Текст книги "Розы в декабре"

Автор книги: Эсси Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

На сей раз Эдвард, зная, что Дебора и без того расстроена, попросил вторую

порцию. Правда, при этом он так посмотрел на Фиону, что та поспешила отвести

глаза. Когда покончили с десертом, Дебби заявила: – А теперь, дети, вам мыть посуду. Уберите со стола, а я принесу кофе старшим.

Фиона заколебалась, стоит ли вмешиваться, но решилась, однако Эдвард ее

обогнал:

– Извини, Дебби, но сейчас пора бить в колокол. Чья очередь? О, Уильяма. Ну

валяй! А мы с Тамати уберем со стола. Труди обычно моет посуду. Фиона, я

принесу вам кофе. – Он повернулся к Деборе. – Наша Фиона страшно суровая

учительница.

Фиона встала из-за стола и в сопровождении ребятишек вышла из столовой. Проходя

мимо Труди, она поймала ее взгляд, полный сочувствия и одобрения. Труди в

глубине души была рада промаху Деборы.

До конца дня Фиона, подобно Агагу, ходила на цыпочках, дабы Дебора не

взорвалась от малейшей оплошности. Но все обошлось благополучно. Она старалась

забыть о случившемся и даже милостиво обходилась с детьми, однако завоевать их

расположение ей не удалось. Они ушли в себя и неприязнь к Деборе прикрывали

подчеркнутой вежливостью. Впервые Фиона убедилась, что беда оставила на них

свой болезненный след. Было что-то недетское в такой сдержанности. Их уже раз

отвергли… Флер ранила их глубже, чем могло показаться на первый взгляд. Фиона

удивилась, что раньше ей это не бросалось в глаза. Она им была нужна, они

тянулись к ее любви, как подсолнухи к солнцу. Фионе ради их блага не хотелось, чтоб Дебора стала их тетей. Вместе с тем она была рада, что в их внешнем

поведении, по крайней мере, не проявляется враждебности.

В этот вечер Дебора подарила девочкам по ожерелью, не обмолвившись при этом ни

словом, что это поделки тихоокеанских аборигенов и что их надо сравнить с

украшениями Рангемарие. Только Виктория не забыла ее слов. Внезапно она подняла

свои ясные глаза и спросила Дебору:

– Когда вы были на Тонго, вы были на аудиенции у короля?

– Конечно нет. Вики, король даже не знал, что я там была.

– Мою маму он бы принял, – сказала Виктория задумчива, глядя в огонь.

– Вики, принеси мне, пожалуйста, свои брюки для верховой езды, мне кажется, их

надо подшить, – торопливо попросила ее Фиона.

Виктория принесла брюки, а Дебора сказала:

– Мне тоже надо поработать. Эдвард, есть носки для штопки?

– Да нет вроде, благодаря Фионе и Труди да еще этим нейлоновым ниткам корзинка

для штопанья совсем пуста.

Фиона рада была, когда дети наконец отправились спать. Дебора буквально

сторожила ее, и она чувствовала, что лучше исчезнуть с глаз долой. Фиона

поднялась:

– Пойду, проведаю Эмери. Хочу убедиться, что она там не перенапрягается.

Эндрю тоже вскочил, будто того и ждал:

– Я с вами, Фиона.

Фиона перехватила внимательный взгляд Эдварда. Он все время был начеку.

– Спасибо, Эндрю, замечательный вечер для прогулки.

В компании Эндрю она немножко расслабилась. С ним было легко, он вел себя

по-дружески, естественно.

Эмери лежала на диване и рада была видеть их. Выглядела она великолепно и

смеялась, что после такого долгого ничегонеделания иначе и быть не может.

– Ради Бога, ни о чем не беспокойся, Фиона. Тамати будет приносить мне завтрак

в постель, а потом отводить Тиаки к вам. А я буду делать только самую легкую

работу. Ты привела дом в порядок, Фиона. Просто ума не приложу, как это у тебя

получается при такой нагрузке. Все банки заполнены… – Она с любовью

посмотрела на Фиону. – У тебя тени под глазами, хотя чего тут удивляться…

– У тебя есть еще какое-нибудь вязанье? Я могу повязать, пока здесь.

Эмери достала из корзинки, стоящей около кровати, детское пальтишко.

– Только вот немного петли довязать.

