Текст книги "Рыцарь Курятника"

Автор книги: Эрнест Капандю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Этого никто не знает, только она может объяснить это. Она вышла нынешней ночью из дому, и никто об этом не знал. Брат ее сегодня расспрашивал всю прислугу, всех соседей и ничего не смог выяснить. В котором часу она выходила, почему ушла одна, никого не предупредив – этого никто не знает.

Жильбер нахмурил брови, словно сосредоточившись на чем-то.

– Странно! Странно! – прошептал он.

Потом, как бы пораженный внезапной мыслью, прибавил:

– В ту минуту, когда Сабину привезли к мадемуазель Камарго, она не говорила?

– Нет. Она уже находилась в том состоянии, в каком вы ее видите.

– Вы говорите, что это случилось в четыре часа?

– Да.

– Вероятно, за несколько минут до того, как начался пожар в особняке Шароле?

– За полчаса.

Жильбер опустил голову, не говоря ни слова.

– Вы ничего другого не хотите мне сказать? – спросил Фейдо у Кино.

– Ничего, я все сказала.

– А вы, доктор?

– Я сказал все, что знал, – отвечал Кене.

– Напишите же протокол, о котором я вас просил.

Кене подошел к столику и начал писать протокол. Жильбер остался недвижим, с опущенной головой, погруженный в размышления. Довольно продолжительное молчание воцарилось в комнате. Дверь тихо отворилась, и вошел Ролан.

– Отец мой непременно хочет видеть Сабину, – сказал он.

– Пусть войдет, – ответил Кене, не переставая писать. – Мы сказали все, что следовало сказать.

XIII. ГЕРЦОГ

Через десять минут герцог и начальник полиции сидели в карете, в которую были запряжены две лошади, несшиеся во весь опор. Герцог Ришелье поставил ноги на переднюю скамейку. Лицо его отражало работу мысли, взгляд оживлялся время от времени, и довольная улыбка скользила по губам. Фейдо де Морвиль, скрестив руки на груди, откинулся в угол кареты и был погружен в глубокую задумчивость.

– Она поистине очаровательна! – сказал герцог.

Фейдо не отвечал. Ришелье обернулся к нему и спросил:

– Что такое с вами, мой милый? Вы как будто замышляете преступление. Какой у вас мрачный вид! Что с вами?

Начальник полиции подавил вздох.

– Я встревожен и раздражен! – сказал он.

– Чем?

– Тем, что теперь все обратилось против меня.

– Каким образом?

– Герцог, – сказал Фейдо дружеским тоном, – вы обычно проявляете ко мне такую благосклонность, что я не могу скрыть от вас того, что чувствую. Я прошу вас выслушать меня по-дружески.

– Я всегда слушаю вас, как друг, Морвиль. Что вы мне скажете?

– Вам известно, что король выразил мне сегодня свое недовольство…

– Насчет Рыцаря Курятника?

– Именно.

– Да, я знаю, что его величеству давно угодно, чтобы этот негодяй сидел в тюрьме.

– Ну, это недовольство теперь будет еще более сильным, тогда как я надеялся погасить его.

– Почему?

– Из-за дела этой Сабины Даже.

– А-а! – сказал герцог, понимающе кивая головой.

– Даже – придворный парикмахер, он причесывал королеву, принцесс, влияние его в Версале велико, с ним часто говорит сам король.

– Это правда.

– Происшествие наделает много шума. Теперь весь двор им заинтересуется. Завтра только об этом и будут говорить.

– Непременно.

– Даже будет требовать правосудия. Его величество захочет узнать подробности, вызовет меня и будет расспрашивать. Что я ему скажу?

– То, что вы знаете.

– Я ничего не знаю.

– Черт побери! Действительно…

– Король сегодня упрекал меня в небрежности, а завтра обвинит в неспособности, увидев, что я не могу сообщить ему подробных сведений.

– Возможно.

– Эти многочисленные покушения, остающиеся безнаказанными, дают возможность моим врагам навредить мне, а Богу известно, сколько их у меня!

– О! Я это знаю, любезный Морвиль. Что будете делать?

– Я сам не знаю – это-то и приводит меня в отчаяние! Я не могу сообщить подробных сведений его величеству, и он опять выразит мне свое недоверие. Я не могу подать в отставку, потому что после этого нового злодеяния, оставшегося безнаказанным, все ненавидящие меня постараются бросить в меня камень…

– Спрашиваю еще раз: что же вы хотите делать?

