Текст книги "Розы в декабре"

Автор книги: Эсси Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

кроме того, – он посмотрел на нее и весело улыбнулся, – во всем есть свои

преимущества. Бивачная жизнь строителей дорог не для женщин.

Наступило молчание. Первой нарушила его Фиона, словно ее кто за язык тянул: – Странно, что Дебби не захотела поехать с вами в Ванаку.

Эдвард бросил как-то беззаботно:

– Она в Данидине. Покупает постельное белье и ходит по магазинам, запасаясь на

лето.

Перед тем как разойтись на ночь, Эдвард оторвал взгляд от темнеющих углей и

сказал:

– Завтра, если не ошибаюсь, благотворительный бал в пользу иммигрантов. Поедете

со мной?

У Фионы сердце сжалось от обиды.

– К сожалению, Эдвард, я иду с Эндрю. Вы же знаете, что он здесь. Вам, наверное, говорили. Он приехал сюда в среду.

Она подняла глаза, увидела сердитое лицо Эдварда и тихо добавила: – Я же не могла сказать нет. Он пригласил меня при Эмери, и та сразу предложила

приглядеть за детьми.

– Господи, Фиона, – торопливо проговорил Эдвард, – конечно, вы можете идти куда

хотите. Почему я должен возражать.

– Вы так рассердились, – смущенно оправдывалась Фиона. – Мне, наверное, показалось.

– Что за ерунда. Если уж на то пошло, Эндрю не из тех, против кого я бы

возражал… он не чета подонкам вроде вашего эдинбургского дружка!

Фиона подбоченилась и встала напротив него. Глаза ее сверкали.

– Эдвард Кэмпбелл! До сих пор у меня не было желания дать мужчине пощечину, но

с тех пор, как мы с вами познакомились, меня так и подмывает это сделать.

Отвратительнее типа я в жизни не встречала. Если вы хотите, чтоб кто-то

составил вам компанию, надо было вызвать из Данидина Дебору. Она столь же

отвратительна. Вы прекрасно подходите друг другу!

Она резко повернулась и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Ну и что из

того, что она разбудит весь дом. Ей сразу полегчало, но все еще не хотелось

видеть Эмери, а дом был такой маленький, и податься некуда. Она пошла в ванную, пустила воду. Вот и хорошо. Пусть Эдвард там посидит, а она придет в себя.

Наверное он чертовски устал, проведя весь день в седле. Она надеялась, что ему

захочется принять ванну, а горячей воды не останется, что раскладушка намнет

ему бока. Сама же она хотела бы сейчас спать на гвоздях.

Глава 9

На балу не было никого веселее Фионы. На ней было новое желтое платье —короткое, поскольку устроители бала заявили, что чем неформальнее будет

обстановка, тем больше пользы это принесет иммигрантам. Ничего неформального

Фиона с собой не привезла, а посему купила свою обновку в Алегзандре и

успокоила совесть, внеся в иммиграционный фонд соответствующую сумму. Она

решилась во что бы то ни стало доказать Эдварду, что может веселиться и под его

недремлющим оком.

Впрочем, было отчего расстроиться, когда он проявил явное безразличие. И уж

совсем с ума можно было сойти, когда утром он как ни в чем не бывало принес по

подносу с завтраком ей и Эмери. Разве не унизительно благодарить человека, которому еще вчера вечером ты наговорила кучу любезностей. Чувствуешь себя так, словно с тобой обращаются как с ребенком, на глупые выходки которого не стоит

особенно обращать внимание. Он и танцевал с ней с таким видом, будто никакой

размолвки между ними не было. Пару раз Фиона отказывала ему, но, к ее радости, у нее не было отбоя от приглашений.

Был там и преподобный Хью Алегзандер. Он оказался прекрасным танцором. Во время

фуршета Эдвард бросил:

– Кажется, вы нашли общий язык с преподобным отцом, не так ли? Я уж не говорю

об этом молодом исполняющем обязанности доктора. Наговорились с ним? Хотя, насколько я помню, вы не очень любите болтать во время танцев. Словом, наслаждаетесь жизнью?

– Вы совершенно правы. Если б вы слышали разговор, вы бы в этом убедились, дорогой Эдвард. – Глаза ее смеялись.

В этот момент к ним подошел молодой доктор. Они с Эдвардом были знакомы.