Эндрю любовался молодыми женщинами. На Фионе было нежно-зеленое шерстяное

платье с широким медного цвета поясом, ее пышные рыжие волосы оттенялись

иссиня-черными Эмери, когда обе склонились над вязаньем. Бело-розовая кожа

Фионы удивительно сочеталась с нежно-коричневой кожей маори. На щеке Фионы

Эндрю увидел пять крошечных родинок. Дети назвали их пятеркой, как костяшку

домино. Эндрю не мог оторвать от них глаз.

Тамати сделал ужин:

– Ну, нет уж, Фиона, на сей раз Манунуи будут обслуживать вас.

Эндрю и Фиона возвращались домой узкими тропками по выгону. Эндрю держал ее под

руку. Но в этом не было чего-то романтического, подумала Фиона. Они подошли к

заднему крыльцу, и Эндрю стал нащупывать в темноте ручку.

– Представляешь, они заперли дверь. Неужели забыли про нас?

– Да ничего подобного. Эта дверь все время хлопает на ветру. У Эдварда все руки

не доходят починить ее. Мы выходили из боковой двери, а эту я сама заперла

после чая. Она действует мне на нервы.

– Ну и ладно, – весело бросил Эндрю. – Здесь так романтично, правда? Все

оплетено глицинией…

– Это ломонос, – спокойно поправила Фиона не оборачиваясь.

Он крепко обнял ее и притянул к себе.

– Не надо, Эндрю, – мягко остановила она его. – Я не любительница случайных

поцелуев.

Он тихо засмеялся и еще крепче прижал ее к себе.

– Это вовсе не случайно. Мне покоя не дают твои пять родинок… они так и ждут

поцелуя. Я об этом все время думаю. – Все так же смеясь, он прижался губами к

тому месту, где надеялся найти ее губы.

В этот момент щелкнул замок и дверь открылась. Эдвард! Яркий свет залил их.

Эндрю обернулся, выпустив ее из своих объятий. Фиона совсем смутилась.

– Прошу прощения, – суховато проговорил Эдвард. – Я услышал ваши голоса и

вспомнил, что эта дверь заперта. Но можете не останавливаться, мне ничего не

стоит ее запереть снова.

Фиона в мгновение ока переступила порог:

– Не глупите, Эдвард, Эндрю шутит.

Но Эндрю не выразил ни малейшего смущения:

– Она хотела сказать, старина, что ты испортил волшебное мгновение. Надеюсь, тебе больше повезло.

Фиона не стала дожидаться ответа Эдварда.

– Спокойной ночи, – вежливо бросила она обоим мужчинам и удалилась к себе.

Час от часу не легче. Ну почему она вечно попадает в ситуации, из которых

невозможно выбраться? Всегда так – без вины виноватая. Чтоб этим мужчинам!

Дни тянулись, как никогда, медленно. Помимо прочих дел, Фиона не спускала глаз

с Эмери. Поскольку Эндрю всегда был под рукой, Эдвард как можно чаще отпускал

Тамати, и тот мыл окна, драил полы на веранде, – словом, делал все, что не

могла сейчас сделать Эмери.

– Я беспокоюсь об Эм, – признался он Фионе. – А что, если из-за опасности

выкидыша у нее родится недоношенный ребенок? Что, если будут осложнения? У нее

родные в Маори-Кайк – селении в Тайароа-Хедз близ Данидина. Я никак не могу

уговорить ее поехать туда на последние три месяца. – Он посмотрел на Фиону. —Вы знаете, почему она предпочитает оставаться здесь?

– Да, – без утайки подтвердила Фиона.

– Оттого что я не могу обойтись без пьянства в городе. – В голосе его

чувствовалась горечь.

Тамати был удивительно красив и молод. Фионе вдруг пришло в голову, что, будь

она скульптором, обязательно бы изваяла его голову из камня – этот высокий лоб, четко очерченные губы, широкие ноздри, задумчивое выражение лица.

– Теперь ты сам видишь, на что готова пойти Эмери, чтоб уберечь тебя от этой

пагубной страсти.

– Еще бы не видеть. Поэтому я и не собираюсь делать этого.

Фиона задумалась.

– Тамати, – наконец произнесла она. – Это так важно для Эмери. И не бойся

высказать ей, как ты это ценишь. Мы с ней все обсудили. Когда я с детьми поеду

в Ванаку, я переговорю с врачом, чтобы в случае, если все произойдет раньше, я

знала, как поступить. Рождение дело естественное, Тамати, а вы с Эдвардом

пастухи.

