Текст книги "Император Пограничья 11 (СИ)"

Автор книги: Евгений Астахов

Соавторы: Саша Токсик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Глава 21

Солнце клонилось к западу, окрашивая небо в багряные тона, когда я вышел во внутренний двор своего дома. События дня требовали осмысления, а лучший способ привести мысли в порядок – физическая активность.

Ярослава уже ждала меня на тренировочной площадке. Княжна стояла в центре, делая разминочные выпады эспадроном. Её медно-рыжие волосы, обычно заплетённые в боевую косу, сегодня были распущены и золотились в закатном свете. Заметив меня, она выпрямилась и кивнула.

– Думала, не придёшь, – произнесла Засекина, доставая второй клинок из стойки. – Слышала, что произошло в Николополье. Дроздов мёртв?

– Мёртв, – подтвердил я, принимая предложенное оружие.

Встав друг напротив друга, мы отсалютовали клинками. Без слов начали медленный, почти танцевальный спарринг – не для победы, а для ритма, для возможности говорить.

– Расскажи подробнее, – попросила Ярослава, делая плавный выпад, который я парировал. – Я слышала только общие слова – паника, люди стреляют друг в друга.

– У Дроздова был Талант, – я провёл серию коротких атак, рассказывая между ударами. – Способность наводить первобытный, животный страх. В конце он потерял контроль – Талант вырвался наружу.

– Насколько сильный? – княжна уверенно отбила мои выпады и перешла в контратаку.

– Волна ужаса накрыла весь лагерь. Люди видели в товарищах чудовищ, стреляли во всё, что движется. Я едва успел подавить панику.

Наши клинки встретились, замерли на мгновение.

– Что довело его до такого состояния? – спросила Ярослава, отступая и начиная круговое движение.

– Одержимость, – я последовал за ней, поддерживая дистанцию. – Погибшая двадцать лет назад жена. Он так и не смог отпустить. Жил местью тем, кого считал виновными.

– И поэтому творил зверства? Брал детей в заложники?

– Не только поэтому, – я парировал её выпад и сам атаковал. – Месяц назад к нему приходил некто в маске. По словам Степана, этот человек что-то сделал с ним. Усилил боль, обострил травму.

Ярослава нахмурилась, уходя от моего удара.

– Кто-то намеренно превратил Дроздова в оружие?

– Именно. Он сказал, что тот назвал меня предателем идеи. Что только жёсткость и страх могут объединить Пограничье. После этого визита безумие покойника усилилось многократно.

– Кто-то использует твоё имя, искажает твои идеи, – заключила княжна, делая выпад к моему плечу. Я увёл корпус в сторону. – Но зачем? Дискредитировать тебя?

– Или проверить. Посмотреть, как я отреагирую на извращённое отражение собственных принципов, – я перехватил инициативу, заставляя её отступать. – Дроздов искренне верил, что следует моему учению. Объединение через террор, порядок через страх.

– Но это противоположность тому, за что ты борешься.

– Грань тоньше, чем кажется, – возразил я, проводя сложную комбинацию ударов. – Я говорю о необходимости силы – он применял насилие. Я говорю об объединении – он навязывал подчинение. Слова одни, но смысл диаметрально противоположный.

Засекина парировала мою атаку и контратаковала серией быстрых колющих выпадов.

– Ты слишком много думаешь. Тот ублюдок был безумцем, которого использовали как оружие против тебя. Не ищи в этом глубокий философский смысл.

– Философский смысл в том, что кто-то знал, как именно нужно исказить мои идеи, чтобы создать максимальный резонанс, – я блокировал её удары, постепенно оттесняя к краю площадки. – Этот «человек в маске» понимает, что делает.

– Тогда нужно выяснить, кто он.

– Обязательно выясню, – в моём голосе прозвучала сталь. – Но сначала нужно разобраться с последствиями. Восемь деревень теперь не доверяют любым попыткам объединения. Князь Сабуров добился своего – разрозненные поселения легче контролировать.

Ярослава вдруг сделала рискованный взмах с разворотом – приём из венецианской школы, который она показывала мне раньше. Но на этот раз что-то пошло не так. Клинок прошёл мимо цели, а сама княжна потеряла равновесие. Я успел подхватить её за талию, не дав упасть.

– Прости, – выдохнула она, не отстраняясь. – Отвлеклась.

