Текст книги "Исход (СИ)"

Автор книги: Евгений Капба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Это такая же правда, как то, что истинный император, которого избрали на Магна Электориа – Антуан дю Массакр, а не Карл Вильгельм фон Краузе! – провозгласил Аркан. – Эй, там! Маэстру! Возьмите этих людей, заберите у них оружие и доспехи и окажите помощь… Ёррин! Мне нужны помпы и трубы со всех кораблей – будем тушить замок!

– Выда-перда-ющаяся стратегия! – заворчал кхазад. – Сначала – жги, потом – туши… Судя по всему – потом опять будем жечь?

– Всенепременно! Но сначала – займемся восстановлением сожженного! Сигнальщик – командуйте флоту: всем причаливать к берегу… Мы не разместим здесь двадцать тысяч человек, о, нет… Но женщины и дети смогут передохнуть. Вы! – Аркан ткнул пальцем в седоусого оптимата. – Как вас зовут?

– Франц фон Маггиль, ваше высочество, – расправил плечи старый воин.

– Дворянин? Рыцарь? – Рем прищурился, увидев золотую цепь на его шее. – Что ж, фон Маггиль, если вы проведете для меня экскурсию по острову – вашим людям выдадут по комплекту новой одежды и дадут кроме сухарей и пресной воды в дорогу еще вина и сушеного мяса. Если нет – после того, как вашим людям обработают раны и выдадут пищу и питьевую воду, можете начинать вязать плоты. Через три дня у вас появится возможность убраться отсюда к чертовой матери. Мне плевать, что вы расскажете что-то нашим врагам… Более того – я буду рад, если вы сделаете это!

Оптиматы переглянулись между собой и фон Маггиль кивнул:

– Ваше высочество, мы сами сдались на вашу милость, и вы проявили к нам великодушие. Думаю, вы и без меня провели бы тут рекогносцировку, так что с моей стороны не будет уроном для чести показать вам остров. Позвольте мне только смочить горло, и я – к вашим услугам.

– Патрик… – повернулся к верному соратнику Рем.

– Ваше высочество, кошелька у меня с собой нет! – радостно откликнулся южанин, который уже накладывал шину на руку одного из графских дружинников.

– Зато есть фляжка с териаком. Дай-ка ее сюда! – щелкнул пальцами Аркан.

– Орра, это наказание Господне! – закатил глаза Доэрти. – Почему всегда я?

Но фляжку отдал. Рем с удовольствием наблюдал, как по мере употребления алхимического напитка менялось выражение лица фон Маггиля.

– О, пресвятой Феникс! – проговорил старый рыцарь, закончив хлебать из горлышка. – Я как будто заново родился! Будь у нас такое снадобье…

– … ничего бы не изменилось, – Буревестник забрал сосуд с териаком и отдал его Патрику. – Благодарю тебя, друг мой… Скажи, а какую форму благодарности ты бы предпочел, будь у тебя выбор?

– Хороший кавалерийский рейд, монсеньор! – бодро отрапортовал южанин. – А потом – виски, морское побережье, красивые женщины…

Буревестник усмехнулся, и поманил пальцем Патрика к себе. Наклонившись к самому его уху он прогворил что-то едва слышно, потом хлопнул Доэрти по плечу, глядя на его ошарашенные глаза и повернулся к Францу фон Маггилю:

– Пройдемте, маэстру, рекогносцировка не ждет. Для начала вы покажете мне место, где можно будет разместить ваших людей после того, как мы потушим пожар. Три дня – и вы свободны, вы слышали мои слова…

– Орра, монсеньор, а я… – Патрик не мог найти себе место.

– А ты – делай что должно! Можешь привлечь еще и Черных Птиц, у вас отлично получается работать вместе… Ёррин, ты – со мной. Тебе и твоим родичам предстоит восстанавливать замок и выбирать позиции для орудий.

