хода.

Смертельно хотелось курить, но он и не думал жалеть о той последней своей сигарете, щедро подаренной Максу. Не зверь же он какой-то, а нормальный человек – просьба обреченного на смерть священна. По любому закону. Хотя лагерный приятель даже и не подозревал, что банальное желание курнуть станет последним в его загубленной жизни.

Ягода жалел лишь об одном – что сейчас не лето и сухого мха днем с огнем не сыщешь. Завернув его в клочок газеты, можно было бы сварганить знатную самокрутку. Горло дерет натурально – не хуже моршанской махры.

Главное, добраться до областного центра. Потом останется уж плевое дело – отыскать широкий Пышминский тракт и топать параллельно ему до самой Балтымки. На шоссе, ясно, не выйдешь: любой желторотый мент враз просечет по его прикиду, из каких именно мест он вдруг на трассе нарисовался.

«Занятно будет глянуть в удивленную морду брательника, никак не ожидающего столь скорой встречи. Навряд ли обрадуется. Ну да черт с ним! Отдаст свою ксиву и деньгами, не скупясь, поможет – никуда не денется! Сидел-то я за его «мокруху». Восемью годами под остервенелый лай овчарок сполна уж рассчитался с ним за обиду – случайную любовную связь с его женой Тамаркой. Соблазнительная лярва, и монах бы не устоял!»

А если разобраться, обычная пробежала между братьями-близнецами «черная кошка». Наверно, ни одна баба не выдержит перед неуемным женским любопытством: проверить на практике, есть какие-либо отличия у близнецов в половом плане или нет.

Почти сразу после свадьбы Михаила и Тамары произошла старая банальная вещь. Стала делить молодая жена свою постель с обоими братьями. Правда, надо признать, главная инициатива в данном случае исходила не от женщины, а от мужчины. Василия то бишь.

Тишь и гладь да Божья благодать сохранялись в любовном треугольнике до того момента, пока об адюльтере между женой и братом не прознал Михаил. Сам бы он ни в жизнь не догадался их заподозрить, но донес ему бдительный сосед о зачастившем к Тамаре в отсутствие мужа Василии. Кстати, соседу его чистоплюйское доброхотство вышло крутым боком. Фатальным, можно даже сказать. Конкретно.

Получив донос, Михаил тут же рванул к брательнику на разборки. После женитьбы брата Василий благородно покинул родной дом и перебрался на окраину деревни в ничейную, давно пустовавшую брошенную избу. Огород там напрочь зарос бурьяном и чертополохом. В тот момент Василий как раз деятельно занимался его прополкой, обнажив свой мощный торс страстно-жарким лучам полуденного солнца. Узрев близнеца, Михаил, прежде чем начать трудный разговор, благоразумно выдернул из забора увесистый дрын – без его солидной помощи «беседовать» было бессмысленно и даже опасно – по физическим данным Василий ничем не уступал брату. А в рукопашном бою и вовсе превосходил его: служа в спецназе, заработал черный пояс по карате. Михаил же, при всем старании, выше коричневого так и не поднялся.

Заслонив ладонью лицо от солнца, Василий удивленно наблюдал за странным поведением ближайшего родственника, хотя подсознательно давно ожидал нечто подобное. С самого первого дня тайной связи с Тамаркой.

– Снюхались, значит, с моей женушкой-паскудой?! – без долгих предисловий взял быка за рога Михаил, недвусмысленно-угрожающе подымая деревянный кол над головой.

– Полная чушь! Чего это тебе в голову ударило? Моча, наверно! – заявил Василий, рыская глазами по сторонам в тщетных поисках аналогичного оружия. Верно говорят: против лома нет приема – окромя другого лома.

– Отмазаться не выйдет! – злобно оскалился оскорбленный муж. – У меня верный свидетель имеется! Он видал, как ты, крадучись, Тамарку навещаешь, пока я, как дурак, в поле горбачусь!

