Текст книги "Маги Второго Круга"

Автор книги: Эва Бялоленьская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

* * *

– Идем к Камушку, – потребовал Ночной Певец, когда наконец Гладиатор вместе со своей палкой растворился вдали после утренних уроков.

– Вместе? – переспросил Искра. Мягко говоря, они с Ткачом иллюзий друг друга не слишком любили. Каждый раз, когда Камушек соизволил взглянуть на Победного Луча, тот чувствовал, что божество здешней молодежи совершенно пренебрегает им. И это нашему аристократу весьма не нравилось. Более того, он подозревал, что Ткач только ждет подходящего случая, чтобы снова напустить на него какую-нибудь исключительно гадкую иллюзию. К примеру, такую, как то мерзкое членистоногое.

– Вместе. Карамелька тоже, – решительно ответил Творитель.

– Не хочу, – столь же твердым тоном сообщил Искра.

– Хочешь.

– Не хочу и не пойду.

– Пойдешь, потому что это будет очередной взнос в счет долга, а ты у нас благородный и долги платишь, – радостно ощерился Ночной Певец.

От такого бесстыдства Победный Луч даже онемел на мгновение.

– А можно узнать, какой это будет взнос по счету? – процедил он со злостью.

– Второй.

– Третий. Второй был, когда ты мне волосы обрезал, варвар ты лохматый!

– А ты не имеешь права меня оскорблять.

– Я только не должен был называть тебя невольником.

– Ты мне тоже нравишься.

Вот так мило щебеча, два мага добрались до дверей, на которых красовалась отполированная медная голова смеющегося кота.

Победный Луч Рассвета не знал, как выглядят комнаты его товарищей по школе, но его воображение рисовало что-то похожее на казарменный стиль (однажды он побывал в казармах рядовых императорской гвардии в Ленении), поэтому он ожидал увидеть нечто вроде голых белых стен, твердых нар с ровно застеленными одеялами и противомоскитными сетками… ну, может, еще столик со стопкой книг в одном углу и свитками пергамента в другом. Во всяком случае, отнюдь не то, что он увидел, когда Ночной Певец распахнул дверь и впихнул его внутрь.

– Тут же… – начал было Луч и запнулся. Слово «грязно» не подходило к описанию комнаты, наименование «помойка» тоже замерло у него на губах, когда он увидел стоявшую посреди стола громадную золотую вазу, в которой легко мог бы утопиться приличный котище. Но из этого чудовищного сосуда свисал только одинокий носок. А вокруг валялись горстями драгоценные камни.

– Это золото? – вырвалось у Победного Луча, прежде чем он успел прикусить себе язык.

– Где? Это? А, нет-нет. Серебро, позолоченное, но и так офигенно тяжелое. И безобразное, как дождливая ночь. Чем больше мы стараемся это исправить, тем хуже оно становится. А если я пытаюсь сделать ажурный низ, то он сплющивается под тяжестью верха. Я уже дозреваю, чтобы это недоразумение переделать в ночной горшок.

Луч несколько оправился от того сокрушительного впечатления, которое произвел на него чудовищный сосуд, и огляделся в поисках Ткача иллюзий. Камушек, вопреки ожиданиям, не валялся в постели в качестве тяжелобольного. Полностью одетый, он сидел поперек своей кровати, опираясь на груду шелковых подушек, длинные ноги его покоились на табуретке, а вокруг было разбросано множество листков бумаги. Рядом на столике дымилась кадильница, по всему помещению разносился сильный запах сосновой смолы и гвоздики. Камушек поднял голову от книжки, которую как раз читал, и посмотрел на пришедших слегка отсутствующим взглядом. С некоторым интересом он смерил взглядом Искру с ног до головы, а потом вдруг разразился смехом, который тут же перешел в тяжелый приступ кашля. Ткач согнулся пополам, выронил книжку и все никак не мог отдышаться.

– Ох, как паршиво, – встревожился Творитель. – Знаешь, после того, как его подстрелили на Драконьих островах, он от любого пустяка тут же расклеивается.

– Это заразно? – буркнул Победный Луч, невольно отступая на полшага.

