Текст книги "Феникс (ЛП)"

Автор книги: Энтони Рейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Привет, Кэти. Рада знакомству с вами.

– Вижу, вы двое – новые соседи, – говорит Дебора с легким отвращением, которое я могу объяснить лишь увлечением Фениксом.

– Верно, – резко говорит Феникс, а затем продолжает. – Я иду на рынок вместе с Евой. Так что, если вы нас извините, нам пора.

– Да, все нормально. Дай нам знать, если изменишь мнение насчет Гор. Совета, – говорит Кэти.

Дебора с подозрением переводит взгляд с меня на Феникса. Она прекрасно знает, что он просто пытается сбежать и использует рынок как оправдание.

– Обязательно, Кэти, – говорит он, прежде чем подойти ко мне ближе и взять за руку. Мои пальцы идеально скользят между его, будто его рука создана для моей.

Мне лучше избегать таких романтических мыслей.

Глаза Деборы практически выскакивают из глазниц. Секундой позже Феникс ведет меня по дорожке подальше от них. Я скованно машу женщинам на прощанье; слишком занята, пялясь на наши сплетенные руки. И внезапно я осознаю, что никогда, на самом деле, не держала мужчину за руку; по крайней мере, не в таком ключе.

– Интересно, почему они не попросили помочь с Советом и меня? – с изумлением размышляю я, чтобы отвлечься от того, какое место занимает держание за руку.

– Ты новенькая. Деборе не нравятся незнакомцы. Или симпатичные молодые женщины, если уж на то пошло. – Он смотрит в мою сторону и подмигивает.

Симпатичная! Мне приходится сдерживаться, чтобы не ухмыльнуться, как идиотка.

– Ой.

Феникс громко вдыхает и выдыхает.

– Свежее утро, – говорит он.

– Так и есть. Так ты действительно хочешь пойти на рынок вместе со мной, или ты просто пытался убраться от Деборы и Кэти?

Он сжимает губы.

– И то, и то.

Мы продолжаем нашу прогулку в тишине, пока не добираемся до рынка. Здесь очень людно. Мы медленно переходим от ларька к ларьку. Я покупаю некоторые вещи, пока Феникс безмолвно смотрит рядом.

– Ты собираешься что-нибудь купить? – спрашиваю я.

– Здесь нет ничего, что мне сейчас нужно, – отвечает он. – В любом случае, ничего из того, что я могу купить. Из-за глубины его слов в животе порхают бабочки.

– Так, кажется, я нашла все, что искала. Нужно возвращаться.

– Хорошо.

Кажется, сегодня он не в настроении для разговоров, не смотря на его воодушевляющее приветствие. Когда мы поворачиваемся, чтобы уйти, я замечаю, что к нам, широко улыбаясь, приближается Маргарет. За ней следует пожилой мужчина, полагаю, ее муж.

– Ну здравствуй, Ева, – тепло говорит она, в ее глазах загорается огонек волнения, когда она смотрит на Феникса. Думаю, то, что мы вместе, кажется ей увлекательным.

Она снова смотрит на Феникса.

– И тебе привет, Феникс. Не знала, что ты закупаешься на этом рынке.

Он смотрит на нее без улыбки. Очевидно, она выуживает информацию.

– Я и не закупаюсь. Я здесь с Евой, – отвечает он.

Улыбка Маргарет слегка дергается от его ответа без излишеств. Она снова фокусирует свое внимание на мне.

– Так я увижу тебя на обеде?

– Конечно. Не могу дождаться.

– Очень хорошо. Приготовлю жаркое. На самом деле, Феникс тоже мог бы прийти. Если захочет.

– Я уже договорился о встрече на это время, – без колебаний отвечает Феникс.

Теперь на лице Маргарет нет улыбки совсем.

– Ох, что ж, какая жалость, – она прочищает горло. – Хорошего вам дня. Удачных покупок.

