Текст книги "Братва. Пощады не будет"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

У парадного входа в академический театр музыкальной комедии я отпустил машину с мальчиками на все четыре. Впрочем, все их дороги сейчас вели в «Рим». К забегаловке «Полярная звезда» то бишь.

Еще было довольно светло. И потому многолюдно. Сытая, хорошо одетая праздношатающаяся публика вселяла сомнение – действительно ли в России ужасный экономический кризис и голод, как о том ежедневно трубят все газеты? Всматриваясь в беспечно-веселые лица прохожих на театральной площади, я сделал оптимистический вывод, что если кризис с прогрессирующей нищетой и есть, то затронули они далеко не всех моих сограждан.

А когда я прошел в просторное фойе театра, то был буквально ослеплен. И не от блеска тысячи граненых висюлек на огромной хрустальной люстре, а от сияния драгоценных камней и золота, которые в неимоверном количестве украшали запястья, грудь, уши и пальчики лучшей половины человечества. Впрочем, мужчины не слишком отставали от своих жен и любовниц – щеголяли золотыми и платиновыми печатками, запонками и галстучными заколками. Здесь собрались так называемые сливки общества. Оно и понятно. Другие попасть сюда были не в состоянии – самый дешевый билет в этот театр стоил ровно месячную зарплату рядового госслужащего.

На фоне того плебейски-роскошного великолепия я смотрелся, наверно, нищим интеллигентом, нахально проникшим в святилище Мельпомены по простой контрамарке. Правда, так оно почти и было. Попал на оперетку совершенно бесплатно, но не по банальной контрамарке, а по вызывающе-глянцевому пригласительному билету в правительственную ложу.

На всех холеных лицах окружающих не замечалось даже намека на трудовые темные круги под глазами, как у меня. Сразу ясно – все поголовно нагло нарушают библейскую заповедь и не в поте лица своего зарабатывают хлеб насущный. Хотя на многих красовались крестики и распятия из драгоценных металлов.

К счастью, у меня не имелось ни времени, ни желания долго любоваться на это сборище «новых русских». Ни Шепота, ни других знакомых личностей в фойе не наблюдалось, и я направил стопы в буфет. Не в поисках своего нового партнера, признаться, а просто чтоб слегка промочить горло рюмкой-другой живительной влаги. Мандраж меня не бил, но ощущалась острая необходимость несколько приподнять жизненный тонус. Чуток взбодриться, короче.

Заполучив у миловидной барменши свои сто пятьдесят граммов, я чинно устроился за свободным столиком. Прежде чем оприходовать коньяк, понаслаждался его благородным терпким ароматом, чтоб перебить им устойчивые запахи разных французских духов, буквально пропитавших весь театр и делавших его похожим на дорогой бордель.

Но я недолго пребывал в гордом одиночестве. Без всякого на то разрешения напротив меня уселся капитан Пилипчук, одетый в черную тройку, которой давно стукнуло лет десять – заметно лоснившийся на всех сгибах материал с головой выдавал почтенный возраст костюма. Мент старательно не встречался со мной взглядом, делая вид, что мы незнакомы.

– Все по плану? – ни к кому конкретно не обращаясь, тихо спросил этот задрипанный конспиратор. – Никаких изменений?

Я неодобрительно покосился на полный стакан в его руке.

– Все по-старому. Но сомневаюсь, что ты справишься с делом, накачавшись шартрезом!

– Это сок киви! – поспешил опровергнуть мои подозрения капитан. – Я не идиот, чтоб сейчас напиваться!

– Тогда ладушки, – облегченно вздохнул я. – Слушай сюда. Открылась важная деталь: у снайпера замедленная реакция. Поэтому сперва нейтрализуй его напарника. Он более для тебя опасен. Допивай, короче, свой киви и ступай осваиваться с местом. Первый звонок уже был!

Когда Пилипчук ретировался, я не спеша прикончил коньячную дозу и после второго предупредительного звонка направился по широкой, застланной богатым ковром лестнице на второй этаж, где размещались театральные ложи.

Я довольно быстро отыскал в длинном полукруглом коридоре нужную мне ореховую дверь с литерой «Б», но путь мне решительно преградили два крепких моложавых мужика в одинаковых темно-синих костюмах и голубеньких галстуках. У одного из них за ухом торчал шнурок микрофона, а в руке была мобильная рация. Телохранители – тут же определил я. Как видно, досуг госчиновника охраняется ничуть не хуже, чем тайный воровской сходняк.

Мой красивый пригласительный билет на этих натасканных овчарок ожидаемого впечатления не произвел.

