Текст книги "Плавать с дельфинами"
Автор книги: Эрин Пицци
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Эрин Пицци
Плавать с дельфинами
Книга «Плавать с дельфинами» посвящена Дэвиду Моррису, Алану Коэну и Джону Элфорду – трем моим «белым рыцарям». Г-ну Хаббарду, моему милому банковскому менеджеру в «Ллойде», и Джульет Кларк, чьи дружеские речи всегда помогают мне в тяжелые моменты. Синьору Фаэнци из «Касса ди Риспармио ди Фиренце». Сэму Бадха из «Сент-Джеймс-Корт-хоутел» и г-ну Стриеснигу, менеджеру «Савоя». Все мои книги, в том числе и эта, посвящены также Рино. Без него «Савой'з Ривер Рестран» никогда не будет таким, как прежде. Г-ну Келли и Соне Поттер из «Фортнум энд Мейсон», Стелле Берроуз из «Хэрродз». Благодаря им моя полная забот жизнь идет гладко. Грэхаму Харперу из «Эшгрин Тревел», который оперативно обеспечивает мне проезд туда, куда мне требуется. Патрисии Паркин, моему новому и, надеюсь, постоянному теперь издателю, а также всему персоналу издательства «Харпер/Коллинз». Моей деревне Сан-Джиованни-д'Ассо. Роберто Каппелли, ее мэру. Луанне и Николетте, моим подругам. Всему моему английскому классу и еще Мануэле Меоччи, Мауре, Лие и Рокко Мачетти. Антонелле Гидотти чье неизменное доброе расположение духа не позволяет мне сойти с ума. Американке Эрлин Пахт за ее благородные усилия, предпринимаемые во имя улучшения жизни ее сограждан, мужчин и женщин. Джону Лемплу, директору по общественным связям, Луизе Смит, сотруднице секретной службы «Бритиш эйрвэйз», моей любимой авиакомпании. Рут Элборетти, моей подруге, Кристоферу Литтлу, моему симпатичному агенту, за его добросовестную работу, Кейте и Эмберу Крейгам, а также Дмитрию Скотту, Че Левису и Кадиру Шиллингфорду, моим замечательным внукам. Моя благодарность им всем и вправду не имеет границ.
«Затем приходит время изгнания, начинаются бесконечные поиски оправданий, накатывает бессмысленная ностальгия, встают самые болезненные, самые душераздирающие вопросы, вопросы, которые задает себе сердце, желающее знать: где оно может ощутить себя дома?»
АЛЬБЕР КАМЮ «Бунтующий человек»
«Начинается все с того, что ты опускаешься в его руки. Кончается же тем, что ты оказываешься с руками, по локоть опущенными в мойку».
АНОН – знаменитая феминистка
«Пюер Этернус – недоразвитый подросток, живущий в перманентном состоянии Питер-Паники».
МАРИ-ЛУИЗА ФОН ФРАНЦ
Глава первая
Пандора лежала на горячем песке и проклинала себя. «Черт возьми, – думала она, – почему же так получается? Каждый раз я даю себе слово, что никогда больше не буду участвовать во всяких однодневных любовных приключениях, и тем не менее снова и снова делаю это». Палящее солнце обжигало ее неподвижное тело, которое мысленно она покинула и, как бы взлетев, оглядела себя сверху. Ей было слышно, как шуршит море, причмокивая по песку. Осторожно приоткрыв уставшие, покрасневшие глаза, женщина вдруг заметила, что рядом с ней спит какой-то незнакомец.
– О, нет! – простонала она.
Полет ее мыслей тут же оборвался, и Пандора почувствовала, что лицо заливается краской. Она подняла голову и посмотрела на уходящий вдаль пляж поверх ярких ногтей на пальцах ног. Все десять ноготков сверкнули ей в глаза солнечными бликами. «Может, если бы я не красила ногти на ногах, я бы прекратила все эти случайные любовные утехи», – подумала Пандора.