– Так вот, мисс Макдоналд, уверен, что мистер Кэмпбелл будет в случае чего

вашей правой рукой, хотя никаких осложнений я не ожидаю. Скорее всего, она

выходит полный срок, если не случится чего-нибудь непредвиденного. Лучше всего

привезти ее сюда за одну-две недели до конца восьмого месяца. Но если вы

заскочите в наше отделение до вашего отъезда в понедельник, все предписания и

лекарства будут готовы, и вы сможете взять их с собой. Очень жаль, что меня так

неожиданно вызвали вчера, когда вы были в отделении с миссис Манунуи.

Фиона повернулась к Эдварду и весело или по крайней мере с веселым видом

сообщила:

– Как видите, доктор Ремингтон инструктировал меня на случай преждевременных

родов Эмери.

– Очень умно, но вот ваша оживленная беседа с преподобным отцом была в ином

духе?

– Не совсем так, – мягко откликнулась Фиона. – Он знал моего отца. И кроме

того, хотя вы лично и уверены, что я предпочитаю недостойную компанию, это как

раз тот тип мужчины, который я выше всего ценю. В “Бель Ноуз” я скучаю без

людей – в отцовском приходском доме, где мы жили, всегда были посетители. А

какое удовольствие поговорить с умным человеком!

Эдвард весело рассмеялся:

– Опять все эти ваши уловки! Пойдемте лучше потанцуем. – Он ввел ее в круг

танцующих, и тут Фиона увидела Дебору.

Как только музыка смолкла, они оказались около нее.

– Ну вот вам и хорошая напарница.., я же сказала вчера, что вы друг другу

подходите, – весело проговорила Фиона и растворилась в толпе.

Дебора проводила ее удивленным взглядом.

Потом Дебора и Фиона сидели рядом.

– Как покупки? Удачны были? Эдвард сказал, что вы поехали покупать постельное

белье.

Их глаза встретились. Дебора посмотрела на нее с удивлением и заметила: – Да, такую работу я люблю… это потрясающе. – Она немного помолчала и затем

продолжила: – А Эдвард… да ладно, лучше промолчу.

Впрочем, это было излишне. Эдвард пошел проводить Дебору, но вернулся в домик

до того, как ушел Эндрю.

Фиона решила удалиться, как только уйдет Эндрю.

– Минутку, – остановил ее Эдвард. – Простите, что я пришел так рано, я чувствую

себя прямо каким– то кайфоломщиком. – Он перехватил удивленный взгляд Фионы и

улыбнулся. – Это жест извинения за мою вчерашнюю грубость, Флора Макдоналд.

Фиона отрезала:

– Благодарю, – и вышла.

Лучше бы он не называл ее Флорой. Это на нее плохо действовало; приходилось все

время быть начеку.

Они вернулись домой с расцветом дикой природы и началом школьных каникул. Их

встреча с Тамати и Труди была крайне неожиданна. “Лендровер” стоял у причала, а

Тамати сидел верхом на коне. Впрочем, в этом не было ничего удивительного, а

вот его напарница… она привлекала к себе взоры. Да, это была Труди в

темно-зеленых спортивных брюках – Фиона не могла ошибиться. Эдвард положил руку

ей на плечо и сжал до боли.

– Бог ты мой… никак Труди в седле!

Фиона и дети остолбенели. Нет, конечно, они ее оставили в хорошей форме, но…

Когда сошли с катера, что тут началось. Труди на лошади была совсем другим

человеком; все в ней было неузнаваемо: свободно развевающиеся волосы открывали

высокий красивый лоб, раньше скрытый кольцами викторианских косичек, глаза

блестели. Фиона обняла ее и расцеловала. Эдвард тоже поцеловал ее: – Лопни мои глаза. Кого я вижу! Ты молодчага. Труди.

Впервые простонародные выражения остались без обычной поправки. Эдвард поднял

Джеймса и посадил впереди Труди.

– Когда-то это была моя любимая кобылка. Когда Труди еще девчонкой была. Ну, поехали! – Он шлепнул кобылу по крупу.

Фиона невольно бросила на него восхищенный взгляд. Какой прекрасный жест —доверить Труди своего любимого племянника.

Они наслаждались каникулами, хотя через день работали как проклятые – весенняя

уборка. В особо замечательные дни они упаковывали корзинки и отправлялись

верхом куда-нибудь на пикник, иногда с Труди, иногда без нее. Порой к ним

присоединялся Эдвард, хотя и не часто, потому что близилась стрижка овец. В

доме все было прибрано и вычищено.

