Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 33 страниц)

Спираль
Часть третья

Авентира двадцать вторая
Богезкёя, Турция

Через три с лишним тысячи лет после гибели хеттского государства случилось загадочное происшествие, соединившее распавшиеся звенья причин и следствий.

Хаттусас, само существование которого длительное время оспаривалось, был найден Винклером близ турецкой деревни Богазкёя и раскопан в 1906 году. Последующие работы, которые проводились под руководством Биттеля, прервала вторая мировая война. Город возник за пятнадцать веков до новой эры на месте энеолитического поселка в излучине горной реки Галис. Его окружала мощная стена из галечника и сырцового кирпича. Каменный гигант с бородой, на манер фараонской, сопровождаемый парой оскаленных львов, которых держал за ошейники воин с загнутым клювом хищной птицы, охранял главные ворота. Исполин с головой ушел в землю, так и не оставив вверенного поста.

В пределах стен удалось раскопать четыре храма и хранилище глиняных табличек с вавилонскими клинописными знаками. Без них история страны хеттов так бы и осталась белым пятном. Хаттусас пал в конце двенадцатого века до н. э., вместе со всей страной, что дерзнула помериться силами с самыми могущественными государствами Востока. Тогда же погибла и воспетая Гомером Троя.

Скальное святилище Язылы-Кая располагалась за городскими воротами, в глубокой расселине, переходящей в тесный коридор. К скалам вела широкая дорога, застроенная с обеих сторон дворцами и храмами. После пожара, уничтожившего Хаттусас, от них уцелели лишь неясные очертания фундаментов и огрызки колонн от богато разукрашенных портиков.

Змеи, тарантулы и сколопендры облюбовали забытое Богом и людьми место. На утесе, господствующем над местностью, долотом ваятеля вытесаны фигуры жрецов и воинов, идущих на поклонение тайным святыням. Перед закатом скала пылает жертвенным пламенем, вспоминая имена хеттских, хурритских и вавилонских богов. Так и не вспомнив всех, не выбрав из них единственно верного, она погружается в тень, издавая странные звуки, похожие на детский плач.

Тщательно замаскированная усыпальница старшего сына царя Мурсилы находилась в стороне от дороги, между галечной россыпью, что нанесла не знающая усталости река, и некрополем, где сберегался пепел погребальных костров.

Дыра, в которую провалился высокоученый грабитель могил Эльгибей, находилась как раз в одном из таких захоронений, напоминающих не то склеп, не то дольмен. [63]63
  Погребальное сооружение из каменных плит.


[Закрыть]

Прежде чем пригнать сюда землеройные машины, место было огорожено, хотя и не столь капитально, как в Долине царей. Участники экспедиции, включая охранников и рабочих, жили в уютных фургончиках, оборудованных водопроводом и канализацией. Передвижная электростанция армейского типа обеспечивала круглосуточную подачу энергии, а продовольствие доставлялось из соседней деревни, что славилась своими оливками, сабзой и медовым инжиром.

Только в межсезонье, когда трамантана с Понта приносила затяжное ненастье и с гор обрушивались селевые потоки, связь с селением прерывалась.

Над Каппадокией, где всепожирающее время стерло следы великих переселений и опустошительных войн, грозовые ливни разразились в первый день ноября. Их принес циклон, сформировавшийся на северо-западе Средиземноморья. Раздираемое молнией небо плодотворило бурным дождем иссушенную землю, что схоронила возведенные богами стены легендарной Трои, и руины святилищ в Эфесе, жертвенник Кибелы Диндимены в Гаргаре, пещерный алтарь, где горел когда-то негасимый огонь в честь Бела-Юпитера, коему поклонялись по всей Эйкумене.

Глубокая тайна сокрыта в небесном огне, и само имя царя-громовержца есть величайшая тайна. Для эллинов он «тучегонитель» Зевс, сын оскопленного Времени – Крона; для италиков – Диавис, «блестящий», и Диеспитер, «отец дня». Отсюда и пошло Йовис Патер – Юпитер. «Молниеносный», «гремящий», «дождливый» – это всего лишь эпитеты, не имена. И Мардук вавилонский сжимает в деснице громовые стрелы, и ведический Индра, и славянский Перун, и будда Ваджрапани.