Там, у кромки моря, она смогла различить во всех их унизительных подробностях песочные кружева, узоры, отметившие то место, где после целой ночи бешеных танцев при свете звезд заметалась вчера в неистовом любовном экстазе с совершенно незнакомым ей мужчиной. Тот ли это мужчина, что лежал теперь рядом с ней? Пандора внимательно вгляделась в лицо все еще спавшего человека. «Какой ужас! – подумала она. – Я действительно не помню, он это был или нет». Накануне, в жаркой ночи, когда ром и пунш сделали ее ноги и бедра мягкими и податливыми, происходившее с ней и вокруг нее превратилось в череду калейдоскопических картинок. Запомнились луна, звезды, холодно сверкавшие над головой, пальмы, тяжело вздыхавшие при дуновении морского бриза, струившегося по спине, и неожиданный изгиб волн, беспокойно набегавших на берег. А потом… потом наступил тот момент, когда танцы прекратились и все вокруг замерло. Из дальнейшего память ее сохранила лишь людские тела, беспорядочно двигавшиеся на песке, валяющуюся под ногами пустую бутылку из-под рома и то, как некий мужчина, упав перед ней на колени, прижался губами к ее груди.
«С Преподобной случился бы от всего этого нервный припадок», – сказала себе тогда Пандора, пытаясь перевести мысли на что-нибудь другое и не дать своим пульсирующим соскам затвердеть и налиться вишневым цветом. Но на этом острове не было ни Преподобной, ни даже католического священника.
«Ко всем чертям!» – решила в тот момент женщина и опустилась на песок меж колен незнакомца. Все вокруг потонуло в сладостных стенаниях, волны моря смыли, унесли с собой и ром, и остатки ночи. И наступила тишина.
Пандора потянулась и села. Ее хлопковое платье с открытой спиной хрустело от соли. Она опять посмотрела на лежащего рядом и на этот раз встретилась взглядом с парой больших, дружески улыбающихся ей карих глаз. «Так все же это он был со мной вчера или нет?» – с беспокойством задавала себе Пандора один и тот же вопрос.
Мужчина, продолжая приветливо улыбаться, перевернулся на живот.
– Меня зовут Бен. – Широким жестом он протянул ей руку.
Пандора ответила на рукопожатие.
– Так мы с вами где-то встречались? – спросила она.
«Черт! А что, если это все же был он? Но, с другой стороны, я же не могу, в самом деле, сама задать ему вопрос, мол: „ Привет, я – Пандора. Не с вами ли мы вчера трахнулись?“»Она действительно не могла найти удачного выхода из сложившейся ситуации. В женском монастыре, где она воспитывалась, правила сексуального этикета не преподавали.
Бен продолжал ей улыбаться. «А у него красивые зубы», – подумала Пандора.
– Встречались ли мы? Да, пожалуй что, встречались. – Он с силой потянулся, затем стряхнул песок с мелко вьющихся жестких черных волос. И, нагнувшись вперед, притянул ее к себе. – Вчера у нас все здорово получилось. Как тебя зовут? – Он обнял ее.
Не удержавшись, Пандора рассмеялась.
– Мое имя не «Как-тебя-зовут», а Пандора.
Она легла рядом, положила голову ему на грудь, вдохнула его запах. Запах был приятный – некая смесь ароматов лайма и красного жасмина, что росли по краю огибавшей остров узкой дороги.
– Добро пожаловать на Малое Яйцо, мой остров, – сказал Бен.
Пандора отметила нотки гордости в его голосе.
– Ты здесь родился?
– Да. – Бен сел, удобно уложив голову женщины на своих коленях. – Меня воспитывала бабушка, и я всегда буду жить именно на этом острове.
