Текст книги "Розы в декабре"

Автор книги: Эсси Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

снег.

– Это самый сильный снегопад за последние пятнадцать лет, – заметил Эдвард.

– Как красиво, – тихо сказала Фиона.

Она словно завороженная следила за белыми хлопьями, оседающими на капюшон, на

выбившиеся пряди волос, не замечая, что Эдвард смотрит не на пейзаж, а на нее.

Потом повернулась и вслед за ним вошла в дом.

Дети складывали книжки.

– Дядя Эдвард сказал, чтоб мы готовились ко сну и не читали при таком свете.

Электричества сегодня не будет. Я сделаю нам что-нибудь горячее. – Элизабет

принесла кастрюльку с молоком, поставила ее на широкую полку в камине, насыпала

по ложке шоколада в три чашки и бросила туда же немного имбиря. – Можно нам

доесть пышки или вы хотите съесть их за ужином? – спросила она с тайной

надеждой.

– Конечно ешьте, Элизабет. Их легко приготовить. Я сделаю еще. Перекусите и

потом идите чистить зубы.

Когда дети уходили из кухни, Элизабет обернулась: – Мисс Макдоналд, а нас вы уложите?

Фиона кивнула, чувствуя, как потеплело у нее на сердце. Когда она уложила

девочек и подоткнула одеяла, то не решилась поцеловать их, а Виктория

прошептала:

– Уильям просил передать вам, чтоб вы выключили у них свет. На самом деле, я

думаю, ему хочется, чтоб вы его тоже уложили, но он стесняется просить сам.

Только не говорите, что я сказала.

– Не скажу. Спокойной ночи, милые. – Она пошла в комнату мальчиков, поправила

толстое одеяло на Уильяме и спросила: – Тебе не холодно? Накрыть еще одним

одеялом?

– Да, – прошептал он и, счастливый, свернулся калачиком.

Фиона взяла одеяло из груды, лежащей на диване, и аккуратно накрыла его.

– Спокойной ночи, Уильям, сладких снов. – Она задула лампу, легко коснулась его

кудряшек и вышла.

Эдвард растапливал второй камин у противоположной стены. Фиона подошла к огню.

– Давно хотел выяснить, да все руки не доходили… Это действительно старинный

тип очага?

Фиона внимательно посмотрела.

– Да, он в точности похож на очаги в горной Шотландии. Видите, там есть крюк

вешать котелок или кастрюлю. В них лучше всего печь лепешки. У вас есть

специальная сковорода?

– Думаю, есть. Вон там все. – И Эдвард показал на нишу. – Это еще от моей

бабушки. У нас есть еще походная печка. Она в ней хлеб пекла. Это, конечно, занимало уйму времени, но такого хлеба я больше нигде не пробовал. Его пекли в

углях, засыпая форму доверху. Бабушка делала его для нас как деликатес.

– Для чего вы затопили? В комнате и так тепло.

– Просто чтоб светлее было. Я обычно не забываю заливать лампы, но движок

выдохся, – мне сказали, что он дважды отключался, пока я был в Квинстоне. Вот я

и решил, что двух каминов и одной лампы достаточно, чтобы читать.

Было еще рано, и все трое сидели в тепле и уюте и читали. В старинных креслах

было так удобно, несмотря на их допотопный вид. Фиона углубилась в историю

озера, но через час встрепенулась и подошла к старинному камину. Укрепив крюк в

нужном положении над углями, она достала сковороду, подвесила ее и смазала

маслом. Проверив, все ли в порядке, она принесла миску с приготовленным заранее

овсяным тестом.

Эдвард поднялся и подошел к очагу:

– Мисс Макдоналд, что это вам взбрело в голову в такое время?

– Ребятишки съели остатки лепешек, а я сказала им, что сделаю еще, да забыла, что тесто не поднимется, раз свет погас и электроплитка остыла. Если завтра мы

будем заниматься по расписанию, я смогу напечь чего-нибудь до вечернего чая.

Что означало мычание Эдварда, она не совсем поняла, но про себя усмехнулась.

Мужчины не любят, когда над ними берут верх. Он выколотил трубку в камин.

– Что вы делаете? Это же на угли попадет и продымит все лепешки.

– Простите, – с подозрительной поспешностью извинился он и стер пепел ботинком.