Хетты – никто не скажет, откуда они пришли и как исчезли, растворившись среди соседних племен, – почитали владыку грозы под именем Тархунт – «Могущественный». Его знаком и была помечена каменная плита, закрывавшая вход в гробницу царского сына.

Этот перун в центре и привлек внимание Рашида Эддина, турецкого археолога, которому выпала честь «открыть» усыпальницу принца, основательно подчищенную блудным сыном почтенной науки шумерологии.

Обычно в центре классической шумеро-вавилонской триады помещалась восьмилучевая Венера – Иштар. Именно в таком сочетании и запечатлены на печатях и каменных стелах священные символы: Луна, Венера, Солнце. Объяснить беспрецедентную замену одной небесной эмблемы на другую не представлялось возможным. Ни в мифах, ни в песнях, ни в заклинаниях, коими так богат Вавилон, не нашлось даже намека, на который можно было бы сослаться. Хеттская же иероглифика сохранилась только в наскальных рисунках, а письменное наследие Хаттусаса сгорело в огне: в отличие от учителей – шумеров, хетты пользовались не глиняными, а деревянными табличками.

Сопоставив тексты, расшифрованные Винклером, с таблицами, найденными в развалинах Телль-Амарны, где находилась столица фараона-реформатора Эхнатона, провозгласившего Солнце единым Богом всех народов земли, Рашид Эддин пришел к довольно смелому выводу. Хотя доказательства выглядели не слишком убедительно, он посчитал, что у дороги, ведущей к Язылы-Кая, захоронен тот самый принц, которому, согласно мирному договору между хеттами и египтянами, предстояло жениться на дочери фараона. История могла бы пойти совершенно по новому руслу, если бы состоялся этот династический брак. Но египетским военачальникам и номархам претила сама мысль о том, что трон Обеих Земель займет азиатский варвар. В пустыне хеттского царевича подстерегала засада. Он был убит тремя стрелами в спину. Зеленый от окиси наконечник бал найден в бесформенной груде костей. Надеясь подкрепить гипотезу более вескими доводами, Рашид Эддин уехал в Истамбул едва начались дожди.

На раскопках остался только Гринблад со своими людьми и нежданно нагрянувший Брюс Хеджберн, намеревавшийся опробовать в полевых условиях частотный модулятор, сконструированный по формуле Эрика Ли.

Погода, мягко говоря, не благоприятствовала эксперименту. Грозовые разряды и насыщенная электричеством атмосфера создавали устойчивый фон помех, пробиться через который не представлялось возможным. Оставалось терпеливо ждать. Погодные карты, сходившие с печатающего устройства, рисовали безотрадную картину зависшей над Анатолией депрессионной воронки.

От нечего делать Хейджберн принялся разгадывать выбитый на камне астрономический ребус. Предположение, что перун символизирует планету Юпитер, представлялось довольно логичным. Грубый рельеф на западной стене успальницы изображал древнейших хеттских богов, которых Рашид Эддин уверенно отождествил с той же астральной триадой, – Арма олицетворял Луну, Тархунт – Юпитер, Эстан – Солнце.

Дальнейший путь подсказали числа, коих было вытесано великое множество. Математическое мышление помогло Хейджберну разобраться в оставшихся от турка справочниках, и вскоре он не только овладел вавилонской системой счета, но и обучил Гринблада.

– Да не бойся ты этой клинописи! – убеждал он на первых порах. – Она вовсе не так ужасна, как это видится со стороны. Отталкивайся от римских цифр, от их внутренней логики.

– Арифметика не моя стихия, – защищался Гринблад. – И что общего может быть у строгих, как архитектурные формы, чисел римлян с этой дикой путаницей?

– Математика – язык Бога. Давай разбираться вместе. Самые малые числа являются простым повторением единицы, – Хейджберн вооружился карандашом. – Это всего-навсего палка, кол: что у нас 1, что у римлян I, что у этих – Усвоил? Пойдем дальше.

