Текст книги "Император Пограничья 11 (СИ)"

Автор книги: Евгений Астахов

Соавторы: Саша Токсик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава 13

Слова Старицкого упали в зал как граната в пороховой погреб. Мгновение – и взрыв. Студенты вскочили с мест, опрокидывая стулья. «Долой Совет!» – первый крик прорезал воздух, и тут же его подхватили десятки глоток. «Долой коррупционеров!» – ревела толпа в задних рядах. Журналисты метались между рядами, пытаясь запечатлеть исторический момент. Кристаллы записи сверкали как праздничная иллюминация.

Крамской побагровел так, что я всерьёз опасался апоплексического удара. Архимагистр вскочил со своего места, золотая мантия развевалась как крылья разъярённой птицы.

– Дебаты объявляются недействительными! – прорычал он, перекрывая шум. – Старицкий – предатель и лжец! Он подкуплен этим… этим выскочкой! Охрана, немедленно очистить зал!

Но охрана Академического совета – дюжина крепких мужчин в форменных мундирах – столкнулась с проблемой. Толпа студентов хлынула к выходам не для того, чтобы покинуть зал, а чтобы заблокировать их. Молодые маги, многие из которых были простолюдинами или происходили из обедневших родов, образовали живую стену.

– Ответьте за миллионы! – кричал худощавый парень в потёртой мантии, явно стипендиат. – Куда уходят наши деньги⁈

Несколько смельчаков прорвались через оцепление и бросились на сцену. Девушка лет двадцати с горящими глазами подскочила к кафедре Белинского:

– Мой отец продал дом, чтобы оплатить моё обучение! А вы даже барьер создать не можете! Бездарь! Ничтожество!

Белинский попятился, его лицо из пепельно-серого стало зеленоватым. Охранники попытались оттеснить студентов, но те не отступали. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Я видел, как в глазах некоторых членов Совета мелькнул настоящий страх – страх перед разъярённой толпой, которая впервые за долгие годы осмелилась потребовать ответов. Они всерьёз испугались, что сейчас их линчуют.

Конечно, вероятность этого была ничтожна мала, всё-таки господа академики были могущественными чародеями, вот только сколько из них знали настоящую боевую магию? А сколько из них хоть раз применяли её против живого противника в реальных условиях?..

Княгиня Разумовская, окружённая охраной, прижимала к груди сумочку, её делегация сбилась в кучу. Несколько пожилых магистров пытались пробиться к запасным выходам, но и там уже стояли студенты. Зал превращался в кипящий котёл, готовый взорваться в любую секунду.

Я поднял руку и сконцентрировал энергию. Не для атаки – для усиления голоса. Техника простая, но эффективная.

– Достаточно! – мой голос прогремел над залом как удар колокола.

Толпа замерла. Сотни глаз обратились ко мне.

– Господа студенты, я понимаю ваш гнев, – продолжил я, уже не повышая голос, но так, чтобы меня слышал каждый уголок амфитеатра. – Вас обманывали годами. Заставляли платить немыслимые деньги за знания, которые должны быть доступны каждому талантливому человеку. Но сейчас не время для хаоса.

Я сделал паузу, обводя взглядом притихший зал.

– Вы только что стали свидетелями исторического момента. Система дала трещину. Но если мы превратим это в беспорядки, если позволим эмоциям взять верх над разумом – мы проиграем. Крамской и его приспешники используют любое насилие как предлог для репрессий. Вы хотите дать им этот козырь?

– Нет! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Тогда покажите, что вы – будущее магии Содружества. Не толпа бунтовщиков, а поколение, которое изменит мир к лучшему. Запомните этот день. Запишите всё, что здесь произошло. Расскажите другим. Но сделайте это достойно. Пусть история запомнит вас как тех, кто победил не кулаками, а правдой.

Я повернулся к членам Академического совета:

– А вы, господа, можете идти. Ваше время заканчивается. Не сегодня, не завтра, но скоро. И когда оно закончится – пусть вас судят не по тому, как яростно вы цеплялись за власть, а по тому, достойно ли вы её передали.

