Текст книги "Мифы воспитания. Наука против интуиции"

Автор книги: Эшли Мерример

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

С каждым годом проблемы, которые приходится решать детям, становятся все серьезнее. Дети видят, как их сверстники рисуют на стенах, воруют в магазинах, прогуливают школу и перелезают через заборы там, где этого не стоит делать. Если ребенок сообщит об этом, он в глазах ровесников будет «вести себя как маленький» – ужасная перспектива для подростка. Промолчать всегда легче, тем более именно к этому детей и призывали с самого раннего возраста.

Добро пожаловать в период, когда появляются секреты от родителей.

Вот уже два десятилетия родители указывают в опросниках, что «честность» – качество, которое они сильнее всего хотели бы воспитать в своих детях. Другие желаемые качества даже близко не приближаются к честности. На бумаге дети все это понимают. 98 % дети согласны с тем, что честность и доверие – важнейшие элементы личных отношений. В зависимости от возраста от 96 до 98 % детей считают, что врать нехорошо по соображениям морали.

Но все это всего лишь слова. Исследования показывают, что 96 % детей врут своим родителям, но, несмотря на это, вопрос вранья никогда не был проблемой № 1 на родительских собраниях и на скамейках вокруг детских площадок, где собираются родители.

Я серьезно изучил проблему детского вранья, и это многое изменило в нашей семье. Даже самая мелкая ложь не остается незамеченной. В эти моменты время начинает течь медленнее, и я лучше понимаю, как разрешить ситуацию.

Несколько месяцев назад в телефонном разговоре с няней моя жена сказала, что ребенку шесть лет (чтобы няня принесла игры для этого возраста). Неожиданно Люк начал громко протестовать и перебивать маму. Сначала я был удивлен реакцией сына, но потом понял, в чем дело. День рождения Люка наступал через неделю, и он ждал его с большим нетерпением. Получалось, что его мама врала в вопросе, который для него имел огромное значение. Наша мотивация его совершенно не трогала. Мишель повесила трубку, и я объяснил ей причину расстройства Люка. Она извинилась перед ним и обещала в следующий раз выражаться точнее. Сын мгновенно успокоился.

Несмотря на то что Люк готов бороться с чужим враньем, себе он иногда позволяет. На днях он вернулся из школы с новым отношением к жизни и новой фразой, постоянно повторяя «Мне все равно», ухмыляясь и пожимая плечами в ответ на все. Неожиданно он начал вести себя, как тинейджер, не желающий доесть обед или закончить домашнюю работу. Он повторил фразу «Мне все равно» так много раз, что я наконец решил спросить, от кого он ее услышал.

Он замер. Я понял, что происходит в его голове: соврать папе или заложить друга? Из исследований Талвар я знал, что проиграю эту битву. Я остановил поток его мыслей, сказав, что если он услышал это в школе, то не обязательно говорить мне, от кого именно. Но если он скажет мне правду, это никак не отразится на судьбе его друга.

«Да, я услышал ее в школе», – сказал Люк с облегчением. Потом он признался, что ему не все равно, и обнял меня. Больше я не слышал фразу «Мне все равно».

Ирония феномена вранья в том, что это одновременно нормальное и ненормальное поведение. Иногда люди хотят, чтобы им врали, а иногда ложь приводит к плохим последствиям.

Белла де Пауло большую часть своей карьеры уделила изучению вопроса лжи у взрослых. Во время одного исследования она опрашивала студентов и жителей района в комнате, оснащенной звукозаписывающим устройством. Де Пауло обещала участникам эксперимента полную конфиденциальность и попросила вспомнить свою самую страшную ложь. Причем во всех деталях.

«Я ожидала услышать очень серьезную ложь, – вспоминает де Пауло. – Вроде историй о том, как они изменяли женам, растрачивали казенные деньги или втюхивали клиенту некачественный товар». В общем, де Пауло услышала о многом, включая убийство и кражу. Но, к ее величайшему изумлению, очень многие истории касались детства и на первый взгляд не были чем-то из ряда вон выходящим. «Один человек рассказал мне о том, как он объел глазурь с торта и потом сказал родителям, что так и было. Другой украл несколько монеток у сестры». Услышав подобное впервые, де Пауло подумала: «Да ладно! Вы ничего серьезней не можете вспомнить?» – однако по ходу работы «детских» историй становилось все больше и больше. Она даже создала новую категорию для анализа.

