Текст книги "Розы в декабре"

Автор книги: Эсси Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

весьма почтительном расстоянии.

Они въехали в предместья Данидина.

– Эдинбург Южного полушария, – бросил мистер Феерберн. – Вы должны здесь

чувствовать себя как дома.

Так оно и было. Большинство машин ехало с включенными фарами, вокруг фонарей

клубился туман, на прохожих были надеты непромокаемые плащи, в ночной мрак

вздымались высокие дома, трубы заводов, неоновая реклама и все это словно

тонуло в сочащемся влагой небе.

Они застряли на некоторое время на перекрестке у “Дансинга Барнса”, что

позволило мистеру Феерберну показать Фионе замшелую фигуру Роберта Бернса, восседающего над садиками у Таун-Холла. Затем они вышли к аэровокзалу. Никаких

сообщений для Фионы не было, но служащий сказал, что она может лететь утренним

рейсом.

– Если не будет сплошного тумана, – беззаботно бросил он и тут же добавил, заметив, как нахмурилась Фиона: – Но прогноз хороший. Не сомневаюсь, вы

прекрасно долетите. А сегодня вам лучше переночевать в отеле. Самолет вылетает

в час. Посадка во Франктон-Арм в два ноль пять.

Тут вмешался мистер Феерберн:

– Я думаю, вам лучше поехать к нам. Моя жена будет рада. Я сейчас позвоню ей и

попрошу поговорить с вами.

Фиона растерянно посмотрела на служащего. Тот ободряюще улыбнулся: – Все в порядке. Я хорошо знаю мистера Феерберна. Он регулярно летает у нас.

Весьма уважаемый господин, староста Первой Церкви. Если он повезет вас утром в

аэропорт, заезжайте сначала сюда, может, для вас будет телеграмма.

Он как в воду смотрел. Когда Фиона назавтра позвонила в аэропорт, ей сказали, что на ее имя пришла телеграмма, ее будут ждать, но просили больше не

задерживаться, потому что надо плыть через озеро специальным чартерным рейсом в

тот же день. Все это звучало довольно грозно.

В аэропорт Таиери, где Фиону ждал маленький шестиместный “домини”, ее проводило

все семейство Феерберн.

– Отсюда прекрасно все видно, – одобрительно заметил Джеймс Феерберн, – а вам

будет на что посмотреть – вы полетите над удивительными краями.

Фиона с некоторой печалью попрощалась с этими милыми людьми. Самолет поднялся и

полетел над снежными вершинами Маунгатуаса, держа курс на озеро. Расстилавшиеся

под крылом долины и озера потрясли Фиону своей красотой. Самолет пошел на

посадку во Франктон-Арм на берегу озера. Домики напоминали швейцарскую

деревушку, расположившуюся среди сосен и лиственниц, а на дальнем конце

величественные, грубо вытесанные кручи Ремаркаблз, отражавшиеся своими снежными

вершинами в темно-синих водах озера. День был ясный, солнечный и прохладный.

Самолет сел очень плавно, хотя под шасси была не дорожка современного

аэродрома, а просто земля. Самолет встречали человек восемь-девять. Один из них

Ч. Эдвард Кэмпбелл. Сердце у Фионы учащенно забилось. Руки вдруг похолодели.

Печально начинать знакомство с извинений. Она лишь надеялась, что все ее

опасения не имеют под собой почвы и что этот человек примет ее объяснения по

поводу драки и ее последствий достаточно хладнокровно.

Она увидела, как от группы отделился высокий, широкоплечий мужчина и, глядя на

нее, приветливо улыбнулся. Подойдя и протянув руку, он сказал: – Как долетели, мисс Макдоналд? Я… Фиона тоже окаменела. Быть того не может! Стоило

преодолеть тринадцать тысяч миль в страну, где проживает два с половиной

миллиона человек, чтобы узнать, что Ч. Эдвард Кэмпбелл – это тот мужчина, который привез ее из “Кошки в загуле” той самой ночью, когда ее бросил Иан!

Глава 3

Они с изумлением смотрели друг на друга, и на их лицах читались тревога, неприязнь и раздражение.

– Вы ! Боже мой, подумать только! Уж не везет так не везет! – первым заговорил

Эдвард Кэмпбелл.

Фиона перевела дыхание, чтобы собраться с мыслями.

