Текст книги "Перловый суп"

Автор книги: Евгений Будинас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Некая Маргарита

Наконец-то в городе появилась баня с шикарной обстановкой, в которой все разрешено.

Один из моих приятелей решил в этой бане отметить свой день рождения в чисто мужской компании, о чем рассказал жене.

Жена же его искренне решила сделать мужу ужасно остроумный сюрприз. Она долго мучилась от скромности и воспитанности, но все же помчалась в баню, зная, что там будет толпа голых мужиков. Она вообразила себя некой Маргаритой, которая ради любимого готова голой пойти на бал, возбудилась собственной идеей и представила, какое неизгладимое впечатление она произведет на приятелей мужа, как он сам будет в восторге...

Она подъехала к бане, охранник открыл дверь, и она, не зная, как объяснить свое появление, ему сказала:

– Меня там ждут...

Она попала в точку, это была та самая фраза, которую, как пароль, традиционно произносили при входе все девки. Ведь какая же чисто мужская компания без блядей? И охранник ее пропустил.

И вот она врывается, разгоряченная...

И тут начался мордобой, вопли и битье посуды. Это не было бы так комично, если бы она приехала, чтобы поймать своего мужа на чем-то таком. А ведь она неслась, готовая на все, к голым мужикам... Какую же психологическую травму она получила!

После этого даже в газете было сообщение о том, что баня закрыта вследствие взрыва и пожара, которые там произошли.

Она у меня свой парень

Очень часто приятели уверяли меня, что я могу приходить к ним в гости с девушкой, потому что, мол, у них «жена – свой парень». Я всегда утверждаю, что они не ведают, что творят.

У Стреляного жена – писательница, творческий человек. Он мне всегда говорил, что я могу приезжать к нему с кем угодно, что его жену это не интересует. Я ему пытался объяснить, что если к нему приеду с девкой, то рано или поздно у его жены наступит прозрение: он – мой друг, значит, такой же, как я. Значит, когда он едет ко мне, то тоже едет с девкой. И дальше не играет роли, правда это или неправда. Все равно это будет заподозрено! Он только смеялся и доказывал обратное,

Вдруг он мне позвонил и возбужденно предупредил, что может позвонить его жена. Оказывается, она взяла его записную книжку и начала всех обзванивать, выясняя и расспрашивая... Однажды у женщин наступает некое замыкание, когда вдруг давно знакомая история обретает другой смысл. Но Стреляного этот сюжет ничему не научил.

Как-то всю зиму я писал книгу на шикарной даче у своего друга Лисичкина, Буднями я добросовестно работал, а по субботам съезжались мои друзья, которым я зачитывал уже написанные главы, мы устраивали баню и прочие развлечения. Так прошло три месяца, и все было нормально, у всех дома это называлось «съездить на мальчишник».

Потом у Лисичкина был день рождения. Собралась огромная компания, человек пятьдесят. Вдруг Стреляный, в присущей ему манере нарочитой грубоватости, пошутил, обратившись к жене Лисичкина:

– Надя, я тебе просто поражаюсь! У тебя такая шикарная дача, как же ты можешь отдавать ее Будинасу, чтобы он устраивал там бордели с блядями?

Только начало фразы прозвучало нормально, к ее концу за столом наступила гробовая тишина. Стреляный потом пытался объяснить, что он пошутил, и что всем должно быть понятно, что это просто грубая шутка.

Но в этот момент замыкание уже произошло, и не у одной Нади, а у всех баб, которые сидели за столом. Оно произошло мгновенно, и отмоталась лента на все три зимних месяца назад, и вспомнились все субботы и все мальчишники. Моментально стали складываться картинки. Закончилось это мордобоем.

Борис Афанасьев, музыкант из «Виртуозов Москвы», после моего дня рождения приехал домой на машине поддатый. Остановился во дворе, вышел, поссал (у русских интеллигентов всегда возникает желание перед тем, как зайти домой, все-таки поссать). Домой он явился в благодушном настроении, и сразу получил по морде, потому что ширинку не застегнул. А он и не собирался ее застегивать, потому что он уже пришел домой, уже ночь, зачем ее застегивать, а потом снова расстегивать. А его жена, увидев злополучную ширинку, вдруг заорала:

– Скотина, хоть бы ширинку застегнул!

И дальше – только по нарастающей. Это совершенное свойство женского характера – в один миг переворачивать все.

Я Мишке, своему приятелю, сто раз объяснял все это, а он не понимал. Они устроили день рождения его жены на моей даче. А так как Людка – «свой парень», то еще одному нашему приятелю пришла в голову идея приехать туда со своей новой подружкой, которая с собой взяла еще подружку. Мишка поговорил с Людкой, как со своим парнем, и попросил представить девушек обществу как своих племянниц. Так и сделали.