Не обнаружив поблизости ничего подходящего, что можно было бы противопоставить дрыну, Василий прибег к единственно доступному сейчас оружию – подняв на брата невинные глаза, выдал целую речь о несусветно-наглых выдумках всяких грязных сплетников, особо напирая на скудоумие людей, всегда готовых принять на веру любой гадостный поклеп.

Сбитый с толку этим напористо-убедительным словоизвержением, Михаил медленно опустил дрын, начав вдруг сомневаться в зоркости соседа.

– Айда к Василь Иванычу! – буркнул он, зашвырнув свое березовое орудие возмездия в кусты. – Поглядим, что ты ему в глаза скажешь!

– Пойдем, – тут же согласился Василий, обрадованный, пусть и кратковременной, но оттяжке выяснения отношений. – Все ему выскажу, мухомору подлючему! Вот только рубаху накину.

Заскочив в дом, Василий не одной рубахой обзавелся, но и кухонным ножом, незаметно сунув его за хромовое голенище своего фасонистого сапога.

Василий Иванович жил один, год назад расставшись со своей женской половиной – Агафьей, которая излишне явно увлеклась на старости лет знахарством, колдовством и еще Бог знает какими тайно-темными делишками с нечистой силой. «А что я могу поделать? – оправдывалась Агафья. – Матушка мне перед смертью свои знания и силу передала. Я обязана силу эту тайную в миру показать». Сбрендила, короче. Расстался Василий Иванович с женой легко – благо деток Бог им не дал – и просто – выгнал из дома. Агафья поселилась на окраине деревни в одной из брошенных изб.

В тот момент, когда к нему в горницу ввалились два брата-амбала, Василий Иванович занимался своим любимым делом – поливал из лейки диковинное разлаписто-махровое красно-фиолетовое растение под названием «чертов корень», сохраненный им в память об этой заблудшей овце, Агафье, которую в деревне уже давно и недвусмысленно называли не иначе как Бабой Ягой. Все соседи наперебой предлагали ему поскорее избавиться от «чертова корня» вместе с деревянной кадкой, предрекая, что тот накличет в дом беду, но Василий Иванович лишь посмеивался: ну какая злая напасть может с ним приключиться, коли он каждый воскресный день исправно посещает местную церквушку? Ерунда это, одни глупейшие суеверия. Ей-богу.

Недовольный, что его прервали, старик обернулся к непрошеным гостям, тут же верно сообразив, что к чему.

– Ты не обижайся, Вася, но смолчать я не в силах был, глядючи на ваше с Тамаркой непотребство! – сразу перешел дедок в наступление, невольно, как щитом, загораживаясь от бугая Василия своей смешной жестяной лейкой.

– Напраслину возводишь, пень старый! – взвился уличаемый и подскочил к Василию Ивановичу, потрясая для большей убедительности кулаками. – Ты нас в постели видал?!

По вдруг заострившимся чертам лица пенсионера Василий со всей очевидностью вдруг понял, что сейчас тот честно ляпнет утвердительный ответ, и, чтоб не допустить этого, использовал свой главный сногсшибательный довод – левой в солнечное сплетение и правой снизу в челюсть.

Старик отлетел к стене, чудом не сбив по пути любимую кадку с красивым махровым растением. По-рыбьи жадно разевая рот и обеими руками схватившись за поврежденную скулу, он некоторое время приходил в себя.

Плаксиво-жалкое выражение на морщинистом лице старика неожиданно кардинально изменилось.

– Ты же мне челюсть сломал, паршивец! – прошамкал Василий Иванович, сверкая злобными глазами. Видно, вспомнив, что он как-никак является полным тезкой бравого рубаки Чапаева, разъяренный сосед, необычайно быстро для своего почтенного возраста поднявшись на ноги, схватил табуретку и начал агрессивно наступать на молодого обидчика.