– На что?

Ярослава помолчала, глядя мне в глаза. В закатном свете её серо-голубые глаза казались почти фиолетовыми.

– На параллель.

– Главное, что не на перпендикуляр, – с кривой ухмылкой ответил я.

Дурацкая шутка заставила её прыснуть, но улыбка быстро стёрлась с губ княжны, уступив место мрачности. Видя, что пока она не готова обсуждать этот вопрос, я сменил тему:

– После разворота твой правый бок полностью открыт.

Я отступил и продемонстрировал правильное исполнение.

– Смотри – локоть прижат к корпусу, плечи не разворачиваются полностью. Так ты сохраняешь защиту даже во время вращения.

Княжна повторила движение, на этот раз более компактно.

– Лучше, – одобрил я, – но кисть слишком напряжена. Расслабь запястье, пусть клинок течёт, а не рубит.

Мы ещё несколько минут отрабатывали технику. Я показывал ей хитрости, подсмотренные за полвека боёв в прошлой жизни – как использовать инерцию противника, как превращать защиту в молниеносную контратаку.

– Хватит на сегодня, – сказал я наконец, когда солнце коснулось горизонта. – Нужно почистить оружие.

Мы перенесли клинки ближе к мастерской, где стояла старая дубовая скамья и стол для работы с оружием. Вечерняя прохлада приятно остужала разгорячённую кожу после спарринга. Я достал масло для стали, ветошь и точильный камень, разложив всё на столе. Ярослава села напротив, взяв свой эспадрон.

Медленные, ритмичные движения чистки оружия всегда помогали упорядочить мысли. Княжна водила промасленной тканью по лезвию, и я заметил напряжение в её плечах, словно она боролась с чем-то внутри себя. Наконец, она решила открыть то, что не могла выдавить из себя прежде.

– Знаешь, что меня пугает? – вдруг произнесла Засекина, не поднимая глаз от клинка. – Дроздов жил местью за мёртвую женщину двадцать лет. А я… я уже десять лет живу только мыслью отомстить Шереметьеву за родителей. Иногда ловлю себя на том, что не помню, какой была жизнь до этой одержимости.

Она помолчала, продолжая полировать сталь.

– Что если я стану такой же? Ослеплённой жаждой крови, готовой на любую жестокость ради мести?

– Расскажи мне о том дне, – вместо ответа попросил я, понимая, что ей нужно выговориться. – О дне, когда всё началось.

Ярослава отложила ветошь, посмотрела на меня. В её серо-голубых глазах плескалась старая боль.

– Я рассказывала, что видела, как Шереметьев убил отца. Но не всё, – она сделала глубокий вдох. – Я пришла в тронный зал предупредить отца о странных передвижениях стражи. Опоздала на минуту. Предатели уже ворвались, отец уже сражался. Он увидел меня в дверях и… специально сместился в сторону от выхода, уводя бой подальше. Крикнул что-то про мать, чтобы убийцы думали, будто он зовёт её, а не прогоняет меня.

Княжна взяла точильный камень, начала выводить невидимые зазубрины на лезвии.

– Я спряталась за колонной. Не из трусости – понимала, что в открытом бою только помешаю. Думала, смогу ударить со спины, помочь… Наивная шестнадцатилетняя дура.

Движения точильного камня стали резче, злее.

– Отец сражался как лев. Троих предателей положил, прежде чем… Шереметьев подобрался сзади, когда отец отбивался от атаки спереди. Я видела лицо этого урода – он улыбался, вонзая клинок между лопаток. А потом наклонился и что-то прошептал умирающему. До сих пор не знаю что.

Я не перебивал, позволяя ей изливать душу.

– Я выскользнула из зала, пока предатели делили власть над телом моего отца. Побежала к матери, но она уже знала – сердцем почувствовала. Мать… – голос Засекиной дрогнул. – Елизавета Волконская, гордость своего рода. Она всегда знала, что при дворе опасно. Учила меня различать яды по запаху, распознавать ложь и скрытые угрозы по лицу собеседника. Словно предвидела катастрофу.

– Она передала тебе меч? – спросил я, кивнув на эспадрон.

– «Бурю», – подтвердила княжна. – Родовой клинок Засекиных. Мы смогли забрать его из дворца, когда бежали. Перед смертью… она прожила ещё год после отца, но это была не жизнь, а медленное угасание. В последний наш разговор сказала: «Не дай мести сожрать тебя изнутри, как сожрала меня скорбь». А через день её не стало.