Толпа медленно, нехотя начала расступаться. Студенты всё ещё кипели от возмущения, но организованно отходили от дверей. Члены Совета поспешно покидали зал – кто с опущенной головой, кто бросая на меня полные ненависти взгляды. Белинский почти бежал, придерживая пиджак.

Председатель Академического Совета стоял у своей ложи, выпрямившись во весь рост. Седые волосы слегка растрепались, но взгляд оставался холодным и расчётливым.

– Маркграф Платонов, – произнёс он с ледяной вежливостью. – Не окажете ли честь уделить мне несколько минут для частной беседы?

Старицкий, проходивший мимо, бросил на меня предостерегающий взгляд. Я успокоил его едва заметным жестом – мол, всё под контролем. Тот кивнул и тоже вышел.

– Отчего же не поговорить, Ипполит Львович, – ответил я спокойно.

Когда последние шаги стихли в коридорах, Архимагистр поднял руки. Воздух вокруг нас задрожал, и я почувствовал, как пространство словно сгустилось. Заклинание аналогичное моей Сфере тишины. Она не просто глушила звуки, но и подавляла работу артефактов. Любые магофоны, кристаллы записи, подслушивающие чары – всё это становилось бесполезным хламом.

Почти всё.

Я незаметно сплёл тончайшую нить собственной магии, обернув её вокруг магофона в кармане. Техника сложная – нужно было создать микроскопический энергетический кокон, который защитил бы устройство от внешнего воздействия, но при этом остался бы незамеченным для опытного мага. Полсотни капель энергии ушло только на стабилизацию структуры.

– Впечатляющее представление, – начал Крамской, неспешно спускаясь со своего возвышения. – Должен признать, я недооценил вашу… решимость идти до конца. Обычно молодые идеалисты ломаются после первого серьёзного сопротивления.

– Я не молодой идеалист, – парировал я. – Я человек, который видит гниль и собирается её вычистить.

Архимагистр усмехнулся:

– Гниль, говорите? А вы уверены, что понимаете, как работает эта система? Да, мы берём деньги. Много денег. Но знаете, на что они идут? На поддержание барьеров вокруг Бастионов и работу их портальной системы. На исследования новых методов борьбы с Бездушными. На создание артефактов, которые спасают жизни.

– И на полтора миллиона рублей лично вам в карман, – добавил я сухо.

Крамской даже не моргнул:

– Цена стабильности. Вы думаете, княжества сами по себе поддерживают мир между собой? Что мешает им вцепиться друг другу в глотки? Академический совет – это баланс, маркграф. Мы – буфер между амбициями князей. Уберите нас – и Содружество утонет в междоусобных войнах.

Он подошёл ближе, понизив голос:

– Но я не глуп и вижу, куда дует ветер. Вы пробудили опасные настроения. Студенты бунтуют, преподаватели колеблются, даже князья начинают задавать неудобные вопросы. Это может закончиться катастрофой для всех. Или…

Крамской сделал театральную паузу.

– Или мы можем договориться. Академический совет официально признает вашу Академию в Угрюме. Снимет все санкции. Более того – поможем с аккредитацией и международным признанием. Ваши выпускники смогут работать где угодно.

– И что взамен? – я скрестил руки на груди.

– Немного. Публично откажитесь от обвинений в коррупции. Скажите, что цифры были… неверно интерпретированы. Недоразумение. А слова Старицкого – провокация амбициозного выскочки, который мечтает занять моё место. Мы накажем его показательно, но гуманно. Ссылка, не более.

Крамской закончил жёстким тоном:

– У вас есть час на размышления. Если откажетесь…

Его глаза стали холодными как осколок льда:

– Я использую все связи, все ресурсы, весь административный аппарат. Ваш Угрюм объявят незаконным поселением. Торговые пути перекроют. Поставки прекратят. Каждый князь, который зависит от Академического совета – а это все князья – получит настоятельную рекомендацию прекратить любые контакты с вами. Вы станете изгоем, маркграф. А ваши студенты… что ж, надеюсь, им понравится учиться в полной изоляции.