– Да ты что. Сейчас пройдет. – Певец вылил на платок какое-то средство из бутылочки, которую откопал из-под вороха бумаг. Подал тряпицу Камушку, а тот, продолжая раздирающе кашлять, прикрыл ею рот и нос. Наконец Ткач иллюзий перестал хрипеть. Отложил платок и вытер слезившиеся глаза.

«Ради Круга Вечного, я его вообще не узнал. Что ж ты с ним сделал, Певец?»

* * *

На Камушка преображение аристократа явно произвело большое впечатление. Вместо чудного создания в бархатных одежках – не то парня, не то девушки – перед ним стоял стройный и вполне симпатичный шестнадцатилетний парень. Локоны Искры исчезли. Явно без ножниц не обошлось. Волосы у него теперь были значительно короче, гладкие, зачесанные со лба назад, что подчеркнуло резкие черты липа, и теперь он выглядел гораздо более решительным и мужественным. На затылке торчал черный хвостик, переплетенный ремешком – прическа охотников. Победный Луч Рассвета был одет в замшевую куртку с бахромой, облегавшую талию, чтобы удобно можно было опоясаться лазурным шарфом мага. Костюм дополняли узкие черные штаны, украшенные по бокам шнуром, и высокие сапоги из телячьей кожи. Единственной деталью, не подходившей к этому охотничьему наряду, был шелковый шарфик, которым Искра тщательно обернул шею.

«Я думал, это новенький. Какой-нибудь охотник из числа Игольчатых. – Камушек махнул рукой в сторону Искры. – Что с твоей шеей?»

Луч отвернул платок, показав синюю, но уже бледнеющую полоску на коже. Ночной Певец передал его ответ:

«Он говорит, что уже не болит и скоро пройдет».

«А у меня еще болит. – Камушек многозначительно похлопал себя по груди. – Мне уже так надоело валяться. Я предпочел бы даже урок с Гладиатором. Одна польза – больше времени остается на это». – И он показал на разложенные вокруг бумаги.

Сосредоточившись на чтении иллюзорных надписей, что было для него совершенной новинкой, Искра не сразу обратил внимание на лежащие повсюду десятки эскизов, сделанных карандашом, углем и пером. Он с интересом принялся их разглядывать, поднимая с пола один за другим. Его резкие брови изумленно поднимались все выше и выше.

На эскизах были изображены в основном статуи из древних руин на Драконьем архипелаге – часть из них сделал еще Пожиратель Туч, последние вышли из-под руки Ночного Певца, который рисовал их с иллюзий, создаваемых Камушком. Ткач иллюзий выбрал один из рисунков и показал его.

«Гляньте-ка, разве вот этот не схож как две капли воды с нашим пресветлым князем?» – спросил он с лукавой усмешкой.

Набросок изображал воина с раскосыми глазами, который охранял на Ящере разрушенную усадьбу какого-то древнего богача. И правда, узкое лицо, рисунок подбородка, а прежде всего форма орлиного носа очень напоминали молодого аристократа из рода Брин-та-эна. Живая копия воина с рисунка в первый момент надулся, намереваясь смертельно обидеться, но потом быстро пришел к выводу, что порыться в той свалке, которой была комната Творителя, будет гораздо более интересно, чем тратить время на препирательства. Карамелька с истинно кошачьим гедонизмом развалилась на кровати Певца и задремала, а ребята с растущим интересом принялись разыскивать среди рисунков те портреты, которые напоминали им людей из их окружения. Подбирали к ним создаваемые Ткачом иллюзии миражи школьных товарищей. Воодушевленный Ночной Певец записывал получившиеся пары, а Победный Луч Рассвета заглядывал ему через плечо, наблюдая, как идет работа. И скульптуры и образы людей, скопированных со стенных росписей подземного лабиринта, представляли собой примерно один и тот же тип внешности: длинноногие худощавые фигуры с прямыми черными волосами. Их лица, имевшие треугольную форму, заканчивались резко выступающими подбородками, глаза напоминали щелочки, а носы были довольно крупные и заостренные.

