Текст книги "Когда осенние печали. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Эвелина Пиженко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
На Леонида она старалась вовсе не смотреть. Она боялась, что он сможет прочитать по лицу всё, что творилось сейчас в её душе. Боялась, и в то же самое время, надеялась на это…
Сам же Леонид в этот вечер казался абсолютно довольным и счастливым. Он то и дело шутил, рассказывал анекдоты, а так же с удовольствием демонстрировал всё, что они с супругой подарили сегодня своей дочери – и золотое колечко, и новые наряды, и модный плеер с наушниками. Анна смотрела на эти подарки, еле сдерживая себя, чтобы не расплакаться прямо здесь, за праздничным столом. Она не могла понять, что с ней происходит – испытываемые ею чувства не были похожи на зависть, скорее на обиду, но, так или иначе, внутренний дискомфорт к концу вечера достиг наивысшего предела. В какой-то момент ей ужасно захотелось встать и убежать прямо из-за стола, не попрощавшись.
Про свой обычный наряд и простенькую бижутерию она уже не думала – на фоне других неразрешимых проблем, эта проблема казалась сейчас совершенно пустяковой.
Как будто решив подразнить и её, и Димку, Лапин в разгар веселья вытащил из другой комнаты ещё один подарок: на металлической подставке, сияя чёрно-белыми клавишами, лежал новый синтезатор. Анна не могла не заметить, как Дима весь оставшийся вечер не сводил глаз с инструмента. Купить ему пианино так и не получилось – сначала они с Александром решили все деньги вложить в доллары, потом – в его бизнес, а вот теперь не было ни денег, ни инструмента. Да и бизнеса, по сути, больше не было…
– Кристиночка, ты решила учиться играть? – пересилив себя, Анна улыбнулась имениннице, когда та без особого восторга нажимала пальцами на первые попавшиеся клавиши.
– Не зна-а-а-ю… – девочка жеманно повела плечиком, – Я папу не просила мне его покупать, это он сам…
– А что, пусть учится! – Леонид довольно развёл руками, – А не захочет – подарим кому-нибудь, да, Кристинка?
– Можно сыграть?.. – Дима всё-таки решился подойти к заветному инструменту.
– На, – Кристина равнодушно уступила место, – играй, мне не жалко.
Глядя, как сын бережно, почти любовно настраивает инструмент, Анна почувствовала, как сжимается её сердце.
Несмотря на искреннее радушие, с каким их встретил Леонид, её весь вечер не покидало чувство, что он дразнит и её, и Александра. Впрочем, в отличие от жены, Саша пребывал в хорошем расположении духа, казалось, что он напрочь забыл о собственных неприятностях, и, вопреки намерениям, с которыми направлялся сегодня в гости, не собирался обсуждать эти самые неприятности со своим товарищем.
Он весело поднимал бокал, говорил тосты, танцевал с Милой и Анной, подшучивал над Димкой и Кристиной, а под конец с искренним удовольствием смотрел видеофильм, снятый Лапиным на морском курорте, куда тот возил отдыхать свою семью этим летом.
– А вот тут ещё несколько кадров… – вынув просмотренную кассету, Лапин вставил в видеомагнитофон новую и защёлкал пультом, – Смотри, Сашка… Аня, ты тоже посмотри…
– Что это? – Анна уже была не в силах изображать радостное удивление, поэтому её вопрос прозвучал устало.
– Это – наш будущий дом… Ну, как вам фактура?
– Ничего себе, дворец ты решил отгрохать! – Александр изумлённо уставился на экран телевизора, где мелькали кадры строящегося трёхэтажного особняка, – Когда это ты успел?!
– Да буквально пару недель назад, я поэтому и не звонил, всё документы оформлял. Один знакомый начал стройку, да не потянул, отдавал недодел почти задаром. Грех было не воспользоваться… – Лапин нажал на «стоп» – изображение на экране застыло, – смотри, как думаешь, чем лучше крышу покрыть? Я вот хочу остановиться на итальянской черепице…
Остаток вечера Анна досидела как на иголках. Ей показалось, что сегодня она была не на празднике, а отбывала наказание.
