Текст книги "Рыцарь Курятника"

Автор книги: Эрнест Капандю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Хохлатый Петух! – сказал Рыцарь Курятника после минутного молчания. – Я доволен твоей службой и знаю, что могу положиться на тебя. Тебе я доверяю больше всех, поэтому поручаю самое трудное дело. Ты будешь мне нужен. Тебе придется пожертвовать всем, может быть, своей жизнью. Ты не испытываешь сомнений?

– Требуйте, начальник, – отвечал щеголь, – и вы увидите, колеблюсь ли я. Моя жизнь принадлежит вам, потому что вы возвратили жизнь двум существам, единственно любимым мною на земле до того, как я узнал вас. Я был втоптан в грязь. Вы заставили меня одним прыжком перескочить все ступени общества и поставили на верх лестницы. Преданность виконта де Сен-Ле д’Эссерана безгранична. Испытайте его.

– Ты видел Морлиера? – спросил Рыцарь Курятника.

– Да, – отвечал виконт, – я ужинал с ним прошлой ночью.

– Где? В кабаке?

– Нет, в домике принца Конти, на Тампле.

– Ты разговаривал с ним?

– Очень долго.

– Он соглашается?

– Да, но не хочет, чтобы платили его кредиторам. Он соглашается с единственным условием, которое легко выполнить, – хочет взять деньги и сохранить долги. Я думаю, что этот человек будет нам полезен чрезвычайно. В этом существе порок доведен до совершенства. Он все видел, все узнал, все прочел, все делал, он не отступит ни перед каким дурным поступком, он бывает в самом разном обществе. Как дворянин, служащий при принце Конти, он в Тампле – в убежище, защищенном от всяких опасностей, – значит, он все может сделать и сделает!

– Этот человек должен принадлежать мне.

– Мы добьемся этого.

– Скоро мы поужинаем вместе.

– В маленьком домике на Пасси?

– Да.

– Я дам ему знать.

– Теперь, виконт, скажите мне, знаете ли вы Бриссо?

– Кто ее не знает!

– С этой минуты вы должны следить за этой женщиной, и чтобы я знал – минуту за минутой, – что она делает, говорит, думает.

– Это легко.

– Каждый вечер вы лично должны подавать мне донесение.

– Будут еще какие-нибудь распоряжения?

– Послезавтра в лесу Сенар будет охота, вы будете там?

– Обязательно буду.

– Имейте на Кенси человека, который знал бы, где вас найти, на всякий случай.

– Хорошо.

– Нужны вам деньги?

– Нет. У меня в кассе еще более тысячи луидоров.

– Теперь, любезный виконт, Бриссо возвратится домой через десять минут…

– Я начинаю действовать.

– Подождите.

Рыцарь Курятника взял лист бумаги, перо, чернила и начал быстро писать. Запечатав письмо тремя печатями с трех перстней, которые он носил на безымянном пальце левой руки, он подал его Хохлатому Петуху.

– Прочтите это письмо завтра утром, – сказал он. – Если, читая его, вы почувствуете малейшую нерешительность, положите это письмо в конверт, запечатайте его черным сургучом и велите отдать Леонарде. Вы поняли?

– Да.

– Если вы не будете колебаться, сделайте, что следует.

Хохлатый Петух собрался уходить.

– Еще одно слово, – продолжал Рыцарь Курятника. – Если меня убьют, или я умру естественной смертью, полностью доверяйте тому, кто был сейчас здесь со мной. Повинуйтесь ему, потому что инструкции, которые он будет давать, получены от меня. Теперь прощайте.

Виконт поклонился и, положив письмо в карман, вышел.

XXVIII. ПЕТУХ НЕГР

Как только Хохлатый Петух вышел из комнаты, Рыцарь Курятника подошел к драпировке и поднял ее. Эта драпировка закрывала маленькую дверь. Дверь была открыта, и на пороге неподвижно стоял В. в маске.

– Вы слышали? – сказал ему Рыцарь Курятника.

В. подошел и, схватив обе руки Рыцаря Курятника, лихорадочно пожал их.

– Ничто меня не удивляет в вас, – сказал он.

В эту минуту раздалось пение петуха.

– Это Зеленая Голова, – сказал В., вздрогнув. – И мы все узнаем.

Второе «кукареку» раздалось ближе. Рыцарь Курятника покачал головой.

