Текст книги "Грязная история"

Автор книги: Эрик Амблер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Часть четвертая
«Копье»

Глава 1

В ближайшие несколько дней я многому научился.

Во-первых, выяснил, что означают буквы «УЗИ».

Оказывается, «узи» – это автомат, изобретенный и производимый в Израиле. Со сложенным металлическим прикладом его длина составляет всего 45 см, а вес, включая заряженный магазин на 25 патронов, не превышает 4 кг, стреляет «узи» девятимиллиметровыми автоматными пулями со скоростью 650 штук в минуту, если вы успеваете достаточно шустро сменить магазин. Разумеется, это невозможно; зато, если вас увлекает подобное занятие, вы можете всего за три минуты разобрать автомат для чистки (он состоит всего из двенадцати частей) и полностью собрать. Это небольшое, неказистое на вид оружие на самом деле чертовски опасно. Я никогда не любил связываться с такими игрушками, даже если они не заряжены. «Четыре самых верных друга солдата, – говаривал мой отец, – это две его ноги, оружие и, если он порядочный малый, преданный ординарец». Наверное, я недостаточно долго имел дело с «узи», чтобы считать его лучшим другом.

Но вообще-то сначала я даже испытывал к нему благодарность. «Узи» помог мне скрыть полное незнание автоматического оружия, так как этот автомат появился уже после Второй мировой войны. Капитан Тропмен, бородатый офицер, заместитель Кинка, сам Кинк и Гутар были единственными, кто умел обращаться с «узи», так что им пришлось показать остальным, как он стреляет.

Ни у кого не было ни пистолетов, ни револьверов. Меня это удивило. Я помнил, что отец, став лейтенантом, всегда носил револьвер, тяжелое оружие в блестящей кожаной кобуре, прикрепленной к поясу. Сначала я хотел спросить об этом, дабы показать, будто я разбираюсь в военном деле. К счастью, меня опередил Райс, и это он получил резкую отповедь капитана Тропмена. Последний, как и Кинк, был выходцем из Эльзаса и обладал крутым, язвительным нравом. «Для профессионального солдата, – сказал он, – пистолеты и револьверы всегда были совершенно бесполезны, а сейчас еще и безнадежно устарели. Когда под рукой „узи“, ты можешь и не быть метким стрелком; если тебе надо убить противника, ты его прикончишь с расстояния двести метров – было бы время прицелиться и вспомнить, что следует отдернуть затвор. Даже думать при этом не обязательно». Тропмен совсем раскипятился. «Всякие там пистолеты, – заявил он, – годятся не для солдат, а для полисменов и жуликов, кинозвезд и психопатов с их сознательными или подсознательными комплексами по поводу собственной отваги». Это была весьма познавательная лекция.

Еще я узнал о хижинах магунгу.

В Кинди они строятся следующим образом. Мужчины срезают множество молодых деревьев и делают из них каркас с изогнутым верхом, наподобие клетки для попугая. Затем появляются женщины (за войском эмира всегда следует множество сопровождающих) и начинают покрывать этот каркас длинными мясистыми листьями дерева магунгу. Они укладывают листья слоями, так что те ложатся внахлест, как черепица, пока крыша не станет напоминать дамскую прическу с начесом. В хижине есть дверь, но нет проемов для окон. Теоретически считается, что листья предохраняют жилище от дождя и в то же время оно хорошо проветривается. На практике же листья магунгу лишь частично спасают от дождя, а ветер (в нашем случае задувавший преимущественно со стороны отхожего места) приносил целые тучи москитов. Лесные крысы и змеи, как выяснилось, тоже любят магунгу. Однажды на крыше дамского туалета была замечена ядовитая черная мамба, преспокойно отдыхавшая на мягкой подстилке. Кто-то из солдат убил мамбу, пока она не укусила кого-нибудь из нас, и Тропмен обратил всю эту историю в шутку, заявив, что нет лучшего способа избавиться от приступов дизентерии. Ну а я ничего смешного тут не заметил. Туалет для европейцев – отвратительное приспособление с дыркой в закрывающих яму досках – тоже был покрыт листьями магунгу, и, пользуясь им, приходилось постоянно быть начеку и поглядывать вверх.