Судя по тому, что ни Леонид, ни Мила не заметили её истинного настроения, роль весёлой гостьи ей сегодня всё же удалась… Хотя, возможно, они просто не захотели портить праздник дочери ненужными расспросами и разговорами.
«В конце концов, они собрались для веселья, а не для обсуждения чужих проблем…»
Вернувшись, наконец, домой, Аня уложила довольно подвыпившего супруга спать, пожелала спокойной ночи сыну и, закрывшись в ванной, долго плакала под шум льющейся воды. За весь вечер Леонид ни разу не спросил об их с Сашей делах, что было для него нетипично. Более того – хвастаясь новым, пока недостроенным домом, он даже не намекнул, что захочет поручить его отделку фирме Морозова.
…А ещё он ни разу не сделал ей ни одного, ставшего уже привычным, комплимента…
…Он даже не заметил, в каком она состоянии…
…А чего она, собственно, хотела?.. Что Лёнька так и будет вечно помогать им с Сашей? Он и так помог сверх всякой меры. И не его вина, что у Александра ничего не получилось.
А сейчас у них разные заботы.
…Саша не может найти заказы… Лёнька не знает, какой черепицей покрыть свой новый особняк.
…Они не могут купить своему талантливому сыну пианино… Лапин дарит своей дочери совершенно не нужный ей дорогущий синтезатор…
…По словам Милки, её хотят назначить главным врачом детской поликлиники… А ей, Анне, грозит увольнение за несоответствие занимаемой должности, а её сыну – искусственно организованная неуспеваемость. И всё только потому, что она не захотела попросить какого-то там прощения…
…Лёжа в наполненной ароматной пеной ванне, Анна закрыла глаза и представила себе всё, что ожидает её семью в недалёком будущем…
…Саша?.. На него, действительно, мало надежды. Он хороший, ответственный руководитель, когда есть фронт работ – так было, когда он служил в армии. Но вот обеспечивать этот самый фронт самостоятельно, на гражданке, он, увы, не умеет. Во всяком случае, в ближайшее время ей придётся надеяться только на себя.
***
…Взойдя по мраморным ступенькам на крыльцо областной администрации, Анна потянула на себя тяжёлую, массивную дверь. Простучав каблучками по устеленной ковровой дорожкой лестнице, поднялась на третий этаж, прошла по длинному коридору, свернула в боковое крыло, остановилась у знакомой со вчерашнего дня двери.
– Здравствуйте, – войдя в приёмную, она кивнула секретарю, – я вчера записывалась на приём.
– На сколько?
– На четырнадцать тридцать.
– Секундочку… – вспорхнув со своего места, секретарша скрылась за крашеной под дуб дверью в «высокий» кабинет. Выйдя оттуда через полминуты, жестом пригласила Анну войти, – Проходите. Евгений Максимович примет вас.
Глава 13.
В отличие от многих коллег и знакомых, в свои тридцать три года Анюта Морозова ни разу не курила. Более того, желания попробовать на вкус сигаретный дым у неё не возникало даже в юности, когда соседки по общежитию настойчиво предлагали присоединиться к их курящей компании.
Но сейчас она ощутила непреодолимое желание купить пачку сигарет и сделать первую в своей жизни затяжку…
…Выйдя из здания областной администрации, Анна как во сне спустилась по мраморному крыльцу, даже не заботясь об осторожности: после сегодняшнего снегопада оно покрылось пушистым слоем снега, под которым коварно скрывались довольно скользкие ступеньки. Бледное лицо всё ещё сохраняло отрешённое выражение, руки слегка дрожали, на душе было гадко, настолько гадко, что Анне казалось, что даже во рту появился привкус чего-то мерзкого.
Пройдя торопливым шагом по недлинной аллее с редко высаженными по обеим сторонам голубыми елями, Анна чуть замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Всё, что произошло несколько минут назад в кабинете Евгения Казакова, всё ещё не укладывалось в её сознании, даже несмотря на то, что шла туда Анюта по доброй воле и с обдуманными намерениями.