– Боюсь, я родился на поколение позже, – усмехнулся Тамати. – В былые годы, а в

некоторых отдаленных районах Северного острова и по сию пору, например в краю

Уревера, жены возвращались к своим отцам, и те принимали роды. Но цивилизация

расслабила нас. Мы отчасти утратили свои навыки, хотя должен похвастать, что

мне удалось спасти не одну жизнь. – Он помолчал. – Но я на вашей стороне, Фиона. Нам обоим по нраву жизнь здесь. И если вы поедете с Эмери в Ванаку на

Рождество, мне будет спокойно.

Эдвард нашел Фиону чуть позже. Он тоже переговорил с Тамати.

– Я сказал Тамати, что, если у Эмери начнутся схватки раньше времени, мы сможем

доставить ее вовремя. При первой же возможности я займусь осушением старого

карьера. Тогда у нас будет идеальное место приземления, и они смогут послать к

нам воздушную “скорую помощь”.

– Это не повлечет за собой потерю земли?

– Наверное, но я считаю, что без этого не обойтись. Такая изоляция дорого

обходится нам. Могу себе представить, что бы я чувствовал, если б моя жена

ждала здесь ребенка, – ответил он с отсутствующим видом. – А на все это нужно

время.

Фиона почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Уж не хочет ли он

сказать, что скоро сюда переедет Дебора в качестве хозяйки поместья? День после

этого тянулся мучительно долго, и Фиона чувствовала себя отвратительно.

Поздней ночью, мучаясь бессонницей, она вдруг зарылась в подушку. Надо быть

честной. Надо посмотреть правде в глаза. Вовсе не о детях ты беспокоишься – не

обманывай себя. Тебе несносна мысль, что Дебби выйдет замуж за Эдварда, потому… потому что ты сама любишь его.

Все, что происходило с Фионой в прошлом, кануло в Лету, не существовало, не

имело смысла. Ей вдруг стало отчетливо ясно, почему она без всякой радости

вспоминала далекие моменты прошлого. Потому что теперь она знала со всей

определенностью, и, как это ни было смешно, при всем недоверии и презрении, которое Эдвард испытывал по отношению к ней, при всех этих стычках, она любила

его…

Глава 8

Настало утро, которого Фиона так страшилась. Страшилась потому, что это

открытие напрочь меняло ее отношение к Эдварду, и она боялась: его не удастся

утаить, тем более от прекрасных глаз ревнивой Дебби. Но восходящее солнце

придало ей смелости. Разумеется, нервы у Фионы были взвинчены до предела, она

боялась нечаянно выдать себя. Прошло несколько часов, и она поняла, что

выдержит испытание. На следующий день должен был прибыть долгожданный почтовый

катер. Охотники на кроликов уезжали с Гасом; их работа закончилась. Кроликов в

их краях почти не осталось, и наступило раздолье для овец. Фиона ожидала ткани, которые она заказала по передатчику вместе с выкройками, нитками, отделкой и

прочими швейными принадлежностями. Первой она обошьет Труди. У девочек

оставалась одежда с прошлого лета, и на время им хватит. По случаю прихода

катера уроки сокращались. Все поторопились на пирс смотреть, как крутобокий

светлый катер заходит во фьорд. Шкипер был, как всегда, рад их появлению и, как

всегда, обедал с ними.

– О, как здорово, что вы привезли мороженый горошек, – восхитилась Фиона. – У

нас есть холодная баранина, и я как раз хотела сделать салат.

Эмери сидела с мужем в “лендровере”.

– Я поеду с Томом и приготовлю горошек к твоему приходу, Фиона.

Почтовый мешок был соблазнительно набит, но по неписаному правилу его открывали

только после обеда.

Фиона вывалила в дуршлаг готовый горошек, перемешала его с кубиками свежих

яблок, добавила совсем немного майонеза и сунула в морозильник, чтобы охладить.

Блюдо оказалось удивительно вкусным. Приготовление холодных сладостей она

тактично предоставила Деборе.

Дни прихода почтового катера были для всех праздником. Фиона думала об этом, когда все они расселись во дворике, выходящем на север. Оттуда видна была бухта

и катер, идущий в верхний залив озера. В раскладывании почты была своя система.