«Мне пришлось перестроиться, поставить себя на место ребенка и понять, что он чувствовал, когда врал, – вспоминает она. – Для ребенка ложь в состоянии изменить самовосприятие себя как хорошего, правильно поступающего человека».

Многие из участников эксперимента утверждали, что та маленькая ложь изменила их жизнь. Они вспоминали: «Я солгал, ложь раскрылась, я чувствовал себя так плохо, что поклялся никогда больше не врать» или «Ого, я и не подозревал, как приятно обмануть отца, теперь я мог постоянно его обманывать». Ранняя ложь имеет самое большое значение. И реакция родителей на ложь имеет огромное значение.

Талвар предупреждает: зачастую родители понапрасну тестируют детей на честность, сознательно ставя их в ситуации, в которых те могут солгать. На прошлой неделе я так же поступил с нашей трехлетней дочерью. Она разрисовала обеденный стол фломастером. Я укоризненно спросил: «Тия, это ты на столе нарисовала?» Еще недавно она бы честно ответила, но теперь мой тон был таким, словно она сделала что-то серьезное. Я пожалел, что не могу переиграть эту сцену. Мне надо было напомнить ей, что не надо рисовать на столе, подложить газету под ее раскраску и стереть следы фломастера. Я сделал то, против чего предостерегала Талвар. «Нет, это не я», – ответила дочь, соврав мне первый раз в жизни. Это пятно на моей совести.

Глава пятая
Поиски талантов в детском саду

Миллионы малышей борются за места в частных школах и программах для одаренных детей. Члены приемных комиссий утверждают, что поиск одаренного ребенка – настоящее искусство. Ученые говорят, что в 73 % случаев они ошибаются.

Представьте себе пятилетнего ребенка, которого приводят в незнакомый ему офис. Мама помогает ему устроиться поудобнее и выходит из комнаты.

Мама могла сказать ребенку, что незнакомый дядя поможет ему понять, в какую школу он пойдет на следующий год. В идеале никто не произносит слово «тест», однако если ребенок спросит: «Я буду проходить тест?» – ему ответят: «Скорее, развлечение. Надо будет решить несколько головоломок, нарисовать рисунок, построить что-то из кубиков и ответить на несколько вопросов».

Ребенка сажают за стол, напротив садится экзаменатор. Если через какое-то время ребенок начинает вертеться, они могут пересесть на пол. Если возникает серьезная проблема, в некоторых школах предоставляют возможность пройти тест повторно, однако в большинстве учебных заведений повторить тест можно только через год или два.

Вначале ведущий на примерах показывает, как надо отвечать на вопросы, после чего начинается сам тест. Ведущий начинает с вопросов, соответствующих возрасту ребенка. Каждый последующий вопрос чуть сложнее предыдущего. Их задают до тех пор, пока ребенок не сделает подряд несколько ошибок. В этот момент вступает в действие правило прерывания – считается, что ребенок достиг пика знаний в этом разделе и можно переходить к следующему.

Словарный запас тестируют двумя способами. Сперва ребенок должен назвать то, что видит на картинке. Потом задание усложняется. Ребенку говорят слово, например «заключать», и просят объяснить, что оно значит. Развернутое определение слова дает 2 очка, сжатое – только 1 очко.

После этого ребенок должен угадать слово с помощью нескольких подсказок. «Это что-то, на чем можно сидеть или стоять, это можно чистить, и делают его из грязи».

У ребенка есть пять секунд для ответа.

В следующем разделе ребенку показывают картинки и спрашивают, чего в них не хватает. Будем надеяться, что малыш ответит: «Ноги́ у медведя!» в течение двадцати секунд.

После этого экзаменатор выложит на стол несколько красных и белых кубиков. Ребенку покажут узор и попросят собрать его из четырех кубиков. Кубики должны лежать почти вплотную друг к другу. Для более сложных заданий используют двухцветные кубики, на каждой стороне которых изображены красные и белые треугольники. Детям постарше дают узор из девяти кубиков.

Ребенок должен также пройти несколько лабиринтов. Карандашом пользоваться нельзя. Если ребенок идет по тупиковому маршруту, с него снимают очки.