«Евгений Максимович… – ей до сих пор казалось, что это не она, а кто-то другой говорил её собственным голосом, – Я пришла, чтобы перед вами извиниться…»
…Она даже не успевала удивляться собственному красноречию – слова возникали в голове, как будто надиктованные кем-то свыше, и тут же преобразовывались в произносимую ею речь. Да, она шла сюда, чтобы просить прощения у этого высокомерного, но очень всемогущего человека… Она не знала, что скажет ему, и не готовила заранее текст. Но она даже представить не могла, какие убедительные слова выдаст её подсознание.
…Это была целая извинительная речь – и за себя, и за сына. Слыша себя как бы со стороны, Анна произнесла её без единой запинки. Она вообще не испытывала робости. Ей казалось, что всё происходящее – лишь плод её фантазии: и этот «высокий» кабинет, обставленный богатой мебелью и устеленный ковровой дорожкой, и этот человек, сидящий в кожаном кресле за большим столом… Он слушал её «покаяние» с надменным лицом, на котором к концу беседы промелькнуло удовлетворение.
«Это хорошо, что вы поняли, кто – вы, а кто – я. Надеюсь, что урок пойдёт вам на пользу», – он как будто выдавил из себя эти слова.
Стоя перед ним без единой кровинки в лице, Аня почему-то подумала, что других, менее унижающих её достоинство слов, этот человек бы не принял.
…Она ещё что-то добавляла, уже потом, после его великодушно-небрежного прощения… Кажется, это были слова благодарности. И говорила их тоже не она. Нет, она просто стояла там – с окаменевшей в миг душой, и с единственной мыслью о том, что скоро всё это закончится… она покинет этот кабинет с дорогой, красного дерева, мебелью, ковровой дорожкой и сидящим в большом кожаном кресле ненавистным ей человеком.
…Домой в этот день ноги не несли. Александр не знал, что вчера Анна записалась на приём к Казакову, и, увидев её, он сразу бы заподозрил неладное. Рассказывать ему об унизительном визите не было сил – Аня чувствовала себя раздавленной и морально, и физически, к тому же ей было ужасно стыдно.
Она могла бы рассказать об этом кому угодно, только не Саше. Ведь он её боготворил… Для него она была женщиной, умевшей с королевским достоинством держать все удары судьбы… И признаться в добровольном унижении – всё равно, что пасть, быть растоптанной в его глазах.
…Чувство униженности давило. Анне ужасно хотелось сбросить с души эту каменную глыбу, услышать в ответ слова сочувствия… да-да, именно – сочувствия. Всё-таки, она обыкновенная, слабая женщина, и ей ужасно хочется, чтобы её пожалели… И пусть это будет чужой человек.
…Ноги как будто сами несли её в сторону телефонной будки. Конечно, Мила – не самый лучший собеседник в таких делах, но она обязательно выслушает…
«Только бы Милка была дома».
– Алло… – неожиданно прозвучавший в трубке голос Леонида заставил Анну вздрогнуть, – Слушаю.
– Лёня, здравствуй… – Анюта на секунду замешкалась, поэтому вопрос прозвучал не совсем уверенно, – Мила дома? Позови её, пожалуйста…
– Аня, это ты?.. – он сразу узнал её по голосу, – Аня!..
– Да, я… – она проговорила это как-то глухо, – Милу позови?..
– Что с тобой?.. – его тон стал тревожным, – Что-то случилось?!
– Нет, ничего… – она немного помолчала, – Мне Мила нужна…
– Она ещё не вернулась с работы. Ань, с тобой всё в порядке?
– Не вернулась?.. – проглотив застрявший в горле комок, Анна почувствовала, как предательская слеза чертит горячую дорожку по холодной щеке , – Ладно… Тогда извини…
– Аня, подожди! – видимо, испугавшись, что она повесит трубку, Лапин окликнул её громко, торопливо, – Ты из дома звонишь?
– Нет, из автомата.
– Из какого?.. Ты с кем-то… или одна?..
– Я одна.
– Говори, куда подъехать…
…Через двадцать минут чёрный «Лексус» Леонида притормозил у здания, на которое указала Анюта. Всё ещё сомневаясь, правильно ли сделала, что согласилась на это свидание, она нерешительно шагнула к автомобилю – выскочив из него, Лапин галантно распахнул перед женщиной пассажирскую дверь. Уже сидя в тёплом салоне, Анна почувствовала, что очень замёрзла. Не говоря ни слова, Леонид сам пристегнул её ремнём безопасности и, нажав на газ, резко тронул с места.
