Текст книги "Император Пограничья 11 (СИ)"

Автор книги: Евгений Астахов

Соавторы: Саша Токсик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Глава 2

С каждой строчкой внутри меня всё сильнее разгоралось бешенство.

«Постановление Академического совета по вопросу нелицензированной образовательной деятельности в Марке Угрюм…» – начиналось послание витиеватым канцеляритом.

Юридические меры били наотмашь. Отзыв магических лицензий у всех, кто уже поддержал меня и всех преподавателей, которые согласятся работать в Угрюме. Полное отлучение от магического сообщества – никаких конференций, библиотек, исследовательских центров. Но самым мерзким был пункт о детях – любой ребёнок, обученный в Угрюме, объявлялся «нелегитимным магом». Его диплом не признают нигде в Содружестве, он не сможет устроиться на работу. Любые исследования, проведённые у нас, заранее объявлялись лженаучными.

Экономические санкции добивали – полное эмбарго на торговлю магическими материалами с Угрюмом. Никакой нам Эссенции, Реликтов и артефактов от лицензированных торговцев.

А социальные меры… Я стиснул зубы, читая о планируемой пропагандистской кампании. Обвинения в шарлатанстве, утверждения, что я калечу детей опасными экспериментами, подвергаю их смертельному риску ради собственных амбиций.

– Сукины дети… – повторил я, чувствуя, как усталость после ритуала полностью испаряется, сменяясь лихорадочной бодростью.

Коршунов молча наблюдал за моей реакцией. Я готов был смять скрижаль, но удержался и зашагал к дому. Разведчик поспешил следом.

– Прохор Игнатич, может, стоит обдумать…

– Обдумывать нечего, – отрезал я, врываясь в кабинет. – Они хотят войну – получат войну.

Я достал свой личный магофон и активировал режим записи. Несколько секунд собирался с мыслями, обдумывая стратегию. Нужно было не просто ответить на их выпад, но превратить их атаку в собственное преимущество. Они дали мне повод для публичного выступления – недоумки. Затем начал говорить, глядя прямо в записывающий кристалл артефакта:

– Подданные Содружества, добрый день. Час назад Академический совет опубликовал своё постановление относительно академии магии Угрюма. Я зачитаю вам эти санкции полностью, чтобы каждый понял истинное лицо тех, кто называет себя хранителями магического знания.

Я медленно, с расстановкой озвучил каждый пункт документа, давая слушателям время осознать масштаб угроз и давления.

– Академический совет объявил нам блокаду? Отлично. Сталь закаляется под ударами. У меня есть деньги от продажи высококлассного оружия из Сумеречной стали, которое вы можете найти в магазинах «Угрюмого арсенала» по всему Содружеству, – не стоило забывать о рекламе. – У меня есть земля. У меня есть дюжина Мастеров магии, готовых учить всех желающих. У них – только бумажки с печатями.

Я сделал паузу, затем перешёл к фактам, озвученным мне когда-то Леонидом Карповым:

– Теперь давайте посмотрим, за что они так яростно сражаются. В прошлом году 499 первокурсников поступили в Муромскую академию, 464 мест заняли дети аристократов. Из тридцати пяти мест для простолюдинов 21 достались тем, кто смог самостоятельно оплатить обучение и лишь 14 мест досталось малоимущим простолюдинам, получивших гранты и стипендии на средства обеспеченных меценатов. Средняя стоимость обучения – 500 рублей в год без учёта расходов на материалы, реагенты и книги. Для квалифицированного ремесленника это 17 годовых зарплат без еды и крыши над головой. Для простого рабочего – 60 годовых зарплат. Всей жизни не хватит.