Василий не нашел ничего лучшего, как вытащить спрятанный за голенищем сапога хлеборез. Впрочем, засветил нож он лишь для визуального устрашения не в меру развоевавшегося старикашки. Всерьез это смехотворное нападение божьего одуванчика Василий не воспринимал и поэтому легкомысленно пропустил момент удара. Обрушившийся на его голову тяжелый дубовый табурет вмиг доказал всю несостоятельность наивных умозаключений Василия, щедро вознаградив за проявленную глупую неосторожность глубоким нокаутом.

Выронив нож, Василий распластался на полу, не проявляя уже более ни малейшего интереса к происходящему.

Старик будто осатанел – снова замахнулся своим дубовым оружием, желая, по ходу, окончательно проверить на прочность череп поверженного врага.

Михаил, до сего момента равнодушно взиравший на потасовку, с силой отпихнул ополоумевшего пенсионера в сторону.

– Совсем опупел, козел?! – прорычал Михаил. – Ты ж убьешь моего братана!

– Тоже схлопотать хочешь? – взвизгнул Василий Иванович и, угрожающе размахивая своей нелепой табуреткой, стал наступать на нового обидчика.

Михаил подобрал с пола кухонный тесак брата и недвусмысленно покачал его на ладони.

– Лучше погасни, мужик! А то я сам лично тебя загашу!..

Но старик, взбесившийся от невыносимой боли в сломанной челюсти, не внял предупреждению. За что тут же и поплатился. Ловко уклонившись от метившего в голову табурета, Михаил насадил потерявшего равновесие старика на нож, как курицу на вертел.

Василий Иванович умер тихо, как и жил. Пару раз лишь судорожно всхлипнул и испустил дух.

Очнувшись, Василий застал только финальную сцену. Еще плохо соображая, уставился на валявшийся рядом труп с торчащей из его груди очень знакомой рукоятью ножа.

– Чего зенки вылупил? – скривил губы Михаил. – Мертвяков мало в жизни видал? Вспомни профилактические рейды по горным аулам. После наших «зачисток» в них не только живых «духов», но и самого духа человечьего не оставалось! Хо-хо! Между прочим, он тебя кокнуть хотел, вот и пришлось... Хоть и не стоило шкуру твою спасать! Спишь ведь с Тамаркой, гад! Ладно, пока замнем для ясности. Позже разберемся. Сейчас сделаем так: я слиняю до хаты за канистрой с бензином, а ты подготовь тут все к поджогу. Заметем следы, раз уж так вышло. Спалим хибару вместе с хозяином к черту!

Когда брат ушел, Василий окинул комнатенку взглядом, прикидывая, какими вещевыми горючими материалами завалить тело, чтоб оно наверняка сгорело дотла. Но прежде следовало убрать с места преступления главную улику. Взявшись обеими руками за рукоятку ножа, Василий дернул вверх. Нож-то он вытащил, но из раны брызнула горячая кровь, препротивно запятнав его руки чуть не до локтей.

Выругавшись, Василий отступил от трупа и оглянулся на скрип входной двери. В комнате он уже был не один. Участковый инспектор держал Василия на мушке табельного «макара», а из-за его спины испуганно выглядывала соседская старуха, которая, как позже выяснилось, и сбегала за представителем власти, заслышав из дома пенсионера подозрительный шум и крики.

Таким вот манером и угорел Василий на лагерный срок вместо родного брата. Даже хитромудрый адвокат, которому обвиняемый в умышленном убийстве рассказал все как на духу, недоверчиво-сочувствующе вздохнул:

– Я-то тебе верю, мил человек, но суд эмоции в расчет не берет – только исключительно факты. А они, сам знаешь... отпечатки на орудии преступления, кровь на рубашке, свидетели... Короче, советую понатуральнее показать полное чистосердечное раскаяние – глядишь, поменьше годков припаяют. А я буду стараться свести дело всего лишь к превышению пределов необходимой обороны. Это «трешка» всего. Не падай духом! Пробьемся!