***
Кафе было небольшим, уютным и почти безлюдным в этот час. Расположенное на одной из окраин огромного города, оно казалось сейчас надёжным убежищем от всех бед и тревог, обрушившихся в последнее время на хрупкие Анютины плечи. Рюмка коньяка, которую Леонид заставил её выпить, приятной, обжигающей волной прокатилась внутри, слегка ударила в голову.
С ужасом чувствуя, как начинает дрожать подбородок, Аня опустила лицо на ладони: горячие слёзы крупными каплями упали сквозь пальцы на красную, со стрелками от сгибов, скатерть. Глядя на её вздрагивающие плечи, Лапин молчал, видимо, решив переждать, пока женщина успокоится, но прошло уже несколько минут, а Анна так и не смогла прийти в себя.
Неожиданно поднявшись со своего места, он обогнул столик и, отодвинув свободный стул, присел рядом… Почувствовав себя в кольце его рук, Анюта бессильно уткнулась в мужское плечо.
…Она уже перестала плакать, но так и сидела в объятиях Лапина, не в силах пошевелиться. Наконец, будто опомнившись, слегка отодвинулась и провела рукой по мокрому лицу. Стало неловко… но не оттого, что её обнимал посторонний мужчина. От Леонида пахло свежим парфюмом, он был идеально выбрит – она заметила это, когда невольно коснулась щекой его подбородка… Анна вдруг подумала, что макияж, который она накладывала утром, перед работой, смылся слезами, стёрся носовым платком… и искусанные в отчаянии губы краснеют вовсе не от помады. Даже не глядя на себя в зеркало, она могла представить и свои опухшие веки, и растрепавшиеся волосы. Бросив взгляд на Лапина, она невольно провела ладонью по его плечу – шов трикотажного джемпера был влажным от её слёз.
– Прости… – опустив голову, Анна устремила взгляд на свои колени, – Прости меня, Лёня.
– За что?.. – в его серьёзном взгляде сквозило непривычное участие, – Аня, что всё-таки случилось?
Ещё час назад она не знала, как рассказать обо всём мужу… она была готова просто выговориться Милке – не вдаваясь во все подробности, ибо их было слишком много… Но сейчас Анна вдруг подумала, что Леонид – именно тот человек, кому она сможет рассказать всё без утайки – начиная от ссоры с Казаковым-сыном и заканчивая извинениями перед Казаковым-отцом…
…Она рассказала ему даже о той надписи на доске… Она ждала наводящего вопроса, но, бросив на Лапина быстрый взгляд, поняла, что он не собирается выворачивать её душу наизнанку. Она рассказала ему абсолютно всё, заново переживая в душе все обиды, тревоги и сегодняшнее унижение. Он слушал внимательно, не перебивая, и по его лицу было невозможно понять, какие чувства вызывает в нём эта неожиданная исповедь.
…Анна ждала от него в ответ всего, чего угодно: сочувствия, осуждения, предложения выпить и успокоиться… Она приняла бы и то, и другое, и третье – просто как участие, как некий жест… Но то, что Аня услышала в ответ, оказалось для неё полной неожиданностью.
– Ты – умница… – он снова сидел напротив и смотрел на неё своим серым, пронзительным взглядом, – Ты просто умница, Аня.
– Что?.. – она растерянно посмотрела на него, – Ты смеёшься?!
– Ты всё правильно сделала.
– Не надо, Лёнь… – решив, что он просто хочет её успокоить, Анна отчаянно замотала головой, – Правда, не надо. Я всё прекрасно понимаю… просто я не смогла найти другого выхода. Если бы ты знал, чего мне это стоило… Теперь я ненавижу себя… Понимаешь?.. Ненавижу.
– За что? – достав из пачки сигарету, Лапин прикурил от зажигалки и снова поднял на Анну чуть прищуренный взгляд.
– За что ненавижу? – усмехнувшись уголком рта, она второй раз за день пожалела про себя, что не курит, – Неужели непонятно?.. Мне пришлось просить прощения у человека, который сам передо мной виноват. Я чувствую себя полным ничтожеством.