Дав цифрам осесть в сознании слушателей, я продолжил:

– Теперь вы понимаете истинную причину их истерии? Это не забота о детях. Не желание сохранить чистоту магической науки. Это банальный, примитивный страх, смешанный с ещё более примитивной жадностью. Страх замшелых стариков, кто веками торгует дипломами и превратил магическое образование в закрытый клуб для избранных. Жадность тех, кто наживается на отчаянии родителей, готовых отдать любые деньги за будущее своих детей. Алчность толстосумов, которые не желают делиться прибыльным бизнесом. Они боятся конкуренции, боятся, что их бездарные выпускники с купленными местами не выдержат сравнения с теми, кого мы обучим в Угрюме. Боятся, что их монополия на знания рухнет, а вместе с ней – и золотая жила, когда талантливые дети всех сословий получат шанс раскрыть свой потенциал.

Мой голос стал жёстче:

– Но страх не победит. Страх не сможет потушить пожар, вспыхнувший в Угрюме. Вот мой ответ Академическому совету. Я подтверждаю все свои предложения, озвученные ранее. Каждый преподаватель, потерявший лицензию за работу в Угрюме, получит пожизненную должность, дом и двойное жалование. Уже учреждён стипендиальный фонд для одарённых учеников. Любой одарённый ребёнок, которому отказали из-за происхождения или бедности – добро пожаловать в Угрюм. Наряду с этим мы будет вести спонсирование всех полезных магических исследований.

Это привлечёт лучших из тех, кто недоволен системой. Многие талантливые наставники годами мечтают о свободе преподавания, но боятся потерять работу. Теперь у них будет гарантия.

Мрачно улыбнувшись, я продолжил:

– И да – я повторяю свой вызов любому представителю Академического совета на публичные дебаты. Пусть докажут перед всем Содружеством, что их система лучше.

Они не примут вызов – слишком много потеряют в случае проигрыша. Но сам отказ, как и игнорирование, будут выглядеть как признание слабости.

– Кроме того, через год я проведу открытый турнир магов. Победителям – денежные призы и гарантированная работа в любой структуре Угрюма. Пусть наши «нелегитимные» ученики сразятся с их лицензированными выпускниками. Посмотрим, чьи дипломы окажутся бумажками, а чьи знания – настоящими.

Турнир – это отличный ход по нескольким причинам. Во-первых, публичная демонстрация качества обучения. Во-вторых, способ заработать репутацию школе. В-третьих, возможность привлечь сильных магов – победителей можно будет нанять для усиления войска против Бездушных. И наконец, денежные призы привлекут участников со всего Содружества, создав нам бесплатную рекламу.

Я сделал паузу, чувствуя, как ярость трансформируется в холодную решимость.

– Запомните мои слова. Страх имеет власть лишь над теми, кто позволяет ему собой управлять. Академический совет – это голый король, размахивающий бумажками и угрозами, потому что у него нет реальной власти. Через пять лет никто не вспомнит, что существовала такая бессильная в своей злобе организация. Потому что талантливые маги всех сословий, воспитанные Угрюмом, составят реальную конкуренцию на всех важных должностях. И тогда решать будут не связи и золото родителей, а истинные способности.

Пять лет – реалистичный срок для первого выпуска полноценных магов. К тому времени мы успеем создать полноценную систему обучения и доказать её эффективность.

Я наклонился ближе к кристаллу и произнёс финальные слова с железной уверенностью:

– Будущее пришло, и его свет разгонит тьму невежества и косности. Они боятся этого будущего, но оно уже здесь. Мы строим его в Угрюме. Поддержите нас в Пульсе и других социальных сетях. Покажите Академическому совету, что время их тирании закончилось.

Я завершил запись и сразу же опубликовал видео на своей странице в Пульсе. Затем откинулся в кресле, чувствуя опустошение после выплеска эмоций. Коршунов заглянул через плечо, наблюдая, как счётчик просмотров начал стремительно расти.

Уже через час в кабинет ворвалась Полина с магофоном в руках:

– Прохор, ты должен это видеть! Классический Эффект Потёмкина в действии!

– Что? – я непонимающе посмотрел на девушку.