Одну лишь комнату Фирна не трогала. Это был кабинет Эдварда. Можно было только

представить, какой шум поднялся бы, рискни она войти туда. Бывший кабинет

Роберта, а до того их отца и деда, и Фиона не была уверена, что они сожгли хоть

листочек, содержащий сведения об имении. Поэтому она была поражена до глубины

души, когда однажды, они уже собирались с Тамати отправиться на работу в холмы, Эдвард сказал:

– Как насчет того, чтоб прибраться в моем кабинете? Можете заглянуть туда? – Он

засмеялся. – Чем вы так удивлены? Там черт-те что делается. Он же мне по

наследству достался. Увидели бы вы мою контору, когда я работал. Там все было

так же чистенько и прибрано, как у вас в кухонных шкафах. Я тут ни черта не

могу найти. Не выкидывайте ничего, в чем вы не уверены, но я вас не съем, если

кое-что отправится в печку.

Это оказалась кошмарная работенка. Она набила бельевые корзины, картонки, коробки хламом, место которому в печке. Было четыре часа, когда она наткнулась

на голубой конверт, присланный авиапочтой. Частную переписку она откладывала в

сторону, но этот даже не был открыт. Странно. Он явно не прибыл только что. Она

вертела его в руках. Отправитель и адрес: миссис Роберт Кэмпбелл, отель в

Эдинбурге, мимо которого частенько проходила Фиона; тот самый, где Эдвард

высадил в ту ночь Флер. Флер! Ну конечно. Вторая миссис Роберт Кэмпбелл. Не

Ранги. Письмо адресовано мистеру Роберту Кэмпбеллу. Фиона пробовала определить

дату; сердце бешено колотилось. Ведь это… ведь это и есть то письмо, которое

Флер послала Роберту и в котором написала, что уходит от него. Но оно не

открыто, а раз не открыто, значит, это был действительно несчастный случай.

Боже правый, это должно быть то самое письмо!

Время тянулось невероятно медленно, когда она наконец услышала, что мужчины

возвращаются. Не надо тут же бросаться к Эдварду; он еле на ногах стоит от

усталости, грязи и голода. Позже, позже, когда дети улягутся.

За обедом она бросила как бы, между прочим: – У меня там бездна всякой всячины скопилась. Надо бы посмотреть, что к чему.

Не могли бы мы сразу после еды этим заняться?

– Извините, Фиона, но мне надо сделать кое-какие записи по коннозаводским

делам. Прямо кровь из носа. Перед ужином, ладно?

Труди не стала дожидаться Эдварда и выпила с детьми чашку какао. Когда Эдвард

пришел на кухню, Фиона сидела одна в старинном кресле-качалке перед камином, блики огня играли на рыжих волосах. На ней еще был фартук с нагрудником. Пальцы

были освещены пламенем камина, она вязала носки для Уильяма и дошла уже до

пятки. Перед глазами Кэмпбелла вспыхнула яркая картина прошлого: у камина

другая Фиона, его бабушка, и она вяжет носки ему, маленькому Эдварду. Как

странно, что эта девушка, которую он впервые увидел в ночном заведении в

Эдинбурге, сидит в бабушкином кресле-качалке и вяжет четырьмя спицами, что в

наши дни не так часто увидишь.

– Я в вашем распоряжении, Фиона.

Она поднялась и погасила всюду свет. Пропуская Эдварда впереди себя в кабинет, Фиона чувствовала, как колотится сердце. Эдвард подошел к бельевой корзине и

заметил:

– Внушительная куча, не правда ли? Могу представить, как вы аккуратно все

просматривали. Что, если предать все это огню?

Она остолбенела.

– Никогда в жизни! Потом будете рвать на себе волосы. Надо все просмотреть. Но

сначала…

– Сначала? Что, сначала?

– Я хочу кое-что показать вам, Эдвард.

Что-то в ее голосе насторожило его. Она извлекла конверт из нагрудного

карманчика на фартуке.

– Эдвард, может, это и не то, о чем я думаю… на что я надеюсь… но это

письмо вашему брату. Оно до него так и не дошло.

Совсем озадаченный, он взял из ее рук конверт, взглянул на адрес и сразу узнал

почерк.