Но пробиться не удалось. Василию отвесили по максимуму: червонец. Даже «чистосердечное раскаяние» не помогло – потерпевший оказался боевым орденоносцем в прошлом, да еще и депутатом сельсовета в придачу. За убийство таких кадров снисхождения не бывает никогда.

Через сутки после трагедии на «чертовом корне» неожиданно проклюнулся нежно-фиолетовый цветочек, словно приветствуя установленный в горнице дешевый сосновый гроб с покойником.

...Весь путь до Балтымки преодолевать пешедралом Василию не пришлось. Он вовремя вспомнил, что рядом с деревней проходит железная дорога. Отыскать нужную «ветку» труда не составило. Вынужден был пропустить пару электричек, прежде чем появился нужный товарняк. Забравшись в пустой вагон, недавно использовавшийся, судя по острому запаху, для перевозки лошадей, Василий смог наконец передохнуть и собраться с мыслями. Ноги гудели и были вроде как чужие, а вот голова работала вполне исправно: «Основное сейчас – побыстрей разжиться цивильной одеждой, деньгами и документами. Одежду и свой паспорт Михаил, ясно, отдаст без базара. А вот с «капустой» наверняка проблема будет – прижимист брательник, как жлоб. Ну да ладно, сумеем договориться. Родственники все же».

Вот и знакомый с детства мост. Хоть поезд и сбавил ход, Василий, прыгая, чуть не промахнулся. Упал на крутую насыпь перед самым мостом. Чуть не сорвался в реку. Ладно бы в реку, но в этом месте она давным-давно пересохла, и сверзись он с этой десятиметровой высоты – стопроцентная «крышка». Под мостом не вода ждала, а грозно торчавшие крупные валуны, заросшие мхом.

От места рискованной высадки до деревни было рукой подать – километр всего. Прошел его беглец не таясь, прямо по обочине дороги. Во-первых, сбил он ноги о лесные колдобины и овраги, а во-вторых, риск был минимальный – время приближалось уже где-то к трем часам ночи. В эту пору даже дворовые собаки дрыхнут без задних лап в своих конурах.

Лишь одна какая-то старая псина, видно, страдавшая бессонницей, лениво побрехала вослед неясной человеческой тени. Но, не получив голосистой поддержки от хвостато-клыкастых сородичей, разочарованно умолкла.

Василий, миновав свою заколоченную избушку на околице деревни, направился к дому брата. Невольно замедлил шаги, занятый мыслью, как его неожиданное появление воспримет Михаил. Характер у него взбалмошный. Основательно пожег себе нервишки, как; и все, кто принимал участие в «спецоперациях» спецназа.

Во двор зашел без опаски – собаку они сроду не держали, считая ее совершенно неоправданной роскошью. Какой дурак сунется к двум амбалистым мужикам? А когда малолетками были, у них красть нечего было.

За цветастой штапелевой занавеской бокового окна теплился свет. Василий слегка побарабанил подушечками пальцев по оконному стеклу и отступил в тень – страхуясь, если на стук выглянет кто-то чужой.

Занавеска отдернулась, и показалось бледное, осунувшееся лицо Тамары. Хворает, что ль?

Вглядевшись в приблизившуюся темную фигуру, жена брата прикрыла себе рот ладонью, явно сдерживая рвавшийся на волю возглас испуганного изумления.

Через пять минут ночной гость уже сидел напротив брата в просторной горнице. Тамара поспешно собирала на стол, а Михаил, тяжело уперев локти в дубовый стол, хмуро разглядывал «младшого». Если и был рад встрече, то ничем этого не выдал.