– Эффект Потёмкина, – хмыкнула Белозёрова, усаживаясь в кресло напротив. – Лет десять назад князь Потёмкин попытался запретить песню о своей любовнице, – как прилежная ученица, пояснила девушка с улыбкой в голосе. – Приказал изъять все копии, удалить страницу в Эфирнете и арестовать певцов. В итоге песню узнала всё Содружество, а до того она была известна только в Смоленске. С тех пор любая попытка запретить информацию, которая приводит к её массовому распространению, называется Эффектом Потёмкина.

Она протянула мне магофон. На экране Пульс буквально взрывался сообщениями. Кто-то создал хештег #БудущееПришло, и под ним тысячи людей делились своими историями.

«Мой сын показал магический дар в восемь лет. В академии Владимира нам сказали – пятьсот рублей в год или убирайтесь. Где простому кузнецу взять такие деньги?»

«Я из обедневшего рода Струйских. У меня есть дар водной магии, но после разорения семьи нет денег на обучение. Академический совет отказал в стипендии – мол, мест для благотворительности нет».

«Работаю счетоводом, хотя в детстве проявился дар земли. На конкурсе для простолюдинов в Суздальской академии – триста человек на одно место. Не прошла. Теперь трачу дар на выращивание цветов в горшках».

Особенно меня обрадовало сообщение от некоего боярина Воскобойникова:

«Мой род обеднел после последнего Гона. Сын одарён, но у нас нет средств на академию. Лицензии у нас всё равно нет и не было бы, так что терять нечего. Едем в Угрюм. Пусть Академический совет засунет свои санкции себе в…», – я оторвал взгляд от текста, и моя ухмылка стала ещё шире.

Под утро количество сообщений перевалило за десять тысяч. Люди рассказывали о несправедливости системы, о талантах, загубленных сословными предрассудками, о взятках за места в академиях.

– Академический совет сам себя закопал, – констатировала Полина. – Если бы просто проигнорировали твоё первое обращение, через неделю все бы забыли. А теперь это главная тема во всём Эфирнете.

Я кивнул, наблюдая, как нарастает волна общественного возмущения. Академический совет совершил фатальную ошибку. Вместо тихого удушения они устроили публичную казнь. И теперь весь мир увидел их истинное лицо.

* * *

Председатель Академического совета Ипполит Львович Крамской стоял у окна своего кабинета в Новгородской академии, глядя на вечерние огни Великого Бастиона. В руке он держал бокал коньяка, но алкоголь не помогал унять внутреннюю тревогу, которую он тщательно скрывал от собравшихся. На столе лежал магофон, из которого на повторе звучало второе обращение маркграфа Угрюма.

В кабинете присутствовали ректоры крупнейших академий Содружества – экстренно созванные в ответ на кризис, грозящий разрушить всю систему магического образования. Проректор Суздальской академии Павел Мстиславович Шуйский, ректор Владимирской академии Елизавета Андреевна Горская, представители Ростова, Твери и Ярославля – все прибыли в течение дня после публикации санкций.

Ипполит Львович багровел, слушая, как маркграф зачитывает их санкции и разбирает их по пунктам.

– Откуда у него статистика по приёму? – прошипел он, когда Прохор огласил точные цифры о количестве аристократов и простолюдинов в Муромской академии.

– Возможно, утечка из приёмной комиссии, – предположила Горская, пожилая женщина с острым взглядом. – Замыцкий не явился. Видимо, не хотел объяснять, что за бардак там у него творится.

Когда Прохор дошёл до слов о «замшелых стариках, которые веками торгуют дипломами», Крамской рявкнул так резко, что Шуйский с перепугу опрокинул чернильницу.

– Выключите это!

Но Горская лишь покачала головой, показывая на свой магофон:

– Ипполит Львович, это уже везде. Пульс взрывается. Этот идиотский хештег в топе трендов. Десятки тысяч перепостов.

– Боярин Воскобойников публично заявил, что везёт сына в Угрюм, – тихо сообщил Шуйский, не поднимая глаз от своего устройства.

