Текст книги "Братва. Пощады не будет"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– А это уж с кем поведешься... – Ягода увлек за собой рыбака в заросли цветущего боярышника.

– А коли начальство, не дай Бог, пронюхает? – засомневался мужик, явно просто набивая себе цену.

– Рассчитывай на лучшее! – хмуро посоветовал Ягода начальными словами своей любимой лагерной пословицы, скрываясь в зарослях боярышника.

Через минуту вышел к бледному Максу уже один и, вытирая запачканный клинок ножа пучком травы, глухо выговорил пословицу уже полностью:

– Рассчитывай на лучшее, а худшее само придет! Козел!

Навесной лодочный мотор «Буран» завелся после первого же сильного рывка за его короткий стальной тросик.

Направление Ягода выбрал самое трудное, но со знанием дела – вверх против течения. Когда их побег будет обнаружен, менты, безусловно, начнут искать в первую голову вниз по реке. По самому простому и очевидному маршруту. Они же по себе о людях судят, волки тряпочные!

Когда рокот моторной лодки потерялся вдали за излучиной реки, в кусты боярышника забрела в поисках чего-нибудь съестного старая облезлая дворняга. Наткнувшись на недвижимое человеческое тело, собака с опасливым любопытством обнюхала лицо трупа и тоненько, жалуясь кому-то, переходя на вой, заскулила. Ее напугал не запах крови, а открытые светло-голубые глаза, уставившиеся удивленно в какую-то неведомую точку на пасмурно сереющем небосводе.

– Запасливый был фраер! – удовлетворенно отметил Ягода, кивнув на почти полную пластмассовую канистру с бензином.

Макс, сидевший у руля, не отозвался. Видно, все еще не мог вполне освоиться с резким изменением в своей судьбе.

Валявшиеся на дне лодки бесхозные бамбуковые удочки почему-то действовали на Ягоду нервозно-раздражающе. Подавив в себе рачительно-хозяйственную мысль, что рыбацкие принадлежности еще вполне могут пригодиться, он поднял удочки и швырнул их за борт. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

После нескольких часов томительно-однообразного плавания беглецы удалились от колонии-поселения и места двойного убийства почти на сотню километров.

Скромный ужин, состоящий из одного хлеба, прикончили молча, каждый думая о своем. В стремительно опустевшую фляжку Ягода запасливо набрал воды из речки и сунул ее в карман телогрейки.

– Уж чего-чего, а этого добра у нас навалом! – хихикнул Макс, наблюдая осоловевшими глазами за глупыми, на его взгляд, манипуляциями с флягой. Самогонка явно улучшила его самочувствие, приведя в веселое расположение духа. – До второго пришествия нам водицы хватит!

«Дальше уходить надо лесом, – подумал Ягода и, выудив из пачки предпоследнюю сигарету, закурил, глубоко вгоняя дым в легкие, чтоб побольше хапнуть никотина из-за вынужденной экономии табака. – На реке завтра начнется крупный хипиш. Катера вэвэшников будут каждую лодку останавливать для досмотра. Незамеченным проскользнуть уже не удастся, рубль за сто!»

Солнце окончательно спряталось за горизонтом, натянув на себя дырявое одеяло из перистых облаков. Быстро, как всегда в мае, темнело. Кое-где на небе уже угадывались редкие звезды.

«До Балтымки, где живет брательник, отсюда рукой подать – километров сорок-пятьдесят по тайге, не больше. Пойду один. Этот нервный фраер мне без надобности. Но отпускать его опасно, да и за кентуху Калмыка надо бы сполна рассчитаться...» – Ягода покосился на Макса и поймал голодный взгляд приятеля, направленный на его дымившийся чинарик.

– Курево, что ль, кончилось?

– Ага. Давно уже, – вздохнул Макс. – Да мне много не надо. Коли не жалко, оставь на пару затяжек – и все дела.

– Ладно уж. Я не жлоб, – буркнул Ягода и отдал ему свою пачку с последней сигаретой. – Курни децал, братишка, на дальнюю дорожку...

Благодарно улыбаясь приятелю, Макс с явным удовольствием скурил «Приму» до последнего предела – пока пальцы не обжег. Никотин, плотно наслоившись на алкоголь, прибил Макса на блаженную дремоту. Привалившись к сосне, он устало полузакрыл глаза.