Оптиматы впитывали разговор между Арканом и его ближним кругом так внимательно, что было видно, как шевелятся их уши. Буревестник очень надеялся, что информация о сумасшедших ортодоксах, которые почему-то решили задержаться на острове, достигнет нужных ушей… В нужный момент времени. Он был почти уверен – солдаты гарнизона двинутся вверх по Сафату, на поиски своего графа и его эскадры. Кавалеристы Патрика и Черные Птицы проследят за ними, если все будет именно так, как предполагается. А если нет – в верховьях Сафата, на тракте, который ведет от Смарагды, у людей Аркана найдутся дела поважнее…

Следом за фон Маггелем, в сопровождении дюжины зверобоев Буревестник шагал по утоптанной дороге, которая вела вокруг замка. Гномы тащили трубы и помпы, корабли, подчиняясь приказаниям своего герцога, один за другим швартовались у причалов или высаживали людей с лодок, деловитые ортодоксы занимали постройки вне стен горящего замка, оценивая возможность их использования для размещения женщин и детей…

Оптиматский рыцарь вдруг остановился, глядя на то, что делают люди Аркана, и проговорил:

– Мне жаль, что мы враги, ваше высочество. Я бы тоже постарался вытащить своих даже из пасти дьявола. И убил бы всех чертей в аду, если бы они пытались мне помешать. Скажите людям – пусть не берут зерно из амбаров у каменного пирса, оно заражено спорыньей… Граф приказал повесить за ребра торговцев, которые продали нам негодный продукт, но избавиться от порченых запасов мы не успели. У вас ведь детишки, вон – на лодках… Еще отравятся!

* * *

том близится к концу, скоро – промежуточный финал. это не конец цикла, точно. еще одна книга однозначно будет, а может быть и три. но когда – вот этого я вам точно не скажу.

XXII ЖРЕБИЙ БРОШЕН

Зверобои привыкли подчиняться своему Командору. Его причуды и странные идеи были хорошо известны опытным воинам, прошедшим с молодым Арканом огонь гражданской войны в Аскероне и воду Последнего моря. Обычно вся эта «аркановская придурь» оборачивалась к вящей выгоде и – к успехам на поле боя. Но кесарийские ортодоксы, люди Диоклетиана Гонзака – Гонория Фрагонара, кхазады с Ремесленной стороны – для них распоряжения, которые выдавал Аскеронский герцог казались дикими. Они были вынуждены подчиняться, поскольку понимали: только аркановская воля и его видение вывели их из пылающей Кесарии, и весь путь по Рубону Великому им сопутствовала удача именно из-за неукоснительного следования плану Буревестника.

Однако, Исайя Арханий и другие баннереты-старшины хмурились и ворчали: зачем строить огромный лагерь, таскать землю, вырубать целые рощи для частокола, разбивать палатки? Почему Аркан не прикажет двигаться дальше, вниз по реке, к Первой Гавани? Там ведь священный край, колыбель Империи, где правят благоверные князья – Фрагонары, Бергандали, Корнелии! Они дадут приют единоверцам, защитят от мести оптиматов… Однако – под властным взглядом аркановских черных глаз – склоняли головы, разбирали желтые листы бумаги с начерченными на них планами земляных укреплений – и, отправляясь на левый берег Сафата, уже кумекали, как приступить к выполнению поставленной задачи.

Кхазады в это время занимались наведением порядка в Шаранте. Но за каким чертом этот безумец Аркан приказал притащить сюда столько тюков с соломой, и почему распорядился ограничиться только перекрытиями верхних этажей башен, вместо того, чтобы подготовить замок к обороне как полагается – этого они понять не могли. Гудели, бурчали, ругались по-гномски – но слушались. В конце концов – они сделали свой выбор.

Зверобои же с речниками Долабеллы, распевая свое «давай-давай» на все лады, портили корабли. Настилы из досок, сколоченные меж собой скобами бревенчатые щиты, бочки для лучшей остойчивости и плавучести, прочные цепи с якорями – с помощью всего этого пузатые каракки, плоскодонные барки, вообще – все крупные суда без гребной тяги теперь превращались в некое подобие огромных неуклюжих то ли понтонов, то ли – паромов, которые скопились у побережья острова Шарант и ждали своего часа.

Рем Тиберий Аркан Буревестник с красными от недосыпа глазами и несколько растерянным выражением лица, стоял на вершине донжона и вглядывался в горизонт. Его давно не чесанные волосы развевались на ветру, герцог кутался в знаменитый плащ. Время от времени он раскладывал подзорную трубу, чтобы ознакомиться с ходом земляных работ на левом берегу Сафата.