– От Флер, – задумчиво проговорил он и осторожно, словно боясь спугнуть

содержимое, открыл конверт и пробежал глазами первые строки. Фиона увидела, как

у него распрямились плечи. Он глубоко вздохнул и посмотрел на нее. Это было то

самое предательское письмо, которое Флер послала Роберту. Неполученное письмо.

Эдвард Кэмпбелл тяжело опустился в кресло у стола, спрятал лицо в ладони и

некоторое время так сидел. Фиона подошла к нему, склонилась и положила руку ему

на плечо. Он поднял голову. У него был такой вид, словно он сбросил добрый

десяток лет. Даже глубокие складки на лице как будто разгладились. – Значит, это все-таки был несчастный случай, – произнес он и зарылся лицом в клетчатый

фартук; затем встал, обнял ее обеими руками, прижал к своей груди, наклонился и

поцеловал. От души.

Фиона почувствовала, как по всему телу разливается блаженство.

Потом они занялись делом. Закончили где-то в полночь, но хотя изрядно

утомились, дух был бодр.

– Эту последнюю связку писем я сожгу в кухонном камине, – заявил Эдвард, поднимая корзинку для ненужных бумаг.

Фиона взяла метелку из шерсти для стирания пыли, которой она прошлась по

последней книжной полке, и вышла в коридор. Дверь в комнату Ранги была открыта, и, проходя мимо, она заглянула туда. Эдвард стоял у портрета Ранги и улыбался.

Словно моля ее о прощении за свои сомнения относительно Роберта. Рангимарие.

Дорогая Рангимарие, которая по сию пору не утратила своей благодатной любовной

власти в этом доме.

Они пили чай в молчании. Еще никогда дух гармонии не чувствовался столь реально

в этом доме. Дети сладко спали, любимые и оберегаемые, хозяин наконец избавился

от тяжкого бремени. А Фиона Макдоналд… она была счастлива тем, что помогла

человеку, которого любила.

Они вместе дошли до ее спальни и остановились. Эдвард взял ее за руку: – Спасибо за все, Фиона, теперь я могу спокойно уйти.

Ее глаза, неясные в слабо освещенном коридоре, смотрели на него вопросительно.

И он ответил на этот вопрос:

– Я хочу сказать, что, наконец, узнал покой.

– Чем, например?

В глазах его вспыхнули бесовские огоньки.

– Ну… скажем, ухаживанием.

На следующее утро, когда Эдвард объявил, что едет в Уэйнвуд-Хиллз сразу же

после завтрака, Фиона поняла, что была дурочкой, послушавшись своего сердца.

Виктория, сама того не ведая, только подсыпала соль на рану, сказав: – Ну не глупый ли дядя Эдвард? Я его спрашиваю, чего ему надо в Уэйнвуд-Хиллз, а он говорит, что надо позарез позвонить по телефону. Я ему говорю: “Что за

чушь, у нас же есть передатчик”. И знаешь, Элизабет, что он ответил? Он сказал: “Малыш, нельзя же на весь свет Божий кричать по радио о своих секретах”. Эти

взрослые иногда глупее детей. Да, Дебора снова уехала в Данидин.

Значит, Дебора опять в Данидине, а Эдварду нужен телефон.

Это был не единственный визит Эдварда в Уэйнвуд-Хиллз за этот месяц, а Дебора

не все время была в Данидине. Каждый раз, когда он возвращался, глаза его

сияли, и это могло означать только одно. Весна шла по пятам за Фионой.

Однажды, видя, как Эдвард идет к конюшне, Труди заметила: – Он стал совсем другим человеком. Что-то съедало его годами. Я думала, это

гибель Роберта и потеря работы. Он тяжело взрослел. А сейчас стал опять тем

прелестным мальчуганом, каким всегда был.

Фионе часто приходила в голову мысль о Хью Алегзандере. Она была уверена, что

ему бы понравилась эта новая Труди, которая носила брюки, а не юбки до пят, Труди, лицо которой будто вновь расцвело, которая смеялась гораздо чаще, хотя

по временам впадала в какую-то тихую задумчивость. Фионе ужасно хотелось

сыграть роль Промысла Божьего и как-то призвать Хью Алегзандера на катере в

“Бель Ноуз” или иным способом содействовать встрече двух этих людей. Но, увы, “Бель Ноуз” не из тех мест, где вот так ни с того ни с сего встречаются люди из

разных краев. Разве только летом, когда в часовне Четырех ветров бывает служба, но к тому времени Хью Алегзандер уже уедет.