– Это не похоже на крик Зеленой Головы! – сказал он с удивлением.

– Вы думаете?

Леонарда отворила двери и сказала:

– Петух Негр желает говорить с начальником.

– Пусть войдет, – с живостью ответил Рыцарь Курятника.

– Разве Петух Негр выходил? – с удивлением спросил В.

– Да, я ему приказал.

Тяжелые шаги раздались на ступенях лестницы, и на пороге появился Петух Негр, черный с головы до ног.

– Что ты хочешь мне сказать? – с интересом спросил Рыцарь Курятника.

– Зеленая Голова мертв! – ответил Петух Негр с грустью.

– Как! – вскричал В., вздрогнув.

– Зеленая Голова умер? – переспросил Рыцарь Курятника.

– Да, – сказал Петух Негр.

– Где и как?

– Он лежит на мостовой на улице Корделье, перед домом на углу улицы Готфейль, на шее у него красный шнурок, его удавили – вот что я знаю.

– Он умер… – повторил В.

– Да.

– Давно?

– Не думаю – он уже холодный, но тело еще не окоченело.

– Что ты сделал?

– Ничего! Удостоверившись в его смерти, я прибежал получить ваши указания.

– Ты ничего не говорил никому?

– Ни слова никому.

– Веди нас.

Петух Негр бросился к двери. Рыцарь Курятни ка энергичным движением руки пригласил В. следовать за ним.

Они спустились с лестницы и вышли из дома.

XXIX. ТРУП

Петух Негр пошел вперед и наконец остановился.

– Здесь! – сказал он, протягивая руку и указывая пальцем на неопределенную массу, едва видневшуюся в темноте. Рыцарь Курятника и В. подошли и наклонились.

– Это точно Зеленая Голова, – сказал Рыцарь Курятника, осветив тусклым фонарем, который он держал в руке, лицо человека, лежавшего перед тумбой.

– Он умер! – сказал В., послушав сердце и пульс. – Но не более двух часов тому назад.

Рыцарь Курятника поставил фонарь на землю, приподнял голову лежащего, чтобы рассмотреть шнурок на шее. Этот шнурок из красного шелка, очень тонкий, был похож на те, которые используют на Востоке палачи. Он был два раза обвит вокруг шеи. Узел удавки не был обыкновенной петлей – это было нечто вроде витого шнурка, поддерживаемого медной заверткой с пружиной.

На губах трупа еще виднелась кровавая пена. Шея имела синеватый оттенок, говоривший о внутреннем разрыве сосудов, вызванном удавкой.

В. внимательно осмотрел труп, позвал Петуха Негра и вместе с ним начал обыскивать одежду Зеленой Головы.

– Я ничего не нахожу, – сказал он, приподнимаясь.

– Ничего, – повторил Рыцарь Курятника.

Все карманы были пусты, все бумаги, находившиеся при нем, исчезли. Рыцарь Курятника и В. переглянулись. Первый взял фонарь и очень внимательно осмотрел труп. Вдруг он наклонился и поднял бумажку, сложенную вчетверо. Он быстро развернул ее и пробежал глазами.

– О! – сказал Рыцарь Курятника со странным выражением…

Он постоял с минуту неподвижно, потом сказал Петуху Негру:

– Унеси труп в дом на Кладбищенской улице и положи его в нижнюю залу. Пойдемте! – обратился он к В.

Часть вторая

Прекрасная незнакомка

I. ДОРОГА В БРЮНОА

Утром 23 февраля 1745 года – то есть недели через три после происшествия, описанного в первой части – щегольская карета со светло-зеленым кузовом и колесами, обитыми серебром, запряженная четверкой, проезжала по городку Буасси-Сен-Леже.

На дверцах кареты был изображен герб: два великолепных кабаньих клыка. Гривы лошадей были переплетены шелковыми лентами изумрудного цвета, на хвостах завязаны банты из лент того же цвета, на сбруе звенели колокольчики. Два форейтора в бархатных зеленых камзолах с серебряными галунами и в треугольных шляпах, украшенных кокардами из белых лент, управляли лошадьми. На запятках сидели два лакея в зеленых с серебром ливреях.

Два человека, небрежно разлегшиеся в карете на подушках, любовались великолепным пейзажем.