– В бегах, значит... – Михаил со вздохом отвел взгляд от своего живого отражения, прикидывая в уме нежданные и неприятные расходы. – Паспорт, конечно, дам. О его потере в ментовку заявлю месяца через два-три. Успеешь за это время новой ксивой обзавестись. С одежкой тоже без проблем. А с деньгами худо совсем. И занять не у кого. Зарплату в колхозе уж пять месяцев не выдавали. Тысяч триста наскребу, не боле. Ты уж не обессудь, младшой.

«Жлоб! – убежденно подумал Василий, кося мрачным взглядом на ящик водки, стоявший у стены. – Денег, говорит, нет! А сам водяру ящиками покупает!»

– Выпить хочешь? – неправильно истолковал Михаил внимание брата к ящику. – Без проблем! Отметим по-людски твое освобождение! Но все же по утряне линяй куда подальше. Органы здесь в первую голову тебя шукать станут. Прохлаждаться тут тебе не след!

«Даже дать переночевать пожадничал!» – наливаясь тяжелой ненавистью, отметил про себя Василий.

Михаил тем временем торжественно водрузил на стол две «Экстры». Тамара принесла из кухни вместительную чугунную сковороду с дымящейся яичницей и тарелку с солеными огурчиками в обрамлении синеватых луковок.

– За твое условно-досрочное освобождение! – хохотнув, поднял граненую стопку Михаил. – Чтоб зону ты уже только в страшном сне видал!

Выпив, хозяин застолья удовлетворенно крякнул, приходя в хорошее расположение духа, и азартно захрустел ядреным пупырчатым огурцом.

Василий опорожнил стопку без всякого удовольствия – угнетала мысль, что вскоре опять придется тащиться по лесу, избегая из опаски дорог и даже троп. В Екатеринбурге можно сесть на электричку, но куда, черт возьми, ехать?..

После третьего стопаря физиономия Михаила раскраснелась, глаза маслено блестели, а речь приобрела некоторые, несвойственные ему обычно цветистость и многословность.

– Вот припекло тебя до самого темечка, и к кому пришел за помощью? Ко мне! Так как братаны мы единородные. И я тебя принял, обогрел, денег даже выделю. Хотя ты мне в душу втихаря кучу дерьма наклал! Во всю моченьку свою постарался, кувыркаясь с моей личной женой, этой, как выяснилось, сучкой ненасытной! Ладно, я зла не держу! – Михаил залпом заглотил очередную дозу спиртного и вдруг кривовато ухмыльнулся какой-то своей мысли. – А чтоб ты, братишка, до конца осознал широту души моей, предлагаю использовать шлюху эту по прямому назначению на пару. Поставим на карачки – ты спереди в хлебало, а я сзади. Как говорит ваш брат уголовник: «вертолетом». Ну как? Просекаешь, какой я щедрый и добрый? Тамарка, а ну, сучка, становись раком!

Супруга в этот момент убирала со стола начисто опустошенную усилиями братьев сковороду. Нынче после бани она уже испытала еженедельную унизительную экзекуцию, и воспоминания были еще слишком болезненно-свежи. Да и невыносимо стыдно было перед Василием. Даже не успев осознать, что творит, Тамара обернулась и с размаху ударила муженька-изверга тем, что оказалось в руках – чугунной сковородой. Михаил, никак не ожидавший такого крутого развития событий, уклониться не сумел, и сковорода проставила на его лбу глубокую неизгладимую печать. Навроде штемпеля браковщика на фабрике манекенов. Лицо Михаила стало похоже на застывшую резиновую маску, буквально на глазах менявшую цвет с красного на противно синюшный. Несколько мгновений тело каким-то непонятным образом сохраняло равновесие, а потом грохнулось вместе со стулом на пол. Да так и осталось лежать в жутковатой неподвижности.

Оттенком щек Тамара вполне могла составить конкуренцию супругу. Вытаращившись на дело рук своих, она плаксиво дрожала губами и смахивала сейчас на нашкодившую девчонку, пойманную с поличным.

