Текст книги "Розы в декабре"

Автор книги: Эсси Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

мужик. Он, чего доброго, решит, что из-за меня у вас сложится неправильное

представление о Новой Зеландии и новозеландцах, он мне голову оторвет.

Фиона и глазом не моргнула.

– Вы женаты, мистер Форсит?

– Кто, я? Да какая женщина выйдет за меня? Не бойтесь.

– Ну, тогда все в порядке. Сделка есть сделка, – сказала Фиона и поцеловала его

в губы.

Она решила, что Мардо наглец и так просто его не урезонишь, но ошиблась. Он

смотрел на нее с детским изумлением и восторгом. Эдвард, стоявший рядом, спросил, понизив голос:

– Так у вас есть определенные нормы морали?

Она подняла брови.

– Если б он был женат, вы б его не поцеловали? Как жалко, что ваш жених этого

не знал. Впрочем, как волка ни корми… Вы б взялись за свое после свадьбы.

– Вы невыносимы. – Фиона протянула ему собачьи поводки. – Подержите, пожалуйста, пока я приведу себя в божеский вид.

В рубке было зеркало. Фиона достала гребень, вынула заколки из темно-рыжей

копны волос, быстро расчесала и скрутила их в тугой узел на затылке. Вытерев

блестящее от “оды лицо носовым платком, она не стала делать макияж и вернулась

к Кэмпбеллу.

– С чего такие изменения в прическе?

Она не сразу ответила:

– С ней возни много.

Он криво усмехнулся:

– Вы и всю косметику стерли. Уж не ради ли мисс Трудингтон?

– Неужели вы считаете, что можно винить человека за то, что он хочет кому-то

понравиться? – еле сдерживаясь, проговорила она. – До сегодняшнего дня я не

думала, как важно первое впечатление. Но если уж на то пошло, то я больше

привыкла к такой прическе. Она гораздо проще и практичнее.

– Зачем же тогда делать другую? – насмешливо бросил он.

– Есть причины, – со вздохом ответила Фиона. – Так легче скрыть шрам на шее.

Они пристали к берегу, и началась суматоха. Уже наступала ночь. Фионе с трудом

удавалось рассмотреть берег, поросший ивами, дорогу, петляющую в серебристых

березах, и вдали гряды холмов и гор. Не считая фар “лендровера” у небольшого

причала, света нигде не было. А она почему-то ожидала увидеть большое поместье, дома, залитые светом, людей, радующихся приезду катера.

Эдвард поздоровался с молодым маори за рулем “лендровера”, Тамати Манунуи, для

краткости Том. Он познакомил его с Фионой, вынес сумки и чемоданы из катера и

крикнул охотникам, что свое тяжелое оборудование они могут забрать завтра

утром. Охотники и шкипер забрались на заднее сиденье. Фиона оказалась зажатой

между маори и Эдвардом.

– Тесновато, но до дома рукой подать, – бросил водитель.

Фионе так не показалось. Впрочем, дорога для такой глухомани была сносная. Небо

над головой чуть посветлело, словно впереди открывалась равнина, а холмы, окаймляющие озеро, сглаживались и оставались позади. Хорошо, если это так, подумалось ей, а то было бы ощущение, что ты заперт, словно в ловушке, на краю

озера. Фары осветили сад, и они выехали на мощеную площадку перед длинным

низким бетонным домом. Здесь был свет, мягкий, золотистый, он струился из

окон.

– Эмери приготовила все, что нужно, – сообщил Тамати. – Элизабет сказала, что

на стол накроет сама.

– Отлично, Том. Поблагодари Эмери за то, что она приютила Рода, Мардо и Ангуса.

Передай ей, что мы справимся с завтраком, так что она может зайти, когда хочет, чтоб показать мисс Макдоналд, что да как.

Они перенесли багаж на веранду. Эдвард ввел Фиону в прихожую, где горела

керосиновая лампа. Словно на сцене, дверь, ведущая в глубь дома, распахнулась, и в холл выбежали, горя от нетерпения, четверо ребятишек; девочка повыше

удерживала самого маленького мальчика за воротник. Они остановились так же

внезапно, как и появились, выстроились в ряд, представ в виде приемной комиссии

и хором приветствуя Фиону:

– Здравствуйте, мисс Макдоналд.