Теперь с нами было пять европейских женщин (это если считать жену капитана Тропмена, евразийку). Эта на редкость красивая молодая особа прекрасно говорила по-французски, но любила покомандовать. У женщин евроазиатского происхождения – а мне нередко доводилось их встречать – часто бывают такие наклонности. Барбара Уилленс совершенно не ладила с мадам Тропмен. Женщины, естественно, занимались наведением временного уюта для европейских офицеров, и мадам Тропмен, как жена старшего по чину, присвоила право отдавать приказы супругам других. Еще один источник разлада, думаю, заключался в том, что Кинк и Тропмены жили в домике рядом с железной дорогой, а не в хижинах, как все остальные. Об этом много судили и рядили.

Я старался придерживаться нейтралитета. Барьеры и Уилленсы утешали себя тем, что подобная ситуация продлится не дольше двух недель, а потом все пойдет по-другому. Сам я никаких перемен не жаждал. Единственное изменение, какое я приветствовал бы, – это возможность смыться из паршивого лагеря, но отнюдь не стремился к тому, что должно было неминуемо последовать за периодом нашего обучения.

Кроме того, я узнал, чего старшие офицеры ожидают от моей персоны.

Гутар и остальные офицеры вскоре обнаружили, что «батальон» эмира составляют всего четыреста мужчин, чье воинское искусство ограничивается умением заряжать оружие и стрелять. Они либо вообще не тренировались в стрельбе по мишеням, либо занимались этим ничтожно мало. Однако эти фулани обожали стрелять. Как кисло заметил Уилленс, они представляют угрозу для всех, кроме неприятеля.

Кинк только отмахнулся от критических замечаний.

– Да, большинство фулани более ловко обращаются с дубинкой, чем с ружьем, – признал он, – но они будут сражаться, если вы покажете им врага. А что касается огневой мощи, то этот вопрос, господа, в ваших руках.

Это было на второй день нашего пребывания в лагере, когда мы сидели в столовой за испещренным пятнами от предыдущих трапез складным столом. Кинк продолжал объяснять нам ход развития операции.

– Официально, – вещал он, – мы сосредоточиваем здесь силы для охраны железной дороги от попыток саботажа. Нет нужды говорить, – он улыбнулся, – что подобных попыток не было, однако наши тактические занятия получают двойную маскировку, используя в виде оси полотно железной дороги. Разумеется, впоследствии такой осью станет дорога вдоль реки, проложенная к Амари.

Он сделал знак Тропмену, и тот раздал нам копии секретной карты «зоны А», о которой в Кавайде запрещалось даже упоминать.

Из соображений безопасности, то есть моей собственной, конечно, я не намерен воспроизводить ее здесь доподлинно, но, поскольку все же хочу дать вам представление о том, в какую грязную историю влип и какая нешуточная опасность мне угрожала, думаю, общую схему набросать необходимо. И если на свете есть справедливость, эта карта должна быть начертана кровью – кровью, что поставляет гнусный директорат ГМАОЦА.

– Мы пересечем границу севернее от Матендо, – сообщил Кинк. – Там стоит блокпост и таможенный контроль Угази, но охраняется он слабо, и у вас не будет проблем с захватом. Оттуда вы начнете стремительный марш вдоль реки. Те пункты, где сильное и длительное сопротивление неминуемо, разведывательным группам следует оставлять до подхода основных сил. Самое главное – быстрота. Мы должны использовать преимущество внезапного нападения. Наша цель – не допустить, чтобы противник укрепил гарнизон Амари, доставив пополнение из-за реки. Если мы в первый же день не сумеем захватить город, то обязаны хотя бы взять его в плотное кольцо, поэтому группам разведки надлежит пробиваться к Амари молниеносно и безжалостно.