Фиона как-то сказала Эдварду:

– Почему бы нам не совершить богослужение в часовне в начале ноября?

Эдвард покачал головой:

– Едва ли что-нибудь из этого выйдет. К тому же у нас в это время дел по горло

– овцы ягнятся.

Хозяйство требовало все больше сил. Фиона очень уставала, так как приходилось

обслуживать еще и стригальщиков, приехавших на раннюю стрижку. Дебора гостила у

них три дня, хотела помочь, но принесла лишь ненужные беспокойства. Фиона

постаралась не реагировать, когда Дебора бросила: – Эдвард считает, что тебе ни за что не справиться… ведь ты никогда не

стряпала на стригальщиков.

Фиона видела, что Дебби больше мешает, чем помогает, и злилась на Эдварда, который упорно стоял на своем и считал, что она просто страшно устала.

– Это все еще цветочки. Когда все стригальщики съедутся к декабрю, будет вообще

не до школы. Так вы не хотите, чтоб Дебби приезжала в следующий раз?

Фиона вспыхнула:

– Эдвард, не мне выбирать, а вам.

Он пристально посмотрел на нее. Она перехватила его взгляд и торопливо

произнесла:

– Эдвард, я понимаю, что наговорила на Дебби, я просто не сдержалась.

Он рассмеялся и вышел, бросив через плечо:

– Посмотрим, как вы запоете в декабре.

И она почувствовала себя маленькой девочкой.

Глава 10

Время шло, и они немного приходили в себя; скоро весь загон был забит ягнятами.

Ноябрь одарил их лилиями и золотым дождем. Дети закончили экзамены. Фиона была

довольна результатами и надеялась, что в экстернате также будут довольны.

Рододендроны и азалии осыпались, а лилии Мадонны, рождественские, как их здесь

называли, вытянулись и готовы были распуститься. Они уже пробовали молодую

картошку и спаржу. Воистину в этих краях все было вверх ногами.

На озере появилось больше суденышек. Скоро будет полно отдыхающих и туристов, Ванака проснется от спячки и станет настоящим курортным городом. Наибольший

наплыв будет в канун Рождества и продлится до конца января, когда начнутся

занятия в школах.

Стоял жаркий ноябрьский полдень с густым запахом цветущих роз. Занятия на

сегодня кончились. Фиона отправилась с детьми на Фионину горку, где всегда было

немного прохладнее. Но сегодня и там стоял зной. В термосумке у нее был лимонад

со льдом и сандвичи.

Тропинка шла по глубокой лощине и поднималась вверх. Несколько лет назад Эдвард

соорудил мост через лощину, устроив внизу дренажную трубу, чтобы отводить в

дождливую погоду часть потока. В это время года было вёдро и лощина пересохла.

Трое старших детишек играли среди сухих камней, бегая в поисках ящериц, которые

обитали в высохшем русле речушки. Джеймс предавался своему излюбленному занятию

– лазил по дренажной трубе. Фиона сидела, прижавшись спиной к нагретой солнцем

скале, и читала. Господи, какая блаженная лень! Вот какую жизнь она любила.

Внезапно со стороны дома послышался тревожный лай. Что такое? Мужчины работают

у навесов для шерсти, отбирая овец. До нее доносилось их добродушное

переругивание. Лай постепенно перешел в беспокойный визг. В это время Фиона

увидела красно-белую вспышку на дальнем холме. Эти хиэфордские бычки ужасно

пугливые, но что вогнало их в такую несусветную панику? И тут она

почувствовала. Услышала… Как растет и надвигается страшный гул, словно топот

копыт на том холме отдается здесь эхом. Встревоженная не на шутку, хотя и не

совсем понимая, что именно ее пугает, она стала высматривать детей. Они вдруг

застыли там на камнях, будто сами окаменели. Фиона чувствовала, как гул

нарастает.

– Фиона! – крикнула Виктория. – Это землетрясение… здорово, правда? Я же

говорила вам, что пугаться нечего.

И тут они услышали треск, жуткий треск. Они повернули головы и посмотрели

вверх. Фиона увидела, как покачнулся и рухнул гигантский тополь на краю лощины.

