Текст книги "Перловый суп"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Эфрон

В моей жизни был такой Володя Эфрон – первый белорусский миллиардер, первый, у кого бизнес получился. В свое время он построил дом в сельхозпоселке, на улице Широкой.

Однажды прибегает ко мне Вовка Лопатин, на тот момент директор «Полифакта», весь дрожит, трясется. Для него жизнь обрела какой-то смысл, потому что он увидел, что такое успех в бизнесе, что такое победа.

Позже и я оказался в гостях в этом доме. Все было действительно первоклассно сделано, абсолютно современно. Огромный кабинет, гостиная, холл... И мебельные гарнитуры шикарные, соответствующие, так сказать...

Но одна деталь подкачала. Везде там были всякие подставочки, удобно расположенные в правильных местах, и на них лежали дорогие трубки. Я удивился, не знал, что Эфрон тоже трубки предпочитает.

– А трубки, – спрашиваю, – ты сам покупал?

– Нет, ты что, – смеется. – Дизайнер, конечно! Тут же все продумано.

Мне кажется, что именно в этот момент я понял, что бизнесом заниматься не буду никогда. Точно так же, как когда-то ранее осознал, что не хочу быть писателем. То есть, книги-то я хочу писать, а вот быть писателем, со всем антуражем, мне дискомфортно, стыдно и неловко.

Меня страшит вот эта победа. Не хочу я жить в доме, где со вкусом подобраны картины, трубки и мебельные гарнитуры.

Вся моя натура, все мое естество против этого протестует.

Что б два раза не ходить

Среди моих друзей нормальных нет, отчего Анатолий Иванович Стреляный говорит о любом из моего окружения:

– Нормальный ненормальный.

С годами, так как все больше близких людей становилось ненормальными, я начал сильно подозревать, что дело даже не в них, а во мне...

Но даже среди всех моих ненормальных друзей Славка как раз тот, о котором можно сказать, что, кроме того, что он ненормальный, он еще и сдвинутый. У него абсолютно сдвинутое мышление.

Например, однажды мы были в Грузии. Шло какое-то серьезное обсуждение на правительственном уровне по энергетическому вопросу... Вдруг Славка встревает и говорит о том, что все делается совсем элементарно. Что теперь уже энергию легко перебрасывают. Все, конечно, изумлены, спрашивают, каким таким образом? А ему все равно, какой уровень переговоров, кто там присутствует, какие чины... Он встает и рассказывает, что передают энергию очень просто: в виде облака, так что гиперболоид инженера Гарина давно устарел. Все глаза вытаращили и не понимают, серьезно он говорит или нет. А он всегда говорит серьезно.

Однажды он показывает мне фотографию в газете и комментирует:

– Понимаешь, в чем дело, он еще только кандидат в члены политбюро, поэтому руки должен держать по швам. Ведь только членам политбюро разрешается, когда они фотографируются, держать руки на яйцах, скрестив их перед собой.

Люди обычно не знают, как на его комментарии реагировать, они смотрят на него и улыбаются, а он никогда не продолжает, потому что думает уже о другом. Ему надо жить в Японии, там если человек пошутил, то он должен сам громко засмеяться. Без этого остальные не засмеются, потому что вдруг человек говорит серьезно!

Но самое удивительное, что можно взять для интереса пятьдесят снимков советского политбюро, и вы всегда увидите одно и то же: члены политбюро действительно стоят, скрестив руки перед собой, а кандидаты – вытянув их по швам. Не каждый это заметит, не каждый выведет из этого закон, и уж совсем не каждый обозначит точными словами такие позы.

А еще он режет «выцинанки». Он единственный человек в мире, который делает эти сложнейшие художества без предварительного эскиза, просто складывает в несколько раз лист бумаги, берет здоровые ножницы и начинает резать.

Известно, что простейшая «выцинанка» это снежинка. Проведите эксперимент: сложите в восемь раз бумажку, сделайте на ней надрезы и разверните. Вы увидите что-то интересное. А потом попробуйте сделать это управляемым, то есть, чтобы из этого получились курочки или петушки. У вас ничего не выйдет, а у него это выходит, причем, это явный сдвиг в сторону гениальности. Глядя, что создает Славка, народ просто с ума сходит. Это какие-то фантастические жар-птицы, петухи, павлины... И все это – чистой воды импровизация.