В две стопки выкладывали газеты и журналы; всевозможные рекламы, каталоги

отдельно; конверты с окошечками со счетами и рецептами клали в плетеную

проволочную корзинку, специально принесенную из кабинета Эдварда, а бандероли и

личные письма высыпали на стол во дворике. Все внимательно следили за тем, что

кому пришло. Каждому хотелось знать, от кого письмо, а когда любопытство было

удовлетворено, каждый с головой уходил в свою корреспонденцию. Детей всячески

поощряли переписываться со знакомыми и незнакомыми друзьями. Даже маленькому

Джеймсу приходили письма от шестилетнего двоюродного брата из Маори-Каик. Они

были написаны печатными буквами. Все посылки были проверены: посылки с одеждой, галантереей, с деталями и приспособлениями для столярных работ, которым Эдвард

обучал Уильяма. Остался только один маленький пакет. Фионе. Из Африки.

– Это, должно быть, от Гамиша, – сообщила она.

У Уильяма загорелись глаза.

– Вот это да! Я просил тебя, Фиона, спросить его об этих, как их, о пауках…

ты думаешь, он прислал одного такого? А может, самца и самку.

– Не расстраивайся, Уильям, но этого быть не может. Их нельзя посылать без

ветконтроля, чтобы, чего доброго, не занести заразу. А эта бандероль прошла

только таможню. Здесь, скорее всего, что-нибудь мне ко дню рождения – заранее.

На свет Божий показалась шкатулка для ювелирных украшений.

– Вот это да! – подскочила Фиона. – Гамиш дает! Он, должно быть, разбогател.

Вообще-то он не из тех, кто дарит такие подарки. Вот прислать том о брачной

жизни мух цеце или что-нибудь в этом духе – это на него похоже. – Она открыла

замочек и откинула крышку.

Все исторгли дружное “О!”, увидев невероятной красоты камень, лежащий внутри.

Это был молочно– белый опал с огненным отсветом внутри и голубизной озера и

неба, словно впитанной им. Кулон на тонкой золотой цепочке.

Эдвард посмотрел на Фиону. Бледная, она смотрела не на камень, а на

прикрепленную к крышке записку, которую пока что не набралась храбрости

прочитать, записку, написанную знакомым почерком. Почерком Иана.

Все остальные, к счастью, все еще любовались камнем. Эдвард видел, как она

глубоко вздохнула, ухватившись за край стола, на мгновение закрыла глаза, затем

заставила себя вынуть записку, сунула ее в карман брюк и весело бросила: – Ну, это я прочту потом.

Сама того не ведая, помогла Дебора, сказав Эндрю: – Вот видишь, Эндрю Уэйнвуд, что такое настоящий брат, позволь напомнить, что у

меня день рождения в октябре.

Фиона рассмеялась, и в этом было что-то двусмысленное: – Вот уж точно более подходящий для опала месяц, Дебора.

– Мне казалось, что вы лишены предрассудков, – нахмурился Эдвард, – а то всего

один шаг и до веры в злых духов.

Фиона пожала плечами:

– Даже тот, кто уверяет, что у него нет предрассудков, какие-нибудь да имеет.

Вот это мой. Я, пожалуй, отнесу его в комнату.

Эдвард поднялся:

– Лучше дайте-ка я положу его в сейф. Это, насколько я понимаю, материальная

ценность.

– Спасибо, Эдвард, за беспокойство, но я бы не хотела… пока, чтоб он лежал в

сейфе.

Он стоял рядом с ней и, загораживая ее лицо от других, внимательно изучал его.

– О, женщины, женщины. Им надо еще полюбоваться всласть. Ладно, только потом

отдайте.

– Хорошо, – еле выдавила из себя Фиона и ушла к себе в комнату.

Там она бросила футляр на кровать и развернула записку.

“Дорогая Фиона,

Не сердись и прими это. Я заказал кулон давным-давно, мой ювелир прислал мне

его. Я не могу подарить его Матти и надеюсь, что ради нашего прошлого ты

возьмешь его. Прошу, забудь о своей гордости и не думай слишком плохо об

Иане”.

Как он мог? Как он мог? Огонь в глубине кулона, усиленный солнечным светом, словно опалил ее. Что теперь ей делать с этим несчастным камнем? Образ Иана

вытеснен из ее сердца другим человеком. На счастливый конец, правда, не

приходится надеяться. Эдвард любит Дебору чуть не с детства, а сейчас она

готова выйти за него замуж. Да что там говорить. И Фиона засунула шкатулку под

подушку.