И с этим она уходит с, кажется, немым мужем на буксире.

Пока мы идем домой, я спрашиваю Феникса, уверен ли он в том, что не хочет пойти к Маргарет со мной.

– Может, будет весело, – говорю я, хоть и прекрасно знаю: Маргарет не может сделать ничего, что покажется такому мужчине, как Феникс, веселым.

– Как я уже сказал, мне нужно кое-где быть. И в любом случае, я считаю, что лучше провести вечер, вырывая себе ресницы, чем идти к Маргарет на обед. Спасибо.

Мой рот образует круглое “О”, прежде чем я смотрю на него и вижу смех в его глазах.

– Ты злюка. Неужели она такая плохая?

– Она шумная. Не люблю людей, которые пытаются сунуть нос в мои дела.

– Но это же безвредно. Ты же знаешь, такие уж старушки.

Теперь он будто трезвеет.

– Старушка или не старушка. Если ей удастся понять, кто я на самом деле, это будет далеко не безвредно, Ева.

– Кто ты на самом деле? – мягко спрашиваю я.

Он перестает идти и встает передо мной.

– Я приехал сюда, потому что тут тихо и мало народу. Думаю, ты выбрала это место по тем же причинам. Я прав?

– Да, прав.

– У нас есть прошлое, от которого мы хотим сбежать. Мое исчерчено жестокостью и смертью. А сейчас я живу мирной жизнью. И прошу лишь, чтобы люди не лезли в мои дела и тогда я буду держаться подальше от них.

Я сглатываю.

– Думаю, это разумно.

Он поднимает руку, чтобы кратко коснуться моей щеки, и грустно улыбается.

– Ты не собираешься спрашивать меня про жестокость и смерть?

– Если и когда ты захочешь, ты мне расскажешь.

Он глубоко вдыхает.

– Ты слишком хороша. – Замолчав, он на секунду поднимает взгляд к безоблачному небу. – Слишком хороша для таких, как я.

После этого он поворачивается, чтобы уйти, но я хватаю его за руку, останавливая. Его взгляд направлен на ту мою руку, что касается его.

– Посмотри на меня, Феникс.

Он так и делает.

– Я знаю плохих людей, и ты не один из них. Что бы там ни было в твоем прошлом, знаю – это не твоя вина. Я вижу тебя. Чувствую твой свет.

Я встаю на носочки и мягко целую его в подбородок. Когда я отстраняюсь, он кладет ладонь мне на лицо. Его тепло пронизывает каждую клеточку моего тела.

– Ты прощаешь меня за все мои грехи, дорогая?

– Насколько могу судить, прощать здесь нечего.

Он окидывает меня взглядом. В это мгновение я чувствую, будто он может меня поцеловать, но потом его рука соскальзывает с моего лица по шее, по плечу и по кисти, чтобы коснуться моей ладони. Как и раньше, он переплетает наши пальцы. Потом, рука об руку, мы идем домой.

Глава 7

Чуть позже, когда я приезжаю к Маргарет, дверь открывает ее муж Томас. Как только я вхожу, мне в нос ударяет восхитительный запах жареного мяса. Томас тихий, немного сварливый и, кажется, чуточку под каблуком у своей жены.

Декорировано все в стиле загородного дома во всей свое красе: простоватая деревянная мебель в сопровождении ткани в цветочек и множество причудливых узоров.

– Ева! – радуется Маргарет. – Я так счастлива, что ты это сделала! Вижу, тебе не удалось убедить Феникса присоединиться к тебе.

– Нет, – отвечаю я. – Боюсь, нет.

– Ну, не волнуйся. Присаживайся. Ужин уже почти готов.

Я сажусь за сервированный причудливым серебром и фарфором стол. Томас садится напротив меня, а Маргарет ставит на стол ростбиф, обжаренный с овощами, картофелем и травами.

Я наливаю немного соуса в тарелку и ахаю:

– Выглядит так аппетитно, Маргарет.

