Текст книги "Перловый суп"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

1.

На озере под Вильнюсом 1953г. Будинас справа (фото из личных архивов)

2.

На фоне школы в Вильнюсе 1961 г. Будинас второй слева (фото из личных архивов)

3.

Студенческий стройотряд 1964г. Будинас в центре (фото из личных архивов)

4.

Портрет 1965 г. (фото из личных архивов)

5.

Поселок Светлый 1967 г. Творческая (агитационная) бригада. Будинас в центре (фото из личных архивов)

6.

Поселок Светлый 1968 г. Легендарное кафе «Комарик» (фото из архивов Е. Фейнберга)

7.

На встрече с Беллой Ахмадулиной 1982 г. (фото из личных архивов)

8.

Записка Е. Будинасу от Андрея Вознесенского

9.

Мельница в Дудутках (фото Е.Фейнберга)

10.

Фрагмент здания музея в Дудутках (фото П.Житнюка)

11.

Фрагмент коллекции старинных автомобилей (фото из личных архивов)

12.

Поздравление с 60-летним юбилеем от Рыгора Барадулина 2004 г.

13.

Портрет на гостевой поляне в Дудутках 2004г. (фото Е.Фейнберга)

14.

Портрет 2005 г. (фото Ю. Иванова)

15.

Работа над романом, 2006 год.

16.

На презентации книги «Давайте, девочки», 2007 год.

Часть 4. Будильник

Анитов Н., Богданов В., Будинайте Е., Будинас Л., Ваганов С.,

Вериго Э., Вознесенский А., Володин М., Воронцова Е., Галькевич А,

Делендик А., Езерская Э., Загорская М., Зильберглейт Г., Калещук Ю.,

Козько В., Лисичкин Г., Лопатина В., Некляев В., Никифоров В.,

Орлов В., Осокин А., Паслаускас Й., Паслаускене Д., Пастернак Б.,

Семеренко А., Сергачев С., Станкевич В., Старикевич А., Стреляный А.,

Тимофеев П., Федута А., Хащеватский Ю., Цитович Б.

Виталия Лопатина (Будинайте)

Думаю, что мне, родной сестре, правильнее всего рассказать истории из детства Жени, потому что о Жене взрослом его друзьям известно лучше, чем мне.

Я ничем вас не удивлю – Женя никогда не был ни мягким, ни спокойным, ни покладистым. Зато с самого рождения он отличался пытливостью, любознательностью, необычностью мышления. Как самый младший в семье (мы с братом старше его на 16 и 19 лет) он, конечно, был избалован вниманием и заботой. Но он определенно был одаренным ребенком, а с одаренными детьми, как известно, приходится нелегко.

Для этой книги я вспомнила несколько незатейливых сюжетов, которые, как мне кажется, вполне характеризуют маленького Женю.

Гость

Вильнюс, Женьке года четыре. Ко мне в гости приехал мой друг Федор. Женька принял его самым лучшим образом, решив, безусловно, что Федя приехал к нему. Он просто вцепился в Федю, ни на секунду от него не отходит, не дает гостю ступить и шагу, ни о каких разговорах Феди со мной не может быть и речи! Я безуспешно взываю:

– Мама! Забери Женьку! Мама! Убери этого шкета!

Ничего не получается. Нам приходится взять Женьку с собой в кино.

Во время сеанса Женька ведет себя ужасно – вертится, шумит, всем мешает. Вдруг во весь голос обращается к Федору:

– Фе! А домой поедем на такси?

К слову сказать, такси в то время было непозволительной роскошью. Федор в неловком положении, но приходится пообещать ребенку такси, потому что иначе его не успокоить,

Через некоторое время снова громко:

– А Фе мне мороженое купит?

И так бесконечно. Мы были вынуждены уйти из зала, не досмотрев фильм. И, конечно же, Федору пришлось выполнить данные обещания – домой мы с чумазым Женькой, смакующим мороженое, поехали на такси.

Тетради

Вильнюс, Женька учится в начальной школе. Мама лежит в больнице, я в доме за хозяйку, а Женька под моим присмотром.