Я никогда не забуду, как мы однажды ехали в автобусе куда-то в командировку (к слову сказать, Славка ни минуты не сидит спокойно, всегда чем-то занят). И вот он берет ножницы, складывает бумагу и начинает стричь-стричь-стричь. Водитель постоянно оборачивается, аж колотится, потому что видит, как какие-то обрезки летят на пол, это вызывает у него естественную ненависть, вот, мол, хам сел, мусорит. Другие пассажиры разговаривают, веселятся, шутят, а Славка все стрижет и стрижет. Но вдруг разворачивает готовую «выцинанку»... Шофер просто в шоке, останавливает машину. И потом уже ходит за Славкой как приклеенный.

Когда на интервидении у Славки была сорокаминутная передача, он сидел, что-то резал и бормотал. Весь мир в недоумении смотрел на это действо, а потом он разворачивал порезанный листочек и подкладывал какой-нибудь контрастный фон... По окончании передачи уже ни одной «выцинанки» не осталось, все разобрали.

Славка – человек, который работает беспрерывно.

Однажды у меня на даче должна была начаться презентация «Полифакта». Дубинка принес скучный образец пригласительного билета. Я говорю: «Послушай, будет 112 человек. Необходимо, чтобы было что-то живое, неординарное...». Он грустно ушел в дом, и, сидя у меня в кабинете, вырезал 112 абсолютно разных «выцинанок». Мы вклеили их в каждый билет, что, конечно, привело всех гостей в совершенно дикий восторг.

У меня такое впечатление, что он по-настоящему ни одной своей работы не продал, хотя мог бы быть миллионером. Бумага – один из самых устойчивых во времени материалов, и мы знаем о сохранившихся бумажных папирусах...

Однажды я договорился со своими друзьями в Москве, чтобы Славка оформил всемирную выставку. Было решено украсить «выцинанками» стенды, витражи, колонны... Через три месяца он должен был показать эскизы. Но уже через неделю он пришел ко мне обиженный, сказав, что я связал его с непорядочными людьми, которые, к тому же, ничего не понимают в творчестве. Оказалось, что за три дня он сделал всю работу, а на четвертый день показал результат заказчикам. Они настолько растерялись, увидев трехмесячную по масштабу работу через три дня, что были морально не готовы заплатить обещанные деньги.

Потом однажды Славка объявил, что он писатель, и написал-таки первое произведение на белорусском языке. Я взялся его редактировать, для чего мы даже сделали перевод на русский.

Прочитав, я понял, что никакому редактированию творение не поддается, потому что для меня это было нечто несуразное, что никакого отношения к литературе, в рамках моих убеждений, не имело. Но он продолжал писать и писал везде. Будучи, ко всему прочему, еще и заядлым альпинистом, он и в походах во время привалов печатал на машинке. Кстати, писал он так же, как и делал «выцинанки» – без прикидок и эскизов. Для того чтобы все продвигалось быстрее, он брал ролик бумаги от ЭВМ, заправлял его в машинку и печатал, не останавливаясь, разрезая потом рулон на страницы. К моему удивлению, его стали публиковать. Сначала вышла одна книга, потом другая, третья, а потом он стал членом союза писателей.

Я всегда говорю, что человек может быть совсем сдвинутый, но, тем не менее, достигать невероятной популярности. Нужно только помнить, что такое популярность. Когда человек самостоятелен и является самим собой, и умеет это ясно выразить, он неизбежно будет популярен. Как Жириновский – при всей парадоксальности всего, что он произносит, при всем своем видимом шутовстве, шестнадцать миллионов почитателей он всегда имеет. Исключительно из-за того, что это яркий, самостоятельный индивидуум.

Точно так же и Славка. Он все ухитряется сделать не так: в метре он может ошибиться на полметра. Однажды приехал ко мне польский консул и рассказал, что Славке заказали визитные карточки для посла. Так вот в первый раз Славка принес чемодан визиток с ошибками. В посольстве ошибки исправили, и с заверением все переделать Славка ушел. Но и во второй, и в третий раз он приносил их с ошибками! После третьего раза ему порекомендовали изготовить одну карточку, которую бы проверили, чтобы только после этого он напечатал тираж. Он разозлился. А когда я спросил его, почему он не сделает сначала один образец визитки, а не целый чемодан визиток с ошибками, он мне ответил:

– Что б два раза не ходить.

Новинки

На четверых (жена, двое детей) мне выделили квартиру в новом доме на улице Восточной. Дом был престижный, попал я туда по личному распоряжению Машерова, как молодой и номенклатурный (несмотря на беспартийность) собкор белорусского отделения АПН. А так как, пока квартиру оформляли, я из номенклатуры успел выпасть (плюнув в физиономию парторгу, который упражнялся в доносительстве и собирал на меня компромат), то получил уже не квартиру, а только две комнаты в ней. Третью комнату в последний момент, мне в отместку, отписали нашей секретарше с ребенком, чтобы она не ощущала себя матерью-одиночкой.