Возьмем теперь двойку и тройку. Наши 2 и 3 происходят от тех же палок = и , соединенных связующими линиями при скорописи. Такая же система и тут: , 

– А пятерка, десятка? – заинтересовался Гринблад, вовлекаясь в игру.

– Римская V представляет собой половину X. Точно так же обстоит дело и с тысячью. М – от слова «mille» – появилось в поздний период. До этого писали Φ, отсюда D = 500. Наглядно?

– Вполне.

– Тогда понять остальное не составит труда:  = 10,  = 11 и так далее до  = 19, потом пойдет  = 20,  = 21… Уловил?

– Действительно просто, – явно обрадованный Гринблад не чаял, что сумеет так скоро разобраться. – А как быть с нагромождением на потолке?

– Придется малость поломать голову. Числа, хоть и высоких порядков, понятны, загвоздка в том, что за ними кроется, – Хейджберн направил лампу на плавный свод, сплошь покрытый клинописью, изредка перемежавшейся астральной символикой. – Будем идти от простого к сложному, но сначала займемся дробями.

– Только этого мне не хватало! Если бы ты знал, сколько я претерпел из-за них в школе!

– Никуда не денешься, парень, тут периодически повторяются одни и те же числа: 19 и дробное 11 ⁹/ ₁₀– Боюсь ошибиться, но я, кажется, понимаю в чем дело. Ты знаком с календарной системой?

– Лунно-солнечный год? – догадался Гринблад. – Только в общих чертах. Но с помощью таблиц смогу разобраться с любой системой.

– Отлично. Тогда пошли в трейлер, а то у меня от мертвечины в горле першит.

Выбравшись наружу, они, сгибаясь под дождем, побежали к трейлеру, оборудованному по высшему американскому стандарту.

– Следи за моими рассуждениями, – Хейджберн начертил овал и пересек его диаметральными линиями. – Зодиакальный круг в 360 градусов. Солнце обходит его за 365 дней, что составляет суточный путь чуть менее одного градуса.

– В среднем, – уточнил Гринблад.

– В среднем. С ноября по январь движение Солнца ускорено, с марта по июль оно замедляется до 56 минут. В среднем, опять же, период между двумя последовательными соединениями Солнца и Луны равен 29,5 дней.

– Лунация.

– Верно: лунация. Лунный месяц поэтому насчитывает либо 29, либо 30 дней. Отсюда вытекает, что двенадцать лунных месяцев охватывают 354 дня, что на одиннадцать меньше солнечного года. Через три года разница достигает 33 дней, и это вынуждает добавить тринадцатый месяц. Более точное совпадение начал обоих циклов дает число 19. Девятнадцать солнечных лет содержат 235 лунных месяцев, то есть 12 лунных лет по 12 месяцев каждый и семь високосных – по 13.

– Ментонов цикл?

– Циклическая схема вставок для согласования лунных и солнечных лет была уже в вавилонском календаре. Ментон безуспешно пытался внедрить ее в Афинах, что не помешало потомкам воздвигнуть ему памятник.

– Америку открыл Колумб, но назвали ее именем Америго Веспуччи. Современники не жалуют живых гениев… Где ты приобрел свои календарные познания?

– Прежде чем всерьез заняться физикой, я три года угрохал на магистерскую диссертацию по древним астрономическим системам.

– То-то я гляжу, ты тут, как рыба в воде… Лично я столкнулся с Ментоновым циклом исключительно в связи с хронологией. Без него – никуда.

– Он исключительно точен. Только через 310 юлианских лет вычисленное по нему новолуние расходится на один день. Не удивительно, что он и сегодня лежит в основе еврейских и христианских календарей. Тот же цикл проявляется и в вычислениях самых ранних индийских астрономов.

– Значит у нас есть исходная точка, которую проглядел Рашид?

– Не совсем. Число 19 он обнаружил с первого взгляда, а вот 11,9 действительно проглядел, вернее не понял, что оно означает, хотя разгадка лежала на поверхности. Ты-то догадываешься?

– Ни в малейшей степени. И что?

– Период обращения Юпитера.

