Текст книги "Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

– Но как же без маски и прочего? Мы вложили такие средства, а самые ценные вещи, оказывается, давным-давно утекли?

– Вы же не намеревались извлечь прибыль? Ведь все, что там есть, останется в Египте! – впервые повысил голос Сориал. Лорд не понимал самых простых вещей, а он не понимал тупого упрямства лорда. – Ваша компания ничего не теряет. Фрески практически не пострадали, и вы можете приступить к съемкам в любой момент.

– К съемкам? – у бедного сэра Грегори голова шла кругом. – Да, съемки… Как быть с похищенной атрибутикой?

– Сделаете муляжи.

– Муляжи? Верно… Однако постойте, мистер Сориал! Мы отвлеклись от главного! Кому в конце концов принадлежит ваша могила? Не фараону?

– Моя могила, милорд, – египтолог не скрывал иронии, – не принадлежит фараону в том смысле, как вы это понимаете. На самом же деле она принадлежит именно фараону.

– Оставьте ваши шутки, мистер Сориал. Я не любитель софистики. Жду от вас прямого и ясного ответа.

Вы старый человек и должны понимать, что мы попали в сложное положение.

– Мы оба с вами не молоды, сэр. У меня и в мыслях не было морочить вам голову. Позвольте, однако, объясниться по существу. Вы хотите знать, принадлежит ли гробница фараону?

– Именно так, ибо успех предприятия в конечном счете зависит от вашего ответа. Нам нужен фараон!

– Не сочтите меня за педанта, но мне придется дать некоторые пояснения. Слово «фараон» пришло к нам, как известно, из Библии. Оно образовано от египетского пер-о, что значит «высокий дом». Обнаруженные нами мумии – их оказалось две, мистер Уорвик, – безусловно, принадлежат к «высокому дому», т. е. к августейшей семье. Не хочу вас разочаровывать, но это женщины, сэр.

– Женщины! – вскричал Уорвик. – Вы уверены?!

– Смею напомнить, что существуют неоспоримые признаки, позволяющие отличить мужчину от женщины, – в том же сдержанно-почтительном, но на грани подтрунивания, тоне отвечал Сориал. – На арабском их названия звучат вполне благопристойно: «зебб» И «фардж». Автор «Тысячи и одной ночи» оперирует ими с неподражаемой простотой. Так вот, если вам угодно взглянуть на рентгеновские снимки, вы сможете убедиться, что я не ошибся: это, безусловно, «фардж», милорд. По предварительной оценке – мать и дочь. Царица Египта и юная принцесса.

– Только арабских сказок не хватало на мою голову! Я должен увидеть собственными глазами. Немедленно!

– Что именно? «Фардж»? Боюсь, что это сопряжено с некоторыми трудностями. Мы не смеем обнажать царственные останки. Даже грабители оставили нетронутыми внешние покровы. Вполне достаточно снимков, уверяю вас. Снять бинты возможно только в лаборатории. Это весьма длительный и кропотливый процесс.

– Вам виднее, – как-то сразу сник Уорвик. – А мистер Джонсон знает, что это?.. Я имею в виду женщин.

– Едва ли. Он приезжал сюда только на один день, когда мы подняли камень, скрывавший вход в погребальную камеру. Последующие исследования, включая рентген, проходили уже без него. Они заняли около трех недель.

– Обидно. Я как раз находился тогда на борту моей яхты… где-то между Сицилией и Мальтой.

– Вы прибыли сюда на своем корабле?

– В Луксор? – Уорвик изумленно поднял брови. – Слишком трудный фарватер. У меня нет даже навигационных карт Нила. Нет, яхту пришлось оставить в Александрийской гавани… Как же нам связаться с мистером Джонсоном? Женщины абсолютно меняют первоначальный сценарий. Абсолютно… Я должен без промедления возвратиться в гостиницу и дать факс.

– Почему бы не сделать этого здесь? Вам набрать на компьютере?

– Да, будьте любезны.

Они прошли в офисный отсек к терминалу.

– «Эпсилон-Пикчерс»? – спросил Сориал, включая компьютер.

– Нет, в Бостон, главную резиденцию.

– Давайте текст, сэр. Номер и код у меня под рукой.