Пандора внимательно смотрела на него и думала, что именно – лицо, излучающее солнечный свет, или какая-то особая черта его стройного, гибкого тела, – вызывают у нее желание приникнуть к нему и крепко обнять? Она уже достаточно давно путешествовала по близлежащим островам. Побывала, например, на Большом Яйце – главном острове, который располагался в сорока милях от этого и был населен, как казалось Пандоре, исключительно отупевшими от пьянства приезжими. Она сбежала оттуда. Здесь же, на этом острове, всего лишь после двух дней, проведенных в старой гостинице на берегу моря, женщина чувствовала себя как дома. И сейчас, положив голову на колени мужчине по имени Бен, ощущала то состояние покоя и безопасности, которое потеряла, поняв, что брак с Ричардом, ее третьим мужем, превратился в кладбище невыполненных обещаний.
Бен заглянул ей в лицо, скользнул взглядом по телу, отметив предательскую белую полоску на безымянном пальце, где недавно было обручальное кольцо. Пандора заметила его взгляд:
– Я выбросила кольцо, когда приехала, – сказала она.
– Ты разведена?
– С Ричардом? Нет, не совсем. – Пандора понимала, что ее слова звучат банально, как в каком-нибудь дешевом романе из тех, что продают в аэропортах. Ей было очень больно говорить на эту тему, но виду она не подавала. С какой стати, ведь перед ней – посторонний человек, которому она доверяла не больше, чем любому другому незнакомцу! – Мой муж и я решили расстаться на какое-то время. Предоставить друг другу больше свободы. Мы продали дом и поделили выручку. Часть своей доли он потратил на покупку красного «феррари». Я же купила себе билет до берегов Карибского моря. Я всегда мечтала жить на острове. Слушай, ты извини меня за вчерашнее. Надеюсь, что я не слишком тебя шокировала.
Бен поцеловал ее в губы.
– Прекрати. Все было прекрасно, – заверил он, скрепив слова еще одним поцелуем, на этот раз крепким и страстным. – Прими душ, переоденься, а потом съездим к моей бабушке перекусить.
– Замечательно, – улыбнулась она.
– Я провожу тебя до гостиницы.
Пандора подняла туфли и зашагала рядом с Беном.
– Моя фамилия Джонсон, – начал он, держа ее за руку. – Мои предки очутились на этом острове несколько веков назад. Джонсон – так звали рабовладельцев, которым мои родичи принадлежали. Когда же моя прапрабабушка стала свободной, она оставила себе ту единственную фамилию, которую знала, то есть фамилию своего бывшего белого хозяина. – Он усмехнулся. – В наше время женятся кто с кем захочет, поэтому и в моей родне смешана кровь почти всех рас.
Пандора слушала скрип песка под ногами. Солнце грело ее непокрытую голову. А сердце «напевало» радостный мотивчик, который становился все громче и громче. «Может быть, – думала она, – это и есть то, что я искала всю свою жизнь: пляж, сине-зеленое море и этот мужчина рядом – простой и добрый». Теплый пляж и нежные объятия моря не вызывали у нее недоверия. Но вот связаться еще с одним мужчиной? Опять пойти на риск быть в очередной раз преданной? Где сейчас Ричард и его красный автомобиль? Радостный мотивчик прервался чем-то вроде всхлипа, и Пандора склонила голову так, чтобы Бен не заметил ее слез.
Она считала себя экспертом в вопросах замужества. После трех неудач на этом поприще уж точно могла в них хорошо разбираться. Ее первые два брака были полны ссор и склок. Последний же просто развалился, как разваливаются раз и навсегда старые вещи, переставшие быть единым целым. Случилось так, что в какой-то день она была счастлива замужем за Ричардом, а уже назавтра вдруг исчез некий стержень их совместной жизни.
Шагая молча рядом с Беном, Пандора просила Бога о прощении. «Я давала обещания и нарушала их, – корила она себя. – И вот теперь я стала одной из этого ужасного отряда одиноких женщин, отчаянно пытающихся убедить себя в том, что они счастливы жить независимыми…» Однако такие мысли оказались слишком тяжелы и неуместны для столь прекрасного дня. «Я обдумаю все это позже», – уверила себя Пандора.
