Текст книги "Плавать с дельфинами"
Автор книги: Эрин Пицци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Глава тридцать седьмая
К концу недели Ричарду стало ясно, что он уже не сможет оставить Пандору одну в ее большом особняке. Не столько потому, что он жалел ее или считал жертвой жестокого и несколько необычного насилия. Он влюбился в ее похожее на цветок лицо, в ее всегда нежданную улыбку. Еще ему очень нравилось ее чувство юмора, правда, шутила Пандора лишь в тех случаях, когда душу ее не сковывало какое-нибудь очередное ужасное воспоминание.
Решение не оставлять Пандору трудно давалось Ричарду. А тут еще Гортензия, забросив «ухаживание за цветами», которых в квартире Ричарда вообще не было, принялась названивать ему в гостиницу и настаивать на возвращении любовника. «Мой справочник гадальных предсказаний показывает, что над нашими с тобой отношениями сгустились темные тучи. Мы должны воссоединиться, понимаешь? Энергетическая связь между нами теряет силу».
В ответ Ричард бормотал, что он страшно занят, напряженно работает. При этом он понятия не имел, как сможет потом сказать Гортензии, что между ними все кончено, а он влюбился в другую женщину.
Он мог легко представить реакцию Гортензии: «Ух ты. Бог ты мой!». Но вот сможет ли она уйти без скандала? И, если все-таки сможет, тогда он сдаст в газету свою статью о Пандоре, а саму ее увезет в Девон. Там, в фамильном особняке в Чармаусе, они смогут провести какое-то время, привыкнуть друг к другу. И тогда, надеялся Ричард, Пандора поймет, что рядом с ней появился человек, который будет любить ее и заботиться о ней всю жизнь.
Ричард чувствовал себя немного неловко. Его взгляды на семейную жизнь и верность были почерпнуты в основном из книг школьной библиотеки, которые имели малое отношение к действительности. Правда очень рано он стал свидетелем и ряда весьма неприглядных брачных союзов в среде своих родственников. Но Пандора, казалось, не подходила ни к одной из известных ему категорий брака.
При этом удивительным было то, что она с большим вниманием выслушивала рассказы Ричарда о его семье.
– Видишь ли, – энергично объясняла она, сидя на диване, поджав колени, – своей семьи у меня не было. Только ненавидевшая меня мать. Поэтому я считаю тебя счастливым, если такое большое количество людей любили тебя, заботились о тебе, интересовались, где ты есть и как твои дела.
За одним из вечерних обедов Ричард предложил Пандоре съездить вместе с ним в Англию. Статья его должна была появиться в воскресном номере «Бостон телеграф», после чего они могли бы встретиться в аэропорту Логан, у бассейна с живыми лобстерами, и уехать вместе. К тому же, спешить особенно было некуда – никто не читал «Бостон телеграф» в Чармаусе.
Обед в тот день проходил тихо и спокойно. Ричард принес некоторые свои записи, которые хотел проверить с Пандорой. Они расправились со всеми блюдами и теперь потягивали кофе. Пандора чувствовала себя необычайно расслабленной. Она уже бросила принимать таблетки. Во многом из-за того, что присутствие Ричарда успокаивало ее гораздо лучше. Теперь она всегда бывала в хорошем настроении. Кошмар постоянно менявшихся настроений Маркуса к Ричарду никакого отношения не ушел. Этот мужчина походил на большой яркий воздушный шар в голубом небе.
Мотылек-торопыга – так бы обозвала его Моника. Растрепанный, неопрятный, вечно опаздывающий, Ричард, однако, всегда улыбался. А именно этого очень недоставало Пандоре. Последние годы она улыбалась чрезвычайно редко.
Ричард наморщил лоб.
– Я пытался уже подправить этот кусок… Пандора, ответьте, почему, имея деньги на своем счету, машину и свободу передвижения, вы никуда не уезжали? Извините, что я опять вас об этом спрашиваю, но ваши ответы были противоречивы. Однажды вы сказали, что Маркус держал у себя все рецепты на ваши таблетки. В другой раз ответили, что вам некуда было идти, разве только к матери, которая тут же принялась бы вас «пилить», говоря, что из этой переделки вы должны выпутаться самостоятельно, а не укрываться у нее. Однако, скорее всего, есть еще и другой, более полный, ответ.