Вскоре оказалось, что у каждого из парней, вызванных в Замок, имелась хоть одна из этих перечисленных черт. У большинства волосы были черны, как сажа. Глаза Камушка, Ночного Певца и Винограда в точности повторяли форму глаз людей с рисунков. Мышку выдавали очертания лица и фигуры, а Победного Луча Рассвета – нос, наследуемый в их роду из поколения в поколения с незапамятных времен.

* * *

– Нам трудно будет отречься от своих предков. Вот тут имеется портрет идеального мага, – сказал Ночной Певец, постучав пальцем по одному из рисунков. – К сожалению, кровь в нас течет страшно разбавленная, и мы все теперь уже…

– …дворняги, – закончил Искра настолько странным тоном, что Ночной Певец изумленно поднял на него глаза.

– Разве это так уж плохо – быть помесью? – спросил Творитель. – Да ладно тебе, неужели ты веришь в байки о том, что у тех, кто знатен по праву рождения, и кровь золотая?

– Нет, – грубовато буркнул Победный Луч Рассвета и надолго умолк. Видно, ему не пришлось по вкусу открытие, что в далеком прошлом кровь блестящего рода Брин-та-эна могла быть… да что там – наверняка была осквернена какими-то чужими примесями.

– Да брось ты, не дуйся, – обратился к нему Ночной Певец. – Вон Клинок, к примеру, всем Замком заправляет, а его семья – простые торговцы солью. Как ни посмотри, ты гораздо знатнее его.

Победный Луч Рассвета пожал плечами:

– Меня должно утешить, что мной сейчас правит купчик? Мужчины рода Брин-та-эна всегда были воинами. Среди нас нет и не было торговцев солью.

– А жаль, это дает неплохой доход, – ответил Певец и захихикал.

Луч уже набрал было в грудь воздуху, чтобы резко ответить ему, но тут у Ткача иллюзий снова начался приступ кашля, что невольно заставило всех присутствующих, включая Карамельку, которая даже соизволила поднять голову и выглянуть из своего логова, обратить свое внимание на него.

– А почему он, собственно, так разболелся? – спросил Искра с легким неудовольствием в голосе. – Его кашель звучит так, будто он вот-вот задохнется.

– В ту ночь, когда на нас напал душитель, Камушек побежал к Ветру-на-Вершине, чтобы сообщить ему, что произошло. Тогда лило как из ведра, вот он и промок весь, и замерз. А результат той прогулки ты видишь перед собой.

– А чего ради он вообще полез в это дело? – У Победного Луча Рассвета даже лоб сморщился от глубоких раздумий. – Что это ему дало? Что он выиграл?

Ночной Певец глубоко вздохнул:

– Ничего.

– Ничего? Тогда зачем?.. Не понимаю.

– Надеюсь, когда-нибудь поймешь. В противном случае я пожалею, что неделю назад проходил ночью мимо твоих дверей, – решительно заявил Певец, поворачиваясь к Искре и заглядывая ему глубоко в глаза.

* * *

Наконец Камушку стало настолько лучше, что он оказался в состоянии выйти из своей комнаты. Мастера Ветров в порыве хорошего настроения подарили городу солнечный денек, и ребята радостно стали собирать народ для игры в мяч. К сожалению, Ткач иллюзий, который обычно из-за высокого роста играл в середине поля как великолепный подающий, не смог участвовать в игре, поскольку все еще был слишком слаб. И игроки из команды Камушка просто не имели другого выхода, кроме как предложить место «центрального» игрока Победному Лучу Рассвета. Правда, все ждали, что наследник рода Брин-та-эна откажется, причем крайне невежливо, но, как ни странно, он принял предложение, и даже очень охотно. Честолюбивый Искра хоть и имел весьма смутное понятие об игре в кольца, но компенсировал недостаток опыта инициативностью и возрастающим по мере игры интересом. Он ловко изворачивался, принимая самые трудные подачи противника, и с большим увлечением участвовал в самых жестких схватках, когда игра из-за всеобщего возбуждения порой даже переходила в неопасные потасовки. Именно тогда его имя подверглось значительному сокращению, поскольку гораздо удобнее было крикнуть попросту: «Луч, лови!» Потом вся команда согласилась, что главным образом благодаря ему метатели под предводительством Грифа умудрились обеспечить попадания во все четыре кольца, прежде чем противнику удалось попасть хотя бы в два. А когда наконец победители и побежденные, одинаково усталые и страшно грязные, покидали поле, впереди плечом к плечу шагали Луч и Гриф – первородный сын князя и паренек, о чьем происхождении можно было только сказать, что в нем были замешаны какая-то женщина и, по крайней мере, один мужчина.