Майор шлепнул открытой ладонью по столу, демонстрируя нам, что он подразумевает под безжалостностью. Все это Кинк говорил так, будто в его распоряжении была, как минимум, полностью вооруженная дивизия.

– Некоторым из вас задание уже известно. Те, кто прибыл в лагерь раньше, естественно, успели познакомиться с местными офицерами и сержантами, находящимися под их командованием, и обучение протекает вполне удовлетворительно. Эмир заверил меня, что на той неделе наличные войска будут усилены прибывающим пополнением. Но остается вопрос о формировании передового отряда разведки. Уже сейчас ему необходимо начать самостоятельные тренировки. У нас должно быть две группы, и роты выделят для каждой из них по тридцать человек. Выбирать следует храбрых и сообразительных солдат, а не тех, от кого вы рады бы избавиться.

Несколько офицеров улыбнулись.

– Каждой группе понадобится по два сержанта. Капитан Тропмен потолкует с ротными командирами и отберет лучших. Командирами разведгрупп назначаю следующих офицеров: первую возглавят Барьер и его заместитель Райс, вторую – Гутар и Уилленс соответственно. Оба передовых отряда переходят в подчинение капитана Тропмена. Под начало капитана отправляется также Симпсон, как ответственный за коммуникации и связь.

Глава 2

Поначалу меня это не особенно встревожило. Обеспечивать связь не представлялось мне делом опасным. Я воображал, что буду сидеть у телефона, отдавать приказы и втыкать в карты булавки.

Затем Кинк перешел к подробностям операции.

В каждой группе, сказал он, будут два грузовика, три пулемета и два миномета. Офицеры к тому же получат «узи». Необходимо немедленно начать отбор людей и обучить их стрельбе из минометов и пулеметов. Часть территории, прилегающей к второстепенной по значению дороге, специально выделена под тактическое обучение и стрельбище.

– А среди солдат, которых нам подберут, есть водители грузовиков? – осведомился Барьер.

Вместо Кинка ответил Тропмен:

– Там могут оказаться те, кто заявит, что умеют водить машину, однако я настоятельно советую вас сесть за руль самим. Иначе грузовики быстро выйдут из строя. – Капитан посмотрел на меня: – Надеюсь, вы хороший водитель?

– Да.

– Симпсон – профессионал, – подтвердил Гутар, хотя никто не просил его встревать.

– Хорошо. – Тропмен усмехнулся. – Это сделает наше копье несгибаемым, не правда ли?

Я заговорщически улыбнулся, хотя в тот момент совершенно не представлял, что он имеет в виду.

Слово опять взял Кинк:

– По поводу коммуникаций должен сказать, что каждая группа получит коротковолновый радиопередатчик с заданной частотой, действующий на расстоянии семи километров. Поскольку большая часть приречной дороги проходит по равнине, вам будет легко поддерживать связь друг с другом.

– А как мы будем связываться с командным пунктом? – спросил Уилленс.

– Через Симпсона. Командный грузовик разведки снабжен оборудованием необходимой мощности. Собственно, нам лучше использовать названия позывных уже сейчас, чтобы поскорее к ним привыкнуть. – Он заглянул в свои записи. – Капитан Тропмен и Симпсон – Копье, группа номер один – Молот, группа номер два – Наковальня. Как командир основного соединения, я буду Броня. – Кинк посмотрел на Тропмена: – Что-нибудь еще?

Капитан, покачав головой, поднялся:

– Нет, пока все. Приступим к работе.

Мы набились в его джип и поехали в транспортный парк, устроенный чуть поодаль от дороги за лагерем. Парк очень строго охранялся, и, прежде чем нас пропустить, охранники, как обычно, долго переругивались друг с другом. Охраной командовал сержант Муса, черный как смоль громадный детина с нарукавной повязкой, указывающей звание, и дубинкой, обтянутой шкурой носорога. Нас познакомили, и Муса объяснил, какие грузовики поступают в наше распоряжение. Мы осмотрели машины. Четыре грузовика грузоподъемностью три тонны, предназначенные для обеих групп, имели откидные борта, и я мигом смекнул почему: сквозь краску на них проступала надпись «ГМАОЦА». «Командный» грузовик был меньше и очень похож на те полуторатонки, что во время войны англичане использовали в Египте. Бока брезентового покрытия закатывались вверх, а в кузове стоял вместительный ящик, пристроенный сзади к кабине. Тропмен объяснил, что в нем будет размещено оборудование радиопередатчика среднего радиуса действия и генератор. Торчащий из кабины со стороны пассажирского сиденья кронштейн тоже выглядел как недавнее «усовершенствование». Тропмен удивился, когда я спросил о назначении этой штуки.