– Ленятся наши кесарийцы, – проговорил он. – Или не понимают, чем занимаются… Шарль, нужно направить к ним Сухаря с ребятами. Пусть возьмет полусотню тарвальцев, и еще сотню – из молодого осеннего набора, которые уже успели помахать топором и лопатой. Пусть объяснят горожанам, что мы строим не палисадник, а фортецию! Мне нужны редуты, ров и вал в человеческий рост глубиной, мы будем останавливать там оптиматское рыцарство и ландскнехтов дю Ритера, а не бродячих собак и алкоголиков из городских подворотен! Я доберусь до них к вечеру, и если первая линия в соответствии не будет готова в соответствии с планом, что ж… Я возьму лопату и буду копать рядом с ними, так и передай.

Шарль ухмыльнулся: если Аркан возьмет лопату, то привыкшие к мирной и относительно благополучной жизни кесарийские ортодоксы взвоют… Никто не сможет перестать работать, если герцог вкалывает! А как Буревестник умел вкалывать – это Шарлю было хорошо известно. За бумагами в кабинете, на гребном руме, у походного котла, с лопатой, мечом или писчими принадлежностями – герцог порой превращался в настоящего трудоголика. И превращал в таковых окружающих, собственным примером заставляя работать до изнеможения, выжимая до последней капли. «Кризисный менеджер» – так, кажется, говорил про него второй сумасшедший Аркан, которого прозвали Змием. Это было какое-то страшное ругательство из словаря прежних, Шарль не очень разбирался во всей этой теологии и схоластике.

– Разрешите выполнять? – на всякий случай уточнил он. – Я могу идти, или будут еще указания?

Оставлять здесь, на вершине башни монсеньора в одиночестве Шарлю не хотелось. Да, на лестнице дежурил эскорт, но…

– Иди Шарль, иди! А я еще посмотрю тут, на птичек… – не очень понятно пробормотал Буревестник.

Когда сержант спускался по лестнице, сколоченной кхаздами из толстых свежих досок, он услышал хлопанье мощных крыльев и странный звук, похожий на… Нет, откуда тут взяться пеликанам? Пеликаны живут на берегу моря, что им делать так далеко на Востоке? Наверное, показалось…

Герцог же, завидев большую птицу, которая спланировала на площадку на вершине башни, убедился, что Шарль скрылся из виду, и искренне улыбнулся, помахав рукой пеликану:

– Маэстру Псарас, очень рад вас видеть. Как ваша супруга поживает? Передавайте ей от меня поклон, и вот вам еще пара сребреников – на гостинцы детям. Есть у вас для меня что-нибудь? Ах, целых два послания? – он развязал тесемки и снял с шеи пеликана мешочек с двумя плотно запечатанными тубусами с записками. – Ваша служба поистине бесценна. Если бы были на свете птичьи ордена и медали – я бы наградил вас, вне всякого сомнения!

Птиц возмущенно заклекотал, и Аркан удивленно почесал подбородок:

– Нет, ну если вы настаиваете – я могу учредить подобную награду… К тому же, в конце концов – вы явно проходите по почтовому ведомству, а почтальонов, гонцов и герольдов у нас чем-то совершенно точно награждают! Прибудем в Аскерон – я проясню этот момент. А пока… Вот рыбешка – угощайтесь, а я ознакомлюсь с содержимым посланий.

Он дрожащими то ли от волнения, то ли – от промозглого ветра руками развернул крохотные свитки с письмами и прочел их быстро – одно за другим. И чем сильнее герцог Аскеронский вчитывался в рукописные тексты – тем более светлело его лицо.

* * *

– … десять охренительных аркбаллист мы имеем на данный момент, – закончил доклад Ёррин и дернул себя за бороду. – Но я все-таки не пойму, почему мы не взялись за строительство капитально! Замок-то стоящий, даром что оптиматы сделали: каменные блоки один к одному подогнаны, кинжал некуда воткнуть! Мы бы с ребятами месяца за три довели его до ума, тут можно было бы сидеть в осаде год – при наличии припасов и толкового гарнизона! Да что там – мы и сами удержали бы его, нашими пятью сотнями!