Впервые за все это время у Фионы потеплело на сердце. Вот ее ученики, значит, все войдет в свою колею. На нее смотрели четыре пары горящих глазенок. У всех

были черные вьющиеся волосы, откинутые назад, широкие лбы и

золотисто-коричневая кожа. Мальчики круглолицы, девочки отличались изысканными

аристократическими чертами полинезийских красавиц. Виктория, восхитительная

девочка двенадцати лет, уже вступала в пору зрелости. Элизабет выглядела

взрывчатой смесью ангелочка с бесенком. Уильям имел вид весьма серьезный, что, возможно, объяснялось очками. Джеймс выглядел немного неуверенным в себе, видно

было, что он растет без матери.

От них не исходило ни малейшей враждебности или раздражения, но Фионе еще

предстояло испытать и естественность, и царскую снисходительность маори. После

того как дети поздоровались с гостьей, все гурьбой бросились к Эдварду. Он

собрал их в стайку и, подталкивая, ввел в большую гостиную, где уже был накрыт

стол к чаю. Перед камином стояло кресло на колесиках, а в нем прямая и строгая

мисс Феба собственной персоной.

Эдвард Кэмпбелл достаточно красочно описал ее, не упустив ничего, вплоть до

бархатного жакета с шелковой тесьмой. У нее был пристальный проницательный

взгляд уверенного в себе человека. Фиона почувствовала, как пожилая женщина в

мгновение ока внимательнейшим образом изучила ее с ног до головы, отметив про

себя все: и ее мокрые волосы, собранные в узел, и влажный плащ, и туфли, утратившие глянец и ободравшиеся о палубную обшивку. Впрочем, ее вид был, судя

по всему, более выигрышный, чем ежели б она явилась разодетой с иголочки.

Элизабет обеспокоенно спросила:

– Мисс Макдоналд, вам сначала необходимо отправиться в свою комнату, или мы

можем сразу сесть за стол? Эмери заверила, что еда не остынет, но мне б не

хотелось все пересушить.

– Мисс Макдоналд насквозь промокла, нас таки захлестнула пара хороших волн… —напомнил Эдвард.

– Я прекрасно тебя понимаю, Элизабет, – твердо заявила Фиона. – Мой плащ меня

вполне защитил. Я тоже умираю с голода. Если можно помыть руки… я вся в

собачьей шерсти… да снять плащ – я готова садиться.

Элизабет с благодарностью посмотрела на нее: – О, спасибо. Знаете, сколько беспокойств, когда приходится за всем в доме

смотреть, правда ведь?

Фиона кивнула:

– А после еды я была бы благодарна, если б вы мне тут все показали, ладно?

Она надеялась, что мистер Эдвард поймет намек: лучше компания детей, чем его.

Еда была отличная: овощной суп, жареные колбаски, пирожки с беконом и яйцами, груда дымящихся хрустящих тостов и праздничное изобилие пирогов – и все

домашней выпечки.

– Эмери мастер на все руки, – заметила Фиона.

Эдвард посмотрел на нее:

– Кухня не главная ее заслуга. Прежде всего она прекрасная жена.

Должно быть, его разочарование в женщинах, решила про себя Фиона, не

распространяется на женщин-маори. Она заметила также, что у строгой и

несгибаемой мисс Трудингтон есть слабое место. Она ненавязчиво помогала

маленькому Джеймсу резать ножом пирожок с беконом и яйцами. Видно было, что он

еще не привык пользоваться другими приборами, кроме ложки. Надо признать, у

мисс Трудингтон получалось все очень хорошо, учитывая, что пальцы ее плохо

слушались.

Ребята были буквально начинены вопросами. Детей интересовало все: Нью-Йорк, Сан-Франциско, Гонолулу, Фиджи. Вместе с тем Фиона была рада, когда обед

кончился и появилась возможность избежать ненавязчивых, но настораживающих

похвал мисс Трудингтон и двусмысленных комплиментов Эдварда. Она прекрасно

понимала, что, как бы естественно и дружелюбно ни вел он себя при них, в

глубине души Эдвард беспрерывно осуждает ее. Когда все встали из-за стола, Фиона улыбнулась:

– Первым делом, полагаю, нужно разделаться с посудой. Давайте очистим тарелки.