Она почувствовала страх, но овладела собой. На них он не упадет. Он сейчас

рухнет вниз на деревья, верхушка его никак не может задеть ее, а их тем более.

Это было великолепное зрелище. Красавец тополь, горя в лучах солнца золотом и

зеленью давно уже распустившейся листвы, вздохнул, застонал, словно с неохотой

поддавался неизбежному, корни его исторглись из земли, и он повис на секунду

над бездной, затем с диким шумом низринулся вниз. И в тот же миг все

почувствовали ужас. Земля перестала дрожать, толчки были несильные, но огромный

кусок скалы оторвался от основания и стал съезжать в лощину прямо над мостом. А

Джеймс был в трубе!

– Джеймс, Джеймс! – закричала Фиона что есть сил. – Быстро вылезай! Скорее, Джеймс! Скорее!

Она бросилась к нему, продолжая кричать на ходу и приказав остальным детям, побежавшим в их сторону, остановиться. Из трубы показалась голова Джеймса, затем он снова скрылся. Потом появился опять. Как она добежала, она не могла

себе представить. Первый камень упал и перекрыл сухое русло. Джеймс не знал, что происходит, он услышал только жуткий грохот откуда-то сверху, увидел Фиону, бегущую к нему, и понял, что Фиона его спасение – не важно от чего. Он

выкарабкался из трубы – и да поможет ему Бог! – у него на руках был щенок; так

вот зачем он нырял обратно. О, Джеймс, давай, поторопись, Джеймс, скорее, Джеймс, ради всего святого! Всего этого Фиона не говорила. У нее не было

времени. Джеймс все равно не бросил бы щенка. Это была молитва, творимая в

сердце. Наконец она добралась до трубы, и в этот момент первая волна осколков

достигла их. Фиона пыталась устоять, напрягшись так, что у нее перехватило

дыхание. Чувствуя, что ничего не может поделать, она распласталась поверх края

дренажной трубы, накрыв собой Джеймса. Даже в этот невероятный миг зрение

зафиксировало огромные валуны, нависшие над руслом высохшего ручья. Если и они

обрушатся вниз, ничто не спасет их. Она прижалась всем телом ко входу в трубу

под напором оползня, вызванного падением скалы; глаза, ноздри, горло были

забиты пылью, одной рукой она пыталась вытянуть Джеймса. Верх дренажной канавы

треснул. Сейчас оползень рухнет на Джеймса. Она протянула правую руку, прикрыв

его сверху, но могло ли это спасти дорогое существо от неминуемой гибели, если

будет обвал. Черт с ней, с рукой, – в ней нет жизненно важных органов! Летящие

сверху осколки били Фиону по плечам, по лицу, по спине, по ребрам. И вдруг, в

тот самый момент, когда, казалось, все кончено, камнепад прекратился.

Непомерная тяжесть навалилась на ее плечо и руку, но Джеймс под ней был в

безопасности. Она вся была погребена под грудой камней, и малейшего движения

даже небольшого камня было достаточно, чтобы камнепад начался снова. Любой звук

пугал. Любое движение повергало в ужас. И все же… еще не все потеряно.

Виктория, Элизабет и Уильям подошли ближе и остолбенели от ужаса, но тут же

пришли в себя и начали действовать. Уильям отбросил очки странным жестом, будто

они мешали ему.

– Побегу за взрослыми, – крикнул он и бросился вниз.

– Не вздумай звать Эмери, слышишь? – крикнула Фиона ему вдогонку.

Виктория и Элизабет, бледные, склонились над ней. Джеймс тоже был бледен как

полотно, но держался молодцом. Он прикрыл собой Бонго точно так же, как Фиона

прикрыла его.

– Вытащите Бонго, – сказал он, – если вы ему поможете, он выкарабкается.

– Верно, девочки, – как можно спокойнее сказала Фиона. – Попробуйте вытащить

его.

Щенка удалось извлечь, он скулил от страха.

– Это ты за Бонго полез обратно, Джейми?

– Ну да.

Фиона кивнула, хорошо, что маленький мальчик поступил именно так, хотя это

могло стоить ему жизни. Тяжесть на спине становилась невыносимой, но ей надо

было во что бы то ни стало сдержаться, чтобы не произошел обвал.

– А теперь, девочки, попробуйте высвободить Джеймса. Осторожно, Укрепление

канавы лопнуло. Надо, чтоб на него не посыпались осколки. Джейми, ноги у тебя

свободны?