– Воскобойников… – Крамской сохранял невозмутимое выражение лица, хотя внутри всё кипело. Архимагистр второй ступени не мог позволить себе показать слабость. – Если такие, как он, начнут массово переходить к Платонову…

– Это будет лавина, – закончила Горская, выглядевшая измождённой.

– У него будет больше учеников, чем в половине наших академий, – подхватил Шуйский. – Ипполит Львович, как мы допустили это?

Крамской отвернулся от окна, его осанка оставалась идеально прямой, голос – уверенным:

– Мы недооценили его амбиции. Но ситуация под контролем.

Его мысли вернулись к событиям двухдневной давности. Тогда, получив первое обращение Прохора, он созвал заседание узкого круга в этом же кабинете. Как самоуверенно он тогда говорил…

«Вызов на дебаты? Этот мальчишка, убивший Горевского, смеет вызывать нас на публичные дебаты?» – его голос тогда звучал презрительно, властно.

Шуйский пытался возразить, напомнив, что технически Платонов не был осуждён за убийство. Но Крамской отмёл возражения ударом кулака по столу, и хрустальные графины задрожали.

«Важно, что этот любитель черни угрожает всей системе! Двойная зарплата преподавателям? Бесплатное обучение? Простолюдины наравне с аристократами?»

Горская наклонилась вперёд:

– Ипполит Львович, если мы проигнорируем это, он действительно может переманить часть преподавателей. Особенно молодых и амбициозных.

– Тогда мы не будем игнорировать, – процедил Крамской. – Мы раздавим его. Полная блокада по всем фронтам.

– Не слишком ли жёстко? – усомнился Шуйский. – Это может вызвать общественный резонанс.

Председатель презрительно фыркнул:

«Какой резонанс? Кучка недоучек и обиженных простолюдинов? Через месяц все забудут об этой затее. А Платонов сдохнет без Эссенции и артефактов. Составьте документ с максимально жёсткими санкциями. Мы раздавим его. Покажем всем, что бывает с теми, кто идёт против системы».

Как же он тогда был уверен в своей правоте. Веками Академический совет контролировал магическое образование. Совет купцов Новгорода щедро финансировал сам Академический совет как организацию, получая взамен влияние на подготовку магов во всех княжествах. Возможность запустить пальцы в чужие пироги стоило каждой затраченной копейки. Система работала как часы.

– Ипполит Львович, – голос Шуйского вернул его в настоящее. – Совет купцов требует экстренной встречи. Михаил Посадник лично интересуется ситуацией.

Крамской едва заметно напрягся. Посадник – первый среди равных в Совете купцов, контролирующего Бастион Великого Новгорода, человек с огромным весом, чьё мнение могло склонить чашу весов в любую сторону.

– Что именно его интересует?

– Инвесторы начинают задавать вопросы. Если Платонов действительно создаст альтернативную систему образования, если его ученики окажутся компетентнее наших выпускников, а главное, дешевле…

– Торговые дома начнут нанимать их вместо наших, – докончила Горская. – А мы потеряем финансирование.

В дверь постучали. Вошёл секретарь с бледным лицом:

– Ипполит Львович, только что поступило сообщение. Магистр Сазанов из Смоленской академии публично отказался от лицензии и заявил о переходе в Угрюм. За ним последовали ещё трое преподавателей из разных городов.

Крамской сделал глоток коньяка, не меняя выражения лица, хотя внутри всё оборвалось. Сазанов – светило в области прикладной артефакторики, его учебники использовались во всех академиях.

– И это только начало, – прошептал Шуйский. – Молодые преподаватели уже обсуждают в частных чатах условия Платонова. Двойная зарплата, свобода исследований…

– Ситуация требует решительных мер, – Крамской поставил бокал, его голос оставался твёрдым. – Свяжитесь с князьями. Нужна политическая поддержка. И с Гильдией Артефакторов – пусть следят, чтобы никто не продавал ему материалы. И… – он помедлил, – подготовьте кандидата для публичных дебатов. Кого-то с безупречной репутацией и ораторским даром. Пусть примет вызов Платонова и разобьёт его аргументы перед всем Содружеством.