Я продолжал чистить свой клинок, давая ей время.

– В Твери было тяжело? – мягко спросил я.

– Варя приняла нас. Моя подруга детства, ставшая к тому времени правительницей Твери, – Ярослава усмехнулась без веселья. – Она предлагала содержать меня при дворе, но я не хотела быть нахлебницей. Даже дружба имеет пределы, особенно когда ты беженка с титулом, за который назначена награда. В семнадцать я пошла в Стрельцы – хотела научиться воевать, стать достаточно сильной для мести. Варя не одобряла, но поняла.

Она отложила камень, снова взялась за масло.

– Первого человека убила через месяц службы. Бандит напал на обоз, который мы охраняли. Помню, как дрожали руки после. Командир сказал: «Привыкнешь». И я привыкла. Может, слишком хорошо.

– А Северные Волки?

– Это случилось, когда мне исполнилось двадцать, – в голосе княжны появилась теплота. – Первыми были трое: Сергей Михайлов, Фёдор Марков и старый вояка Безухов. Поверили юной девчонке, которая пообещала им больше, чем службу за жалованье. Пообещала семью.

Засекина улыбнулась воспоминанию.

– В старых хрониках Ярославля был отряд «Волчья сотня» – личная гвардия моего прадеда. А «северные» – потому что Тверь севернее большинства княжеств. Хотела создать преемственность, пусть и символическую.

– Бывали провальные операции? – спросил я, вспоминая собственные неудачи.

– Третий год существования отряда. Взялись охранять караван через Дикое поле. Нарвались на засаду – вдвое больше бандитов, чем ожидали. Потеряла шесть человек из двадцати. Думала, остальные уйдут, но… они остались. Сказали, что я единственный командир, который пришёл за ранеными под огнём.

Я кивнул, вспоминая похожий выбор из своей прошлой жизни. Тогда, под стенами Пскова, пришлось решать – бросить окружённый отряд или рискнуть всеми ради сотни человек. Выбрал риск.

– Железная рука в бархатной перчатке, – произнёс я вслух, возвращаясь к настоящему. – Так моя… мой учитель называл искусство командования. Быть жёстким в решениях, но мягким в обращении. Требовать дисциплины, но проявлять заботу.

– Красиво звучит, – заметила Ярослава. – Но ты слишком прямолинеен для такой философии. Ты скорее железный кулак без всяких перчаток.

– А ты выросла при дворе, где без хитрости не выжить, – парировал я.

– Именно поэтому я могу тебе помочь, – княжна отложила начищенный до блеска клинок. – Ты привык решать проблемы в лоб. Это работает на поле боя, но не в политике. Сабуров был дальновиднее в истории с Дроздовым.

– Князь сыграл свою партию, я – свою, – возразил я, не соглашаясь с её оценкой. – Да, он использовал Дроздова как пешку, но результат не тот, на который Сабуров рассчитывал. Степан мёртв, заложники свободны, а я получил ценную информацию о том, что против меня работает некий агент в маске.

– А восемь деревень не доверяют тебе. Это ли не победа князя?

– Временное недоверие против постоянного террора? Я выбираю первое, – я встал, убирая инструменты. – Сабуров думает, что загнал меня в угол. Но он не понимает главного – я не играю по правилам княжеской политики. Я создаю свои правила.

Засекина внимательно посмотрела на меня.

– И всё же умение использовать их же оружие против них не помешает. Прямота – твоя сила, но иногда обходной манёвр эффективнее лобовой атаки.

– В этом есть смысл, – признал я. – Мой подход работает, но дополнительные инструменты лишними не будут. Особенно если противник прячется за масками и использует чужие руки.

– Я помогу тебе видеть скрытые ходы врагов, – пообещала княжна. – Если ты продолжишь учить меня своим фехтовальным премудростям.

– Договорились, – кивнул я. – Но помни – хитрость хороша как приправа к силе, а не как её замена.

Подумав, девушка кивнула.

– Пойдём, – сказал я, убирая инструменты для чистки оружия. – После такого дня нужно смыть не только грязь.