Джеймс проверил:

– Да, только у меня на спине что-то тяжелое.

Фиона умудрилась улыбнуться:

– Это я. Да куски скалы. Но если девочки возьмут тебя за плечи, я попытаюсь

чуть приподняться. Как только я скажу “Давай!”, постарайся изо всех сил

рвануться, а вы, девочки, тащите его. И осторожно – камни могут обрушиться.

Голос Виктории был спокоен, но в нем чувствовалась твердость.

– Нам не вытащить его, Фиона, без дяди Эдварда. Он знает, что делать. Если даже

мы вытащим его, давление на вас усилится и может снова произойти обвал. Они

скоро прибегут.

Как Фиона ни пыталась убедить девочек, они не соглашались. Они сняли свои

хлопчатобумажные юбки, скатали их и подложили одну под щеку Джеймса, прижатую к

камню, а другую под локоть Фионы. Затем принесли корзинку, достали лимонад и

дали им выпить по глотку. В это время послышались голоса мужчин. Они

поднимались по склону. Фиона не могла повернуть голову, но вскоре увидела

Эдварда. Вряд ли кто-нибудь мог с такой скоростью мчаться вверх по холму.

Тамати, судя по голосу, сильно отстал. Уильям тоже. Наконец Эдвард добежал до

нее. За несколько шагов он стал двигаться очень осторожно, чтобы, чего доброго, не двинулся ни один камень. Он стал на колени около нее, его серо-зеленые глаза

с беспокойством искали их глаза – ее и Джеймса.

– Сильно поранены? – спросил он низким, требовательным голосом.

– Не очень. – Ей даже удалось ободряюще улыбнуться. – Хотя, надо сказать, очень

неудобно. Я боюсь, как бы вся эта гора снова не двинулась вниз. Из-за этого

девочки не стали вытаскивать Джеймса.

По губам Эдварда пробежало подобие улыбки.

– Не так плохо для девочек. Лошадиное чутье. – Он встал, осмотрел все вокруг: вырванное с корнем дерево, свалившиеся сверху валуны, рухнувший кусок скалы, оползень. И вдруг Фиона поняла, что сейчас он высвободит их без всякого для них

риска, что он их спасет. Ведь он инженер-строитель. Он знает, как задержать

обвал, как отвести оползень в сторону. Он знает.

Появились наконец Тамати и Уильям. В руках у них были лопаты. Нельзя терять ни

минуты, У Тамати была еще большая деревянная кувалда и топор. Эдвард отдал

распоряжения. Он решил вбить колья в нескольких футах над ними и к кольям, как

к опорам, навалить бревна, чтобы сделать что-то вроде баррикады на случай

повторного обвала. Эдвард не хотел рисковать. Он только молился, чтобы не

возобновились толчки. Стволов вокруг было множество – остатки огромного пожара, истребившего массив камедного леса.

На вершине холма вдруг возникла Труди с носилками, аптечкой первой помощи и

одеялом. Эдвард, вбивавший колья рассчитанными движениями, в которых не было ни

малейшего намека на панику, бросил девочкам: – Идите возьмите аптечку.

Труди опустилась на колени подле них, мгновенно оценив ситуацию и ободряюще

заговорив с Джеймсом. Эдвард забил последний кол поперек сухого русла, осторожно приблизился к ним, внимательно следя за каждым шагом, чтобы не

сдвинулся ни один камень. Фиона, из последних сил сопротивляясь приступам боли, судороге в боку, понимала, что с Эдвардом Кэмпбеллом, дорожным строителем, такое случалось. Что ему приходилось спасать людей в подобных ситуациях.

Эдвард опустился на колени около Фионы и посмотрел ей прямо в глаза: – Мы сейчас вытащим Джеймса, дорогая. Только сначала нам нужно сделать опору

для тебя. Девочки, все, что можно из одежды… Уильям, Тамати, Труди, давайте.

На землю полетели рубашки, блузки, юбка Труди. К счастью, принесенное Труди

одеяло оказалось достаточно толстым. Они завернули в него всю одежду, завязали

шпагатом, который нашелся в кармане Тамати, сделали из него крепкий толстый

жгут. Эдвард, голый по пояс, лег рядом с Фионой, попытавшись насколько возможно

подлезть под нее, чтоб взять часть тяжести, когда они извлекут Джеймса, на

себя. Она чувствовала его железные мышцы, биение его сердца. Свободной рукой

она обхватила его.