Они подошли к одному из коттеджей, расположенных на территории гостиницы. Бен присел на корточки в тени пальмы напротив двери.
– Не хочешь зайти? – спросила она.
Бен покачал головой.
– Нет, спасибо. Иди переодевайся, а я подожду тебя здесь.
Пандора внимательнее посмотрела на мужчину. «Что, черт возьми, я в нем нашла?» – спрашивала она себя, глядя на то, как он безо всяких усилий застыл в казалось бы неудобном, неустойчивом положении, элегантно скрестив руки на коленях.
«Это человек, который здорово выучился терпению», – думала Пандора, стоя под душем. Может быть, покой острова научит терпению и ее, поможет вернуть утерянное душевное равновесие. У Ричарда был страшно раздражительный характер, из-за чего она пребывала в постоянном напряжении.
Так было не всегда. Поначалу она и Ричард действительно любили друг друга, были нежны и ласковы, как и все влюбленные. «Со временем, однако, все меняется, – сказала себе Пандора, намыливая живот. Она почувствовала, как песок царапает ее кожу. – В любом случае, сейчас я должна думать о будущем, а не о прошлом. Ричард ушел, чтобы последовать за своей Гретхен с платиновыми волосами, своей Лорелеей».
Когда-то она, Пандора, была его Лорелеей, его беспризорным ребенком, требовавшим, как ему казалось, его любви и защиты. Постепенно Пандора стала понимать, что Ричарду нужна женщина только для того, чтобы превратить ее в «дело жизни», в высокую цель, в того, кому он мог бы помогать и давать убежище, но, кроме того, еще и подвергать реформированию. Гретхен, с ее белыми, притворно застенчивыми ресницами, скрывающими энергичные, агрессивные глаза, стала просто следующей претенденткой на роль такой женщины, и Ричард, одурманенный ее чарами, попросил Пандору дать ему свободу. Она и не пыталась спорить, а лишь грустно подумала, что всех мужчин с незапамятных времен всегда больше тянуло к фатальным, беспощадным красавицам.После двух в высшей степени неудачных браков Пандора не испытывала никакого желания цепляться за третий. Если Ричард считает возможным выступить войной против дракона в липе мужа Гретхен, если он жаждет выйти из этого боя с победой, триумфально везя свою возлюбленную поперек рыцарского седла, то в таком случае она, Пандора, больше склонна при всем при этом не присутствовать.
Однако для нее это оказалось не таким простым делом, учитывая, что они с мужем все-таки целое десятилетие строили жизнь вместе.
Пандора улыбнулась, но улыбка эта вышла больше похожей на испуганную гримаску. «Ладно, надо жить сегодняшним днем, не следует слишком забегать вперед», – решила она.
Глава вторая
Дом бабушки Бена располагался на одном из крутых холмов гористой части острова.
Пандора устроилась на сиденье мопеда позади Бена, обхватив руками его талию и положив голову на широкую спину. Несмотря на то что познакомилась с этим человеком только прошлой ночью, она чувствовала себя с ним на удивление комфортно.
В самолете, по пути на этот остров, болезненно переживая очередную свою жизненную неудачу, Пандора прижималась лбом к стеклу иллюминатора и тоскливо смотрела вниз на теперь уже знакомые, но от этого не менее чудесные краски карибских рифов и лагун. Маленькие лодчонки сновали далеко внизу взад и вперед, совершенно равнодушные к тому факту, что к их острову подлетала еще одна измученная, потерявшая веру в себя женщина. Женщина, доведенная до предела двумя разводами и нынешним, третьим, столь же неудачным, развалившимся браком. «За что же мне такое наказание?» – сокрушалась она.