Пандора вздохнула и вдруг почувствовала, что ее заново рождающееся «я» опять принялось тонуть, пуская беспомощные пузыри, открывая губы в отчаянном плаче: « Спасите, я так беспомощна!»Она вновь ощутила себя как бы в утробе матери. Ей даже показалось, что своими неоформившимися еще пальцами она пытается отмахнуться от рук с острым скальпелем, стремящихся вытащить ее из утробы и выбросить, как никчемный нарост.
Пандору вновь окутало знакомое чувство беспомощности, овладевавшее, вероятно, ею тогда, когда она ребенком часами лежала в люльке, в дальнем углу столовой, слабая, мокрая, голодная и никому не нужная, вдали от вечно ноющей матери.
– Что-то всегда лучше, чем ничего, – сказала Пандора, посмотрев в глаза Ричарду.
– А, вот как. – проговорил он, глядя на Пандору. Она опять вздрогнула.
– Напиши просто, что если ты никому не нужен, то твоей самой заветной мечтой является стать желанным, неважно для кого и по какой причине. Пусть даже в качестве объекта сексуального насилия, пусть для того, чтобы на тебя орали, третировали и насиловали. – Пандора наклонилась вперед, и Ричард увидел слезы в ее глазах. – Ужас еще в том, что ты испытываешь благодарность за все это. Вечером каждого дня ты просто переполнена благодарностью, если он не очень громко кричит на тебя. И это даже становится похожим на доброту с его стороны. Если он так и не скажет тебе ничего очень уж жестокого, что горит потом в твоей душе обидой многие дни, ты благодарна ему за это. Ведь нежеланные дети всегда и во всем ищут любви. – Пандора откинулась на стуле и подумала над тем, не сможет ли она незаметно от собеседника проглотить пару таблеток. – У меня болит голова, Ричард. Я, пожалуй, выпью аспирина.
– Конечно. – Он подозвал официанта и попросил воды. «Черт побери, – думал мужчина, – как меня угораздило влипнуть во все это?» Моментами Пандора заставляла Ричарда чувствовать некое неудобство. Он странным образом начинал ощущать, что беседует с человеком, который побывал в персональном концентрационном лагере и смог там выжить. Или почти выжить. Пандора напоминала ему нежную красавицу-бабочку, потерявшую одно из своих крылышек.
Пандора взяла стакан с водой, откинулась на стуле и выдохнула. Ричард, расспрашивая, заставил ее подойти к самому дну ее души, той ее части, касаться которой она боялась. Теперь, правда, она гораздо легче справилась с этим страхом. Но не только страх охватывал ее иногда. Порой на нее опускалось всеобъемлющее осознание того, что есть дикий ужас, ужас сознавать, что ты уже не существуешь вообще. Такой ужас Пандора испытывала не одна. Об этом рассказывали и другие женщины, посещавшие сеансы Маркуса. Слышать их рассказы было весьма полезно для Пандоры. Несмотря на отвращение к себе, которое она в такие моменты испытывала, Пандора была рада узнать, что не одна она извивалась в муках сексуального извращения, что и другие несчастные, жаждущие истинной любви женщины прошли через это. Отвращение к себе позволяло Пандоре хорошо хранить свои тайны. Да и другие женщины не особо распространялись о том, как конкретно они проводили семейные вечера. Ну а потом, выйдя за Маркуса, Пандора вообще лишилась собеседниц. Осталась, правда, Мариан, но она умела смотреть на мир сквозь пальцы и держать рот на замке.
Сидя за обеденным столом напротив Ричарда, Пандора поняла, что встретила белого рыцаря, человека, влюбившегося в нее, вернее, в созданный им образ, который он теперь готов будет взять под свою опеку и оберегать целую жизнь. Вот и еще один изгиб моего жизненного пути, заключила Пандора, глядя, как Ричард платил по счету.
Она поднялась и последовала за журналистом. Они покинули ресторан.
В гостиной ее особняка Ричард решился наконец и предложил ей съездить в Девон. Пандора выслушала его с милой улыбкой.
– Я согласна поехать с вами в Девон на несколько дней, Ричард. Мне нравится ваше предложение.
Ричард притянул ее к себе. Впервые в жизни он ощутил, что сердце его действительно может разорваться. Ему показалось, что небеса разверзаются раскатами хорового пения, пения радости и восторга. Вокруг них по комнате закружила целая балетная труппа, вдоль стен встали ряды хористов.