– Вот именно! Знай я, что это вы тот человек, который проводил собеседование с

Робин, мне б и в голову не пришло ехать сюда. – Она помолчала и добавила: – Ну

что на это скажешь. Воистину мир тесен.

– Чересчур тесен, – сухо проговорил Эдвард Кэмпбелл. – Ладно, что попусту

болтать. Я возьму ваш багаж, и пойдемте в машину.

Он направился к самолету и скоро вернулся. Они прошли на стоянку к ждавшему их

“вулсли”. Кэмпбелл сложил вещи в багажник, часть бросил на заднее сиденье, открыл переднюю дверь для Фионы и сел за руль.

– Скажите, пожалуйста, ваша приятельница Марч совсем чокнулась или потеряла

голову из-за предстоящего замужества? Как она могла порекомендовать вас? Она

уверяла меня в телеграмме, что у вас исключительно высокая квалификация – выше

обычной, что, помимо прекрасных профессиональных качеств, вы незаурядная

личность, короче, именно тот человек, который нужен осиротевшим детям… и кого

же я вижу?!

Если серые глаза Кэмпбелла были холодны как лед, темно-карие глаза Фионы

сверкали ярче алмазов.

– А что вас так удивляет? – резко спросила она.

– О людях судят по их друзьям и местам, в которых они бывают. Это был грязный

притон.

Фиона с вызовом взглянула ему в глаза:

– Вы и сами были там.

Стрела не достигла цели. Он пожал плечами:

– Я впервые в Эдинбурге. Меня попросили прийти туда, чтобы встретиться с дамой, с которой я обедал.

Фиона пренебрежительно рассмеялась:

– Ужасно оригинально! Со времен Евы у мужчин одно и то же оправдание: “Женщина

соблазнила меня”.

Кэмпбелл продолжал, словно не слыша ее:

– А уж что касается вашей компании… – Тут он неожиданно вспомнил: – Но вы же

должны были! выйти замуж. Какого…

Фиона почувствовала, как слезы подступают к глазам, и усилием воли остановила

их.

– Я… я раздумала.

Он пристально посмотрел на нее:

– Вы раздумали… или раздумали не вы? Вас бросили?

Фиона с вызовом подняла подбородок:

– Да, если вам это доставляет удовольствие – меня бросили.

Кэмпбелл кивнул:

– Чему тут удивляться. Я бы ни за что не женился на девушке, которая не может

быть верной даже за неделю до свадьбы!

– К вам все это не имеет никакого отношения, – холодно заметила Фиона. – И к

моим профессиональным качествам тоже.

Он посмотрел на нее с нескрываемым осуждением: – Я вправе требовать высоких моральных качеств от учительницы, которой доверяю

воспитание детей; в такой глуши, как “Бель Ноуз”, мои дети будут все время

находиться с вами, и этому влиянию невозможно противостоять в подобных

условиях. Эти дети и так понесли двойную утрату. Я хотел для них только

лучшего. У них была удивительнейшая мать.

Это было уже слишком.

– Мистер Кэмпбелл, – холодно проговорила Фиона, – все это ужасная ошибка.

Давайте с этим покончим. Этот город на вид вполне туристский, тут вполне

сносные условия. Мне придется просить вас отвезти меня в центр, поскольку я не

очень здесь ориентируюсь, а все такси разъехались. И на этом расстанемся раз и

навсегда.

– Что за ерунда! – в сердцах воскликнул Кэмпбелл. – Придумаете тоже! Это может

повлечь за собой нежелательные последствия.

– Какие еще последствия?

– Начнем с того, что я не могу быть уверен, что вы чего-нибудь не натворите.

Крайнее изумление отразилось на лице Фионы.

– Что я могу такого натворить?

– Вы можете разозлиться из-за того, что вас заманили сюда, написать

какое-нибудь пасквильное письмо в газеты. А мы хотим, чтоб к нам приезжало как

можно больше иммигрантов. Я считаю, что мы можем предложить хорошие условия

жизни. В большинстве своем те, кто к нам приезжает, – люди хорошие. Но, разумеется, приходится иногда мириться и с теми, выезд которых из их страны —единственная заслуга перед родиной. Мне кажется, несколько месяцев в “Бель

Ноуз” принесут вам немалую пользу. Это повыбьет из вас дурь. – Кэмпбелл сердито

усмехнулся. – Вы будете, очевидно, учить детей, но знайте, что я всегда

поблизости и не позволю вам оказывать на них дурное влияние.