Дело в том, что когда парторг влетел в кабинет заведующего отделением с воплем: «Он в меня плюнул», тот, как человек ушлый, только руками всплеснул от досады: «Надо было не вытираться. Мы же теперь ничего не докажем!». Вот с этой досады заведующий отделением и добился разрешения подселить мне нашу партийную секретаршу, которая оплеванность своего парторга засвидетельствовала, не глядя, так как в том, что парторг такое заслужил, а я такое мог, она не сомневалась. Партийная убежденность у нас всегда была превыше бытовой достоверности.

Квартира была на седьмом этаже, и одна из комнат огромным во всю стену окном выходила в сторону пригородных Новинок, где, как известно, находится больница для умалишенных.

Выпав из номенклатуры и оставшись без официальной работы, я был счастлив, много писал, сочиняя публицистический роман «Промежуточный человек» о природе власти и поглядывая при этом в окно, где в хорошую погоду за зелеными холмами виднелись крыши Новинок. Что не могло не сказываться на моем состоянии. В ясную погоду мне писалось хорошо, а в пасмурную, когда Новинки не были видны, – не очень. И вовсе не потому, что писал я с натуры. Хотя иногда кажется, что жизнь, которую я пытался публицистически осмыслить, больше всего походила на сумасшедший дом.

Естественно, что однажды судьба забросила меня и в Новинки.

Меня вели по коридору, а какой-то человек в больничном халате и арестантской шапочке увлеченно катил нам навстречу тележку с грязной посудой. Когда приблизились, я узнал своего друга режиссера Бориса Луценко, художественного руководителя Русского драмтеатра, и бестактно у него спросил:

– Ты что тут делаешь?

Заметно смутившись и как бы оправдываясь, он показал мне дверную ручку, вроде тех, что у проводников в поездах дальнего следования. Все двери в психбольнице без ручек, а ручки есть только у медперсонала.

– За то, что я посуду на кухню отвожу, мне вот... ручку дали.

На его шестидесятилетний юбилей в театре я вышел на сцену, рассказал эту историю, достал из кармана ручку от двери и вручил ее юбиляру:

– Чтобы всю дальнейшую жизнь ты не испытывал неудобства при перемещении в замкнутом пространстве.

В зале засмеялись и весело захлопали. Публика собралась немолодая и вполне интеллигентная, отчего постоянная наша потребность в дверной ручке всем была понятна.

В Таджикистане

Приезжаем в Таджикистан, в какую-то дыру – страшное дело! Юг, Средняя Азия, а холодина минус шесть! Снег идет.

Дети по улице босиком бегают, почти голые– нищета ужасная. У них в семьях по пятнадцать-шестнадцать детей, на всех только галош хватает. Но и галоши они надевают только когда далеко идти. А так – маленькие черные ноги по белому снегу...

Есть там гостиница «Фовалинке» (кажется, так звучит) – зачуханая такая гостиница... Даже печки нет. А где дрова взять? Пустыня. Мы оазис видели, но его же не вырубишь.

Так вот в гостиницу даже в пальто зайти страшно. Когда на улице минус шесть, а в помещении никогда не топилось – все промерзшее, и одеяла, и подушки... Виталий Барановский покрывало приподнял... «Елки зеленые... – говорит. – А что, белья у вас почище нету?»

Хозяин гостиницы так обиделся! Потащил нас в подсобку, распахивает дверь, а там -гора белья. «Зачем сказал грязный! Самый чистый выбрал! Сам выбирай любой!». Он, оказывается, действительно добросовестно перерыл эту гору белья, которое ни разу в жизни не стиралось, и выбрал самое чистое. А мы его оскорбили.

Я потом еще узнал, как они от волос ненужных избавляются: пятки смолой намазывают и садятся, ножки сложив, пятки между ног прижав. До-о-олго сидят! А потом резко встают...

Два рекорда

Однажды я прилетел на вертолете в Игрим «выбивать» цемент.

Все «ответственные люди», как всегда, собрались в бане. Зашел я туда, и мне сразу налили стакан спирта (тогда ведь пили исключительно спирт). Хорошо, что заранее предупредили, что даже разговаривать со мной не станут, пока не выпью... Я маханул стакан, и тут мне сразу вопрос, как говорится, «на засыпку»:

– Почему у баб на жопе волосы не растут?