Улеглись поздно. Часа в три ночи я проснулся от воплей: Людка «чистила» Мишку. До какого-то момента все было нормально, Людка играла, играла. Но потом вдруг у нее все сработало, и она решила, что поняла, почему Паша приехал с двумя «племянницами», а не с одной – вторая наверняка предназначалась Мишке.

Мужики никогда не помнят о том, что нельзя втягивать жену ни в какие интимные истории своих друзей, потому что однажды неизбежно и неотвратимо наступит момент, когда все чужие истории повернутся против тебя самого.

У самого развратного из моих друзей была чудовищно ревнивая жена. Однажды во время какого-то застолья мужики, как всегда, пошли покурить на лестницу, а бабы остались на кухне для обсуждения проблем типа «изменяет или нет». Так вот жена этого моего друга вдруг громогласно при всех заявляет, что если бы она узнала, что муж ей изменил, то она и ребенка порешила бы, и с собой бы покончила. Все в шоке замолчали. Возникли напряжение и чувство неловкости – все знали, как ведет себя ее муж.

После этого Лера мне твердо сказала, что я могу делать все, что хочу, только чтобы при этом я позаботился о том, чтобы никогда, ни разу в жизни она не выглядела бы такой же дурой. Я пообещал и добросовестно выполнял свое обещание, и никто никогда Перу облапошенной не считал. Но однажды она сама себя подставила,

Я поехал на Кипр в составе правительственной делегации. Меня пригласили в качестве оппозиционно-настроенного. Там была программа «все включено», и мы научили киприотов жизни. Они такого не видели, чтобы в баре в пять часов утра собиралась вся группа и продолжала веселиться, как ни в чем не бывало.

Когда я вернулся, было видно, как я устал отдыхать. А Лера, увидев мое такое состояние, вдруг в гостях за столом рассказала, что я опустился до того, что теперь мне все равно, с кем пить, с кем гулять, что я прогудел на Кипре две недели со старухами, потому что она видела список группы, с которой я уезжал. Так она нарушила правило.

Спустя несколько дней Лера заскочила в посольство, где ей передали для меня официальный пакет. Она подумала, что там может быть что-то срочное, и открыла его. Внутри была газета, на первой странице которой были сфотографированы девушки, с которыми я на самом деле ездил, танцующие на столе, а на заднем плане – аплодирующий я.

Я все это к чему веду. Нельзя себе позволять так расслабляться.

Нельзя жен считать «своими парнями». Потому что упомянутая жена моего развратного друга, так и не узнав ничего о его реальных похождениях, тем не менее всю жизнь пилит его одним и тем же:

– Вы все наверняка такие же б.., как и Будинас.

Или-или

Однажды мой приятель и коллега по журналистике Сережа вызвался подвезти меня на поезд на Москву.

По дороге я попросил его остановиться у аптеки, потому что в поезде плохо сплю, и помогает мне только димедрол. Сережа был известным бабником, да еще и развратником, но в то же время от природы стеснительным человеком, поэтому попросил меня купить ему в аптеке несколько пачек презервативов.

Сегодня может показаться странным, как мог взрослый человек, да еще с таким имиджем среди друзей, постесняться купить в аптеке презервативы. Сейчас об этом все говорят и по радио, и по телевидению, и в школе, и дома, и даже передачи показывают о том, как пользоваться презервативом, натягивая его на банан.Но мы жили в другое время, выросли в другой педагогической системе. Во всяком случае, во втором классе я имел огромные неприятности, и даже был вызван на педсовет за то, что учительница обнаружила у меня книжку, в которой было подчеркнуто два слова: проститутка и презерватив. Это свидетельствовало о моих явно развращенных наклонностях, опасных для моего будущего. И они недалеко ушли от истины! В этой книжке более непристойного или взволновавшего меня не было, а интерес ко всему запретному и сексуальному я счастливо сохранил до седых волос.

В наше время, когда мы только перевалили за возраст Христа, был очень популярным анекдот о человеке, который приходит на конкурс дикторов телевидения и с великолепной интонацией зачитывает представленный ему текст. Но, к недоумению комиссии, он все время подмигивает. Естественно, его спросили, что у него за нервный тик такой. Он отвечает:

– У меня действительно нервный тик, но пусть вас это не беспокоит. Мне достаточно принять одну таблетку аспирина, и это сразу проходит.

– Но, может быть, вы так и сделаете? – предложил кто-то из членов комиссии.

– Да-да, конечно...