Она улыбается мне, наслаждаясь комплиментом.

Несколько минут мы едим в тишине, пока Маргарет не спрашивает:

– Так, Ева, ты должна посвятить нас в свой секрет. Как же тебе удалось сделать так, чтобы Феникс пошел с тобой на рынок? Люди этого городка годами пытались узнать о нем хоть что-то, но это ни к чему так и не привело.

Я молча ем, пытаясь придумать, что же ей сказать. По неведомым причинам я хочу защитить то нечто, что есть у нас с Фениксом. Я очень подозрительно отношусь к тому, чтобы рассказать кому-то слишком много.

– Он поинтересовался, есть ли возможность пойти со мной, когда я проходила мимо его дома. И все. Никакой военной тайны, – наконец отвечаю я с полным ртом картофеля.

– Ого. Такой поворот разве что для книг, – говорит она, удивленно распахнув глаза.

Я намеренно не говорю ей о том, что на этой неделе он приходил ко мне ужинать. Думаю, от такой взрывоопасной информации у нее инфаркт случится.

Внезапно, Маргарет становится серьезней.

– Он при тебе упоминал что-нибудь из своей истории, Ева? – спрашивает она.

– М-м-м, нет, – отвечаю я. – Говорил, что живет здесь около десяти лет. Больше ничего. А почему вы спрашиваете?

– Что ж, – начинает она, глядя на Томаса; выражение его лица, кажется, дает понять: он не думает, что жене следует сплетничать. Несмотря на это она продолжает. – Мне о нем немного рассказывали. Но ты должна пообещать мне не разглашать эту информацию никому. Довольно печальная история. Бедный мужчина. Если весь город начнет о нем болтать, будет несправедливо. Вот почему я не рассказывала никому, кроме Томаса.

Я заинтригована и хочу знать, что же она такого мне скажет.

– Обещаю, и слова не пророню, – говорю я.

– Ох, я знаю, что ты не из тех девушек, которые будут распространять слухи, – говорит она с доверчивой улыбкой. – Ну, я знаю вот что. Несколько лет назад моя племянница была госпитализирована в психиатрическое отделение соседнего города. Пошла вразнос после выкидыша. Мы с Томасом ездили к ней каждые две недели или где-то так, и однажды я завязала разговор с местной медсестрой.

– Ну, она мне сказала.

– Вы живете в Грэхэмстауне, да?

– Да, всю свою жизнь, – я ей так ответила. —У нас с Томасом красивый домик у Хаммонд-Лейна. Нам там нравится. Очень мирно.

– Когда я упомянула, где мы живем, на секунду – я видела! – в ее глазах загорелось узнавание. А потом она спросила:

– Хаммонд-Лейн, да? А у вас случайно нет соседа по имени Феникс Смит?

– Ну да, – ответила я. – Феникс живет дальше по дороге. Тихий мужчина, не слишком общителен.

Она больше ничего не сказала, и поэтому спросила я:

– Откуда вы его знаете?

– Она ответила:

– Ну, на самом деле, я не могу сказать. Врачебная тайна и все такое.

– То есть, он был там как пациент? – спросила я.

– Она не ответила, но – как я могла сказать – очень хотела. Некоторые женщины просто не могут держать при себе чьи-то секреты.

– Ага, ты-то всё об этом должна знать, – саркастично прерывает нас Том.

– Ох, а ну-ка тихо, – ворчит на него Маргарет. Я пытаюсь сдержать смешок.

– В любом случае, как я и сказала, эта медсестра не могла держать все в себе, и, в конце концов, мне удалось заставить ее разболтаться.

– Что она сказала? – спрашиваю я.