Я лишь на секунду задумался, пошатнулся и сказал:

– Сам над этой проблемой всю жизнь ломаю голову. Они обрадовались моему ответу, постановили, что я свой парень, и, как своему, налили второй стакан. Я и его маханул, и только тогда протянул бумагу, которую мне тут же, не читая, подписали.

Как рассказывал пилот, я вовремя возвратился к вертолету, поднялся по ступенькам, открыл дверь, постоял, покачался и во весь рост упал вперед. Очнулся я, уже раздетый, в постели в своем вагончике. Возле меня сидел мой друг – главный инженер Володя Игольников. Я спросил его, который час. Он ответил:

– Ты спроси лучше, который день.

Трое суток я спал в алкогольном беспамятстве. Это был мой первый рекорд.

Однажды мы прилетели в Москву из Грузии – я, Лера, Ирка Маслова и моя дочь Ленка. В Москве, в ожидании поезда, пробились в ресторан на вокзале. Я заказал две бутылки шампанского – мы же только что из Грузии! Мы привыкли к тому, что ящик шампанского за столом – это разминка. Так вот с этих двух бутылок я был в таком состоянии, что, когда наряд милиции собирался снять меня и всю честную компанию с поезда, только десятилетняя Ленка нашлась, что сказать проводнику: «Поймите, когда мы доедем до Минска, папа уже будет трезвый. Мало вам не покажется». Но это так, отступление.

Именно в Грузии я установил свой второй рекорд.

Мы собрались в мастерской у народного художника Грузии Димы Эристави в десять часов утра. У Эристави в то время была самая шикарная в республике мастерская: это был верхний этаж дома, прямо от которого поднималась канатная дорога на Черепашье озеро, а оттуда – потрясающий вид! Мы решили посмотреть на утренний Тбилиси. В итоге, устроившись в уютном ресторанчике с видом на город, мы посмотрели утренний Тбилиси, дневной Тбилиси, предзакатный Тбилиси, закатный Тбилиси, ночной Тбилиси и снова утренний Тбилиси... Причем с какого-то момента нам уже не меняли посуду – приносили накрытый стол, мы пробовали еду, после этого стол уносили и приносили другой уже накрытый стол.

Среди нас был Чабуа Амирэджиби, которому я попытался сказать, что мне не нравится их азиатчина, их жратва, столы, накрытые в шесть слоев, их дикое количество питья, причем ничего не поешь нормально, все это несуразное... Я посчитал, что один день моего пребывания обходится грузинскому народу в восемь с половиной тысяч советских рублей – две машины можно было за эти деньги купить!

Амирэджиби был известным писателем. Его имя в переводе с грузинского языка означает «первый князь», у него крест царицы Тамары в качестве семейной реликвии. Он шестнадцать лет отсидел в советской тюрьме и был единственным заключенным, который совершил четыре побега.

И с кем он только ни сидел, будучи приговоренным, в общей сложности, к семидесяти восьми годам! В том числе и с одним из будущих канцлеров Австрии.

Во время первого визита этого канцлера в Грузию, что было событием всесоюзного значения, организаторами с австрийской стороны было высказано пожелание, чтобы Амирэджиби присутствовал на приеме в Совмине. Вдруг во время приема канцлер спрашивает:

– А нельзя ли пройти в соседнее крыло на второй этаж?

Удивленные, все поднимаются на второй этаж. Тогда он спрашивает:

– Можно ли зайти в одну из комнат?

Получив разрешение, стоит несколько минут в задумчивости на пороге комнаты. И вдруг говорит по-русски:

– Чабуа, а ведь мы с тобой этот паркет стелили...

За такими историями на Черепашьем озере только я один выпил, как мы посчитали потом, две бутылки посольской водки по семьсот пятьдесят граммов. Это было легко посчитать, потому что все остальные пили вино.

Воры?

Однажды утром, в разгар моей предвыборной борьбы, зазвонил телефон. Я снял трубку, но со мной разговаривать не стали, раздались короткие гудки. Так как мне нужно было срочно отвезти свою фотографию для агитационных плакатов, и я стоял уже одетым, я тут же выскочил из квартиры. Дома оставались Лера, Ирка Маслова и совсем еще маленький Стае.

Пока меня не было, пришли какие-то люди. Увидев Леру с ребенком, шарахнулись:

– А где же Евгений Доминикович?

– Его нет. Но скоро будет. Проходите, подождите.