Достав из буфета три чашки и три блюдца, он расставил их на маленьком столике у

другого камина, затем принес еще банку с желе из красной смородины, кружок

сбитого масла и приготовил чай. Пока он доливал чайник, Фиона принесла к столу

целое блюдо румяных овсяных лепешек. На скамье лежала кипа газет, Эдвард был

явно человек обстоятельный. Он начал с самой старой по времени. Она глянула на

аккуратно сложенные газеты, глаза ее загорелись, когда она увидела одну

небольшую заметку. Она называлась: “Приехавшая англичанка выступает в защиту

хиппи”. У нее даже дыхание перехватило. Может, он не запомнил, до какого числа

дошел. Фиона взяла подушечку и накрыла газету. Позже она возьмет и сожжет ее. И

она стала разливать чай. Эдвард съел почти все лепешки, потом взял сверху

газету и принялся читать. Фиона вздохнула с облегчением: он явно не заметил

пропажи.

Через какое-то время Эдвард отвез мисс Трудингтон в спальню и вернулся на

кухню. Фиона мыла посуду. Он снял скатерть. Все было совсем по-домашнему.

– Все гораздо лучше, чем я думал, – произнес Эдвард, накрывая стол к завтраку.

– Здесь вы предстаете в лучшем свете, чем в Эдинбурге, мисс Макдоналд. Я так и

думал.

Фиона молча положила последнюю домытую ложку и вышла из кухни, сжав кулаки и не

пожелав хозяину доброй ночи.

После обильного снегопада ударили морозы; вершины холмов сверкали, словно

окутанные алмазной пылью. Временами выпадал туман, а за ним крепкий мороз, и

тогда изморозь покрывала каждую веточку, каждую паутинку, и все это сверкало в

прозрачном воздухе серебряной вязью. Даже забор из колючей проволоки

превращался в драгоценное ювелирное украшение, а сосны и лиственницы в

заколдованные деревья в заколдованном мире.

Мужчины все время были на ногах, целыми днями перегоняя отару с одного склона

холма на другой, солнечный. К счастью, особо раскапывать снег им не

приходилось, лишь в тех местах, где нанесло сугробы. На дальних пастбищах было

бы тяжелее. Охотники на кроликов переместились к стоянкам, где стригли овец.

Фиона понимала, что дети должны помогать взрослым в работе, однако разрешила им

пойти на пастбища только при условии, что вечером будет сделано домашнее

задание.

Что касается Эдварда, то она старалась сталкиваться с ним как можно реже.

Наступила оттепель, желтая трава высохла, и вскоре под ней стала пробиваться

молодая зелень. Фиона со страхом ждала, что со дня на день Эдвард объявит о

начале уроков верховой езды. Однажды вечером в пятницу Эдвард обратился к

Фионе:

– Надеюсь, у вас есть бриджи, мисс Фиона.

Фионе чуть не стало плохо.

– Да-а. В них удобно было работать в школьном саду. Но… это не бриджи для

верховой езды.

– Я знаю. Вы не поедете верхом. Завтра я дам вам первый урок.

Не успела она ответить, как Уильям радостно закричал: – Вот здорово. Мы все пойдем.

– Ну, нет. Я вам найду работенку, чтоб вы были как можно дальше от загона.

– Но я не хочу учиться ездить верхом, – в отчаянии запротестовала Фиона. – И не

понимаю, зачем…

– Вам надо научиться, мисс Макдоналд. В этих краях, где, кроме лошадиных троп, нет никаких дорог, ездить верхом необходимо. Длительные верховые прогулки, конечно, дело времени, но рано или поздно, когда жизнь в “Бель Ноуз” утратит

прелесть новизны, вам понадобится женское общество, а ближайшее селение

Уэйнвуд-Хиллз как раз на расстоянии доброй верховой прогулки. Скоро Дебора

Уэйнвуд вернется из круиза по Тихому океану. У вас с ней много общего.

– Чего именно? – спросила Фиона.

Эдвард оглянулся. Детей и след простыл, как это бывает с ними, когда взрослые

начинают обсуждать свои скучные дела.

– Ну, скажем, вы обе одинакового мнения обо мне, – насмешливо выложил Эдвард. —Дебби тоже считает меня твердолобым, высокомерным мужланом, совершенно не

понимающим женщин. – Их взгляды встретились. – В общем, к девяти будьте готовы.

И пожалуйста, без выкрутасов, я не принимаю никаких оправданий.