Баня стояла позади воеводского дома – крепкое бревенчатое строение с предбанником и парной. Я растопил печь ещё днём, и теперь жар приятно обволакивал тело. Мы разделись без ложной стыдливости – не впервые видели друг друга.

Горячая вода струилась по телу, смывая засохшую кровь, пот и дорожную пыль. Ярослава села на лавку, запрокинув голову, позволяя воде стекать по медно-рыжим волосам и мягкой, раскрасневшейся коже. Через минуту я методично тёр её спину мочалкой, чувствуя под пальцами старые шрамы – карту прожитых битв.

– Знаешь, что самое страшное? – произнесла она, расслабляясь под моими руками. – Не смерть Дроздова и даже не его безумие. А то, что я понимаю его одержимость. Когда теряешь всех, кого любил, остаётся только пустота. И эту пустоту нужно чем-то заполнить.

Я плеснул на нас обоих ковш холодной воды. Княжна вздрогнула, но не отстранилась.

– У меня была любимая, – произнёс я, не уточняя, что говорю о прошлой жизни. – Тот, кто понимал меня лучше, чем я сам себя понимал. Она научила меня видеть истинную суть людей за их словами, различать правду среди лжи.

Ярослава повернулась ко мне, взяла мочалку из моих рук и начала тереть мои плечи.

– Что с ней случилось? – тихо спросила она.

– Погибла. Детали не важны. Важно другое – её последние слова. Она сказала: «Не дай скорби стать твоей тюрьмой». Долго я не понимал смысла. Думал, она просто не хотела, чтобы я горевал. Но потом осознал – скорбь может стать оправданием для чего угодно. Для жестокости, для закрытости, для отказа жить дальше. Так ведь и произошло с Дроздовым…

– И ты смог это сделать – научиться жить дальше?

– Я научился существовать. Долгое время избегал любых привязанностей. Страх потерять кого-то ещё был сильнее одиночества. Строил стены, держал дистанцию. Эффективный командир, справедливый правитель – но не человек.

Она отложила мочалку, обняла меня сзади, прижавшись щекой к моей спине.

– Я боюсь, – призналась Засекина. – Боюсь того, что чувствую к тебе. Все, кого я любила, мертвы. Словно я проклята – стоит мне открыть сердце, как человек погибает.

Я развернулся, взял её лицо в ладони.

– Сила не в том, чтобы терпеть боль годами, как делал я. И не в том, чтобы притворяться, что её не было. Сила в том, чтобы… чёрт, не знаю, как объяснить. Решиться ещё раз, зная, чем это может закончиться.

– Легко сказать.

– Трудно сделать, – согласился я. – Мне до сих пор трудно. Каждый раз, когда чувствую к тебе… то, что чувствую, внутренний голос кричит: «Остановись!». Чувство вины за то, что позволяю себе новые эмоции.

Ярослава поднялась, взяла ковш с горячей водой.

– Теперь твоя очередь, – сказала она, усаживая меня на лавку.

Её пальцы скользили по моей спине, находя напряжённые мышцы, старые шрамы. Движения были уверенными, но нежными. Она методично смывала с меня грязь дня – и физическую, и эмоциональную.

– У тебя здесь свежий порез, – заметила княжна, коснувшись раны на плече. – От клинка Дроздова?

– От его солдата. В панике стрелял во все стороны, не разбирая своих и чужих.

Она аккуратно промыла рану, затем продолжила растирать мочалкой спину, грудь, руки. В её прикосновениях не было спешки – только забота и внимание.

– Знаешь, – произнесла любимая, выливая на меня последний ковш воды, – мы оба несём слишком много шрамов.

И не только физических.

Мы вышли в предбанник, накинув полотенца. Ярослава села на лавку, я устроился рядом.

– Забавно, правда? – протянула она. – Княжна без земель и маркграф с растущей властью. Политически – идеальный союз. Лично – два осколка разбитого зеркала.

– У тебя есть скрытые таланты, которые компенсируют отсутствие земель и приданного? – спросил я, переводя разговор в более лёгкое русло.

Княжна усмехнулась, толкнув меня плечом.

– О, множество. Владею четырьмя языками, включая мёртвый древнеславянский – мать заставляла учить. Читаю по губам – полезный навык для подслушивания на балах. А ещё… – она замялась, – пишу мемуары о падении рода Засекиных. Тайно, конечно.

– Мемуары? Планируешь опубликовать?