– Почему ты так – о себе? – положив на стол локти, Лапин подался вперёд, – Поверь, я не из праздного любопытства спрашиваю.
– Как почему?! – в её взгляде были и боль, и растерянность, и обида, – Я – учитель, Лёня! Я полностью отдаю себя работе, я даже дома привязана к этой работе, я проверяю тетради, я готовлюсь к урокам, я не считаюсь со своими близкими, в конце концов!.. И вместо благодарности учеников получаю неуважение, оскорбление, если хочешь… только потому, что сынок богатенького папы захотел самоутвердиться перед одноклассниками! Самоутвердиться за счёт моей чести, моего достоинства!.. Я – учитель, Лёня! Но я не имею права защитить себя перед малолетним ублюдком, иначе получу настоящую зуботычину! И я её, в конце концов, получила! Казаков избил моего сына, и на него же повесил всех собак! Мне пригрозили жалобой, разбирательствами, увольнением… За десять лет работы в других школах я не имела ни одного замечания, только благодарности! А здесь мне устроили настоящую травлю… И всё только потому, что я посмела не играть по их правилам! Но они вынудили меня встать на колени… Как я могу себя после этого чувствовать?!
– Ты однобоко судишь о своей ситуации.
– Я?! – от возмущения у Анны перехватило дух, – Я однобоко сужу о своей ситуации?! А ты знаешь, почему я, отличница, окончившая школу с золотой медалью, оказалась в самом задрипанном в городе пединституте?!
– Кстати, да… – Леонид задал этот вопрос с нескрываемым интересом, – Ты же могла поступить в любой престижный вуз.
– А я и поступила. В институт иностранных языков. Только учиться мне там долго не пришлось…
– Почему?
– Не почему, а из-за кого.
– И из-за кого?
– Из-за такого же вот сынка… – Анна кивнула головой куда-то в сторону, – Один сынок влиятельного родителя поставил мне условие – или я принимаю его благосклонность, или мне не будет жизни в этом городе.
– И как же всё разрешилось?
– Я бросила институт и уехала. Через пару месяцев перевелась в педагогический и вернулась… пришлось затеряться в общей толпе. Поэтому я имею право судить о своей ситуации, Лёня. Судить так, как подсказывает мне моя совесть.
– Я не хотел тебя обидеть, Аня… – рука Лапина легла на женскую ладонь, – Можешь мне не верить… но ты – человек, которого мне меньше всего хотелось бы в этой жизни обижать.
– Спасибо, Лёнь… – неожиданно покраснев, Анна опустила глаза, – Мне, действительно, больше не с кем поделиться… Саша не поймёт… он воспримет по-своему, ещё и кинется восстанавливать справедливость…
– Ты правильно сделала, что ему не рассказала.
– Я просто не успела…
– И не рассказывай. Пусть это будет нашей с тобой маленькой тайной… – он ободряюще улыбнулся и чуть сжал её ладошку, – Ты не против, чтобы у нас с тобой появилась одна тайна на двоих?
– Нет, – грустно улыбнувшись, Анюта чуть качнула головой, – не против.
– А теперь послушай меня, – лицо мужчины приняло абсолютно серьёзное выражение, – Аня, я не знал, что у тебя такие проблемы. Сашка не говорил… да мы с ним в последнее время как-то потеряли связь… но тут – моя вина. Закрутился со своими делами, покупками…
– Да ты-то при чём… – всё так же грустно улыбаясь, Анна опустила голову, – Это же очень ответственно – дом купить… тем более, недостроенный…
– Дом это мелочи, – Лапин махнул рукой, – тут кроме дома…
– Что, ещё один ресторан?
– И не ресторан. Не хочу хвастать, но… ресторан это уже мелко для меня, Аня. Я ночной клуб открываю, с игровым залом, проще говоря – казино. Там куча лицензий нужна, всяких сертификатов… да Бог с ним… Я ведь не об этом хочу с тобой поговорить.
– О чём? – она неожиданно перешла на полушёпот.
– Ты думаешь, что проявила слабость?
– Это в тысячу раз хуже, чем просто слабость.