– Оказывается, десять лет назад Феникса нашли в лесах к югу от города; он был без сознания. На плече у него было пулевое ранение. Думаю, в то время ему было чуть больше двадцати. А еще у него очень нехорошее сотрясение случилось, да. Никто не знает, что с ним случилось до того, как его нашли, но есть предположение, что он был по какой-то причине похищен, избит, а потом его оставили в лесу умирать. После того, как все его травмы были подлечены, он не отвечал ментально, и поэтому его перевели психиатрическое. Медсестра сказала, что он будто на другом языке говорил. В больнице его никто понять не мог. Казалось, он потерял память из-за какого-то перенесенного им нападения. Он был чрезвычайно агрессивен, даже избил одного санитара; прежде чем он успокоился, пришлось держать его в войлочной палате несколько дней.

Не знаю точно, как воспринять ту информацию, которую пересказывает мне Маргарет. Невыносимая печаль за Феникса нарастает в моей груди.

– Он помнит, что с ним случилось? – спрашиваю я.

– Очевидно, нет. Когда он наконец начал говорить, вспомнить он смог только свое имя, «Феникс». Думаю, фамилию Смит он взял только для того, чтобы она просто была. Больше он ничего вспоминал. Никаких документов, удостоверяющих личность, поэтому в больнице не знали совершенно ничего – ни что с ним случилось, ни откуда он взялся. В местных и национальных газетах разместили объявления о найденном молодом человеке. Несколько человек, у которых пропали родственники, пришли его опознать, но никто не смог.

– Так у него совсем нет идей по поводу того, кто он? – говорю я, имея при этом подозрение, что Феникс помнит, откуда он родом. Если он пытается сбежать от своей прошлой жизни, как он сам и сказал, то имитация потери памяти – идеальное решение.

– Совсем нет, – отвечает Маргарет. – Хотя рискну сказать, что он не британец. В его акценте есть что-то иностранное. Ты так не думаешь, Ева?

– Здесь точно что-то есть, – соглашаюсь я.

– Вот, – заявляет Маргарет, кивая своему мужу. – Я же говорила, Томас, я права. Все равно он точно не здесь родился.

– Ох, держала бы ты свой нос подальше от дел этого мужчины, Мэгги, – сетует Томас, доедая ужин.

– Не порть нам игру. Просто нам с Евой нужно пораспутывать немного тайн. Разве не замечательно будет выяснить, что же на самом деле с ним произошло?

– Мужчину подстрелили, избили и бросили в лес умирать. Ничего замечательней и представить не могу, – перебивает ее Томас.

Маргарет щурится на своего мужа.

– Может, Томас и прав, – рискую я. – Может, лучше не копаться в прошлом Феникса. Ну, то есть, на его месте я бы очень чувствительно ко всему относилась. А Феникс не кажется одним из тех, кому бы понравилась такая помощь. Ну правда, он, кажется, просто хочет остаться в одиночестве.

– Да, может, ты и права, – соглашается Маргарет, и волнение в ее глазах утихает. Могу сказать, что она расстроена моим нежеланием объединиться с ней для расследования правды.

– Да, она права, – говорит Томас. – А теперь мы можем сменить тему? Пожалуйста? Бедняга и без того страдает от того, что все эти кумушки из совета пытаются наложить на него руки. Молодой Феникс усердно работает. Он же построил стол, за которым мы сейчас сидим. Поэтому если он хочет личного пространства, то я прошу вас оставить его в покое.

– Некоторые женщины действительно кажутся довольно решительными в том, чтобы он вошел в Совет, – говорю я. – Сегодня утром две стояли у него в дверях, ждали от него помощи.

– Серьезно? – вопросительно говорит Маргарет. – Кто эти двое?

– Их зовут Дебора и Кэти, кажется. Одна – блондинка, вторая – брюнетка.

– Ах, да, я их хорошо знаю. Эта Дебора Стивенс такая задира.

– Она выглядела немного пафосно, – соглашаюсь я.