– Кого вы имеете в виду? – спросил Шуйский.

Ипполит Львович пощёлкал пальцами, пытаясь вспомнить подходящую кандидатуру, и, наконец, выдал:

– Магистра Белинского из Ростовской академии. Блестящий теоретик, автор трудов по истории магического образования. И главное – из старинного рода, его слово имеет вес. Пусть покажет всем, что наша система проверена веками, а фантазии Платонова – опасная авантюра базарного шарлатана.

– А если он проиграет дебаты?

Архимагистр посмотрел на своих советников холодным взглядом:

– Он не проиграет. Мы подготовим его досконально. Каждый аргумент, каждую цифру. Этот выскочка не понимает, с кем связался. Мы контролируем магическое образование уже больше пяти веков. Какой-то мальчишка с чрезмерными амбициями нас не остановит.

Крамской дёрнул щекой и нехотя признал:

– Но будьте предельно осторожны. Этот человек опаснее, чем мы предполагали. Он не просто бросил вызов системе. Он дал надежду тысячам обездоленных.

Ипполит Львович подошёл к окну, глядя на огни Новгорода. Внешне – несгибаемый лидер, готовый к битве. Внутри – человек, впервые за долгие годы почувствовавший, как земля уходит из-под ног. Нет, ощутивший настоящий страх. Не перед Прохором, а перед тем, что тот пробудил – жаждой перемен в тысячах обездоленных магов по всему Содружеству. Потому что он понимал то, чего не осмеливался произнести вслух: надежда – самая опасная сила в мире.

И сейчас эта сила была направлена против них.

* * *

Я только закончил просматривать отклики в Пульсе, когда мой личный магофон зазвонил. Номер был незнакомый.

– Слушаю, – ответил я, ожидая чего угодно, от угроз до попыток подкупа.

– Маркграф Платонов? – молодой мужской голос на другом конце был спокойным, даже усталым. – Мне необходимо встретиться с вами лично. Как можно скорее.

– Кто говорит?

Последовала пауза, затем вздох:

– Галактион Борисович Старицкий. Член Академического совета, проректор Ростовской академии.

Глава 3

Член Академического совета? Я перевёл магофон в режим записи, на всякий случай.

– Слушаю вас, господин Старицкий. Чем обязан столь неожиданному звонку?

– Предлагаю встретиться сегодня вечером в Твери, – голос звучал утомлённо, без враждебности. – В гостинице «Тихая гавань», в восемь вечера. Это нейтральная территория, примерно на полпути между Великим Новгородом и Угрюмом.

– И какова тема нашей встречи? – я откинулся в кресле, барабаня пальцами по подлокотнику.

– Конфликт между вами и Академическим советом, – Старицкий помедлил. – Поверьте, маркграф, вы захотите услышать то, что я намерен сказать. Это в ваших интересах.

Классическая приманка. Загадочные намёки, обещание важной информации, удобное место встречи. Всё это попахивало ловушкой, но… Любопытство – мой старый порок. К тому же, если Академический совет решил действовать дальше через переговоры, а не новые санкции, стоило выяснить их новую стратегию.

– Хорошо, – согласился я после паузы. – Восемь вечера, гостиница «Тихая гавань». Буду с охраной.

– Разумеется, – в голосе Старицкого мелькнула усталая ирония. – До встречи, маркграф.

Я отключил магофон и вызвал Коршунова.

– Ловушка? – спросил разведчик, когда я ввёл его в курс дела.

– Возможно. Но слишком очевидная для ловушки, – я встал и прошёлся по кабинету. – Академический совет не дураки. Если бы хотели меня устранить, действовали бы тоньше. Скорее всего, кто-то из них решил играть собственную партию. Или действительно есть информация, которой Старицкий хочет поделиться.