– Пандора, – сказал Ричард самым тихим, ровным голосом, на какой был только способен, – когда-нибудь, Пандора, я действительно захочу жениться на вас.
Она открыла свои зеленые, в мелкую крапинку, немного туманные от таблеток глаза, взглянула на него и ответила:
– Да, Ричард.
Джанин наблюдала за тем, как Пандора, спящая в своей пещере, вдруг засунула себе в рот большой палец и аппетитно зачмокала.
Глава тридцать восьмая
Воскресенья не хватило Пандоре для того, чтобы навести порядок в своем наркотическом арсенале таблеток. Но и Ричарду не хватило этого дня, чтобы избавиться от Гортензии.
– Да пошел ты в задницу, Ричард! – кричала она, вытирая огромные слезы. – Ты не можешь вот так выгнать меня пинком под зад. Смотри, сколько всего я для тебя сделала! Я спасла тебя, сделала нормальным человеком. Я объяснила тебе, что пукать это не смертельный грех.
– За это я тебе очень благодарен, – признал, потупив взор, Ричард. При этом он не мог понять, почему женщины так ловко всегда выставляют его виноватым. – Гортензия, мы же с тобой решили, помнишь, что между нами не будет никаких обязательств.
– Помню, помню. Но мой психиатр говорит, что ты просто боишься брать на себя какие-либо обязательства. Ты бы не прочь и взять их, но не можешь пересилить эту боязнь. Не можешь, и все. Это как если бы у тебя был эмоциональный запор.
– Твой психиатр, Гортензия, в состоянии думать только о моих кишках.
– Ну и что? Ведь именно в них все и заложено. Разве ты об этом не знал, Ричард? Потому что вся дрянь спускается и бродит именно там, понимаешь?
Так же, как ненависть и ревность. А не полюбил ли ты другую, Ричард, а?
Ричард сидел в своем читальном кресле у окна и смотрел на выложенную кирпичом красивую площадь Гортензия же продолжала рвать на себе одежду.
– Посмотри на меня, Ричард. На мое тело. Ты что, больше меня не хочешь?
– Секс тут ни при чем. Я просто влюбился. – Он откинулся в кресле. – Это прекрасно, знаешь? Это – чудо. Сегодня ты обычный человек, просто живущий своей жизнью, которая иногда бывает счастливой, но чаще всего достаточно печальной. А потом вдруг «дзинь» – и тренькает маленький звоночек. Знаешь, как тот, в который звонила крошечная фея, когда спасала Питера Пэна? И все меняется. Это может произойти. Эй, Гортензия! Что это ты делаешь?
Гортензия попыталась взобраться на колени Ричарда.
– Возьми меня, Ричард. Просто возьми меня. Последний раз.
– Я не могу. Извини, не могу. Я и не думал, что когда-нибудь откажусь от предлагаемого секса, но мое сердце принадлежит другой. Банально звучит, да? – признал он. – Я говорю, как Дорнфорд Йейтс.
– Это кто, английский психиатр?
– Нет, – Ричард покачал головой, – это был один идиот, который всегда влипал в истории из-за женщин и машин.
Слезы продолжали капать из глаз Гортензии. Она слезла с его коленей, потом взглянула на мужчину, насупив брови.
– А знает эта женщина, Ричард, кто ты есть на самом деле?
Ричард гордо поднял брови.
– Что ты имеешь в виду, говоря: «Кто я на самом деле?» Надеюсь, ты не собираешься тут прочесть мне еще одну из своих ужасающих лекций, а?
– Пожалуй, нет. Я просто напомню то, о чем ты и сам прекрасно знаешь: ты – совершенно безответственный тип, не способный удержаться ни на одной работе достаточно долго, к тому же ты хронически неверен, так что брак не для тебя. И, наконец, ты мой. Вот и все.
Ричард пристально посмотрел на Гортензию, потом вздохнул.
– Все это я знаю, Гортензия. Но я уже изменился. Правда! Для такого бесценного сокровища я буду верным супругом всю жизнь. Я не выпущу мою Венеру из рук. Она – истинная любовь, мечта всех, кто способен любить. У Данте была его Беатриче, а у меня – моя Пандора.