– Будьте любезны предъявить к билету документ, удостоверяющий вашу личность, – проскрипел один из «близнецов», оттирая меня своим мощным плечом от вожделенной двери.

Но глупую ситуацию благополучно разрешил Шепот, вовремя выглянувший на шум в коридор.

– Пропустите гостя! – важно приказал он государственным церберам, и те неохотно раздвинулись, давая мне скупо-узкий проход в правительственную ложу.

Театральные спецапартаменты оказались невелики по метражу, но выглядели весьма просторными благодаря тому, что в ложе стоял всего один-единственный ряд из пяти массивных кресел, обитых роскошным сиреневым бархатом. В середине ряда одиноко восседал седоватый импозантный мужчина в сером, как и у меня, костюме. Я сразу почувствовал к нему некоторое расположение, хотя при моем появлении он даже не потрудился встать и лишь слегка повернул голову.

– Дорогой Юрий Николаевич, позвольте представить вам Евгения Михайловича, моего старинного приятеля и нового партнера по бизнесу, – разливался соловьем Гоша, стараясь за слащавой улыбочкой скрыть свое явное раболепство перед важным чиновником городского масштаба. Странные довольно-таки сложились отношения между друзьями. Если, конечно, Шепот нагло не наврал мне об их совместном детстве, чтоб повысить личный рейтинг. Что ж, в таком случае пусть это останется на его совести – все одно скоро с нее все прегрешения благополучно спишутся. Я очень строг в правилах приличия и хорошего тона. Поэтому твердо стою на том, что о мертвых не только плохо говорить нельзя, но также и думать. А Шепота уже вполне можно считать стопроцентным покойником. Я не формалист какой-то – те несколько десятков минут, что отделяют Гошу от небытия, в расчет не беру.

Юрий Николаевич равнодушно кивнул, приглашающим жестом указывая на кресло слева от себя.

– Рад знакомству, Евгений Михайлович! – высокомерно-холодно обронил он, когда я сел на предложенное место. – Григорий мне много о вас любопытного рассказал!..

– Неужели? – не сдержал усмешки я. – Наверно, о том, как я ему в БУР курево и хавку загонял? Или о том, как его однажды в деберц проиграли, а я его отмазал?

Чинуша аж в кресле заерзал, не зная, как реагировать на мои слова, чтоб не потерять лицо. В конце концов он благоразумно сбросил с себя маску высокомерной заносчивости и улыбнулся почти добродушно:

– Не будем вдаваться в подробности вашей с Григорием нелегкой судьбы. В настоящее время вы оба солидные уважаемые бизнесмены – от этой точки и станем плясать. Договорились, Евгений Михайлович? Или, как емко-точно выражаются в тех джунглях, о которых вы совершенно не к месту упомянули, покатит?

– Ладушки! – я ответил такой же дипломатически-доброжелательной улыбкой, отметив мысленно, что Юрий Николаевич далеко не глупец и не чванливый зануда, каким я ошибочно воспринял его в первый момент.

Шепот устроил свое жирное тело в кресле справа от Юрия Николаевича, подчеркивая этим, что тот здесь главный. Меня данный нюанс чуток покоробил, но и вполне удовлетворил – сидеть впритирку с мишенью мне, признаться, было бы мало в кайф. Хотя в профессионализме Февраля ни капли даже не сомневался, так как имел весьма позитивную информацию о некоторых прошлых его акциях, выполненных достаточно грамотно и аккуратно. Без прокламаций со стороны заказчиков.

– Предлагаю отметить достигнутый консенсус! – продолжал бодро наводить мосты высокопоставленный друг детства Шепота. – Давайте выпьем, господа, за укрепление плодотворного сотрудничества между властью и капиталом! В единении – сила, как очень верно утверждал ныне оплеванный основоположник марксизма! Григорий, наполни бокалы!

Шепот готовно нагнулся вперед и, зацепив лапой, подкатил поближе к нам низкий столик на колесиках, стоявший у барьерчика. На столике радовали глаз серебряное ведерко с выглядывавшей из него бутылкой марочного шампанского и три фужера на точеных хрустальных ножках. Управляться со всем этим хозяйством Гоше пришлось почти в темноте. Третий звонок давно прозвенел, и постепенно угасающий свет люстры под сводами театра как раз в этот момент умер окончательно. Из оркестровой ямы раздалась бравурная музыка, и тяжелый занавес разошелся в стороны, открывая взглядам сцену, освещаемую разноцветными софитами. Перед публикой, видно, предварительно разогревая ее к началу спектакля, выпорхнула дюжина размалеванных девиц, зачем-то обряженных в коричневые школьные передники и исполнивших, высоко задирая свои длинные голые ноги, игриво-фривольный канкан.