– Отвечаю вам еще раз: не знаю, совершенно не знаю.

Ришелье наклонился к своему соседу и сказал:

– Ну, если вы не знаете… то знаю я.

– Вы, герцог? – закричал Фейдо. – Вы знаете, что я должен делать?

– Да.

– Что же?

– Радоваться, а не отчаиваться.

– Как?!

– Хотите меня выслушать?

– Слушаю во все уши.

– Посмотрите на меня внимательно, любезный Фейдо – в голове моей родилась удивительная, чудесная мысль.

– Мысль?

– По поводу этого происшествия, которое, вместо того, чтобы стать причиной вашего падения, принесет вам счастье.

– Каким образом?

– Слушайте меня хорошенько, с особым вниманием и, главное, с умом.

– Это легко рядом с вами.

– Очень хорошо! Принимаю комплименты за правду и начинаю.

Герцог взял табакерку, раскрыл ее и взял табак двумя пальцами.

– Любезный мсье де Морвиль, – начал он, – я прежде всего должен сказать вам, что окажу вам услугу после того, как вы мне услужите. Я заранее расплачиваюсь с вами.

– Я должен оказать вам услугу, герцог?

– Да, важную услугу.

– Я в полном вашем распоряжении.

– О-о! То, о чем я вас попрошу, сделать нелегко.

– Если не совсем невозможно… Но не угодно ли вам будет сказать, о чем идет речь…

– Любезный де Морвиль, – начал герцог, – дело идет о доброй покойной герцогине де Шатору.

– Да!

– Она умерла только шесть недель тому назад, умерла к несчастью для короля и для нас… Эта милая герцогиня была истинным другом… Мы переписывались, особенно после этого несчастного дела в Меце… и в этих письмах я, разумеется, был откровенен вполне… я подавал герцогине советы, которые может подавать только близкий друг…

Герцог делал ударение на каждом слове, искоса поглядывая на начальника полиции.

– Когда герцогиня умерла, – продолжал Ришелье, – особняк ее опечатали. Вы помните, что случилось после смерти мадам де Вентимиль, сестры и предшественницы прелестной герцогини, четыре года тому назад? Особняк ее опечатали, и король приказал принести к себе портфель мадам де Вентимиль, чтобы вынуть письма. К несчастью, кроме писем короля нашлись и другие. Вы знаете, что случилось?

– Многие попали в немилость и были изгнаны.

– Вот именно, чего нельзя допустить в этот раз.

– Как, герцог, вы боитесь…

– Я боюсь, любезный де Морвиль, чтобы король не рассердился на превосходные советы, которые я давал. Самые добрые намерения можно истолковать превратно.

– Это правда. Но чего же вы хотите?

– Вы не понимаете?

– Как сказать. Но я предпочел бы, чтобы вы объяснили прямо – тогда я смог бы лучше услужить вам.

– Я хочу, чтобы мои письма попали мне в руки прежде, чем печати будут сняты, и король прикажет принести ему портфель герцогини.

Фейдо покачал головой.

– Это очень трудно! – сказал он.

– Трудно, но не невозможно.

– Как же быть?

– Это ваше дело, любезный друг! Я ничего вам не приказываю, я только вам доверяю свое беспокойство. Вы сами должны сообразить, можете ли вы вернуть мне мое спокойствие. Теперь прекратим разговор об этом и поговорим о деле Сабины Даже, которое так основательно обеспокоило вас. Знаете ли вы, что эта девочка очаровательна и как раз годилась бы для короля?

– Вы думаете, герцог? – произнес начальник полиции, вздрогнув.

– Я думаю, мой милый, что из этого скверного дела может выйти что-нибудь чудненькое. Король очень скучает. После смерти герцогини сердце его не занято. Пора уже его величеству иметь приятное развлечение. Как вы думаете?

– Я совершенно согласен с вами.

– Дело Сабины произведет большой шум. Его можно преподнести как нечто весьма необычное. Король, очевидно, захочет ее увидеть. Она очень хороша собой… Пусть она выздоравливает скорее, любезный де Морвиль…

– Дочь парикмахера! – пробормотал начальник полиции.

– Ба! Король любит перемены, ему надоела любовь знатных дам.