– Чтобы закрепить на нем пулемет. Конечно, «узи» – ручное оружие, но есть вероятность, что нам придется стрелять с большего расстояния.

Мы вернулись в лагерь и заглянули на главный склад. Тут нам показали радиооборудование: в основном уоки-токи да еще передатчик среднего радиуса действия для командного грузовика.

Тропмен показывал мне, как он работает, когда подошел Уилленс и тоже стал задавать вопросы. Сколько частот он берет? Какие именно? Которой из них мы будем пользоваться?

Вспомнив, что Уилленс был военным летчиком, я подумал, что его интерес к радиоустановке объясняется именно этим. По-видимому, Тропмен пришел к такому же выводу и отвечал довольно любезно. Однако позже, пока распаковывали пулеметы, капитан отозвал меня в сторону.

– Я хочу предупредить вас кое о чем, Симпсон, – сказал он. – Никто, решительно никто не должен иметь доступа к радиоустановке, кроме майора Кинка, меня и, когда мы начнем боевые действия, вас. Это приказ. Вы поняли?

– Конечно. А здесь, на складе, она достаточно надежно охраняется?

– Пока – да. Кристаллические генераторы колебаний сняты, но скоро мы их используем для учений. Тогда и понадобятся строгие меры предосторожности. Вас поставят в известность. Это лишь предварительное предупреждение.

– Понимаю.

Да и чего тут не понять? Любой, кто знает, как работать на таком передатчике, при желании мог свести на нет всю секретность Кинка, если он представлял, с кем нужно связаться. Но я не стал размышлять об этом всерьез. У меня и так хватало поводов для волнений, включая пулемет, бережно извлеченный Гутаром из ящика.

«Маг» – пулемет, рассчитанный на стандартные натовские патроны и пули 7,62 мм. Пристроив газовый регулятор, можно увеличить скорость стрельбы до тысячи патронов в минуту. Заряжается он лентой. Таким «магом» можно запросто ухлопать или ранить кучу людей, стоящих за тысячу метров от вас.

Гутар и Барьер радовались как дети, похлопывали и поглаживали механизм, показывали друг другу, как быстро умеют менять обойму. Я делал вид, будто прилежно изучаю инструкцию к радиооборудованию, хотя ровно ничего в этом не понимал, да и не пытался. Меня заботило одно: как найти выход из этого чудовищного положения. В тот момент, когда Уилленс проявил столь явный интерес к радио, я даже хотел поменяться с ним местом под тем предлогом, что бывший летчик лучше знает предмет. Но я тотчас сообразил, что это ввергнет меня в еще худшую беду. Поменять Копье на Наковальню означало сменить Тропмена на Гутара и командный грузовик – на трехтонку, набитую минометами и шайкой опасных головорезов-макак.

Поймите меня правильно. Я вовсе не такой уж трус и, если надо, могу быть не менее храбрым, чем любой другой. Кстати, когда Британия призвала меня в Египет и поручила водить штабную машину в Западной пустыне, я вполне мог погибнуть. Естественно, мне хотелось бы этого избежать, а у Британии и так полно людей, но кто-то ведь должен был остановить Африканский корпус, надвигавшийся на Каир. Я тогда был в Каире и очень остро это ощущал.

Но вторжение в «зону А» – совсем другое дело. Здесь агрессорами были мы. Если бы это Угази собиралась на нас напасть, возможно, я бы радовался, что у нас есть пулеметы и мы сумеем за себя постоять. Враги сломали бы себе шею. Но сейчас предлагали сломать шею мне, а это было непорядочно и неэтично.