Начиная с момента приземления в маленьком обветшалом аэропорту острова она мало что помнила из событий последующих двух дней. Большую часть времени Пандора проспала в гостиничном домике. К тому же, будучи весьма застенчивой женщиной, она не могла запросто взять и начать общаться с другими приезжими, большинство из которых, видимо, были англичанами и говорили, с ее точки зрения, неразборчиво и с непонятным акцентом.
Теперь же, чувствуя теплые лучи солнца на спине, она начинала верить, что наконец-то очнулась от этого ужасного сна. На острове ее никто не знал. И, наверное, и не узнает, пока сюда не заявится ее мамаша. А это обязательно произойдет. Пандора вздохнула. «Как бы то ни было, – подумала она, глядя вверх на высокие пальмы, выстроившиеся по сторонам мучнисто-белой пыльной дороги, – у меня еще осталось немного времени на самостоятельную жизнь, которая, конечно, закончится, когда мамаша все же примчится сюда верхом на метле».
Бен остановил мопед.
– Подожди-ка, – сказал он, слез с мопеда и побежал обратно, вниз по дороге. Пандора почувствовала, как пот струйками стекает по ее ногам, и улыбнулась. Наверное, надо постараться привыкнуть к тому, что здесь постоянно потеешь. Это совсем непривычно для американцев, ведь в Штатах целые могучие отрасли промышленности зарабатывают миллионы долларов на том, чтобы американцы и американки не могли и не хотели потеть. Пандора вдохнула смешанный запах пота, спермы и ветрениц, что цвели на земле у ее ног, и подумала: «Мне следовало бы на основе этих ароматов создать собственные духи. Женщины точно были бы без ума от столь чудного сочетания».
Она вновь втянула носом воздух и увидела, что Бен уже возвращается. Как же естественно, легко он двигается! В этом он совсем не похож на Ричарда, чья неуклюжесть проявлялась буквально в каждом жесте. Ричард, например, ходил очень по-английски, как медведь, его коленные и прочие суставы, особенно те, что в свое время были повреждены в регбийных схватках, хрустели и поскрипывали. Бен же, даже босиком, бежал ловко и свободно. В руках он нес несколько маленьких круглых предметов.
– Понюхай, – предложил он, поднеся их к ее лицу. – Это манго.
Пандора взяла один из плодов.
– Так они же совсем крохотные. По сравнению с теми, что я видела на Ямайке, – сказала Пандора, но тут же в мыслях выругала себя за привередливость. Она прекрасно знала, что для нее было опасно всецело отдаваться чувству радости и слишком уж надеяться на близкое счастье. Тем не менее почему-то была уверена, что Бена ей опасаться не стоит, но и не стоит раздражать этими глупыми упреками.
Бен откусил кусочек от одного из манго.
– Да нет, ты попробуй, – не сдавался он, – они же очень вкусные. Сейчас у нас манговый сезон. – Он улыбнулся. – Старухи вынуждены зорко караулить свои манговые посадки, потому что мальчишки не прочь пробраться сюда, на холмы, и стырить их плоды.
– А ты тоже когда-то « тырил» с манговых деревьев, Бен? – спросила Пандора. – Кстати, ты здорово говоришь по-английски.
– Английскому меня учили не миссионеры, а мистер Саливен. Он был хорошим учителем и никогда не позволил бы мне сказать что-нибудь вроде «тырить». – Бен рассмеялся. – Это слово звучит смешно. Мальчишкой я был главным по «тыренью» манго. Теперь, наоборот, сажаю деревья на земле моей бабушки. Ее посадки вон там, повыше. Когда-нибудь эта земля станет моей, я построю на ней дом и обзаведусь семьей.