– Неужели?

– Любезный друг, подумайте о том, что я вам сказал, о том, что место герцогини де Шатору не может долго оставаться вакантным, и вылечите скорее Сабину Даже.

Карета остановилась, лакей отворил дверцу.

– Вот калитка сада вашего особняка, – продолжал герцог. – До свидания, любезный де Морвиль.

Начальник полиции вышел, дверца закрылась, и карета уехала. Фейдо де Морвиль осмотрелся. Он стоял на бульваре, напротив калитки, пробитой в стене. Вокруг было совершенно пусто. Начальник полиции вынул из кармана ключ и вставил его в замок. В этот момент, непонятно откуда, у стены монастыря Капуцинов появился человек.

– Милостивый государь! – произнес он.

Начальник полиции узнал Жильбера, которого видел в комнате Сабины Даже.

– Чего вы от меня хотите? – спросил он.

– Поговорить с вами несколько минут, – ответил Жильбер. – Я следовал за вами от самого дома парикмахера.

– Что вы хотите мне сказать?

– Спросить вас: что послужило причиной этого ужасного злодеяния? Кто мог его совершить?

– Я не могу вам ответить.

– Позвольте мне поговорить с вами откровенно. Я люблю Сабину… Я люблю ее всем сердцем, всей душой. Только она и моя сестра привязывают меня к жизни. Кто осмелился покушаться на жизнь Сабины и зачем – вот что я должен узнать, вот что я хочу узнать и узнаю!

Жильбер произнес это последнее слово с таким нажимом, что начальник полиции пристально посмотрел на него.

– Я приложу все силы, чтобы достигнуть цели, – продолжал Жильбер, – а сейчас, господин начальник полиции, я прошу вас только дать мне возможность получить самые точные сведения об этом.

– Обратитесь в комиссариат, и вам будут давать сведения каждый день.

– Нет, я хочу иметь дело только с вами.

– Со мной?

– С вами. Я буду проходить по этому бульвару, мимо этой двери, три раза днем и три раза ночью: в полночь, в полдень, в три часа и в семь часов. Когда у вас будут какие-нибудь сведения для меня, я буду у вас под рукой. Я сам, если смогу, буду сообщать вам все, что узнаю об этом деле. Не удивляйтесь моим словам: я совсем не тот, кем кажусь. Взамен услуги, которую вы мне окажете, я могу оказать вам услугу еще большую.

– Услугу? Мне? – удивленно спросил начальник полиции.

– Да.

– Какую же?

– Свести вас лицом к лицу с Рыцарем Курятника.

– Лицом к лицу с Рыцарем Курятника! – повторил, вздрогнув, Фейдо. – Где же это?

– В вашем особняке, в вашем кабинете.

– Берегитесь, милостивый государь! Опасно шутить по этому поводу с таким человеком, как я.

– Клянусь жизнью Сабины, я говорю серьезно!

– Так вы можете устроить мне встречу с Рыцарем Курятника?

– Да.

– В моем особняке?

– В вашем особняке.

– Когда?

– В тот самый день, когда я узнаю, кто ранил Сабину.

– А если я это узнаю через час?

– Вы через час увидите Рыцаря Курятника.

Ответ был дан с такой уверенностью, что начальник полиции поверил Жильберу, но тут же в его голове промелькнуло невольное сомнение.

– Еще раз повторяю вам, – сказал он, – не разыгрывайте меня – я жестоко накажу вас.

– Вы же знаете, чем вызвано это обещание! Для чего мне разыгрывать вас?

Жильбер спокойно, без замешательства, встретил взгляд начальника полиции, этот взгляд, который приводил в трепет многих.

– Приходите каждый день и каждую ночь в часы, назначенные вами, – продолжал Фейдо. – Когда я захочу говорить с вами, я дам вам знать.

Проговорив это, начальник полиции вошел в свой сад.

XIV. ЗАТРУДНИТЕЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ

Фейдо де Морвиль вошел через сад в свой особняк по лестнице, ведущей в его комнаты. Как только он поднялся на последнюю ступень, к нему подбежал посыльный.

– Министр иностранных дел ждет вас в гостиной.

– Маркиз д’Аржансон? – спросил с удивлением Фейдо.

– Так точно.

– Давно он здесь?

– Минут пять, не более.