* * *

Камушек стоял в коридоре здания, расположенного неподалеку от Восточной башни, и размышлял над тем, каким лекарем может быть человек, повесивший на своих дверях табличку с такой надписью: «Творитель Грива. Лучший хирург на этом этаже. Чудеса творим сразу же. Невозможное делаем с однодневной задержкой». Общее впечатление было вроде бы недурным – двери выглядели чистыми и блестели от воска, которым были отполированы, но это скорее свидетельствовало о старательности прислуги, чем об умениях самого лекаря.

Все эти размышления возникли в результате того, что выздоравливавший Ткач иллюзий уже никак не мог открутиться от посещения хирурга. Именно поэтому он теперь и протаптывал пол перед дверьми лекаря, никак не решаясь войти. Принимая во внимание то, что вытворял иногда с пациентами Белобрысый, хирург Творитель вполне мог оказаться вдвое хуже.

Неожиданно двери открылись, какой-то человек схватил паренька за плечо и втянул внутрь.

«С тобой и на самом деле можно потерять всякое терпение. Стоишь тут уже минут пять, и я понятия не имею, честное слово, что такого интересно есть в моих дверях. Ты на них сучки подсчитывал, что ли?»

Камушек прошел вслед за своим провожатым в глубь помещения. Творитель – а это должен был быть сам Грива – продолжал беззаботно болтать, не прерывая мысленного контакта. Ничто не предвещало никаких изощренных пыток, поэтому Камушек стал понемногу успокаиваться. Грива выглядел очень симпатично, как и обстановка его мастерской. Как ни странно, вопреки ожиданиям Камушка увидеть у этого Творителя такую же гигантскую свалку «абсолютно необходимого для экзистенции» барахла, как у Пловца и Ночного Певца, здесь царил прямо-таки безупречный порядок. И напоминало помещение скорее салон, чем мастерскую. Стены были покрашены желтой краской радостного оттенка, а по этому фону вились стилизованные цветочные узоры. С потолка свисали на нитках стеклянные украшения, от которых расходились веселые блики. В оконных нишах стояли вазы с цветами. Если б не отчетливо витавший в воздухе специфический запах лекарств, можно было бы подумать, что это вполне обычная комната. Но ничего более ошибочного нельзя было и представить. Чуть более внимательный наблюдатель заметил бы, что в изящных шкафчиках хранятся не серебро и хрусталь, а медицинские инструменты, склянки с таинственным содержимым, а также угрожающе поблескивавшие лезвия разной величины и формы, уложенные в специальные футляры. Огромный прямоугольный стол, хоть и прикрытый тонкой батистовой скатертью, был непропорционально высоким. Он явно предназначался не для пирушек, а для медицинских операций.

Грива – седеющий мужчина с блестящими молодыми глазами, в которых читались ум и чувство юмора, у него была милая улыбка и очень ухоженные руки, что Камушек отметил даже с некоторым удивлением. Столь холеные руки обычно имели тщательно следящие за собой женщины. Творитель ему понравился. В отличие от предыдущего лекаря, он не обращался с Камушком так, точно тот был слабоумным, и не пробовал во что бы то ни стало показать собственное значение. Он вежливо предложил пациенту сесть на кушетку и раздеться до пояса – по-прежнему улыбаясь, шутя и вообще всячески выказывая свое дружеское расположение.

«До пояса снизу или сверху?» – поинтересовался Камушек, стараясь придать своему вопросу как можно более вежливый характер, но губы его невольно расползались в хитрой усмешке.

Грива расхохотался:

«Сверху, юноша, сверху… Очень бы хотелось осмотреть твои легкие, господин Шутник. Да, хорошее настроение – это основа основ, я всегда твержу больным: хочешь быть здоровым, будь веселым».