– Кажись, ты наглушняк брательника ухайдакала, – неожиданно равнодушно подытожил Василий, наливая себе по новой. – Послушай: дышит аль нет?

Тамара неуверенно присела над телом и, не решаясь к нему притрагиваться, просто склонила голову, прислушиваясь.

– Не дышит он! – через полминуты хрипло выдохнула она, попыталась подняться, но ее как-то нелепо повело в сторону, и Тамара потеряла сознание, почти коленопреклоненно застыв кулем у ног лежащего Михаила. Словно прощение вымаливала.

– Ишь, слабонервная какая! – желчно отметил Василий, обозревая полупьяным взглядом эту живописную картину. – Нехилый дуэтик у них сложился! Прям как два жмурика разлеглись!

В том, что Михаил жив, Василий ни капли не сомневался. Удар сковородой пришелся в лоб – самое защищенное место черепа. Вот если бы в висок или затылок, тогда верняк брательник выпал бы в осадок. Скоро очухается. Фартит все же этому жлобу! Сама судьба мастит!

Неожиданная мысль остановила руку с наполненной стопкой на полпути, и Василий быстро трезвеющими глазами уже совсем по-новому взглянул на происшедшее:

«А ведь сейчас неплохой шанс чуток подправить Судьбу в мою пользу... И махом решить все свои проблемы.»

Василий, чтоб хоть немного оттянуть неприятную минуту исполнения задуманного, неторопливо выцедил водку и усердно-старательно пережевал безвкусную луковицу, стараясь не глядеть в сторону все еще неподвижного Михаила. Не отдавая себе в том отчета, он надеялся, что тот наконец очнется и тогда не нужно будет приводить кровавый план в исполнение. Глядя в глаза родного брата, он уже просто не сможет убить его. Не дикий зверюга ведь он, а вполне нормальный человек.

Но проказница Фортуна, насмехаясь, сейчас показывала Михаилу свои розовые задние округлости – тот не очнулся.

«Значит, так тому и быть!» – Василий решительно двинулся к телу брата и застыл над ним, прикидывая, как и чем сподручнее нанести грамотный смертельный удар.

Самое надежное и многократно испытанное в лагерных драках – кованым каблуком сапога в височную область, но сапоги он давеча культурно снял еще в сенях, оставшись в одних шерстяных носках. Не долго думая, Василий подобрал с пола чугунную сковороду и со всего маха опустил ее на затылок Михаила. У тела конвульсивно дернулись ноги, и оно опять застыло в мертвой неподвижности. Василий хотел было для полной страховки повторить удар, но передумал – все ж таки брат это, а не какой-то левый фраер. Излишняя жестокость совсем ни к чему. С опаской скосил глаза на Тамарку и облегченно перевел дух – та пока все еще находилась в счастливом беспамятстве и ничего видеть не могла. Удачно карты ложатся! Глупо будет в таком пасьянсе концы с концами не свести!

Бросив кухонное орудие преступления на прежнее место, Василий увесисто похлопал Тамару по бледным щекам. Жена брата прерывисто задышала, но глаза остались закрытыми. Веки не подрагивали – значит, она не симулировала.

Твердым и быстрым шагом Василий прошел на кухню и зачерпнул из ведра ковшик воды. Импровизированный холодный душ не заставил долго ждать результата. Тамара со стоном поднялась на ноги, вытирая со лба струйки воды, стекавшие с ее роскошных рыжих волос. Блуждающий, еще плохо осмысленный взгляд женщины остановился на восковом лице скрючившегося на полу Михаила.

– Да уж, милая! – тяжко вздохнул Василий, разливая водку в две стопки, – Нехорошо вышло. Наглушняк ведь ты моего брательника вмазала. Что теперь делать будем? Э? – обернулся к новоиспеченной вдове. Кажется, мокроты на ее лице сильно прибавилось – капало уже не только с волос, но и из сразу покрасневших глаз. Только бабской истерики ему сейчас не хватало! Если Тамарка сдуру запаникует – весь его хитрый план может накрыться к чертям собачьим.