Хотя была зима, уже две недели погода стояла изумительная. Лучезарно сияло солнце, небо было чистое, холод – не очень сильным. Оба путешественника были в богатых охотничьих костюмах. Человек, знакомый с высшим обществом, узнал бы в них герцога де Ришелье и маркиза де Креки. В этот день была назначена королевская охота в лесу Сенар. Герцог и маркиз ехали на место сбора, назначенное обер-егермейстером. Дорогой они разговаривали, смеялись, обменивались придворными анекдотами, которыми сыпал неисчерпаемым потоком в особенности герцог де Ришелье. Креки больше слушал, чем говорил.

Карета ехала мимо парка Брюноа, где величественно возвышался своими позолоченными кровлями великолепный замок, которому предстояло стать знаменитым двадцать лет спустя благодаря безумной расточительности маркиза.

– Ей-Богу! – сказал Ришелье, смеясь. – Король, сделав маркизом Париса де Монмартеля, должен был бы дать ему герб, изображающий золотое поле, заваленное мешками!

– Парис оказал большие услуги, – сказал Креки с притворной серьезностью.

– Большие услуги! – повторил Ришелье. – Кому же?

– Самому себе.

– А! Это мне нравится!

– Утверждают, любезный герцог, что этот главный банкир имеет в своей собственной кассе больше двадцати миллионов.

– Это правда, маркиз. Этот придворный банкир имеет такое влияние, что сам назначает контролеров.

Схватив шелковый шнурок, висевший у переднего стекла, он дернул его и закричал:

– Не сюда! Не сюда!

Карета, повернувшая было направо – на дорогу, где было назначено место сбора, – остановилась. К дверце подошел лакей, почтительно держа в руке шляпу.

– Налево, по дороге в Суази, – сказал герцог.

Лакей передал это приказание форейторам, и карета быстро покатилась в другом направлении.

– Но мы едем не туда! – сказал удивленный Креки.

– Да, но мы успеем приехать, – отвечал Ришелье. – Охота назначена на два часа, а теперь который час?

Креки посмотрел на часы.

– Десять часов, – сказал он.

– Значит, нам остается четыре часа!

– И как мы их проведем?

– Сначала у нас будет очаровательная прогулка, а потом – превосходный завтрак.

– Где же мы будем завтракать?

– В великолепном замке.

– Кто в нем живет?

– Царица грации, красоты и любви.

– Черт побери, любезный герцог! – вскричал Креки, играя кружевами галстука. – Я не жалею, что встал так рано и поехал по вашему приказанию натощак.

– Я вам говорил, что вы будете меня благодарить.

– Мы едем в Суази?

– Нет, это недалеко от Суази, в лесу.

– Какой замок?

– Этиоль.

– К племяннице Турншера?

– Именно. Мы будем завтракать, если только это вам угодно, любезный маркиз, у жены Нормана д’Этиоля, главного откупщика.

Креки посмотрел на Ришелье, потом весело расхохотался и пожал ему руку.

– Поздравляю, – сказал он, – меня уверяли, что д’Этиоль очаровательна! Но зачем вы меня везете туда?

– Чтобы не быть там одному.

Креки вытаращил глаза.

– Если это загадка, я не могу отгадать ее, – сказал он.

– Разгадка же состоит в том, что я не могу принять ваших поздравлений.

– Отчего?..

Ришелье раскрыл чудную табакерку – образцовое произведение искусства. Он засунул в нее свои аристократические пальцы и, не спеша заложив понюшку ароматического табака в нос, сказал, стряхивая табак с жабо:

– Вы знаете мадам Норман д’Этиоль…

– По имени – немножко, по репутации – очень хорошо, на самом деле – вовсе нет.

– Ну, мой милый! Мадам Норман д’Этиоль очаровательная двадцатичетырехлетняя женщина, грациозная, красивая, остроумная и даже талантливая. Она играет на лютне и клавесине, поет, танцует, как балерина, очень хорошо рисует карандашом и масляными красками и, наконец, декламирует не хуже Дюмениль.

– Черт побери! Да ваша мадам д’Этиоль просто совершенство! Я влюблюсь в нее до безумия: прелестная, грациозная, остроумная, танцовщица, певица, драматическая актриса, музыкантша…

– Словом, приманка для короля!

Ришелье улыбнулся и лукаво посмотрел на своего спутника.

Маркиз хотел что-то сказать, но в это время форейторы еще громче захлопали бичами, а справа поднялся вихрь пыли.