– Это в тысячу раз сильнее, чем просто мужество. Ты всё правильно сделала, Аня. Вот смотри… Люди часто ошибаются с определением истинных ценностей. Да, я согласен, что говорить о чести, совести, достоинстве – очень красиво. Но только говорить… Потому, что все эти качества не накормят и не оденут. Люди делятся на два лагеря, Аня… Одни ходят с гордо поднятой головой, не имея за душой ни гроша, не умея обеспечить ни себя, ни своих близких. Они гордятся тем, что не переступают через какие-то, ими же придуманные, моральные принципы. И другие – которым приходится переступать через многое, и даже многих, ради того, чтобы тоже жить и ходить с гордо поднятой головой. И те, и другие несут свой морально-нравственный крест. Первые мучаются оттого, что их дети не устроены, им приходится своим горбом зарабатывать на хлеб, терпеть унижения, потому, что за ними нет никакой силы – ни финансовой, ни административной. Другие тоже мучаются… оттого, что им тоже приходится и унижаться, и ронять себя, и даже унижать других… и такое бывает, и зря думают все остальные, что это приносит удовольствие. Только в определённой мере. В общем и целом это набор чувств человека, который таким образом воюет за своё место под солнцем. А теперь смотри, что получается… И тем, и другим приходится испытывать, по сути, одинаковые ощущения… только вот нравственные мучения матери, которая не может купить инструмент своему талантливому ребёнку из-за банального отсутствия денег, коренным образом будут отличаться от нравственных мучений той же матери, которая сделает единственно правильный поступок – произнесёт одно-единственное слово «простите»… после которого она сохранит работу, достаток и купит своему ребёнку абсолютно всё, что он заслужил. Ты понимаешь меня, Аня?
– Не знаю… – во время речи Лапина Анна сидела с бесстрастным лицом, не выражая никаких эмоций, – Я даже не знаю, что тебе сказать…
– Всё правильно, – он уверенно кивнул, – вот так, сразу, этой теории не постигнуть. И, если бы ты сейчас кинулась мне на шею с криком: «Лёнька, я всё поняла, как здорово!», я пожалел бы о нашем разговоре. Но ты ещё мудрее, чем кажешься… Я восхищаюсь тобой, Анюта…
– Я не отрицаю, что в твоих словах есть рациональное зерно… – она как будто не услышала его последней фразы, – Но как быть с совестью? Как быть с душой, в которую плюнули… ведь с этим придётся жить…
– А нам всегда с чем-то приходится жить… – он бросил на неё осторожный взгляд исподлобья, – Разве нет? Пойми, Аня, о чём бы мы не рассуждали, каким высоким материям бы не отдавали предпочтение, но правда жизни – она вещь суровая, лирики не приемлющая… Всё в жизни сводится к низменным инстинктам – поесть, попить, укрыться потеплее. И всё равно найдётся за что поплакать и попереживать… Так лучше это делать с сытым брюхом… ты уж прости меня за мужицкие выражения. Я ведь, Аня, далеко не аристократ… Сам всего добился. И где бы я был, если бы не приходилось и кланяться, и ножкой шаркать… и всякой мрази комплименты расточать. Бывали такие, что им один приговор – пуля в лоб, а я с ними и в баньке парился, и водку пил на брудершафт, и братьями называл… Зато теперь я могу смело смотреть в завтрашний день, растить свою дочь, не боясь, что она останется без образования, квартиры или мужа, наконец. Да, Аня… я как тот царь – за Кристинку полцарства и коня отдам, лишь бы избранник ей был по душе. Я его сам в люди выведу, если будет того стоить. Пусть другие думают, как своих дочерей выгодно пристроить… А моя дочь уже пристроена, пусть за неё женихи копья ломают.
– Так не каждый сможет.
– А каждому и не надо. У каждого – свой потолок, Анечка. Но и его надо достичь, а не ползать всю жизнь по некрашеному полу. Ну, вот не пошла бы ты извиняться… Что дальше было бы, как думаешь?
– Что-что… – Аня снова горько усмехнулась, – Я и сейчас ещё не уверена, что всё закончилось…
– Закончится, – Лапин на секунду прикрыл веки – как будто в подтверждение своим словам, – можешь не сомневаться.