Я смотрел на него долгим взглядом. Старый интриган, привыкший к закулисным сделкам. Он искренне считал, что предлагает мне выгодные условия.

– Знаете, в чём ваша проблема, Крамской? – произнёс я спокойно. – Вы играете в игру, правила которой сами же и написали. Фигуры ходят так, как вы привыкли. Пешки знают своё место, офицеры следуют приказам, король неприкосновенен.

Я шагнул к нему вплотную:

– А я не собираюсь играть по вашим правилам. Я переверну всю доску. Смету и фигуры, и игроков, которые слишком долго считали себя неприкосновенными. Вы потеряли моральное право учить детей в тот момент, когда превратили знания в товар для богатых. И никакие сделки, угрозы или посулы этого не изменят.

С этими словами я направился прочь.

– Вы пожалеете об этом решении, – процедил Крамской сквозь зубы.

Я остановился у края сцены и медленно обернулся. Мой взгляд был холодным и расчётливым – так смотрят на мишень перед выстрелом.

– Вряд ли. Видите ли, Архимагистр, я не политик. Я воин. И воинская логика предельно проста – за угрозу моим людям платят жизнью.

Я сделал шаг к нему, и оппонент невольно отступил.

– Напомню вам кое-что. Горевский был Магистром третьей ступени, почти Архимагистром. Я сокрушил его на глазах респектабельной публики, будучи всего лишь Подмастерьем. Сейчас я Мастер второй ступени, и мои навыки выросли многократно.

Ещё шаг. Крамской упёрся спиной в край кафедры.

– А вы, Ипполит Львович? Когда вы в последний раз держали в руках боевой жезл, а не перьевую ручку? Когда в последний раз использовали боевую магию не для демонстрации студентам, а чтобы убить? Вы даже барьер третьего порядка создать не сможете – я видел, как вы смотрели на мою демонстрацию. Зависть и страх в глазах теоретика.

Я наклонился к нему, понизив голос до шёпота:

– Так вот, если хоть один житель Угрюма пострадает из-за ваших санкций, если хоть одна торговая телега не дойдёт до моих ворот из-за вашего давления – я приду за вами. Не с дуэльным вызовом, не с официальными претензиями. Просто приду. Ночью. И знаете, сколько времени мне потребуется, чтобы разорвать вас на части? Секунд десять. Может, пятнадцать, если будете отчаянно сопротивляться.

Крамской побледнел. На его лбу выступили капельки пота. Я видел, как дрогнули его пальцы – первый признак настоящего, животного страха. Архимагистр привык к политическим играм, к закулисным интригам, к словесным дуэлям. Но сейчас перед ним стоял не оппонент по дебатам, а хищник, оценивающий добычу.

– Это… это угроза убийством! – выдавил он сиплым голосом. – Есть законы…

– Законы? – я усмехнулся. – Те самые законы, которые позволяют вам грабить студентов? Которые прикрывают ваши миллионные хищения? Нет, Крамской. Между нами нет законов. Есть только сила. И моя сила достаточна, чтобы превратить весь ваш Академический совет в кровавый фарш.

Я выпрямился и отступил на шаг, давая ему возможность дышать.

– Но я не стану этого делать. Знаете почему? Потому что вы сами себя погубите – страхом, жадностью и некомпетентностью. Этот коктейль уничтожит вас без моей помощи. Я просто буду наблюдать, как вы тонете в собственной грязи. А если попытаетесь утащить за собой моих людей…

Я щёлкнул пальцами, и в воздухе на мгновение возникла дюжина клинков.

– Тогда я просто ускорю процесс.

Противник сглотнул. В его глазах я увидел то, что искал – первобытный страх человека, впервые за долгие годы столкнувшегося с реальной, осязаемой угрозой смерти. Не политической смерти, не социального краха – физического уничтожения.