– Да она вся такая. Заняла место в городском совете на прошлогодних выборах. Теперь всё крутится и думает, что она Царица Савская. Её муж работает проектным управляющим в Японии. Дома бывает пять месяцев в году. Ходят слухи, что уже долгое врем Дебора крутит с кем-то интрижку у него за спиной.

Томас тяжело вздыхает, подавая знак о том, что оставляет попытки остановить жену от сплетен.

– Ну, милой она мне не показалась, – говорю я.

– И это правильно, Ева. О, да. Не удивлюсь, если для следующего завоевания она положила глаз на молодого Феникса. Он довольно красив, когда находит время расчесать свои непослушные волосы.

Мои губы изогнулись в небольшой улыбке. Как по мне, он был бы красив, даже если бы щеголял с шевелюрой пещерного человека.

– О, кстати, – говорит Маргарет, кивает себе и продолжает говорить безо всякого поощрения с моей стороны. – Те усилия, которые она потратила на выборную кампанию, надо было видеть. Мужу это, рискну предположить, стоило кругленькую сумму денег. У нее нет детей, что для меня кажется неправильным. Замужняя женщина ее возраста, а ребенка, о котором можно поговорить, все нет.

Маргарет досадливо охает и зачерпывает ложку картофеля с подливой.

– Она вполне может быть бесплодной, – вставляет Томас. – А ты тут ее лечишь на своем субботнем ланче. Тебе должно быть стыдно!

– Ох, помолчи, – говорит Маргарет, а потом поворачивается ко мне. – Мой муж слишком галантен. Он не любит говорить о ком-нибудь плохо. Думаю, из-за этого я должна им восхищаться.

– Может и так, – с улыбкой отвечаю я. – У вас есть дети, Маргарет? – спрашиваю я.

– Трое: два мальчика и девочка. Они уже выросли и переехали, – с оттенком сожаления говорит она. – Не важно, сколько лет пройдет – я так и не привыкну к пустому гнездышку.

– Где они сейчас?

– Ну, младшенькая, Алиса, живет в Лондоне с женихом Майклом. Джонатан работает ветеринаром за два города отсюда, а Джеймс все еще живет здесь. Он владелец местного магазина оборудования, хочешь – верь, хочешь – нет, – рассказывает она с величайшей гордостью.

– Правда? Должно быть, я его тогда встречала. Была там в пятницу. Он высокий, волосы светлые?

– Рыжеватый блондин, – улыбается Маргарет. – Прямо как я до седины.

– Должно быть, вы гордитесь тем, что он управляет собственным бизнесом.

– О, так и есть. Джеймс любит этот магазин.

Я почти заканчиваю с ужином, и Маргарет встает, чтобы убрать наши тарелки со стола.

А потом она подает самый вкусный яблочный пирог с крошкой и свежими сливками из всех, что я пробовала. Следующий час я слушаю, как она болтает о всяких сплетнях. Томас берет газету и, покачивая головой, уходит в гостиную.

Позже, уже дома, я размышляла о том, является ли история Маргарет о Фениксе точной. Это бы объяснило многое из его личности. Из-за мыслей о том, что могло с ним случится до того, как его нашли, по позвоночнику ползет озноб. Ну, я имею в виду, каковы были обстоятельства на самом деле? В худшем случае его могли пытать… или даже насиловать, прежде чем оставить умирать.

Как это возможно, что никто не пришел его искать? За ни же должен был кто-то присматривать. Брат, мама, друг?

Я сажусь за пианино в гостиной и играю отрывок из «Унеси меня на луну». Будучи живой, Гарриет любила Синатру. И Дина Мартина. А я думаю, что у нее просто была слабость к старым голубым глазам. Он мог быть и менее приятным, но его песни навсегда останутся бессмертными.

Мы пели вдвоем, пока старые пластинки Гарриет все вертелись и вертелись на «Young at Heart», «I’ve Got You Under my Skin», «Something Stupid». Все эти старые песни – о любви. О чем-то, чего я еще не испытывала, но мне казалось, что я имею к этому какое-то отношение.