– Эмери сказала, – подала голос Виктория, – что сегодня как исключение мы можем

оставить их на сервировочном столике, а утром она все сделает сама.

– Не кажется вам, что это нечестно? – бросила Фиона. – Ей же надо еще накормить

завтраком троих приезжих. Давайте-ка лучше все помоем.

Она подумала, что Эдвард вмешается и скажет, что детям пора в постель и все

такое прочее, лишь бы перечить ей, но вместо этого услышала: – Отличная идея. – И он первым стал собирать тарелки.

Кухня была величиной с ангар. Фиона с удовольствием осмотрела бы ее более

обстоятельно, но решила, что первым делом надо разделаться с посудой. Вот это

да, Эдвард вооружился кухонным полотенцем! Она мыла крайне быстро, как привыкла

в интернате для детей-инвалидов, не переставая разговаривать со всеми.

– Я запомню, куда вы их складываете, – заметила она, передавая последнюю

тарелку, – чтобы завтра легко все найти.

– Так вы готовы к подобной ежедневной работе? – сухо поинтересовался Эдвард.

– Конечно. Я так понимаю, все это лежит на жене Тамати, но ведь ей надо еще и

собственный дом вести.

– Само собой, но она поможет вам, особенно на первых порах.

Фиона кивнула:

– Я думаю, пара дней, и я включусь во все. Не может же она все время тащить

этот воз. Что вы так на меня смотрите, мистер Кэмпбелл? Вы полагали, что мне

нравится, чтоб меня обслуживали, а я только бы учила детей?

– У нас были гувернантки с подобными идеями. Конечно, было бы здорово, если б

кто-нибудь постоянно следил за хозяйством, но поблизости нет селений. Иногда мы

вызываем женщину из Ванаки на стрижку овец.

Впервые Фиона посочувствовала Эдварду. Что и говорить, нелегко дяде-холостяку

воспитывать четверых непоседливых ребятишек одному. Но не будь он столь суров с

их мачехой, она осталась бы здесь и вела, по крайней мере, домашнее хозяйство.

– Я думаю, завтра утром вы с Труди и Эмери сможете поболтать. Труди молодчина, делает всю легкую работу, что ей по силам, – стирает пыль, прибирается, чинит

белье. В общем, завтра у вас целый день. С уроками можно повременить; пусть

дети покажут вам дом и окрестности.

– Я все же предпочла бы приступить к занятиям немедленно. Поговорить можно и

днем и после уроков, Боюсь, ребята и так отстали от школьной программы.

У детей вытянулись рожицы.

– Вы их разочаровали, мисс Макдоналд. Они решили, что у них каникулы.

– Каникулы у вас и так затянулись, – заметила Фиона. – К тому же наши вводные

уроки будут взаимообучением.

– Взаимообучением? – переспросила Виктория.

– Да. Вы поможете мне восполнить пробелы в моих знаниях о Новой Зеландии. Ну, заодно, конечно, мне надо будет выяснить, чем вы занимались до меня, составить

план уроков, но пока я буду делать это, вы сможете повторить пройденное. Так

что завтра будет нескучно.

Ребятишки вздохнули с облегчением, глазки у всех снова засияли. Фиона заметила

выражение лица Кэмпбелла: это была смесь удивления и недоверия. “Он думает, что

я подмазываюсь к детям. Вот назло тебе завоюю доверие ребятишек”. И, не глядя

на него, обратилась к веселой четверке:

– А колокольчик у вас есть, чтобы звонить к началу уроков?

Все покачали головами. Тут вмешался Эдвард: – Если вы хотите звонить во что-нибудь, мисс Макдоналд, то у нас есть колокол у

задней двери. В него звонят к обеду, когда мы вдали от дома, изо всех сил в

экстренных случаях – я научу вас как – и умеренно, когда нужно нас собрать, но

не экстренно.

– Вот и отлично, – сказала Фиона, – будем звонить в колокол без четверти

девять; можете звонить по очереди, скажем, по неделе каждый, начиная с

младшего. Первая четверть часа на зарядку, чтобы разогреться, затем все идут в

классную комнату, садятся по местам, читают молитву и Писание. Затем уроки. Для

начала хватит.

Поскольку она не смотрела в сторону Эдварда Кэмпбелла, она скорее

почувствовала, чем увидела, удивление на его лице и поспешно закончила: – А теперь, поскольку скоро уже пора всем спать, я бы хотела, чтоб вы меня

немного познакомили с домом – на первый раз.