Поздно ночью она достала ее снова. Наконец она может отделаться от этого

злосчастного камня, чтобы никто не спрашивал, что да почему. Она накинула

макинтош с капюшоном из шотландки. За окном моросил теплый дождь. Сунув ноги в

меховые сапожки, она открыла окно и тихо выскользнула во влажную ночь.

Цель была вполне определенная – бездонные воды Ванаки. Дождик смыл очертания

дальних гор, да и дом за спиной как-то сразу исчез во тьме. Она сошла с дороги

и двинулась овечьими тропами к обрыву, высящемуся над озером.

Внезапно за ее спиной раздался голос: – Вы идете не той дорогой и не в том

направлении.

Фиона подпрыгнула от неожиданности и вскрикнула: – Эдвард Кэмпбелл! Что вы здесь делаете? Так можно до смерти напугать.

– Я решил, что жалко расстраивать столь романтическое свидание.

– Романтическое свидание! – в сердцах воскликнула Фиона. – Мы слишком с вами

несовместимы для романтических свиданий.

Насмешливый тон вернулся к Эдварду:

– О, конечно, конечно! Славная уловка, только меня не проведешь. Я не глухой.

Эндрю пошел прогуляться… говорит, что любит гулять под дождем. Я решил

закрыть ставни на веранде и тут слышу, как вы открываете окно. Только впопыхах

вы перепутали направление. Эндрю пошел в другую сторону. Позвольте препроводить

вас к нему.

Он взял Фиону под руку без особой щепетильности. Она воспротивилась, нетерпеливо вырвала руку, и при свете луны он заметил блеснувшую у нее в руке

цепочку.

– Это еще что такое… – Он взял ее руку в свои и уставился на цепочку. – Что

вы с ней делаете здесь?

Фиона молчала. Повернувшись к нему спиной, она смотрела в сторону озера.

– Так вы мне не скажете?

Он круто повернул ее и заглянул прямо в глаза, приблизив свое мокрое лицо. Он

увидел прядки волос, выбившиеся из-под капюшона, водяную пыль тумана на лице и

две сбегающие по щекам слезинки.

– Так это не от Гамиша?

– Нет.

– От бывшего жениха? Как его звали, Иан?

Она кивнула.

– Но зачем он это сделал? Он ведь женился на Матти? Между вами все кончено?

Голос его звучал довольно резко. Фионе было не по себе от одной мысли, что он

решит, будто она думает об Иане.

– Эдвард, я не знаю зачем. Это… это жестоко… именно сейчас, когда я

окончательно выкинула его из сердца. Если он такое мог сделать, значит, я

просто никогда по-настоящему его не знала. – Она протянула ему записку. —Поверьте мне… вот… прочтите и увидите, что я говорю правду.

Эдвард развернул записку, прочел, смял ее и выругался. Выругался, даже не

извинившись. И только добавил:

– Ну и дурак!

У Фионы отлегло от сердца. Эдвард сунул записку в карман. Взглянув ей в глаза, он спросил:

– Вы так и не сказали мне, куда собрались.

– На обрыв Арога.

Она не ожидала такой реакции. Он схватил ее за плечи, круто повернул, так что

лунный свет, просачивающийся сквозь облака и туман, осветил ее лицо. У него

самого лицо было очень странное. И вдруг Фиона ясно вспомнила тот вечер на

кухне, когда Эдвард изучал ружье Роберта.

– Да нет, Эдвард, вовсе не то! – рассмеялась она. – Я просто хотела отделаться

от этого несчастного камня. Я хотела забросить эту цепочку в озеро. Ванака

такое глубокое, а обрыв Арога – лучшее для этого место… там глубже всего.

Пусть Ианов опал станет даром Вэйтуатара, о которой рассказывала Элизабет.

Лицо Эдварда посветлело.

– Это другое дело. Это я могу понять. Только ведь и Ванака иногда раскрывает

свой тайны. Вы не хотите держать его у себя, так ведь? Вот и отдайте мне, я

найду ему применение. – Он взял ее руку, аккуратно раскрыл ладонь и взял

цепочку,

Фиона доверчиво посмотрела ему в глаза, уже не сопротивляясь, – А что вы с ней сделаете, Эдвард?

Эдвард сжал зубы.