– Покемарь, отдохни пока, – кивнул Ягода. – Путь предстоит длинный.

Шум проезжавших по близкому шоссе автомашин стал совсем редким. Зато заметно оживал лес, готовясь к ночной потаенной жизни. Отовсюду слышались какие-то странные тревожные шорохи, из черной лесной глубины донеслось злорадное уханье совы, предвкушавшей свою удачную кровавую охоту на мелких зверьков.

Макс клевал носом, вскоре начал даже похрапывать тихонько. Правая рука Ягоды скользнула по штанине за голенище сапога, нащупывая медную шишечку на теплой рукоятке финки.

Так кстати заснувший приятель ничего понять и даже вскрикнуть не успел. Клинок вошел в тело легко и грамотно – слева между третьим и четвертым ребром грудной клетки. Острие ткнулось в один из желудочков сердца, взрезав нежную мякоть и навсегда остановив его ритмичную жизнедеятельность.

Прихватив бывшего товарища за лодыжки, Ягода отволок оказавшееся довольно тяжелым тело к лодке. Перевалив труп через борт, забрался в лодку сам и оттолкнулся веслом от берега.

Далеко отплывать Ягода смысла не видел. Когда отдалился от береговых кустов на десяток метров, освободил суденышко от мертвого груза, предварительно для страховки ткнув несколько раз ножом в живот трупа.

– Теперь уже верняк не всплывешь, дорогуша! – выдохнул Ягода, распрямляясь. – А ведь ты как в воду глядел – водички тебе до второго пришествия уж точно хватит!

На какой-то миг ему показалось, что из черной воды высунулась рука с крючковатыми пальцами, но, приглядевшись, он вздохнул с облегчением – это была всего лишь мирно плывущая по течению березовая ветка.

Причалив к берегу, хотел было затопить лодку, пробив дно, но передумал. Ударом сапога оттолкнув посудину от берега, отправил ее плыть в сторону Кундинки.

«Я не мародер! Пусть моторка рыбака его жене в наследство достанется!»

Очень довольный проявленным благородным великодушием, Ягода исчез в черной лесной чаще.

Ему предстоял нелегкий пеший переход без единой крошки хлеба и табака.

Брат Михаил

Подпрыгивая на лесных ухабах и рытвинах в своем мини-тракторе «Уралец», Михаил костерил на чем свет тупорылую отечественную промышленность, не понимавшую, что надежные рессоры в любой машине – наипервейшее дело.

Невидимые в зелени ветвей пичуги заливисто-весело щебетали, словно насмехаясь над его кульбитами. Михаил чуть не пальнул по наглым птахам из неразлучной двустволки для острастки, но в последний момент пожалел жечь патрон на этакую ерунду. Цены на боеприпасы нынче кусаются, как бешеные псы. Лучше приберечь заряд на возможную встречу с лопоухим. Халявная зайчатинка на обед – самое милое дело, а ежели еще и стаканчик сорокаградусной для аппетита приговорить – вообще полный тип-топ. Кайф то бишь.

Ехал Михаил по личной крестьянской заботе. Надобно было осмотреть новое приобретение – взятый у хиреющего колхоза в долговременную аренду участок земли под покос. Михаилу-то сено до лампочки было, но соседи не откажутся прикупить у него копну-другую травки-муравки. Все ведь и лошадей, и коровенок держат, куркули. Хотя их тоже можно понять – без крепкого подсобного хозяйства давно бы зубы на пыльную полку поскладывали. Колхоз-то вон третий месяц зарплату задерживает. По ходу, вконец обанкротился коллективизм-социализм.

Сам Михаил никакой живности, окромя курей да гусей, не имел. К чему эти суетливые хлопоты? Он на своем солярном железном коне в десять раз больше сробит. Даже огород вспахать под картошку почти все селяне к нему идут с полным уважением и денежкой в потном кулаке. Оно и понятно – самим бы пришлось несколько дней с лопатой горбатиться, а так – час работы агрегата Михаила, и все тип-топ. Колхозным-то махинам «Кубань» на огородиках даже не развернуться толком. Прежних хозяев жизни – показушников-коммуняк – хлебом ведь не корми, а дай учудить мировой рекорд. Вот и сварганили, умники, не трактор, а натуральный крейсер. Дурость одна, короче. Хорошо, что частное предпринимательство и бизнес догадался кто-то с Запада к нам притаранить. Мигом ушлые коммерсанты стали не амбициозные трактора-монстры на заводах выпускать, а неказистые, но удобные в крестьянском деле «Уральцы». Маленькие, как Конек-Горбунок, но и такие же незаменимые.