Фейдо поспешно прошел в гостиную. Маркиз д’Аржансон действительно ждал его там.

Это был человек высокого роста, румяный, с неопределенным выражением лица: в нем читались и доброта, и холодность, и робость. Маркиз был полной противоположностью своего брата – графа, знаменитое имя которого осталось в летописях полиции. Его робкая и принужденная манера держаться, несвязная речь дали ему прозвище «д’Аржансон-дурак». Если внешне он не походил на умного человека, то в действительности обладал драгоценными свойствами: здравым смыслом и большой проницательностью. Людовик XV оценил его по достоинству, назначив министром, несмотря на насмешки, сыпавшиеся на маркиза.

Начальник полиции низко поклонился министру. тот ответил вежливым поклоном.

– Крайне сожалею, что заставил вас ждать, – сказал Фейдо, – но я был занят по службе.

– Я также приехал к вам по службе, – отвечал маркиз.

– Я к вашим услугам, маркиз.

– Мы можем разговаривать здесь? – спросил маркиз д’Аржансон, с беспокойством осматриваясь.

– Совершенно спокойно, нас никто не услышит.

– То, что я вам скажу, крайне важно.

– Я слушаю вас, господин министр.

– Сядьте здесь, на этом диване, возле меня.

Фейдо сделал знак министру, как бы прося его подождать, потом подошел к трем дверям, открывавшимся в гостиную, и растворил их. Только тогда он сел возле министра и сказал:

– Я вас слушаю.

– Любезный мсье де Морвиль, я мог бы и не ждать вас, так как должен был только вручить вам приказ короля, продиктованный его величеством.

Д’Аржансон вынул из кармана бумагу, сложенную вчетверо, и подал ее начальнику полиции.

– Прочтите! – сказал он.

Фейдо развернул бумагу и прочел:

«Предписывается начальнику полиции.

Сегодня, в десять часов вечера, в Париж въедет через Венсеннскую заставу почтовый экипаж. Два лакея без ливрей будут стоять на запятках. У этого экипажа кузов коричневый, без герба, колеса того же цвета с зелеными полосами. В нем будет сидеть очень молодой человек, не говорящий по-французски.

Любыми средствами арестовать этого человека при въезде в Париж. Удостоверившись в его личности, отвезти в его же экипаже в особняк полиции. При этом проследить, чтобы никто не садился с ним в экипаж, и чтобы стекла дверей были подняты. Особое внимание обратить на то, чтобы из окна экипажа не выбросили никакой бумаги.

В самой глубокой тайне хранить малейшие подробности этого происшествия».

– Это приказание исполнить легко, – сказал Фейдо, закончив читать. – Я сейчас же приму необходимые меры. Но что же я должен делать с этим человеком, когда его привезут сюда?

– Этот человек не говорит по-французски, но зато он говорит по-польски. Вне всякого сомнения, когда его арестуют, он потребует, чтобы его отвезли ко мне – для того, чтобы просить помощи своего посла. В таком случае привезите его ко мне в любое время. Если же, напротив, он этого не потребует, пришлите за мной и держите его в вашем кабинете до моего приезда.

– Это все?

– Спрячьте все его бумаги так, чтобы их никто не увидел.

– Не беспокойтесь на этот счет.

– Об этом похищении должно быть известно только королю, вам и мне. Используйте людей опытных и толковых для ареста у заставы, так как дело идет об их жизни, о месте начальника полиции для вас и о министерстве для меня.

– Я сделаю надлежащие распоряжения и ручаюсь за моих агентов.

– Если так, король будет доволен.

– Да услышит вас Бог!

– Еще одно, – продолжал д’Аржансон тихим голосом.

– Что еще?

– По некоторым причинам, неизвестным никому, кроме меня, королю было бы любопытно знать, что делает принц Конти, с кем он чаще всех видится, не готовится ли к путешествию.

– Я этим займусь.

Маркиз встал.

– Вы мены поняли? – спросил он.

– Да, конечно, – отвечал Фейдо.

Министр сделал несколько шагов к дверям, Фейдо бросился провожать его.

– Нет, нет, останьтесь! – воспротивился маркиз. – Я приехал инкогнито. Посыльному я запретил говорить кому бы то ни было, что я здесь. Мое посещение должно остаться в тайне. До свидания. Постарайтесь, чтобы его величество остался доволен вашими услугами.