Мысли крутились вокруг возможных вариантов. Раскол в Академическом совете? Попытка шантажа? Предложение сделки за спиной остальных членов Академического совета? Или банальная провокация – записать компрометирующий разговор и использовать против меня?

В любом случае, мне нужна была страховка.

Я вышел из кабинета и направился к дому, где разместился Крылов. Бывший начальник Сыскного приказа как раз инструктировал троих новобранцев сыскного отдела, объясняя базовые принципы опроса свидетелей.

– Григорий Мартынович, – позвал я. – Мне нужны ваши незаурядные Таланты.

Крылов поднял бровь, отпустив учеников жестом.

– Слушаю, маркграф.

– Еду в Тверь на встречу с членом Академического совета. Некий Галактион Старицкий, проректор Ростовской академии, хочет побеседовать со мной. Мне нужен человек, способный определить, когда мне лгут.

Конечно, у меня есть Императорская воля, но она работает далеко не на всех – опытные маги и люди с сильной волей могут сопротивляться. К тому же, её применение слишком заметно. Если Старицкий почувствует ментальное воздействие, любые переговоры мгновенно закончатся скандалом. А мне нужна информация, а не очередной конфликт.

Крылов сразу понял суть просьбы. Его серые глаза прищурились:

– Полагаете, вас попытаются обмануть?

– Полагаю, что в разговоре с представителем организации, объявившей мне войну, лишняя осторожность не помешает. Ваш дар распознавания лжи может оказаться весьма кстати.

– Разумно, – кивнул Крылов. – Когда выезжаем?

– Через час. Возьмём Гаврилу, Евсея, Михаила и Ярослава для охраны. В Твери много чего может случиться.

Дорога заняла около четырёх часов. Город встретил нас сумеречными огнями и оживлёнными улицами. Тверь всегда была перекрёстком торговых путей – здесь сходились дороги из Новгорода, Москвы и северных княжеств. Каменные дома теснились вдоль мощёных улиц, над которыми возвышались шпили церквей и башни старинных боярских усадеб.

Гостиница «Тихая гавань» оказалась солидным четырёхэтажным зданием в центре города, рядом с торговой площадью. Фасад украшала искусная каменная резьба, а над входом висела массивная вывеска с изображением пристани возле заросшего камышом озера. Внутри царила атмосфера сдержанной роскоши – тяжёлые портьеры, мягкие ковры, приглушённый свет магических светильников.

Я снял номер на третьем этаже – просторные апартаменты с гостиной и спальней. Гаврила и Евсей встали у двери снаружи, Михаил и Ярослав расположились в холле, контролируя лестницу. Крылов устроился в спальне, откуда мог слышать разговор, оставаясь незамеченным.

Ровно в восемь в дверь постучали. Я открыл, впуская незнакомца

Передо мной стоял мужчина лет тридцати, хотя голос по магофону звучал моложе. Высокий, худощавый, с усталым лицом интеллигента. Тёмные волосы аккуратно зачёсаны назад, на переносице следы от очков, которых сейчас не было. Одет просто, но качественно – тёмный костюм без излишеств, белая рубашка, никаких знаков отличия Академического совета. Магистр первой ступени, если судить по силе дара.

– Маркграф Платонов, – он склонил голову в приветствии. – Благодарю, что согласились на встречу.

– Проходите, – я отступил в сторону, жестом приглашая в гостиную.

Старицкий прошёл к столу, оглядел комнату, отметив отсутствие посторонних. Сел, сложив руки на столе. Я устроился напротив.

– Итак, – начал я без предисловий. – Я здесь. Что вы хотели мне сказать?

Галактион сплёл пальцы в замок, явно обдумывая, с чего начать. Наконец поднял взгляд:

– Маркграф, вы полагаете, что Академический совет – монолитная организация, единая в своей… скажем так, неприязни к вашим начинаниям?

Интересный заход. Он сразу намекает на внутренние противоречия. Я откинулся в кресле, изображая лёгкое удивление:

– А разве это не так? Судя по санкциям, которые мне назначили с таким энтузиазмом, единодушие было полным.