– И хетты знали его?! – изумился Гринблад.

– От вавилонян, надо думать, если не от шумеров. Майяские и египетские астрономы умели читать «Книгу звезд». Ничего не скажешь!

– Без всяких оптических приборов… Как? Каким образом?

– Можно только догадываться, но не будем отклоняться от главного. Теперь следи внимательно. Как только почувствуешь слабину, сразу скажи. Все-таки я до конца не уверен… Жаль, что Рашид так быстро смотался!

– За два дня до твоего приезда он нашел у себя на постели свернувшуюся змею: эфу. По-моему, это его доконало.

– Что он говорил тебе об Эхнатоне?

– Только то, что ты уже знаешь. Там, на западной стене, Рашид обнаружил имя фараона. Оно упоминается в связи с войной между хеттами и страной Митанни. Дословно сказано следующее, – Гринблад заглянул в записи: «Пришел в Египет фараон-солнце, и стало солнце единственным Богом египетским. В тот год царь страны Митанни пошел на Финикию, но отступил из-за недостатка воды. Он заодно с бунтарями против фараона. Великий царь-солнце хеттов покорит все земли царя Митанни и Нахарины»… Дальше следуют пророчества на тысячи лет вперед, но он их еще не расшифровал.

– Не важно. По крайней мере мы располагаем исходной датой. Эхнатон, он же Аменхотеп Четвертый, вступил на престол в 1419 году до нашей эры, то есть, согласно всем правилам пересчета, 3413 лет тому назад. Верно?.. Тогда пойдем дальше. Лунно-солнечные вставки основываются на следующем соотношении: m лунных месяцев равны n солнечных лет. В случае девятнадцатилетнего цикла m = 235 и n = 19. Как уже отмечалось, обычный год включал в себя двенадцать месяцев, високосный – тринадцать, причем вопрос о вставке тринадцатого решался по состоянию урожая. У нас нет точных данных о средней продолжительности такого года. Отсюда возможны некоторые расхождения. Ты следишь?

– Пока все нормально, Брюс.

– Чтобы выразить продолжительность года в средних синодических месяцах, причем с учетом эфемерид, я получил следующее соотношение: 13,3 лет = 246,59 месяца.

– Можно не проверять?

– За достоверность ручаюсь.

– Давай дальше.

– В целых числах это выражается так: 810 лет = 10 019 месяцев. Следующий шаг такой: делим полученное ранее «эхнатоново» число годов на 810 и умножаем остаток на 10 019. Итого имеем: 42 200,028 месяца.

– Я что-то не совсем улавливаю, зачем тебе нужны сложные пересчеты?

– А затем и нужны, что на той же западной стене клинописными цифрами дано число 42 200! Скажешь, случайное совпадение?

– Не скажу, – Гринблад недоуменно наморщил высокий, с заметными залысинами лоб, – но это значит…

– Что пророчество, которое так и не смог прочесть твой турецкий приятель, адресовано нам. Оно приходится примерно на наше время. Может быть, на год спустя, учитывая погрешности счета.

– Тогда при чем тут Юпитер?

– Если мы разделим 3413 на 11,9, то получим 286,8. Клинопись дает целое число 287, что легко объясняется той же погрешностью. Иными словами, вот-вот должно наступить какое-то событие. От восшествия на престол Эхнатона его отделяет время, равное 287 полным оборотам Юпитера. Дата, таким образом, зафиксирована дважды и непосредственно связана с астральными божествами. Как хочешь, так и понимай.

– Но есть и третье число: двадцать два.

– Я рад, что ты не забыл, но, увы, это оказалось мне не по силам. Просто не знаю, что оно означает и, следовательно, никак не могу использовать в расчетах.

– А не заложить ли нам всю эту фантастическую цифирь в компьютер? Вдруг выявится какая-нибудь закономерность?

– Сначала придется составить программу. Я знаю, что Джеральд Хокинс проводил компьютерную разработку астроархеологических данных. Результаты были впечатляющие. В Карнаке, в частности, ему удалось вычислить точку восхода Солнца в эпоху Тутмеса и Хатшепсут. Ошибка составила сотые доли градуса. Но то была иная задача.