У Фионы было такое чувство, словно ее бьют по голове дубиной. Как можно ехать с

таким самоуверенным, высокомерно судящим обо всем и обо всех субъектом в глухие

места, где вокруг ни души? А затем как бы вопреки этой мысли явилась другая —принять его предложение и доказать ему, что он не прав. Она по свойственной ей

привычке вздернула подбородок.

– Прекрасно. Я еду. Однако каждый из нас волен разорвать договор, как только

сочтет нужным.

– В таком случае предлагаю сначала пообедать. Я заказал столик в ресторане

отеля.

Еда была превосходна. А что ожидало ее впереди, одному Богу известно. Жизнь на

далеком овечьем пастбище, затерянном у черта на куличках в неведомых краях, не

из легких, даже если тебя встречают тепло и проявляют к тебе элементарный

человеческий интерес. И, однако, несмотря на это, первые несколько миль вызвали

искренний восторг у Фионы. Перед лицом величественных гор мучившие ее житейские

проблемы казались совсем ничтожными.

Когда они проезжали ущелье Каварау, двигаясь по направлению к Кромуэллю, Кэмпбелл вдруг бросил:

– У вас под правым глазом слишком сильно положена тень. Не пойму, зачем это

нужно днем.

– Это не тень, а синяк.

Он нагнулся к ней, чтоб рассмотреть поближе.

– Синяк? Черт побери, уж не хотите ли вы сказать, что вам подбили глаз? Что

произошло?

Фиона заколебалась, говорить или нет. Но потом решила, что все равно он будет

расспрашивать ее о причине задержки в Крайстчерче. С явной неохотой она

поведала о своем приключении:

– На улице Крайстчерча в воскресенье днем была драка. Я вмешалась. С глазом

ничего особенного, но радоваться нечему. Я хотела вам обо всем рассказать, но в

телеграмме толком ничего не объяснишь. А в понедельник утром мне надо было

предстать перед судом…

– Мисс Макдоналд! И вы можете вот так спокойно говорить об этом? Да где же, в

конце концов, вы выросли? На улицах у причалов Глазго, надо полагать. Боюсь, что ваша идея вернуться в Данидин была не столь уж глупа. Вам ли учить моих

подопечных!

Фиона замолчала. Не хочет слушать, пусть не слушает! Насильно ничего не

втолкуешь.

– Ну так оставьте меня в Кромуэлле, – в сердцах бросила она. – Я и сама

доберусь назад, в Данидин.

– Кромуэлль – деревенский поселок… начнутся пересуды. Нет уж, спасибо. Нас

здесь хорошо знают. Не хватало еще, чтобы эта безобразная история получила

огласку. Вы поедете в “Бель Ноуз”, а по истечении некоторого времени я отправлю

вас в Шотландию за свой счет.

– А как же насчет детей? Разве вы не боитесь?

Кэмпбелл криво усмехнулся:

– Если здраво рассудить, то особого вреда вы не причините. В доме у меня есть

человек, который способен благоприятно повлиять даже на вас. Это то, что вам

нужно, – человек исключительно дисциплинированный, твердый и строгих взглядов.

Мисс Трудингтон – моя бывшая гувернантка. Она вас исправит.

– Но если у вас есть гувернантка, с какой стати вам понадобилось выискивать еще

одну в Шотландии?

– Труди разбита артритом. Не так давно я разыскал ее в Крайстчерче. Она жила

там в двух комнатушках совсем одна, никому не нужная, на крошечную пенсию. Вот

я и привез ее к нам. В доме нужна пожилая женщина, так что она, слава Богу, не

чувствует себя нахлебником.

– А как же мачеха? – спросила Фиона.

– Ее нет, – ответил Кэмпбелл, и ее поразило, с какой жесткостью это было

сказано.

– Нет? То есть как нет? Я хотела сказать, разве это не ее дом? Ведь, несмотря

на гибель вашего брата, она вправе остаться на ферме? Или без него ей там

слишком одиноко?

– Я попросил ее уехать. Она дурно влияет на детей. Трудно представить, чтобы с

ними был кто-то, кроме их матери.