В какой-то момент я замечаю, что прямо на глазах с каждым днем уменьшается стопка чистых тетрадей. Пока просто удивляюсь, не придаю этому особого значения.

Через несколько дней кормлю пса и случайно заглядываю в будку. Боже мой! Она полна начатых тетрадок! Начинаем разбирательства.

Безусловно, тетради в будку подбрасывает Женька. Зачем? Почему?

А вот начинает он тетрадь, выполняет школьное задание. Если оценка, поставленная учителем, ему не нравится, он тут же заводит новую тетрадь. Начинает все с чистого листа. А испорченную тетрадку – в будку! Как говорится, псу под хвост.

Читатель

Женьке лет семь, он всегда на мне виснет, он считает, что я должна все свое время посвящать ему. Только и слышно:

– Ну, поиграй со мной! Ну, поговори со мной! Ну, посиди со мной!

Я только взяла в руки книгу, он тут же:

– Ну, поиграй со мной!

Я злюсь и резко отвечаю:

– Я занята! Мне некогда!

– А что ты делаешь?

– Не видишь – читаю!

– Разве это дело?..

Но притих. Ходит кругами, заглядывает мне через плечо, явно интересуется. Я предлагаю почитать вместе.

Пауза. Соглашается.

Уже совсем скоро так увлекается чтением, что начинает просто поглощать книги одну за другой. Как ни спросишь, где Женька, домашние отвечают: «На липе».

Это значит, что сидит во дворе на своем любимом дереве, читает.

Велосипед

Однажды решаю сделать любимому братику роскошный по тем временам подарок – велосипед! Покупаю и качу его по улице, сама трепещу от предвкушения – вот Женька-то обрадуется. Планирую даже небольшую интригу– что бы не просто так вручить, не банально. Это же такое событие! Женька и не мечтал!

Закатываю велосипед во двор. Навстречу Женька. Я к нему с хитринкой:

– Как ты думаешь, чей это велосипед?

– Мой! – ни секунды не раздумывая, выкрикивает он, вырывает у меня из рук подарок, вскакивает на него и со свистом уносится.

Валерий Богданов

О встречах с Будинасом

Годы, в которые я познакомился и сблизился с Евгением Будинасом, позже были названы «прекрасными шестидесятыми» или годами «оттепели».

После школы мы оба оказались в Рязанском радиотехническом институте (РРТИ), учились на разных факультетах и с разницей в годах. РРТИ в плане цивилизованности был самым «продвинутым» в сравнении с другими институтами. У нас выходила газета «РАДИСТ», был собственный джаз-оркестр (плюс духовой и струнный), студенческий театр эстрадных миниатюр (СТЭМ), самодеятельный «Университет культуры», киностудия, радиоузел и пр.

И вот в эту вполне сложившуюся среду ворвался Будинас (свалился на голову, возник, ошарашил, озадачил, «его только не хватало», «литовцы все такие ненормальные?»). Если нужное подчеркнуть, то это будет букет.

Справедливости ради могу сказать, что у большей части людей, которые впервые контактировали с Будинасом, он вызывал раздражение. Сложилось так, что Евгений (далее Женька, Будильник) абсолютно не раздражал только меня и Гену Авдеева (он же «отец Авдий»). В терминах психологии оценка наших темпераментов примерно такова: Женька был явный «холерик», отец Авдий – ироничный «флегматик», себя же я считал задумчивым «сангвиником». Кличка у меня от однокурсников была легкая – «Пашка», и она приклеилась. Вот такая собралась балалайка в три струны.

Женька был человеком внутренне и внешне раскованным, как сейчас говорят, «без комплексов». Но не всегда вспоминал, где у него кнопка «стоп». Люди, которые знали его поближе, потом начали понимать, что он опережал время. Та свобода, которую он излучал, уменьшала нашу, вбитую воспитанием, зажатость и робость в действиях. Евгений был безусловно талантливым человеком, что он и доказал всей последующей жизнью. Он мог из кубиков своей фантазии сложить любую мозаику, причем практически мгновенно, оставляя за бортом пользующих свою эрудицию или терпеливо ждущих прихода Музы.