– Нет, нет. Мы подождем на лестнице, – и вышли на площадку.

Лера с Иркой увели Стаса гулять. В это время я вернулся, и тут же позвонили в дверь...

Я ждал приятеля, поэтому крикнул с кухни:

– Открыто!

Слышу, зашли. Выхожу в коридор... Стоят двое в масках, у одного автомат, у другого пистолет. Я опешил, но эмоции сдержал, спрашиваю спокойным голосом:

– Что это за маскарад?

– Мы теперь так ходим.

– Да? Ну, так проходите...

А они стоят. Тоже опешили, не ожидали такой реакции.

– Ну, давайте, проходите. Чего вы? – и таким приветливым жестом в сторону кухни.

Они, как завороженные, поддались моей доброжелательности, зашли на кухню. А я в этот момент, опять же спокойно, как ни в чем не бывало:

– Ну, я пошел?..

И как рванул... Причем, успел отодвинуть задвижку в замке, хлопнул первой дверью, второй, потом тамбурной, и в лифт! И тут мне вслед автоматная очередь... Пока лифт закрывался, «гости» вышибли двери. Но в лифт со мной не попали – не успели ни ногу сунуть, ни приклад. Побежали вниз по пожарной лестнице. А я, как только лифт открылся, выскочил в подъезд и дико заорал: «Мишка, Володя, давайте сюда! Души гадов!»... Получилось убедительно, потому что «гости» так рванули, что выскочили из подъезда быстрее меня. А я ору и пру за ними. Это было зрелище, конечно, зае...ское! Бегут вооруженные амбалы в чулках на голове, а за ними я – в халате и домашних шлепанцах...

Жаль, у меня ключей от машины не было, они в кармане пиджака остались. А то если бы на «Ниве» да напрямую, я бы, конечно, придавил хоть одного!..

Об обучении

Люди очень странно устроены: когда им говоришь о том, что для того, чтобы хорошо танцевать, нужно долго учиться, многие достаточно быстро соглашаются. О плавании то же самое. Да как тут не согласиться, ведь хорошо плавать без обучения получается только у грудных младенцев. А так как мы этого своего опыта не помним, то и во внимание можем не брать.

И так вот обо всем – надо учиться, чтобы красиво ходить, соблюдать этикет, грамотно говорить, вкусно готовить...

Но когда речь заходит о половом акте, то мы вдруг возмущенно выступаем: это же, мол, чувства, здесь получится и так.

Танец – это тоже чувства. Но для того чтобы их качественно и искренне выражать, нужно не один урок отрабатывать, не одно па доводить до совершенства... Только тогда из твоего танца выйдет то, что ты хочешь.

Почему же мы забываем об этом, когда речь идет о сексе?

Отдых

При советской власти почему-то всегда существовала проблема, как отдыхать. Недаром же в Москве был даже специальный Институт труда и отдыха.

В Тольятти появилось капиталистическое предприятие, первое в советских условиях, которым занимался мой друг Володя Кривошеев. Там был штамповочный цех с чудовищным ритмом работы. Приходилось даже использовать хоккейный прием: так как один человек не был в состоянии беспрерывно работать на штампе (всего их было пять), поэтому сначала два человека работало на всех пяти штампах, потом три человека работало на всех пяти штампах, а в это время первые два человека отдыхали. То есть сначала брали невероятную нагрузку, но зато потом имели возможность расслабиться.

Но проблема была, прежде всего, в том, что отдыхать качественно во время перерыва люди не могли. Потому что они не могли переключиться, продолжали думать о производстве.

Для решения этой проблемы что только не придумывали! Например, организовали тир, в котором рабочие должны были сидеть на велосипеде, крутить педали и стрелять. И чем быстрее крутишь педали, тем медленнее двигается мишень.

Но заставить людей крутить педали оказалось невозможно! В этот короткий перерыв они даже кушать не могли, потому что от усталости не хотели. И воскресения им не хватало для отдыха от работы! Поэтому все сводилось к одному – к водке.

Долго искали разные способы, возводя санатории и дома отдыха. Но это все никак не срабатывало...

А я сказал Кривошееву, что никакой проблемы вообще не вижу! Предложил сделать так: за три минуты до начала обеденного перерыва распахиваются двери и шесть абсолютно голых девиц медленно проходят по цеху. И исчезают. Я уверен: после этого в одну секунду все мужики забудут о работе! Переключение мгновенное!

Кривошеев посчитал эту идею гениальной, и физиологически и психологически правильной.

Надеюсь, движется к воплощению.