Михаилу за своего «конька» пришлось чуть ли не весь навар с налета на инкассатора угрохать. Ну да черт с ним. Деньги что навоз – сегодня нет, а завтра воз. Кстати, вот это ружьишко, что брякает сейчас под ногами, и помогло урвать приличный куш восемь лет назад. Помнится, вот такой же туман и тогда по земле стелился...

...По земле расползался голубовато-фиолетовый утренний туман, скапливаясь в низинах и оврагах, словно отряд лазутчиков, скрытно готовящий атаку. Впрочем, поползновения совершенно напрасные – стоит лишь появиться прямым солнечным лучам, и туманная «оппозиция» будет, как тысячу и миллион лет назад, победоносно рассеяна гордым небесным светилом.

Братья расположились на уютно-крохотной полянке. От проселочной дороги, ведущей из Верхней Пышмы в Балтымку, их отделял лишь редкий живой забор из кустов дикой акации. На расстеленной прямо на траве газете стояли бутылка «Русской» и граненая стопка в единственном числе. Из закусок присутствовали только кусок полукопченой колбасы и пара сырых луковиц.

Если бы кто-то сейчас увидал эту мирную картинку, то подумал бы, что братья просто трапезничают, а не сидят в засаде. Правда, могла навести на некоторые размышления тульская «вертикалка» двенадцатого калибра, прислоненная к сосне. Охотничий сезон официально не был еще открыт.

– Давай-ка, младший, хапнем водочки для куражу! – предложил Михаил, сковырнув охотничьим ножом жестяную шляпку с бутылки. – В Афгане, помнишь, перед «зачистками» ротный завсегда нам спиртику выделял.

– Та война давно позади, – буркнул Василий, не любивший вспоминать кровавый путь их спецназа по горным селениям Афганистана.

– Та для нас закончилась, – кивнул Михаил, – но началась другая! За выживание и место под солнцем... Мы и сегодня солдаты. Солдаты удачи! Хо-хо!

Василий, последовав примеру брата, залпом выпил стопку и захрустел луковицей, то и дело косясь на дорогу и чутко прислушиваясь к лесным шумам.

– Не дергайся и не суетись, Васек! – заметив его нервозность, сказал Михаил. – Колхозный «уазик» должен появиться не раньше чем через полчаса. У меня в стволах десять картечин – за глаза и бухгалтеру, и шоферу хватит. Так что я один с ними справлюсь, а ты всего лишь на подхвате будешь. Не дрейфь и наливай по новой!

Но в расчеты Михаила вкралась ошибка – братья только-только успели выпить по второй, как из-за близкого поворота дороги донеслось знакомое астматическое кашлянье изношенного мотора колхозного авто.

Мигом вскочив на ноги, Михаил взвел курки своей двустволки и, ломая кусты, вывалился на обочину дороги. И очень вовремя. «Уазик», тяжело переваливаясь на рытвинах и кочках, уже почти поравнялся с местом засады.

Хлестко ударил ружейный дуплет, отдаваясь гулким эхом в лесу. Стая синих ворон, вспугнутая выстрелами, понеслась прочь, бурно выражая злобное недовольство на своем хрипло-трескучем птичьем наречии.

Машина, потеряв управление, съехала в кювет и, врезавшись в сосну, заглохла. Лобовое стекло было разбито вдребезги, а брезентовый верх, разорванный свинцовыми залпами и колючими кустами, практически полностью оторвался, открыв взглядам кабину. Шофер, уронив на руль курчавую рыжую голову со слипшимися от крови волосами, не подавал признаков жизни. А вот пассажир – седой сухонький старичок – проявил неожиданную для своего преклонного возраста прыть. Подхватив под мышку потертый кожаный портфель с колхозной зарплатой, он перескочил через бортик «уазика» и, не разбирая дороги, помчался в глубь леса.