– Давай попробуем. Введем числа с коэффициентами пересчета. Вдруг что и получится? Все равно делать нечего.

– Так уж и нечего!

– Я про твой новый модулятор.

– Мне самому не терпится, но пока не установится погода, не рискну. Пробьет золотое покрытие: толщина-то доли микрона. Может, и вправду заняться?

– Поехали! – Гринблад склонился над терминалом. – Ты диктуй, а я наберу, – установив поудобнее кресло, он включил экран и ввел код. – Как тебе удалось заполучить этого умника Ли?

– Так уж вышло. Моей заслуги тут нет. По-видимому, Джонсон спроворил. Кто не клюнет на Нобелевскую?

– Считаешь, она ему обеспечена?

– Шансы солидные. И не забывай про крупное пожертвование в Нобелевский комитет. Как-никак такие вещи тоже учитываются.

Экран налился чистой лазурью тропических вод, но не успел Гринблад прикоснуться к клавишам, как ее разорвали какие-то вспышки и сверху вниз побежали черные горизонтальные полосы.

– Что за чертовщина, Брюс!

– Ну-ка? – Оторвавшись от записей, Хейджберн нехотя поднялся и через голову Гринблада глянул на штормящий экран.

Прямо на него смотрели из-под полуопущенных век остекленелые глаза аскета, сидящего, вывернув кверху пятки, на пятнистой шкуре.

Авентира двадцать третья
Река Ящерицы, Мексика

Теодор Вестерман сдул пыль с голубой керамической чаши и бережно протер ее замшевой тряпочкой. На фоне подглазурных трещин профиль зайца, заключенного в лунный диск, вырисовывался с рельефной отчетливостью. Черная полива придавала сморщенному носику очаровательного зверька плотоядное выражение.

Тридцатидвухлетний археолог-американист из университета Кларка радовался, как ребенок.

– Точно такое же изображение было на вазах, которые мы нашли на раскопках поселений индейцев мимберо в Нью-Мексико, – с видимой неохотой он возвратил чашу профессору Торресу. – И эти малиновые штрихи, и вспышка на небе… вот уж не думал, что всего за один сезон нам удастся совершить такое потрясающее открытие.

– Легко сказать: за сезон. Я искал ее всю жизнь и еще пять лет ковырялся в земле… Конечно, когда тебе прямо на голову сваливаются такие деньги, можно управиться и за сезон. Но вы не расслабляйтесь – нам еще копаться и копаться. Вот, когда будет прочитан последний знак, я смогу умереть спокойно.

– Вам ли думать о смерти, дон Хосе? Вы еще хоть куда: красавец-мужчина!

– Нет-нет, я свое уже выполнил в этой жизни. Она станет мне памятником, моя пирамида. Вас, синьор Вестерман, я назначу душеприказчиком. Пусть мой прах будет развеян над «Храмом Чисел».

– Душеприказчиком? – Вестерман свободно говорил по-испански, но не всегда понимал Торреса, перемежавшего речь специфически местными выражениями. – Con toda el alma patron, [64]64
  От всей души, хозяин (исп.).


[Закрыть]– ответил он с подчеркнуто кастильской куртуазностью. – Если не я самолично, то мои внуки. Ведь это будет так не скоро, дон Хосе.

– У тебя есть внуки?

– Я еще не женат.