– Держи левее, дурак, и дай проехать! – закричал громкий голос.

Бичи захлопали еще сильнее, раздались крики, и тот же голос продолжал:

– Служба короля!

Креки, наклонившись вперед, высунул голову в окно кареты. Впереди стояла наемная карета, запряженная двумя лошадьми и занимавшая одна почти всю ширину дороги. Кучеру этой кареты форейторы маркиза де Креки приказывали посторониться и пропустить блестящий экипаж.

В эту аристократическую эпоху проехать вперед было делом крайне важным. Карету человека более низкого ранга останавливали или опрокидывали, но проезжали. Если бы экипаж маркиза де Креки поскакал со своей четверкой, то наемная карета непременно опрокинулась бы в реку. Это было неминуемо, потому что форейторы решились проехать во что бы то ни стало.

II. КРАСАВИЦА

– Боже! Да вы нас сбросите в реку! – закричал жалобный голос.

В окне наемной кареты показалось полное, круглое, румяное лицо с тройным подбородком. Маркиз де Креки весело расхохотался.

– Аббат де Берни! – произнес он.

– Берни, – повторил Ришелье, наклоняясь в свою очередь к окну.

– Маркиз де Креки! – закричал аббат, протянув руки. – Неужели вы захотите нас убить?

– Сохрани Бог, дорогой аббат, вы слишком любезный собеседник, притом, мадемуазель Госсен мне этого не простит. Однако, дорогой аббат, мы должны проехать.

– Я ужасно боюсь этой кареты, которая скрипит, как старое колесо.

– Ну, садитесь в нашу карету, а потом эту можно будет столкнуть в реку.

– С большой охотой, – отвечал аббат с прояснившимся лицом.

Обе кареты остановились. Лакей соскочил на землю, отворил дверцу наемной кареты, и аббат вышел. Другой лакей опустил подножку кареты маркиза де Креки.

– Но я не один, – сказал аббат де Берни.

– А-а! – заметил Ришелье. – С вами в карете дама?

– Нет, мужчина.

– Кто?

– Вольтер.

– Вольтер с вами?!

– Да.

– Пусть и он сядет в нашу карету, скажите ему.

Ришелье насмешливо улыбнулся.

– Разве вы не знаете Вольтера?

– Знаю, – отвечал Креки.

– Стало быть, вы знаете, что если вы его попросите через аббата, то он не примет вашего приглашения.

– Почему?

– Потому, что его надо пригласить иначе.

Ришелье сделал знак рукой лакею.

– Пойдите и скажите от нашего имени мсье Вольтеру, что мы просим его оказать нам честь пересесть в нашу карету.

Лакей поклонился со шляпой в руке и подошел к дверцам наемной кареты.

Через несколько минут человек высокого роста, худощавый, просто одетый, вышел из наемной кареты. Это был Аруе де Вольтер. Ему было пятьдесят лет и он находился во всем блеске – не своей славы (славу, в полном смысле этого слова, он приобрел значительно позже) – а своей блистательной и шумной репутации.

– Садитесь же, любезный Аруе, – сказал Ришелье, дружески кланяясь великому писателю.

Вольтер сел в карету, и дверца тотчас закрылась. В это время кучер наемной кареты сошел на землю и, взяв лошадей под уздцы, отвел их с дороги. Блестящий экипаж быстро проехал.

– Теперь, господа, скажите нам, – начал маркиз де Креки, – куда вы желаете, чтобы мы вас отвезли?

– Мы не допустим, чтобы вы ради нас свернули с дороги, – отвечал Вольтер.

– Куда вы ехали? – спросил Ришелье.

– В Этиоль! – отвечал аббат де Берни.

– Вы ехали в Этиоль?!

– Да, – сказал Вольтер.

– Как кстати! И мы тоже туда едем.

– Разве вы знаете мадам д’Этиоль? – спросил Ришелье.

– Я ее знал, когда она была мадемуазель Пуассон.

– Пуассон… Пуассон… – повторил Креки. – Какой-то Пуассон был чуть не повешен за злоупотребления.

– Это ее отец, – сказал Вольтер.

– И кто-то спас его в Гамбурге? – спросил Ришелье.

– Это Турншер.

– А потом кто-то еще выхлопотал ему прощение.

– Турншер!