Михаил, распахнув дверцу машины, поглядел на вывалившегося водителя и убедился, что тот, получив две картечины в лоб, уже благополучно преодолел трудный путь в лучший из миров. Выдернув из-под переднего сиденья допотопную трехлинейку, Михаил швырнул ее в руки подошедшего брата.

– Догоняй бухгалтера! Он выдохнется быстро, не уйдет, старый козел!

До боли сжав обшарпанную ложу винтовки вспотевшими подрагивающими пальцами, Василий бросился в погоню. Троекратная разница в возрасте у соревнующихся в беге сразу дала себя знать – уже через какую-то минуту Василий увидал мелькавшую среди деревьев сутулую фигуру с портфелем, нелепо высоко задиравшую в прыжках ноги, как спринтер на дистанции с препятствиями.

У преследователя на губах невольно проступила насмешливая улыбка, больше смахивающая на оскал. Бежать Василию стало вдруг легко и даже как-то весело – видно, где-то в подсознании проснулись дремавшие до времени гены предков-охотников. В азарте он уже не обращал ни малейшего внимания на больно хлеставшие по его лицу ветки.

Старик, вылетев на берег озера Балтым, засуетился, явно не зная, куда бежать дальше. Но в нерешительности он пребывал недолго. Заслышав за спиной прерывистое дыхание преследователя, не оглядываясь, кинулся вправо. Но снова укрыться за спасительными стволами деревьев так и не успел. Свинцовая пуля в медной оболочке как тяжелой дубиной ударила колхозного бухгалтера в поясницу. Ноги у него враз отнялись, и он кубарем покатился по земле. Портфель отлетел в сторону, застряв в когтистых лапах куста боярышника.

При виде беспомощно суетившегося в высокой траве старика, Василий вдруг растерял весь свой охотничий азарт и резко остановился, словно на невидимую стенку натолкнувшись. Раненый слабо сучил конечностями, то ли пытаясь подняться на ноги, то ли уползти куда-то. Он узнал своего палача, изумленно вытаращив бесцветные глаза, даже стонать почти перестал.

– Ягодин?! Что же ты творишь, гад? Я ж тебя слагать-вычитать выучил!

Старикан не заговаривался и не врал. Бухгалтером в колхоз он устроился лишь после выхода на пенсию, а до того четыре десятка лет учительствовал в младших классах сельской школы.

– Хо-хо! Вот Васька и вычитает тебя из жизни! – язвительно рассмеялся подошедший Михаил. – И складывать скоро будет – денежки колхозные. Так что не переживай зазря. Все тип-топ. Арифметика твоя на пользу брательнику пошла! Голову даю на отсечение – Васька в счете не промахнется! Отличник!

Но бывший учитель уже ничего не слышал, судорожно выгнувшись всем телом, он закатил глаза и потерял сознание.

– Добей! – жестко велел Михаил. – Чего старикашке зря мучиться? И поровну у нас выйдет: за тобой эта бухгалтерская крыса, а за мной водила. По справедливости!

Василий передернул затвором, засылая патрон в ствол и, невольно зажмурившись, спустил курок. Второй свинцовый заряд, полученный стариком в упор, порвал последнюю слабую ниточку, за которую еще цеплялась жизнь подранка. На впалой груди сразу умиротворенно затихшего бухгалтера быстро расползалось малиновое пятно с черной обуглившейся дыркой посередине.

– Чего застыл памятником? – недовольно-презрительно скривил губы Михаил, взведя курок своей «тулки». – Сейчас будем прятать концы в воду!

Ткнув стволом ружья в живот мертвого старика, произвел одиночный выстрел и, отвечая на немой вопрос Василия, пояснил:

– Бросим старикашку в озеро. Тут водоворотов навалом. Течением утащит на глубину, а с дырявым животом труп уже никогда не всплывет. Учись, салага, пока я жив! Хо-хо!

Вдвоем ухватив бухгалтера за ноги, обутые в светлые молодежные кроссовки, отволокли тело на берег и бултыхнули в воду. Пару секунд труп продержался на поверхности, словно никак не мог насмотреться напоследок своими вдруг раскрывшимися невидящими глазами в ясное синее око неба, а затем медленно пошел в мутно-зеленую глубину.