– Отошлю обратно. Предоставьте это мне. По-другому нельзя.

– Но… он сочтет это странной причудой. Вы ведь мой работодатель.

– Нет, не бойтесь, не сочтет. С вашего разрешения или без оного я намекну ему, что право на это дают мне особые отношения с вами.

При виде выражения лица Фионы, лишившейся дара речи, он расхохотался: – Вы думаете, что я все еще злюсь и не могу забыть то, что мы с вами друг другу

наговорили. Но мне кажется, что такой поступок Иана огорчил вас до глубины

души, вы позволите мне отомстить ему.

В глазах Фионы сверкнули злые искорки.

– Вы знаете женщин лучше, чем я думала, Эдвард. Ладно, делайте что хотите.

Спасибо.

Она повернулась, словно собираясь идти к дому.

– Не хотите немного прогуляться? – спросил неподражаемый мистер Кэмпбелл. – Как

насчет обрыва?

Дождь не прекращался, а они стояли на самой крутизне, и на этот раз между ними

не было вражды. Или это всего лишь перемирие? И его старые опасения вернутся

вновь? Лучше отбросить подобные мысли и наслаждаться настоящим, решила Фиона.

Они вернулись на веранду, к французским окнам.

– Я полагаю, что сегодня вы предпочли бы больше никого не встречать, поэтому

лучше вернуться тем же путем, каким вы вышли. У вас усталое лицо. Думаю, вам не

помешал бы добрый глоток бренди.

Фиона покачала головой:

– От бренди мне плохо. Завтра все как рукой снимет. Я буду хорошо спать.

Спокойной ночи.

Он схватил ее за руку:

– О! Не так быстро. Если бренди не подходит, есть другое лекарство.

И в тот же миг губы Эдварда приникли к губам Фионы. Сначала его губы были

холодными, затем требовательными, мужскими. Фиона не могла сопротивляться.

Вдруг он проговорил насмешливым тоном, перечеркнувшим всю прелесть момента: – Не правда ли, милая девочка, “Бель Ноуз” замечательное место – вчера вечером

Эндрю, сегодня Эдвард.

Неужели все заранее было рассчитано, подумала Фиона, униженная и растерянная…

чтобы она не слишком многого ждала от поцелуя? Стыд обжег ее, когда она поняла, что и Эдвард не мог не понять искренности ее ответного поцелуя, и это отпугнуло

его. Несомненно, он и сам был во власти момента. Но для мужчины поцелуй значит

гораздо меньше, чем для женщин… а учитывая, что в доме Дебора, он тем более

не хотел, чтоб она приняла его за нечто большее, чем дань моменту.

– Ничего особенного, Эдвард, – услышала она собственный холодный голос. – Мне

просто хотелось знать, есть ли какие-нибудь человеческие чувства за вашей

неприступной внешностью. Оказывается, есть, только вы их стесняетесь, правда?

Вы настоящий лицемер!

Рука ее была уже на ручке окна. Она открыла створку, вошла и закрыла окно на

щеколду.

Через два дня они прощались с Уэйнвудами. Когда Фиона увидела, как два всадника

скрываются за линией холмов, то почувствовала странную грусть. С одной стороны, их отъезд был облегчением, но с другой, после той ночи, когда Эдвард поцеловал

ее, их присутствие было спасительно.

На следующее утро Эдвард сказал:

– На следующей неделе вам может представиться случай поехать в Ванаку. Гас

отвозит охотников за кроликами в верховья озера, затем заедет сюда. Детей

примут в школу на последние десять дней до весенних каникул. Очень хорошее

время – никаких экзаменов, много спорта. Всего вам хорошего. Можете взять с

собой Эмери и Труди. Я не рискну оставить Эмери одну, без женщин.

– Вы расставляете нас как пешки на доске. А спросить саму Эмери, хочет ли она

поехать, вы забыли?

– Конечно спросил.

– О, – только и сказала Фиона.

Состояние Труди настолько улучшилось, что она даже решила не брать инвалидное

кресло в Ванаку.

– Чем меньше она от него зависит, – заметила Фиона Эдварду, – тем для нее же

лучше.

Они теперь часто разговаривали на разные темы, связанные с отъездом. В этот

вечер она заметила, что с Труди творится что-то странное. Она читала “Уикли

ньюс”, рассматривала картинки и вдруг застыла, словно прислушиваясь к чему-то.