Я пытался придумать, как втолковать все это Гутару, но у меня ничего не получалось. Этическая сторона вопроса его не беспокоила. Кроме того, француз стал в шутку называть меня Копьем, что, естественно, страшно раздражало, хоть я и не подавал виду. По положению Гутар оказался ниже меня, и ему претила мысль, что в какой-то момент он, командир группы, будет вынужден принимать от меня приказы Тропмена. Старик не может подчиняться Синдбаду.

В то же время Гутар был профессиональным военным и, как мне представлялось, должен лучше оценивать ситуацию. Ночью, когда мы вернулись к себе в хижину, я попробовал выяснить, каковы, по мнению француза, наши шансы. Если такой тертый вояка считал, что мы сумеем проскочить через границу и намотать восемьдесят километров до Амари, не получив ни единой царапины, и принять капитуляцию гарнизона, я мог бы не метать икру.

Гутар любил, когда с ним советовались. Прежде чем ответить, он довольно долго размышлял, наблюдая за полчищами насекомых, в стремлении к самоубийству неудержимо летевших на огонь лампы.

– Видишь ли, Копье, – наконец сказал француз, – ты офицер разведки. Скажи мне сам, насколько надежны сведения Кинка о силах Угази в Амари?

– Коли он строит на этом весь план, то сам считает их достоверными.

– А насколько свежа эта информация?

– Не знаю…

– В том-то и вопрос! План Кинка основан на том, что подкрепления в Амари не пришлют. Если так, то мы обстряпаем это дело, располагая гораздо меньшими силами, чем у нас есть. Только мне не нравится тянуть волынку. Все равно этих дебилов ничему не научишь за две недели, разве что за два года. Ты заметил, многие из них носят ножи? Им нравится резать. Да, за пару лет из фулани можно сделать солдат, как мы сделали их из туземцев в Алжире. А эти просто для вида. Макаки, играющие в солдат. Если никакого сопротивления не предвидится, мы можем просто забыть об основном отряде, завтра же погрузиться в машины, выступить в поход и покончить с операцией. А откладывая все до тех пор, пока основной отряд хоть чему-то научится, мы только даем противнику возможность случайно пронюхать о наших планах и предоставляем время усилить гарнизон Амари. Каждый день промедления увеличивает вероятность столкнуться с сильным противоборством, при этом практически не укрепив собственную боеспособность.

– Но Кинк ведь должен это понимать!

– Наверное, он и понимает. По-моему, наш выбор просто не в силах ничего изменить. Он вынужден медлить, пока мы не нарастим силы.

– Почему?

– Денежки-то и он и мы получаем от ГМАОЦА, но всем заправляет эмир. Это его операция, а не наша и таковой должна выглядеть для всего света. А у ГМАОЦА руки останутся чистыми. Знаешь, Копье, я даже готов заключить с тобой пари.

– О чем?

– Мы, белые, может, и возьмем Амари, во всех смыслах слова, но оккупируют его черные под командованием своих собственных офицеров.

– Не стану спорить.

– И скажу тебе еще кое-что. Когда мы его займем (если такое вообще произойдет), нам имеет смысл тотчас прибрать к рукам все автоматическое оружие. Попади оно к этим макакам, и расчетные книжки нам больше не понадобятся.

– Думаю, ты прав.

– Конечно прав. – Гутар повернулся на бок, и его койка заскрипела. – Не забудь выключить лампу.

Он и сам мог это сделать, но пришлось мне высовывать руку из-под москитной сетки и тянуться к выключателю.

В темноте я долго лежал без сна. Я чувствовал себя как ученик, идущий в школу, не выучив урока и не придумав достойного оправдания. Притвориться больным и смиренно подставить спину учительской палке? Когда речь идет о будущем, право, не могу сказать, что хуже: знать слишком мало или слишком много.

Глава 3

Я научился заряжать «узи» и стрелять из него.