Фиона почувствовала жалость к этой, по-видимому, неопытной молодой мачехе, оказавшейся в атмосфере предубежденности и вечного сравнения с покойной

матерью. Не довел ли все до крайности ее шурин, Эдвард?

Забыв о всяком приличии, Фиона бросила с явным вызовом: – Не удивляюсь что все вас зовут Эдвард, а не Тед. Я еще в отеле это заметила.

Даже представить не могу, чтоб вас звали сокращенным или уменьшительным именем.

Твердолобый, чопорный, настоящий викторианец. Самодовольный Эдвард. Вот уж

воистину имя отражает характер. И как я могла связаться с представителем клана

Кэмпбеллов. Мы же традиционные враги.

Кэмпбелл рассмеялся. Фиона сжала кулаки и с удовольствием врезала бы ему, но

вовремя сдержалась. Не хватало еще, чтобы он только укрепился в своих

скороспелых выводах. И как это ее угораздило сморозить такую глупость: брякнуть

о древней вражде их кланов. Чтобы как-то разрядить атмосферу, она сменила

тему:

– Расскажите мне, пожалуйста, о моих учениках. Я даже не знаю, как их зовут.

– Виктория, Элизабет, Уильям, Джеймс.

Смех Фионы был более естественным.

– О, у меня перед глазами сразу встает картина двух девчушек со светлыми

волнистыми волосами, подхваченными ленточкой, в вышитых белых платьицах со

светло-голубыми поясками, в длинных чулках и черных туфельках. И два маленьких

белолицых мальчика в итонских курточках. Примерные во всем,– как их дядя. Все с

королевскими именами.

Эдвард спросил ее с явным недоумением:

– Разве ваша подруга ничего вам не сказала о них?

– У нас не так-то много времени оставалось. А что вы имеете в виду?

– Они не могут быть светловолосыми и белолицыми. Они наполовину маори.

Фиона остолбенела от неожиданности. Эдвард истолковал это по-своему.

– Мисс Макдоналд, если вы об этом ничего не знали и у вас есть предубеждения на

сей счет, то я вас прямо сейчас отвезу назад, в Данидин.

Фиона повернулась к нему:

– Мистер Кэмпбелл, я была учительницей в школе для детей-инвалидов. Мой самый

любимый ученик был с Ямайки, Оставить его было выше моих сил, хотя там были и

другие учителя, которых он любил не меньше. Если бы не надо было уезжать в

Южную Африку, я бы уговорила Иана усыновить его после того, как мы поженимся.

Может, я и конченый человек по вашим меркам, но цвет кожи для меня ничего не

значит. Если на то пошло, хотя я и ухватилась за эту возможность уехать из

Шотландии из-за… из-за случившегося – я этого не отрицаю, – я была рада

переехать в Новую Зеландию, потому что, насколько я слышала, цвет кожи здесь не

играет особой роли.

– Может, не все у нас так уж идеально, – немного задумчиво проговорил Эдвард

Кэмпбелл. – Официальной дискриминации здесь действительно нет, но с заметным

ростом рождаемости маори и вследствие того, что многие из них, особенно

молодежь, покидают свои поселения и переезжают жить в города, все не так

гладко, как кажется. Разумеется, отвратительно, что юношам и девушкам маори

гораздо труднее снять жилье, чем белым. Из-за этого они вынуждены ютиться не в

лучших районах. А, кроме того, всегда найдутся люди, которые кичатся цветом

кожи. Что касается маори – то это замечательный народ с удивительной

культурой.

Фиону разрывало двойственное чувство. С одной стороны, она полностью могла

подписаться под всем тем, что он сейчас сказал. Но как неприятно найти в этом

человеке что-то хорошее!

– Ваша свояченица была маори? – спросила она.

– Да, и к тому же маори-принцесса. Чистых королевских кровей. Из племени

Нгаи-таху. Она всячески сопротивлялась браку с моим братом, хотя очень его

любила, все же предпочла бы связать свою судьбу с равным. Полгода она

размышляла, прежде чем согласиться.

Фиону охватило чувство восхищения, чего никак нельзя было ожидать. Невероятно

встретить подобное в мире, где расовая ненависть проникла во все уголки жизни.

Тем не менее она решила прекратить разговор на столь опасную тему. Всегда есть

о чем поговорить – для этого существует погода.

– Вы упоминали о надвигающемся шторме. Надеюсь, его уже пронесло? – Она

показала рукой на безоблачное небо; только небольшая гряда облаков тянулась над

горными пиками на западе.