Сейчас решится всё. Крамской стоял на развилке. Либо его гордость возьмёт верх, и он попытается ответить на вызов – тогда через несколько секунд от него останется лишь кровавое месиво. Либо благоразумие пересилит амбиции, и он проглотит унижение. Гордость толкала его вперёд, а инстинкт самосохранения тянул назад.

Я внимательно следил за его лицом, читая микровыражения. Сжатые челюсти, напряжённые плечи, дрожь в руках – организм готовился к схватке. Но глаза… глаза выдавали расчёт, а не слепую ярость. Крамской был трусом, но не дураком. Он понимал разницу в наших возможностях.

Оппонент отвёл взгляд, его плечи ссутулились.

– Приятного вечера, Архимагистр, – произнёс я с холодной улыбкой, развернулся и направился к выходу. Чужое заклинание защиты от прослушки лопнуло за моей спиной как мыльный пузырь.

– Вы ещё приползёте ко мне на коленях, Платонов! – донёсся вслед дрожащий голос архимагистра.

Я не обернулся. Магофон в кармане хранил каждое слово нашего разговора. Крамской только что подписал себе приговор.

Выйдя из зала, я обнаружил Галактиона Старицкого, нервно расхаживающего у массивной колонны. При виде меня проректор вздрогнул и быстро шагнул навстречу.

– Маркграф, нам нужно поговорить, – произнёс он тихо, оглядываясь по сторонам. – Моя машина ждёт у бокового выхода. Там безопаснее.

Я кивнул и последовал за ним через малоизвестные коридоры здания. Мой спутник явно хорошо знал планировку – мы миновали несколько поворотов и спустились по узкой лестнице, ни разу не встретив никого из членов Совета или журналистов.

У служебного выхода стоял неприметный чёрный автомобиль отечественного производства. Водитель – молчаливый мужчина средних лет – открыл дверцу, и мы забрались внутрь. Машина плавно тронулась, направляясь к набережной.

– Что хотел Крамской? – Галактион повернулся ко мне, и я заметил, как подрагивают его пальцы.

Я откинулся на спинку сиденья, обдумывая, стоит ли рассказывать всё. Но Старицкий уже бросил жребий, публично подтвердив подлинность документов. Обратной дороги у него не было.

– Крамской предложил сделку, – сказал я прямо. – Академический совет признает мою Академию, снимет санкции. Взамен я должен публично отказаться от обвинений в коррупции и объявить ваши слова ложью. Сказать, что вы хотели занять его место и солгали ради этого.

Собеседник побледнел. Его рука дёрнулась к воротнику, поправляя и без того идеально сидящий галстук.

– Вы же… вы же не приняли его предложение? – в голосе проректора прозвучала неприкрытая паника.

Я посмотрел на него с лёгким недоумением, граничащим с оскорблением.

– Галактион Борисович, я не предаю союзников. И уж точно не веду дела с моральными ничтожествами, которые грабят студентов, прикрываясь высокими идеалами. Крамской получил жёсткий отказ.

Проректор выдохнул с явным облегчением и откинулся на сиденье.

– Простите. Просто… после стольких лет в Академическом совете начинаешь думать, что все готовы на сделку. Что у каждого есть цена.

– У меня она тоже есть, – усмехнулся я. – Но Крамской не может её заплатить. Моя цена – справедливая система образования, где талант важнее происхождения. И я добьюсь этого, с Советом или без него.

Старицкий кивнул, постепенно приходя в себя.

– Кстати, благодарю вас за решительный шаг на дебатах, – произнёс я. – Публично подтвердить подлинность документов… Это требовало мужества. Почему вы решились?

Галактион помолчал, глядя в окно на проплывающие мимо дома.

– Знаете, маркграф, я долго готовился к этому моменту. Когда передавал вам документы, уже понимал, что рано или поздно придётся сделать выбор – остаться в тени или открыто встать на сторону перемен. Я наблюдал за ходом дебатов и видел, что вы побеждаете. Когда вы озвучили цифры, когда зал взорвался от возмущения… Я увидел свой шанс.

Он повернулся ко мне, и в его глазах мелькнул холодный расчёт.