– Пирамида, найденная профессором Хосе Сота де Торресом, находилась в вершине треугольника: Цилан – Чичен Ица – Ичмуль. Древние центры индейской цивилизации, подробно изученные археологами и добросовестно истоптаны башмаками туристов, хранили немало загадок, запечатанных в знаках и линиях. Но стоит ли обращать внимание на такие тонкости, если само существование Чичен Ицы – огромного, лежащего в руинах города в семидесяти милях от Мериды, и то ставилось под сомнение. «Обитель богов войны», неоднократно упоминаемая в эпосе майяского племени киче, вдоль и поперек исхоженная конкистадорами, искавшими сокрытое золото, привлекла внимание ученых только в 1924 году. И тут начались сюрпризы. Археологи из института Карнеги, едва приступив к раскопкам, обнаружили разительное несходство монументальных сооружений Чичен Ицы с архитектурными канонами майя. На колоннах и стенах храмов были высечены фигуры воинов с копьями и щитами. Их одежда из хлопчатобумажной ткани, головные уборы, оружие, сам ракурс фигур – все обнаруживало влияние чужеродной культуры. В круглой башне, поразительно напоминающей современную обсерваторию с характерным меридиальным куполом, скрывалась лестница, закругленная спиралью. Храм столь необычной конфигурации назвали «Караколем» – «Улиткой». Возведенный на мощной прямоугольной платформе, он возвышался над четко распланированными кварталами и площадями мертвого города, окруженными строгими периметрами колонн.

Площадка для игры в мяч, ставкой в которой был не кубок, не выход в высшую лигу, а жизнь, ничем не отличалась от тех, что были в городах майя. Те же стены и то же каменное кольцо, куда впритык влетал литой каучуковый шар. Пернатые змеи, что, оскалив зубастые пасти, обвивали лестничные пролеты и провалы дверных проемов, напоминали далекий Север: «Город богов» Теотихуакан, его «Пирамиду Солнца» и «Пирамиду Луны», храм Кетцалькотла, бассейны, торжища, гробницы «Дороги мертвых». Сходство было разительное: грифы, когтящие человеческие сердца, ягуары, распластавшиеся в смертельном прыжке, скрещенные кости в орнаменте, свитые в плотный клубок анаконды.

Зато боги дождя Чакмоолы – охранители стран света – опять-таки обнаруживали типично майяскую принадлежность. Подобрав острые колени и локтем упершись в землю, базальтовые гиганты равнодушно глядели в небо, где клубились набухшие тучи.

Но растрескались чаши без жертвенной крови, и яростный ветер гнал облачные рати к морским волнам, и были безмолвны каменные губы.

Ключ к разгадке нашли на Т-образном возвышении в центре главной площади. Причудливое строение было окаймлено рядами мертвых голов. Воистину зловещая буква тау оказалась символом смерти. Прежде ничего похожего не находили в покинутых поселениях майя.

По всему выходило, что на Юкатан вторглись какие-то свирепые ацтекские племена. Покорив родственных аборигенов, они заставили их поклоняться богам на свой лад, а позже, смешавшись с майя, сами заимствовали у них кое-какие черты. Но клеймо победителя утвердилось навечно.

Ацтекские мотивы и подсказали путь дальнейших поисков. В повествовании о Конкисте Берналя Диаса говорилось о стене – «цомпантли», где выставляли на всеобщее обозрение черепа пленников, приносимых в жертву богу войны. Фреска в «Храме Ягуаров» запечатлела сцену сражения, в котором свирепые воины в шлемах, украшенных головами зверей, избивают поверженных защитников обреченного города. Это была единственная роспись, где майя показаны побежденными. Как и на стенах гробниц фараонов-воителей, и на стелах ассирийских царей, здесь выпячено величие победителей и унижение покоренных.

В книге «Чилам Балам» пришельцы именуются ицами. Они явились из легендарного Толлана, основанного толтеками – учителями ацтеков. Покинув Мексику, ицы в поисках новых земель дошли до Веракруса, где и разделились на два потока: один направился в сторону гор Гватемалы, другой – вдоль восточного побережья Мексиканского залива – на Юкатан.

Инталию, изображавшую птицечеловека, удивительно похожего на знак кохау-роного-ронго острова Пасхи, Хосе де Торрес случайно заметил на платформе Караколя, у северо-восточной стены. Полустертая и выщербленная, она едва виделась в косых лучах заката, но, прорисованная на бумаге, живо напомнила Торресу, что точно такая же фигура уже встречалась ему в храмах Веракруса и на скальном обнажении близ реки Ящерицы. Туда, на северо-восток, к побережью, он и направил поиски.