– Да-да, а у Самсона – его Далила. Не забывай и об этой истории и о том, к чему она привела. – Гортензия надела юбку. – Ладно, Ричард, я ухожу. И надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Я умела направлять тебя по правильному пути. Мне врать ты просто не мог. Надеюсь, что та другая женщина достаточно сильная натура, иначе ты погубишь ее.
– У нас все будет хорошо. Я собираюсь взять Пандору с собой в Девон и познакомить ее с моей семьей. Потом она получит развод, мы поженимся и будем счастливы всю жизнь. Не плачь, Гортензия. – Ричарду было больно смотреть на женщину. Он обнял ее маленькое плотное тело, поцеловал. – Я буду скучать по тебе, дорогая. Когда мы с Пандорой вернемся в Бостон, я обязательно познакомлю вас. Она тебе понравится. Наверняка понравится.
– Да уж, это точно. – Гортензия вытерла нос рукой. – Мне еще придется объяснять ей, куда ты запропастился, почему опаздываешь и все такое прочее.
– Я буду другим. Обещаю, Гортензия. Увидишь. И, пожалуйста, не вешай нос, тогда я тебя приглашу в ресторан. После того как соберешь все свои вещи. Мы их забросим по пути к тебе на квартиру, а потом отправимся съесть пиццу в «Реджину». Согласна?
Гортензия кивнула. Она принялась быстро двигаться по квартире, собирая одежду и обувь, косметику, спрей для волос, свои причиндалы из ванной, холодные кремы из холодильника, коробки «тампаксов» из шкафчика на кухне. Наконец все сборы были окончены, и запыхавшаяся Гортензия сказала Ричарду:
– Все. Пошли.
Он огляделся. Если эту квартиру прибрать, она вновь приобретет безупречный вид. Что же касается него, то никогда больше он не станет раскидывать по полу трусы или оставлять в раковине грязную посуду в ожидании прислуги, приходящей раз в неделю.
– Поразительно, – сказал Ричард, когда они садились в его зеленый «ягуар», – как может порой человек измениться в считанные мгновения.
Гортензия никак не отреагировала на замечание. Она была почти погребена под грудой своих вещей, заполнивших не только багажник автомобиля, но и все заднее сиденье. В руках она держала большой горшок со сладко пахнущей геранью.
– Все дело в сексе, Ричард, и ты прекрасно это знаешь.
Ричард, вытянув к рулю прямые руки, вел машину так, как делал бы это, если бы был Дорнфордом Йейтсом или каким-нибудь другим охотником за приключениями с юга Франции. Они остановились недалеко от судостроительных верфей, у дома, где была квартира Гортензии. Рядом ревело море, кричали чайки. Гортензия ухватила большую охапку вещей и пошла вверх по ступенькам крыльца. Ричард, проявив галантность, внес остальное.
– Тэк-с, – сказал он, пытаясь пресечь все возможные попытки Гортензии разреветься, – поехали есть пиццу. Развлечемся как следует. – Когда они вновь оказались на тротуаре, Ричард даже попробовал спародировать Джина Келли. – «Я пою под дождем! Пою под дождем…» – запел было он.
– Дождя-то никакого нет.
– Ну и ладно. Тогда я попробую спеть «Апрель в Париже».
– Сейчас август, и мы в Бостоне, – горько возразила Гортензия. – К тому же чертовски жарко. Так что лучше поехали.
В «Реджине» стояли духота и гвалт. Говорила в основном Гортензия, Ричард молчал, откинувшись на стуле и попивая грубоватое кьянти. Гортензия, внимательно всматриваясь в его лицо, пыталась наставить на путь истинный. По профессии Гортензия была скульптором. Натруженные руки немного старили ее, но Ричарда она любила по-настоящему. А сейчас она его теряла. И ей очень не хотелось, чтобы он причинил боль еще одной женщине.
– Ричард, сколько раз в своей жизни ты влюблялся?
– Сотни, Гортензия, сотни.
– А со сколькими замужними женщинами ты переспал, а?
Ричард выпил еще вина. Приоткрыл глаза.
– Я бы съел еще кусочек пиццы. Я как-то нехорошо себя чувствую. Со многими, что касается твоего вопроса. С очень многими.
– А с такими женщинами, как я?
– Гортензия, – Ричард положил руку на сердце и рыгнул, – я лишь два раза изменил тебе.