Я научился заряжать пулемет и стрелять из него.

Я научился не слишком явно подскакивать, когда рядом взрывается минометный снаряд.

Я научился орать на сержанта Мусу и двух макак, поставленных охранять командный грузовик. Вспомнив, как отец выкрикивал команды и его голос разносился по всему плацу, я старался ему подражать. Наверное, внешне я не особо походил на бывалого солдата, но хотя бы научился говорить как они. Тропмен, сам большой любитель поорать, казалось, был доволен моими успехами в этой области.

Мои достижения в работе с радио оказались не столь впечатляющими. Там следовало постоянно переключаться с приема на передачу, и пользоваться этой штукой как телефоном нельзя. Только закончишь фразу – переключайся с «передачи» на «прием», а потом наоборот. Вроде бы ничего сложного, но для того, кто привык к телефону, это было сущей мукой. Иногда я просто забывал переключиться. Могу себе представить, в какую ярость приходил от этого собеседник, и все-таки, думаю, Кинк чересчур много шумел из-за таких ляпсусов. В конце концов, я ведь не выдавал себя за опытного радиста.

Охрану радиоустановки теперь усложнили. Для обучения в закрытом радиусе она работала без антенн, и нам запретили посторонние разговоры даже на самые невинные темы. В перерывах между учениями прибор запирали в ящике и круглые сутки караулили. Так же строго охранялась и радиоустановка Кинка. За уоки-токи с их ограниченным радиусом действия надзирали не так пристально, и тем не менее нас всерьез предостерегали против неосторожных переговоров по ним.

Тактическая схема движения Тропмена была очень проста. Первым шел Копье, за ним Молот (группа 1) и Наковальня (группа 2). Если бы Копье натолкнулся на сопротивление, ему следовало остановиться, занять оборону и развернуть группы Молот и Наковальню. Молот тогда зашел бы с левого фланга, Наковальня – с правого. Для того чтобы преодолеть незначительное сопротивление, этого будет достаточно. Если же сопротивление оказалось бы более серьезным, надлежало присоединиться к Молоту или Наковальне, окружая противника, и одновременно уведомить наступающие сзади основные силы, чтобы они приготовились вступить в бой. Копье тем временем продолжал бы двигаться дальше.

Мы провели в лагере неделю, когда Тропмен объявил, что настало время познакомиться с первым препятствием – пограничным постом на пути к реке севернее Матендо. Вместе с нами на командном грузовике отправились Барьер, Райс, Гутар и Уилленс. Тропмен приказал мне сесть за руль. Мы впервые выехали к Матендо, и на душе у всех было неспокойно. Однако сама по себе дорога туда оказалась не такой уж плохой, и на протяжении почти семи километров мне удавалось вести машину с приличной скоростью.

Мы, конечно, не собирались подъезжать к самому посту. Грузовик, полный белых офицеров Махинди, остановившийся на виду у всех, чтобы оценить обстановку, мог, мягко говоря, вызвать настороженность охраны. Поэтому мы оставили машину недалеко от места, где дорога из Матендо пересекает часть берега, принадлежащего Махинди, и поднялись на холм с левой его стороны.

Склон холма был почти отвесным и без единой тропки, поэтому нам пришлось в основном ползти вверх на четвереньках сквозь гниющие папоротники и густой подлесок. К счастью, это продолжалось недолго. Минут через десять мы преодолели самую крутую часть склона и выбрались к более пологому месту, где уже могли встать на ноги. Все управились с этим делом раньше меня и стояли, изучая открывшийся сверху вид. У меня же отчаянно колотилось сердце и едкий пот заливал глаза, поэтому минутку-другую я думал только о том, чтобы отдышаться. Наконец, немного придя в себя, вскинул голову и впервые увидел Ниоку.

Издали она походила на огромное зеленоватое озеро. Даже с высоты холма мы не видели дальнего берега. А ближний, извилистой линией уходящий вправо, окаймляла темно-зеленая полоса, как я впоследствии узнал – болото. Полоса эта уходила далеко влево, все более сужаясь, пока совсем не исчезала где-то в окрестностях Матендо. От идущего по реке парома на зеленой воде образовались белые барашки.