– Прозит, господа! – поднял наполненный фужер Юрий Николаевич.

Оторвавшись взглядом от сверкания аппетитных ляжек кордебалета, я последовал его примеру. Шампанское оказалось полусухим и довольно приятным на вкус. Правда, я не получил от этого удовольствия, так как дегустацию напитка испортило неожиданно народившееся в мозгах подозрение: а вдруг Шепот не так уж прост и приготовил мне встречный аналогичный сюрприз? Вот это будет номер! Под названием «Бумеранг»!..

Я отставил фужер с недопитой итальянской кислятиной на столик и пробежался пытливым взглядом по ложам напротив. Видимых причин для беспокойства не обнаруживалось. Все ложи были битком набиты зрителями, кроме одной, где смутно угадывались две хорошо знакомые фигуры – Февраля и Шило. Практически рядом с ними, в первом ряду соседней ложи, сидел Пилипчук. Отсюда лицо его казалось каким-то размытым бледным пятном. Из-за неровно падающего со сцен света, наверно.

С переполненной галерки и из партера опасность тоже не грозит – слишком много свидетелей, которые могут вмешаться в события. По ходу, я просто дую на воду.

Несколько успокоенный данными трезвыми соображениями, я, не торопясь и смакуя, допил свою шампань. Все же, надо признать, пойло довольно качественное – совсем не выдохлось, пока я страховался по сторонам. Кстати, хорошее шампанское в состоянии определить даже не знаток: в нем очень долго держатся пузырьки. В «Мадам Клико», к примеру, целую ночь, как я имел возможность лично и неоднократно убедиться.

И все-таки врожденное чувство ответственной предусмотрительности, свойственное тонким личностям, не позволило мне полностью расслабиться. Поэтому я значительно больше интересовался поведением зрителей, чем любовными перипетиями английской учительницы Мэри Поппинс, происходившими на сцене. Чуть было даже не забыл сделать главное – снять с себя пиджак. Из-за жары якобы. Впрочем, оба соседа так были увлечены глупой опереткой, что не обратили на мой «стриптиз» никакого внимания. Да в этой желтой полутьме они и при всем желании не сумели бы разглядеть странную малосимпатичную дырку на моей рубашке.

Когда первое действие театрального представления наконец закончилось и на сцену спустился занавес, я невольно весь напрягся, не спуская глаз с противоположной ложи. Медленно начал загораться верхний свет люстры, подводя последнюю черту под жизнью Шепота. Важно было вовремя засечь вспышки, так как на звук выстрелов рассчитывать не приходилось – глушитель у винтовки Мосина сработан по уму, почти как заводской.

Одновременно с первой вспышкой коротко вскрикнул Шепот, выпучив глаза и раззявив рот, словно удар под дых получил. После тут же последовавшего второго огненного выхлопа мой компаньон захрипел, схватился за грудь и стал заваливаться набок, судорожно елозя по паркетному полу каблуками своих черных лаковых туфель.

Больше ждать было нельзя. Неуклюже-резко вскочив с кресла, я будто случайно запнулся за столик и, не удержав равновесия, всей своей тяжестью обрушился на ошалевшего Юрия Николаевича, противно заверещавшего в моих объятиях, как недобитый заяц. Я не стал излишне долго «прессовать» перепуганного госдеятеля – слабо застонав, сполз с него на пол и обессиленно привалился к барьеру, тараща на Юрия Николаевича глаза, полные страдания и изумления. По крайней мере, я очень старался изобразить именно эти чувства.

Гулко отдаваясь под высокими сводами театра, загрохотали торопливые пистолетные выстрелы, так плотно слившиеся, что напоминали автоматную очередь. Всего я насчитал девять ударов «грома», что свидетельствовало о похвальной предусмотрительности капитана – дополнительно к обойме он загнал еще один патрон в ствол своего табельного «макара». Грамотно, ничего не скажешь.

Проявляя сильно запоздалый героизм, с пистолетом в руках в ложу ворвались два молодчика в синих костюмах. Телохранители явно не имели опыта в экстремальных ситуациях. Не зная, что предпринять сначала, они тупо переводили взгляды с сидячей статуи своего шефа и повисшего на подлокотнике кресла Шепота на мою скромную особу, валявшуюся у деревянного барьера.