Гортензия возмущенно фыркнула. Этот парень был совершенно неисправим.
– Но, видишь ли, – продолжал Ричард, его глаза сверкали, – когда ты встречаешь «женщину своей жизни», все остальное можно смело вышвырнуть в окно. Прости, дорогая, – извинился Ричард, получив за предыдущую реплику по губам его же собственной салфеткой. – Я так счастлив, Гортензия. И тебя прошу быть счастливой вместе со мной. Пожалуйста, не смотри на меня так жалостливо.
«Реджина» уже закрывалась, но Ричард только-только разгулялся.
Уходя, он прихватил с собой две бутылки кьянти и коробку с недоеденной пиццей.
– Поедем добьем все это у тебя дома. Гортензия. Я настроен по-боевому, а ты?
Гортензия нахмурилась, но согласилась.
– Ладно, Ричард, но только ты садись рядом, а машину поведу я.
Радостно улыбающийся Ричард, с руками, полными пиццы и вина, забрался в автомобиль, откинулся на мягкие кожаные подушки и сказал:
– В воскресенье мы с ней будем там. – Он показал на небо. – Очень высоко и далеко.
Два часа спустя Ричард уже лежал в большой черной «викторианской» ванне в квартире Гортензии. Рядом валялись две пустые бутылки из-под вина и наполовину пустая бутылка виски. Маленькое круглое личико Гортензии появилось из воды на другом конце ванны.
– Попробуй-ка еще, – попросил Ричард, – мне так это нравится.
Гортензия опять пощекотала пальцами ног мошонку Ричарда. Тот уставился на поднявшийся вдруг из мыльной пены напрягшийся член.
– Поднять перископ! – заорал он. – Враги наступают!
Гортензия разразилась гомерическим хохотом. Она обхватила его яички пальцами, мягко сдавила, потом взяла член в рот, и вместе они стали двигаться в горячей воде, полной их запахов. Когда Гортензия поняла, что любовник вот-вот кончит, она уселась на него верхом. Струя семени изверглась в нее. Гортензия склонилась к Ричарду, поцеловала его в губы. «Эх ты, Ричард, негодяй ты этакий, – подумала она. – Ты предал ее, еще даже не переспав с ней. Бедная она сучка».
Она выбралась из ванны, оставив Ричарда похрапывать одного. Вытерлась полотенцем и забралась в кровать. Гортензия всегда знала, что все однажды кончится именно так. Тем не менее переносить разрыв было тяжело. И все же последний акт трагедии состоялся. Он теперь исчезнет из ее жизни. Зато войдет в жизнь другой женщины и там теперь станет откалывать номера. Гортензия знала, что будет скучать без его теплоты, юмора и особенно без его энергии, энтузиазма. Но вот без чего она обойдется очень легко, так это без того Ричарда, который так и остался ребенком. «Няня Гортензия уходит от мальчика Ричарда», – сказала она сама себе и перевернулась на другой бок. Хватит, пора кончать изображать из себя няньку.
Много позже она услышала, как Ричард, расплескивая воду, выбрался из остывшей ванны и попытался забраться к ней в кровать.
– Отвали, Ричард. Уже поздно, а я устала.
– Но я замерз, Гортензия.
– Полотенце на кухне. Вытрись и проваливай отсюда. Всего хорошего.
– Чертовы бабы, – пробормотал он, – никогда не поймешь, чего они хотят.
Он оделся и вышел из квартиры.
«Как грубо с ее стороны было так орать на меня после славного обеда и сеанса любви. Гортензия всегда была непредсказуема. Не то что Пандора».
Он устроился поудобнее на сиденье «ягуара» и подумал, что не следовало сегодня уделять столько внимания Гортензии. Но ведь это было в последний раз. «Точно, в последний раз», – торжественно пообещал Ричард солнцу, которое только что показалось из-за горизонта. Больше подошла бы луна, потому что в литературе клятвы при луне гораздо весомее. Ричард вздохнул. Сегодня он закончит статью, сдаст ее в печать, а завтра отправится в путь вместе со своей возлюбленной.
Глава тридцать девятая
Мариан обняла Пандору.
– Я приехала в аэропорт проводить вас, – сказала она. Мариан упаковала вещи хозяйки в шесть чемоданов от «Луи Вуиттона», шляпную картонку и саквояж для косметики.