«О Бог мой, – подумала Пандора, вновь устраиваясь верхом на мопеде. – Для Бена все так просто! Интересно, сколько же ему лет? Вероятно, двадцать семь». Самой Пандоре было, так сказать, «за тридцать». В вопросах возраста она не любила точных цифр и вообще старалась провести в постели, не вставая, все свои дни рождения, считая, что если полностью игнорировать сам этот день, в который ты когда-то появился на свет, то есть нарочно валяться в постели, не отвечать на телефон или звонки в дверь, то тогда и годы, добавляющие тебе возраст, как-нибудь да и пройдут мимо никем незамеченные. Но ей не всегда удавалось так поступать. Особенно когда она была замужем за Норманом, любителем выпить и, следовательно, с радостью использующим для выпивки любой повод. И поэтому оба дня рождения, проведенные с Норманом, переходили в пьяные ссоры, а подарками Пандоре служили синяки и переломы. Маркус, второй ее муж, был как раз тем психиатром, к услугам которого она обратилась после краха первого брака. Выпускник Гарварда, богатый красавец с прекрасными манерами – увидев его, мать Пандоры впервые в жизни оказалась довольна выбором, который сделал ее единственная дочь. Со временем, однако, открылось, что Маркус, во-первых, бисексуален, а во-вторых, страшный сквернослов и хам.
Жизнь с Норманом во многих отношениях была куда более реальной, чем с Маркусом. И, хотя Норман действительно пил и бил свою жену (ссадин от этих побоев было не сосчитать), он все же любил Пандору. Так, как может, например, любить свою мать всякий зависимый, отчаявшийся и, в принципе, нелюбимый ею ребенок. Что касается Маркуса, то он как раз сделал так, чтобы именно эта сторона семейной жизни Пандоры – постоянные побои – совсем не изменилась. Разница была лишь в том, что после того, как Пандора покинула расплакавшегося вдруг Нормана и перебралась в другой мир, где положение жены известного психиатра возводило ее в ранг богатой женщины, представительницы избранного общества, она лишилась возможности показывать следы мужниных побоев другим женам, с кем теперь общалась. Бедные женщины из ее прежнего круга морально поддерживали друг друга, например, ходили вместе с избитой подругой в магазин, предварительно замаскировав ее синяки. Они ухаживали друг за другом, как делали бы это раненые солдаты, пострадавшие в бою с общим противником, угощали подруг чаем или печеньем, сочувственно вздыхая или возмущаясь вместе: «Вот же, мол, какая сволочь твой муженек!». В среде же богатых посетителей и посетительниц вечерних изысканных салонов дело обстояло совсем иначе. Прежде всего, на теле Пандоры просто перестали появляться отметины и шрамы – это и понятно, ведь Маркус бил очень аккуратно, связав предварительно ее щиколотки и запястья шарфами и перетянув рот черным шелковым платком. Больно, в самую душу, ранила Пандору и отвратительная брань – «потаскуха», «тварь», – которой награждал ее Маркус.
Изредка доносившийся до Пандоры грохот дверей соседних особняков говорил ей, что и среди своих новых знакомых она была далеко не единственной женой, мучившейся от побоев, издевательств и одиночества. Она знала, что и в этом кругу существовало некое незримое «сообщество несчастных жен», за особенностями черт лица и безвольными движениями рук которых угадывались именно те секреты, что столь бдительно хранили тяжелые фасады богатых вилл.
Ричард принес ей освобождение. Высокий, крепкий, самый что ни на есть англичанин, он работал в Бостоне ведущим репортером в «Бостон телеграф». Но в то время Пандоре уже казалось, что она всего лишь бейсбольная перчатка, которую мужчины передают друг другу с руки на руку. «Неужели все они из одной команды? – подумывала она тогда. – Может быть, Ричард тоже хочет просто примерить эту перчатку на свои пять пальцев, чтобы сыграть в неизвестную ей, но хорошо знакомую всем мужчинам игру?» Как бы то ни было, от кошмара, каким был для нее Маркус, Пандора очнулась лишь в объятиях Ричарда, выглядевших тогда вполне надежными и привлекательными. Может быть, именно в этом запоздалом пробуждении и состояла тогда ее очередная ошибка.