Его пристрастием еще со школы было творчество Маяковского во всех его проявлениях. Далее эта любовь включила в себя набравшего силу Андрея Вознесенского, книжки которого только Женька и доставал. Благодаря Евгению не только его друзья, но и знакомые рязанские художники, познакомились с творчеством волшебного литовского художника Чюрлениса.

К глубокой философии Будинас был в те годы равнодушен. Считал, что жизнь – это то, что здесь и сейчас. А в глобальном смысле следовал своему кумиру: «Чтобы жить единым человечьим общежитьем» и дружить с туманностью Андромеды.

Плотность разного рода событий в те годы была радостно велика. Новые необычайные кинофильмы, расцвет литературных журналов, американская выставка в Москве, успехи в космосе, полет Гагарина. Как не радоваться иногородним студентам, что хлеб и горчица в столовой – бесплатно, вино продают до 11 вечера, и еще не надо ездить в Москву за продуктами. Разве только для покупки рубашки из дружественной страны или журналов, книг.

Вернемся к самодеятельному «Университету культуры». У нас были факультеты: литературы (поэзия, проза), живописи, кинематографа и музыки (классика и романс). Вся наша троица копошилась в литературе, Будильник влезал еще и в живопись, а Авдий – в кино.

Расскажу об одном эпизоде из деятельности факультета живописи. Основной формой работы были посещаемые добровольно лекции по отдельным художникам, эпохам, направлениям. Репродукции или слайды проецировались на экран, и ведущий разъяснял, как надо воспринимать, например, обнаженное женское тело Рубенса или «Черный квадрат» Малевича,

Но как-то «заквасилось» более живое мероприятие, ставшее для нас знаковым. В марте 1961 года мы организовали выставку группы рязанских художников, обозначивших себя «Общественной архитектурно-проектной мастерской». Картины вывесили в вестибюле, не помню, какого этажа, главного корпуса РРТИ. По окончании выставки была встреча художников со всеми любопытствующими студентами и преподавателями. Она удалась, была мирной, в основном благодаря художнику Владимиру Иванову, умевшему говорить красиво и солидно.

Но... За время выставки, несмотря на посильное дежурство наших, были изуродованы три картины и разбиты два защитных стекла.

В один из дней работы выставки мы дежурили вместе с Будильником. Будильник, как пулемет «Максим», напористо строчил в публику про пользу абстракционизма для всего человечества, включая «негров преклонных годов» и эскимосов. Немногочисленные и очень скромные в те времена студентки все же были готовы броситься комсомольской грудью на эту огневую точку. Я, устав от однообразных и глупых вопросов, лепил о том, как мало платят художникам, потому и картины у них маленькие. Дать бы им заказы (а они умеют все), то они бы и Шишкина с его медведями переплюнули. Кстати, медведей Шишкин не рисовал. «Как это?». Дальше разговор уплывал в эту сторону, ну и ладушки.

И в это время исчез журнал отзывов, а там – масса интересных мнений. Реакция Будильника была мгновенной: «Здесь был Зимин, это он! Где он? Ушел. Догоним!»

Мы догнали Зимина, когда тот уже вышел из института, остановили, и Будильник, схватив его за грудки, стал требовать журнал. Я блокировал возможный путь на остановку, где всегда народ...

Чекисты умеют успокаивать. Минуты не прошло, как Зимин нам внушил, что журнал читал по долгу службы, но не брал, поскольку общий расклад мнений понял и запомнил, и... «на хрена мне это надо, ребята?»... Даже открыл портфель и «отмылся».

Но каков Будильник! Трясти в те времена офицера КГБ и угрожать ему намеками насчет морды! Вам это слабо и сейчас при суверенной демократии. Однако я запомнил, что, остыв, Будильник называл Зимина по имени и отчеству.

Как-то вдвоем, в спокойной обстановке, я начал ковырять Будильника, откуда он знает Зимина. Оказалось, что Будильника сразу на первом курсе позвали беседовать с Зиминым, куратором РРТИ из КГБ. Будильник с его способностью разговорить любого и «завести», конечно, был замечен капитаном. Но любви по согласию не получилось, а какой-то шантаж изобретать по отношению к Будильнику совсем глупо, что капитан сразу понял. Я же был уверен, что Будильник стукачом быть не может, как «белый человек», и у него другая миссия на планете.