Во время теста обязательно проверяется способность ребенка различать формы – он должен понимать, что круг относится к овалу так же, как квадрат к прямоугольнику, треугольник относится к квадрату так же, как квадрат к пятиугольнику. Или, например, знать, что снег для снеговика – то же самое, что мешок муки для батона хлеба.

Если ребенку уже исполнилось шесть лет, ему могут зачитать последовательность чисел (скажем, 9, 4, 7, 1) и попросить их повторить, а если он справится, попросить повторить пять цифр. Если ребенок запоминает ряд из семи цифр, он попадет в верхний процент ответивших. Потом ребенка попросят повторить ряд цифр в обратном порядке, и если он справится с четырьмя цифрами, его сочтут одаренным.

Каждую зиму десятки тысяч детей проводят за таким занятием первую половину дня. Результаты подобных тестов определяют поступление в элитные частные школы и программы для одаренных детей в государственных школах. Результаты прохождения тестов сравнивают с результатами всех детей, родившихся в той же трети года. По результатам тестов более трех миллионов американских детей, то есть почти 7 % всех учеников американских государственных школ, зачисляются в программы для одаренных детей. Еще два миллиона детей поступают в частные школы.

Тесты различаются по объекту измерения. Некоторые из них являются вариантами обычных тестов проверки умственных способностей, как, например, тест Векслера для проверки умственных способностей для дошкольников и начальной школы[20]20
  Wechsler Preschool and Primary Scale of Intelligence, сокр. WPPSI. Прим. пер.


[Закрыть]. В некоторых школах используют тесты, не затрагивающие умственные способности, например тест на когнитивные способности[21]21
  Cognitive Abilities Test. Прим. пер.


[Закрыть] или гибрид между тестами на умственные способности и обучаемость, например школьный тест Отиса – Леннона[22]22
  Otis – Lennon School Ability Test. Прим. пер.


[Закрыть].

Вне зависимости от того, на что именно тестируют ребенка и какой тест для этого используют, у всех тестов есть одна общая характеристика. Все они крайне неэффективны в деле предсказания школьных успехов малыша.

Совершенно очевидно, что далеко не все одаренные детсадовцы поступят в Гарвардский университет. Тем не менее считается, что эти отборочные тесты в состоянии показать, кто будет лучше всех читать, писать и считать во втором-третьем классе. Однако в реальности тесты даже этого не могут.

Я обрисую вам масштаб проблемы: из 100 выбранных «талантов» в детском саду только 27 % можно назвать талантливыми к третьему классу. Получается, что 73 ученика, которые заслуживают место в специальном классе для талантливых детей, его не получают.

В некоторых школах все-таки попытались найти новые способы обнаружения талантов. Там ребенка могут попросить что-то нарисовать или тестируют его на эмоциональную эмпатию. Однако научный анализ этих тестов свидетельствует: они еще менее эффективны, чем обычные тесты на проверку умственных способностей.

Проблема не в том, какой именно тест использовать и что именно тестировать. Проблема только в том, что мозг детей еще недостаточно развит.

Вот уже несколько десятилетий сосуществуют очень противоречивые мнения относительно тестов проверки умственных способностей. Критики утверждают, что в них заложено предвзятое культурное и классовое отношение. Проводящие тестирование компании прислушались к этим обвинениям и изменили тесты, чтобы уменьшить эффект предвзятости. (Не будем забывать, что версии этих тестов используют по всему миру.) Даже школы, в которых следуют самым жестким требованиями в отношении IQ учеников, часто делают исключения для детей из бедных семей или тех, для кого английский язык не родной. Тем не менее, отвлекшись на предвзятость, мы совершенно забыли о другом важном вопросе: как часто тесты точно определяют талантливых малышей из самой обычной среды? Мы задали этот вопрос ответственным за набор учащихся и директорам школ. Они ответили, что считают тесты точным инструментом определения будущих способностей. К каждому из них прилагается толстенная инструкция, первые главы которой посвящены описанию исследований, подтверждающих точность теста. Все выглядит очень убедительно. Тем не менее приводимые статистические данные доказывают не точность тестов в определении будущих талантов, а точность в определении успеваемости и знаний ученика на данный момент, а также преимущества данного теста по сравнению с тестами конкурентов.