Пандора пристально разглядывала свое изображение в зеркале.
– Знаешь, Мариан… я еще даже не развелась с Маркусом, а уже согласилась выйти за Ричарда.
– Это ваши проблемы, мисси. Вы всем сразу говорите «да». А надо бы попытаться хоть иногда отказывать.
Пандора рассмеялась, чувствуя, что смех ее поднимается откуда-то из глубины живота. Так она не смеялась уже многие годы. Мариан тоже улыбнулась. Ей приятно было вновь услышать жизнь в голосе Пандоры.
– С Ричардом мне весело, Мариан. Он очень забавный и полон энтузиазма.
– Но в нем же нет ничего хорошего.
– Ну, знаешь, ты это говоришь обо всех мужчинах.
– И при этом я права. – Губы Мариан вытянулись в тонкую мрачную полоску.
– После того, что я пережила с Маркусом, это меня не особенно волнует. Мой адвокат уже готовит соглашение о расторжении брака. Похоже, у меня появится много собственных денег. Так что я смогу провести некоторое время с Ричардом. Если повезет, в третьем браке я поймаю удачу. В первый раз я просто была дурочкой. Во второй – еще глупее. Но третий брак уж точно будет навсегда. Должен быть, Мариан. Потому что жизнь начинает меня путать. Я смотрю в зеркало и замечаю морщины вокруг глаз, появляющийся жирок на бедрах. Скоро и лицо мое станет походить на старый кожаный мешок. Я начинаю бояться старости.
Мариан покачала головой.
– Вам пора, – сказала она. – Машина ждет.
Пандора посмотрела сквозь окно в морозных разводах на знакомый уже силуэт автомобиля, который увезет ее из прошлой неудавшейся жизни. Она искренне надеялась на то, что жизнь с Ричардом будет иной. Маркус, считала Пандора, был черной тучей в ее жизни, тучей, которая как-то умудрилась пролезть в ее душу и повиснуть там таинственной пеленой. Маркус действовал путем продолжительных сеансов обвораживания, методами последовательного соблазнения. Ричард, напротив, все делал стремительно, как метеор: как неожиданный взрыв какого-то вещества, что находится в другой части Вселенной. Общаясь с ним, Пандора как бы надевала очки объемного видения, что выдают в кино в стереозалах, и они вдвоем могли сидеть в этом кинотеатре, держась за руки, и есть сладкий попкорн, наблюдая за тем, как остальной мир ведет свое тяжкое существование.
Машина остановилась у дверей аэропорта. Ричард ждал рядом с носильщиком, готовым принять вещи Пандоры.
– Моя Венера! – воскликнул он, обхватывая ее своими по-обезьяньи длинными руками. Он поднял ее и кружил так долго, что ей чуть не стало плохо. – Я не спал всю ночь, боясь, что вы вдруг передумаете. Но вы приехали!
Люди вокруг останавливались и смотрели на них. Громкий, с британским выговором голос Ричарда буквально летал над аэропортом.
– Пойдем, дорогая. С билетами все в порядке.
Мариан, наблюдавшая за происходящим со стороны, улыбалась. Ричард начинал ей нравиться. Она обняла его, прощаясь.
– Заботьтесь о ней хорошенько или вам придется иметь дело со мной.
– Обязательно, я обязательно буду о ней заботиться. – Ричард в свою очередь сжал Мариан в объятиях.
– Пока, дорогая мисси. – Мариан прижалась к Пандоре, слезы блеснули в ее глазах.
– Не плачь. Я вернусь через три недели. Пока меня не будет, подумай над предложением – поехать со мной в Бостон. Я бы очень хотела, чтобы твой ответ был положительным.
Мариан улыбнулась.
– Спасибо, – ответила она. – Хорошего вам путешествия.
– Пора идти, Пандора, иначе опоздаем. Я купил билеты в первый класс, так что весь полет нас будут поить шампанским. – Он быстро провел Пандору мимо газетных киосков, где ее фото красовалось на первых полосах газет. Ричард успокоился, только когда они очутились в зале ожидания для пассажиров первого класса.
– Хотите шампанского, милая? – спросил он.
– Нет, спасибо. Мне бы кофе. Да побольше.
От таблеток у нее тряслись руки, а стены вокруг будто вздымались и опускались в ритмичных движениях.