Позже появилась в партийной газете «Приокская правда» разносная статья о нашей выставке, об антисоветской вылазке, и стало ясно, куда пропал журнал отзывов. Вертелась в тот день редакторша из этой газеты.

Сделаем небольшое отступление о нашем быте. Будильник, Авдий и я не жили в общежитии. Мы скитались по съемным квартирам, а Будильник официально пребывал у сестры, с мужем которой не ладил. Мы частенько загоняли себя в «нарушение режима», но причина была не разгульно-босяцкой, а культурной, лирической. Мы как-то естественно познакомились не только с художниками, но и с актерами местных театров.

И как хорошо в ненастье, промокнув от ботинок до макушки, зайти на огонек к вечерним людям, когда актеры уже отработали спектакль, а художника вдруг что-то осенило, и горит окно в его мастерской. Тогда, собрав из последних резервов все наши копейки, брали бутылку дешевого вина и прилично шли в гости. Если на вино не хватало, то покупали пачку чая и сушки. В Рязани была чаеразвесочная фабрика, а с Индией тогда дружили, поэтому чай был всегда дешев и хорош. Кстати, о сушках. Будильник особенно любил, чтобы с витрины сняли связку сушек и, повесив это колье на шею, как настоящий «футурист», шел по улице. Никаких сумок, пакетов при себе не носили, все засовывали по карманам. А куда засунешь полкило сушек? Да и руки свободны. Можно говорить и махать ими.

Приятно вспомнить, что нам были всегда рады. Творческие люди, пребывая в своих «цеховых» склоках, интригах, отвлекались рядом с посторонними, но духовно близкими людьми. Гости согревались, подсыхали, пили чай и не замечали времени. Только Авдий молча показывал Будильнику на часы, но без паники (все равно ничего не изменишь). Когда заходили к Эдику Вериго в общежитие ТЮЗа, то это был совсем кайф. Эдик готов был петь свои песни даже для одного, но чуткого слушателя. На этих посиделках Будильник был неутомим и великолепен, особенно в присутствии молоденьких актрис. Если бы перенести его из той эпохи в телеведущие современности, то он превзошел бы многих.

Кстати о неутомимости. Поучителен один эпизод. Однажды у кого-то в гостях, в общежитии, Будильник стал ко мне задираться. Начали бороться. Будучи «мышечно» сильней и старше на четыре года, я быстро перевел Будильника в горизонталь, и пошел было на перекур. Так нет! Этот наглец не отставал: «Давай продолжим!». Я разозлился и загнал Будильника под кровать. И опять пошел курить. Но опять он мне не дал! Не прошло и десяти раундов, как утомленный и с испорченным настроением я признал поражение, а Будильник радостно скалил молодые, здоровые зубы победителя.

Соль этого спортивного репортажа в том, что Евгений смолоду имел, а позднее укрепил свою психофизиологическую способность доводить, дожимать начатое и интересное ему дело до результата и финиша с ленточкой и шампанским. А я, не очень чтивший максима Горького, вспомнил: «Если враг не сдается– его уничтожают». А если друг?.. Наверное, приглашают в ресторан. А там залезают в перерасход, закладывают часы...

В те годы джинсы были экзотикой, которую могли себе позволить сынки дипломатов, партийных делегатов и моряки дальнего плавания. Но вильнюсские пижоны научились шить сами по лекалам, которые просочились из-за кордона.

Будильник большую часть времени ходил в самодельных джинсах, что его выделяло еще больше.

Однажды его сестра с мужем уехали в отпуск, и Будильник решил использовать этот замечательный случай нестандартно. В магазине мы купили хороший кусок палаточной ткани (она была только зеленого цвета), порошковый черный краситель и взялись за дело. Попытка покрасить заготовленные куски не удалась: цвет был пятнистый, почти как камуфляж, но тогда и слова такого не знали. Но беда была не только в этом. Мало кто сейчас помнит, как ядовито пахли анилиновые красители, вредоносные в жилом помещении. Запашок пополз к соседям, далее «Гав-гав», и позже донос отвыкшим от неприятностей отпускникам.

