Текст книги "Мифы воспитания. Наука против интуиции"

Автор книги: Эшли Мерример

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Нам может казаться, что младенческий лепет – это абсолютная бессмыслица, однако лепет лепету рознь. В детском лепете различаются разные стадии: ранние и более продвинутые. Голдштейн объясняет: «В горле есть восемьдесят мускулов. Чтобы научиться их контролировать, требуется год или больше». С рождения младенцы в состоянии произносить гласные среднего ряда и неслоговые. Они издают эти звуки задней стенкой речевого тракта при закрытом горле с помощью небольшого количества набранного воздуха, и звук идет через нос. В результате он получается носовой и скрипучий, словно дитя чем-то недовольно, что на самом деле совсем не обязательно так.

Несмотря на то что младенец еще несколько месяцев не выйдет на следующую стадию развития, общение с родителями в этот момент имеет огромное значение. Малыш и родители «говорят» по очереди – он что-то лепечет, папа отвечает: «Ах, вот как?» Ребенок лепечет в ответ, на что папа заявляет: «Ну, об этом надо будет посоветоваться с мамой».

Большинство родителей интуитивно понимают необходимость подобного разговора, однако далеко не все поддерживают его правильно. Существует исследование, результаты которого показывают, что более слаженный и ритмичный «разговор» с четырехмесячным младенцем помогает вырастить ребенка с более высокими когнитивными способностями. Голдштейн утверждает: «Разговор в формате “вопрос – ответ” ускоряет речевое развитие и способствует произнесению младенцами более сложных звуков».

Родители чаще всего говорят со своими малышами нараспев на специальном «родительском» языке. Они даже не осознают, почему говорят так – по-английски, но в суперпозитивном тоне, растягивая гласные и повышая тембр. Это никак не связано с той или иной культурой, это универсальный «родительский» язык, фонетика которого помогает малышам различать звуки.

В возрасте приблизительно пяти месяцев младенец уже достаточно контролирует мускулы голосового тракта для того, чтобы открыть горло для прохода воздуха и иногда произносить полнозвучные гласные. «Для матери пятимесячного малыша услышать четкие звуки от своего ребенка – большая радость», – говорит Голдштейн. Если мама вовремя одобрит младенца, его мозг отметит, что новые звуки вызывают одобрение. С этого момента родители постепенно перестают реагировать на все без исключения звуки, издаваемые ребенком. Выборочное одобрение родителей подталкивает ребенка к произнесению более четких звуков.

Вскоре после этого младенец начинает добавлять в свою речь «приграничные слоги» – сочетания гласных и согласных: не «гу» или «ку», а «ба» или «да», артикулируя передней частью полости рта. Переход от согласной к гласной затянут, потому что верхнее нёбо, язык, десны и зубы пока мешают, следовательно, звучание гласной искажается. Поэтому многие первые слова детей начинаются с букв б или д. Мускулы зачастую сперва осваивают именно эти согласные.

Иногда в полгода, но чаще всего в девять месяцев малыши начинают произносить свои первые «канонические слоги» – базовые элементы, из которых состоит речь взрослых. Дыхание становится быстрым, как и переход от согласной к гласной. Ребенок почти готов складывать из слогов слова. «В исследовании участвовали девятимесячные дети. В этом возрасте у малышей еще остались все четыре вида лепетания», – говорит Голдштейн. В большинстве случаев дети говорят не полнозвучными гласными и «канонических» слогов произносят немного.

Учитывая все этапы речевого развития, впечатление от прогресса участников эксперимента Голдштейна складывается еще более сильное. В первые десять минут эксперимента мама реагирует на малыша точно так же, как дома, и ребенок вокализирует 25 раз. В десятиминутный период проведения собственно эксперимента, когда мать реагирует на подсказку «Давай!», число вокализаций доходит до 55. В это время увеличивается сложность лепетания – практически все гласные произносятся во весь голос, улучшается слогообразование. Количество канонических слогов, которых раньше ребенок произносил немного, увеличивается в среднем на 50 %.

Я был поражен. Мне казалось, что за эти десять минут дети выросли на целых пять месяцев.