Фейдо поклонился, министр иностранных дел вышел из гостиной.

Оставшись один, Фейдо прошел в свой кабинет, подошел к библиотеке, нажал пружину и отворил секретный ящик, из которого вынул связку бумаг. Он положил эти бумаги на бюро, отпер другой ящик и вынул две медные решетки, употребляемые для расшифровки дипломатических корреспонденций. Прикладывая эти решетки к разным бумагам, он читал их про себя.

– Так и есть! – прошептал он. – Эти сведения были верны. Польская партия хочет свергнуть короля Августа, другая партия хочет призвать на трон короля Станислава, но ей не сладить с саксонским домом. Этот буйный народ может угомонить только принц со знаменитым именем – Бурбон!.. Очевидно, этот поляк прислан к принцу де Конти…

Фейдо долго размышлял.

– Одобряет ли король этот план? – продолжал он рассуждать. – Вот щекотливый вопрос!.. Арестуя этого поляка, друга или врага приобрету я в лице принца де Конти?

Фейдо де Морвиль встал и начал вышагивать по комнате с беспокойством и нетерпением. Он был встревожен и колебался, что было легко объяснимо. Начальники французской полиции ставили в первый ряд щекотливую обязанность наблюдать за принцами крови и членами королевской фамилии не взирая на звание. И им было известно, что как только эти знатные особы узнавали или догадывались об этом, они сердились и, не стесняясь, давали почувствовать это тому, кто окружал их неприятным для них надзором.

– Черт побери! – сказал начальник полиции, подавив гнев. – Сегодня все соединилось, чтобы затруднить состояние моих дел! Эти непонятные дела с Рыцарем Курятника, это покушение на жизнь дочери Даже, эта новая история с поляком, которая ставит меня в весьма щекотливое положение!.. Что тут делать?.. Надо, однако, действовать, – продолжал Фейдо после минутного молчания.

Он сильно дернул за шнурок звонка.

XV. СЛУЖАНКА

– Жильбер прав! – сказал Даже. – Надо действовать именно так.

– Вы позволяете мне действовать, как я сочту нужным? – спросил Жильбер.

– Да. Сделайте все, что посчитаете необходимым, но мы должны узнать тайну этого злодеяния!.. О дочь моя! Мое бедное дитя!..

– Успокойтесь, ради Бога, будьте мужественны, как Ролан и я.

– Ну, хорошо! Делайте, как знаете, я справлюсь с собой!

Эта сцена происходила ночью в комнате Даже, которая имела три выхода: во двор, в коридор и в парикмахерскую. Лампы были зажжены. Даже, Жильбер и Ролан сидели за круглым столом, на котором лежало все необходимое для письма.

– Ты тоже поддерживаешь мой план? – спросил Жильбер у Ролана.

– Да, Жильбер, я знаю, как ты любишь мою сестру, знаю, какой ты человек, и заранее одобряю все, что ты сделаешь.

Жильбер встал и отворил дверь, ведущую в парикмахерскую.

– Фебо! – позвал он.

Прибежал подмастерье парикмахера.

– Позовите Иснарду и Жюстину, мне надо С ними поговорить.

– Леонар! – опять позвал Жильбер.

Второй подмастерье подошел к нему.

– Попросите мсье Рупара, чулочника, и его жену прийти сюда. Потом зайдите в лавку мадам Жонсьер, жены парфюмера, в лавку мадам Жереми, швеи, и тоже попросите этих дам прийти сюда сейчас же, не теряя ни минуты.

Подмастерье бросился выполнять приказание.

– Зачем вы просите сюда всех этих людей? – спросил Даже с беспокойством.

– Предоставьте мне свободу действий – вы сейчас узнаете все, – отвечал Жильбер.

Обе служанки пришли вместе с Фебо.

– Как чувствует себя моя дочь? – спросил Даже.

– Все так же, – отвечала Жюстина. – Она неподвижна, но мадемуазель Кино говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало более свободным.

Даже сложил на груди руки и поднял глаза к небу, как бы благодаря Бога.

– Разве мадемуазель Кино не хочет немного отдохнуть? – спросил Ролан.

– Нет, – отвечал Жильбер. – Она объяснила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из ее комнаты только тогда, когда та ее узнает и улыбнется ей.

– Как мне отблагодарить ее? – спросил Даже. – Это добрый гений, охраняющий мою дочь.