– Крамской стар. Ему семьдесят два. Он держится за власть мёртвой хваткой, но после сегодняшнего его позиции пошатнулись. Если играть правильно, через год-два Академический совет возглавит кто-то из молодых. И я намерен быть среди кандидатов. А для этого нужна репутация реформатора, человека, который не побоялся выступить против коррупции.

– По крайней мере, вы честны в своих амбициях, – заметил я.

– А смысл лгать? – Старицкий пожал плечами. – Вы всё равно видите людей насквозь. Да, я амбициозен. Но я также искренне устал наблюдать, как талантливые студенты-простолюдины вынуждены бросать учёбу из-за денег. Эти два мотива не противоречат друг другу. Реформированный Совет под моим руководством будет лучше нынешнего. В этом наши цели совпадают, разве нет?

– Безусловно, – кивнул я. – Амбиции в сочетании с принципами – хорошее топливо для перемен. Но позвольте дать вам один совет, Галактион Борисович. Тот, кто сражается с чудовищами, должен следить, чтобы самому не превратиться в чудовище. Крамской вероятно тоже когда-то был молодым реформатором. Думал изменить систему к лучшему. А теперь ворует миллионы, оправдывая это «стабильностью» и «необходимостью».

Старицкий напрягся, но я продолжил спокойным тоном:

– Власть разъедает. Медленно, незаметно. Сначала небольшой компромисс ради благой цели. Потом ещё один. И ещё. А через двадцать лет вы обнаруживаете себя сидящим в кресле Крамского, делающим то же самое, что презирали в молодости. Помните об этом, когда придёт ваше время.

– Я… я буду помнить, – проректор кивнул, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу.

Он неуклюже сменил тему:

– Дебаты прошли блестяще. Белинский полностью дискредитирован. Не создать базовый защитный контур на глазах у сотен людей… Это катастрофа для его репутации.

– И для репутации всего Совета, – добавил я. – Если их лучший представитель не может продемонстрировать элементарные практические навыки, что говорить об остальных?

– Именно. Завтра это будет во всех газетах. Но Крамской не сдастся просто так. У него огромное влияние, связи с князьями, контроль над ресурсами…

– Поэтому нам нужно действовать быстро, – я наклонился вперёд. – Сколько членов Совета готовы открыто поддержать реформы после сегодняшнего?

Галактион задумался, загибая пальцы.

– Пятеро точно. Может, семеро, если их правильно подтолкнуть. Но это всё равно меньшинство. Крамской контролирует большинство через страх и финансовые рычаги.

– А если убрать финансовые рычаги? Совет купцов Новгорода финансирует Академический совет. Что если они потребуют аудита после разоблачения коррупции?

– Это… это действительно может сработать, – оживился Старицкий. – Михаил Посадник – прагматик. Если он увидит, что деньги купцов разворовываются, то перекроет финансирование.

– Именно на это я и рассчитываю. А пока нам нужно обеспечить безопасность оставшихся. Девятнадцать преподавателей из вашего списка уже перебрались в Угрюм, но четверо всё ещё не приехали.

– Да, они завершают дела, – Старицкий помрачнел. – Крамской пока не знает о списке. Но как только узнает… Он способен на многое, когда загнан в угол.

– Тогда действуем быстро. Свяжитесь с ними сегодня же. Пусть выезжают немедленно. В Угрюме им будет безопаснее.

– Вы очень уверены в себе, маркграф.

– Я уверен в своих методах. И в талантах тех детей, которым традиционная система отказала в праве на образование. Знаете, что показательно? Егор, мальчик, который демонстрировал управление металлом – сын простого кузнеца. Два месяца обучения, и он делает то, что многие Ученики не могут после года занятий.

В этот момент мой магофон издал мелодичный звон. Номер был незнакомый, новгородский код.

– Маркграф Платонов слушает, – ответил я.

– Добрый вечер, Ваше Сиятельство, – раздался вежливый мужской голос с лёгким северным акцентом. – Меня зовут Фёдор Аркадьевич, я секретарь господина Посадника. Он желает встретиться с вами.