Чувство первой любви и разбитого сердца – что-то заложенное в нас, даже если мы этого пока не познали. Все, кто смотрели фильмы или читали книги о любви, становятся на время героем: чувствуют то, что чувствуют герои; любят так, как любят герои.

Из-за мыслей о том, как Феникс держал меня за руку, когда мы шли домой с рынка, я чувствую себя именно так, будто могу влюбиться. А еще в нем есть жестокость, из-за которой я задумываюсь: а сможет ли он когда-нибудь почувствовать то же самое?

Глава 8

Нет ничего сильнее, что заставляет меня желать завернуться в одеяло и никогда больше не выходить на улицу, чем сильный бьющий по крыше дождь. В этом доме все особенно слышно.

В такую погоду я просыпаюсь после ночи беспокойного сна. Надеваю большой серый кардиган и какие-нибудь старые потертые джинсы. Собираю волосы в пучок на макушке и закрепляю их заколкой. С макияжем не заморачиваюсь. Прошлой ночью я мечтала ни о чем, и иногда такие мечты хуже, чем самые страшные кошмары.

Когда я вхожу в учительскую, Тим сразу же подходит ко мне и тихо извиняется за то, насколько пьян был в пятницу вечером.

– Я никогда так не напивался, – говорит он, и я ему верю, ведь я же его бросила; не думала, что будут комментарии по поводу его опьянения. Но я ему об этом не говорю. Вместо этого я благосклонно принимаю его извинения.

Я недолго сижу в одиночестве с чашкой чая и пытаюсь собраться с мыслями перед первым уроком. Школьный звонок звенит к девяти часам, и мои ноги действительно не хотят меня поднимать. Я заставляю их. Этим днем хорошо лишь то, что утро выдалось холодное, и эта старинная система отопления издает древнее ворчание – приходит к жизни. Мне нравятся эти звуки. Из-за них, громких и крепких, я чувствую себя защищенной возрастом и опытом приютившего меня здания.

В конце дня я замечаю Кэти, которая усаживает своего сына в маленький черный седан. Дождь все еще хлещет, поэтому я поднимаю капюшон красного дождевого плаща и застегиваю молнию до подбородка, прежде чем сесть на велосипед. Когда я проезжаю мимо ее машины, она быстро газует передо мной, думаю, специально. Потом она внезапно останавливается, чтобы пропустить меня. Быстро смотрю на ее лицо, прежде чем проехать. Почти уверена, что она хихикает про себя – злобная женщина.

Думала, она была лучше, но теперь вижу: они с Деборой – два сапога.

Я помечаю в уме: избегать ее. К тому моменту как я добралась до дома, то насквозь промокла. Мой плащ не предназначен для сильного дождя. Зайдя в дом, за секунду снимаю с себя всю одежду. Еще одно преимущество жизни в одиночестве.

Надеваю пижаму, которая сушилась на радиаторе в коридоре. Я устала, поэтому оставляю мокрую одежду комком на полу. Потом достаю дорогой горячий шоколад, купленный накануне, и делаю себе чашечку – то есть, огромную теплую кружку.

Я сажусь на софу Гарриет, которую поставила в гостиной. Запах ее старого дома все еще хранится в бывалом дереве и тканях. Вдыхая его, я вспоминаю, как сижу будто сейчас, но в большом доме Гарриет в Уэльсе; мы слушали радио и макали печенье в чай. Я никогда не понимала, как запахи могут вызвать подобные воспоминания.

Я сижу и думаю обо всех запахах, которые ассоциируются у меня с разными переживаниями, когда раздается сильный стук в дверь. Я иду открывать и вижу Феникса, который стоит у меня в дверях; с его волос капает дождевая вода, а футболка насквозь промокла. Он смотрит на меня полным извинений взглядом, будто прерывает меня или что-то в этом духе. К счастью, он не знает, как я рада быть прерванной.