«Крайне любопытно еще и то, что ребенок не повторяет звуки родителей», – отмечает Голдштейн.

Действительно, за десять минут проведения эксперимента мама только ласкала ребенка, не говоря ни звука. Прикосновение оказывало огромное влияние на детское лепетание.

Голдштейн провел версию этого эксперимента, в которой просил родителей разговаривать с детьми и прикасаться к ним. Половина мам должна была использовать для ответа ребенку гласные, а другая половина – сочетание согласных и гласных звуков наподобие «дат». Младенцы, которые слышали от мамы гласные, произносили больше гласных, а те, кто слышал слоги, – больше канонических слогов. Заметим, что малыши не повторяли услышанные ими гласные или слоги. Если мама произносила «а-а-а», ответом могло быть «е-е-е» или «о-о-о», а мамы, произносившие «дат», могли услышать в ответ «бем». В раннем возрасте младенцы не стараются повторить услышанное, как попугаи. Они практикуют слова с переходом согласной в гласную.

Можно утверждать, что эксперименты Голдштейна – ключ не только к загадке, как человек учится говорить, но и способ ускорения этого процесса. Впрочем, ученый предостерегает родителей от того, чтобы форсировать речевое развитие малышей. «Мозгу ребенка необходим отдых для того, чтобы запомнить выученное, – утверждает ученый. – Младенцу нужно время. Он должен побыть один, поиграть и попрактиковать новые звуки». Голдштейн ссылается на работы ученых, и в том числе Скиннера[43]43
  Burrhus Frederic Skinner, американский психолог, изобретатель и писатель. Прим. пер.


[Закрыть], говоря о том, что непостоянные и перемежающиеся вознаграждения в конечном счете гораздо эффективнее вознаграждений постоянных.

Родителям, которым может прийти в голову идея не водить своего ребенка в ясли, чтобы заниматься с ним по методике Голдштейна, ученый говорит следующее: «В хороших яслях ребенку обеспечена достаточная ответная реакция, и микс реакции на действия ребенка и времени для отдыха создан идеальный».

Тамис-Лемонда также предупреждает родителей о том, что не стоит слишком усердствовать. «В ходе моего исследования мы просили матерей играть со своими детьми. Но ответная реакция матери может быть разной в зависимости от того, что она делает. Например, когда мама кормит ребенка, она может реагировать только на 30 % его “высказываний”. Когда ребенок играет на полу, а мама готовит еду, она будет реагировать лишь в 10 % случаев. Вот когда мама читает ребенку книжку, она может сконцентрироваться и постоянно реагировать на младенца».

Голдштейн не рекомендует родителям форсировать речевое развитие ребенка. Он говорит о том, что, стремясь как можно чаще реагировать на действия ребенка, родители могут обращать излишнее внимание на менее удачные и менее отчетливые звуки тогда, когда малыш уже готов развиваться дальше. Если родители будут хвалить ребенка за недостаточно четкое произнесение звука, это может затормозить речевое развитие. Ясно, что родители должны перестать поощрять менее четкие звуки, произносимые ребенком, однако точный механизм этого процесса остается пока неизвестным.

Предупреждения Голдштейна родителям я взял из его совместных работ с коллегой по Корнелльскому университету Дженнифер Шваде. Голдштейн специализируется на детях до года, а Шваде – на втором годе жизни детей, когда те выучивают свои первые 300 слов.

В освоении языка родители могут использовать простой метод «наклеивания на предметы ярлыков»: «Это твоя коляска», «Видишь цветок?», «Посмотри на луну». Лучше всего этот способ работает тогда, когда ребенок смотрит на предмет и слышит его название. Максимальной силы метод достигает тогда, когда младенец смотрит на предмет и произносит его название или смотрит и показывает на него пальцем. В идеале нужно не навязывать предметы, а следить за тем, что привлекает внимание самого малыша. При идеальном тайминге мозг ребенка начинает связывать звук с объектом.