– Не надо год, Ёррин, – покачал головой Буревестник. – Мне нужны двое суток. Следующие два дня и две ночи будут для нас решающими. На тебя и кесарийских кхазадов ляжет страшная ответственность: Шарант должен устоять. Здесь, на острове – женщины и дети, это самое надежное место, дальше мы отступать не можем. Нам нужно продержаться два дня.

– Два дня – и что? – вперился тяжелым взглядом в Аркана гном. – Я же вижу – ты не говоришь всего никому! Сначала отправил куда-то Патрика и Эадора, потом – этот лагерь на левом берегу Сафата! Разор со Скавром усвистали на галерах в неизвестном направлении… Смотри, монсеньерище, чтобы твоя бедная башка выдержала такой объем хитрых планов! Сложные планы часто имеют свойство идти прямиком в задницу… Красота – в простоте!

– А мне не до красоты, легендарный ты мой вождь, – Буревестник обошел по кругу две новые аркбаллисты, которые установили на специально оборудованных площадках, на куртине, обращенной как раз на левый берег Сафата, туда, где кесарийские ортодоксы возводили укрепления. – Красота – это когда мы аки пардусы обнажив мечи скакали навстречу рыцарям Запада в битве на Каменистой Равнине. Обнаженные мечи, заупокойные песнопения во все горло и волосы назад. Нас бы сначала продырявили, а потом – накрошили в капусту, таких храбрых ортодоксов и умелых воинов, потому что кожаный доспех – пусть даже и аскеронский, правильный – и полуторный меч, это… Это как камнемет Шаранта против гномской аркбаллисты. Против нас были закованные в сталь рыцари, с трехметровыми пиками! Если бы не Эадор со своими пташками – нас бы перебили, пехота не успела бы соорудить вагенбург, и погибла бы тоже. Мы не пришли бы на помощь Дециму, а дю Массакр получил бы поткрепление в несколько сотен рыцарей. И Арканы бы проиграли… И сейчас горел бы Аскерон – потому что там резали бы ортодоксов оптиматские толпы во главе с Белыми Братьями.

– Восторгабельно, – сказал Ёррин и щелкнул пальцем по стальному плечу огромного арбалета, который отозвался гулким металлическим звоном. – К чему этот экскурс в историю гражданской войны? Какие невротногические выводы я должен сообразить по этому поводу?

Ветер над реками разошелся: он завывал, носил по стене строительный мусор, швырял в лица гному и герцогу целые пригоршни противной водяной взвеси. Сверкер предпочел бы убраться под крышу, но деваться было некуда – он сам затеял этот разговор, поэтому пришлось утереться и слушать.

– Очень простые выводы, – резко запахнул плащ на груди Аркан. – Это будут дурацкие, некрасивые, кровавые и очень тяжелые два дня. Мы будем делать странные вещи, и сражаться, и работать без сна и отдыха. Но если мы сделаем все правильно – то здесь, у слияния Рубона и Сафата, мы сломаем хребет Краузе. И уйдем в Аскерон победителями!

– В Аскерон? – выпучил глаза Сверкер. – Мы не пойдем в Первую Гавань? Я думал – Жерар с флотом уже ждет нас там, мы объединим наши силы и поплывем по Зеленому морю, вокруг белых берегов Юга, и вернемся домой вдоль побережья моря Последнего! Я не очень-то люблю морские прогулки, но это лушчий и очевиднейший выход из ситуации!

– Жерар с флотом действительно уже давно прибыл в Первую Гавань, и не только он! – оскалился Аркан. – И если ты со своими кхазадами – этими твоими кузнецами, ювелирами, игрушечных дел мастерами, оружейниками и каменщиками – удержишь остров, то видит Бог – ты будешь пить грог в кают-кампании Красного корабля гораздо раньше, чем можешь себе представить!