– Доктору Питеру Д. Джонсону, Бостон, штат Массачусетс, – начал диктовать Уорвик, нервно расхаживая вдоль узкого прохода между обитыми стальной полосой ящиками. – Дорогой Питер! Спешу засвидетельствовать Вам мое почтение… К сожалению, у меня для вас неважные новости… Найденные в вашем присутствии объекты, по мнению эксперта, принадлежат к другому… Нет, мистер Сориал, зачеркните «к другому»… Лучше – «к противоположному полу». Меняет ли это первоначальный план? Срочно жду указаний. Искренне Ваш Грегори Уорвик… Готово?

– Готово, сэр. Можно посылать?

– Посылайте, Сориал, с Богом.

Через несколько минут поползла бумажная лента с ответным посланием.

– «Грегори Уильфриду лорду Уорвику, – прочитал Сориал, небрежно оборвав лист. – Дорогой сэр! Как я уже имел честь сообщить, мистер Джонсон находится в настоящее время в отъезде. Я оповестил его о Вашем телефонном звонке, и он заверил меня, что свяжется с Вами при первой возможности. Мне поручено поставить в известность Вас и профессора Бутроса Сориала, что на следующей неделе в Луксор прибывает группа со специальной аппаратурой. Прошу организовать встречу. О дополнительных подробностях Вы будете проинформированы по мере их поступления. Ваша последняя информация в данный момент уже передается мистеру Джонсону. С неизменным почтением Стенли Ф. Резор. «Эпсилон X,», Бостон, Массачусетс.

– Готов биться об заклад, что это пройдоха Гринблад! – обрадовался Уорвик. – По-моему, наши дела не столь плохи, как это могло показаться?

– По-моему, тоже, милорд.

– В таком случае я позволю себе еще один глоток виски.

– Надеюсь, это не помешает вам совершить небольшую экскурсию?

– В город?

– Нет, сэр. В подземелье.

– Я не застряну в вашей пустыне?

– Лодки дежурят всю ночь, но я советую переночевать у нас. Есть свободная комната, если можно так назвать.

– Но я еще даже не обедал!

– Думаю, у меня найдется, чем вас угостить. Свежую рыбу и овощи привозят каждое утро.

– Что ж, – задумчиво протянул сэр Грегори, выискивая новые аргументы. Теперь, когда все как будто устроилось, ему вовсе не улыбалось лезть в шахту. И, главное, ради чего? Чтобы полюбоваться перебинтованными мощами? Положение, однако, обязывало. Noblis oblige! – Давайте, если вам так уж хочется.

В павильоне, разделенном переносными щитами на отдельные секции, судорожно попыхивали далеко разбросанные одна от другой газосветные трубки. В синеватом мерцании на лице Сориала обозначились глубокие тени. Оно показалось Уорвику незнакомым и неживым.

– Идите за мной, – предупредил египтянин. – В нашем лабиринте можно и заблудиться.

Миновав несколько складских помещений – поворот следовал за поворотом, но всегда под прямым углом, – они остановились перед большой бронированной дверью, на которой висел внушительных размеров амбарный замок.

– Вход в сокровищницу?

– В преисподнюю, так будет вернее, – без тени улыбки произнес Сориал. Прежде чем отпереть замок, он отворил дверцу жестяного пенала. – На всякий случай наденьте каску, – указал на полку, где лежали шахтерские шлемы с фонариками и сумки с аккумуляторами.

– Зачем? Вы же говорили, что там есть свет?

– А если вдруг вырубят? И вообще мало ли что может свалиться на голову в таком месте.

Замок открылся с омерзительным скрежетом.

Авентира пятнадцатая
Москва, Россия

– Многократная виза на шесть месяцев, – сказал Джонсон, выложив перед Борцовым стопку каких-то бумаг с красным общегражданским паспортом сверху. – Ваш билет: летите первым классом в субботу.

– Успею ли собраться? – обмерев сердцем, затосковал Ратмир. Он был растерян и смят. Все случилось настолько скоропалительно, что его на мгновение обуял страх. Но тотчас спасительная мысль промелькнула: Гавайи! Верные, испытанные друзья: профессор Никколс, аббат Ким Вон Ки, Линда Кинг и Линь, чудесный дзен-мастер и заклинатель дождя. Еще раз увидеть Гавайи, и пусть будет, что будет.