Мистер Кэмпбелл возглавил шествие. Дом был длинный и приземистый, построен из

бетона, что, вероятно, давало прохладу в летнюю жару и превращало его в такой

глуши в настоящую крепость.

– У нас, разумеется, есть противопожарное оборудование, но для пущей

безопасности дом одноэтажный.

Складывалось такое впечатление, что каждое поколение пристраивало к особняку

новое крыло, и от этого в нем чувствовалось какое-то особое очарование.

– К сожалению, дом несколько запущен. Эмери делает все, что в ее силах, но у

нее не хватает времени, так что говорить об уюте, как при Рангимарие, не

приходится.

– Рангимарие?

Наступило неловкое молчание, которое прервала Виктория: – Мама. Ее звали Рангимарие. – И с каким-то серьезным изяществом девочка

повторила имя по буквам.

– Ты должна научить меня произносить его правильно. Пока что мне трудно это

выговорить.

– Да, эти маорийские звуки не так просто произносить, – заметила Элизабет, – но

у королевы это получалось. У меня есть мамин альбом семейства ее величества, и

там вырезка из газеты, где сказано, как замечательно она произносила маорийские

гласные.

– У меня есть с собой альбомы с вырезками и фотографиями королевской семьи —многое, что выходит у нас.

У Элизабет загорелись глаза. Она посмотрела на дядю: – Слышишь, дядя Эдвард?

Тот засмеялся:

– Это очень умно со стороны мисс Макдоналд. Прямой путь к твоему сердцу, не так

ли, малышка?

– А теперь давай покажем мамину комнату, – предложила Виктория.

Эдвард заколебался:

– Нет. Кое-что оставим на завтра. Да, чуть было не забыл, шоколадные плитки, которые вы просили, в буфете в столовой. Можете взять с собой в постель, а

перед сном разрешаю минут пятнадцать почитать.

Дети пожелали дяде и Фионе доброй ночи и направились к двери.

– Если собираетесь есть шоколад в кровати, – остановил их голос Фионы, – будьте

добры сделать это до того, как погасите свет и почистите зубы.

– Вот это да! – тяжело вздохнул Уильям. – Она такая же злюка, как старая Труди.

Они безропотно удалились, вдруг Элизабет вернулась: – Мы хотели бы знать, есть у вас братья и сестры?

– Знаю я ваши проделки, – засмеялся Эдвард. – Спросите мисс Макдоналд обо всем

завтра утром. Дай вам палец…

– У меня только один брат, – быстро ответила Фиона. – Его зовут Гамиш, и он в

основном живет в Африке. Он собирает фотографии диких животных и пишет о них

книги, а также поставляет животных в зоопарки.

– Гамиш? – переспросил Эдвард. – Гамиш Макдоналд? Уж не тот ли Гамиш Макдоналд, который написал “Как они живут” и “Обезьянка у меня в супе”?

Фиона утвердительно кивнула. Дети застыли в немом восторге.

– Правда? Здорово… просто невероятно! Вот это да! А он будет вам писать о

своих приключениях?

Фиона была тронута до глубины души.

– Я расскажу вам о нем завтра. О всех невероятных существах, которых он вечно

таскал домой, о малышках-обезьянках в моей спальне, о ящерицах и всякой

всячине. О том, как однажды я обнаружила у себя в постели свернувшуюся змею, правда безвредную.

Элизабет прыснула от смеха, а у Виктории и Уильяма вытянулись личики от

разочарования.

– Ну, вот что, – проговорила Элизабет, – это вас обоих касается. А вы думали, что она испугается…

Эдвард отреагировал со скоростью молнии.

– А ну-ка, Элизабет, что они там натворили? – Он остановился. – Впрочем, это

будет нечестно с твоей стороны. Пусть сами выкладывают. Что-то в ее кровати…

Виктория с негодованием посмотрела на сестру: – Что за простофиля! Подумать только, мы ни слова не сказали Джеймсу, потому

что он мог испортить все дело. – Она без особого смущения взглянула на дядю. —Да это всего лишь вета.

Эдвард помрачнел.

– Что за проказники! Где она? На подушке? Ползает? Попробуй найди ее теперь.