Фиона целую ночь не смыкала глаз. Все кошмары обрушились на нее. Может, сказать

Эдварду? А что, если он не поймет? Может, и поймет, но решит, что единственный

способ разделаться со страхом – это преодолеть его.

К завтраку она вышла в бриджах, но под глазами лежали темные круги, которые, словно синяки, выделялись на белой коже. Она молилась, чтоб погода испортилась, но день был, как назло, великолепный: изумрудная гладь озера сияла за окном под

ясным небом, розовым на горизонте; на фоне озера отчетливо серебрились

распускающиеся сережки ив, зеленовато-серые ветки австралийской акации, или

мимозы, как по привычке называла ее Фиона, начинали желтеть. Весна была на

пороге.

Фиона не могла доесть свою овсянку и чуть не подавилась тостом. Она видела, как

нахмурился Эдвард, но не придала этому значения. Он объяснил детям, кто чем

должен заниматься.

– А ты, Виктория, что-нибудь приготовь из еды. Стоило бы воспользоваться

уроками вашей гувернантки. Сделай какое-нибудь простенькое блюдо, но только

отнесись к этому серьезно. Мало ли что не нравится. Вот мисс Макдоналд не хочет

учиться верховой езде, но идет. А ты, Элизабет работу за нее не делай, лучше

приберись у себя в комнате. Я заметил, что твоя часть комнаты не такая

опрятная, как у Вики. Ясно? Мы скоро вернемся. Чем скорее мисс Макдоналд

научится ездить, тем спокойнее на душе у меня будет. Ну, идемте, мисс

Макдоналд, – вежливо позвал ее Эдвард.

Фиона тяжело вздохнула, потерла шрам, как делала это всегда, когда волновалась, и поплелась за ним. Молча подошли они к конюшне. Эдвард говорил с ней почти

ласково:

– Совершенно не о чем беспокоиться. Во-первых, вы любите животных, во-вторых, я

дам вам пони Джеймса, старину Хойхо, предобрая скотина. У нас как-то была

студентка университета, помогала по домашнему хозяйству, приехала на

рождественские каникулы немного подработать и попрактиковаться, а прожила целых

три месяца. Она чуть не умерла от страха, впервые увидев лошадей, а уезжая, не

могла расстаться с ними. Не так давно я получил от нее письмо. Она берет лошадь

напрокат у себя в городе, так ей полюбилась верховая езда.

Эдвард пошел в конюшню и вернулся со старым Хойхо; на спину ему был наброшен

мешок.

– А где… а седло?

– Первый раз лучше так. Это дает вам особое ощущение тепла и движений

животного.

Фиона отскочила в сторону. Ничего себе, ощущение тепла и движений животного !

Что за ужас! Она взглянула на крепкие копыта, крутой бок, крупные оскаленные

зубы… В глазах потемнело. Она пыталась успокоиться. Нельзя проявлять слабость

перед Эдвардом. Жалость ему неведома.

Эдвард подставил ладонь ей под ногу.

– Надеюсь, вы не перекинете меня через спину?

– Я в этом деле не новичок. Не бойтесь. Он дал ей в руки ненатянутый конец

поводьев.

– Вы уверены, что он не двинется, когда я буду садиться?

Он усмехнулся, показав крепкие белые зубы.

– Честно говоря, ему надо здорово врезать по крестцу, чтоб заставить сдвинуться

с места. Он такой ленивый. К тому же я взял его под уздцы. Ну, раз, два! Опля!

Фиону охватил ужас, когда она оказалась на спине пони. Она судорожно обхватила

его коленями, руки машинально вцепились в гриву.

– Вот вы и наверху. Теперь немного расслабьтесь. Отпустите гриву и возьмите

поводья. Сильно не натягивайте… Нет, нет, совсем свободно, его не придется

сдерживать. Вот так…

– Эдвард, я не могу без стремян. Я валюсь, как мешок, из стороны в сторону.

Нет, не могу. Я…

– Можете, мисс Макдоналд. Иначе этот страх останется с вами на всю жизнь.

– Но я все равно здесь не останусь, зачем тогда все это? Как только вам

кто-нибудь подвернется, вы отделаетесь от меня.

Он только рассмеялся:

– Все страшное уже позади. Вы сидите. Нет уж, милая мисс Макдоналд, придется

вам здесь пожить. Теперь я буду выбирать вашу преемницу более тщательно. Что

касается верховой езды, то это не только необходимо в стране, где нет дорог, но

и замечательно.