Лоренс Вайсс занимает пост вице-президента по развитию продукта в компании Pearson/Harcourt Assessment, владеющей тестом WPPSI. На мой вопрос, с какой точностью тест предсказывает успеваемость ученика на ближайшие два-три года, он ответил, что его компания не собирает подобную информацию. «Мы не отслеживаем их развитие. Мы не занимаемся предсказаниями будущих результатов». Этот ответ шокировал нас. На основе результатов теста оценки умственных способностей принимаются очень серьезные решения! Результат в 120 баллов переводит ребенка в разряд одаренных, что дает ему возможность посещать специальные занятия. Результат в 130 баллов открывает двери школы для одаренных детей.

Заметим, что мы не говорим о гениях, вундеркиндах, количество которых не превышает одного на полмиллиона. Термин «одаренный» означает, что ребенок умный, но не обязательно исключительный. Половина выпускников института имеют IQ выше 120 баллов, средний IQ людей, имеющих научную степень, составляет 130.

Однако попадание в ряды одаренных дает ребенку большие преимущества в получении образования. Его окружают «головастые» сверстники, что позволяет учителям проходить программу быстрее и дать детям больше знаний. Согласно исследованию, проведенному в Калифорнии, участники программ для одаренных детей в государственных школах проходят программу на 36,7 % быстрее, чем в обычных школах.

Во многих школьных округах учеников вовсе не тестируют и они учатся по одной и той же программе до окончания школы. Те, кто после детского сада идет в частную школу, гарантированно остаются там до окончания восьмого класса.

Если компании, создающие и проводящие тесты на проверку умственных способностей, не интересуются их точностью, то наука этим очень даже интересуется.

Хой Суен занимает пост профессора образовательной психологии в университете Пенсильвании. В 2003 году профессор опубликовал метаанализ сорока четырех исследований точности тестов ребятишек дошкольного возраста. Большинство из этих исследований были проведены в период с середины 1970-х до середины 1990-х и касались только одной школы или округа. Суен пришел к выводу, что результаты тестов детей дошкольного возраста на проверку умственных способностей только в 40 % случаев подтверждались последующими успехами (согласно результатам тех же самых тестов, проведенных через два года).

Это верно для всех детей и всех уровней способностей, включая одаренных детей и учеников частных школ.

Команда ученых из университета Северной Каролины проанализировала результаты тестов учеников средних классов одной независимой школы. Согласно школьным требованиям, все абитуриенты должны были пройти тест WPPSI до приема в начальную школу. Все они были умными детьми, их средний балл IQ равнялся 116. В третьем классе ученики прошли так называемый комплексный тест III[23]23
  Comprehensive Testing Battery III (англ.).


[Закрыть], который был специально разработан для учеников, проходящих интенсивную программу обучения частных школ. Общие результаты были хорошими, средние оценки детей попадали в 10 % лучших результатов.

Однако смог ли тест WPPSI правильно показать, какие учащиеся будут в дальнейшем добиваться хороших результатов? Не особо. Совпадение результатов теста WPPSI и последующих тестов составляло 40 %.

Среди самых талантливых учеников это процентное соотношение оказалось еще ниже. Уильям Цусима исследовал две элитные частные школы на Гавайях. Средний IQ учеников одной из них составил 130, другой – чуть выше 126. Однако результаты тестов по чтению во втором классе лишь на 26 % совпадали с результатами теста WPPSI. По математике процентное соотношение было еще ниже.

Возникает логичный вопрос: сколько детей были недооценены по результатам этих тестов? Как я уже говорил, только 40 % маленьких «умников» продолжают оставаться таковыми через несколько лет после первого теста. Допустим, школа хочет иметь в третьем классе для одаренных детей лучшие 10 % учеников. Но получается, что 72,4 % из них невозможно определить при помощи IQ-тестов, проведенных в период, когда дети еще не ходили в детский сад. Тогда они не показали хороших результатов. Многие из них по результатам тестов тех времен даже близко не подобрались бы к лучшим. Практически треть самых «головастых» третьеклассников по результатам детсадовских тестов попали бы в категорию «ниже среднего».

Количество промахов как в отрицательную, так и в положительную сторону волнует экспертов. Среди них – ведущий исследователь Службы тестирования для нужд образования Дональд Рок.