Неизвестно, насколько сердечность Гривы происходила от его характера, а насколько порождалась желанием успокоить пациента. Важно, что результат получился хороший. Молодой помощник, похожий на лекаря-практиканта, подал ему деревянный конус, в котором воспитанник Белобрысого без труда узнал инструмент для выслушивания внутренних органов.

«А теперь дыши глубоко, – велел Творитель, прикладывая инструмент к спине Камушка. – Какая симпатичная музычка, точно ветер свищет. Восхитительные симптомчики, честное слово, просто даже изумительно до чего типичные, как из учебника».

Лекарь быстро закончил выслушивание. Осмотрел шрамы, оставшиеся после ран. Определил, что затянулись они чисто, и похвалил лекарские методы Соленого. Потом заглянул Камушку в горло, при ярком свете, падавшем из окна, осмотрел его глаза. И, наконец, неизвестно зачем, тщательно ощупал мышцы парня.

«Похоже, ты сейчас находишься в довольно сносной форме. Ослаблен, худоват немного, но нельзя же требовать слишком много».

Грива сунул руку под тунику – оказалось, что под одеждой он носит подвешенный на ремешке ключ. Лекарь дал его ассистенту, и тот принялся открывать им дверки разделенного на множество отделений буфета. Внутри этого элегантного вместилища находилась богатейшая коллекция всяческих флакончиков и баночек, наполненных разноцветными жидкостями и зеленоватыми или серыми порошками. Камушек с любопытством напрягал глаза, чтобы прочитать названия на этикетках. Многие оказались ему знакомы. Он вспомнил – вот это использовал его приемный отец, и вон то тоже… Это – против болезни сердца, а то облегчало боль… В большой банке содержался зеленовато-желтый порошок – скорее всего, измельченный травяной сбор, улучшающий пищеварение.

«Будь так добр, ложись. Нам придется тебя усыпить».

Камушек невольно напрягся:

«Меня уже раз усыпляли для обследования. Я это плохо перенес, потом не мог проснуться».

Грива слегка встревожился. Морщинка между его бровями стала немного глубже.

«Что тебе давал тот лекарь?»

«Не знаю. Какой-то наркотик».

«Я использую совсем другое средство», – успокоил его Грива.

«Я предпочел бы оставаться в сознании».

«Правда? А я предпочел бы, чтоб у меня пациент не удирал из-под ножа».

Камушек с некоторым трудом сглотнул слюну.

«Ну видишь, ты уже не такой отважный». – Хирург с усмешкой похлопал его по обнаженному плечу.

Не найдя больше никаких доводов, юноша послушно лег. На потолке тоже были нарисованы цветы. Он наблюдал за возней лекарей, задаваясь вопросом, использует ли Грива в своей работе иглы, как делал это Творитель из Запруды, и не придется ли ему снова пить какие-нибудь гадкие микстуры. Пока ничто на это не указывало. Творитель разделся до рубашки, высоко закатал рукава и теперь старательно мыл и скреб руки в горячей воде. Его помощник закончил что-то приготавливать за боковой ширмой, потом зажег свечи в высоких напольных канделябрах. Но комнате разошелся сильный аромат лаванды, заглушавший запахи спирта и лекарств.

Подошел помощник Гривы и положил Камушку на лицо сложенный в несколько раз кусок полотна. Влажная ткань сильно пахла чем-то необычным. Запах не был неприятным, но, видно, от него у Ткача иллюзий начала кружиться голова и появилась легкая тошнота. Цветочки на потолке поплыли, и парнишка закрыл глаза. Ощущение падения усилилось.

* * *

– Он не должен был после этого выжить, – сказал ассистент, подавая Гриве полотенце. Хирург тщательно вытер покрасневшие от мытья ладони чистым, прокипяченным полотном.

– Не должен был, а все-таки выжил, – ответил Грива тоном пустой болтовни. – Почему?

– Не знаю, – отозвался младший лекарь. – Не должен был. Я читал донесение. Примитивные условия, большая потеря крови, инфекции избежать практически невозможно…

– Да, да, – нетерпеливо прервал его Творитель. – Перед нами случай, который не подходит под описания в учебнике? Ну и что? Ты же не имеешь в виду, что нам следует его «подогнать» под эти описания?