Я предложил немного потратиться и отдать в красильню. Так и сделали. Время было все же потеряно. Успели до возвращения сестры на ее машинке «Зингер» сшить всего одни джинсы. Но они удались, все в стиле: двойная строчка желтой ниткой на черном полотне и заклепок уйма. Правда, Будильник потом полгода жаловался, что ноги черные. Старые джинсы он подарил мне. Позже я носил их в турпоходах.

Попытка заработать на открытии надомного цеха нам не удалась, но опытный образец был создан. Значит, можно! Сама предпринимательская идея обнадеживала и нишу на рынке имела.

Связь между «самострельными» джинсами в Рязани и через много лет заработавшей усилиями Будинаса ветряной мельницей на процветающем участке в 160 га вообразить вполне естественно.

Недалеко от РРТИ, в пятиэтажке, была одна «нехорошая квартира». Там снимали комнату знакомые Будильнику студенты. Шахов – друг, родом из Вильнюса, и гигант-легкоатлет по кличке Сэм, который был объектом всяческих насмешек. Свое появление в РРТИ он объяснял с простодушием ребенка: «Ну, мне армия светила, а в ЦСКА только футбол, хоккей и бокс в почете. А у меня специальность – 100 метров быстро. Что мне там пушки таскать? Ну, предки и постарались». Он был из Харькова.

Квартира была на первом этаже, что позволяло при некоторых обстоятельствах стучать в окно, а иногда входить и выходить через него. Шахов и Сэм не имели потребности в разговорах об искусстве, и сюда Будильник с кем-либо из надежных товарищей заходил просто расслабиться и согреться. Или чтобы Шахов подтвердил его рассказы о Вильнюсе. Намного позже Будильник притянул в Вильнюс и меня. Стало ясно, что о Родине он не врал.

Замечательный хозяин квартиры Витек всегда был готов на своем мопеде сгонять за нужным напитком, хотя боялся жены, поэтому бутылку передавал через окно, а жене вручал батон или другое прикрытие. Потом он с котом заходил к квартирантам, ему наливали, и коту тоже. В этой квартире пил даже кот, но только портвейн. Болгарское сухое вино кот отвергал.

Но много ли попьешь на студенческие финансы? Мы с Авдием временами жили на 80 копеек в день. А чашка свежего кофе плюс сигареты «Шипка» уже отнимали 20 копеек. Можно было курить вечно сырую «Приму», но это противно.

Будильник (подозревал я) воздух превращал внутри себя в пищу, как мастеровитые йоги. Авдий ехидно возражал, что для погружения Будильника в медитацию нужно, как минимум, привязать его к дереву, а кляп ради экономии сделать носком с его же ноги, чтобы дышал носом, как йог. Согласились, что этот кадр – не йог... Значит, инопланетянин. Благодаря началу космической эры это слово прижилось и в искусстве, и в речевом общении.

В бутылочном вопросе Будильник в передовиках не был. Он возбуждался спонтанно и без градуса. Да и курил мало, и как-то без удовольствия, особенно сигареты. Ее ведь, горящую, не положишь, чтобы говорить и водить рукой. Вот трубку можно даже на пол положить, к тому же Хемингуэй был «трубщик». А портрет Хемингуэя висел в каждой культурной семье. Так и перешел Женька на трубку.

Именно «нехорошая квартира» стала стартовой площадкой для вылета Будильника из института. Отмечу важную деталь для того времени. В институт Будильник приехал бритый наголо и все годы в Рязани стригся «под ноль», а дальше – сколько отрастет. Он говорил, что это практично и дешево, но основной причиной была явно экстравагантность. Скинхедов тогда не было, и быть не могло. Возможно, Женька был единственным в институте лысым студентом, да и волос у него был светлый.