– Когда Шереметьев будет мёртв. Пусть люди узнают правду о перевороте, – в её голосе звучала сталь. – Но иногда думаю – а что потом? Месть свершится, правда восторжествует. И что дальше?

– Жизнь дальше, – ответил я. – Если позволишь себе жить.

Мы помолчали, слушая треск остывающих углей.

– Наш союз изменит баланс сил в регионе, – заметила княжна. – Северные Волки – одна из сильнейших ратных компаний, хоть и небольшая. Твоё влияние растёт с каждым днём. Вместе мы – сила, с которой придётся считаться.

– Если сможем доверять друг другу полностью.

– А сможем? – она взяла мою руку, переплела пальцы. – Ты – человек со множеством тайн. Я – женщина, одержимая местью. Не самая надёжная основа для доверия.

– Но мы делаем друг друга сильнее, – возразил я, сжав её ладонь. – И одновременно уязвимее. Парадокс, но именно это делает союз настоящим.

Ярослава прижалась ко мне теснее.

– Знаешь, впервые за долгое время я думаю о жизни после мести. Раньше видела только одну цель – смерть Шереметьева. А теперь… теперь появляется что-то ещё.

– Что именно? – спросил я, чувствуя, как важен для неё этот момент откровения.

– Не знаю точно. Может, место, где можно остановиться. Может, дело, которое больше личной вендетты. Может… – она помолчала, – человек, ради которого стоит выжить, а не просто отомстить и умереть.

– Хорошо, что у меня тоже появился такой человек, – тихо сказал я и притянул её к себе для поцелуя.

Несколько минут не существовало ничего кроме её обжигающих губ.

– Мои люди заметили, что часть Северных Волков уже несколько недель сидит в Угрюме, – оторвавшись, произнёс я. – И не из-за контракта.

– Ты же сам всё понимаешь… – она помолчала.

Ты здесь из-за меня, а твои люди тебя не бросят.

– Но, да, мы должны вернуться в Тверь. У меня обязательства, контракты.

– И когда планируешь уезжать?

– Скоро. Через несколько дней. Но… – Ярослава отвернулась, – уезжать всё труднее.

Внезапно снаружи раздался стук в дверь бани.

– Воевода! – голос посыльного. – Вас там Борис ищет!

Реальность вернулась, напомнив, что мир не остановится ради наших откровений. Я встал, потянувшись за одеждой.

– Долг зовёт, – усмехнулся я.

– Он всегда зовёт, – ответила Ярослава. – Вопрос в том, научимся ли мы иногда не отвечать.

* * *

Прошло два дня после событий в Николополье. Два дня, посвящённых административным и житейским вопросам.

Утром первого дня Волков сообщил, что отправил официальный отчёт в княжескую канцелярию – сухие строчки о «смерти Степана Дроздова в результате неконтролируемого выброса магической энергии». К обеду пришёл ответ: князь Сабуров «с прискорбием» принял известие о гибели наместника и назначил расследование. Игра в бюрократию продолжалась.

Вчера прибыли представители освобождённых деревень – не старосты, а простые торговцы. Привезли первую партию трофейных Реликтов в обмен на боеприпасы. Деловито, без лишних слов, словно не было никакого террора Дроздова. Так они защищались – делая вид, что ничего не произошло.

Сегодня с утра я занимался проверкой оборонительных сооружений, затем провёл совещание с командирами дружины. После обеда просмотрел отчёты Захара о запасах продовольствия. И только к вечеру освободился для занятия с Егором.

Я встретил его возле своего дома, где мы условились провести вечернее занятие. Парень стоял прямее обычного, и в его движениях чувствовалась новая уверенность – совсем не та зажатость, что я видел ещё неделю назад.

– Наставник, – поздоровался он с улыбкой. – Спасибо, что позвали меня на дебаты. Я до сих пор не могу поверить, что выступал перед членами Совета академии и всеми этими важными людьми!

– Ты отлично справился, – кивнул я, усаживаясь на старую наковальню. – Твоя демонстрация произвела впечатление даже на самых скептически настроенных магистров. Как ощущения после выступления?

Юноша задумался, подбирая слова.

– Странные. С одной стороны, я горжусь – мой отец тоже гордится, хотя и пытается это скрыть. А с другой… – он помялся. – В школе теперь всё изменилось. Приехало много новых учеников со всего Содружества, некоторые из знатных семей. И я вдруг оказался среди «опытных», хотя сам всего пару месяцев назад не мог даже гвоздь поднять в воздух.