– Я не говорил, что надвигается шторм, я упоминал о норд-весте. Норд-вест – это

сильный иссушающий ветер; он зарождается над Австралией, проносится над

Тасмановым морем, врезается в Альпы, источает влагу над равнинами и все

иссушает. Когда он налетает на озеро, плавание очень затрудняется. Вы не

страдаете морской болезнью?

– Нет, – коротко бросила Фиона.

К счастью, это была чистая правда.

Дорога шла вверх, потом вниз, где взору открывалась спящая красавица. Это было

озеро Ванака. По форме оно было изящнее Вакатипу, но не менее восхитительно.

Небольшой городишко имел туристический вид; по берегу, заросшему ивами и

тополями, были разбросаны уютные отели и кемпинги, белые от пыли дороги вели к

участкам с живой изгородью из деревьев, целая флотилия больших и маленьких

лодок покачивалась у причалов.

Эдвард Кэмпбелл подрулил к пристани, у которой стояло красивое судно под

названием “Дева озера”. Тут же на берегу их приветствовал шкипер.

– Сейчас, Ангус, я только поставлю машину в гараж. Я мигом.

– Да здесь Лен. Он умирает от желания прокатиться. Эй, Лен.

Появился паренек лет шестнадцати, по-видимому сынишка шкипера. Он тут же сел в

“вулсли” с видом человека, которого хлебом не корми, только дай сесть за руль.

Судя по всему, начинала понимать Фиона, хозяева “Бель Ноуз” держат здесь, в

Ванаке, машину в гараже у хозяина катера. Должно быть, эти новозеландцы с

забытого Богом пастбища живут на широкую ногу. Может, от этого они такие

надменные и властные. Денег куры не клюют, вот и задаются.

Её провели на борт, где было уже двое мужчин в толстых ковбойках и

остроконечных шапках. Они сидели около груды каких-то приборов, палаток и

шестов, ржавой кухонной плиты, кастрюль, котелков, почерневших от огня, канистр

с ядом и ружей. На верхней палубе были привязаны пять собак.

– Знакомьтесь, Мардо Форсит и Род Стюарт… охотники на кроликов. Они будут

охотиться в наших краях. Мисс Фиона Макдоналд, наша гувернантка.

Они отчалили и поплыли по озеру. На небе появились первые признаки близящегося

заката. Охотники стояли на корме, собаки на верхней палубе заливались лаем.

Мардо перегнулся к ним, прикрикнул, и они успокоились. То там, то сям возникали

поросшие мелким кустарником островки. Шкипер обернулся и подмигнул Фионе: – Идите сюда, мисс Макдоналд, я покажу вам самые красивые места.

Фиона с благодарностью подошла к нему. Все беспокойства развеялись перед

величественным зрелищем. Впереди высилась гора Аспайринг. Ангус назвал ее

по-маорийски – Тититеа, что значит сияющая гора-колонна. Гора Моту-тапу —священный край усопших, правильнее Мате-тапу. Но путешественник по имени Джолли

назвал ее горой Перспайринг, то есть Потеющей, впервые увидев ее в жаркий день.

Ангус рассказал ей, что озеро Ванака находится на высоте, превышающей девятьсот

футов над уровнем моря, его глубина – тысяча футов. Озеро тридцать пять миль

длиной и три шириной.

– Есть ли у него маорийская история? Насколько мне известно, эта часть острова

Южного для них слишком холодна, но все эти маорийские названия…

– Да, вокруг озера были поселения. Маори пользовались перевалом Хааст. Они

ходили через него на западное побережье в поисках зеленого камня – джадеита, очень твердого и высоко ими ценимого. Питались они рыбой, угрями и птицей —лесными голубями, какас векас. Вон видите место, его называют Шея, – он указал

рукой вперед, – узкий проход между этим озером и озером Гавея, там была

деревушка Ману-Каея, где ловили угрей и птиц. Она принадлежала племени

Нгатимомое. Перевал использовали и для менее приятных целей… по нему

проходили воины, неся с собой котлы для побежденных.

Фиона содрогнулась. Разве такое возможно среди этой красоты и покоя? Но разве

ей самой не приходила частенько в голову мысль, что в ее родном краю гор, ущелий и озер земля окрашивалась не вересковым цветом?