– Ваш вклад в Нью-Йоркском банке, – словно не расслышав, продолжал перечислять Джонсон, методично разбирая сколотые оранжевыми скрепками бланки. – Это формы на кредитные карточки. Они уже заполнены, – объяснил он, передавая анкетку с каким-то античным героем в зеленом овале. – Вам остается только поставить подпись… Здесь и здесь. – На другом листке фирменная марка изображала две пересекающиеся окружности: оранжевую и желтую. – Для начала, думаю, этого хватит. С «Америкэн Экспресс» и «Еврокард» вы в любой стране будете чувствовать себя, как рыба в воде. Банкоматы работают круглые сутки, без выходных и праздников.

Борцову не раз приходилось видеть, как прямо на улице из латунных щелей вылетают новенькие банкноты. Проносятся автобусы, пролетают машины, снуют прохожие, а какой-то юнец в затрапезных джинсах, знай себе, нажимает на кнопки, вылавливая денежки из стены дома. Сцена напоминала кино из другой жизни: «Не для меня, не для нас». Даже теперь, когда в России тоже появились кредитные карточки, он остался почти на той же позиции: «Не для меня». И в самом деле, лично для него это была такая же недоступная и, главное, ненужная роскошь, как собственный факс, телефон сотовой связи или какой-нибудь пейджер. Судьба, выкинув негаданный фортель, распорядилась, однако, по-своему.

Подпиравшая горло тоска куда-то отхлынула. Не в деньгах дело и не в удобствах. Пластмассовая таблетка с магнитным шифром сулила нечто больше – независимость и свободу.

Он бегло просмотрел заполненные графы: имя, фамилия, год рождения. С этим все было ясно. Банковские номера и место работы – Джонсон указал «Эпсилон-Пикчерс» – тоже не вызывали вопросов: «Ему виднее». Не то, чтобы удивление, но некоторую настороженность вызвал лишь домашний адрес: 1017 Парк Авеню, Бостон, штат Массачусетс.

– Я буду жить в Бостоне?

– Там живу я, – улыбнулся Джонсон. – Но к чему зарекаться? Возможно, вам и придется погостить у меня пару дней. Обещаю, что будет ничуть не хуже, чем в нью-йоркской «Плаза».

– Я как-то останавливался в «Милфорд-Плаза», – вспомнил Ратмир, печально покачав головой. Это и в самом деле была нервотрепная командировка. На пятый, кажется, день сбили корейский «Боинг», и американцы закрыли «Аэрофлот». Нужно было думать, как выбираться. Пришлось переехать в советскую миссию. Там помогли переоформить билет на чехословацкую компанию.

– «Милфорд» классом пониже, – пояснил Джонсон, – но тоже приличный отель. Там обслуживают международные авиалинии. Куда ни глянь, сплошь стюардессы. Больно много суеты. – С первой встречи он понял, насколько скромен и непритязателен Борцов. Ему искренне захотелось возвести его на достойный уровень, вырвать из замшелой паутины убогого быта. Это раскрепостит душу, даст пищу воображению. Сколь ни богата фантазия, она все-таки нуждается в притоке ярких впечатлений. – Подписали?

Ратмир кивнул и, уже не глядя, подмахнул картонку с апельсинами «Еврокард»:

– Очень хорошо! Теперь подпишите, но только вверху, дорожные чеки. Вторая подпись – на глазах у кассира.

– Я знаю.

– А это на всякий случай, – Джонсон вынул перетянутую резинкой пачку стодолларовых билетов.

– Спасибо, – залился краской Ратмир. – Куда мне столько?

– Спасибо за что? Все деньги с вашего счета. Вот банковское уведомление, а вот и квитанция для таможни. Теперь, кажется, все.

– Право, я вам крайне признателен. Вы так блестяще распорядились… Для меня это все темный лес.

– Ну, не такой уж темный, Тим, как я успел заметить. Дорожные чеки не в новинку для вас.

– Всякий раз, когда мне их давали, я внутренне содрогался, – смущенно улыбнулся Борцов. – В банке почему-то берут слишкрм большой процент. При моих скудных командировочных это оказывалось довольно чувствительно.

– Наверное, ваши чеки были в расчетных рублях? – понимающе улыбнулся Джонсон. – С этими вам нечего опасаться.

– Теперь это уже не имеет значения. Благодаря вам я богач.