Выдернув из зарослей боярышника заветный портфель, Михаил открыл его и удовлетворенно выпятил нижнюю губу.

– Все тип-топ! Деньги на месте. Айда обратно – надо от машины с водилой еще избавиться. Я ее от дороги в лес отогнал.

Изувеченный «уазик» стоял на середине солнечной земляничной полянки. За его колесами тянулся жутковатый ярко-красный след. Но это была не кровь, а всего лишь сок раздавленных спелых ягод, распространявших вокруг приторно-сладкий аромат.

Заглянув под брезент, Василий увидел лежащего на заднем сиденье шофера. Признаков жизни тот не подавал.

– Готов он! – ободряюще хлопнул по спине брата Михаил. – Пошукай лопату. Должна где-то быть. По нашим дорогам без нее ни один дурак не ездит.

Он оказался прав. Лопата с укороченным черенком нашлась под мертвым шофером. Василий с трудом вытянул из-под него нужный инструмент – казалось, труп понимает, для чего вдруг понадобилась лопата, и не хочет ее отдавать.

– Давай ямку сваргань! – Михаил что-то прикинул в уме, совсем по-детски наморщив лоб. – Метра полтора длиной и полметра глубиной должно хватить. Будет у нас маленький филиал татарского кладбища – полусидячим шоферюгу закопаем. Хо-хо!

Так и сделали. Чтобы скрыть следы свежей могилы, утоптали место захоронения и запалили на нем костерок, отодрав с близрастущих сосен сухие, мертвые ветки.

– Тип-топ! – осклабился довольный Михаил. – Теперь ни одна собака запашок не учует, ни грибники с охотниками на место это внимания не обратят. Учись, салага!

– Сам ты салага! – не стерпев на этот раз, возмутился Василий. – Я всего-то на пятнадцать минут позже тебя родился!

– Не кипятись по пустякам, младшой! – ухмыльнулся Михаил, присаживаясь к костру. – Тащи-ка лучше из «УАЗа» нашу бутылку и колбасу. Под передним сиденьем глянь. Надо помянуть сгинувших рабов Божьих. По доброму христианскому обычаю! Как-никак, а мы люди православные! Хо-хо!

Водки Василий выпил и даже с жадностью, а от закуски наотрез отказался. Нутром чувствовал: коли съест хоть кусочек – махом вывернет наизнанку.

Сгорая, сучья в костре ежеминутно постреливали, разбрасывая желто-фиолетовые искры, словно поминально салютуя по только что жестоко загубленным человечьим жизням.

– Все пачки мелкими купюрами! – радостно сообщил Михаил, вскрывая одну из них. – Сборные к тому же. Нам знатно пофартило – номера на купюрах не подряд идут! Лафа! Без опаски тратить можно.

«Уазик» загнали в глубь леса и, пробив ножом бензобак, подожгли.

Только к вечеру, измотанные длинным пешим переходом по лесу, добрались до озера. В прибрежном густом камыше их дожидалась спрятанная лодка. На ней доплыли до острова, где еще накануне разбили лагерь, натянув двухместную палатку. То была идея хитрована Михаила, считавшего, что таким незамысловатым способом они обеспечат себе слабенькое, но все же алиби. Мол, ничего ведать не ведаем – несколько дней уже на острове робинзонами отдыхаем от дел праведных – посевной то бишь.

– Надо бы портфель утопить иль сжечь! – вдруг забеспокоился Василий, когда они уже расслабленно сидели в палатке, распечатав новую емкость «Русской». – Да и от винтовки лучше избавиться от греха!

– Ты желторотый салага, братец! – хмыкнул Михаил, закусывая консервированной килькой. – Все будет тип-топ! Если помнишь, на прошлой неделе Фрол освободился из мест не столь отдаленных. Ну, тот уголовник, что на окраине деревни живет! На него милиция в первую голову грешить станет. Верно? Обыск обязательно в доме сделают. А я нынче ночью сплавлю до Балтымки и в сарай этого рецидивиста винторез вместе с портфелем подкину. Пускай доблестные органы махом налет на инкассатора раскроют! Хо-хо!