Такой метод можно испортить двумя способами. Во-первых, родители могут начать навязывать предмет вместо того, чтобы дождаться момента, когда ребенок сам проявит к нему интерес. Во-вторых, родители могут игнорировать тот предмет, на который смотрит ребенок, или неправильно истолковать то, что ребенок пытается сказать.

Держа в руках ложку, ребенок может сказать «бу-бу», после чего родителю может прийти в голову мысль: «Ага! Он только что сказал “бутылка”!» Такой родитель мгновенно начинает суетиться: «Бутылка? Ты хочешь бутылочку? Сейчас принесу». Сам того не ожидая, он только что научил ребенка тому, что предмет «ложка» называется словом «бутылка». Согласно данным исследований Голдштейна и Шваде, некоторые родители делают такие ошибки в 30 % случаев. «Бу» может восприниматься как «бутылка», «бумага» или «бусы». «Де» превращается в «дедушку» или «девочку» и так далее. На самом деле девятимесячный ребенок может вообще ничего не иметь в виду, а практиковаться в произношении канонических слогов.

Как видите, не всегда стоит воспринимать лепетания младенца как осознанную речь. Это может привести к осложнениям.

Правильное произношение названий предметов в период, когда младенцу девять месяцев, имеет сильную положительную связь (81 %) со словарным запасом, который появится у ребенка через полгода. Неправильное, «сбитое» называние предметов (как, например, произнесение слова «бутылка», когда младенец держит в руках ложку) будет иметь крайне негативное влияние на словарный запас малыша (–68 %). В чем реально проявляются эти малопонятные для простого человека процентные выражения связей и влияний? Дочка мамы, оказавшейся чемпионом исследования Шваде в назывании имен предметов, в возрасте пятнадцати месяцев понимала 246 слов и произносила 64. Дочка мамы, которая хуже всех мам-участниц объясняла названия предметов, в том же возрасте понимала 61 слово и произносила всего 5.

В исследованиях Шваде упомянуты и другие способы обучения азам речи. В этих способах нет ничего нового, и многие родители к ним прибегают, правда, с переменным успехом. Давайте рассмотрим пять из них.

Разговаривая с младенцем, мы часто берем в руки предмет и машем им в воздухе. Обычно это сопровождается вокализацией на распевном «родительском» диалекте. Это отличный способ обучения ребенка названию предмета. Движущийся предмет привлекает внимание малыша и превращает этот простой метод обучения практически в 3D-переживание, так как в нем задействованы различные чувственные восприятия. Впрочем, язык 3D заканчивается в возрасте пятнадцати месяцев, после этого тряси не тряси, толку уже не будет.

Проговаривание слова несколькими говорящими тоже является очень полезным. Исследователи из Айовского университета недавно доказали, что четырнадцатимесячные дети не заучивают новое слово, если слышат его только от одного человека, даже если этот человек многократно это слово повторяет. Оно просто не запоминается. Ученые попросили несколько человек повторять малышам слово, и те с легкостью его запомнили. Благодаря тому, что слово произносили разные люди, дети понимали, что, несмотря на разное произношение, скорость и тембр речи, это одно и то же слово. Мозг детей улавливал разницу речевых особенностей и запоминал слово как общий знаменатель. Среднестатистический двухлетка слышит приблизительно 7000 высказываний в день. Но далеко не каждое из этих высказываний уникально. Ребенок уже знает много слов. 45 % материнских фраз начинаются одним из следующих семнадцати:

Что (местоимение), что (частица), это, есть / нет, я, делать / не делать, может / не может, есть, где, там, кто, смотри, давай.

Согласно результатам исследований ученых, какой-либо из 156 комбинаций двух или трех слов из этого списка матери начинают две трети всех обращений к детям.

Предсказуемость этих сочетаний слов называется фреймами, которые играют роль функции выделения текста в любом текстовом документе на экране компьютера. Ребенок уже знаком с большей частью услышанного в предложении. Незнакомы лишь несколько слов.

Можно подумать, что до того, как начать понимать грамматику, дети должны набрать определенный словарный запас. На самом деле все ровно наоборот. Грамматика обучает детей новым словам.