– Постучите по дереву, чтобы не сглазить. И не забудьте, что это только аванс, который надо отработать… Кстати, по поводу работы. Чуть не забыл! Чтобы у нас с вами не возникло неприятностей с налоговой службой, следовало бы оформить «Зеленую карту». Как вы на это смотрите? Вид на жительство дает право работать и, что куда важнее, зарабатывать. Кроме того, не нужно будет думать о визе, когда истекут шесть месяцев. Время быстро летит, не заметишь.

– Еще год назад я бы сто раз подумал, как бы чего не вышло.

– А сейчас?

– Сейчас это самое обычное дело. О том, как все может обернуться потом, не хочу даже думать. Давайте оформим, если так нужно.

– Тогда придется поторопиться. Документы должны быть поданы по месту жительства.

– Какие документы?

– Анкета. Я сегодня же возьму в консульстве, все, как следует, заполню, а вы подпишете. Даете полномочия?

– Само собой разумеется… Но я слышал, это долгая канитель? Проходит несколько месяцев, прежде чем вызывают на собеседование.

– Надеюсь, нам повезет. Америка заинтересована в людях, которые умеют зарабатывать честные деньги и платят налоги.

– Простите, я забыл о ваших возможностях.

– У вас в коридоре я успел заметить фотографию, которую не разглядел в прошлый раз. Вы, кажется, засняты там рядом с Рональдом Рейганом?

– Не рядом! Президент и миссис Нэнси Рейган сидели за почетным столом, а наш столик случайно оказался поблизости.

– В таких делах случайностей не бывает… Можно как следует рассмотреть?

– Сделайте одолжение, – Ратмир включил свет.

– Вашингтонский «Хилтон»? По какому случаю прием?

– Завтрак в честь национального……

– А кто этот, в чалме?

– Казахстанский муфтий из нашей делегации. Здесь еще московский раввин и бывший председатель бывшего Комитета защиты мира. Пригласили всего четверых.

– Я читал о вашем визите в «Вашингтон Пост». Напомните, когда это было?

– У меня сохранилось приглашение. Попробую найти.

– От чьего имени приглашение?

– Палаты представителей.

– Обязательно отыщите, Тим. Никогда не знаешь, что может пригодиться. Если есть визитки сенаторов и конгрессменов, тоже гоните сюда, а я пока полюбуюсь вашей библиотекой.

Мнение о библиотеке, недвусмысленно отражавщей широкий круг интересов и языковые возможности владельца, не нуждалось ни в подкреплении, ни в пересмотре. Единственное, что интересовало Джонсона, были фотографии на полках. Особенно та, где Борцов стоял на трибуне у памятника Тельману. На переднем плане был Ельцин у микрофона, а по обе стороны от него чуть ли не весь тогдашний синклит, знакомые все лица: Михаил Сергеевич, Лигачев, Пономарев, Вадим Медведев и Вадим Загладин, Шахназаров, Георгий Лукич Смирнов. По обе стороны от генсека – Хоннекер и Мисс.

«Легко догадаться, что запечатлено торжественное открытие памятника, – размышлял Джонсон. – Ельцин еще секретарь Московского комитета, Горбачев еще не президент, а Берлинская стена стоит нерушимо, как Варшавский договор. Кто бы мог подумать, что не пройдет и пяти лет, как мир перевернется вверх дном! Так и хочется крикнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!». Как сюда затесался мой герой? Тоже не составляет труда вычислить. Роман о поединке красного Тедди с коричневым Адольфом. Если бы победили коммунисты, вместо Освенцима был бы еще один филиал ГУЛАГ а. В гестапо работали пять тысяч штатных сотрудников, в штази маленькой ГДР – во много раз больше. Снимок на рубеже эпох. Любопытно, даже более чем… Лигачев в полной силе, но Яковлев уже вернулся из Канады. Лодка, которую столько раскачивали, черпнула бортом. Восторженная, на целую полосу, статья в «Нойес Дойчланд», подвал в «Правде» и, наряду с этим, разносные филиппики в «Советской России»: «Под предлогом разоблачения нацизма и его карательных органов автор пытается проводить кощунственные аналогии, бросая тень на коммунистическую партию…». И далее в том же духе. Сколько лет они могли еще продержаться при таком разброде в верхах?»

Возвратился обескураженный Борцов: не нашел пригласительного билета.

– Ничего, Тим, – успокоил Джонсон. – Не берите в голову, не так уж это и важно. Просто хотелось уточнить дату. Привычка – вторая натура… Но это, надеюсь, вы помните? В каком году? – постучал он ногтем в стекло.