Но в тот раз у Михаила промашка вышла – идея подставить Фрола почему-то не увенчалась успехом. Правда, нагрянувшая из Верхней Пышмы следственная бригада обыск у него произвела, но ничего подозрительного не обнаружила. То ли такие паршивые сыскари попались, то ли какая-то непредвиденная случайность спасла Фрола от голимого нового срока по двум особо тяжким статьям Уголовного кодекса – вооруженный бандитизм и двойное убийство...

– Везет дуракам! – сплюнув, подвел итог своим воспоминаниям Михаил. – Вывернулся как-то, гад! Заматерел на свободе, охрюкался! В гору попер, чисто как вездеход! Ферму даже у колхоза откупил, морда кулацкая! Где он только деньги взял, интересно. Нарисовал, что ли?

Вот и арендованная делянка показалась. Глухомань несусветная, Тмутаракань, но трава на лугу чуть не в человеческий рост вымахала, сочная и духмяная. Натуральное лакомство для крестьянских буренок.

Оставив «Уралец» на опушке леса, Михаил, прихватив неразлучную двустволку, пошел размять затекшие ноги и заодно осмотреть свое новое приобретение, обещавшее дать не менее двух десятков копен душистого сена.

Пройдя по краю луга с полкилометра, внезапно ощутил знакомый приятный запах. Застыв на месте, Михаил удивленно вдыхал невольно расширившимися ноздрями кисловато-терпкий аромат горячей сивухи.

Послюнив указательный палец и подняв его вверх, легко определил, откуда идет воздушный поток. Скинув с плеча и подхватив под мышку верную «тулку», направился в глубь леса.

У устья мелкой речушки увидел бревенчатую избушку с единственным всего подслеповато-мутным окошком. На забор и намека не было. Входная дверь из плохо пригнанных нетесаных сосновых досок была распахнута настежь, и изнутри слышалось какое-то неясное шевеление. Кося карим глазом на Михаила, лениво прядала ушами пегая лохматая лошаденка, запряженная в телегу, на которой стояло несколько ящиков с водкой «Экстра».

Из низких дверей избушки вынырнул молодой незнакомый детина, неся на вытянутых руках очередной ящик алкоголя. Грохнув его на телегу, он вдруг замер от неожиданности.

Михаил выступил из-за сосны и уверенно зашагал к парню, настороженно наблюдавшему за непрошеным гостем тяжелым исподлобья взглядом.

– Бог в помощь! – ухмыльнувшись, приветственно покачал стволами ружья в сторону парня Михаил. – Чем это ты занимаешься тут, вдали от глаз людских?

Не дожидаясь ответа, заглянул в раскрытую дверь избушки. Одного поверхностного взгляда хватило, чтобы окончательно утвердиться в возникших еще на опушке леса подозрениях. Двухведерная емкость из нержавеющей стали с вившимся из нее змеевиком не оставляла и тени сомнения в ее предназначении. Самогонный аппарат стоял на компактной газовой плите, питавшейся от баллона с пропаном. Баллонами со сжиженным газом был заставлен целый угол. Приличный запасец для этого подпольно-спиртового мини-заводика.

Фрол, находившийся в чулане в поисках куда-то запропастившейся старой брезентовой плащ-накидки, которой он обычно укрывал в телеге ящики с водкой от посторонних глаз, заслышав со двора нагло-громкий чужой голос, насторожился и прильнул к щели между досок, желая разглядеть визитера. Сразу признав в фигуре с ружьем Михаила, посчитал за лучшее не светиться раньше времени и посмотреть, что будет дальше. Михаила он с юности недолюбливал, как и брательника его Василия за их постоянную привычку держаться особняком, будто все остальные им неровня. Тоже бояре нашлись задрипанные! На танцы в клуб, помнится, надевали модные тогда болоньевые курточки. Словно от них не пахло землей и навозом точно так же, как от телогреек и брезентух остальных ребят, которые не форсили и заявлялись на танцы в обычной своей повседневной одежде. Да и кому пыль в глаза пускать? Все же друг друга знают в Балтымке как облупленных!

– Роскошно устроился, земеля! – обернулся Михаил к хмуро молчавшему детине. – Водяры – хоть залейся! И менты не надоедают. Ты кто? Я тебя чегой-то не припоминаю. Не местный вроде?