Вот пример: на протяжении десятилетий дети ученые считали, что дети заучивают сперва существительные и только после этого глаголы. Ученые также считали, что дети выучивают названия предметов до того, как начинают понимать описания действий. Потом начались исследования в Корее. В отличие от европейских языков, корейские предложения часто заканчиваются не существительным, а глаголом. Оказалось, что корейские двадцатимесячные дети со словарным запасом в 50 слов знали больше глаголов, чем существительных. Они в первую очередь выучивали последние слова в предложении, потому что слышали их наиболее отчетливо.

До достижения полутора лет дети не в состоянии вычленить существительные, расположенные в середине предложения. Например, малыш может быть прекрасно знаком со всеми словами в предложении «Принцесса положила игрушку под стул». Однако, услышав это предложение, малыш не сможет понять, что положили под стул, потому что слово «игрушка» расположено посередине.

Словарные «рамки» очень важны. Когда ребенок слышит фразу «Посмотри на N», он быстро понимает, что N – новый предмет, который стоит увидеть. Любое слово, которое следует за «Не делай / Не надо!..», в контексте становится более понятным, даже если малыш не знаком со словами «засовывать», «пальцы» и «розетка». Без словарных рамок ребенок живет словно Алиса в Зазеркалье, не всегда понимая, что происходит, правильно ли он воспринимает незнакомые слова. Главное – повторять и выделять грамматические изменения.

«Варьирующийся ряд» – родственник словарных фреймов. Это несколько предложений с одинаковым смыслом, но различным грамматическим построением и набором слов. Например, «Рейчел, дай папе книгу. Принеси ему книгу. Дай ее папе. Спасибо, ты принесла папе книгу».

В этом случае девочка выучивает слово «книга», «ее» и слово, которым можно заменить слово «папа», – «ему». Глаголы «дай» и «принеси» означают перемещение объекта. В смысле грамматики Рейчел узнала форму прошедшего времени глагола «приносить», а также то, что глаголы могут иметь форму приказа в побудительном наклонении («Дай») и описания действия, которое уже произошло («ты дала»).

Коллега Шваде по Корнелльскому университету Хайди Уотерфолл специализируется на изучении «варьирующихся рядов». Ряды помогают в изучении синтаксиса и новых слов. Чем больше вариативность существительных, глаголов и спряжений, тем лучше для ребенка.

Методы языка 3D и «варьирующихся рядов» помогают ребенку понять, что главное, а что нет. Для того чтобы понять, что главное, а что нет, очень помогает исследование так называемых привязанных форм.

Детям бывает сложно разобраться со многими именами собственными. Например, такие обыденные предметы, как грузовики, собаки, телефоны и куртки, бывают самых разных цветов, фактур и размеров. Чтобы не отвлекаться на детали, в возрасте пятнадцати месяцев мозг детей начинает воспринимать слово через общую форму предмета, обозначаемого этим словом. Однако некоторые дети не догадываются, на чем надо сконцентрировать внимание, и недостаточное понимание «привязанных форм» сдерживает их языковое развитие.

Впрочем, «привязанности форм» можно научить. Линда Смит и Лариса Самюэлсон провели семимесячный курс «обучения формам» для полуторагодовалых детей семнадцатимесячного возраста. Каждая обучающая сессия длилась всего пять минут, во время которых дети учились различать четыре новые формы. («Это бубумба. Можешь показать мне бубумбу?») Не больше. Но результат от подобного тренинга был фантастическим. Знание имен собственных у детей выросло на 256 %.

Если девятимесячный ребенок знает всего лишь одно слово, это не страшно. При правильной работе с ребенком он через пару месяцев выучит еще полсотни. К двухлетнему возрасту он будет произносить 320 слов, еще через пару месяцев – 570. И пошло-поехало. К трем годам он будет говорить полными предложениями, а еще через год его словарный запас может превышать 10 000 слов.

Одно дело – читать о технологиях обучения по Голдштейну и Шваде, совсем другое – увидеть, как они работают. Такая возможность представилась Эшли сразу после нашего возвращения из Корнелльского университета, когда она увиделась со своими лучшими друзьями Гленном и Бонни Саммер и их годовалой дочкой Дженной. Они решили вместе пообедать. Эшли привезла Дженне в подарок маленькую толстовку с логотипом университета. Во время обеда Эшли решила попробовать на Дженне методы обучения, о которых там говорили.