Это же надо, а я-то радовался, что вы застелили постель.

– Она в кровати… – Виктория начала хихикать.

Фиона, сама еле сдерживая смех, поняла, что эти детишки не такие уж ангелочки, какими прикидывались.

– В кровати! Виктория, надо быть немножко серьезней. Конечно, она уже

куда-нибудь уползла или ее давно превратили в кашу.

– Да что ты, дядя, не паникуй. Ты же знаешь нашу мягкосердечную Лиз, она велела

нам положить ее в коробку и прикрыть целлофаном с дырочками. Но мы-то считали, что это и без того напугает ее до смерти. Но раз она к змеям привыкла! – В

голосе маленького Уильяма слышалось разочарование.

Фиона решила вступиться, чтобы спасти детей от наказания: – Я не имею ни малейшего представления, что такое вета. Гамиш бы, конечно, заинтересовался. Пойдемте посмотрим.

Ей показалось, что Эдвард не одобрил ее поведения, но пошел со всеми. Хотя что

ей до его одобрения.

– Она вроде кузнечика, только очень огромная, черная-пречерная и живет в

пещерах, – объяснил Уильям.

– Но страшно интересная, – прокомментировала Фиона через несколько секунд, глядя на вету. – У вас есть книги о новозеландских насекомых? Я опишу ее во

всех подробностях Гамишу.

– А я могу нарисовать ее, – предложил Уильям. – Завтра утром первым делом

нарисую, как только проснусь.

– Первым делом занятия, а рисунки потом, – смеясь, поправила его Фиона.

Дети послушно отправились спать, думая о том, что принесет им завтрашний день.

Уложив детей, Фиона почувствовала, что смертельно устала. Эдвард сделал кофе, принес бисквиты. Труди всю ночь штопала и чинила белье, и делала это

исключительно тщательно, но безумно медленно. Она была сама вежливость и

поддерживала тот поверхностный разговор, который здесь, в этой глуши, был

воистину гласом вопиющего в пустыне. У Фионы было такое чувство, что она попала

в какой-то нереальный мир. Волны усталости накатывали на нее. По окончании

ужина мисс Трудингтон сказала:

– Я покажу вам вашу комнату, мисс Макдоналд. К новому окружению надо

привыкнуть.

– Не беспокойтесь, Труди. Мне надо переговорить с мисс Макдоналд, – остановил

ее Эдвард.

Мисс Трут пожелала всем спокойной ночи.

Эдвард, как всегда педантичный, надменный, повел ее из столовой. Фиона слышала, как он открывает дверь в спальню Труди.

Фиона стояла спиной к огромному камину из булыжников. Ей не хотелось, чтоб этот

человек высился над ней во время разговора, как недосягаемая скала. Эдвард

вошел и посмотрел на Фиону холодными насмешливыми глазами.

– Ну, можете расслабиться, мисс Макдоналд, больше играть не перед кем. Тяжелый, что и говорить, вам выдался денек. В общем, играть вы умеете… если хотите

понравиться. Детей вы прямо заинтриговали. Расположили к себе Труди, смыв

косметику и собрав волосы в узел.

Фиона до боли сжала пальцы и вызывающе расправила плечи: – Ну, может, это не так уж неестественно.

– Да бросьте. Вам просто хотелось произвести впечатление.

Фиона проговорила вкрадчивым голосом, изо всех сил пытаясь не сорваться: – Едва ли вы будете осуждать меня за то, что я придаю столь важное значение

первому впечатлению, мистер Кэмпбелл. Не могу утверждать, что я всегда

придерживалась такого мнения, но здесь я обречена на существование с людьми, которые редко выходят за пределы своего узкого круга и потому отличаются

предубеждениями и повышенной потребностью осуждать других. Позвольте мне самой

решать, как вести себя с экс-гувернанткой, Эмери и детьми, что же касается вас, то не собираюсь производить особого впечатления и не намерена изменять ваше

первое впечатление о себе. Это была бы пустая трата времени.

– Зачем же тогда эта комедия с чтением Писания перед уроками?

Фиона даже остолбенела от изумления.

– Но я не представляю себе иного начала занятий. Дело не только в привычке. Мой

отец был пастором пресвитерианской церкви.

– Да, помню. Сначала это очень меня удивило. А потом я понял, что такое

возможно. Честно говоря, впервые до меня кое-что дошло.