Пирамида скрывалась внутри холма, поросшего колючим кустарником и кинжальной, в рост человека, травой. Прежде чем обнажилась первая каменная плита, пришлось пробиваться через девятиметровый пласт глины. Если не ицы-толтеки, то сама мать-природа позаботилась о том, как понадежнее упрятать сокровищницу сокровенной мудрости.

Близость океана давала знать о себе частыми и долгими ливнями. Сезон полевых работ длился от силы пять месяцев. Нечего было и думать о том, чтобы откопать сооружение целиком. Годы и годы уйдут на такую расчистку. Торрес начал с того, что выстроил с помощью местных крестьян добротный дом с патио и затененной верандой, оборудовал лабораторию и провел водопровод. Потом приступили к вырубке леса: без дороги нельзя было доставить на место землеройную технику, безвозмездно пожертвованную саперным батальоном, расквартированным в окрестностях Мериды.

Только на третий год удалось вскрыть «макушку» – верхний, проросший корнями пласт, под которым обнаружилась стена, сложенная из рельефных, плотно пригнанных блоков. На вершине пирамидальной платформы стоял неведомый храм. Когда щетками, сделанными из буйволиных хвостов, удалили налипшую глину, Торрес вплотную занялся иероглифическими рисунками.

Западную стену – оконные проемы были ориентированы на точки осеннего и весеннего равноденствий – сплошь покрывали цифровые символы. Преобладало число двадцать два. Графемы были представлены в различных вариациях:

Две последние, с изображением правой руки, преобладали над остальными. Даже орнамент, составленный из точек (единица) и линий (пятерка), навязчиво выпячивал именно этот числовой символ, выражавший какую-то трансцендентальную идею, а, возможно, и дату календарной мистерии. В чешуе Змея, замкнутым четырехугольником окаймлявшего стену, бесконечно повторялась все та же комбинация ямок и черточек.

По праву первооткрывателя Торрес назвал святилище «Храмом Чисел». Так оно и утвердилось после публикации первого сообщения в «Анналах археологии».

Барельефы из скрещенных рук, сходные с теми, что были найдены в Перуанских Андах, украшали фриз, чередуясь с мертвыми головами, а середину панно занимала фигура зайца в лунном, предположительно, круге. Оставалось только гадать, какие нити связывали Новый свет с Древним Китаем, где с незапамятных времен почитали любимого зверька владычицы ночного неба. Неиссякаемая плодовистость, не иначе, одарила его бессмертием.

Расчистка цоколя показала, что все четыре грани усеченной пирамиды прорезаны лестницами. Это лишний раз подтвердило предположение Торреса, что храм построен по образцу календарных, т. е. общее число его ступеней должно составить количество дней солнечного года. Гипотеза обрела плоть, когда обнажились пять цокольных уступов. Они символизировали те пять дополнительных дней, когда охваченные скорбью люди стремились умилостивить кровожадных богов. Теперь можно было с уверенностью утверждать, что каждая лестница, представляющая определенный сезон и страну света, насчитывает девяносто ступеней. Предстояло перелопатить тысячи тонн грунта, прежде чем новое чудо света предстанет во всей красе эзотерического космизма.

Астрономо-математические познания майя далеко превзошли жреческую мудрость египтян и шумеров. Майяские звездочеты с мрачным упорством стремились проникнуть в роковую тайну времени, где, как в омуте бездонного сенота, исчезали народы и города. Итогом многовековых наблюдений за ходом светил стала самая совершенная календарная система в мире, охватывающая немыслимую бездну в миллионы лет. Зачем, для каких неведомых целей понадобились такие многопорядковые вычисления? Как удалось определить продолжительность года с точностью, которую европейская наука сумела достичь лишь в конце прошлого века?

Разбирая сложную иероглифику числовых колонок, Торрес вновь и вновь пытался решить задачу, не имеющую решения. Если бы он только знал, что в тот самый год, когда, вопреки заверениям скептиков, была доказана великая теорема Ферма, в индейской деревеньке, заброшенной в сельве Кинтана-Роо, умерла хранительница бесценного наследия майяских астрологов. Чилан-пророк, прислуживавший последнему верховному жрецу Чичен Ицы, приходился ей пращуром. Беззубая, не знавшая грамоты старуха-лакандонка тихо опочила на своем, жестью обитом, сундучке, где осталась лежать тетрадь, сшитая истлевшими от времени нитками. Уникальный кодекс «О нескончаемых странствиях сонма богов», содержащий астрономические записи восемнадцати поколений, так и остался непрочитанным.