Каждый раз, когда Дженни смотрела на что-то, Эшли произносила название предмета. «Это вентилятор», – объясняла Эшли после того, как Дженна подняла глаза на потолок. «Телефон», – говорила она, когда взгляд Дженни остановился на звонящем аппарате на стене пиццерии. После каждого лепетания Дженни Эшли нежно прикасалась к ней или произносила ласковое слово. Она четко определяла разные уровни детского лепета. Дженни повернулась к матери и постучала кончиками пальцев друг о друга, то есть сделала жест, означающий «еще». Она хотела попросить еще один кусочек нектарина.

Бонни сказала: «Представляешь, этому жесту ее научил один из наших знакомых. Она его запомнила и не хочет говорить “еще”. Раньше она пыталась произносить это слово, но сейчас показывает только жест. Кошмар».

Эшли ощутила укол совести, ведь она вмешивалась в речевое развитие Дженны. Но потом она заметила, что ребенок стал заметно больше лепетать. Дженна смотрела прямо на Эшли и использовала существенно больше комбинаций согласных и гласных звуков. Эшли была в восторге. В скромной пиццерии ей удалось применить принципы, разработанные Голдштейном, и добиться результата всего за пятнадцать минут.

Эшли попросила у родителей Дженни разрешения еще на один эксперимент. Дело в том, что девочка активно использовала всего десять слов, среди которых были «книга», «молоко», «мама» и «пока». Однако родителям пока не удалось добиться, чтобы она произнесла новое слово сразу, как только услышит его. Эшли подумала: если методы Голдштейна работают, почему бы мне не попробовать технику 3D? Она взяла кусочек нектарина и начала размахивать им в воздухе, повторяя при этом: «Фру-у-укт, фрукт, Дженна». Ребенок смотрел на это, широко раскрыв глаза.

«Ну а теперь вы», – сказала Эшли Гленну и Бонни.

«Фру-у-у-у-у-у-укт», – начал тянуть Гленн, размахивая кусочком нектарина. В его исполнении обучение новому слову сильно походило на завывание призрака. Эшли поправила его: произносить слово нужно нараспев и ритмичнее двигать рукой. Гленн попробовал еще раз: «Фру-у-укт» и положил кусочек нектарина прямо перед дочкой.

«У-у-ут!» – пропищала Дженна, хватая кусочек «фру-у-у-укта».

Гленн засмеялся и сказал Эшли: «Не ожидал, что так быстро получится». Сама Эшли тоже этого не ожидала. Дженна продолжала повторять новое слово, пока нектарин не кончился.

К концу обеда родители Дженны стали использовать в два раза больше языка 3D и правильно называть предметы. На следующий день они научили дочку словам «носок» и «майка». Потом они стали внимательнее реагировать на слова и действия Дженны, и начался настоящий прогресс.

* * *

В 1950-х и 1960-х гг. лингвист Массачусетского технологического института Ноам Чомски изменил направление развития социологии своей теорией врожденной универсальной грамматики. По его мнению, все то, что дети видят, слышат и чему их учат, слишком фрагментировано и противоречит любым моделям, обосновывающим, почему дети так быстро постигают язык. То, что малыши слышат, не в состоянии объяснить все то, что они потом говорят. Чомски отметил, что дети не только повторяют услышанные ими предложения. Их никто не учил грамматике, но они в состоянии составлять уникальные предложения, с грамматической точки зрения близкие к идеальным. Поэтому Чомски предположил, что младенцы рождаются с врожденным пониманием синтаксиса и грамматики.