– Скоро мы выпьем по чашечке чаю, мисс Макдоналд. Жена приготовила термосы и

сандвичи. Ей ужасно хочется познакомиться с вами. Она тоже из Шотландии, но

сюда приехала подростком. Она из Пиблза.

– Вы часто переплываете озеро?

– Зимой раз в две недели. Возим почту, хлеб и тому подобное. Иногда делаем

неурочный рейс, как сейчас, когда везем охотников на кроликов.

– Так они все равно поехали бы только сегодня, даже если бы я нечаянно не

задержалась? – радостно спросила Фиона.

– Нет, они собирались ехать с вами в понедельник. Они у нас уже пару дней…

– Я действительно была огорчена. Мистер Кэмпбелл, насколько я видела, расстроился.

– Мистеру Кэмпбеллу досталось за последнее время. Не берите в голову, он

счастлив, что кто-то будет жить у них.

“Кто-то, только не я”, – подумала Фиона.

Она открыла термосы. В одном был чай, в другом – кофе. Чай был отличный, как, впрочем, и сандвичи с сельдереем, сыром и изюмом (она нашла такое сочетание

весьма аппетитным) и с беконом с томатным соусом. Трое остальных мужчин, продолжая разговор об охоте на кроликов, отправились в рубку. Мардо все время

не спускал глаз с Фионы, так что она в конце концов смутилась. Она чувствовала

бы себя естественнее, не будь рядом Эдварда Кэмпбелла, сердито посматривающего

на нее. Она оживленно заговорила с Родом Стюартом, охотником помоложе. Кэмпбелл

скривил губы. “Решил, что я заигрываю с этим юношей, – подумала Фиона. – Но я

хочу быть со всеми дружелюбной, а не вести себя как чопорная дама. Да черт с

ним, с этим Эдвардом Кэмпбеллом”. Вся троица вновь отправилась на корму и

пристроилась среди наваленного там груза. Фиона была рада остаться наедине со

шкипером, тот не бросал на нее двусмысленных взглядов, а просто дружески

беседовал.

– Скоро налетит шквал, – сказал Ангус.

И действительно, впереди можно было разглядеть пенные шапки волн. Внезапно

Фионе стало легко и свободно. Это был ее мир, который она знала и любила: гонимые бешеным ветром волны, брызги в лицо, сбегающие к берегу холмы, сверкающие вдали горные пики, хотя и выше, и заснеженнее тех, что она видела с

детства, но все равно свои. Для нее ширь озера, водная стихия были родным

домом. Она почувствовала, как у нее радостно забилось сердце. Как же ей

повезло, что она приехала сюда! Впервые с того самого момента, как ее встретил

на летном поле Эдвард Кэмпбелл, Фиона вновь с надеждой смотрела в будущее. Лишь

бы его домашние не были столь же непереносимыми, как он.

Они входили в самое пекло норд-веста. В Шотландии на озере это был бы шторм как

шторм, сопровождающийся ливнем, хлещущим по стеклам, туманом, из-за которого

нельзя понять, где озеро, где холмы, где небо, а здесь они ложились с борта на

борт и ныряли в кипящие волны ярко-сапфирового озера, и холмы купались в

золотистом свете сухого жаркого зимнего дня.

– Я смотрю, вы умираете от желания взяться за него, – со снисходительным

смешком проговорил Ангус и, уступив ей место у руля, стал давать инструкции.

Фиона с наслаждением почувствовала послушную дрожь штурвального колеса. Сердце

затрепетало от радости. Трое мужчин вошли в рубку. Увидев Фиону за рулем, Эдвард застыл от изумления. Затем сердито обрушился на шкипера: – Ты что, с ума сошел. Гас? Разве можно давать ей руль?

– А ты полагаешь, что эти рыжие волосы и сверкающие глазки вскружили мне

голову, Эдвард, так, что ли? – подмигнул шкипер. – Готов держать пари, Эдвард, что в ее рекомендациях этого нет, но ты намотай себе на ус. Она выросла на

Гебридах. Один из приходов ее отца был на берегу озера. Можно сказать, что

лодками она научилась править раньше, чем читать.

Некоторое время Эдвард Кэмпбелл молчал. Фиону поразило, с каким злорадством она

восприняла его ошеломленность.