Однажды после заурядных посиделок вышли проветриться и распрощаться. Шли не спеша. Авдий, как самый надежный, нес недопитую бутылку, чтобы у остановки выпить по глотку «на посошок». Даже Сэм молча прошел мимо асфальтового катка, который он как-то на спор немного откатил. Штангу он оставил в Харькове, а тренировки нужны.

На углу у общежития, к которому приближались, висели часы. Какая пружина у Женьки в голове соскочила, но вдруг он схватил бутылку и бросил ее в часы с криком «Время, остановись, ты отвратительно» (цитатой из обожаемого им Вознесенского). И, надо же, попал! Ему бы в войну танки подрывать. Захлопали окна, распахнулась входная дверь общежития. «Разбегаемся!» – Будильник побежал за угол, но поздно. Лысый, да при Луне, это как носитель Олимпийского огня. Его узнали: Да это институтский, который стихи со сцены читает...

Далее было короткое расследование и Женька, не желая отпираться, быстро сделал чистосердечное признание. Но оно его не спасло. На Будинаса имели уже не зуб, а акулью пасть, и моментально отчислили из РРТИ.

А Вознесенский был прав: время действительно наползало отвратительное.

Домой он не ринулся, и от родных скрывал свой вылет. Да и в Рязани ему было комфортно.

Я тоже с четвертого курса покинул институт. В те времена и до 1990-х годов действовал изобретенный при социализме капкан. Чтобы поступить на работу, нужна местная прописка. А прописаться на съемной площади можно, если есть место работы или учебы. Короче, проблемы были. Мы искали работу, находили ее, и как-то даже работали на одном «почтовом ящике», но в разных цехах (а там строго) и встретиться могли только после работы. В эти периоды денег было уже больше, чем стипендия. Позволяли себе посидеть и в ресторане, это Женька любил, ведь вырос в Вильнюсе. Не подумайте про разгул (завтра на работу к 8.00). Просто чашка кофе с коньяком и порция сыра на двоих, т.е. по рублю с клиента, но сидеть можно долго и в тепле.

И вот случился в какую-то весну великий разлив Оки. Вода подступила вплотную к городу. Троллейбусная трасса к реке и мосту была затоплена, как и автовокзал на заречное направление. Вышли мы с Будильником на набережную и увидели, что до самого горизонта – вода. Через Трубеж (малый приток Оки) на низком берегу реки был небольшой массив из деревянных домиков, которые чудом не были затоплены.

Вспыхнула идея, завелись с пол-оборота и решили поплыть к горизонту. На этом теперь островке у каждого была если не моторка, то весельная лодка.

Быстро сбегали в пункт проката и взяли палатку. Купили хлеба, консервов, чаю. Я принес кружки, фонарь и топорик. Далее пришли на этот остров, оставили какому-то удивленному хозяину часы, какой-то документ и аванс. И все! Весла на воду, юнги!

Мы спокойно гребли в неопределенном направлении и вдруг во что-то уткнулись. Посмотрели за борт, а там под водой рельсы. Вспомнили, что на берегу Оки начиналась узкоколейная однопутка. Она была, как и положено, на небольшой насыпи, что приподнимало ее в этом редкостном потопе. Будильник, конечно, тут же разулся, перелез через борт и начал прохаживаться по шпалам.

Фотоаппарат бы тогда! А современную легкую видеокамеру?.. Такое бы там насочиняли! Позже, в фильме «Бриллиантовая рука» Андрей Миронов эффектно шел «по воде аки посуху» (пардон, Андрей, Вы опоздали...)

Развеселившись этим случаем, поплыли дальше и запели:

Пират, забудь о стороне родной,

Когда сигнал «в атаку» донесется,

Поскрипывают снасти над кормой

И в пенных гребнях вспыхивает солнце...

Уже солнце клонилось к горизонту, когда достигли мы тверди земной. Это оказался плоский унылый берег с редкими и жидкими кустами. Никаких пальм с кокосовыми плодами, никаких бананов и ананасов. «Господи, почему нам досталась Россия?».

Но палатку поставили, взяли все необходимое (точнее, очень скудное) для костра, запалили, вскипятили воду, зачерпнув у природы, заварили чай, набросали сахар для калорийности и уселись у костра, потягивая напиток и сигарету.