С этими словами Эдвард дал Хойхо хорошего шлепка. Фиона почувствовала, как

животное двинулось, подталкиваемое Эдвардом. Следующий час был сущим кошмаром.

Она окончательно убедилась, что Эдвард безжалостный тиран. Тщетно просила она

его прекратить урок, когда он первый раз снял ее со спины пони и стал крепить

седло; он был неумолим.

– С седлом и стременами вы почувствуете себя как на седьмом небе.

Но настоящий ад начался, когда Хойхо пошел трусцой. Фионе казалось, что она

перенесла бы это легче, будь Эдвард менее терпелив. Но он был на удивление

спокоен и благожелателен, уже у самой ограды вымолвил заветные слова: – Отлично! На сегодня хватит.

Напряжение сразу спало.

С помощью Эдварда она слезла с пони, но силы оставили ее, и она начала валиться

под ноги Эдварду. Он странно закричал, успел подхватить ее, медленно опустив на

землю. Когда веки ее чуть затрепетали, он поднял ее и понес, не останавливаясь, домой.

Фиона медленно приходила в себя. Обморок был так глубок, что возвращаться к

реальности не хотелось. Эдвард умудрился войти в дом незамеченным. Он поднялся

на веранду, открыл французское окно и вошел в ее комнату. Затем аккуратно

положил ее на кровать, отбросил рыжий завиток со лба, взял подушку, подложил

под колени и накрыл стеганым одеялом. Присев на краешек кровати, взял ее

безвольную руку. Фиона почувствовала тепло и мужскую силу, исходящую от

мозолистой ладони. Рука ее невольно погладила его ладонь. Это был сон. С ней

был Иан, она в надежных, любящих руках… Она открыла глаза. Эдвард! С

искренним удивлением, словно разочарованный ребенок, она проговорила: – Это вы?!

Эдвард посмотрел ей в глаза:

– А. кого вы ждали?

Фиона, медленно приходя в себя, машинально пробормотала: – Иана. – И вдруг к неописуемому ужасу глаза ее наполнились слезами. Она резко

отвернулась, положила руку на лоб, словно у нее разламывало голову, глубоко

вздохнула, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания. Большой палец Эдварда

успокаивающе погладил ее ладонь. Фиона вспомнила, что так утешал ее отец, когда

она забиралась к нему на колени, прислонив лицо к его груди.

– Ради Бога, простите меня. Не думал, что это истинный страх. Я решил, что вы

боитесь лошадей, как все люди, впервые их увидевшие. Но здесь что– то другое, не так ли?

Да, да, подумала Фиона, истинный страх. Она молча лежала, не шевелясь, пока не

почувствовала, что слезы высохли.

– Никто не видел, как мы пришли, – заговорил Эдвард. – Я выйду так же, как

вошел, и скажу им, что вам немного не по себе, как это обычно бывает после

первого урока, и что вы полежите в постели. Виктория может принести вам кофе.

Идет?

– Да, спасибо, мистер Кэмпбелл.

Он поднялся, положил на одеяло ее руку, провел пальцем по ее щеке и произнес

голосом, который она еще ни разу не слышала: – Бедная маленькая Фиона, – и вышел, прикрыв за собой дверь.

Фион а. Не мисс Макдоналд. В самом деле, она называла его Эдвардом во время

этого злосчастного урока верховой езды, но это произошло от необычности

ситуации, и она не думала, что он заметил. Но маленькая Фиона. Так ее еще никто

не называл. Она слишком большая для этого. Когда ты такая высокая, ни у кого не

поворачивается язык назвать тебя маленькой.

Вошли Виктория и Элизабет с кофе. Обе смеялись.

– Ноги не ходят и все болит – это быстро проходит, если тренироваться помногу.

Упорство и труд все перетрут. Зато как будет здорово, когда вы поскачете с

нами. Мы вам такие места покажем… ручей Мертвеца, овраг На Чистую Воду, гору

Горшок, Кровавую бухту.

Упорство и труд все перетрут . Они не отходили от нее, пока она пила кофе.

– Мы сделали набивку для утки, но мы не очень хорошо шьем, и нитка

выдергивается. Вы бы не смогли прийти?