Ассистент широко распахнул глаза:

– Вы, конечно, шутите?..

– Конечно, – успокоил его Грива. – Когда у тебя будет своя практика, ты еще не раз столкнешься с такими случаями, которые кажутся чуть ли не чудом каким-нибудь. Но могу тебя уверить, каждый из них имеет свое объяснение. Посмотри на него… – Мужчина кивнул в сторону спящего на кушетке парнишки. – Видишь шрамы? Еще на четыре пальца выше – и попало бы в главную артерию, три ниже – лишился бы почки. Могло быть значительно хуже. А кроме того, у меня есть своя теория относительно свойств драконьей слюны.

Ассистент оживился:

– И это все объясняет?

– Слишком сильные слова. Может, все дело в том, что мальчика облизал дракон, а может, кто-то очень хотел, чтобы он выжил. Или боги к нему особенно благосклонны?

– Не верю я в чудеса, – твердо объявил младший лекарь. – И ни в какие такие диковинки. Все должно быть точно: либо выздоравливает, либо умирает, и не надо к этому примешивать религию.

Грива покивал головой, выпячивая губы и пристально приглядываясь к спящему пациенту. Парнишка выглядел неплохо. Дышал глубоко, равномерно, кожа была естественного цвета.

– А зачем мы во время операции зажигаем свечи с лавандой?

– Лаванда обладает расслабляющим и успокаивающим действием, это хорошо действует на пациента. К тому же у лаванды есть еще и обеззараживающее свойство, поэтому очень хорошо очистить ею воздух в помещении. – Ассистент процитировал на память кусок из учебника.

– Хорошо, – отозвался Грива. – Кроме того, лаванду жгут также в святилище Лунной богини во время обряда Открытия. Вот и все, если не смешивать медицину с религией.

У младшего вытянулось лицо.

– Приготовь стол, а потом позови Стержня, пусть поможет тебе перенести парня, – велел Творитель.

Младший лекарь послушно кивнул головой. И начал складывать большую скатерть, открыв столешницу, зловеще блестевшую отполированной сталью.

* * *

Кто-то приподнял Камушку голову, стараясь влить что-то в рот. Он стиснул зубы, невольно защищаясь. Тошнило теперь уже и правда кошмарно. Ради Божественного Милосердия, его же сейчас в самом деле вырвет!

«Не кривись. Это стабилизатор. Спокойно, потихоньку…»

Распознав знакомый посыл от Творителя Гривы, он послушно попробовал проглотить. К его удивлению, жидкость оказалась сладкой. Обезумевший желудок парнишки понемногу успокаивался, а чувство равновесия снова обосновалось на своем законном месте. Камушек осторожно приподнял веки. Огляделся по сторонам, медленно поворачивая голову.

Грива все еще мыл руки, и Камушек решил, что это его уже начинает понемногу раздражать. Сколько же времени можно вот так мыться? Как долго ему еще ждать прикажете?

«Уже все закончилось. Прошло почти четыре часа, – сообщил Творитель. – Как ты себя чувствуешь?»

Какие часы? Когда это? Он же только на секундочку глаза прикрыл. Камушек медленно приподнялся, опираясь на локоть, при случае удостоверившись, что лежит укрытый простыней и пледом, а помимо этого ничего из одежды на нем нет. Все вокруг казалось каким-то неопределенным, текучим… Тело не проявляло желания его слушаться, иногда все вокруг вообще расплывалось, и у парня возникали трудности, когда он хотел на чем-то сосредоточить взгляд.

Грива стряхнул с рук розоватые капли и подставил ладони под струю воды из кувшина, который держал ассистент. Оба мага выглядели очень усталыми. У Гривы лицо было напряженным и осунувшимся, он уже не улыбался. И только тогда Камушек заметил, что вода в тазу красного цвета. Творитель смывал с ладоней кровь?! Чью? Нет-нет-нет-нет-нет… кажется, все-таки да.