– Санкции подписаны Советом, – Галактион выбирал слова с ювелирной точностью, – но подписи на документе не всегда отражают истинные настроения подписантов. Особенно когда решение принимается… под давлением определённых обстоятельств.

– И какие же настроения царят среди… несогласных? – я подался вперёд, демонстрируя заинтересованность.

Старицкий помедлил, словно взвешивая, насколько откровенным быть:

– Есть те, кто считает, что Академический совет нуждается в… обновлении. В свежей крови, новых идеях, современных подходах к образованию. Такие настроения особенно сильны среди молодых академиков – тех, кто ещё помнит, каково это, когда талант важнее происхождения. Эти люди понимают, что Академический совет превратил образования из священной коровы, в… – он поморщился, – дойную корову для узкого круга лиц.

Значит, дело в давлении старой верхушки. Молодые не смеют открыто возразить Крамскому и его клике. Типичная ситуация в закостенелых структурах – геронтократия душит любые попытки обновления.

– И много таких недовольных? – я прищурился.

– Больше, чем может показаться, – Галактион оживился. – Треть Совета молчаливо поддерживает идею реформ. Просто никто не решается открыто выступить против Крамского. Он Архимагистр второй ступени, за ним стоят влиятельные князья и Совет купцов Великого Новгорода.

Треть – это серьёзно. Но молчаливая поддержка мало чего стоит.

– Допустим. Но почему ваша… фракция обратилась именно ко мне? Почему не попытались провести реформы изнутри?

Галактион горько усмехнулся:

– Вы же сами видели реакцию председателя Крамского на ваше предложение. Старая гвардия держится за власть мёртвой хваткой. Любые попытки изменений изнутри блокируются. Нам нужен… внешний фактор. Сила, способная сломить сопротивление консерваторов.

– Давайте начистоту, – я наклонился вперёд. – Вы хотите использовать меня как таран, а потом занять тёплые места. Что я получу взамен, кроме туманных обещаний?

Проректор не смутился от прямоты:

– Ваша публичная кампания уже нанесла серьёзный удар по репутации Совета. Общественное мнение стремительно меняется. С каждым днём всё больше людей задаются вопросами о справедливости существующей системы. И некоторые из нас… обеспокоены.

– Обеспокоены? – я приподнял бровь.

Галактион встретил мой взгляд:

– Маркграф, вы обладаете достаточными ресурсами и влиянием, чтобы не просто реформировать систему магического образования, а полностью её разрушить. Создать альтернативу с нуля. И тогда, как говорится, вместе с грязной водой выплеснут и ребёнка – уничтожат всё хорошее, что Академический совет дал Содружеству, вместе со всем плохим. Это беспокоит тех, кто верит, что в нашей системе есть что сохранить.

Вот оно. Они боятся, что я снесу всё под корень. Хотят использовать меня как номинального лидера против этого Крамского, а потом возглавить «обновлённую» структуру.

– И что же хорошего дал Академический совет Содружеству? – я позволил иронии окрасить вопрос.

Старицкий оживился, словно ждал этого вопроса:

– Во-первых, единые стандарты магического образования во всех княжествах. До создания Совета каждая академия учила по-своему, дипломы одних не признавались другими. Во-вторых, система сертификации артефактов и магических услуг, защищающая людей от шарлатанов. В-третьих, международный обмен знаниями – мы поддерживаем связи с академиями Европы и Востока.

Разумные аргументы. Но это не отменяет коррупции и элитарности.

– А что лично вас, господин Старицкий, заставляет рисковать карьерой? – я внимательно изучал его лицо.

Галактион помолчал, затем тихо произнёс:

– Я на добровольных началах и безвозмездно преподаю основы магии талантливым простолюдинам, которых система выбрасывает только из-за происхождения. Видеть, как гаснут их глаза, когда они понимают, что никогда не смогут реализовать потенциал… это утомляет, маркграф. Очень утомляет.