«Отбор лучших детей детсадовского возраста или первоклашек при помощи тестирования не имеет под собой серьезного обоснования, – считает Рок. – Тест на IQ дает очень неточные результаты. В третьем классе его можно использовать, во втором – может быть. А тестируя детей младшего возраста, мы, по сути, выявляем тех, кто растет в образованной, интеллигентной семье и получает знания благодаря этому».

Рок добавляет, что определенная связь между результатами тестов и реальными способностями учеников, бесспорно, существует. «Тот, кто вошел в 1 % лучших, без сомнения, останется в числе 10 % лучших и через пять лет. Определенно ребенок, великолепно прошедший тест, – это умный ребенок, однако у тех, кто успешно прошел тест перед детсадом, к третьему классу ситуация может сильно измениться».

Рок объясняет это тем, что в третьем классе государственных школ программа становится гораздо сложнее. На уроках математики дети должны не просто запоминать числа, а «включать голову», а во время чтения важно не просто читать вслух, произнося звуки, а концентрироваться на понимании текста. Эта новая степень сложности разделяет детей.

«У многих школьников рост останавливается или замедляется». Именно поэтому Рок считает, что в третьем классе тестирование становится обоснованным. «Успеваемость и рейтинг детей в третьем классе имеют большое значение. Тестирование третьеклассников может предсказать успехи учеников в более отдаленном будущем и во многих областях знаний».

Проблема не в том, что тесты на определение умственных способностей имеют какой-то дефект. Проблема только в том, что дети до этих тестов еще не доросли.

«Было бы неправильным обосновывать весьма серьезные решения вроде приема учеников в элитные школы исключительно на результатах подобных тестов, – говорит сотрудник английского университета Уорвик в Ковентри Стивен Странд. – Такие структурные решения чаще всего крайне негибки, и кого-то могут принять на основании результата, показанного на самой ранней стадии “марафонского забега”, а кого-то отвергнуть. Гибкость необходима для изменения решений и условий в будущем». Странд не считает разумным тестировать детей дошкольного возраста и младшеклассников, однако считает, что тесты IQ в средней школе и старших классах способны довольно точно предсказать успехи учащихся в колледже.

Недавно в журнале Intelligence была напечатала статья Странда, в которой он проанализировал результаты тестов 70 000 английских детей. Странд сравнил результаты проверки умственных способностей, проведенных в возрасте одиннадцати лет, с результатами экзамена GCSE[24]24
  General Certificate of Secondary Education. Прим. пер.


[Закрыть] для получения свидетельства об общем среднем образовании в шестнадцатилетнем возрасте. Процент совпадения результатов оказался высоким. По сравнению с тестом на IQ в раннем возрасте тестирование в возрасте одиннадцати лет в два раза точнее выявляло одаренных учеников.

Все ученые, с которыми мы общались, предупреждали, что не стоит прогнозировать будущий успех ребенка по результатам раннего тестирования. И настаивали на необходимости второго тестирования. Подобные предупреждения исходят совсем не от идейных противников тестирования на IQ, а от создателей этих тестов. Это профессор Дэвид Ломан из университета Айовы, один из авторов теста на когнитивные способности (Cognitive Abilities Test), Стивен Пфайффер, автор теста-шкалы одаренности (Gifted Rating Scales), и Сесил Рейнолдс, автор одноименного теста оценки интеллектуальных способностей (Reynolds Intellectual Assessment Scales).

Тем не менее, поскольку тщательное тестирование требует временны́х и финансовых вложений, детей по-прежнему принимают или не принимают в школу на основании результатов одного теста. Во многих школах даже не дают пересдать его.

«Количество людей, получающих отказы, огромно, – говорит Рейнолдс. – Если бы мы позволяли себе что-то подобное в процессе выявления одаренных студентов, то нарушали бы федеральный закон».

Вот, например, Южная Каролина. Власти штата поручили Центру образования для одаренных детей при колледже Уильяма и Мэри оценить отбор в программу для таких детей. Власти считали, что национальные меньшинства в программе представлены недостаточно. Однако выяснилось, что проблем было гораздо больше.

Несмотря на то что квоты для нацменьшинств недавно были увеличены, большинство участников программы по-прежнему были белыми (86 %). Однако самым плачевным было то, что вне зависимости от расы огромное количество детей – участников программы оказались отнюдь не одаренными.