Глава 14

Первый среди равных в Совете купцов Великого Новгорода хочет повидаться со мной сразу после дебатов. Неспроста…

Я переглянулся со Старицким. Тот приподнял брови в немом вопросе.

– Когда господин Посадник предлагает встречу?

– Сейчас, если вы не возражаете. Михаил Степанович ждёт вас в своей резиденции. Это займёт не более часа вашего времени, но разговор крайне важен для обеих сторон.

Старицкий энергично закивал, беззвучно артикулируя: «Соглашайтесь!»

– Хорошо, – произнёс я после короткой паузы. – Где находится резиденция?

– Купеческая слобода, дом с золотыми воротами. Любой извозчик знает дорогу. Вас будут ждать.

Связь прервалась. Я убрал магофон в карман и посмотрел на Старицкого.

– Похоже, Совет купцов уже делает свой ход.

Галактион помолчал, барабаня пальцами по подлокотнику, затем покачал головой.

– Маркграф, позвольте предупредить. Купцы – особая порода. Они не князья с их родовой честью и не маги с заботами о науке. Для них всё измеряется прибылью и убытками. Михаил Посадник – самый влиятельный из них, но и самый опасный.

Я мысленно усмехнулся. В прошлой жизни я имел дело с десятками торговцев – от мелких лавочников до купцов, контролировавших целые торговые пути. Все они были одинаковы в главном: прибыль превыше всего. Но мне было интересно услышать мнение Старицкого – человека, выросшего в академической среде.

– И в чём конкретно вы видите опасность Посадника? – я откинулся на спинку сиденья, внимательно наблюдая за собеседником. – Что отличает его от остальных купцов?

– Купцы никогда не действуют бескорыстно. Если Посадник предложит помощь, за ней обязательно будет скрываться расчёт. Возможно, долгосрочный. Принятие такой помощи может обернуться кабалой похуже академической. Они умеют ждать годами, а потом предъявляют счёт, когда вы меньше всего готовы платить.

Галактион наклонился ко мне, понизив голос:

– Есть поговорка в Новгороде: «Посадник улыбается, когда считает твои деньги, и смеётся, когда забирает их себе». Будьте осторожны. Он может предложить золотые горы, но каждая монета будет с крючком.

– Ценю предупреждение, – кивнул я, – но риски придётся принять. Без финансового рычага давления на Академический совет мы будем биться с ветряными мельницами.

– Тогда… удачи вам, маркграф. И помните – в Новгороде всё продаётся и покупается. Вопрос только в цене.

– Вы не против подбросить меня до резиденции Посадника?

– Конечно, – собеседник дал указание водителю.

Машина свернула с набережной в лабиринт узких улочек старого города. Я смотрел в окно, и сердце странно сжималось от узнавания. Эти улицы… они изменились, конечно. Вместо деревянных домов – каменные особняки, вместо грязи – брусчатка. Но сама планировка, изгибы улиц, направление к реке – всё было знакомым до боли.

Великий Новгород. Моя столица. Здесь, в Хольмгарде, я принимал послов. Отсюда управлял землями от Балтики до Урала. На главной площади собирал вече, хотя и редко – предпочитал решать вопросы железной волей, а не криками толпы.

Сколько веков прошло?.. Город выжил, даже расцвёл. И снова стал центром торговли, как и при мне. Только теперь им правят не князья и ярлы, а купцы. Что ж, возможно, это даже к лучшему – торговцы реже начинают войны из-за оскорблённой чести.

Ещё одно подтверждение моей догадки. Это не параллельный мир. Это моя Русь, только спустя века. Изменившаяся до неузнаваемости, разделённая на княжества, пережившая какую-то катастрофу, расколовшую её на сотню фрагментов. Но всё же моя.

И если это так, то где-то здесь, в Новгороде, может сохраниться что-то из прошлого. Нужно навестить мой дворец…

Машина тряслась на неровностях мостовой, вырывая меня из размышлений.