Наконец он проговорил:

– Гас сказал “приход”. Вы что, хотите сказать, что ваш отец был…

– Да, – бросила Фиона, – он был служителем пресвитерианской церкви. До того как

я стала учительницей, я жила за городом. – Она повернулась к шкиперу. – Какой

это остров, вы говорите?

– Голубиный. Дивное место. Летом мы здесь устраиваем пикники. Наверху там

озеро. Нечто неописуемое – озеро в озере. Райское озеро. Моу-Тиму, место

прилива и отлива. Да, да, там вода поднимается и опускается, как в море. А

впереди пики Минареты и стойбище.

Эдвард вышел, потом вернулся:

– Пожалуй, последую твоему совету, шкипер. Надо же мне узнать ее получше. Вы бы

не могли оторваться от штурвала, мисс Макдоналд?

Фиона заметила, как шкипер бросил на нее и на Эдварда недоумевающий взгляд.

– Есть кое-какие вещи, которые вам необходимо знать об укладе жизни в “Бель

Ноуз”, – начал он и предложил присесть.

– У меня тоже есть несколько вопросов.

– Выкладывайте.

– Я насчет бывшей гувернантки. Где пересекаются наши обязанности? Будет ли она

вмешиваться или помогать, что в общем одно и то же. – Ей было не до

щепетильности. Эта работа едва ли продлится долго. Она уедет как можно скорее, но все равно нельзя давать Эдварду Кэмпбеллу садиться себе на шею.

– Труди не только моя бывшая гувернантка, но и любимый и уважаемый член семьи.

– Я не член семьи, но мне придется жить в семье, и я хочу четко знать свои

обязанности.

– Труди живет с нами, потому что жить где-то надо. Иногда она страшно мучается

от болей, но переносит это по-спартански. Она честна до щепетильности, аскетична, дисциплинированна, но вмешиваться в ваши школьные занятия или лезть

с непрошеными советами ей и в голову не придет. Я бы хотел, чтобы она как можно

больше проводила времени с детьми вне занятий. Она оказывает на детей с их не

очень налаженной жизнью самое благоприятное влияние. На сей счет у вас, вероятно, разные взгляды. Что касается стремления к так называемому

самовыражению, то она враг подобных крайностей…

– Я тоже не большая сторонница этого, – внезапно прервала его Фиона. – Я тоже

верю в дисциплину и любовь к детям. Они сами нуждаются в правилах и устоях, на

которые можно было бы положиться, от этого чувствуют себя более защищенными.

Кэмпбелл скрыл свое искреннее изумление за саркастической фразой: – Очень жаль, что вы не сочли нужным применить эти правила к собственному

поведению.

Фиона пропустила это высказывание мимо ушей.

– Вам придется смириться с некоторой ее старомодностью. Она несколько ребячлива

для своего возраста и носит волосы на особый манер, делая венчик из косичек

вокруг головы, отчего походит на телефонную барышню. Она носит туфли без

каблуков, шерстяные чулки и черный бархатный жакет. В каких-то вопросах она

твердолобая викторианка, в других – сущая модернистка. Впрочем, ее взгляды под

стать ее имени – Феба.

Фиона глубоко вздохнула. Кэмпбелл истолковал это как сдерживаемый смех и сухо

заметил:

– Но мы не позволяем себе смеяться ни над самой Фебой, ни над ее именем.

Фиона вспыхнула от негодования:

– Откуда вы взяли? Я вовсе не смеюсь, тем более над ее именем. Мою мать звали

Феба, и я всегда считала, что это очень красивое имя, правда, она и сама была

красивой.

Огромная волна захлестнула окно, около которого они сидели, и вода, проникшая в

щель между листом плексигласа и оконной рамой, обдала их с головы до ног. Фиона

вскочила, отряхнулась и побежала к своим вещам, вытащила твидовую куртку и плащ

в клетку клана Макдоналдов, накинула на себя, запахнула, натянула капюшон, завязала его под подбородком и бросила Кэмпбеллу: – Благодарю, ответы на прочие вопросы я постараюсь найти сама. Что бы я ни

спрашивала у вас, это приводит лишь к новым обвинениям.