Женька был непривычно молчалив. Тишь была великая, воздух чистейший, безветренный. Блаженство и Вселенская печаль (в одном флаконе) – такое вот было настроение.

Необычно быстро устав от мыслительной деятельности в непрокуренном пространстве, без стен и потолка и при декорациях из звезд и Луны, мы умиротворенно заснули.

Утром следующего дня мы осознали, что еды взяли легкомысленно мало. Оставалось только плыть обратно. Но пошли другим курсом. Через Луковский лес, что стоял на низком берегу и был затоплен: стволы под водой, а ветви изображали большие кусты. Очень красиво, не хуже чем берег с пальмами. Один был на носу лодки и раздвигал ветви, давая команды гребцу, который вертел головой и веслами, получая одновременно пружинистыми ветками по шее, голове, по носу. Так мы медленно и с удовольствием прошли лес.

«Мореплавание» было нашим последним совместным случаем самодеятельности. Родные навалились на Женьку, а серьезной мотивации для жизни в Рязани у него не было. Кажется, за ним приехал старший брат, и Евгения этапировали на родину.

Однажды Женька нагрянул в Рязань, и не один, – а с другом детства, Валерой Кузьменко. Явились они с большими рюкзаками. Оказалось, Женька придумал показать Валере не только любимый город, но проехать дальше – по узкоколейке, на уникальном поезде с миниатюрным, умилительно пыхтящим паровозиком и маленькими вагончиками через бескрайние леса Мещеры на Владимир, а потом автостопом – на Суздаль, Ростов.

И ребятам все удалось. А могли бы греть пузо под скупым балтийским солнцем в Паланге или Юрмале.

Но у литовца Будинаса единственной любовью на всю жизнь был «великий и могучий» русский язык, неоспоримо пригодный, по его мнению, для поэзии и любой литературы. Хотя он частенько возвышал в бытовом смысле Литву, но старину Руси, ее историю и культуру искренне уважал. В графе «родной язык» писал – русский.

У Будинаса была магическая способность сдернуть человека с привычной жизненной колеи и куда-то заманить.

Позвонил он как-то и сразу: «Ты хочешь увидеть Окуджаву?». Я ответил: «В любое время я могу послушать его с магнитофона». – «Чудак, Окуджава и Григорий Горин приезжают к нам в редакцию газеты «Знамя юности» на эти выходные дни!». Был четверг. И что вы думаете? Я попросил жену сообщить на работу насчет отгула, и в субботу уже был в Минске.

Когда гости появились в редакции, у журналистов случилось легкое замешательство. Евгений и его коллеги не ожидали, что Булат будет без гитары. Вот что значит стереотип. А он спокойно объяснил, что в поездки гитару с собой не берет. Пока гостей угощали коньяком, Евгений сердито шипел в коридоре: «Ну, достаньте гитару, придумайте что-нибудь!» Потом предложили Горину почитать его прекрасные юморески. Не прошло и двадцати минут, как гитара появилась. Окуджава настроил гитару «под себя» и спел несколько песен, которые, по его словам, не разошлись широко по кассетам. Отвечал на вопросы. Все это писалось на магнитофон.

Состояние у меня было необычное. Я сижу в одной небольшой комнате с человеком, который уже вошел в Историю. С естественной скромностью, не придавая этому значения. И никакие властители, никакие политбюро его оттуда не вытолкнут, как это случилось с Есениным, Гумилевым, Мандельштамом, Ахматовой и другими.

На следующий день пошли к Окуджаве в гостиницу попрощаться, Булат вручил Евгению листочки со стихами, о чем-то тихо поговорили, далее он пожал нам руки, и дверь за ним закрылась. Руку я не мыл до возвращения домой.

Будинасу я сказал, что «не жалею о том, что прискакал, но больше, Женька, так не делай – я сознательно изживаю впечатлительность и хочу стать нормальным обывателем».

Он расхохотался.