Пандора заметила впереди длинную жестяную крышу. Мопед завернул в сторону, и ее приятно поразили пестрящие краски: разноцветные бабочки порхали по зарослям бугенвиллей, гораздо менее броские, но безупречно правильных форм, кусты гибискуса напоминали удивительные скульптуры, покрытые неподвижной темно-зеленой листвой. Пандора радостно улыбнулась.
– Бен, – воскликнула она, – гибискусы напоминают мне монашек и наш монастырь – он был такой же строгий и аккуратный. А вот бугенвиллеи похожи на задирающих юбки девок из кордебалета.
Перед ними был дом с примыкающей длинной верандой. На ее перилах под солнцем были разложены постельные принадлежности. Над головой хлопало по ветру выстиранное белье. Отметив его свежесть и броскую чистоту, Пандора вдруг вспомнила о собственных грязных вещах, сваленных кучей в углу гостиничного коттеджа.
Она проковыляла к дому следом за Беном, страшно жалея, что не додумалась надеть туфли. Конечно, иногда было здорово побыть немного дикаркой, но песок слишком уж жег ступни. Поэтому она рада была очутиться наконец в прохладе веранды. Стеклянная дверь захлопнулась позади них.
Бабушка Бена оказалась совсем сгорбленной старушкой. У нее были, однако, ясные карие глаза, а рука, которую она протянула Пандоре, сохранила удивительную для женщины столь преклонных лет силу.
– Бен, – осторожно произнесла мисс Рози, – мисс Мейзи готовит обеа. Сейчас будет начинать.
– Что такое «обеа»? – не удержалась Пандора.
– Это черная магия. Шш! – Мисс Рози поднесла палец к губам. Какое-то время все молчали. Неожиданно прервалась разноголосица кузнечиков за окном, замолчали попугаи в ветвях деревьев. Весь остров как бы замер. Слышно было лишь трудное дыхание мисс Рози. – Теперь я слышу. Она готовится к тому, чтобы убить. Наступает ночь, и полная луна идет на небо. Она сейчас перережет горло белому петушку.
– Кого она наказывает? – спросил Бен.
– Массу Джезона. Он плохо сказал про ямайскую женщину, потом побил ее, и она пошла в горы жаловаться мисс Мейзи.
Дальше Пандора перестала что-либо понимать в их диалоге, так как мисс Рози и Бен заговорили на незнакомом ей языке. Причем последние слова в каждой фразе произносились ими наиболее энергично, с ударением, что очень напоминало манеру читать стихи, свойственную Дилану Томасу. [1]1
Томас Дилан (1914–1953), уэльский поэт-фольклорист. – Здесь и далее прим ред.
[Закрыть]
Бен понял замешательство Пандоры и улыбнулся.
– Я тебе сейчас все объясню, – успокоил он. – Мисс Мейзи – приехала с Ямайки, живет здесь, в горах. Она очень стара, и мало кто что-то точно знает о ней, но все считают ее ведьмой. Свои колдовство и знания она принесла с собой с Ямайки. Кое-кто думает, что ее выбросило на берег после кораблекрушения. Может, это и не так, но живет она там, наверху, и, когда я был маленьким, мы с ребятами страшно ее боялись. Как-то раз мисс Мейзи даже погналась за мной, когда мы с Демианом и Клемом хотели залезть к ней в сад своровать гранаты. Помню, мы ей ужасно надоедали. Так вот, я тогда бежал от нее, и мне вдруг показалось, что она просто летит следом за мной по воздуху и вот-вот схватит.
– Да, летать она умеет, это уж точно, – заявила мисс Рози. – Я много раз видела, как она летала в лунные ночи. Мейзи, однако, думает, что она всемогуща. Но она не так сильна, как я. Ну ладно, пора за стол.