Представители Центра подняли результаты тестов учеников третьего, четвертого и пятого классов за 2002 год. Результаты оказались ужасными. Двенадцать процентов одаренных учеников имели базовые знания математики, еще у 30 % учеников эти знания были оценены как «хорошие». С английским языком дела обстояли еще хуже. Можно было бы предположить, что исследователи рекомендуют перевести этих детей в обычные классы, но вместо этого специалисты Центра посоветовали властям штата принять специальную программу для отстающих, но талантливых детей, то есть проводить политику, в которой изначально заложены серьезные противоречия.

Мы связались с двадцатью крупнейшими школьными округами страны.

В каждом существовала та или иная программа для одаренных детей. В двенадцати округах эти программы начинались с детского сада. Ни в одном из округов не тестируют третьеклассников – ярлык одаренного наклеивают к окончанию второго класса. Все это противоречит научному знанию о детском развитии. «У меня нет ответов на ваши вопросы, – говорит Лори Кирш, супервайзер программы для одаренных детей в школьном округе Хиллсборо. – Мы ищем талантливых детей. Мы делаем все возможное, чтобы они могли преуспевать и расти. Мы даем им время, чтобы их талант мог развиться».

Общаясь с разными школами, я понял, что было бы нечестно судить о программе исключительно по возрасту, в котором тестируют детей. Необходимо учитывать и другие факторы. Например, в какой степени образование в рамках данной программы отличается в лучшую сторону от программы обычной школы. В некоторых школьных округах, например в Далласе, талантливых детей выявляют уже в детском саду, однако не делают никаких серьезных разграничений между ними и всеми остальными детьми. Все те, кого признали одаренными, продолжают учиться в своем классе и раз в неделю посещают специальный двухчасовой курс. Этого, конечно, недостаточно. Сложно утверждать, что в Далласе дела обстоят лучше, чем в Детройте, где отбор одаренных детей происходит еще до их поступления в детский сад, но образовательная программа для одаренных детей в Детройте гораздо более насыщенная – они могут перевестись в специальную академию и заниматься только там.

Надо сказать, что проблема сводится не только к возрасту тестирования. Даже в детском саду некоторые дети выделяются своими способностями. Проблема заключается в том, что школьные округа не дают шанса детям, чьи таланты расцветают позднее. Кроме этого, не проводится объективное повторное тестирование, с помощью которого можно удостовериться, что ребенок по праву занимает место в программе для одаренных.

Ни в одном из двадцати лучших школьных округов не существует правила о том, что попавшие в программу дети должны проходить тест на IQ с высокими результатами через несколько лет после учебы. Дети остаются в классе для одаренных, если не начинают сильно отставать от других учеников. И это понятно – школьным округам важно набрать участников этих программ, а не избавляться от учащихся. Во многих школьных округах исходят из того, что интеллект – нечто врожденное и неизменное. Исходя из этой логики, тестировать учеников повторно нет необходимости, потому что набранные ими баллы IQ «действительны» до конца жизни. Такой подход отлично иллюстрирует политику двойных стандартов: школьные округа свято верят, что по результатам тестов можно отсечь часть учеников в процессе набора участников программы, но не находят необходимым тестировать участников программы во время ее проведения.

В Южной Каролине даже ввели новые правила, защищающие права учеников с низкой успеваемостью, посещающих классы для одаренных детей. Во-первых, ученика нельзя исключить из класса только на основании того, что его успеваемость хуже, чем у остальных. Основанием для исключения должно быть что-то другое. Во-вторых, если ребенка переводят в обычный класс до конца учебного года, он автоматически возвращается в класс для одаренных детей на следующий год без какого-либо тестирования.

Во Флориде тоже считают, что нельзя ждать от одаренных детей демонстрации своих талантов. В 2007 году проект реформы программы образования одаренных детей не был одобрен комитетом по образованию штата, пока из его текста не вычеркнули требование регулярного тестирования учеников каждые три года.

Как я уже писал, авторы тестов отрицательно относятся к постулату о том, что человек, показавший себя одаренным, будет таковым всю оставшуюся жизнь. Соавтор теста когнитивных способностей Ломан объясняет: «Мы уже давно боремся (правда, без особого успеха) с архаичным представлением о том, что одаренность есть нечто неизменное».