– Что дошло?

– Причины вашего дикого поведения в ночном клубе. Бунт против чрезмерно

строгого воспитания, кальвинистской зашоренности.

Фиона вспомнила своего отца с его обостренным чувством справедливости и

снисхождения к павшим, который всегда ненавидел грех, но не согрешившего. Она

нередко подначивала его, говоря:

– Но, папа, когда речь идет о твоей семье, сердце у тебя слишком мягкое.

Эдвард истолковал ее молчание как согласие и сухо закончил: – Хотелось бы посмотреть, надолго ли вас хватит, мисс Макдоналд. Можете не

продолжать сей спектакль. Я вас насквозь вижу. Правду не спрячешь. А теперь

спокойной ночи.

Фиона также пожелала ему спокойной ночи и отправилась к себе. Сначала она

буквально кипела от негодования. Пара кругов по комнате не смогла ее успокоить.

Она в бешенстве ударила кулаком по ладони с такой силой, так что перед глазами

все закружилось. И вдруг раздражение куда-то исчезло, она даже рассмеялась.

Подойдя к большому зеркалу, всмотрелась в свое отражение и подмигнула сама

себе:

– Что и говорить, Фиона Макдоналд, на сей раз ты попала в передрягу. Но нельзя

этому поддаваться. Только будь осторожней, ты, рыжая бестия, и не позволяй ему

слишком натягивать узду, не то он решит, что ты слишком податлива. Будь

хладнокровна, рассудительна и тверда. Если подвернется случай, воспользуйся и

проучи его, но не теряй присутствия духа. Как, бывало, говорил папа? Когда дело

принимало скверный оборот, он молился: “Господи, сподоби меня увидеть в этом

смешную сторону”.

Она наспех распаковала вещи и юркнула в теплую постель. Достав свой дорожный

будильник, тщательно завела его. Эдвард предупредил, что сам приготовит

завтрак. Фиона решила опередить его и устроить ему еще одно показательное

выступление. Убаюканная милыми ее сердцу воспоминаниями, она сладко заснула, рассыпав по подушке роскошные рыжие волосы.

Жаль, конечно, что, заводя часы, она забыла нажать кнопку звонка. Она

проснулась, когда уже рассвело и солнечный свет падал из окна на кровать.

Вскочив с постели с чувством вины, она схватила халат, сунула ноги в домашние

туфли, сполоснула лицо чуть не на бегу и бросилась было в кухню. И тут до нее

дошло… она на секунду усомнилась в реальности происходящего, а более всего в

том, что между нею, Фионой Макдоналд, и Шотландией пролегали мили и мили

океана. Ибо… ибо в окно вливались пронзительные и бодрые звуки волынки. Но

что за мелодия? Она узнала мотив, и кровь прихлынула к ее щекам… “Кэмпбеллы

идут! Ура! Ура!” Так вот оно что. Этот отвратительный Эдвард решил напомнить

ей, что она проспала, и выбрал для этого самый оскорбительный способ.

Фиона подошла к окну. Сейчас она скажет ему, что все это мальчишество. Окна

были узкие и высокие, французского типа, от самого пола. Она распахнула одно и

вышла на веранду. Волынки она не увидела. Звуки доносились с другой стороны; она подошла к перилам. Несмотря на утренний холод, перед ней маршировали

полуголые фигурки в маорийских национальных нарядах… Виктория, Элизабет, Уильям, Джеймс. Холод им был явно нипочем, скорее им было жарко от возбуждения.

Вдруг началась хака. Фиона узнала этот маорийский ритуальный танец, сопровождающийся пением. В нем было что-то пугающее, жуткое, воинственное, но

даже в агрессивных позах чувствовался своеобразный юмор. Стремительные

ритмичные движения, непрестанно меняющиеся выражения лиц, пение: “Камате…

Камате… Ка ора… Ка ора…” (“Это смерть… Это смерть… Нет, жизнь…

жизнь…”) – завораживали. Где-то в глубине сознания Фиону мучил вопрос: неужели это все выдумка Эдварда Кэмпбелла? Эти звуки волынки… А может, она

просто все напридумывала и марш “Кэмпбеллы идут” всего лишь шутка?