– Тогда-то, – заметил аббат де Берни, – чтобы вознаградить его, дали ему поставку мяса в Дом инвалидов. Кто ему покровительствовал?

– Турншер, – ответил Вольтер.

– Турншер! Турншер! – повторил Креки со смехом. – Стало быть, он благодетель семейства Пуассон?

– Он так богат, что мог бы быть благодетелем всего человечества, – сказал Берни, – у него миллионов двадцать.

– Что он еще сделал для семейства Пуассон?

– Он от многого освободил Пуассона, – отвечал Вольтер, – от неприятностей, скуки, горестей и беспокойств отцовской любви, занимаясь его дочерью, хорошенькой Антуанеттой, воспитание которой взял на себя.

– И достиг полного успеха, – продолжал аббат, – потому что в восемнадцать лет мадемуазель Антуанетта была просто совершеннейшей девушкой!

– Это действительно образованная женщина, – сказал Ришелье.

– Мало того, – вскричал Вольтер, – это артистка, и артистка умная! Она превосходная музыкантша, она удивительно рисует и горячо, страстно, с несомненным увлечением любит интересный разговор, блестящее общество, охоту, удовольствия!

– Что я вам говорил, Креки? – воскликнул Ришелье. – Эта женщина – совершенство! Когда Турншер, ее крестный отец, представлял ее в свете и давал для нее праздник за праздником – помните, какой она имела успех?

– Оглушительный! В городе и при дворе говорили только о ней.

– Как она была хороша в день своей свадьбы!

– А как Норман был безобразен! – сказал Берни.

– Он такой же безобразный и теперь, – прибавил Вольтер.

– Да, но он был главным откупщиком, и брак свершился.

– Норман д’Этиоль – племянник Турншера? – спросил Креки.

– Да.

– Так что мадам д’Этиоль привязана к Турншеру всеми узами. Он ее крестный отец, ее дядя, ее благодетель…

– За что Пуассон ему глубоко признателен!

– Сколько лет она замужем?

– Три года.

– Сколько ему лет?

– Я могу вам сказать, сколько лет мадам д’Этиоль, – сказал Вольтер, – потому что в тот день, когда она родилась, я обедал у Турншера, а это было 29 декабря 1721 года.

– Стало быть, ей теперь двадцать четыре года.

– Лучший возраст женщины!

– И мы едем к этой очаровательной женщине? – спросил Креки герцога.

– Да, мой милый, – отвечал Ришелье.

– А что мы там будем делать?

– То же, что делают все, кто только ступил ногой в ее гостиную, – обожать ее.

– Вы разбудили меня так рано, и мы поехали так быстро только для того, чтобы представить меня мадам д’Этиоль?!

– Ну да! Когда приедете, маркиз, вы не будете жаловаться, потому что встретите там самое веселое, самое любезное, самое остроумное и самое нарядное общество, какое только можно пожелать.

– Не сомневаюсь.

– И у вас будет еще меньше причин для сомнений, если я скажу, что перед вами два представителя этого любезного общества, и что к именам Вольтера и Берни, которыми гордится гостиная мадам д’Этиоль, вы можете присоединить имена Мопертюи, Кагюзака, Монтескье, Мармонтеля, Жанти-Бернара и многих других.

– Очень странная жизнь у этой молодой женщины! – сказал Вольтер. – Как дочери Пуассона – человека ничтожного – ей предстояла самая печальная будущность, но этот ребенок избалован судьбой! Все дурное превратилось для нее в хорошее, и вместо того, чтобы идти по извилистой тропинке, она с самого начала своей жизни, с первых ее шагов, видит перед собой прекрасную, веселую дорогу, разукрашенную цветами. Кто может знать, куда приведет ее эта дорога?

– Одна судьба… – сказал Берни.

– Которой герцог де Ришелье так часто подает руку, – прибавил Вольтер, лукаво улыбаясь.

Ришелье тоже улыбнулся и посмотрел на Вольтера. Молнией промелькнула мысль во взглядах двух человек, обладавших таким острым умом, характера, однако, столь различного: Ришелье обладал хитростью придворного, Вольтер – лукавством философа.

Карета уже несколько минут ехала по лесу, потом повернула налево, на берег реки, и поднялась на крутую гору, на которой возвышался замок Этиоль.

– Мы не можем долго оставаться в замке, – сказал Креки. – Я должен быть в начале охоты – этого требует моя должность.