Фиона рассмеялась и поднялась с постели. Заботы по хозяйству отвлекут ее от

мыслей о предстоящих новых мучениях. Эмери по субботам не приходила.

В обед Эдвард, резавший по дереву утку, сказал: – Погода божественная, настоящее бабье лето. Давайте немного прокатимся по

бухте Ятаган. – Он бросил взгляд в сторону Фионы, – Вода ваша стихия, не так

ли?

Фиона прекрасно понимала, что он задумал, и почти возненавидела его. Он пытался

вернуть ей веру в себя.

– Прекрасная мысль, спасибо, – откликнулась она. – Надо, наверное, взять с

собой сандвичи.

– Захватим еще мяса и пожарим на костре и запечем картошку в золе.

– Меня не считайте, – сказала мисс Трудингтон. – Я с удовольствием проведу день

одна и отдохну дома.

Катер был совсем маленький, не очень приспособленный для далеких поездок, но

для небольших – в самый раз. Эдвард оказался – увы! – как всегда прав. Стоя за

штурвалом послушного суденышка, Фиона почувствовала, как самообладание

возвращается к ней. Дух истории озера охватил их всех. Истории пакеха и маори.

Дети хорошо знали ее. Озеро играло столь важную роль в жизни людей, которые

жили здесь задолго до них. Оно как бы впитало в себя их горе и радости. Пока

дети были чем-то заняты на корме, Фиона сказала стоявшему рядом Эдварду: – Я насквозь вас вижу. Вы хотите вернуть мне уверенность и мужество.

Их взгляды встретились, и Фиона вдруг смутилась.

– Дело вовсе не в том, я просто решил, что вам надо немного отдохнуть. А уроков

верховой езды больше не будет.

Фиона оторопела:

– Даже представить себе не могла, что вы можете отступиться.

Его серые глаза пристально смотрели на нее.

– Вы считали меня зверем, так, что ли? Вы что, и, правда, думаете, что мне было

приятно смотреть на вас утром?

В этот момент Джеймс споткнулся о бухту каната и разбил коленку. Разговор

прервался, Фиона осталась одна, досадуя, что так плохо думала об Эдварде.

День был великолепный – голубой, белый и золотой. Фионе казалось, что в этом

есть что-то нереальное. Дети так радовались пикнику, что она с грустью

подумала, как мало у них развлечений. Вот если бы она научилась ездить

верхом…

– Давайте заберемся на Смотровую горку, дядя Эдвард, – предложил Уильям.

– Нет, Билл, – покачал головой Эдвард. – Ступай один. А мы тем временем сделаем

гриль. Только не торчи там больше четверти часа. Боюсь, у мисс Макдоналд еще

побаливают ноги и лазать по горам ей сегодня ни к чему.

У мисс Макдоналд действительно побаливали и руки, и ноги, и она была благодарна

Эдварду. Они занялись костром, нанизали куски мяса на вертела, предварительно

спрыснув их соусом. Вдруг Эдвард повернулся к ней: – Выбросьте из головы верховую езду. Ребятишкам это, конечно, немножко скрасило

бы жизнь, но я вовсе не хочу доводить вас до точки.

Фиону обуревали противоречивые чувства, удивившие ее саму. Ей вдруг захотелось

попробовать еще раз. Она резко вскочила на ноги и, прикрыв глаза ладонью, посмотрела, где дети.

– Я привез вас сюда специально, чтобы вы отдыхали. С ними ничего не случится.

Живя такой отшельнической жизнью, они научились не рисковать попусту. Ранги

воспитала их в таком духе – уметь избегать опасности, но в случае чего

рассчитывать только на себя.

Фиона решила, что сейчас, когда детей нет рядом, самое время хоть что-то узнать

об этой семье.

– Мистер Кэмпбелл, расскажите мне о Ранги. Это не праздное любопытство, и я не

прошу вас вспоминать какие-то болезненные моменты. Просто, не зная ничего о

вашей жизни, я могу нечаянно ранить ребят.

Эдвард достал трубку и стал ее набивать, уминая табак мозолистым пальцем.

– Ранги утонула.

– Утонула? Но Элизабет как-то сказала, что мама прекрасно плавала. Надеюсь, я

тогда не ляпнула чего-нибудь…

– Она была первоклассным пловцом. Она утонула, спасая троих тонущих. Их она

спасла. Она вытащила третьего ребенка на скалы и поплыла назад. Ранги сильно

поранила ногу, спасая второго, и потеряла много крови. У нее не было сил.