– Хорошо бы… А было бы… Жалоба… комиссия... из Димы троечника уже начали делать… в лучшем случае мне пришлось бы уволиться уже через пару недель.
– Всё верно… и не факт, что ты смогла бы устроиться в другую школу. Я уже эту систему знаю, видел со стороны. Тебя тупо никуда бы не приняли на работу, этот Казаков бы постарался.
– Я думала об этом.
– Вот видишь. А сейчас у тебя всё наладится. Главное, не повторяй ошибок…
– Мне бы только до конца учебного года выдержать. У Казакова – выпускной класс.
– Это неважно… У Казакова выпускной, да придёт другой какой-нибудь малолетний урод… Нет, Аня, нужно менять свою психологию в корне…
– Ты хочешь сказать, нужно стелиться подо всех?
– Не так грубо… – Лапин неожиданно рассмеялся, – Ань, зачем стелиться?! Просто находить компромисс. От того, что тебя уволят из-за очередного недоросля, никто не пострадает, кроме тебя самой.
– Если бы только я… Мне за Диму очень обидно. Да ещё Сашка сел со своим бизнесом в лужу…
Аня не хотела заводить разговор о муже, последняя фраза вырвалась против её воли.
Она немного успокоилась – Леонид говорил очень убедительно. Анна поймала себя на мысли, что уже почти разделяет его точку зрения. Ей было как никогда уютно и комфортно в обществе этого довольно интересного мужчины, и она старалась не смотреть на часы, хотя знала, что ей уже давно пора быть дома.
– Мне кажется, тебе нужно поесть, – Лапин жестом подозвал официанта, – я закажу горячее.
– Нет-нет… – она покачала головой, – Мне уже пора… Саша будет волноваться.
– Не беспокойся… – взяв меню из рук официанта, Леонид сделал заказ, затем вытащил из прикреплённого к брюкам чехла сотовый телефон, набрал номер, – Сашка, привет! Про дела не спрашиваю, вечером поговорим… А сейчас просто хочу предупредить, что Аня – со мной. Она мне очень нужна, вернее, не она, а её помощь… Всё, Сашка, потом подробности, я её доставлю в целости и сохранности… заодно и сам зайду. Всё, до встречи!
…Слушая разговор Леонида со своим мужем, Анна невольно сжалась. Она теперь не знала, каким «делом» сможет оправдать своё долгое отсутствие, тем более вместе с Лапиным…
– И как я теперь… – она вынужденно рассмеялась, – Придётся выдавать нашу с тобой тайну?..
– Хорошая штука! – не отвечая на её вопрос, Леонид повертел в руке телефон, – Удобно, хоть и дорого… Но это ерунда по сравнению с возможностью быть всегда на связи.
– Очень дорого? – Анна задала этот вопрос машинально, она и так знала, что эта «игрушка» вовсе не для их с Александром бюджета.
– Прилично, – Лапин кивнул и добавил нарочито официально, – но, надеюсь, что скоро такие вещи будут более доступными для основной массы населения.
– Ты говоришь, как депутат на предвыборной кампании…
– Я хочу, чтобы ты немного расслабилась, улыбнулась, наконец. Ну, о чём ты сейчас грустишь? – он снова забрал её руку в свою ладонь, – Анечка?..
– По твоей милости мне придётся врать Саше… – Анна попыталась изобразить шутливое выражение, – А я к этому не привыкла.
– Врать?! – Лапин очень искренне удивился, – Почему – врать?
– Ладно, Лёнь, извини… – она потянула руку, но он только крепче сжал её своей ладонью, – Я пошутила, и, наверное, неудачно. На самом деле я очень благодарна тебе… ты…
– Подожди, Анют, – Леонид перебил её на полуслове, – это всё такие мелочи. Я понял, что ты хочешь сказать… Только врать тебе не придётся. Ты, действительно, мне нужна, и сейчас мы поужинаем и поедем в одно место. А потом я отвезу тебя домой.
– В одно место?.. – Анна от удивления округлила глаза, – Куда?!
– Увидишь.
Глава 14.