Тем временем хака подошла к своему драматическому концу, и дети исчезли. Фиона

стояла как завороженная, чувствуя, как ее пробирает дрожь. Внизу сад спускался

к подножию холма, дальше виднелось озеро, серая поверхность которого была

слегка подернута рябью, а где-то на противоположной стороне тянулась розовая

полоска – это в воде отражались горные пики, которые уже осветило солнце.

Хрупкую тишину свежего утра нарушил голос, из-за огромного ствола матипо

появился Эдвард. Под мышкой у него была волынка, гленгарри, шотландская шапка, молодцевато сдвинута набекрень.

– Доброе утро, мисс Макдоналд. Любуетесь нашими видами?

В его голосе ей почудилась насмешка.

– Да… по крайней мере, по части пейзажа Новая Зеландия не имеет себе равных.

– Вы хотите сказать, что в остальном ей многого не хватает?

Их взгляды встретились.

– О, что вы, мистер Кэмпбелл, было бы несправедливо винить Новую Зеландию в

ваших личных недостатках.

Он засмеялся:

– Все равно спасибо, мисс Макдоналд, за ваши аплодисменты и явный восторг от

выступления детей. Хаки иногда пугают непосвященных до смерти. Вообще-то

говоря, именно для этого сей ритуал и предназначен. Мне следовало предупредить

вас вчера вечером, что здесь, у Кэмпбеллов, он исполняется каждое утро. Я и сам

неплохо умею исполнять его, мы всегда открывали так спортивные соревнования в

школе. И школьные концерты. Среднюю школу я кончал в Данидине. А теперь пора

подкрепиться. Завтрак готов.

– Завтра я помогу вам. Я и сегодня хотела, но забыла поставить звонок на

будильнике…

Эдвард пожал плечами:

– Мы и не ждали этого в первое же утро. Вы очень устали. Но вообще, когда я

дома, я всегда готовлю завтрак. Элизабет мне помогает.

– Элизабет, а не Виктория? Я еще вчера вечером обратила внимание, что…

– Виктория просто терпеть не может готовить, а Элизабет очень любит. Зато Вики

убирает постели. Мне кажется, гораздо лучше и удобнее предоставить им делать

то, к чему каждый более склонен.

Фиона с негодованием посмотрела на него:

– Я не сторонница подобной философии. Для развития детей это не очень подходит.

Виктория должна научиться готовить.

– Вы сами убедитесь, что игра не стоит свеч, – бросил Эдвард и, насвистывая, удалился.

Фиона подумала про себя, что лучше бы ему насвистывать другой мотив.

Все юные Кэмпбеллы были уже не в костюмах маори, а в весьма приличной

европейской одежде: девочки в килтах клана Кэмпбеллов Аргильских и в алых

джерси; мальчики в светло-серых шортах, шотландках и зеленых пуловерах. Для

Фионы эти наряды символизировали их двойственную сущность – полумаори, полушотландцы. Виктория отнесла поднос с едой в комнату мисс Трудингтон, потому

что она всегда завтракает в постели.

– Поначалу Труди ни в какую не хотела с этим соглашаться, она спартанка по

натуре, но потом поняла, что остальным придется всегда ее ждать. Она

беспокоится, что задерживает нас из-за того, что долго занимает ванную

комнату.

Фионе было неприятно видеть, что Эдвард заботится о других, что он груб не со

всеми.

На кухне было тепло и уютно. Она, несомненно, была такой, как в дни пионеров: с

двумя очагами, с длинным, тщательно выскобленным столом и буфетом, но с

современной металлической раковиной и мойкой, пластиковыми табуретами, ярко

расписанными шкафами, всеми современными удобствами, которые позволяла мощность

генератора.

– Нам бы нужно завести рефрижератор с глубокой заморозкой, что решило бы

проблему с хлебом, но пока, увы… Надеюсь, как-нибудь это разрешится. А пока, поскольку ни у кого нет времени на выпечку хлеба, мы едим черствый – жарим его

в тостере. Хлеб нам завозят из Ванаки на катере.

Завтрак был внушительный. Овсянка, жареные домашние свиные колбаски, кофе, тосты, мармелад. Фиона решила, что надо воздать дьяволу должное, не говоря уж о

том, что дружеский настрой необходим для детей, и похвалила хозяина: – Вы замечательный повар, мистер Кэмпбелл.