Камушек подозрительно ощупал правый бок. Он чувствовал себя так, будто его хорошо поколотили, кожа на теле была раздраженной и болезненной, но помимо этого никаких следов операции он не заметил, даже самых незначительных. Собственно, все выглядело каким-то мошенничеством.

«Мужчины любят хвастаться шрамами. Чего ради я должен был лишать тебя такого удовольствия? – пояснил Грива. – А помимо этого… мы раскрыли тебя, как шкатулочку, дорогой мой. И лучше не спрашивай про подробности. Мы подзалатали тебя изнутри, и еще ты стал чуток полегче. У тебя в легких образовалось немного кальцинированных участков. Я выкинул этот мусор, ткани хорошо откликнулись на раздражители, так что, полагаю, они восстановятся по большей части. Конечно, за исключением нервов. И не стоит меня благодарить».

Камушек с ошеломленным выражением лица пытался переварить услышанное. Открытый… точно шкатулка?.. Ух, лучше даже не представлять себе этого. Он потряс головой, стараясь избавиться от представленной жуткой картины.

«В таком случае НЕ благодарю. И я на самом деле НЕ испытываю никакой признательности. – Он бледно улыбнулся Творителю. – И я наверняка НЕ напишу своему отцу о том, как ты меня вылечил, мастер Творитель».

«Как ты себя чувствуешь?» – снова спросил лекарь.

Парнишка ненадолго задумался, вслушиваясь в сигналы, которые посылало ему собственное тело.

«Слабость. Легкая сонливость. Ничего не болит. Мне можно уходить? Где моя одежда?»

«Не пропала, не бойся. Я бы предпочел, чтобы ты еще поспал тут. В конце концов, невелика разница, где спать – здесь или в собственной кровати. А я не хочу рисковать и бояться, что ты потеряешь сознание где-то по дороге».

Камушек только кивнул в знак согласия и снова поудобнее улегся на софе, побежденный очередным приступом сонливости, обычной после приема наркотиков. Веки у него сами собой опускались. Он только успел еще заметить, как ассистент отдает Творителю ключ от склада лекарств, который маг повесил себе не шею.

«Похвальная осторожность…» – смутно подумал парнишка и снова заснул.

* * *

«Бродяжник Ельник, которого все зовут Мышкой, – самый младший и самый маленький из нас. Ему четырнадцать лет, но выглядит он как двенадцатилетний, а то и еще моложе. Он смотрит на мир огромными глазищами светло-орехового цвета, в которых застыло выражение печального изумления. Он ужасно робкий да еще невероятно трусливый. Понятия не имею, каким чудом Мышке удалось сдать экзамены перед лицом строгих магистров да еще получить возможность заслужить лазурь. Когда я вижу, как он чуть не падает в обморок, когда Гладиатор хотя бы только посмотрит на него, мне кажется, что он никак не мог выдержать суровых взглядов старших магов. А уж при одном виде иголок магистра Татуировок он должен был, кажется, просто умереть со страху. Усыпили его для этой болезненной и кровавой процедуры, что ли? Мышь жутко боится пауков, поэтому Виноград, с которым он делит спальню, вынужден их ловить и выносить в сад. Разумеется, ни в коем случае нельзя их растоптать! Ни за что – если поблизости имеется Бестиар. Интересно, Виноград испытывал бы столь же теплые чувства и желание защитить, если б речь шла о клонах? К счастью, тут их нет ни одного, и вопрос остается без ответа. Но возвращаюсь к Мышке. Как я уже писал, он страшно пугливый и нервный, достаточно сделать при нем резкое движение (а я ведь на уроках сижу рядом с ним и часто делаю самые резкие жесты), и Мышка тут же сжимается и зажмуривает глаза, как будто ждет, что я его ударю. Это действует на меня удручающе. Ведь никому бы и в голову не пришло обидеть такого заморыша. Даже Победный Луч Рассвета никогда к нему не приставал, во всяком случае, я ни о чем подобном не слышал. Трудно это выдержать, но Мышка вместе с тем очень вежливый и отзывчивый».