Дверь отворилась, и вошел третий подмастерье.

– А! – сказал Ролан. – Это Блонден.

– Виконт де Таванн возвратился из Версаля? – спросил Жильбер.

– Нет еще, – отвечал подмастерье, – но как только он возвратится, ему отдадут ваше письмо. Его взял первый камердинер.

– Хорошо! – сказал Жильбер, знаком велев подмастерью уйти.

Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми, мадам Жонсьер сидели в комнате за лавкой и смотрели друг на друга, сгорая от любопытства. Обе служанки стояли у камина, три подмастерья – у стеклянной двери, отделявшей комнату от парикмахерской.

– Друзья мои! – начал Жильбер. – Вы все были глубоко огорчены страшным происшествием, поразившим нас. Вы все любите Сабину, как и мы, вы должны узнать правду, приподнять завесу, скрывающую до сих пор это злодеяние. Вы нам поможете разъяснить это дело, не правда ли?

– Да-да! – сказали в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер, Урсула.

– Очевидно, – сказал Рупар, – что свет истинный – это великий общественный светильник.

– Молчите! – перебила Урсула, толкнув муже локтем.

– Начнем по порядку, – сказал Жильбер. – В котором часу вы вчера уехали в Версаль? – обратился он к Даже.

– Утром, в восемь часов, – отвечал парикмахер.

– И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?

– Нет.

– Уезжая, в каком состоянии оставили вы Сабину?

– Как обычно, она была жива, весела, счастлива; и тени печали не было в ее глазах.

– Она спрашивала вас, вернетесь ли вы в Париж?

– Нет, она об этом не осведомлялась.

– Вы ничего не заметили? Припомните хорошенько.

– Нет, ничего особенного.

– А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?

– Я возвратился ужинать в шесть часов, – сказал Ролан. – Сабина была весела, как обычно. Она спросила меня, приходил ли ты в мастерскую. Я ей ответил, что ты не был, тогда она немного помрачнела. Я сказал, что ты должен был приготовить оружие в лавке на набережной, и я тебя увижу вечером, потому что мы должны работать вместе. Она улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобой о сестре твоей, Нисетте. Я отвечал, что без обиняков объясню тебе свои намерения и желания. Сабина поцеловала меня, краснея. Мысль о нашем союзе очень обрадовала ее. Когда я расстался с ней, она была взволнована, но это волнение было приятным.

– В котором часу ты оставил ее? – спросил Жильбер.

– В восемь часов.

– И после того ты не виделся с ней?

– Я увидел сестру только сегодня утром, когда ее принесли.

– Ты возвратился вечером?

– Да. Я прошел в свою комнату, думая, что Сабина у себя.

– И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что говорило бы о насилии?

– Ничего.

– Это все, что ты знаешь?

– Абсолютно.

Жильбер жестом подозвал Фебо.

– Что случилось здесь вчера вечером? – спросил он.

– Ничего необычного, – отвечал подмастерье. – Леонар и Блонден подтвердят это. Мадемуазель Сабина сидела в комнате весь вечер и вышивала.

– Приходил кто-нибудь?

– Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика и камердинер герцога Ларошфуко.

– Это все?

– Кажется.

Фебо вопросительно взглянул на своих товарищей.

– Нет, никто больше не приходил после ухода мсье Ролана, – подтвердил Леонар.

– Никто, – прибавил Блонден, – только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с барышней.

– Да, – сказала мадам Жереми, – я…

– Извините, – перебил Жильбер, – я еще попрошу вас ответить на мои вопросы, но все по порядку. В котором часу вы заперли лавку? – обратился он к подмастерьям.

– В половине девятого, – ответил Леонар.

– Вы ничего не заметили?

– Абсолютно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.

– Да, – прибавил Фебо, – барышня казалась очень веселой.

– Она никуда не собиралась идти?

– Нет.

– Вечером ей не приносили никакого письма?

– Не приносили ничего.

– В половине десятого, заперев парикмахерскую, – продолжал Фебо, – мы возвратились наверх, тогда как барышня провожала этих дам по коридору.

– Вы ничего больше не знаете?

– Ничего, – отвечали три подмастерья.

– А ночью вы ничего не слышали?

– Совершенно ничего, – отвечали они.