Насильно всунул в занемевшие ледяные пальцы женщины стопку с «Экстрой»:

– Выпей-ка давай! Махом полегчает! Ты не боись, я тебя в беде не брошу. Не таковский! Помогу уйти от ответственности. Все сварганим по уму, комар носа не подточит! Слушай сюда, милая. Раз уж все так получилось, то сделаем вот что...

Посвятив в свой план безвольно кивавшую, как китайский болванчик, Тамарку, Василий распорядился:

– Тащи сюда одежку какую-никакую. И на ноги что-нибудь.

Как незрячая, натыкаясь на стены, женщина безмолвно ушла в соседнюю комнату. Донесшийся оттуда скрип выдвигаемых и задвигаемых ящиков комода рассеял сомнения Василия в том, что она поняла его верно.

Намеревался поначалу раздеть Михаила только до трусов, но на том оказались голубые плавки, которые в зоне носить считалось западло. Менты могут обратить внимание на эту мелкую, но весьма странную деталь, никак не вязавшуюся с серьезной лагерной репутацией Ягоды.

Преодолевая брезгливость, Василий стянул с брата атрибут нижнего белья и полностью переодел труп в свою спецовку, включая сюда и сапоги с телогрейкой, принесенные из сеней. Мрачно полюбовавшись на полученный результат – двойника, во всем идентичного зеку-поселенцу, Василий, как истинный мастер, добавил еще один очень существенный штрих – сунул в потайной карман поменявшей хозяина телогрейки свой финский нож с нацарапанным на медном шарике рукоятки именем «Васек».

Тамара копалась в комоде так долго, что Василию пришлось основательно приложиться губами к водочной бутылке, чтоб вконец не озябнуть в своем голом виде. Надеть на себя снятый с Михаила свитер он посчитал просто-напросто неприличным. Западло то бишь.

Наконец появилась Тамара, снабдив его необходимой амуницией – рубашкой, джемпером, джинсами и кроссовками мужа. Все вещи были новые, должно быть, выходная сменка покойного. Неразношенные тесноватые кроссовки чуток жали, но Василий этого даже не заметил, спеша завершить начатое до восхода солнца.

Времени оставалось в обрез. Небо на востоке уже понемногу начинало бледнеть, скоро все петухи станут наперебой приветствовать нарождающееся утро.

Уже через десять минут трактор Василия, деловито урча, выехал за околицу деревни на дорогу, ведущую к мосту. Недавний владелец трактора был тут же – лежал на дне тесной кабины. Машину безбожно потряхивало на колдобинах, так как Василий, не зажигая из осторожности фары, ехал напрямки. Но на сей раз Михаил безмолвствовал, нисколько не возмущаясь бездорожьем и некачественными рессорами.

Когда Василий сбрасывал тело с моста, ему вдруг показалось, что брат дышит. Хотел было пощупать его сердечную мышцу, но тут же передумал, хрипло чертыхнувшись:

– Нет уж, старшой! Карты розданы – надо играть! – И столкнул брата с железнодорожных путей на крутую насыпь.

Все вышло, как он и рассчитывал. Прокатившись по хрустящему гравию насыпи, тело сорвалось вниз и глухо шмякнулось на валуны под мостом.

«Все в елочку! – мысленно подытожил Василий, забираясь в кабинку трактора, ставшую заметно просторнее. – Менты решат, что я расшибся насмерть, неудачно спрыгнув с проходящего поезда. Обычный несчастный случай!»

Въезжал в деревню под голосистые – и не очень – приветственно-истошные крики со всех сторон. Петушиное племя, следуя тысячелетнему своему инстинкту, радостно сообщало всем о наступлении нового дня.

До тех, для кого он уже никогда не наступит, петухам, понятно, дела никакого не было.