Фиона вспомнила, как Эдвард ругал ее на “Деве озера” за то, что она так

рисковала, спасая собаку, и его слова: “И лучшие пловцы тонут”. Она вздохнула: – Это было здесь? На озере?

– Нет, и это единственное, что меня радовало. Это было в Данидине. Ранги

выздоравливала после операции. Она как раз должна была на следующий день ехать

домой. Она гуляла на скалах у Сент-Клер. Этих ребятишек смыло случайной волной

со скалы. Они ловили рыбу. Их отнесло довольно далеко, но старший умудрился

выбраться на берег и выбежал на дорогу, чтобы позвать на помощь. Самой Ранги

помочь не удалось. Мы не могли найти ее целую неделю. Отец этих мальчиков

оказался очень богатым. Он построил общежитие для девочек-маори, приезжающих в

город на работу. Этот проект вынашивала Ранги.

На детей свалилось такое горе, а тут еще этот несчастный случай с отцом.

Прошло несколько томительных мгновений, прежде чем Эдвард заговорил: – Да, несчастный случай.

– Но дети в общем такие счастливые, здоровые. Происшедшее могло отразиться на

них гораздо сильнее.

– За это надо благодарить Труди. Никто не мог сравниться с Ранги. По крайней

мере, по внешнему виду. Она была такой красавицей. Зато, как это ни странно, Труди исповедует ту же жизненную философию, что и Ранги.

– Она долго прожила с детьми?

– Год-два. Я ее случайно увидел как-то, бродя по Крайстчерчу. Она жила в

маленькой однокомнатной квартирке. Я и перевез ее сюда. Я надеялся, что она

хотя бы сможет присматривать за учебными занятиями детишек. Но у Флер

представления были особые. Она считала, что гувернантка должна не только учить

детей, но и делать всю работу по дому. Оттого-то у Роберта не задерживалась ни

одна. Она боялась, что Труди станет обузой.

– Флер! – вырвалось у Фионы. – Это ваша спутница в ночном клубе?

– Ну да, а вы не знали?

– Нет, конечно. Дети никогда о ней не упоминали, Труди, сами знаете, не из

сплетниц, а вы и я…

Она остановилась, и Эдвард криво усмехнулся и закончил за нее: – А вы и я, мягко говоря, не особенно дружелюбны друг к другу.

– Вот именно.

– Наверное, вам надо кое-что знать о нашей жизни. Это мое упущение. Но я

разозлился тогда не только из-за вас, но и из-за того, что вы мне напомнили о

том вечере.

Фиона вдруг вспомнила его голос, когда он говорил жене брата, что говорить им

больше не о чем. Бедная Флер… Может, и с ней Эдвард обращался так сурово по

чистому недоразумению.

– Мистер Кэмпбелл, я ничего толком не знаю, но не кажется ли вам, что для Флер

тоже выпали тяжелые времена? Ранги здесь легенда. У второй жены нет практически

ни малейшего шанса соперничать с ее памятью. Ее преемнице можно только

посочувствовать.

К ее немалому удивлению, Эдвард не возражал: – Да, конечно. Но Флер оказалась… она просто оказалась перекати-поле.

Совершенно безнравственной. И как только Роберту в голову пришло поставить ее

на место Ранги… Женщины такие актрисы. Да что далеко ходить…

– Но мы говорили о Флер, – холодно перебила Фиона.

– Роберт встретил ее на отдыхе, когда совсем был плох после гибели Ранги, Флер

была сама женственность. Она разузнала, что Роберт богат, только не поняла, что

все деньги вложены в землю и в какой глуши мы живем. Брат был очень несчастен с

ней, но старался не показывать этого детям. А Флер помирала здесь со скуки и

искала приключений.

– Приключений? Каких еще приключений? Здесь же ни одного мужчины за сотню миль

не сыщешь.

Эдвард покраснел, стиснул губы, и она поняла и быстро проговорила: – Ах, простите… Это не мое дело. Забудем об этом. Скажите лучше, она детей

притесняла? Была с ними жестока?

– Честно говоря, нет. Просто их не замечала… вернее, они были для нее

неприятной обузой. Но дети не любят безразличия. Они от этого на стенку лезли.

Меня дома почти не было, я был на строительстве. – Он посмотрел на западную

сторону озера, куда уходила дорога, теряясь в холмах.