– Куда от этого денешься – на дорогах поневоле приходится учиться готовить.

– На дорогах? – не понимая, переспросила Фиона.

– Ах да, вы ничего не знаете. Ваша легкомысленная подруга ничего вам не

рассказала.

– Не называйте ее легкомысленной, – осадила его Фиона. – Просто она была вне

себя от счастья. И к тому же страшно торопилась.

– Это называется любовь! – со вздохом произнес Эдвард. – С женщинами всегда

так, насколько я знаю. Мужчину это не выбивает из колеи. Для него любовь не

самое главное.

– Мама говорила, что любовь – самое главное, дядя Эдвард, – внезапно вмешалась

Виктория. – Она говорила: “Это первое и главное, а… а…” – ох, я забыла.

Эдвард взглянул на племянницу, и лицо у него смягчилось.

– “А все остальное приложится”. Знаю, Виктория, Ранги нередко это говорила.

Конечно, она права, а не я.

Фиона была ошеломлена. Как? Эдвард Кэмпбелл признает, что он не прав? И о

Рангимарие говорит в настоящем времени. Как будто она все еще с ними.

– Да, так вы спрашивали о дорогах, – вернулся к начатой теме Эдвард. – Я

инженер. Был инженером. Прокладывал дорогу к западному побережью. С другой

стороны озера. Но сейчас вернулся к тому, с чего начал, – к овцеводству.

Его вернула сюда гибель отца ребятишек.

– Да, вспомнил, – сказал Эдвард, вставая и отодвигая стул. – Я должен сказать

вам пару слов до начала занятий. Дети, уберите со стола. Труди сказала, что

будет мыть посуду, пока у нас все не наладится.

Эдвард помедлил у двери и посмотрел на Фиону.

– Комната, что я вам сейчас покажу, имеет общую дверь с вашей спальней. Я

представлял себе будущую гувернантку во всех отношениях идеально подходящей

детям. Она в моем воображении была зрелой и нравственно здоровой и с каким-то

особым шармом, который действительно дается страданием, как вы говорили. И я

решил отдать ей эту комнату – ту, в которой жила Рангимарие, – в качестве

гостиной. При жизни Ранги это было сердце дома. Я сказал о своем решении детям

и не хотел бы, чтоб они подумали, будто вы разочаровали меня.

Фиона чувствовала, с какой неохотой уступает он заветную комнату. Судя по

всему, память о Рангимарие здесь превратилась в культ. Фиона с трудом подавила

желание сказать ему, что ей бы хватило и одной спальни. Тем не менее Рангимарие

ужасно заинтересовала ее.

Эдвард открыл дверь. Пол комнаты был устлан коврами: на сером фоне вкраплены

пятна с оттенками опавших листьев и лимона. На окнах висели занавеси из

тускло-зеленой тафты с серебристой искрой, стены изящно отделаны по штукатурке

холодноватой зеленью, на которой выгодно выделялись картины. Кресла были

глубокие, с выгнутыми спинками. Интерьер годился для любого времени года

благодаря сочетанию теплых и холодных тонов. Три стены с окнами как бы

образовывали эркер. Одна стена смотрела на восток – на озеро, другая на юг и

третья на запад, на холмистую равнину.

Фиону комната привела в восторг. Здесь можно было смотреть на восход и закат, созерцать штормы и любоваться потоками солнечного света. Комната была воистину

средоточием дома. Над камином из грубо отделанного камня с поблескивающими

вкраплениями слюды висел портрет Рангимарие в ритуальном платье маори, сделанный рукой мастера. Рангимарие была точь-в-точь Виктория, с теми же

утонченными, чеканными чертами лица, с горделивой осанкой. Копаре, головная

повязка замысловатого узора танико, закрывала высокий лоб, национальная юбка из

трав, пуипуи, сидела на ней удивительно изящно, а ее золотисто-коричневые плечи

выступали из плаща из птичьих перьев столь же величественно, словно она была

королевой Елизаветой на картине Аннигони. С этой мыслью Фиона повернулась к

картине на противоположной стене. Это оказалась фотография. На ней Ранги в

узком облегающем платье и светло-шафрановом жакете беседовала с английской

королевой, вероятно во время ее визита в Новую Зеландию.

– За этот снимок фотограф был удостоен международной премии. Фотография