– И как к этому относятся другие ученики?

Егор потёр затылок – жест, который я уже привык у него замечать в моменты смущения.

– Многие завидуют. Говорят, что мне повезло – сам маркграф меня обучает. Некоторые теперь постоянно крутятся рядом, предлагают дружбу, зовут вместе тренироваться. Матвей вчера прямо сказал, что половина новичков хочет со мной познакомиться только из-за вас.

Я встал и подошёл к окну, глядя на закатное небо.

– Знаешь старую поговорку, Егор? «У богача друзья до конца золота, у бедняка – до гроба». Сейчас ты в положении того самого богача, только твоё золото – это связь со мной. Многие хотят с тобой дружить, но дружба эта фальшивая, как позолоченная монета.

– Но как отличить настоящих друзей от… залётных приятелей? – в голосе парня слышалась растерянность.

– Настоящий друг останется с тобой, когда тебе нечего будет предложить. Когда ты ошибёшься, провалишься, покажешь слабость. Залётные же исчезнут при первой трудности или как только найдут кого-то поинтереснее. Научись наблюдать, Егор. Кто помогает тебе без просьб? Кто радуется твоим успехам искренне, а не с расчётом? Кто готов спорить с тобой, а не поддакивать каждому слову?

Мальчишка кивнул, переваривая сказанное.

– А ещё важнее другое, – продолжил я. – Не дай гордыне затуманить разум. Ты действительно добился многого за короткий срок, но это только начало пути. Помни – вчера ты не мог поднять гвоздь, сегодня меняешь форму металла, а завтра… завтра зависит от того, сохранишь ли ты голову холодной.

– Я понимаю, наставник. Постараюсь не зазнаваться.

– Хорошо. А теперь к делу. Ты готов к следующему шагу? Три раза ты уже поглощал Эссенцию, укрепляя каналы. Пора делать прорыв на ранг Ученика.

Егор напрягся, но в глазах загорелся азарт.

– Готов. Я помню процедуру – соляные растворы, круг, мёд. Только в этот раз будет сложнее, да?

– Намного. Прорыв на новый ранг – это не простое накопление энергии. Это качественное изменение твоего магического ядра. Пойдём, я подготовил место на заднем дворе дома.

Мы прошли через острог к дому воеводы. На заднем дворе, подальше от любопытных глаз, я заранее подготовил ритуальный круг. Соль широкой полосой, свечи из пчелиного воска, куски угля между ними. В центре – овчина и несколько глиняных плошек.

– Раздевайся до пояса, – велел я, доставая склянки с растворами. – Ты знаешь, что делать.

Пока Егор стягивал рубаху, я выложил растворы в нужном порядке. Парень взял первую склянку – самую слабую, для мышц – и начал методично втирать состав. Я наблюдал, как он создаёт энергетические спирали, направляя тонкие потоки магии из ядра. Для металломанта особенно важно было усилить руки и предплечья.

– Хорошо. Теперь покрепче – для суставов.

Юноша морщился от жжения соли, но продолжал работу. Его движения были уверенными – сказывался опыт трёх предыдущих сеансов.

– Готово, наставник.

– Теперь отвар, – я протянул ему заранее приготовленную смесь с каплей его крови. – Помнишь – залпом.

Егор выпил, поморщившись от горького вкуса, и сел в центр круга.

– На этот раз будет иначе, – предупредил я, доставая более крупный кристалл Эссенции. – Не просто поглощение, а прорыв. Твоё ядро должно расшириться и перестроиться. Я буду контролировать процесс, но основную работу делаешь ты сам.

Я вложил несколько кристаллов в его ладони и положил свои руки поверх, создавая замкнутый контур.

– Начинай. Медленно.

Первая волна энергии вошла плавно – Егор уже умел принимать силу. Но когда поток усилился, началось самое сложное. Его магическое ядро сопротивлялось изменениям, словно упрямый металл, не желающий принимать новую форму.

– Не дави силой, – направлял я. – Представь, что закаляешь клинок. Нужна не грубая сила, а точный контроль температуры.

Парень кивнул, стиснув зубы. По его лицу струился пот, мышцы дрожали от напряжения. Я чувствовал через наше соединение, как его ядро медленно, неохотно начинает расширяться.