И достает из одного кармана несколько пачек презервативов, из другого кармана несколько пачек презервативов, из третьего кармана несколько пачек презервативов. В конце концов, его спрашивают:

– Вы что, сексуальный маньяк?

– Нет, – говорит он.

И здесь нужна одна ремарка: аспирин в то время стоил столько же, сколько пачка презервативов, – четыре копейки.

– Понимаете, когда у меня начинается тик, я прихожу в аптеку и, протягивая аптекарше четыре копейки, прошу дать мне пачку аспирина, в это время подмигивая. Она, естественно, дает мне презервативы.

Мы с Сережей подъезжаем к аптеке. Я подхожу к юной аптекарше и, протягивая ей деньги, решительно прошу пачку димедрола и десять пачек презервативов. На что она, удивленно посмотрев на меня, так же решительно отвечает:

– Или-или.

Вот этой ясности чаще всего нам в жизни и не хватает.

Иметь или не иметь

Флагманский корабль научного военного флота СССР «Академик Берг» стоит на рейде где-то у берегов Гаити. Присутствие самого академика – адмирала, да еще и командующего флотом на именном флагманском корабле – событие. По такому исключительному случаю и вопреки всем правилам матросов отпускают в увольнение на берег.

К ночи все благополучно возвращаются. Рано утром личный состав корабля выстраивается на торжественную адмиральскую поверку.

Вдали на пирсе происходит что-то непонятное.

Дежурному помощнику посредством научной аппаратуры удается рассмотреть на пирсе темнокожую аборигенку. Одной рукой она поддерживает голую грудь, подавая ее вперед, как младенцу, а другой протягивает в сторону корабля металлический советский рубль и истошно кричит:

– Иваноу!.. Иваноу!..

Помощник докладывает ситуацию капитану и адмиралу на мостике. Что случилось – догадаться не трудно. Скорее всего, темнокожая мадам провела вечер с кем-то из матросов, за что и получила в награду рубль. Ей понравилось и теперь она вызывает русского умельца на бис.

Это было происшествием очевидно аморальным, позорящим честь советского научного морского флота и в какой-то степени репутацию его командующего, при сем присутствовавшего...

– Равня-я-йсь! Смирна-а-а!

Строй матросов в белоснежной парадной форме – как туго натянутая струна.

Тихий океан. Экватор. Лазурь за бортом, бескрайнее синее небо, ослепительно выдраенная палуба корабля. Полный штиль,

– Матрос Иванов, выйти из строя!

Два чеканных шага вперед.

– Матрос Иванов, что вы можете сказать боевым товарищам в свое оправдание? Не по уставу задумчиво, медленно и с расстановкой матрос Иванов произносит:

– Никто из нас. Никогда. Не е... . И не будет е... . Папуаску.

И замер, потупив взор...

Пауза. Вскинув голову, как всходят на плаху, уже подытожив прожитый век, матрос Иванов добавляет:

–А я... е...

Застыли матросы на палубе, молчит капитан. Безмолвствует океан. Чайки затихли в полете. Грустно опустил голову основатель электроники, академик и адмирал, командующий военно-научным флотом Аксель Иванович Берг на капитанском мостике одноименного флагманского корабля... Ведь и действительно... Никто. Никогда...

Звенящая пронзительная тишина...

– Вольна-а-а! Разойдись!

Профессор

У нас был давний конфликт с одним моим другом, профессором экономики.

Дело в том, что когда ему нравилась красивая девушка, он с ней знакомился и сразу же обещал сделать ей диссертацию, для чего она должна была ходить с ним в библиотеку. Он усаживал девицу рядом с собой, и через три года она действительно становилась кандидатом наук. Естественно, она отдавалась ему в процессе подготовки к защите, потому что у них происходило сближение на почве общих интересов...

Но я ему говорил:

– Что же ты делаешь? Ты уродуешь людей! Ты берешь красивую девку и засоряешь ей мозги всей своей экономикой.

– Дурак! Я же делаю из нее кандидата наук! Она счастлива, что находит себя.

– Зачем это делать с красивыми? Бери для этого уродин. У красивой девки была бы нормальная жизнь, а ты...

И рассудила нас только судьба.

Профессор приехал в Ригу на международный экономический симпозиум и познакомился с потрясающей женщиной. Они пошли купаться, потом в номер. Как всегда, белорусы возили с собой «Беловежскую» и твердую колбасу... Через какое-то время мой герой поклялся красавице, что сделает ей диссертацию. Убедил ее, что самый простой способ стать ученым – это отдаться ему, а дальше дело за малым.