Фиона незаметно наблюдала за ней. Труди закусила губу. Через некоторое время

она поднялась и сказала:

– Что-то я сегодня очень устала. Пойду прилягу. – И взяла “Ньюс” под мышку.

В девять Фиона принесла ей чашку чаю и как бы невзначай спросила: – Прочитали “Ньюс”, Труди?

– Да, спасибо. Да, Фиона, голубушка, попросите, пожалуйста, Эдварда заглянуть

ко мне перед сном.

Фиона с любопытством раскрыла “Ньюс”. Труди что-то вырезала. Но что именно, она, вероятно, никогда не узнает.

На следующее утро Эдвард заявил:

– Фиона, Труди не поедет в Ванаку. Придется тебе ехать с Эмери. Мне это даже

лучше. Она может кое– как готовить, присматривать за домом. Почему вы так

удивлены?

– Да потому что как-то вы сами мне сказали, что отпустите меня только в

сопровождении Труди в качестве цербера.

– Она ни в какую не хочет ехать, – задумчиво пояснил Эдвард.

– Бедный Эдвард, – насмешливо протянула Фиона. – Труди – это ваша ахиллесова

пята.

Уже выходя, Эдвард посмотрел на нее через плечо и бросил: – Нет, не Труди… но у меня есть ахиллесова пята.

Ванакский домик был очарователен и совсем не похож на “Бель Ноуз”. Сад, разумеется, довольно запущен, но уже пробивались первые весенние побеги и

кое-где желтели примулы. Дом был современным, построен в масличной роще на

месте старого, в котором прошло детство Эдварда. По стенам висели яркие

экспрессионистские картины. Высокие окна от пола до потолка впускали море

света. Перемена обстановки принесла свои преимущества. Тиаки пошел в детский

садик, дети в школу, и после школьных занятий дом был полон одноклассников юных

Кэмпбеллов. Эмери и Фиона беспрерывно шили. К немалому удивлению Фионы, Эдвард

сказал ей, что она может пользоваться машиной, и рекомендовал лучшие торговые

центры в Кромуэлле и Алегзандре. К тому же он не поскупился на деньги для

обновок ребятишкам.

Как-то раз, движимая необъяснимым чувством, Фиона заглянула в книжную лавку и

разыскала номер “Уикли ньюс”, из которого Труди вырезала заметку. Ага, это было

как-то связано с Ванакой. Священник из Британии, служащий в районе доков. Он

несколько недель служил в Ванаке, а ванакский священник ездил с миссией на

Новые Гебриды. На фото у него было энергичное привлекательное лицо. Родом он

был из Новой Зеландии, обучался в Нокс-Колледже в Данидине двадцать два года

назад. Он год проводит в Доминионе, служа в разных приходах. В Ванаке будет до

ноября.

Двадцать два года назад. Кажется, все сходится. Труди была совсем молоденькой, когда появилась в “Бель Ноуз”. Она встретила свою единственную любовь, когда ей

было уже к тридцати. У Фионы навернулись слезы на глаза, пока она рассматривала

фотографию преподобного Хью Алегзандера. Бедная Труди. Даже после стольких лет

рана не зажила…

Фиона сидела в маленькой церкви Святого Эндрю за утренним богослужением и

слушала по-мужски строгую проповедь бывшего возлюбленного Труди. Во

всем этом было что-то нереальное. Странно, но ее охватило острое желание

что-нибудь сделать. Только что? Труди не из тех, кого берут за руку и водят за

собой, как малое дитя. А он оказался неженатым. Об этом ей сказала Эмери. Нет, о Труди она ничего не знала. Просто сказала как бы между прочим: – Этот безбрачный священник, обручен только со своей службой.

В этот вечер Фиону пригласили вместе с другими на ужин в дом одного из местных

прихожан. Эмери осталась дома с детьми. Фиона выяснила, что Хью Алегзандер

когда-то служил вместе с ее отцом. Но как упомянуть Труди, не вызвав

подозрения, она не знала. Да и попробуй устроить случайную встречу, если живешь

у черта на куличках на озере, где нет дорог.

В полдень последней пятницы они сидела с детьми в гостиной своего домика. Эмери

и Тиаки ушли на чай. В комнате было пианино, купленное специально для детей.