Старушка двинулась на кухню, сильно согнувшись. Она напоминала Пандоре маленькое, но крепкое стенобитное орудие. Бен последовал за своей бабушкой с ласковой улыбкой.
В доме больше никого не было. У кухонного стола из тесаной ели стояли лишь два стула. Поймав вопросительный взгляд Пандоры, Бен уточнил:
– Мой дед погиб, утонул. Как, впрочем, очень многие из его поколения. Все они были рыбаками, ходили в море. Бабушка оставалась на берегу, ей приходилось очень тяжело. У нее на руках было двенадцать детей, и временами все питались лишь кокосовыми орехами и миндалем. Рыба, правда, бывала всегда. – Бен вздохнул. – Моя мать умерла, когда мне было девять лет. Тогда на остров пришел ужасный грипп, и многие на Малом Яйце умерли.
– Смерть пришла с английским доктором. Он привез с собой чужие привычки и пьянство. – Мисс Рози перебила Бена. – Вместо наших местных лекарств он стал давать детям таблетки. – Старушка покачала головой, ее глаза до сих пор хранили след пережитого тогда несчастья. – Многие умерли, очень многие. И моя любимая дочка бедняжка Энн-Мари тоже. Мать Бена была такая красивая. Бог, он ведь всегда прибирает к себе сначала лучших.
– О, значит, я буду жить долго, правда, ба? – засмеялся Бен.
– Сядь, Бен.
– Сейчас, я только принесу еще стул для Пандоры.
Бен сидел как на иголках, то и дело меняя позу. Мисс Рози суетилась над его тарелкой, приговаривая:
– Ешь, мальчик мой. Вот суп из рыбьих голов. Еще я тебе приготовила жареного цыпленка. А потом будут еще твои любимые клецки.
Пандора с интересом следила за ними. Вне всяких сомнений, старая женщина просто обожала своего внука.
Бен взглянул на Пандору через стол и обратился к бабушке:
– Ба, я передам рыбий суп Пандоре. Там, откуда она приехала, первым подают блюда дамам.
– Да-да, Бен, конечно. Пожалуйста. Так вы американка?
Пандора кивнула. Она очень надеялась, что ее не причислят с ходу к разряду презренных туристок.
– Да, я американка, из Бостона.
– Вы, американки, не умеете заботиться о своих мужчинах. – Мисс Рози вынула из духовки блюдо с булочками. – Я работала на одну американку несколько лет назад. Так у нее никогда не было даже припасов еды в кладовке. Она не стирала и не гладила для своего мужа, не меняла постельное белье. Поэтому он и ушел от нее к девушке с острова. Островитянки знают, как заботиться о мужчинах. – Старушка яростно и обильно принялась солить суп Бена.
«Да, и эта забота приводит мужчин к страшной гипертонии», – мысленно возразила Пандора.
– Не все американки такие уж плохие, ба. Времена-то меняются. – Бен явно не хотел перечить старушке. – И, знаешь, я и сам могу посолить суп.
– Может быть, ты и прав, мой мальчик. Что-то где-то наверняка меняется. А вот на моей кухне точно ничего и никогда не переменится. Садись, девочка, я положу тебе наших местных угощений. Они самые лучшие во всем мире, увидишь.
Пандора села за стол и, зачерпнув ложкой, осторожно попробовала суп из рыбьих голов. Ей показалось, что из суповой гущи на нее уставились большие мертвые глаза. Может быть, рыбьи головы находились где-то там, на дне тарелки, но суп был, тем не менее, превосходный. Ее желудок, воспитанный на американской пище, воспротивился было: как можно есть это! Однако вкусовые бугорки языка Пандоры теперь уже были явно заодно с ее бунтующими против цивилизации, испачканными песком пятками. Вместе же они твердили отныне лишь одно: «Мы не где-нибудь, а на Малом Яйце, и мы намерены жить здесь так, как живут все, и развлекаться, развлекаться вовсю!»