– В восемьдесят шестом, по-моему. Или уже в восемьдесят седьмом?

– Лично для вас это что-нибудь значило?

– Еще бы! Транслировали по телевидению, по всем каналам. Эффект, впрочем, был двоякий. Больше неприятностей, чем ощутимой пользы.

– Сильно трепали в тот период?

– Не так, как раньше, но имело место.

– Вы не пытались поговорить с кем-нибудь из них? – Джонсон указал на фотографию. – Чтобы соломки подстелить?

– Кое-кого я и раньше знал, но там другое дело… Не та обстановка. С Кузьмичем, впрочем, за ручку подержался.

– С Лигачевым?

– Он тогда был завален доносами на мою книгу о колдовстве. Писал резолюции «разобраться».

– И разобрались?

– Не резво. Намечалось судилище в Академии общественных наук, еще где-то, но в отделе пропаганды нашлись защитники. «Правда» опять же помогла, хоть и дала аннотацию вместо рецензии. Какой-никакой, а сигнал. И вообще я тогда уже ничего не боялся. Что они могли со мной сделать? Поезд ушел.

– Интересно, какие чувства вы сейчас испытываете?

– Никаких. Все отгорело, быльем поросло.

– Все же?

– «И с отвращением читаю жизнь свою»…

– «Но слов»… – мгновенно подхватил Джонсон.

– «Не стираю».

– Грандиозно! Пушкин сказал за нас, за вас, русских, – поправился Джонсон, – все. И вообще великие. От Державина до Ахматовой и Цветаевой. Что ни строка, то афоризм. «Они любить умеют только мертвых».

– Они, – подчеркнул Ратмир, никого не умеют любить. Посмотрели бы вы на наши кладбища. В детстве я жил на Можайке, теперь это Кутузовский проспект…

– Там, вроде, и Брежнев обретался, – продемонстрировал осведомленность Джонсон, – а потом Хасбулатов вселился в его аппартаменты, Руслан Имранович?

– Как раз по той стороне и были два кладбища: русское и еврейское. Даже остановки так назывались. Мы там курили на переменках у обрыва Москвы-реки. На моих глазах выворачивали плиты, бульдозером разрывали могилы. Черепа валялись на каждом шагу. И брежневский дом, и все те, цековские, что рядом, в прямом, да и в переносном смысле, построены на костях.

– Грустная картина, – задумчиво протянул Джонсон. – А как вы вообще относитесь к кладбищам?

– Без особых эмоций… Однажды в Париже, в отеле «Ибис», мне дали номер с видом на кладбище. По странному совпадению, было это в канун дня Всех святых, когда мертвые покидают свои жилища. Представьте себе, что я полночи просидел у окна в тщетной надежде увидеть хоть огонек на могиле. – Ратмир невесело усмехнулся. – Вы не подумайте, я вовсе не суеверен. Просто такая дурь нашла. Было одиноко и скучно, а телевизор осточертел. В рыбном магазинчике рядом с гостиницей я купил дюжину великолепных устриц, а лимон мне дали впридачу. Словом, я остался доволен.

– Чем? Устрицами, или неудачей эксперимента?

– Устрицами, безусловно, а насчет неудачи – не уверен. Я и мысли не допускал, что могут разверзнуться могилы. Но раз уж так совпало, этот день и мое окно, захотелось отдать дань романтической легенде. Люблю средневековье!

– Милая история, мне понравилось… Это тот «Ибис», что на Пляс де Клиши?

– Вы знаете?..

– Париж? Думаю, да. Есть два «Ибиса», но только один из них соседствует с кладбищем. Cimetiere Мопmartre… Мне приходилось бывать в тех местах. Рядом с «Ибисом» отель «Меркюр»… Я даже помню ваш рыбный магазинчик! Там еще был аквариум с лангустами… Вы даже не подозреваете, насколько приятен мне ваш рассказ, какие мысли и ассоциации он вызывает. Может, как-нибудь я тоже сумею позабавить вас похожей историей. А сейчас давайте прощаться. Спасибо за интересную беседу, вообще… за все. Анкету вам в течение часа завезет мой шофер. Увидимся в субботу, уже в самолете. Еще раз советую, не утруждайте себя багажом.