Для майя время никогда не являлось чистой абстракцией, определяющей последовательность событий. Они прозревали в его всепожирающей пасти нечто неизмеримо высшее – потустороннее, роковое. Оно мнилось одушевленной силой, по собственной воле творящей зло и добро. Его исчисленные, далеко назад и еще дальше вперед, циклы таили в себе милость и кару всемогущих богов. Каждое число было священно и охраняемо небом. Только астрологи знали, с чем сопряжены грядущий день, месяц, год – с дурным или благостным бременем, что нес на себе божественный страж.

Священный год «цолькин», состоявший из 260 дней, и гражданский «хааб», равный солнечному, определяли всю духовную и повседневную жизнь, составляя ядро необычайно сложной мировоззренческой системы. Каждый день – «кин», и месяц – «виниль» отмечались собственным знаком и именем. Год – «тун» – насчитывал восемнадцать двадцатидневных виналей. Двадцать тунов обнимал «катун» из 7200 дней, двадцать катунов – «бактун» (144 000), двадцать бактунов – «циктун» (2 880 000) и так до «алаутуна» из 23 040 000 000 суток. Вся история прямоходящего потомка обезьяны терялась в этом алаутуне, в шестидесяти четырех миллионах просчитанных лет.

Торрес обратил внимание на дату, проставленную под ушастой головкой зайца: 9.11.5.0.0. Она читалась легко: 9 истекших бактунов, 5 тунов, а вместо виналей и кинов стояли знаки нуля – пустоты, впервые в истории обозначенные цифрой. Подставив числовые значения циклов, он получил дату, соответствующую 627 году.

Что она означала? Возведение храма? Небесное явление? Природный катаклизм? Лучше было вовсе не думать об этом. Соизмеряя десять, от силы двадцать, лет остающейся жизни с каким-нибудь алаутуном, помеченным звериной мордой, можно было сойти с ума.

Контракт, заключенный с корпорацией «Эпсилон X,» и университетом Кларка, позволил существенно расширить фронт работ. Ежели возможны чудеса в нашем мире, то к молитвам и заклинаниям надобно добавить толику хрустящих бумажек. Без них едва ли мыслимы волшебные превращения.

К началу сухого сезона удалось очистить от земли внутренние помещения храма и всю верхнюю площадку пирамиды: от головных уступов цоколя до первых ступеней лестниц.

– Майяская классика, – удовлетворенно вздохнул Теодор Вестерман, любуясь четкими линиями орнамента. – Как тщательно пригнаны камни! Строго, лаконично и, вместе с тем, запредельно. Удивительное понимание перспективы. Ощущение, как от неэвклидовой геометрии: параллели смыкаются в бесконечности.

Торрес ограничился нечленораздельным междометием и окликнул толстую индеанку, шаркавшую метлой из колючек. Солнечные лучи едва пробивались сквозь клубы пыли.

– Сколько можно, Тереза! Совершенно бессмысленное занятие, – он обернулся к Вестерману. – Видите, чем она занимается?.. Внутри надо вымести, внутри! Возьми себе в помощь женщин, и чтобы через час пол сиял, как зеркало.

«Легко сказать», – подумал Вестерман.

– Прикажете вымыть, дон Хосе? – отставив метлу, толстуха отерла лоб наружной стороной ладони.

– Воду ведрами носить будешь? – подбоченясь, подступил к ней Торрес. – Видели идиотку?.. Убирайся, и чтоб я тебя больше не видел!

– Как хотите, дон Хосе. Так я позову Кармелиту с Эстеллой?

– Зови, кого хочешь! О, святой Себастьян!.. Вы, кажется, что-то сказали, коллега, – спросил он уже совершенно иным тоном, столь же скоро остыв, как и впал в раздражение.