Утром они разбежались. Он, удовлетворенный проведенной ночью, отправился на заседание. И в момент оглашения состава президиума вдруг объявили:

– В президиум приглашается член-корреспондент академии наук СССР, доктор экономических наук, профессор Наталья...

На тот момент она была единственной женщиной-академиком в СССР. Это она и провела ночь в номере моего друга.

Можно себе представить восторг бабы-академика, которая отдалась не просто так, а за кандидатскую диссертацию.

Мой друг тихонько поднялся и слинял.

Спустя несколько лет в литературной газете я прочитал интервью с этой Натальей.

– Как вы считаете, – спрашивал журналист, – Вы, великий ученый. Наука – не дамское ведь дело?

Ее ответ был понятен и мне, и моему другу. Она сказала так:

– Что бы ни происходило в моей жизни, я всегда, в первую очередь, оставалась женщиной. А наука – это уже потом...

Рыгор Барадулин

Рыгор Барадулин обладает удивительным талантом быстро и с искрометным юмором реагировать на все происходящее.

Однажды он шел со своей внучкой мимо киоска, где продавали пиво на разлив. Она радостно говорит:

– Смотри! Твои друзья-писатели пиво с раками пьют!

А он ей в ответ:

– Это у них не сраки, это у них морды такие!

Симон

В Москве было раньше два самых знаменитых ресторана: в Центральном доме литератора и в Доме журналиста. Это были закрытые заведения. В них пускали только членов Союза писателей, а член Союза мог провести с собой только одного гостя, и это правило строжайше соблюдалось.

Ресторан «Прага» тоже был знаменит, но он был просто дорогим и пафосным, а в целом общедоступным. А в ЦДЛ и Домжуре – рестораны с историей, со всеми прибамбасами из жизни великих. Здесь Евтушенко читал, а здесь тот-то...

Когда в свое время мне предложили работать заведующим отделом публицистики в журнале «Дружба народов», я отказался, потому что я в ресторане работать не могу!

Рабочий день у творческих людей начинался поздно, часов в десять. К этому времени успевали приехать со всех уголков страны. И сразу все шли в ресторан.

В одном из этих ресторанов я познакомился с Чабуа Амэраджиби. Так совпало, что одновременно мы получили деньги: он за свой роман, а я – первую премию за очерк. И мы решили устроить банкет совместно. Потом на этом банкете собралось столько народу, что под конец ко мне подсел какой-то мужик и спросил:

– Не знаешь, чего пьем? Что празднуем?..

После этого еще пошли на площадь Восстания. Там в «высотке» было кафе-мороженое с пластмассовыми столиками, в котором продавали вино в стаканах. Туда все ходили «завершать» после ресторана.

В этот день я «зазавершался». Помню, как попрощался со всеми, сел в такси и приехал к своим друзьям, у которых остановился. Тихонько разделся и лег спать на большом диване, где мне было постелено.

Утром я проснулся позже обычного. Мы с Симоном, хозяином, завтракали, и я ему рассказывал, как проходил банкет.

Рассказываю и понимаю, что Симон как-то слишком эмоционально реагирует на мое повествование. Так реагируют только люди, которые очень хорошо знают обстоятельства. Я высказал ему свое удивление. А он говорит:

– Чего же ты удивляешься? Ты мне все это уже вчера рассказал!

При этом я четко ощущал какую-то натянутость между нами.

– А ты что, ничего не помнишь?

– Прекрасно помню! Пришел, разулся у дверей, тихонько разделся и пошел спать.

– Нет! Все было не так! Ты ворвался в квартиру, разбудил нас воплями, что тебе стыдно за то, что ты своих лучших друзей не позвал на банкет. Стал совать нам оставшиеся от премии деньги, после этого раздавил телефон, разбил унитаз. Мы тебя силой уложили, «запеленали», и только тогда ты заснул.

Может, в моей жизни еще бывали такие провалы? Просто я не знал об их существовании.

С Симоном связана еще одна история. Мы с Лерой собирались плыть по Волге из Москвы. Круиз обещал быть замечательным! Это было время, когда в гостиницах запрещалось селиться не супругам, но совершенно спокойно можно было оказаться вдвоем в СВ с незнакомой женщиной. А на теплоходе можно было пятнадцать дней пробыть в совместной каюте с лицом противоположного пола без штампа в паспорте! Когда мы вернулись из круиза, я рассказал об этом парадоксе Вознесенскому, и он, приехав из Берлина к Лере на день рождения, подарил ей стихи. Там было:

 
Пароход прогулочный выходит на свидание
С голою водой...
 