Как-то получился у меня отпуск в сентябре, и я знал, на что он уйдет. И опять возник Будинас с явным намерением отпуск мне испортить,

Для нас его завлекаловка выглядела примерно так. «На севере Тюменской области (близко к Полярному кругу) строится еще один городок с названием Светлый. Там все по-другому, там строят сначала комфортные дома, а потом поселят нефтяников, там молодежь хорошая, там сухой закон и замечательные руководители. Построили вечернюю школу, нужно ее организовать и запустить, но это моя забота. Ты и Осокин нужны мне для моральной поддержки, и еще для открытия в тайге модернового кафе. Развеетесь немного, ну дней десять, обратную дорогу оплатят», и т. д.

Агитации поддался и Саша Осокин, которому, кроме изложенных выше картинок города светлого будущего, Женька пропел о стадах непуганого зверья в первозданной природе. И этот примерный семьянин (редкая сейчас специальность), пообещав жене бросить к ее ногам шкуру лисицы, медведя, на худой случай волка, шагнул за порог. Меня же заинтересовала возможность увидеть непьющий рабочий класс.

Встретились в аэропорту Свердловска с точностью стыковки пилотируемого корабля с космической станцией. Бу-динас прилетел с группой молоденьких совсем музыкантов. Эти «лабухи» на открытие кафе – пояснил он. Далее полетели на хорошем самолете в Тюмень. Далее – Тюмень – Игрим на АНТ-2 (не меньше двух часов), пересадка на вертолет и еще на север часа четыре.

Вертолет точнехонько встал на бревенчатый настил, размером не более двадцати квадратных метров, а кругом хлябь. Сразу выяснилось преимущество Осокина – он был в сапогах, а остальные думали, что здесь уже асфальт.

Дорога, грязь – все это мелочи. Главное, все шло по плану Евгения. И открытие кафе, и свадьбы в нем, концерты. И все это «под минералку».

Строители Светлого жили в вагончиках с печным отоплением, и нас устроили так же. Некоторым нравилась эта «романтика».

Но вот со школой дела шли туго. Дом под нее построили, из доступных (в смысле дороги) поселений насобирали столов и стульев. А вот парты, как изделие нестандартное, снабженцы не могли достать в радиусе транспортных возможностей. А на вертолетах никто их доставлять не будет. Людей возить «зашивались».

И Евгений просит меня решить этот вопрос, короче, сделать парты самим. На складе из пригодных материалов были только ДСП, брус (сороковка) и тонкая фанера. Утром с эскизами парты Евгений повел меня к руководству. Они посмотрели, задали пару вопросов и дали «добро». Помощник у меня был всего один, но спокойный, сообразительный, не «сачок». Пилили и стучали молотками с утра и до темноты, и в любую погоду, пока не сдали плановое количество парт.

Итак, вместо обещанного в рекламе отдыха в тайге десять дней, получил три недели трудового «экстрима». Правда, заплатили, но, главное, Женьке помог, хотя смысла в этой школе я не видел.

Осокин так и не встретил в окрестностях ни одного серьезного зверя. Какие тут могли быть звери, если слышно, как непривычно ухали буровые, а по просекам ревели машины на гусеничном ходу.

Евгений школу открыл и запустил.

К нему присоединилась его будущая жена Лариса, которая стала директором и преподавала, кажется, физику. Заманили зарплатой и еще учителей. Процесс пошел.

Несмотря на все принятые меры, «зеленый змий» все-таки просочился в Светлый. Как позже выяснилось, этим занимался один бухгалтер, и хорошо подзарабатывал.

Однажды случился конфликт. На Ларису и Евгения напали пьяные «в дым» работяги. К счастью, обошлось без трагедии, они отбились. Но обстановка изменилась: угрозы, косые взгляды. Спали они в обнимку с ружьем. Школьную дверь подпирали.

Через какое-то время, поняв ненормальность такой жизни, вернулись в Минск.

Будем считать, что цели он добился: школа создана, и продолжала работать без него.

Но общий вывод делайте сами, а мне он представляется печальным. Мало построить школу в тайге и учить грамоте тех, кто этого хочет. Но искоренить в рабочей среде ненависть к интеллигенции, взращенную революцией и гражданской войной, нельзя. И создать какой-то отдельный, особенный город будущего – нереально.