– Мы уедем тотчас, как вы захотите, – ответил Ришелье, – но прежде дайте нам приехать.

Карета быстро катилась по красивой аллее.

– Вот мы и приехали, – сказал аббат де Берни в тот момент, когда экипаж въехал в величественные ворота и покатился по аллее, украшенной справа и слева статуями на пьедесталах. Вся греческая мифология была здесь представлена стараниями лучших скульпторов. За статуями стояла зеленой стеной живая изгородь высотой в десять футов. В конце аллеи был большой двор с бассейном в центре, со службами из кирпича справа и слева, в глубине которого возвышался фасад замка с остроконечной кровлей.

Карета остановилась у крыльца. Множество экипажей во дворе, множество лакеев в самых разных ливреях в передней говорили о большом количестве гостей.

Выйдя из кареты, Ришелье и Креки немного отстали от своих спутников. Маркиз взял за руку герцога.

– Любезный герцог, – сказал он, – хотите, я выскажу вам все, что думаю?

Ришелье посмотрел на него со смешанным выражением насмешки и чистосердечия.

– Высказывайтесь, мой милый, – ответил он. – Мой дед был кардиналом, и хотя я не унаследовал его звания, я принужден наследовать его привилегию выслушивать чужие признания.

– За моим визитом к мадам д’Этиоль что-то кроется.

– Вы думаете?

– Думаю.

– Вы ошибаетесь.

– Как! Стало быть, это правда, и мой непредвиденный приезд в этот замок действительно скрывает что-то?

– Да.

Креки с любопытством наклонился к своему спутнику.

– В чем же дело?

Герцог хитро улыбнулся.

– Вы не догадались? – спросил он.

– Нет.

– Ну, вы узнаете все, когда…

Ришелье остановился в раздумье.

– Когда? – нетерпеливо спросил Креки.

– Когда мы позавтракаем с мадам д’Этиоль.

– Почему же не прежде?

– Потому что прежде… невозможно.

– Но…

– Молчите, мой милый, мой милейший, и будьте скромны.

Креки расхохотался.

– Знаете ли, – сказал он, – вы сильно подстрекнули мое любопытство!

– Знаю!

– А я не знаю.

– Вы узнаете, когда надо будет знать, любезный маркиз де Креки, – до тех пор не расспрашивайте. Убаюкивайте себя тревожным любопытством ожидания.

– Я буду себя убаюкивать – это конечно, но не засну.

Ришелье молча увлек маркиза за собой.

III. ЗАМОК Д’ЭТИОЛЬ

Выстроенный в восхитительном месте и с полным знанием законов архитектуры замок д’Этиоль казался волшебным зданием, в котором соединились ослепительная роскошь, изящный вкус и искусство, и которое так достоверно характеризовало восемнадцатое столетие. Столетие странное во французской истории, в котором умер Людовик XIV, и родился Наполеон I; столетие, в котором угасла старая королевская династия, и явилась новая – императорская; столетие прогресса, породившее Вольтера и Руссо; столетие сильное, могучее, где все было гипертрофировано: величие и упадок, роскошь и нищета, слава и поношение; столетие, наконец, которое все разрушило, все уничтожило, все поглотило и все возобновило, все создало вновь!

Но, простите меня, читатели, я немного увлекся. Возвратимся же поскорей в очаровательный замок Этиоль, в это привлекательное жилище, где все, по-видимому, соединилось, чтобы вызывать восторг и доставлять удобство: роскошь меблировки, – великолепие экипажей, изысканный стол, беспрерывные празднества. Это было восхитительное жилище, где хозяйкой была очаровательница.

Завтрак был подан в столовой из розового гипса, огромные окна которой позволили гостям любоваться живописным пейзажем.

Пятнадцать мужчин, представлявших отборный цвет аристократии, искусства, науки, литературы, финансов, сидели вокруг стола в обществе десяти женщин, сияющих нарядами и красотой. Но самая прекрасная сидела на почетном месте, угощая гостей, как умная хозяйка, желающая нравиться всем. Это была Антуанетта Норман д’Этиоль.