– Но я должен взять с собой хотя бы книги! Без них мне трудно будет работать над сценарием.

– Лучше составьте подробный список. Все, что вам нужно, получите на месте. У нас компьютерная связь со всеми крупными библиотеками.

– Как просто и легко вы решаете вопросы! Право, в этом есть что-то мефистофельское.

– Мы уже рассуждали с вами на эту тему.

– И вы убедили меня, что я не Фауст.

– Надеюсь, что так… У Гете есть одно место, которое он почему-то не включил в окончательный вариант. Жаль! Мефистофель высказывается напрямую:

Два чудные дара Вам милы всегда Блестящее злато И большая…

– Мне оно тоже нравится. В переводе Холодковского. Он более точен, чем пастернаковский.

– Видите, как совпадают наши вкусы? Мефистофельская сентенция косвенно подтверждает ваше интуитивное – скажем так – подозрение. Не я, но мои деньги, в конечном счете, развязывают все узлы, а в золоте действительно есть что-то дьявольское. В золоте и женской плоти.

– Женской – для мужчины, для женщины – в мужской.

– Не могу не согласиться, хотя я думал несколько о другом. Кстати, живя у подножья веселого и легкомысленного Монмартра, в двух шагах от Пляс Пигаль, вы в грустном одиночестве охотитесь за тенями. Экстравагантная причуда, отвечающая вашему умонастроению? Не лучше ли было «снять», как теперь выражаются, хорошенькую парижаночку? Что вам мешало? Средства?.. Допускаю, иначе зачем было останавливаться в двухзвездочной гостинице. Однако вы, не задумываясь, берете дюжину устриц. Недурно. Начало ноября – самый сезон для жирных моллюсков Нормандии. Но стоит это удовольствие не так уж мало. Франков сто?

– Восемьдесят.

– А свободная любовь?

– Не знаю, меня это не интересовало.

– Из принципа?

– По двум причинам: СПИД и любовь, настоящая любовь.

– Причина, собственно, одна – второе детерминирует первое, но ответ достойный, – кивнул Джонс. Он, надев плащ. – Между прочим, не далее, как вчера, пришло сообщение, что в «Долине царей» вскрыта неизвестная усыпальница времен Эхнатона. Или Тутанхамона? В ней обнаружили мумии двух молодых и, возможно, некогда обворожительных женщин. Мы с вами обязательно там побываем… На сем прощайте и позвольте мне выйти тем же путем, что привел меня в вашу башню из слоновой кости. Благо, я не вижу над дверью пентаграммы, что смутила в свое время столь уважаемого нами героя Иоганна Вольфганга Гёте.

– Только деревянная маска Царицы нагов из Шри-Ланки.

– Хорошая маска, но нас этим не запугаешь. Она воздействует лишь на ланкийских чертей.

Астрофизическая лаборатория Лоуэлл, Штат Аризона

Доктор Ойджен Шумейкер, его жена Кэролайн и Дэвид Леви рассматривали обработанный компьютером снимок области Оорта, «черного мешка», где собираются, обогнув Солнце по вытянутым орбитам, кометы. «Волосатые звезды», как назвали их греки, – вестницы потрясений и бед.

Цепь из круглых пятнышек меньше всего напоминала кометный шлейф.

– Похоже на нитку жемчуга, – заметил Дэвид Шумейкер.

Срочно подняли снимки, сделанные в предыдущие годы. Компьютер сравнивал, отбрасывал лишнее, сопоставлял. Вычислялись орбиты, отклонения, взаимодействие гравитационных полей. Звездное время, как на прокрученной назад киноленте, пошло вспять, и мелкий бисер слился в жемчужину. Загадочный объект обнаружили на снимках двадцатилетней давности. Как и ожидалось, это была комета со всеми положенными аксессуарами: ядром и шлейфом.

– Как можно было ее не заметить? – удивился обрадованный Леви.

– Прозевали, – отрезала Кэролайн.

Расчеты показали, что год назад «волосатая звезда» прошла вблизи Юпитера, но под влиянием могучих сил притяжения раскололась на двадцать один кусок. Вскоре заметили еще одну крохотную точку, и число осколков увеличилось на единицу. Каждому, согласно месту в строю, присвоили соответствующую букву латинского алфавита: от А до V. Новое небесное тело получило имя «Шумейкер-Леви-9» (5L-9).