К 1980-м гг. Чомски стал одним из самых уважаемых ученых и остался таковым до начала нового века. Однако за последнее время процесс овладения языком был частично прояснен и понят. В процессе освоения языка нет ничего мистического, язык не появляется по заложенной в нас схеме. Каждый шаг в процессе его освоения основывается на аудио– и визуальном восприятии, выборе возможных вариантов ответа и интуитивном построении фразы. Все это выражается в речевых шаблонах, которыми начинает пользоваться ребенок. Даже сам Чомски рассматривал возможность того, чтобы задействовать в своей теории недавно открытые учеными механизмы освоения языка. В обществе бытует представление, что уровень речи и чтения ребенка обусловлен врожденными языковыми и речевыми способностями. Допустим, маме и папе стало ясно, что их дочь развита не по годам – в два года она уже говорила законченными предложениями, в три читала слова, к четырем – книги. Однако родители забывают о своем собственном влиянии в период первых двух лет ее жизни.

«Когда родители замечают прогресс в развитии своих чад, они видят его результаты, но не механизмы, которые этим прогрессом управляют, – говорит Голдштейн. – Родители видят изменения и думают: “Это врожденное, в ребенке что-то заложено”. Возможно, родители сами не понимают, как много они дают своему ребенку».

Согласно данным исследования Филиппа Дейла из университета штата Нью-Мексико, изучающего близнецов и тройняшек, только 25 % языкового познания можно отнести за счет генетики.

Интересно, а дети, которые начинают раньше развиваться, сохраняют свой «отрыв» в будущем? Если ребенок рано начал читать, значит ли это, что он будут лучше читать в начальной школе? Или, может быть, его быстро нагонят другие дети, как только и у них самих начнется процесс ускоренного освоения языка?

Ученые считают, что возможны оба сценария. Преимущество, которое имеют отдельные дети, вполне реально, но многие ребята нагоняют передовиков. Директор Центра исследования детского речевого развития при университете Айовы Брюс Томблин отмечает, что все показатели и измерения языковых способностей характеризуются высокой стабильностью во время обучения детей в начальной школе, однако до достижения этого возраста они могут сильно меняться. «Графики будущих результатов выглядят как разбросанные по комнате вареные макароны, – говорит он. – Единственная общая черта языкового развития детей – это изменчивость и непостоянство». Тамис-Лемонда пишет, что это распространяется и на малышей, которые поздно начали говорить, но уже в раннем возрасте понимали много слов. «Иногда кажется, что ребенок догоняет других, но он на самом деле и не отставал. У него быстро развивался пассивный словарь, то есть запас слов, которые он понимает, но не говорит. Он не говорил, потому что стеснялся или еще недостаточно контролировал свои мускулы, то есть моторику».

Джессе Снедекер из Гарвардского университета изучает судьбы приемных детей, родившихся в других странах, но проживающих в США. Зачастую они проводят год или даже больше в приютах или в домах приемных родителей, после чего переселяются в обеспеченные американские семьи. Некоторые приемные дети испытывают сложности в учебе, однако «они постоянно развиваются… и нагоняют родившихся в Америке сверстников в течение трех лет», – пишет Снедекер. Не имеет значения, в каком возрасте они приехали в США – в год или пять, а может быть, и в десять лет.

Тем не менее общая тенденция ясна – раннее развитие языковых способностей может оказаться очень полезным, по крайней мере в первые годы обучения в начальной школе. Возвращаясь к известному исследованию Харт и Рисли из Канзасского университета, Дейл Уолкер провел анализ успеваемости детей – участников исследования через шесть лет после его проведения, когда им было по девять лет и они ходили в третий класс. Результаты показали тесную связь между тем, насколько длинными предложениями говорили и каким словарным запасом обладали дети в возрасте трех лет, и их речью в девять. Наиболее очевидной эта связь оказалась в части разговорного языка и также была сильно выражена в правописании и чтении. На способности к математике в девятилетнем возрасте раннее речевое развитие никак не повлияло. Это и неудивительно, ведь ранние успехи в области речи не заменяют и не отменяют все остальные когнитивные функции.

Таким образом, важно понимать, что ранее развитие речевых способностей служит хорошим жизненным началом, но отнюдь не гарантией успеха во всех областях. «Невозможно утверждать, что период младенчества единственно важный. У детей постоянно появляются новые способности и пополняется словарный запас», – говорит Тамис-Лемонда.