Она отвернулась и стала смотреть в окно, встав одним коленом на кожаное

сиденье. Сумерки быстро сгущались, уже почти ничего не было видно. Эдвард

Кэмпбелл пожал плечами и вышел на палубу, где сидели охотники. Сквозь полутьму

Фионе с трудом удалось разглядеть белую фигуру, промелькнувшую мимо окна. Затем

она увидела темное пятно и поняла, что это отвязались собаки. Их когти

скользили и не удерживали несчастных псов на уходящей из-под лап гладкой

раскачивающейся палубе. Не долго думая Фиона откинула плексиглас, залезла с

ногами на сиденье и высунулась в оконный проем; ей удалось схватить за шкирку

пса, втащить внутрь, несмотря на визг, и бросить за спину, потому что

обернуться она не могла. Трое мужчин бросились к ней. Уступать им место было

некогда; судно вынырнуло из водных хлябей, и кромка палубы, по которой скользил

бедный пес, накренилась так, что он покатился прочь, оказавшись вне

досягаемости. Еще секунда, и его снесло бы за борт. Каким-то чудом Фиона

умудрилась вылезти на узкую полоску палубы, лечь на нее всем телом, уцепившись

одной рукой за поручни, другой поймав отчаянно визжавшего пса за задние лапы в

самый последний момент. Она вывалилась за борт и висела вместе с собакой, еле

держась. Огромная волна накрыла их, чуть не оторвав ее руку от поручней, но в

этот самый момент кто-то навалился на нее и, яростно борясь с волной, перехватил у нее собаку. Она почему-то догадалась, что это Эдвард Кэмпбелл.

Изогнувшись, он вытянул пса на палубу и бросил его в рубку. При этом его

ботинки больно врезались ей в руки. Затем он с трудом встал на колени, обхватил

ее за талию, вытянул на палубу и прижал к раме. В это время новая волна

обрушилась на них, залив с головы до ног. На помощь пришел Мардо, они вдвоем

протолкнули Фиону в рубку, и все покатились по полу. Наконец им удалось сесть.

– Что за безумие! – воскликнул Эдвард. – Я думал, вас смоет волна. И все из-за

каких-то собак. Вы что, не могли позвать нас?

Фиона отбросила мокрые пряди медных волос со лба и посмотрела на него с такой

же яростью.

– Вы б не успели. Он уже летел за борт. Откуда мне было знать, что вы стали бы

спасать… каких-то собак.

– Да уж достал бы как-нибудь. Я не меньше вас люблю собак, но во всем нужно

чувство меры. Вы могли утонуть. Собака доплывет до берега.

Фиона засмеялась:

– Я бы не утонула, Я опытный пловец. Я инструктор по плаванию.

– Но вы представления не имеете, какая холодная здесь вода, у вас бы сразу и

ноги, и руки свело. К тому же здесь чудовищная глубина. Мы бы вас никогда не

нашли. Здесь, насколько мне известно, тонули и лучшие пловцы.

Что-то в лице Кэмпбелла, какая-то затаенная боль не позволили Фионе продолжать

спор. Она повернулась к Мардо, который поднялся с пола: – Остальные тоже могут сорваться с привязи – от страха. Не привести ли их лучше

сюда?

– Это против моих правил. Я целиком завишу от шкипера, а он против того, чтоб

собаки, провиант и пассажиры были в одном помещении.

– Ладно, Мардо, – хмыкнул Гас. – Я думаю, ты проиграл. От этой девицы никуда не

денешься. Она этих псов затащит и в пуховые постели в “Бель Ноуз” вот увидишь!

Мардо посмотрел на нее, и в глазах у него загорелись огоньки.

– Это против моих принципов. Я ничего задарма не делаю. Ну, если вы кое-что

сделаете мне за это…

Фиона уставилась на него:

– Что вы хотите сказать?

– Ну, вы… могли бы вознаградить меня… скажем, один поцелуй.

Она заметила, как, говоря это, он бросил косой взгляд на Эдварда. Она

посмотрела на трех оставшихся снаружи собак. Их было еле видно.

– Это не слишком дорогая цена, – сказала она. – Ведите их сюда.

Добродушно оскалившись, Мардо отодвинул плексиглас и выбрался на палубу. Низко

нагнувшись, он отцепил поводки, подтянул собак и, пятясь, влез вместе с ними

назад в рубку. Фиона спокойно забрала у него поводки, нагнулась и погладила

мокрых и дрожащих собак, затем подставила Мардо губы.

– Я не осмелюсь, мисс Макдоналд, – захохотал Мардо. – Этот Эдвард бешеный