– Ай-ой! – Ёррин услышал всё, что сказал Рем, он умел слушать очень внимательно и вникать в смысл сказанного весьма дотошно, и потому – понял. И подпрыгнул чуть ли не метра на два, и обежал сначала вокруг одной аркбаллисты потом – вокруг второй, вернулся на свое место и заглянул в глаза герцогу. – Ты решил не пускать их даже на перевалы Царандаля? Вся эта оборонительная линия на Береговом хребте, которую строит твой отец – отвлекающий маневр? Вы, Арканы, когда-нибудь перемудрите сами себя, это к гадалке не ходи!

В его голосе слышалось восхищение и осуждение одновременно.

– Оборонительная линия на Береговом хребте нам очень пригодиться, – мрачно проговорил Рем. – Есть Антуан дю Массакр, который теперь – законный император, есть фоморы в Ромсдар-Думе и твои странные отношения с подгорным царем… Форпосты с обученными солдатами и запасами продовольствия лишними не будут. Когда мы вернемся в Цитадель Чайки – я с удовольствием расскажу тебе, как обстоят дела с геополитической точки зрения – на ближайшие лет десять. Но пока… Пока – удержи мне остров, Ёррин.

– Мы вцепимся в него зубами, – сказал Сверкер. – Мы удержим, клянусь клещами и молотом Великого Мастера! Пойду собирать хирд. Три сотни свирепых хэрсиров – вот кто у тебя есть здесь, на этой сраной скале посреди зассаной речушки! И забудь про кузнецов, каменщиков и игрушечных дел мастеров! Барук кхазад! Кхазад ай-мену, растудыть твою в качель!

Он здорово настропалил себя, этот легендарный вождь, и теперь, пыхтя и напевая что-то очень воинственное, затопотал по куртине, время от времени подпрыгивая от перевозбуждения. Аркан был спокоен – этот сумеет настроить своих новообретенных родичей на нужный лад, они и вправду вцепятся в остров зубами… Осталось убедиться, что ортодоксы в укрепленном лагере настроены ничуть не менее решительно.

Герцог закинул плащ на плечо и двинулся к пристани. Спустившись со стены и миновав заставленный штабелями соломы, древесины и других материалов двор, он вышел из ворот замка и спустился к берегу, шагая мимо гигантских конструкций из сцепленных меж собой кораблей, туда, где его ждала лодка.

За ним следовал эскорт из дюжины зверобоев во главе с верными Луи. Эти воины привыкли к тому, что Аркан их порой не замечает. Главное – они сами бдили и замечали всё! Их герцог был в безопасности.

* * *

– Вы нас используете, – сказал Исайя Арханий, с вызовом глядя на Рема. – Вы не доставите нас в Первую Гавань, верно? Вы хотите дать бой войску Краузе прямо здесь, мы все это поняли. Вы не просто так вытащили нас и наши семьи из Кесарии… Решили всё за нашими спинами. Несколько тысяч мужчин – отличная смазка для клинков рыцарей. Чем больше мы убьем здесь, тем меньше придет к вам, в Аскерон, когда объявят Крылатый Поход…

Рем оценивающе осмотрел группу угрюмых мужчин, которые встретили его на берегу. Старый Исайя, другие старшины Ремесленной стороны – они выглядели уставшими, напряженными, даже – напуганными. Что могло напугать ортодоксов? Вот такой вот разговор с Буревестником, конечно. Крутой нрав и вздорный характер этой семейки вошел в народные предания, так что высказать одому из Арканов претензию прямо в лицо – это было действительно страшно.

Дело могло принять скверный оборот – все-таки кесарийцы составляли большую часть его войска, пусть и наименее боеспособную. Лишившись их доверия – он мог потерять все. Проиграть сражение, проиграть кампанию и в итоге – войну.

Однако, с другой стороны, они пришли к нему прямо сюда, к сооруженному наспех причалу, не стали выносить свои сомнения и претензии на общее обозрение, привлекать толпу своих земляков… Это тоже кое о чем говорило. Мосты еще не были сожжены, этих людей еще можно было убедить и сделать по-настоящему своиоми. Аркан качнулся с пятки на носок и обратно. Что он мог предпринять в данной ситуации? Что мог сделать, чтобы эти конкретные люди ему поверили?

– Я буду здесь… – начал он, а потом прервался, замолчал, задавил слова на выходе из гортани, огляделся и – увидел в числе своего сопровождения брата Мартелла. – Господь Всемогущий, в конце концов… Брат Мартелл, мне нужна реморализация.