– Нет, – коротко буркнул тот и облокотился о бортик телеги, делая вид, что его совершенно не интересуют вороненые стволы двустволки, направленные ему в живот.

– А зовут тебя не леший, случаем? – куражась, ухмыльнулся Михаил, с удовольствием сознавая свою полную безраздельную власть над собеседником, которую надежно обеспечивали два двенадцатикалиберных патрона, заряженных крупной дробью.

– Нет, Иваном, – парень выудил из кармана ветровки пачку «Беломора» и неторопливо закурил. – А в чем проблемы, мужик?

– А в том! – стерев с лица наигранное благодушие, жестко-наставительно изрек Михаил. – Свой подпольный цех ты расположил на моем участке! Так что, Ванятка, придется тебе раскошелиться, коли и дальше мыслишь тут робить!

– Можешь ошмонать – денег у меня нет, – парень, у которого слово «нет», видно, было самым любимым, демонстративно-старательно вывернул карманы своих джинсовых брюк.

– А я нынче добрый! – при виде такой покорности снова приходя в хорошее расположение духа осклабился Михаил. – Возьму натурой. Ну-ка, три шага в сторону и сядь на землю! Не боись, она теплая уже, геморроя не заработаешь! Хо-хо!

Когда Иван, повинуясь недвусмысленному движению ружья, сел на указанное место, Михаил приблизился к телеге и снял с нее верхний ящик самопальной «Экстры».

– Ядовитый суррогат небось, ну да шут с тобой. У меня желудок луженый, любой самогон запросто в мочу перегоняет. Без проблем! – хохотнул Михаил, отступая к деревьям и благоразумно не выпуская Ивана из прорези прицела. Ведь никогда не знаешь точно, на какое именно проявление эмоций способен даже самый тихий человек при наглом попирании его имущественных интересов. К тому же Иван на тихоню совсем не походил.

– Каждую неделю наведываться буду, – пообещал на прощание Михаил. – Чтоб ящик завсегда для меня готовый стоял! И днем, и ночью! Счастливо оставаться. Ванятка! Трудись спокойно и качественно. С нонешнего дня ты под моей надежной «крышей». Хо-хо!

Ящик был увесистый, но Михаил, споро вышагивая к трактору, этого не ощущал. Верно все же говорят в народе: своя ноша не тянет. Тем более такая – почти случайная и чисто халявная.

Когда он скрылся из глаз за стволами деревьев, Фрол покинул свое пыльное убежище и вышел на свежий воздух. Набросив брезентовую маскировку на ящики, обернулся к вопросительно глядевшему на него Ивану:

– Не бери в голову Я этого фраера знаю. Больше он сюда не сунется, рубль за сто! С этикетками напряга нет?

– Этого добра хоть завались, – доложил Иван. – Вот сахара пару-тройку мешков привези в следующий раз.

– Заметано! – подвел черту в разговоре Фрол, взбираясь на скрипучие козлы. Подбодрив полудремавшую старую лошаденку ударом вожжей, обронил на прощание почти те же слова, что и недавний нахальный гость:

– Работай спокойно! За моей спиной ты застрахован надежнее, чем в Госстрахе!

Бодрый оптимизм его был наигранным – просто Фрол терпеть не мог суетиться и волноваться на людях. Всегда старался «сохранить лицо», чтоб не упасть во мнении окружающих. Но, отъехав на приличное расстояние от избушки, дал наконец волю своим истинным чувствам:

– Вот козел! Мразота тупорылая! Ружьишком еще помахивает, как деловой! Да я таких «бакланов» пачками в зоне давил! Решил, падла, присосаться к моему бизнесу! Ну, я тебе устрою кучерявую жизнь! Может, ты и будешь сосать у меня, но совсем не то, на что рассчитываешь!..

Столь бурное словоизвержение дало хороший плод – Фрол, сбив громкой руганью накал праведного гнева, сразу успокоился и даже повеселел немного.

«Бугай колхозный, не сознает, кому солнце заслонить собрался, – уже почти беззлобно подумал подпольный спиртоцеховик. – Зоны даже не нюхал, а туда же – в рэкетиры. Шантрапа навозная».