– Вы почему-то вдруг страшно побледнели, с вами все в порядке?
– Конечно, Ричард. Я просто боюсь самолетов. Приму пару таблеток и успокоюсь.
Ричард отправился к бару и заказал себе бренди «Александр», а Пандоре кофе. Ожидая заказа, он посмотрел через плечо на стройную фигуру своей спутницы в коричневом костюме и такого же цвета шляпке с маленькой вуалью. У ее ног стояла сумка с драгоценностями. Ричард стал напевать себе под нос: «Ой, как здорово…» Это была его виннипуховская счастливая песенка, и пел он ее обычно тогда, когда был безумно счастлив, например, после бурного продолжительного оргазма, или же, когда удачным ударом забивал крикетный шар. Сегодня он пел, поскольку только что встретил своего ангела, того самого, которого Бог хранил до сих пор в особом, обитом вельветом ящике с надписью «Для Ричарда Таунсенда» и припиской пониже «только для него», сделанной уже не Богом, а ангелом-хранителем. Радость омрачало чувство вины перед Пандорой – левое плечо его немного саднило. Видимо, так ангел-хранитель напоминал ему, что он уже успел только что откровенно наврать своей единственной в целом мире возлюбленной. Ведь не сам он купил билеты первого класса, их обеспечил ему издатель «Бостон телеграф»: «Ты должен улететь оттуда первым же самолетом. Не надо, чтобы до нее добрались другие газеты. Сделай так, чтобы этот материал остался эксклюзивным, Таунсенд». Но это же лишь маленькое безобидное вранье, ответил Ричард своему ангелу-хранителю и, продолжая напевать, направился к Пандоре.
– Ричард, – сказала она, – что это вы так расшумелись.
– Я не шумлю, – ответил он, сразу же заметно понизив голос. – Просто напеваю себе под нос, потому что я действительно счастлив, милая. Вы и представить себе не можете, до чего я счастлив!
Пандора запила таблетки глотком кофе.
– Я могу спеть вам целиком какую-нибудь из опер Пуччини. Или, если хотите, что-нибудь из Гилберта и Салливена? «Я – бродячий менестрель…», – начал было он. Несколько сидевших рядом пассажиров первого класса обеспокоенно переглянулись.
– Нет, пожалуйста, не надо ничего петь, Ричард. Просто сядьте и выпейте то, что принесли себе. Нас уже скоро пригласят в самолет.
Ричард прямо сиял, глядя на нее.
– Когда мы сядем в самолет, я, с вашего разрешения, надену повязку на глаза и посплю. Ладно, Ричард?
– Конечно, дорогая. Я буду всю ночь находиться рядом и охранять ваш сон он всяких злых медведей и волков. Я отобьюсь от любого тигра, потоплю любую акулу, которая осмелится угрожать вам.
– Ричард, – мягко сказала Пандора, – успокойтесь.
– Я спокоен и совершенно в своем уме. Да и вообще я спокойный, рассудительный человек.
Пандора уснула еще до того, как лайнер набрал крейсерскую скорость и погасло табло с указанием пристегнуть ремни. Ричард нежным движением поправил ей подушку.
– Где-то я видел лицо вашей спутницы, – сказал молодой стюард, морща нос в тщетной попытке вспомнить.
– Вряд ли, – бодро ответил Ричард, – мадам только что прилетела из Гонконга. – Он выключил лампочки над их местами. Вскоре и весь салон должен был погрузиться в темноту.
Сидящий напротив пассажир держал свежий номер «Бостон телеграф» и говорил о чем-то с соседкой.
– Я думаю, что все это ерунда, – услышал Ричард громкие слова мужчины. – Они делали это потому, что им нравилось. А все эти заумные психологические теории – чушь.
У Ричарда сжались кулаки. Он тяжело запыхтел и с такой яростью посмотрел на пассажира напротив, что тот покраснел и вцепился в кресло.
– Мне кажется, – шепнул он своей маленькой соседке, вероятно, жене, – что вон тот парень совсем с ума сошел.
Чтобы подтвердить эту версию, Ричард, глядя прямо на них, с нескрываемым удовольствием зарычал.
Проглотив свой обед и тот, что принесли Пандоре, Ричард заснул, сильно храпя при этом. Парочка напротив была вынуждена спать по очереди, чтобы сберечь от опасного соседа себя и свое имущество.