– Теперь так, – распорядился Эдвард, – когда я скажу “Давай!”, Фиона

приподнимается насколько может. Вы его тащите. Останавливайтесь, как только он

закричит, что больно.

Фиона напряглась всем телом, почувствовала, как напряглось тело Эдварда, разделяя с ней непомерную тяжесть завала. Джеймс оказался на воле и заплакал.

Эдвард осторожно повернулся, улыбнулся ей, его губы почти касались ее губ.

– Сейчас все кончится, милая. Мы приподнимем валун, что на тебе, на фут или два

и он скатится вниз по склону. Понятно, радость моя? Сможешь держаться?

Она кивнула и улыбнулась в ответ:

– Да, Эдвард, я знаю, что ты меня спасешь. Я не боюсь.

Он поднял руку, смахнул крупные капли пота со лба. Она видела, как такие же

крупные капли пота выступили на лбу Тамати. Труди отерла Фионе лицо, дала ей

глоток лимонада. Мужчины закончили все приготовления; Тамати прошел к

противоположному концу дренажной трубы, лег, как велел ему Эдвард, и уперся

обеими руками в край трубы, который лежал на руке Фионы.

– Когда я начну тянуть ее, Том, приподнимай край насколько можешь. Понятно?

Давай!

В следующий миг Эдвард рванул ее из-под завала и, крепко обхватив, вместе с ней

скатился по склону. Внизу он быстро сел и на мгновение прижал ее к себе. На

дальнем краю осыпи скала, валуны и осколки камней начали медленно двигаться, но

не в их сторону. Фиона задрожала в его объятиях. Потом тоже села, невольно

подняв правую руку. Глаза у Эдварда расширились, когда он увидел кровь.

– И давно идет кровь?

– Все время. Осколок поранил руку. Ничего страшного.

Эдвард сжал губы и потянулся за аптечкой. Труди умело наложила повязку; пальцы

ее ловко двигались, уже не скованные артритом.

– Не будем рисковать, – сказал Эдвард. – Надо проверить, нет ли перелома, но

лучше наложить жгут.

Они подняли ее, уложили на носилки и накрыли одеялом. И вдруг, несмотря на

кровоточащую рану и ноющую боль в спине, Фионе захотелось рассмеяться при виде

Труди, без всякого смущения надевающей юбку на глазах у двоих мужчин. Эдвард, держащий носилки спереди, увидел, как дрогнули ее губы, и улыбнулся в ответ, и

было в этой улыбке что-то такое, чего Фиона не видела раньше. Улыбка была

только для нее.

– Храбрая девочка, – прошептал он и коснулся пальцами ее щеки.

Фиона повернула голову, прижавшись на миг к грубой ладони, и закусила губы, чтоб не дать воли слезам. Начиналась послешоковая реакция.

В доме Эмери уже приготовила горячие напитки и грелки. Джеймс отделался

царапинами и легким испугом, но на Фионе не было живого места. Она с

благодарностью выпила чай прямо из заботливых рук Эдварда, и это было так

естественно.

– А теперь, Труди и Эмери, – сказал он, – надо раздеть Фиону и переодеть в

пижаму. Лучше всего без рукавов. Тогда я займусь ее рукой. Сейчас свяжусь с

доктором по передатчику и попрошу приехать. День сегодня спокойный, за пару

часов доберутся.

Переодевание стало сущим адом, каждая клеточка вопила от боли, но с грехом

пополам ее удалось облачить в пижаму из мягкой индийской ткани в блекло-

голубую полосочку. Они обмыли рану, Эдвард сделал ей антистолбнячный укол.

Труди зачем-то вышла.

– К счастью, артерия не повреждена, – сообщил Эдвард. – Я больше всего этого

боялся. По части накладывания жгутов я собаку съел.

Фиона внезапно почувствовала, как слезы подступают к глазам. Она смотрела

затуманенным взором на умелые руки Эдварда и вспоминала, как приехала сюда

впервые, еще не оправившись от предательства Иана и Матти. Когда она поняла, что любит Эдварда, это наложило жгут на одну рану, но… открыло другую. Ах, если бы она впервые встретилась с Эдвардом как со своим работодателем, когда