– Мёд, – скомандовал я.

Не открывая глаз, Егор потянулся к плошке и сделал несколько глотков. Сладость помогла стабилизировать поток.

Вторая треть энергии входила мучительно. Это был момент истины – либо ядро примет новую структуру, либо отторгнет избыток силы. Егор застонал, его пальцы побелели от напряжения.

– Держись. Ты почти справился.

И тут произошёл прорыв. Я почувствовал, как его магическое ядро словно «щёлкнуло», принимая новую конфигурацию. Оставшаяся энергия хлынула внутрь уже без сопротивления.

Кристаллы рассыпались в прах. Егор обмяк, тяжело дыша, но в его глазах горел триумф.

– Я… я чувствую, – прошептал он удивлённо. – Вся кузница отсюда… весь острог… я чувствую каждый кусок металла в радиусе сотни метров!

– Поздравляю, – улыбнулся я, помогая ему подняться. – Ты теперь Ученик первой ступени. Твоя чувствительность к металлу возросла в разы, контроль станет точнее, а выносливость при работе с магией увеличится.

Мы вышли из круга. Вечерняя прохлада приятно остужала разгорячённую кожу. Егор накинул рубаху и сел на лавку, всё ещё переполненный новыми ощущениями.

– Наставник, можно вопрос? Отец… он теперь гордится мной. После вашего разговора с ним, после дебатов. Вчера даже предложил вместе выковать особый клинок – с магическим усилением, как вы показывали. Но иногда я вижу в его глазах страх. Боится, что я уйду из кузницы навсегда.

– И что ты об этом думаешь?

– Я люблю ремесло. Люблю создавать вещи своими руками. Но также хочу защищать Угрюм, быть полезным в бою. Разве нельзя совместить и то, и другое?

– Можно и нужно, – кивнул я. – Лучший воин – тот, кто понимает своё оружие. А кто поймёт его лучше того, кто способен выковать? Твой путь, Егор – это путь воина и ремесленника. Днём ты будешь создавать, а когда придёт нужда – защищать созданное.

Парень улыбнулся с явным облегчением.

– Спасибо, наставник. За всё. За обучение, за веру в меня, за разговор с отцом.

– Это моя обязанность как учителя. А твоя – не подвести моё доверие. Иди домой, отдохни. Завтра начнём осваивать новые техники и заклинания. И Егор… помни о нашем разговоре про друзей. В ближайшие дни многие захотят проверить твою новую силу. Не дай втянуть себя в глупые споры и показательные поединки.

– Понял, наставник. До завтра!

Я смотрел, как он уходит – усталый, но с гордо расправленными плечами. В нём было то упорство и честность, которые делают из обычных людей настоящих мастеров.

После этого я вернулся в дом и достал из сейфа три средних кристалла Эссенции. Парень хорошо справился с прорывом, но теперь настала моя очередь. Как показала атака на Алтынкалу мой ранг Мастера уже не соответствовал растущим вызовам. Нужно было брать следующую вершину.

Через пять минут я сел во дворе, положив кристаллы перед собой. Процедура была отработана до автоматизма – энергетические спирали, правильное дыхание, постепенное втягивание силы. Первый кристалл вошёл легко, второй потребовал усилий, третий жёг изнутри, расширяя магические каналы.

Когда последняя капля энергии усвоилась, я почувствовал изменение. Резерв вырос до 1387 капель. Граница с рангом Магистра была близка – оставалось пройти испытание – Разрушение внутренних оков, как называли его в моём времени. Нужно выбрать день и подготовиться к испытанию, которое либо возвысит, либо уничтожит.

Внезапно по телу прокатилась волна холода. Не обычного – некротического. Мёртвая энергия била откуда-то с севера, где находилась шахта. Я вскочил и бросился в кабинет, где лежал мой магофон. Тот уже заходился на столе истерическим звоном.

– Воевода! Воевода! – голос Никиты Вершинина сорвался на крик. – На шахте! Мы пробили нижний пласт и…

В трубке раздался грохот, чей-то крик, затем связь оборвалась. Я выбежал из кабинета, на ходу отдавая приказы. Что бы ни скрывалось под Сумеречной сталью, оно только что проснулось. И судя по силе некротического выброса – это было что-то древнее и очень злое.