Антуанетта была не только прекрасна, но и обольстительна в буквальном смысле этого слова. Черты лица ее были тонкие, нежные, изящные, взгляд, мягкий как бархат, часто был подернут томностью, а иногда сверкал, как молния. Ее чудные волосы были пепельного цвета с великолепным золотистым отливом, рот – как у амуров Альбано, а кожа имела белизну перламутра. Но всего обольстительнее в ней была неизъяснимая прелесть изменчивого личика, отражавшего поочередно лукавство, кротость, доброту, глубину мысли и любовь. Это чрезвычайно подвижное лицо было истинным зеркалом души. Стан ее был очень стройным, позы – благородны и кокетливы, походка – грациозна, ноги – крошечные, руки – точеные. Одаренная женскими прелестями, Антуанетта к тому же владела умением наряжаться.

По ее правую руку сидел Ришелье, по левую – Вольтер, напротив нее разместился крестный отец и благодетель Турншер, другие места были заняты виконтом де Таванном, маркизом де Креки, аббатом де Берни, графом де Рие (отцом которого был знаменитый Самуил Бернар), Пуассоном – братом Антуанетты, которому было тогда только двадцать лет, мадам Госсе – другом дома, мадам де Рие – женою банкира, мадам де Вильмюр, замок которой был по соседству с замком Этиоль, мадам де Лисней и ее дочерью – хорошенькой кузиной Антуанетты.

Возле мадам де Вильмюр сидел Норман д’Этиоль, муж Антуанетты, – низенький, с безобразным лицом.

Из четверых неупомянутых мужчин трое уже носили знаменитые имена: Бусле – живописец, Фавар – драматург и Жанти-Бернар – поэт. И последний – лет пятидесяти, в строгом костюме, с серьезным лицом, проницательным и ясным взглядом – был Пейрони, знаменитый хирург.

Разговор был живым, одухотворенным, остроумным и шумно-веселым – при каждой остроте все весело смеялись.

– Господа! – сказала Антуанетта д’Этиоль, тихо говорившая с герцогом Ришелье. – Позвольте мне сообщить вам приятное известие.

– Что такое? – заинтересовались все.

– Герцог обещал мне официально выпросить у его величества позволение представить в придворном театре «Искательницу ума».

Фавар вспыхнул.

– Неужели? – произнес он.

– Да-да! Это решено – не правда ли, герцог?

– Обещаю вам, – отвечал Ришелье.

– Довольны ли вы, Фавар?

– Доволен ли! – воскликнул бедный автор, тогда еще малоизвестный. – Мог ли я мечтать о большем счастье? Ах! Все радости моей жизни достаются мне от вас: вы муза, вдохновляющая меня!

– А мсье де Вольтер даст вам советы.

– Фавару нужны только похвалы, – отвечал Вольтер.

– Я никогда не забуду, что со мной случилось через два дня после представления вашей очаровательной пьесы, – сказал Турншер, смеясь.

– Это точно, – сказала мадам д’Этиоль, также засмеявшись. – Представьте себе, господа, после представления «Искательницы ума» я чувствовала такое удовольствие, что умирала от желания увидеть автора и осыпать его похвалами. Я просила дядюшку на следующий день удовлетворить мое желание – он мне обещал.

– Да, – продолжал Турншер, – а когда я отправился к Фавару, думая, что еду к поэту, то нашел пирожника…

– Увы! Это была моя профессия! – жалобно сказал Фавар.

– Он готовил пряженцы! – прибавила мадам д’Этиоль.

– Не говорите дурно о пряженцах, – сказал Пейрони серьезно. – Пряженцы выдумал отец Фавара, и они очень полезны людям с больным желудком.

– Кене предписал только пряженцы этой бедной Сабине, – сказал Таванн.

– Кстати, – заметил Креки, – Даже говорил мне, что на третий день его дочери стало гораздо лучше.

– Да, говорят, она спасена.

– Узнали ли, наконец, кто ранил несчастную девушку? – спросила мадам д’Этиоль.

– Нет, ничего не известно. Начальник полиции не смог разузнать ничего, и он в отчаянии, этот бедный Фейдо де Морвиль, потому что король не скрывал своего недовольства.

– Неужели! – сказала Антуанетта д’Этиоль, и ее лицо вдруг просияло.

– Это покушение на молодую девушку без всякой видимой причины очень странно! – сказала мадам де Госсе. – Но ведь вы видели ее в ту самую ночь, мсье де Берни?

– Да, – отвечал аббат, – мы ужинали в тот вечер с герцогом де Ришелье, с маркизом де Креки и виконтом де Таванном. Маркиз и виконт первые помогли дочери Даже.