Все смотрели на него как на умалишенного: реморализация после всего, что произошло в Кесарии, после сотен сожженных домов, тысяч убитых, после того, как земли по обоим берегам Рубона превратилась в пустыню? Каждый из присутствующих был ортодоксом, взрослым мужчиной, каждый из них знал, что стоит за этим величайшим религиозным таинством, и что испытывает человек, который решается пройти его.

– Но, ваше высочество, впереди предстоит… – брат Мартелл как священник не мог отказать верующему в таком требовании, но – как воин и человек опытный, понимал, что реморализация при всей ее пользе для духовной жизни может быть весьма болезненной и опасной для физического состояния.

– Эти люди мне не верят. Они сомневаются в том, что я пытаюсь спасти их, и всех моих единоверцев максимально эффективно и с минимальными потерями, – Аркан говорил рублеными фразами, лицо его горело, сердце стучало так, что дрожала кираса. – Я не знаю иного способа убедить их. Все слова – бессмысленны, если в них не верят. Как я могу сделать так, чтобы они поверили? Я – не могу.

В душе его бушевала буря. После всего, что он для них сделал! Кто еще полез бы в Кесарию, кто пошел бы на верную смерть во время выборов Императора? Кому вообще было на них не наплевать, кроме него, Рема Тиберия Аркана Буревестника? Да они должны… Герцог скрипнул зубами – такие мысли еще больше убеждали его в необходимости реморализации. Увериться в собственной святости и непогрешимости – вот худший из соблазнов для любого Аркана. Дьявол знает главную слабость каждого из этой семьия: честолюбие, жажду признания, всеобщего восхищения и преклонения!

– Гордыня – самый страшный из грехов, – прошептал одними губами Рем и опустился на одно колено перед братом Мартеллом, прямо в грязь разбитого сотнями ног берега Сафата. – Отче, согрешил я перед Небом и перед людьми, и уже не достоин называться чадом Божиим…

Старый капеллан глубоко вздохнул, поднял очи к небесам, и громко начал читать первые строки из Малого чина реморализации:

– Ныне отпускаешь чадо Твое, Господи, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твоё, которое Ты приготовил перед лицом всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего… — Аркан почувствовал сухую ладонь священника, которая прикоснулась к его лбу – а потом в голове Буревестника как будто ударили в набат все соборы Кесарии разом, слух наполнился криками сотен убитых и горящих заживо, а в глазах заполыхали огни сожженных городов.

* * *

Он встал с земли, шатаясь, спустя четверть часа, не раньше. Герцогский плащ выглядел как грязная тряпка, лицо Аркана подошло бы скорее смертельно больному старику, чем молодому мужчине, сильному воину в самом расцвете лет. Под его воспаленными глазами пролегли черные круги, волосы были спутаны, лицо искривлено в гримасе страдания, из носа текла кровь.

– Я буду здесь, с вами, соратники мои и браться, – хрипло, тихо сказал он и утерся. – Здесь, на этом берегу. С начала и до конца, с лопатой в руках и с мечом – на бастионах которые мы построим вместе. Если вы погибнете – я погибну с вами. Жребий брошен, фигуры расставлены. Теперь моя ценность – не большая, чем ценность простого пехотинца. Пойдете ли вы со мной?

Исайя Арханий, взглянув в глаза Аркана, вдруг опустился на одно колено и проговорил:

– Отче, согрешил я перед Небом и перед своим господином, и уже не достоин называться чадом Божиим…

Остальные старшины один за другим становились на колени в грязь:

– Отче, согрешил я…

– Отче, согрешил я перед Небом и перед своим господином…

Брат Мартелл, лицо которого выглядело немногим лучше аркановского, глубоко вздохнул, а потом простер руки над склонившимися кесарийскими ортодоксами и речитативом начал произносить слова Малого чина:

– Ныне отпускаешь чад твоих, Господи…

В ту ночь каждый из ортодоксов войска Аркана прошел через таинство реморализации. Если бы оптиматы напали в этот момент – они наверняка смогли бы разгромить их без особых усилий – воины были опустошены, раздавлены и сломлены. Но – видимо, высший суд еще не вынес свой приговор герцогу Аскеронскому и его людям: утром засияло солнце, и застучали кирки и заступы, послышался визг пил, топот ног и слова молитв и проклятий – ортодоксы взялись за работу. Теперь они были готовы встретить своих врагов – как никогда раньше.