Через десять минут мы въехали в Купеческую слободу – район, где каждый дом кричал о богатстве владельца. Трёхэтажные особняки с лепниной, коваными балконами и витражными окнами теснились друг к другу, соревнуясь в роскоши.

Резиденция Посадника выделялась даже на этом фоне. Четырёхэтажное здание из белого камня занимало, казалось, целый квартал. Фасад украшали колонны с капителями в виде рогов изобилия, из которых сыпались каменные монеты. Массивные ворота действительно сияли как золотые. По периметру прохаживались охранники в униформе цвета старого вина.

– Вот и золотые ворота, – произнёс Старицкий с лёгкой иронией. – Говорят, Посадник специально приказал покрыть их настоящим золотом, чтобы гости сразу понимали, с кем имеют дело.

Я вышел из машины и направился к воротам. Охранник – крепкий мужчина с лицом бывшего солдата – вежливо поклонился.

– Маркграф Платонов?

– Он самый.

– Прошу следовать за мной. Господин Посадник ожидает.

Внутренний двор оказался ещё более впечатляющим. Мраморный фонтан в центре изображал Гермеса, покровителя торговли, осыпающего золотыми монетами склонившихся купцов. Дорожки выложены разноцветным камнем в виде торговых путей, сходящихся к главному входу.

Вестибюль встретил меня прохладой и запахом дорогого табака. Стены украшали картины с изображением караванов, морских судов и торговых площадей разных городов. Широкая лестница с перилами красного дерева вела наверх.

Меня провели на третий этаж, в кабинет, занимавший половину этажа. Огромные окна выходили на Волхов. Стены заставлены стеллажами с толстыми гроссбухами, картами торговых путей и образцами товаров – от восточных специй до северных мехов.

За массивным столом красного дерева сидел Михаил Степанович Посадник. Мужчина лет пятидесяти, но крепкий, с квадратным лицом и проницательными серыми глазами. Редеющие седые волосы аккуратно зачёсаны назад, борода подстрижена по купеческой моде – короткая, но густая. Одет просто, но дорого – чёрный костюм английского сукна, белоснежная рубашка, золотая цепь с медальоном Купеческой гильдии.

Он поднялся, обошёл стол и протянул руку. Рукопожатие оказалось крепким, уверенным.

– Маркграф Платонов. Наконец-то мы встретились. Присаживайтесь, прошу.

Я устроился в кресле напротив. Посадник вернулся на своё место, сцепил пальцы в замок и внимательно посмотрел на меня.

– Позвольте прямой вопрос, – начал я. – Почему встреча именно сейчас? Час назад закончились дебаты, и вы уже приглашаете меня.

Посадник усмехнулся:

– Потому что час назад стало окончательно ясно – старая система рушится. А когда рушится старое, умные люди думают, как построить новое. И желательно с выгодой для себя.

– Ваше отношение к произошедшему?

– Восхищение, – ответил он без колебаний. – Вы провели блестящую операцию. Дискредитировали Белинского, расколи Совет изнутри, получили народную поддержку. Это достойно лучших торговых войн, которые я видел.

– Вы знали о масштабах коррупции в Академическом совете?

Михаил Степанович откинулся в кресле, его взгляд стал жёстче.

– Маркграф, я финансирую Совет уже много лет. Конечно, я знал. Но до сегодняшнего дня это были… приемлемые потери. Стоимость стабильности, если хотите. Полтора миллиона в карманах руководства – неприятно, но терпимо, пока система работает.

– А теперь?

– А теперь система не работает. Студенты бунтуют, преподаватели бегут, князья требуют ответов. И главное – весь Новгород знает, что Совет купцов финансировал воров. Это удар по нашей репутации, а репутация в торговле – это всё.

Посадник встал, подошёл к окну, глядя на реку.

– Завтра утром соберётся экстренное заседание Совета купцов. Мы заморозим финансирование Академического совета до полного аудита. Крамской получит ультиматум – либо полная реструктуризация системы, либо никаких денег.

– Что вы хотите взамен? – спросил я прямо.