Я стою за дверью, чтобы спрятать свой наряд; я смущена тем, что пять часов, а я уже в пижаме.

– Привет, – говорю я. Понятия не имею, почему он здесь, но неприятного удивления нет.

– Привет, – отвечает он.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Да, в норме. Но немного промок. Понял, что слоняюсь без дела, и подумал: ты не против компании?

– Конечно, входи. Пойду, принесу тебе полотенце.

– Спасибо, – отвечает он, удерживая взгляд на мне.

– Ты промок. Нужно было взять зонт, – говорю я, спускаясь с белым пушистым полотенцем из сушки.

Он пожимает плечами.

– Не подумал.

– Ох, что ж, вот, – говорю я, передавая полотенце.

Он берёт его и ерошит волосы, чтобы их высушить, потом промокает футболку так, как может. Это не очень помогает, поэтому он решает снять её. Я кладу футболку на батарею, чтобы она высохла, и изо всех сил стараюсь не пялиться. У него много шрамов: ножевые ранения, укусы, царапины, следы пуль. Из-за них у меня создается впечатление, что он бывал в армии. И в то же время у него самый идеально сформированный мужской торс из всех, что я видела. Только посмотрев на него, я уже так много всего хочу узнать, так много «где?», так много «как?», так много «почему?». Но я боюсь спросить. Боюсь знать правду.

– Будешь горячий шоколад? – спрашиваю я, прокашлявшись и отведя взгляд.

Он улыбается так, будто позабавлен и смущен, а потом отвечает, что не будет против чашечки.

– Хорошо, садись в гостиной. Вернусь через секунду. – Я забираю свою кружку с собой, чтобы ее заполнить еще раз.

Когда я возвращаюсь с какао, мы садимся и тихо пьем. Он смотрит на меня и на мою клетчатую пижаму, улыбается.

– Мне нравится твой наряд, – говорит он.

– Я промокла, пока возвращалась домой с работы, поэтому переоделась, – говорю я, а потом понимаю, что мои волосы представляют собой влажный беспорядок. Я пробегаюсь по ним пальцами, чтобы немножко распутать. Пальцы застряли в одном из узелков сзади. Рука Феникса дергается в мою сторону, будто он сам хочет провести пальцами по моим волосам. Ну, тогда нас двое, потому что сейчас я действительно хочу коснуться руками его груди. Проверить, такая ли она жесткая, какой кажется.

– Тебе нравится горячий шоколад?

– Да, это вкусно.

– Ты должен был прийти к Маргарет вчера. Она приготовила очень вкусный ужин.

Он ничего не говорит, только слегка выгибает бровь. Не думаю, что вообще собираюсь его убеждать в том, что Маргарет не так уж и плоха. Может, он чувствует, что она знает больше, чем ему хотелось бы.

Он придвигается ближе, поднимает руку и потирает мое плечо.

– На работе день прошел хорошо? – сипло спрашивает он.

Я пожимаю плечами, не в силах озвучить свои мысли, когда он так меня касается. Он отодвигает ткань майки, чтобы обнажить немного кожи, а потом продолжает массаж – на этот раз без преграды из ткани. Даже при том, что мы едва друг друга знаем, чтобы касаться так интимно, это кажется нормальным. Правильным.

– Значит, не очень хорошо? – из-за интонаций его голоса и дыхания у моего уха я таю.

– Просто, ещё не уверена, что преподавание мне безумно нравится, – наконец удается пропищать мне.

– Ты должна делать только то, что тебе нравится, Ева.

– Знаю. Думаю, я просто ещё не поняла, что мне действительно нравится. Может, я еще найду себя в преподавании.

– Уверен, вместе мы сможем найти то, что тебе по душе, – шепчет он, его губы на вершинке моего уха. Я хныкаю и наклоняюсь к нему, моя спина прижимается к его груди.