– Надеюсь, она была с ними добра, когда погиб их отец. Ах да, что я за дура. Ее

же не было здесь, она была в Шотландии.

– Да, она уговорила Роберта позволить ей поехать в Европу. Это было вскоре

после того, как я уехал из Новой Зеландии. Думаю, он надеялся, что она

развеется. Здесь, слава Богу, остались Труди и Эмери.

– Она не хотела возвращаться?

Эдвард хмуро посмотрел на нее:

– Она уже бросила его, мисс Макдоналд, но когда она узнала, что он погиб, то

решила вернуться. Я этого не допустил.

– Но… но ведь это ее дом. Как вы могли препятствовать ее возвращению?

– Половина имения принадлежит мне. Роберт завещал половину ей, половину детям.

Я выкупил ее долю. Вот почему ферма “Бель Ноуз” в данный момент полностью

заложена. Полагаю, потребуется, как минимум, пять лет – добрые пять лет, если

цены на шерсть удержатся и если не случится чего-нибудь непредвиденного, чтобы

выкупить все до последнего клочка земли. Флер была счастлива получить деньги, хотя я поставил условие: сюда ни ногой.

Фиона молчала. Он, конечно, циничен, но у него есть на то причины.

– Ну что ж, теперь я хотя бы в курсе событий. А то дети время от времени

что-нибудь скажут, чего я не понимаю. Мне бы не хотелось нечаянно ранить их.

– Надо было, конечно, все рассказать вам раньше, мисс Макдоналд, – с неохотой

проговорил Эдвард. – Чтобы вы были добрее с детьми. Не столкнись я с вами в

Эдинбурге, я был бы о вас другого мнения. В данный момент…

– В данный момент… вас беспокоит, долго ли это продлится?

– Не совсем так. Просто здесь вы все время у меня и у Труди на глазах. Но у нас

есть такой обычай: гувернантка с детьми – раньше, конечно, это была Ранги —живет пару недель в нашем домике в Ванаке. У нас там небольшой четырехкомнатный

коттедж. Дети ходят в школу. Это для того, чтобы они общались и играли с

другими детьми и чтобы проверили их знания. Ранги от души наслаждалась сменой

обстановки. Обшивала детей, ходила по знакомым. Но…

Фиона внимательно на него смотрела.

– Что – но?..

– Меня беспокоит, с кем будете вы водить знакомство в Ванаке? Соблазнов там на

самом деле не так уж много, это в общем захолустный городишко, тем более не в

туристский сезон, но я беспокоюсь за детей.

Фиона стиснула пальцы. Надо держать себя в руках.

– Выход есть. Мы останемся здесь.

– Да, но это значит лишить детей общения.

– Лично мне это безразлично… ну, а если Труди поедет? Это же сущий дракон.

Она с меня глаз не спустит, даже если я куда и отправлюсь, вы будете спокойны

за детей.

– Этого я как раз и боялся. Вы не можете винить меня за то, что я вам не

доверяю. Я не могу рисковать детьми Роберта. Но в, то же время, не хочу, чтобы

они вели жизнь отшельников. Все равно ребята отправятся в интернат, чтобы

закончить среднюю школу, и еще успеют набить себе шишки, но я бы не хотел, чтобы они узнали о жизни от какого-нибудь сомнительного типа, с которым вы

заведете знакомство.

Фиона выпрямилась и невесело рассмеялась:

– В этом есть своя смешная сторона. Вы привозите меня сюда отдохнуть после

тяжких испытаний, и я думаю, что вот и в Эдварде Кэмпбелле есть что-то

человеческое, а затем вы читаете мне нравоучения и оскорбляете меня.

Она. пошла вверх по холму – высокая, стройная, полная грации, и ее длинные

волосы золотились на солнце. А Эдвард следил за ее плавными движениями, крепко

стиснув зубы.

Глава 5

Вечером Фиона занималась только детьми. Она собрала их вокруг себя, и они

вместе рассматривали книгу Гамиша.

– Правда, замечательные рисунки?– восхищалась Элизабет. – Вот бы здорово

научиться так рисовать.

Фиона глядела на наброски глазами давно прошедших дней, когда она была любима и

счастлива.

– Матти прирожденная художница, – выдавила она. – Она была совсем маленькой, а

уже могла передать сходство двумя штрихами мелка.