Перед тем как отплыть, мы договорились с Симоном, что он будет ждать нас в баре интуристовской гостиницы «Национал», чтобы попрощаться. Мы заранее отнесли вещи на теплоход, а в оставшееся до встречи время заехали в хозяйственный магазин и купили все, что может понадобиться в путешествии, в том числе маленький походный топорик, о котором я давно мечтал. Его нам завернули в газету.

Когда мы поднялись на четвертый этаж, в бар, Симон был уже в дымину пьяный. Мы с ним еще добавили, расцеловались и убежали на теплоход. А Симон остался, посидел некоторое время и, когда собрался уходить, ему протянули забытый сверток. Он развернул, а там – топор.

Симон не удивился – мы рассказали ему предысторию. Но когда он выходил из лифта, то шесть крутых парней бросились к нему навстречу... В интуристе, в советские времена, пьяный мужик с топором!

Симона скрутили и отвезли на Лубянку. Следователем оказалась женщина. Она задала вопросы и потребовала писать объяснительную. Симон написал, она прочитала– про какого-то друга Женю, Женину подругу Леру, фамилии которых он, конечно, не знает, которые друзья его подруги, что они поплыли по Волге, что у них не было топора и они его купили, потом встретились с ним и так далее... Следователь посмотрела на Симона с состраданием, разорвала бумагу и сказала:

– Пиши просто, что ничего не знаешь ни про какой топор! Иначе тебя не выпустят отсюда, пока будут искать этих Женю с Лерой по всей стране!

Как в Питере

До открытия выставки истории гофрокартона на Фрунзенской набережной в Москве оставалось два дня. Одним из важных гостей выставки должен был быть Алексей Николаевич Косыгин, Председатель Совета Министров.

Но вдруг, в середине зимы, неожиданно потеплело, и произошло самое страшное, чего мы даже не могли предвидеть. Снег начал таять, и наше детище, наше здание-экспонат из гофрокартона начало катастрофически набухать, что означало, что оно непременно рухнет, как уже было в колхозе у Бядули.

Мы кинулись счищать снег, паника сковывала движения. Пусть бы нам только удалось встретить правительство, а после этого с экспонатом могло происходить все, что угодно!

В нашей минской бригаде был электрик Яша. Мы мечемся, суетимся, пытаемся что-то предпринять... А Яша вдруг произносит в грустной задумчивости:

– Интересно, хоть дорогу назад оплатят? Или будет, как в Питере?

Тут все остановились и повернулись в его сторону с вопросом:

– А что в Питере?

А в Питере, оказывается, было вот что. Яша приехал туда по приглашению друга, который работал директором магазина «Кавказские вина». Однажды утром этот друг позвонил Яше и взволнованным голосом спросил:

– Хочешь заработать большие бабки?

Заработать большие бабки Яша всегда хотел, поэтому он тут же, не вникая в суть вопроса, откликнулся на предложение.

Оказалось, что в этот момент магазин был на ремонте, и на послезавтра было назначено его открытие, к которому было готово все, кроме основной витрины. Ее оформление заказывали в Тбилиси, но произошла техническая накладка, и ничего из декораций не привезли.

Почесав затылок, Яша нашел великолепное эстетическое решение: неподалеку в сквере он сломал большую ветку, купил в аптеке презервативы и зеленку, выкрасил презервативы в зеленый цвет, слегка надул их, перевязал, и прикрепил к ветке, изобразив таким образом виноградные гроздья. А внизу живописно уложил бутылки из-под шампанского.

Директор был в восторге! Сказал, что те пять штук, которые были отведены на оформление витрины, Яша заработал по праву.

На следующее утро, в прекрасный солнечный день Яша в великолепном настроении, довольный тем, что все складывается так хорошо, что он смог выручить друга и при этом улучшить свое финансовое состояние, неспешно направился к магазину. Еще издалека он увидел толпу, которая стояла не перед входом в магазин, в ожидании открытия, а перед витриной. Подойдя ближе, он понял, что не рассчитал: горячее солнце, да еще сквозь стекло, нагрело его виноградные гроздья, резина подплавилась и презервативы сдулись... Толпа же созерцала такую картину: палка, на ней висят зеленые гондоны, валяются бутылки и все это под вывеской «Кавказские вина».

Гонорара, конечно, Яша лишился. Именно поэтому, вспомнив свой печальный опыт, он и спрашивал про оплату обратной дороги.

Это происходило в те времена, когда презервативы были только белого цвета, припудренные тальком. И никаких других никто из советских людей никогда не видел. Поэтому зеленые презервативы ударили по их неподготовленному сознанию.

Да, кстати, наш гофрокартонный дом рухнул через десять минут после отъезда правительственной делегации.