Мы видели лишь маленький отрезок прибрежной дороги – дальше она ныряла в лес, но пограничный и таможенный посты были как на ладони. Приблизительно в километре от нас стоял пост Махинди, а за ним, на расстоянии сотни метров, – угазийский. Отличались они друг от друга только цветом шлагбаума.

Тропмен прихватил с собой два бинокля и вручил их нам, приказав осмотреть все получше.

Блокпост Угази был выстроен из набитых землей бензиновых цистерн, покрашенных в белый цвет и размещенных таким образом, что проехать между ними удалось бы лишь на малой скорости и при этом сделав два поворота под острым углом. Посреди дороги стоял подвесной барьер в красно-белую полоску, поднимаемый и опускаемый вручную. Необходимость делать два резких поворота не позволяла снести этот барьер на скорости ни с той, ни с другой стороны. Если Копье намерен прорваться через границу без сопротивления, ему прежде всего необходимо захватить этот блок.

Сам пограничный пункт являл собой обмазанное известью строение из цементных блоков под кровлей из листьев магунгу. В одном его углу торчал кронштейн с двумя телефонными изоляторами. Угазийский солдат в военной форме сидел на корточках под деревом, которое, как я теперь знаю, называется кассией. Рядом стояло прислоненное к стволу ружье.

– Телефонная линия связывает этот блок с двумя их пограничными патрульными постами, расположенными севернее, – пояснил Тропмен. – На первой стадии вторжения тут беспокоиться не о чем – помешать нам они не в силах, но второй пост может связаться с Амари по телефону. Следовательно, до того как захватить этот пост, нам придется нарушить их телефонную связь.

– Для этого хватит одного выстрела из «узи», – сказал Гутар, – снести изоляторы – и дело с концом.

– Возможно, – кивнул Тропмен, – но я бы предпочел сделать это, не открывая огонь. Стоит нам выстрелить – и они тоже начнут палить, а надо постараться обойтись без потерь с обеих сторон. Мы с майором Кинком разработали план, каковой я хочу обсудить с вами.

Мы превратились в слух. Я почувствовал себя немного лучше: война без потерь меня как нельзя более устраивала.

– По этому плану, – вновь заговорил Тропмен, – в ночь накануне выступления штат таможни и пограничники эвакуируются с поста Махинди и мы занимаем их место. Ночью граница закрыта. На рассвете Копье и Наковальня выдвинут свои грузовики с вооруженными солдатами к блокпосту и здесь остановятся, как будто ожидая, чтобы в соответствии с установленными правилами перейти границу. Естественно, увидев военных, угазийцы откажутся пропускать машины. Начнутся споры, протесты и неразбериха, что, как мы рассчитываем, на время займет весь штат блокпоста Угази. Под прикрытием этой шумихи незаметно продвигаясь пешком, Наковальня окружит пост, перережет телефонные провода и займет ключевые позиции. Затем угазийцам будет предложено сдаться. Вряд ли они отвергнут столь разумное решение.

Возражения нашлись только у Барьера.

– Разве они не выставляют на ночь часового? – спросил он.

– Выставляют, но он как пить дать уснет на посту.

– Оба пункта разделяет всего сотня метров. Когда здесь загрохочут три грузовика и поднимется вся эта кутерьма, часовой точно проснется и пожелает узнать, что происходит. А потом поднимет всех по тревоге.

– Что вы предлагаете?

– Пускай только одна группа подойдет к посту Махинди – не важно, Молот или Наковальня, а на рассвете Копье и вторая группа одновременно начнут прорыв. Тогда будет все равно, какой шум тут поднимется.

– Да, это разумно. Есть другие точки зрения?

– Что мы сделаем с угазийцами, когда они сдадутся? – полюбопытствовал Райс.

– Оставим до прихода основных наших сил, это их дело. Помните, они выступают сразу после нас.

На словах все выглядело проще пареной репы.