Лошаденка хоть и дышала на ладан по глубокой старости, но была прежнережимной советской закалки – бодренько тащила тяжеленную телегу из последних сил и без допинга – кнута. Привыкла, видать, к повседневной каторжной работе и без нее своей лошадиной жизни не представляла. У малоразвитых существ бытие определяет сознание, как верно подметил один бородатый импортный теоретик.

Полутораэтажный бревенчатый дом Фрола гордо высился на краю деревни и своей удаленностью от остальных домишек, а также солидным количеством хозяйственных пристроек смахивал на настоящий зажиточный хутор. Да и сам дом больше походил не на крестьянскую избу, а на коттедж – по-городскому оштукатуренный со всех четырех сторон, являлся этаким аристократом на фоне плебейских серых изб и покосившихся сараев Балтымки.

Фрол был хозяином рачительным: прежде чем пройти в дом, распряг животину и щедро насыпал в кормушку полведра зерна. Лошаденка, благодарно скосив на Фрола подслеповатые, слезящиеся глаза, тут же принялась старательно перемалывать любимое овсяное лакомство своими стертыми желтыми зубами.

Фрол тоже решил чуток перекусить перед дорогой. Предстояла деловая поездка в Екатеринбург – скинуть ящики самопальной водки в одно питейное заведение. С этим делом он всегда поспешал, по въевшейся зековской привычке не желая даже сутки хранить в доме вещественные доказательства своей подпольной деятельности, чреватой новым сроком. Благо бортовой грузовик «ЗИЛ-130», стоявший сейчас под навесом давал возможность смотаться в город туда и обратно за какой-то час с незначительной мелочью. «Зилок», правда, числился за местным колхозом «Путь к коммунизму», но из-за хронического отсутствия бензина в хиреющем коллективном хозяйстве директор с радостью сбагрил ненужную автотехнику Фролу в долгосрочную аренду за символическую, можно сказать, цену. Прямо смехотворную по нынешним рыночным временам.

Жил Фрол бобылем, и потому горячий обед в печи его не ждал. Впрочем, к разносолам ему негде и некогда было привыкать – с юности жизнь его проходила с небольшими перерывами в тюрьмах и лагерях. А после надоедливо-однообразной баланды простая колбаса кажется восхитительным деликатесом.

Ее-то он и нарезал аккуратными ломтиками на тарелку, добавил туда квашеной капусты из пятилитровой банки и уселся трапезничать, подмигнув по заведенной традиции святым угодникам, хмуро и свысока глядящим на него из «красного» угла просторной горницы.

Стараясь не вспоминать о пузатом литровом графинчике с сорокаградусным «Демидовским бальзамом», Фрол выудил из вместительного нутра холодильника «ЗИЛ» бутылку пива и, тренированно отщелкнув пробку ногтем большого пальца, жадно припал губами к горлышку.

Обжигающе ледяная пенистая жидкость окончательно смыла у него нервозную встрепанность мыслей и активно стимулировала здоровый аппетит. Копченая колбаса с овощным гарниром мигом исчезла с тарелки. Махнув рукой на возможные неприятности с госавтоинспектором, Фрол опустошил «на посошок» еще одну бутылку «Жигулевского» и стал собираться в путь-дорогу.

Загрузив две дюжины ящиков «Экстры» в автомобиль, надежно закамуфлировал груз сверху пустыми ящиками и поднял деревянные борта. Главный источник его еженедельного дохода был готов к дальнейшей транспортировке.

Пышминский тракт, прямой асфальтовой линией пролегавший по лесистым уральским горам, без каких-либо происшествий привел шипованные колеса фроловского «ЗИЛа» в Екатеринбург.

В областном центре кипела обычная деловая суета. По тротуарам озабоченно сновали люди туда-сюда, по дороге лился сплошной поток автомашин всех возможных цветов и марок. Заглядевшись на нахальную позу голой плакатной девки на фонарном столбе, рекламирующей адрес и телефонный номер ближайшего публичного дома, Фрол чуть было не врезался в беспечную новенькую «Тойоту». Чисто машинально ударил в самый последний момент по тормозам и спас благородную лакированную задницу иномарки от грубого зиловского надругательства.