Мне надоело находиться в глупой и неудобной позе потерпевшего. Поднявшись на ноги, отряхиваться не стал – нужды не было. Как смог только что убедиться, паркетный пол здесь являлся образцом девственной чистоты. По ходу, перед самым визитом знатного чиновника ложу тщательно пропылесосили и вымыли. Мысленно я вынес искреннюю благодарность театральной уборщице, а вслух сделал выволочку двум амбалам:

– Я бы вас к себе в кожаные затылки не взял! Чего замерзли?! Стреляли из ложи напротив – мухой проверьте, что почем! Ментов и «Скорую» вызовите по рации!

Синие «близнецы» повернулись к своему шефу, начисто игнорируя мои приказы. Чайки наглые.

– Выполняйте, – с трудом выговорил Юрий Иванович, выходя из заторможенного состояния прострации. Должно быть, раньше под прицельным огнем ему бывать ни разу еще не приходилось.

Когда муниципальные сосунки, топоча своими тяжелыми ботинками, выбежали в коридор, я склонился над телом Шепота. И был весьма неприятно поражен – оно все еще продолжало дышать, будто это не в него только что всадили две крупнокалиберные винтовочные пули. Я быстро разобрался, в чем дело. Оба попадания были в грудь, а не в голову, как я рассчитывал. Полнейший кретинизм! А еще за профи Февраль канал! Вот будет фокус, коли Шепот возьмет да и выживет!

Словно подтверждая мои мрачные опасения, Гоша шевельнулся в кресле и открыл затуманенные глаза. Зрачки уже подернула прозрачная пленка – это визитная карточка с того света, но взгляд пока что оставался вполне осмысленным.

– Монах, спрячь Машеньку! – прохрипел Шепот, цепляясь окровавленными пальцами за мою левую руку и безуспешно пытаясь выпрямиться.

– Не шевелись, брат, и не переживай! Тебе это сейчас вредно! – Я высвободил запачканную ладонь из его ледяных клещей и добавил совершенно искренне: – С дочерью твоей все будет в порядке! Обещаю!

Должно быть, тревога о судьбе дочери была той единственной ниточкой, что удерживала Гошу на этом грешном свете. Успокоенный моими словами, он слабо благодарно улыбнулся и закатил глаза. В уголках губ лагерного приятеля появились обильные капельки крови – видно, у него были пробиты легкие. Так и отдал концы Шепот, улыбаясь. Красивая смерть, ничего не скажешь. Я даже позавидовал слегка где-то в глубинах души.

– Вы же опасно ранены! – услышал я обеспокоенный возглас за спиной.

Оглянувшись, увидел круглые глаза Юрия Николаевича, явно удивлявшегося моей невероятной живучести. Он, святая простота, даже руки вперед протянул, желая, по ходу, подхватить меня, когда я начну падать.

– Пустяки. На мне хороший бронежилет, как всегда. Ударило довольно сильно, но, чувствую, ранение не проникающее.

– Пуля, Евгений, предназначалась мне! – убежденно заявил бледный госдеятель. – А ты, дружище, меня заслонил, жизнь спас!

Из врожденной скромности я не стал с ним спорить, лишь обронил:

– Это вышло совершенно случайно, Юра. Не бери в голову.

– Как бы там ни было, а я твой должник по гроб жизни! – уже полностью обретя свой обычный самоуверенно-командный тон, сказал мой новый вельможный друг. – Обращайся в любое время суток! Я добро не забываю!

– Ладушки! – легко согласился я. – Буду иметь в виду, Юрий Николаевич!

– Никаких больше отчеств! Для тебя с сегодняшнего дня я просто Юра!

Этим нервным реверансам, боюсь, не было бы конца, но тут очень вовремя нарисовались телохранители. При своих «шестерках» Юрий Николаевич поспешил напялить на физиономию непроницаемо-высокомерное выражение.

– Оба террориста убиты наповал сотрудником милиции, случайно оказавшимся поблизости, – доложил шефу тот, что был с рацией. – Он остался охранять место происшествия до приезда своих коллег. «Скорая помощь» тоже уже выехала.

«Ну что ж, все пока катит в елочку. По плану то бишь. Я закурил «родопину», облокотился на мягкие велюровые перила барьера, любуясь сверху на тихую панику, царившую в партере. Часть публики торопливо спешила к выходам, а другая часть, застыв как стоячими, так и сидячими истуканами, задрав головы, глазела на ложи. Поведение людей обусловливалось, ясно, их характерами. Ипохондриков, судя по количеству сидячих «статуй», нынче в театре музыкальной комедии было больше всего.