Фиона играла. Стоял прекрасный весенний день, и по настоянию Виктории Фиона

надела одно из своих новых платьев. Она пела детям, когда на тропинке показался

Эдвард Кэмпбелл. Ее было хорошо видно через огромное, во всю стену окно. Он

слышал ее голос, выводящий мелодию шотландской песни “Томлюсь без тебя…”. Без

кого? Без Иана?

– А теперь “Песню небесного челна”, Фиона, я так ее люблю в твоем исполнении.

Волосы у Фионы были распущены. Она отбросила их назад, убрав завитки с ушей, пальцы забегали по клавишам. “Неси того, кто рожден королем на всем поднебесье

морей”. Как будто дух кланов звучал в словах старинной песни. Неужели

действительно существует память крови, размышлял, прислушиваясь, Эдвард. Песня

кончилась, и Фиона предложила:

– А теперь вы должны спеть мне свою любимую песню.

Эдвард узнал ее прежде, чем дети начали петь. Маорийская песня о мяче изо льна, раскачивающемся и отбивающем зорю по ладоням и кистям рук. Четыре детских

голоса ритмично подхватили народную мелодию: Мячик, мяч на длинной нитке,

Что кружишь ты, в пляске прыткий…

Пальцы Фионы пробежали по клавишам последние аккорды. Она вскочила на ноги и

воскликнула:

– А теперь поиграем в палочки-выручалочки. Я должна научиться этой игре, пока у

нас есть время.

Все уселись на ковер в кружок, Джеймс раздал палочки, а сам встал рядом, четверо остальных стали постукивать палочками по полу и перебрасывать друг

другу в идеальном ритме, кроме тех моментов, когда новичок Фиона роняла свою и

все хохотали. Эдвард стоял за стволом нгайо и смотрел на их игру. Это словно

было каким-то далеким откликом той эдинбургской истории. Шотландская

учительница воспринимает маорийскую культуру своих учеников. Наконец все

перестали играть. Джейми приник к плечу Фионы, а она обняла его рукой.

– А теперь, Джейми, пора позаботиться о чае. У меня для вас сюрприз.

– А для меня? – спросил Эдвард, распахивая дверь.

Он был от души благодарен за теплый прием. Когда шум и гам смолкли, Фиона, смеясь, воскликнула:

– Это сюрприз не для больших. Шоколадные человечки. Но не расстраивайтесь, у

нас на сегодня припасены устрицы, и еще я сделаю чипсы.

Уильям потянул ее за рукав:’

– Фиона… ты же не заставишь нас есть за столом, потому что пришел еще один

взрослый?

Она поискала взглядом глаза Эдварда:

– Я обещала им фуршет. Вы не возражаете?

Эдвард не имел ничего против и радовался как ребенок. Фиона вдруг вспыхнула, схватила ленту и завязала волосы.

– Как вы сюда попали, Эдвард?

– Верхом до Уэйнвуд-Хиллз, потом отец Дебби довез меня до Макарора, а оттуда на

попутках.

Виктория задала вопрос, на который не отважилась бы Фиона: – А зачем?

– Ну, может, я соскучился по всем вам, – улыбнулся Эдвард.

Фиона подумала про себя, как хорошо было бы, если б и она входила в это число

всех.

– Тамати и Труди пообещали, что прекрасно обойдутся без меня. А я вернусь с

вами на катере в понедельник.

После чая все пошли, как обычно, прогуляться до берега. Они шли усыпанной

листьями аллеей, ведущей к озеру, переливающемуся розовым и коралловым цветом в

закатных лучах солнца. Маленькие лодки покачивались на поверхности у береговой

линии, весело раскрашенные дачные домики карабкались по холму. Озеро широко

раскинулось в полудреме. Дети убежали вперед, а Фиона с Эдвардом степенно брели

позади, словно родители. Фиона чувствовала себя на верху блаженства, Эмери и Тиаки сразу же легли спать, как только вернулись, остальных детей

Эдвард тоже отправил на покой. Фиона перетащила свою кровать в комнату Эмери, а

Эдварду постелила раскладушку и смотрела то на нее, то на могучего Эдварда.

– Надеюсь, выдержит.

Тот засмеялся:

– Видели бы кровати, на которых мне приходилось спать! Иногда просто постель из

папоротника… хотя это, пожалуй, лучшее ложе на свете.

Фиона снова увидела Эдварда – прокладчика дорог.

– Вы скучаете без работы?

– Скучал, – просто сказал он, – но я не из тех, кто плачет о невозможном. А