Из всех школьных округов, работу которых мы исследовали, ни один не бросает вызов научному прогрессу так, как это делает школьный округ Нью-Йорка. В школу принимают по результатам теста, который проводят в детском саду. Зачисленных в школу никогда не тестируют повторно, и дети в зависимости от школы могут проучиться до пятого или восьмого класса. К 2008 году департамент образования Нью-Йорка за четыре года четырежды менял тест, используемый для выявления одаренных детей, потому что ни один вариант не давал желаемых результатов. В отчете главы департамента за 2007 год было написано, что по результатам тестов слишком мало детей попадало в верхние 10 %, поэтому 42 % мест в классах для одаренных детей отдали ученикам, которые по результатам тестов не попадали и в 20 % лучших. Это привело к тому, что образовательная программа стала значительно легче. На сайте школьного округа появилась информация о том, что старых, не прошедших конкурс соискателей поставят в лист ожидания на места в четвертом и пятом классах на случай появления вакансий. Впрочем, как предупреждало руководство школьного округа, если свободные места и будут, то очень немного. У независимых частных школ нет никакого выбора – они почти по определению должны тестировать детей еще до детского сада. Но мы уже говорили о том, сколько недостатков у этого метода отбора и какое огромное количество талантливых детей остаются незамеченными. Ответственные за набор учащихся могут сколько угодно говорить родителям, что «процесс приема является в большей степени искусством, чем наукой», но наука говорит, что на 60 % процесс отбора кандидатов – далеко не искусство, а воля случая. В некоторых городах элитные курсы подготовки к поступлению в лучшие школы тоже используют тестирование для проверки умственных способностей. И они этого совершенно не стесняются: в районе Сиэтла есть курсы подготовки к школе, гордо указавшие на своем сайте, что они единственные в штате тестируют своих абитуриентов на IQ. Кое-где тестируют детей в возрасте 27 месяцев, другие учебные заведения дают им состариться до двух с половиной лет.

Учитывая низкую точность тестов на IQ, хотелось бы найти другой метод тестирования, определяющего одаренность, и использовать при этом, например, эмоциональный интеллект и поведение. Десятки сайтов задают вопрос «Ваш ребенок – одаренный?», после чего предлагают список поведенческих черт, которые родители должны искать у своих детей. Так поступают и школы, используя чек-листы во время приема учащихся. Остается вопрос: являются ли поведенческие черты более надежным способом определения одаренности, чем тесты IQ?

Со времен публикации в 1995 году книги Дэниела Гоулмана «Эмоциональный интеллект» широкое признание получило представление о том, что темперамент и умение общаться с людьми могут оказаться важнее для достижения успеха, чем когнитивный интеллект. В предисловии к изданию, посвященному десятилетнему выходу книги в свет, Гоулман хвалил школьные округа, которые ввели в учебную программу материалы по эмоциональному интеллекту, и предположил, что для некоторых студентов эмоциональный интеллект может стать опорой для построения научной карьеры. Некоторые школы используют принципы теории эмоционального интеллекта в процессе набора учеников. Сейчас в частных школах становится все популярнее следующий способ отбора: дошкольников собирают в группы, и супервайзеры при помощи чек-листов быстро оценивают поведение детей, мотивацию и характер.

Может ли оценка эмоциональности детей возместить то, чего не хватает в обычных IQ-тестах?

В течение последнего десятилетия сформировалось несколько подходов к измерению эмоционального интеллекта. Один из тестов под названием MSCEIT[25]25
  Mayer – Salovey – Caruso Emotional Intelligence Test. Прим. ред.


[Закрыть] создан командой, которая в свое время и придумала термин «эмоциональный интеллект». В эту команду входит Питер Сэловей, декан Йельского колледжа. Другой тест под названием EQ-I создал Реувен Бар-Он, автор термина «коэффициент эмоциональности». Исследователи по всему миру стали применять модель эмоционального интеллекта Бар-Она и получили шокирующие результаты.

Метаанализ исследований показал, что корреляция между эмоциональным интеллектом и успеваемостью составляет всего лишь 10 %. Кстати, одно из исследований показало высокий коэффициент эмоциональности у заключенных. Это к вопросу о том, что люди с высоким эмоциональным интеллектом принимают-де правильные решения, улучшающие их жизнь.