Купец повернулся ко мне, в его глазах блеснул холодный расчёт.

– Новую систему образования. Эффективную, прозрачную, готовящую специалистов для наших нужд. Торговым домам нужны маги-логисты, артефакторы, специалисты по сохранению грузов. Текущие академии выпускают теоретиков, которые не могут отличить накладную от коносамента.

– И вы хотите, чтобы Академия Угрюма готовила таких специалистов?

– Именно. Эксклюзивные контракты для выпускников. Приоритет при найме. Возможно, даже целевое обучение – мы платим за студента, он потом отрабатывает у нас пять лет.

Я задумался. Предложение было выгодным, но Старицкий предупреждал не зря – крючки уже просматривались.

– Что насчёт прямого финансирования Академии Угрюма?

– Возможно, – Посадник вернулся за стол, – но не сразу. Сначала посмотрим на первых выпускников. Если качество устроит – тогда поговорим о долгосрочных инвестициях. Скажем, миллион рублей в год на развитие.

Миллион. Сумма, способная решить все проблемы с инфраструктурой.

– А политическая поддержка? Князья не все благосклонны к реформам.

– Князь Оболенский, княгиня Разумовская и князь Голицын уже на вашей стороне. Остальные… – Посадник пожал плечами. – Деньги удивительным образом меняют мнения. Когда мы перестанем финансировать академии в их городах, князья быстро станут сговорчивее.

– Позиция главы Купеческой гильдии Содружества?

– Семён Рябушкин? Старый лис выжидает. Но если Новгород поддержит вас, он присоединится. Не захочет отставать от трендов.

Я мысленно отметил странную уверенность в голосе. Не «возможно, присоединится» или «скорее всего, поддержит», а утверждение – как будто речь шла о факте.

– А граф Ферзен из Гильдии Артефакторов?

– Вот это проблема, – признал Посадник. – Леонид упрямый консерватор. Но у него есть слабость – он зависит от поставок редких материалов через наши торговые пути. Надавим, если потребуется.

Снова эта уверенность. «Наши торговые пути» – новгородские или всей Купеческой гильдии?.. Любопытное совпадение. Или не совпадение вовсе.

Я откинулся в кресле, обдумывая услышанное.

– Вы готовы публично поддержать реформы?

– После аудита – да. Когда вскроются все финансовые махинации Крамского, у нас не останется выбора. Совет купцов потребует его немедленной отставки и полной смены руководства. А затем мы объявим о поиске новых принципов организации магического образования. И ваш подход – практическая направленность, доступность для талантливых простолюдинов, прозрачное финансирование – станет основой для реформ.

– Одна академия в Угрюме не решит проблему всего Содружества, – заметил я.

– Разумеется. Но она станет образцом, пилотным проектом. Если ваши методы докажут эффективность, мы профинансируем открытие подобных академий в других городах. Франшиза, если хотите. Единые стандарты обучения, централизованная подготовка преподавателей, контроль качества. За пять-семь лет можно создать полноценную альтернативную систему.

– Какие гарантии вам нужны?

Михаил Степанович достал из ящика документ.

– Предварительное соглашение. Ничего обязывающего, просто декларация о намерениях. Вы обещаете рассмотреть возможность подготовки специалистов для торговых домов. Мы обещаем рассмотреть возможность финансирования. Туманно, необязательно, но достаточно, чтобы я мог размахивать этой бумагой перед другими купцами.

Хитро. Очень хитро. Документ ни к чему не обязывал, но создавал видимость партнёрства.

– Могу я изучить документ?

– Разумеется. И маркграф… – Посадник наклонился вперёд. – Не думайте, что я альтруист. Мне выгодна новая система, потому что старая больше не приносит прибыли. Но это не значит, что наши интересы противоречат друг другу. Вы получаете ресурсы для развития, я – квалифицированных специалистов. Все выигрывают.

– Кроме Академического совета, – заметил я.

– Они сами выбрали свою судьбу, когда решили, что могут безнаказанно воровать деньги купцов. Теперь пусть пожинают плоды.