* * *

XXIII БИТВА ПРИ ШАРАНТЕ

Солнце стояло в зените, когда на башнях Шаранта затрубили рога, возвещая о пришествии неприятеля. Ополченцы-ортодоксы, которые только-только собирались приступить к обеду, вскакивали со своих мест, тянулись к оружию… Но Аркан Буревестник был спокоен: он сосредоточенно дул на наваристый горячий кулеш в деревянной ложке, сидя на чурбачке у костра.

– Маэстру, мы успеем пообедать, я вас уверяю, – сказал он. – Советую воспользоваться моментом: когда удастся поесть горячего в следующий раз – одному Богу известно.

Наблюдать такую безмятежность своего вождя ортодоксам было в диковинку. Последние сутки он, кажется, ни мгновения не сидел на месте, находился одновременно везде и всюду. Там – с лопатой роет ров, тут – с киянкой забивает колья, здесь – тащит корзину с камнями для пращников. Немудрящие эти метательные орудия, распространенные среди зверобоев, уже нашли своих почитателей и среди кесарийских ополченцев. Конечно – неугомонный Аркан стяжал популярность не меньшую… И вот теперь – он даже и не думал прерывать трапезу, являя собой образец спокойствия и умиротворения!

– Ваше высочество?.. – с некоторым удивлением проговорил Исайя Арханий, который уже торопливо застегивал ремешки шапели.

– Кулеш очень хорош, кто у вас кашеварил? Замечательно получилось… Сядьте, маэстру, покушайте, – Аркан отправил в рот ложку с варевом и с аппетитом принялся жевать.

Ортодоксы переглянувшись, расселись на свои места. Если герцог был настолько уверен, что прямо сейчас атаки ожидать не стоит, а горячий, ароматный кулеш стынет – то оно как бы и не зазорно! Караульные – бдят, до боевых постов – шагов тридцать, не больше, так что… Воины снова взяли в руки миски и ложки, и, по примеру Аркана, принялись обедать – степенно, с толком. Невозмутимость герцога отчасти передалась и им.

Закончив и очистив миску до последней крупинки и даже вымазав ее хлебом – по-хуторянски, Буревестник встал, отряхнулся, утер губы тыльной стороной ладони и сказал:

– А теперь на стены, маэстру! – и, протянул руку, принимая у Шарля шапель с подшлемником. – Посмотрим, кто пожаловал к нам в гости!

Шагая по земляной крепости, возведенной за последние три дня на мысу, образованном двумя реками, он испытывал чувство глубокого внутреннего удовлетворения. Ортодоксы возвели три линии обороны на пути к пристани у реки, состоящие из рвов, валов, сложенных из фашин редутов, крепкого частокола, располагались на расстоянии полусотни шагов друг от друга, концентрическими полуокружностями. Высота укреплений – в рост человека на первой линии, в полтора – на второй и в два – на третьей, позволяли в случае отступления держать оставленные позиции в поле зрения – и под обстрелом. Работа проделана титаническая!

Подошвы ботфорт герцога простучали по дощатому настилу, быстрыми шагами он пересек расстояние до наружной дерево-земляной стены, по лестничным поднялся на помост и, прищурившись, взглянул на холмистую прибрежную равнину. Ропот и гул раздались за спиной Аркана. Ортодоксы очевидно были впечатлены! Впереди, на возвышенности реяли знамена оптиматов, у подножия холмов двигались массы войск. Ветер доносил отрывистые команды, звуки труб, лязг стали, конское ржание. Самозваный император Карл Вильгельм фон Краузе, наконец, привел свою армию! Они точно видели лагерь ортодоксов, разглядели черные знамена над Шарантом…