Жильбер обернулся к мадам Жереми и мадам Жонсьер:

– А вы что знаете? – спросил он.

– Ничего особенно важного, – отвечала мадам Жереми. – Мы пришли провести вечер к Сабине и, как обычно, работали вместе с ней. Расстались мы в ту минуту, когда заперли парикмахерскую. Она проводила нас через дверь в коридор. С ней была Иснарда, она светила нам.

– Мы пожелали Сабине спокойной ночи, – продолжала мадам Жонсьер, – и больше ничего не знаем.

– И после – вечером или ночью – вы ничего не слышали?

– Ни малейшего шума, – сказала мадам Жонсьер, – ничего, что могло бы привлечь мое внимание.

– И мое, – прибавила мадам Жереми.

– И наше, – подтвердила Урсула.

Жильбер посмотрел на служанок и сказал им:

– Подойдите?

Те подошли.

– Кто из вас оставался последней с мадемуазель Сабиной? – спросил он.

– Иснарда, – быстро отвечала Жюстина. – Она всегда ухаживает за барышней больше, чем я.

Посторонившись, чтобы пропустить Иснарду вперед, она сказала:

– Говори же!

– Я ничего не знаю, – сказала Иснарда, и лицо ее вспыхнуло.

– Вы остались с Сабиной, когда она заперла дверь в коридор? – спросил Жильбер.

– Кажется, я… – пролепетала служанка.

– Как? Вам кажется? Вы сами этого не помните?

– Я… не знаю…

– Кто запер дверь – она или вы?

– Ни она, ни я…

– Кто же?

– Никто…

– Как это – никто не запер дверь из коридора на улицу?!

Иснарда не ответила, она машинально теребила подол передника, потупив глаза.

– Отвечайте же! – с нетерпением приказал Жильбер. – Вы остались последняя с Сабиной?

– Я не знаю…

– Вы провожали ее в комнату?

– Я не знаю…

– Приходил ли кто-нибудь, пока вы были с ней?

– Я не знаю…

После этой фразы, повторенной в третий раз, Жильбер посмотрел на Даже и Ролана. Отец и сын казались очень взволнованными.

– Иснарда, – нервно сказал парикмахер, – ты должна говорить яснее…

– Мой добрый господин, – сказала служанка, – умоляю вас, не спрашивайте меня ни о чем!

– Почему это? – возмутился Ролан.

Жильбер снял распятие, висевшее на стене, и подал его Иснарде.

– Поклянись на этом распятии, что ты не знаешь ничего, что ты не можешь ничего сообщить нам – тогда я поклянусь, что не буду больше тебя расспрашивать.

Иснарда не отвечала.

– Поклянись! – повторил Жильбер.

Лицо служанки стало бледнее савана. Она продолжала молчать, но губы ее сжались.

– Клянись или отвечай! – сказал Жильбер угрожающим тоном.

– Говори же! Отвечай! Объяснись! – запальчиво закричал Даже.

– Мой добрый господин, умоляю вас, – произнесла Иснарда и упала на колени перед парикмахером.

– Боже мой! – воскликнул Ролан. – Эта женщина что-то знает!

– Говори! Скажи все, не скрывай ничего! – закричали в один голос мадам Жереми, Урсула и мадам Жонсьер.

– Говори же! – поддержала их Жюстина.

Иснарда по-прежнему стояла ца коленях с умоляющим видом.

– Да поможет мне Господь… – прошептала она.

– Еще раз спрашиваю тебя – ты будешь говорить? – настаивал Жильбер.

– Как! – закричал Даже. – Дочь моя ранена, она умирает и говорить не может, а эта презренная женщина не хочет нам отвечать!

– Очевидно, она виновата! – сделал вывод Ролан.

Иснарда вскочила.

– Я виновата!.. – закричала она.

– Почему ты не хочешь говорить?

– Я не могу.

– Почему же?

– Я поклялась спасением моей души ничего не говорить…

– Кому ты дала эту клятву? – спросил Даже.

– Вашей дочери.

– Сабине? – закричал Жильбер.

– Да.

– Она сама потребовала от тебя эту клятву?

– Она сама.

Все присутствующие удивленно переглянулись. Очевидно, никто не ожидал, что Иснарда может быть причастна к этому роковому таинственному происшествию. Жильбер подошел к служанке.

– Расскажи нам все! – потребовал он.