Всю дорогу Анна молчала. Она изредка бросала на Лапина короткие взгляды, не решаясь спросить, куда они едут. Впрочем, спрашивать не очень-то и хотелось. Глядя на то, как он уверенно ведёт машину, Анюта и сама успокоилась. Застывшая на его лице умиротворённая полуулыбка вселяла в неё какую-то непонятную надежду. Горячий ужин и ещё одна рюмка коньяка заставили молодую женщину расслабиться – откинувшись на подголовник, Анна просто наслаждалась ездой в тёплом, комфортабельном салоне дорогого автомобиля. Ей было всё равно, куда везёт её Лапин – после сегодняшних испытаний было так хорошо ни о чём не думать, а просто довериться этому мужчине…
Она и так пережила достаточно за сегодняшний день, и не её это вина, что уже не в первый раз в жизни ей приходится переступать через свою гордость, через своё достоинство. Она, действительно, заслужила эти минуты долгожданного покоя.
На улице уже немного стемнело. Автомобиль плавно пересёк городскую окраину и выехал на загородное шоссе. Анюта узнала дорогу: именно по ней Леонид возил её к Саше на работу. Спустя какое-то время они свернули к тому же дачному посёлку, и, проехав в конец одной из улиц, остановились у двухэтажного особняка. Открыв своим ключом ворота, Леонид широко распахнул их и, снова сев за руль, въехал во двор. Анне особняк снаружи показался необжитым, хотя и был полностью достроен. Все окна были тёмными, а двор не очищен от выпавшего ещё вчера снега – даже дорожка к крыльцу не была протоптана.
Анна хорошо разбиралась в архитектурных стилях – её мать, Елена Ивановна, с детства многому научила свою дочь, но сейчас она не могла дать определения, в каком из них была выполнена эта постройка. Особняк не был типичным загородным домом, которые привыкла видеть Анюта по телевизору или на страницах журналов. Кажется, хозяин обладал слишком богатой фантазией – широкие пластиковые окна во всю стену первого этажа под готически-остроконечной, слишком высокой крышей и торжественно-ампирическое крыльцо с колоннами и лепниной резали глаз в сгущавшихся декабрьских сумерках. Ассиметричный вход и прилепленный к мезонину маленький балкончик над вторым этажом довершали несуразный ансамбль, и даже внушительные размеры строения не сглаживали впечатления архитектурной мешанины.
– Аня, проходи, – взойдя по мраморным ступенькам, Лапин повернул ключ в замке и распахнул массивную входную дверь.
– А куда мы приехали? – оглядевшись по сторонам, Анна всё же решилась задать вопрос.
– Да проходи, не бойся, – рассмеялся Леонид, – я всё расскажу.
Войдя вслед за ним в помещение, Анна с удивлением обвела глазами довольно большой холл. Он занимал всю правую часть постройки, слева упираясь в перегородку, отделяющую длинный коридор, одна сторона которого представляла собой наружную стену, состоящую сплошь из огромных окон. Вдоль противоположной стены шла вереница дверей, за которыми, судя по всему, находились жилые комнаты. Прямо посередине холла, занимая внушительную его часть, вверх устремлялась винтовая лестница. Анна подумала, что её светло-жёлтые деревянные сквозные ступени никак не вяжутся с выложенным серой плиткой полом.
Аня не ошиблась: дом был достроен полностью и снаружи, и внутри, но, судя по отсутствию мебели, в нём никто ещё не жил. Внутренняя отделка и странное расположение комнат ещё раз подтвердили её впечатления: проект делал, отнюдь, не эстет. Дом был похож, скорее, на небольшой отель
Она с интересом обошла вместе с Леонидом весь первый этаж, при этом не говоря ни слова. Он же, напротив, с нескрываемым восхищением показывал ей и кухню, и гостиную, и столовую. Второй этаж оказался более уютным – по словам Лапина он состоял из гостевых, спален и детской. Всего Анна насчитала в доме около десяти жилых комнат. Закончив экскурсию, они задержались в одной из комнат на втором этаже. Закрыв за собой дверь, Лапин ещё раз окинул взглядом оклеенное тёмными дорогими обоями помещение. Оказавшись вместе с ним в замкнутом пространстве, Анна в первый момент смутилась, но очень быстро справилась с собой.