– Это Таванн первый увидел ее, – сказал Креки.

– И ничего не удалось выяснить?

– Абсолютно ничего.

– Впрочем, в ту же самую ночь были и другие странные происшествия, – прибавил Пейрони, – сгорел особняк Шароле…

– И мы имели честь быть представленными Рыцарю Курятника, – продолжил Ришелье.

– Рыцарю Курятника! – с ужасом повторила Антуанетта. – Вы его видели?

– Да.

– Где?

– У мадемуазель Камарго.

– Ах, Боже мой! Он что, хотел ее убить?

– Вовсе нет, разве что хотел задушить ее розами, потому что принес великолепнейший букет, какой только можно достать в это время года.

– Рыцарь Курятника принес розы мадемуазель Камарго?

– Он при нас предложил их ей и, право, этот рыцарь очень хорош собой, наружность преинтересная.

– У подобного чудовища!

– Потише! Не говорите дурно о нем: здесь его искренний друг.

– Искренний друг Рыцаря Курятника здесь, в этом доме?! – закричала Антуанетта.

Все гости переглянулись с выражением комического ужаса.

– Этот преданный и искренний друг, – сказал Ришелье, – виконт де Таванн.

– Ах, Боже мой! – поразилась Антуанетта.

Веселый хохот встретил слова герцога. Один Таванн не смеялся.

– То, что утверждает герцог де Ришелье, соответствует истине, – подтвердил он.

Взоры всех устремились на его лицо.

– Какая странная шутка! – сказала мадам де Вильмюр.

– Таванн не шутит, – возразил Креки.

– Он и прежде это заявлял! – прибавил аббат де Берни. – Доказательством может служить то, что Рыцарь Курятника по приглашению Таванна принес розы мадемуазель Камарго в ту ночь, когда он велел сжечь – по его же признанию – особняк Шароле.

– Он даже успокоил присутствующих там дам, – продолжал Креки, – заверив их, что нет никакой опасности.

– Ну да, он это сказал, – подтвердил Ришелье.

– Но, выходит, ваш Рыцарь – человек очаровательный? – сделала вывод мадам д’Этиоль.

Ришелье расхохотался.

– Спросите вашего дядю! – сказал он. – Он тоже раз видел Рыцаря…

Турншер состроил гримасу. Намек на его приключение с бриллиантами у мадемуазель Аллар вызвал в нем печальные воспоминания. Смех вспыхнул с новой силой, потому что это приключение было известно всем.

– И Рыцарь Курятника – друг виконта де Таванна? – произнес Вольтер.

– Я имею честь находиться с ним в хороших отношениях, – ответил виконт самым серьезным тоном.

– Если так, я буду вам очень признателен, если вы представите меня ему, потому что я хочу с ним познакомиться.

– Рыцарь сам будет рад вас видеть, так как он ваш поклонник.

– Неужели?

– В последний раз, когда мы с ним разговаривали за завтраком, он мне много говорил о ваших сочинениях.

– Мне чрезвычайно лестно. Но разве вы часто с ним видитесь?

– Каждый раз, когда мне грозит несчастье.

– То есть?

– Да вот уже на протяжении пяти лет каждый раз, когда мне грозит опасность или необходима важная услуга, Рыцарь Курятника является в нужную минуту – и опасность устраняется, а помощь – оказывается.

– Что он требовал от вас взамен? – спросила Антуанетта д’Этиоль.

– Ничего.

– Зачем же он делает это?

– Не знаю.

– Разве вы у него не спрашивали?

– Я никак не мог объясниться с ним по этому поводу.

– Однако вы его знаете давно?

– Пять лет тому назад я встретил его при самых удивительных обстоятельствах в моей жизни. Я видел тогда его в первый раз, и на протяжении шести часов он дважды спас мне жизнь, убил трех человек, увез четвертого – мешавшего мне – за пятьдесят лье и подарил мне сто тысяч экю, чтобы помочь моей любви к одной женщине, с которой я никогда не говорил, но которую я обожал.

– Как это странно!

– Сто тысяч экю! – вымолвил Турншер.

– Ого тысяч экю! – повторил де Рие с недоверием.

Они оба не могли поверить своим ушам.

– Расскажите нам все подробно, виконт, – попросила мадам де Вильмюр.

– Я не могу.

– Почему?

– Я обещал Рыцарю ничего не говорить.