– Мучьте меня, убейте меня, – отвечала Иснарда, – я говорить не стану.

– Что же может заставить тебя говорить? – закричал Даже.

– Пусть ваша дочь снимет с меня клятву.

– Ты с ума сошла! – закричал Ролан. – Как! Моя сестра стала жертвой ужасного злодеяния, а ты не хочешь объяснить нам – ее отцу и брату – как это могло произойти! Еще раз повторяю – берегись! Отказываться отвечать на наши вопросы – значит, признаваться в своей вине.

– Думайте, что хотите, – сказала Иснарда, – я поклялась и не буду говорить до тех пор, пока барышня мне не прикажет.

Губы Жильбера побледнели, брови нахмурились, он казался очень обеспокоенным. Глубокое изумление отражалось на лицах всех женщин. Подмастерья, видимо, ничего не понимали. Добрый Рупар с начала допроса таращил свои серые глазки, раскрыв рот, делая гримасы, что, по словам его жены, сопровождалось большим усилием мысли.

Наступило торжественное молчание, которое Рупар прервал первым.

– Как это все смешно! – сказал он. – Очень смешно!.. Так смешно, что я даже не понимаю! Эта девушка не говорит, можно подумать, что она немая, но…

Жильбер схватил руку Иснарды.

– Ради жизни Сабины – ты будешь говорить?

– Нет, – отвечала служанка.

– Ты не хочешь?

– Не хочу.

– Ну, если так…

– Мсье Даже! Мсье Даже! – закричал громкий голос с верхнего этажа.

Даже вскочил.

– Что такое? – спросил он хрипло.

– Идите сюда скорее! – продолжал голос.

– Ах! Боже мой! Что там такое? – произнес несчастный отец, прислонившись к наличнику двери.

Раздались легкие шаги, и молодая девушка вбежала в комнату. Это была Нисетта, глубоко взволнованная.

– Скорее! Скорее! – сказала она. – Вас спрашивает Сабина.

– Моя дочь! – закричал Даже.

Он стремительно вышел, как сумасшедший, которого ничто не могло остановить.

– Мсье Ролан! Мсье Жильбер! Ступайте и вы, – продолжал голос Кино.

– Сабина очнулась? – спросил Жильбер, взяв за руку Нисетту.

– Да, – отвечала девушка со слезами на глазах, – она пришла в себя, узнала нас, поцеловала и спрашивает вас.

– Пойдемте! – закричал Ролан.

Жильбер схватил Иснарду за руку.

– Ступай и ты! – сказал он. – Теперь мы узнаем все.

XVI. НОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Сабина, с уже не таким бледным лицом и ожившим взглядом, сидела на постели, поддерживаемая рукой мадемуазель Кино.

Очаровательно и умилительно выглядела эта женщина в расцвете лет и красоты, в блистательном, изысканном наряде, окружая заботой молодую девушку, возвращавшуюся к жизни.

Даже, со всей силою родительской любви сдерживающий волнение, овладевшее им, подошел к Сабине осторожно, едва дыша: он боялся вспышкой своей нежности вызвать кризис. Сабина нежно улыбнулась, увидев отца, и протянула ему свою бледную руку.

– Дочь моя! – сказал Даже, не в силах удержаться от слез.

– Батюшка, мне гораздо лучше, – прошептала Сабина.

Вошли Нисетта, Ролан, Жильбер, за ними – служанки. Подмастерья остановились на площадке, не смея войти в комнату. Сердца у всех учащенно бились, на лицах отражалось сильное волнение.

– Она может говорить, – сказала Кино.

Ролан и Нисетта подошли ближе. Жильбер остался позади.

– О! – продолжала Сабина. – Как хорошо возвратиться к жизни! Мне казалось, что я умерла.

– Сабина, что ты говоришь! – закричал Даже.

– Подойдите все, я хочу всех видеть, – сказала Сабина. – Боже мой!.. Мне кажется, будто мы были разлучены несколько веков.

Взгляд ее, попеременно останавливавшийся на каждом из окружающих, вдруг остановился на Жильбере, который стоял поодаль. Глаза ее сверкнули.

– Сабина! – сказал Жильбер, подходя как будто помимо своей воли. – Сабина! О Боже мой! Что случилось?

– О! – отвечала Сабина, поднимая глаза к небу. – Зачем вы мне писали?