Рем прекрасно знал чувство, которое испытывали многие из его воинов, особенно – молодых, не принимавших участия в битвах до исхода из Кесарии. Каждый из них сейчас смотрел на многочисленную вражескую армию – вооруженную, грозную, и как никогда ощущал собственное одиночество. И страх. Страх тянул свои липкие щупальца, стремился поселиться в сердцах, заставлял дрожать колени и а лбы – покрываться испариной…

– Что, маэстру, много их⁈ – зычно выкрикнул Буревестник. – Грозные воины, цвет Центральных провинций пришли сюда, чтобы убить нас! Множество храбрых рыцарей и умелых ландскнехтов! Но взгляните на них! Смотрите на них внимательно – и убедитесь, что мы выиграли половину битвы до того, как вступили с ними в бой!

Слова Аркана казались удивительными и странными, ровно до того момента, пока люди не последовали его совету. Офицеры достали подзорные трубы, простые воины – прикладывали ладони козырьком ко лбам, прикрывая глаза от солнца, разглядывая развернувшееся перед ними действо. Походные колонны оптиматов медленно двигались по сырой от вчерашней непогоды земле, постепенно разворачиваясь в боевые порядки на покрытых свежей осенней травкой пологих склонах прибрежных холмов. Меж линией этих невысоких возвышенностей и укреплениями ортодоксов пролегала полоса земли – около версты шириной, тщательно очищенная ортодоксами от растительности, которая пошла или на укрепление фортеции, или – в костры. Эта полоса хорошо просматривалась – и простреливалась. Враги не торопились пересекать границу холмов, замерли в отдалении…

– Да они выдохлись! – вдруг с удивлением проговорил молодой ополченец, из кесарийских ортодоксов. Он рукой в перчатке сдвинул шапель на затылок и ткнул пальцем в сторону войска оптиматов. – Это уже не армия, это сброд!

Ответом ему стал одобрительный гомон. Конечно, назвать сбродом войска, которые пришли к месту слияния Сафата и Рубона – это было преувеличение. Но, определенно, многие отряды, особенно те, которые первыми показались в виду позиции ортодоксов представляли собой печальное зрелище. На поверку – яркие полотнища знамен оказались закопченными, доспехи воинов – заляпанными грязью, рыцарские скакуны – едва волочили ноги. В оптику можно было рассмотреть изможденные лица воинов – небритые, с красными от недосыпа глазами, у некоторых – с явными признаками физического и психического истощения. Многодневный марш по выжженным пустошам дорого дался сторонникам самозванца!

– Как бишь Аркан сказал? Выиграли половину битвы? – переглядывались солдаты. – Осталось выиграть вторую половину…

Аркан же в это время опустился на одно колено и сначала тихим, а потом все более и более сильным голосом начал произносить священные строчки:

– Прославлю Тебя, Господи, всем сердцем моим и пред Ангелами воспою Тебя, ибо услышал Ты слова уст моих!

– Тихо, тихо дуралеи, наш герцог молится! – принялись шикать на гомонящих соратников зверобои. – Слышите? Слышите, что он поет?

– В день, когда призову Тебя, немедля услышь меня! Наполни душу мою могуществом Твоим! – голос Буревестника стал почти требовательным, яростным, и сначала аскеронцы, а потом – и все остальные подхватили один из древних боевых псалмов, с которыми шли на войну их деды и прадеды:

– Если пойду я путем скорби, Ты даруешь мне жизнь:

Руку Твою простер на лютых врагов моих, и спасла меня десница Твоя!

Господь воздаст им за меня. Господи, милость Твоя вовеки!

Нас, сотворенных рукой Твоей, не отвергни!

Голоса тысяч мужчин, стоящих на стенах земляной крепости слились в один – низкий, хриплый, сильный, поющий те самые стихи без рифмы… Слова как будто плетью хлестнули по первым рядам передовых отрядов оптиматов. Сначала они качнулись назад, а потом некоторые из воинов, явно придя в некое противоестественное неистовство, ринулись вперед, позабыв про усталость и истощение. Сотня, две, три – почти полтысячи солдат, по большей части – не очень хорошо вооруженных и экипированных, повинуясь мгновенному порыву ярости, рыча, вопя и едва ли не исходя пеной, бежали через вытоптанное поле к позициям ортодоксов, потрясая оружием.