В его голосе прозвучала искренняя горечь. Не сомневаюсь, Крылов потом подтвердит – здесь он не лгал.

– Хорошо. Предположим, я заинтересован. Что конкретно может предложить ваша фракция?

Проректор заколебался, затем произнёс:

– Я ещё не получил от вас принципиального согласия на сотрудничество. Но… в качестве жеста доброй воли поделюсь информацией. Вчера вечером состоялось экстренное заседание Совета. Обычно от нашей академии присутствует ректор, но у него случился семейный форс-мажор, и он направил меня.

Семейный форс-мажор или нежелание светиться в грязных делах?

– И что же решил Совет?

– Председатель Крамской распорядился подготовить к публичным дебатам с вами магистра Белинского из нашей, Ростовской академии. Дебаты назначены через неделю – Крамской хочет ударить быстро, пока общественный резонанс не достиг критической точки.

Так они всё-таки решились на дебаты? Я был уверен, что проигнорируют вызов.

– Белинский? – я изобразил лёгкое недоумение.

– Николай Сергеевич Белинский. Преподаёт историю магии, но главное – он возглавляет дискуссионный клуб академии. Блестящий оратор, маркграф. Он умеет играть на эмоциях публики, выворачивать аргументы противника, создавать видимость своей правоты даже будучи объективно неправ.

Старицкий наклонился вперёд:

– Не недооценивайте его. В прошлом году на межакадемических дебатах он доказал, что повышение платы за обучение – благо для студентов, потому что повышает ценность образования. Но у него есть слабость – Белинский блестящ в подготовленных выступлениях, но теряется, когда дискуссия уходит в технические детали. Он больше ритор, чем практик.

Полезная информация. Значит, нужно увести дебаты в практическую плоскость.

– Это всё? – я откинулся назад.

– Нет, – Галактион явно решился. – Если вы согласитесь на сотрудничество, мы можем предоставить больше. Список вопросов, которые зададут на дебатах – их готовит специальная комиссия, где есть наши люди. Внутренние документы Совета о реальных доходах от образования. Список из двадцати трёх преподавателей, готовых немедленно перейти в Угрюм, если им гарантируют защиту.

Теперь разговор становился предметным.

– А саботаж эмбарго на поставку ресурсов? – я прищурился.

– Решение об эмбарго магических материалов, хоть и опубликовано уже, было принято в узком кругу. Для его исполнения нужны подписи всех региональных представителей Совета. Документы ещё не разосланы – Крамской ждёт подходящего момента. Мы можем затянуть процесс подписания, потребовать дополнительные экспертизы, поднять вопрос о превышении полномочий председателя. Минимум месяц проволочек гарантирую. А там… кто знает, как изменится ситуация.

– Как я могу быть уверен, что это не провокация Крамского? – я встал и прошёлся по комнате. – Что если вы просто проверяете мою реакцию?

Старицкий тоже поднялся:

– Вы имеете все основания быть осторожным.

– Если ваша фракция действительно хочет перемен, – я сел обратно, – пусть кто-то из вас публично поддержит меня до дебатов. Не обязательно прямо, но достаточно явно. Это будет честно – вы рискуете, я рискую.

Собеседник задумался и молчал достаточно долго. Наконец, вымолвил:

– Предлагаю следующее: завтра в полдень Магистр Елена Успенская из Тверской академии публично заявит о поддержке идеи реформ в образовании. Не прямую поддержку вам – это было бы слишком, но достаточно явную критику текущей системы. Это будет сигналом серьёзности наших намерений.

– А если я потребую большего? – я удержал его взгляд. – Публичного отречения от Крамского прямо сейчас? Готовы ли вы сжечь мосты?

Галактион покачал головой:

– Это было бы самоубийством без гарантий с вашей стороны. Крамской уничтожит любого, кто открыто выступит против, пока он у власти. Нам нужны гарантии, что после его… устранения из руководства, вы поддержите реформированный Академический совет, а не создадите полностью параллельную систему, которая сделает нас ненужными.