* * *

Освободился я от докучливых вопросов любознательного следователя уже поздней ночью.

Выйдя из управления внутренних дел на воздух, обнаружил, что мою скромную особу дожидаются двое, тут же поднявшиеся со скамейки навстречу. Первый – капитан Пилипчук, а второй – плюгавый мужичонка с репортерской сумкой через худосочное плечо. По микрофону в его руке я махом просек, что почем.

– Уважаемый Евгений Михайлович, вас беспокоят «Екатеринбургские ведомости». Будьте добры ответить на несколько вопросов! – сразу взял быка за рога корреспондент, нахально сунув мне в лицо микрофон, как дуло пистолета.

– Какие такие вопросы? – не слишком любезно отозвался я, отстранив рукой в сторону журналистское оружие.

– Что заставило вас, рискуя собственной жизнью, заслонить телом первого зама руководителя города?

– На моем месте так поступил бы каждый! – усмехнулся я, вспомнив недавнее газетное интервью с пожарником, спасшим из горящего дома девчонку-малолетку.

– Это общее место! Штамп! – недовольно скривился репортер. – Поконкретнее, пожалуйста! Какие мотивы или чувства вами двигали? Вы с Юрием Николаевичем друзья?

– Без комментариев! – отрезал я любимым выражением нашего министра внутренних дел, которое он обычно употребляет, когда ему нечем ответить на вопросы журналистской братии об очередном громком преступлении.

– Назовите хотя бы свою фамилию! – взмолился мужичонка. – Мне утром материал в редакцию сдавать, а господин Пилипчук не захотел сказать или сам не знает!

– Ничем не могу помочь. Разве что заголовок подкинуть тебе на бедность. Пользуйся: «Скромный герой решил остаться неизвестным». Покатит? Вот и ладушки! Гуляй отсюда, короче, пока я остатки скромности не растерял, глядя на твою шакалью морду. Может, тебе ее набить для доходчивости? На бульдожью мигом станет похожа... Капитан, проводите меня домой. Неважно что-то себя чувствую. Тут недалеко.

Пилипчук готовно подставил свое плечо, но я лишь просто взял его под руку и увлек в ближайший темный переулок. Назойливый репортеришка хотел было нагло увязаться за нами, но вовремя благоразумно воздержался от столь чреватого для его физиономии шага.

– Чего смурной такой? – полюбопытствовал я, когда убедился, что мы с капитаном остались одни. – Премию коллеги зажимают?

– Какая, к черту, премия! – сплюнул, некультурно выругавшись, участковый. – Козлы безрогие! Выговор мне светит, что табельное оружие с собой в общественное место взял!

– Козлы! – согласился я. – Ладно. Дам я тебе премию, не хандри!

– Да ничего мне не надо! – почти выкрикнул Пилипчук. – И учти, Монах, больше я на такие дела не ходок! Кончено! Заруби себе на носу!

– Охолони, капитан! – потрепал я по плечу этого хлюпика-неврастеника. – И не вздрагивай! Вон бар светится. Заглянем-ка на огонек, причастимся святой сорокаградусной водицей! Для нервишек пользительно!

– Можно немного, – устало кивнул Пилипчук, видно, растеряв, пока базарил, весь свой агрессивный пыл. Слабаком капитан оказался, дешевкой. Да из мента ничего путного выйти и не могло!

В заведении приятно пахло жареным картофелем, пивом и табачным дымом. Родная атмосфера.

Мы забрались на высокие табуреты у стойки бара.

– А ведь нынче я первый раз в театре был, – смущенно признался вдруг Пилипчук. – Жаль, судьбу этой Мэри так и не узнал...

Ну не шизик ли? Дальше использовать его на «мокрухе», ясно, нельзя. Крыша окончательно поедет и задымится.

– Пустяки, капитан. Что вот пить будем? – Я случайно обратил внимание, что молодая барменша как-то странно косится на мою левую руку, спокойно лежащую на стойке. Глянув туда же, с неудовольствием обнаружил, что недостаточно хорошо вымыл руки – на тыльной стороне ладони сохранилось три ржавых пятнышка засохшей крови.

– Не волнуйтесь, барышня! – я улыбнулся ей как можно доброжелательнее. – Это всего лишь краска. Я художник по призванию. Дайте-ка нам, милая, два коктейля «Кровавой Мэри» для затравки!

Я потрепал по плечу опять чего-то заскучавшего Пилипчука:

– Коктейль очень в тему будет, не так ли?.. Не хмурься, дружок, жизнь продолжается! Для нас по крайней мере!