– Она это рисовала в Африке? – спросил Уильям, ткнув пальцем в одного из

зверьков на скалах.

– Да, мы были там года два.

– Она сейчас там?

Да, подумала Фиона, с Ианом, но вслух произнесла: – Она теперь там постоянно живет.

– Она близкая подруга вашего брата?

– Да, мы все росли вместе. Гамиш, Матти, я и человек, за которого Матти вышла

замуж. Матти сирота. Мой папа отправил ее в художественную школу, а Матти

расплачивалась за это, иллюстрируя книги Гамиша. Она рисовала все время. Иногда

она присылала письма сплошь из рисунков.

– Вот это здорово, – воскликнула Элизабет. – Покажите нам ее письмо, когда она

напишет, ладно?

– Мы больше не общаемся, – быстро проговорила Фиона.

– Не общаетесь? – удивилась Виктория. – Как же так? Вы же были как сестры!

– Люди нередко перестают общаться после того, как выходят замуж и начинают

новую жизнь. Я думаю… может, она занята. Вот и все.

Она подняла голову и, увидев внимательный взгляд Эдварда, поспешно отвела

глаза.

Ночью Фиона не могла уснуть. Неужели нет никакой возможности преодолеть такое

отношение Эдварда? От этого ей захотелось домой, на родину, а еще больше – с

невероятной силой – в объятия Иана. Было бесполезно пытаться заснуть. Фиона

встала, зажгла лампу. Она пыталась читать, но в комнате стоял адский холод, а

грелка совсем остыла. Она подумала о теплой кухне, где всегда горел фитиль

керосинки. Хорошо бы чего-нибудь горяченького – молока и немного мускатного

ореха. Взяв лампу, она на цыпочках вышла в коридор, тихонько повернула дверную

ручку – не хотелось будить домашних. Ей всего-то и надо – пристроиться в одном

из этих уютных кресел и почитать немного, пока не сморит сон. Она открыла дверь

в кухню. Там было светло. Она сделала пару шагов и остолбенела. За круглым

столиком перед камином сидел Эдвард. Он сидел лицом к двери. В руках у него

было ружье, которое он внимательно изучал, на лице застыло выражение отчаяния.

– Эдвард, – резко проговорила Фиона. – Что вы здесь делаете в такое время да

еще с ружьем?

Он глянул на нее сердито, но не виновато; и тут же, видя ее обеспокоенность, улыбнулся снисходительной улыбкой.

– О, вы решили, что я подумываю о самоубийстве, мисс Макдоналд. Нет, нет, это

не в моем духе.

– Но для чего вы его взяли? – мягко спросила она.

– Я… я снова рассматривал ружье Роберта. Ума не приложу, как это могло

случиться.

Фиона стояла в старом махровом халате отца и смотрела на ружье.

– Но должна же быть причина. Скажем, не был поставлен предохранитель?

– Все может быть, но это так не похоже на Роберта. У нас это в крови – от отца

и деда: прежде чем перелезать через изгородь, проверь предохранитель на ружье.

Если б с ружьем было что-то не в порядке, мне легче было бы примириться со

случившимся.

Фиона пододвинула кресло и села, опершись локтями о крышку стола и положив

подбородок на ладони.

– То есть если никаких неисправностей нет, значит, остается одно: предохранитель.

Эдвард оторвался от ружья и посмотрел ей в глаза, и Фиона прочитала ответ в его

глазах.

– Нет, Эдвард, – от всего сердца воскликнула она. – Вы… вы боитесь, что

Роберт убил себя сам?

Эдвард глубоко вздохнул и тихо сказал:

– Да.

– Но почему? Можно еще понять, если б это случилось сразу после гибели

Рангимарие. Боль потери. Но ведь прошло столько времени.

– Он лишился последней опоры, – задумчиво проговорил Эдвард. – Флер бросила

его. Может, это было последней каплей.

Фиона задумалась.

– Но Флер уже уехала. Ведь она была в Эдинбурге. Почему же он ждал, а не сделал

это сразу после ее отъезда? Тем более зная, что здесь дети и он им нужен?

– Он не знал, что она уехала навсегда. Он отправил ее в круиз, надеясь, что она

вернется и все встанет на свои места.

– Почему же в таком случае вы считаете…

– В тот вечер в “Кошке в загуле” Флер сказала мне, что только что отправила