* * *

Все знали, что Мышка (помимо всяких прочих ужасов) страшно боится Гладиатора. Он боялся отвечать на уроках и боялся опоздать, поскольку тогда учитель сосредоточил бы на нем все свое внимание – и обращался бы непосредственно к нему, безжалостно выговаривая за провинность. Мышка всегда первый появлялся около учебного зала, где проходили уроки, и его старшие товарищи привыкли к виду маленького паренька, подпирающего стену в коридоре, хотя он вполне мог бы войти внутрь.

Каково же было их изумление, когда в одно прекрасное утро они не застали Мышки ни перед входом, ни на его привычном месте, около пюпитра в первом ряду. Виноград тоже ничего не знал. Когда он проснулся, его товарищ уже исчез из комнаты. Должно быть, он вышел очень рано.

Все заняли свои места, ожидая Гладиатора с его новой порцией псевдонаучных пыток. В зале царила обычная ленивая суета. Кто-то из ребят болтал, повернувшись друг к другу. Несколько человек поспешно дописывали последние строчки в заданных сочинениях. Змеевик, заткнув уши, повторял урок, ожидая вызова, поскольку накануне очень плохо отвечал по грамматике.

Вдруг все головы повернулись к дверям, в которых появился разгневанный Гладиатор, таща за собой Мышку. Он держал парнишку за волосы на затылке, там, где больнее всего. Бедный ребенок изо всех сил вытягивался на цыпочках вверх, чтобы уменьшить боль от едва не выдергиваемых с корнем волос. Ученики своим глазам не верили. Каждый из них мог бы оказаться в таком положении, но ведь не Мышка же!

* * *

Для Камушка вид маленького Бродяжника был такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Что такого плохого мог совершить этот вежливый, боязливый, как кролик, мальчик? Он никогда никого не задевал, никого не обижал и усердно старался исполнять все указания старших магов. Ткач иллюзий даже украдкой ущипнул себя, проверяя, не заснул ли он случайно и не снится ли ему исключительно глупый сон. Стало больно, значит, Мышка, которого волокли за волосы, существовал наяву.

Между тем Гладиатор поставил Мышку перед всем классом. Губы учителя все время шевелились, изгибаясь в гневной и презрительной гримасе, – видно, он безжалостно ругал мальчика за какую-то провинность, настоящую или выдуманную. Бледный как бумага Мышка дрожал, глаза его метались по сторонам, точно у загнанного животного. Предчувствуя самое дурное, Камушек стал медленно подниматься со своего места. Гладиатор был глупцом и, как почти все тупые люди, отличатся еще и самонадеянностью. Он явно считал, что популярная поговорка: «Не подходи к быку спереди, к коню сзади, а к магу ни спереди, ни сзади» – его не касается. Между тем Мышка выглядел так, будто он вот-вот потеряет сознание… или в панике удерет, естественно, самой простой и инстинктивно выбранной дорогой – через ворота Бродяжников. Еще мгновение – и пораженный ужасом мальчик мог вслепую кинуться в пустоту. Камушек предпочел бы не рассматривать всех последствий такого шага, но они сами невольно приходили ему в голову. Причем самым впечатляющим и убедительным видением, которое вставало перед его глазами, был вид Гладиатора, заливающего пол потоками крови из культи обрезанной руки.

Учитель, поджав губы в тонкую полоску, выкрутил маленькому Бродяжнику плечо, прижимая его лицом к пюпитру, и вознес над спиной мальчика свою палку.

Ткач иллюзий схватил Наблюдателя за запястье прежде, чем тот успел ударить. Маг обратил к нему искаженное от ненависти лицо. Скорее всего, он что-то кричал, но Камушек его не слышал и не понимал.

«Ах ты грязный мерзавец! Подлец! Пошел ты прочь, пакость ты отвратная!». – Парень знал, что Наблюдатель легко может перехватить эти мысли, но ему уже было все равно. Он с отвращением изо всех сил оттолкнул мужчину, так что тот врезался в стену. Мышка спрятался за старшего товарища, как за щит. Камушек заметил, что остальные «половинки» тоже повскакивали с мест. Ребята стояли напряженные, точно натянутые струны, сжимая кулаки и странно напоминая волков за миг перед броском в атаку.