Я глубоко вдыхаю. Из-за его близости волоски на руках встают дыбом, кожу покалывает. Он перемещает руку с плеча ниже, на мягкую округлую часть живота. Забравшись под майку, он лениво поглаживает кожу. Это меня успокаивает, и в то же время мои нервные окончания пробуждаются.

Все еще влажные волосы обрамляют его лицо. Почему-то я и вправду хотела к ним прикоснуться. Я протягиваю руку и зажимаю локон между пальцами. Феникс напряженно опускает взгляд, а потом на секунду закрывает глаза.

Некоторое время мы стоим так, и его поглаживания так близки к лобковой кости, что я начинаю чувствовать желание и нужду.

Я, наконец, вырываю себя из задумчивости и говорю:

– Знаешь, я видела ту женщину, Кэти, когда она забирала сына из школы. Я была на велосипеде, и она меня чуть не переехала!

– Да? – спрашивает он, и его лицо становится серьезным. Даже защищающим.

– Ага. Я ехала на велосипеде от школы, а она вырулила прямо передо мной.

– Она это специально?

– Да. Уезжая, я видела, как она ухмылялась.

– В следующий раз тебе нужно будет взломать ее машину, – предлагает он. – Или, что еще лучше, я сделаю это для тебя.

– Это, дружочек, будет нелегально, – ругаю его я с крохотной улыбкой.

Он ничего не говорит, просто награждает меня таким взглядом, который говорит, что в прошлом он испытывал незаконность намного глубже, чем просто взлом автомобиля. Судя по шрамам, которые он носит на своем теле как историю, мне лучше в это поверить.

Я сглатываю и продолжаю говорить:

– Может, я новенькая в городе, и она думает, что может меня запугать. Хотя с чего бы ей этого хотеть.

– Такие люди, как Кэти, не стоят твоих забот, Ева. – Он касается моего лба, чтобы разгладить морщинку между бровей. Из-за этого ласкового жеста желудок делает кульбит. – Просто она домохозяйка в маленьком городке, ей скучно, вот и решила найти развлечение.

– Так и есть, но я не хочу быть ее развлечением. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

– Вот эта женщина мне по душе, – говорит Феникс, снова начиная поглаживать мой живот.

Молчание затягивается.

– Ты и представить себе не можешь, как мне хорошо, – тихо-тихо говорю я, разрывая тишину.

Его губы возвращаются к моему уху. На этот раз он облизывает мочку, прежде чем пососать её. Я вонзаю ногти в диван.

Он невероятно пахнет. Как мыло и только-только срубленное дерево с оттенком мужского пота.

– Е… ещё шоколада? – предлагаю я.

Он тихо смеется.

– Я еще даже первую кружку не допил. Мой рот сейчас занят не тем.

С этими словами он вжимает пальцы в мягкую плоть, а потом двигается к поясу штанов. Феникс в сомнениях играется с ним несколько секунд. Вместо того чтобы залезть под ткань, он оставляет руку над ней, прокрадываясь вниз к местечку меж бедер. Я выдыхаю стон, и он останавливается, будто пытаясь держать себя в руках.

– Раздвинь для меня ножки еще чуть-чуть, дорогая, – говорит он с придыханием.

Они тут же невольно раздвигаются. И тогда его рука ложится на меня, сжимает, потирает прямо там, где я чувствую пульсацию из-за него.

– Ах, такая мягкая, – шипит он, слегка прикусывая мочку. Феникс умело проделывает какие-то манипуляции языком, полизывая и посасывая ее.

– Феникс, – стону я его имя, и он одобрительно рычит.

Его большой палец через ткань находит сладкую точку и начинает выводить медленные мучительные круги. Я настолько потеряна в своих ощущениях, что едва осознаю: он ведь даже меня еще не поцеловал. Но даже с учетом этого факта его язык проделывает невероятно хорошую работу по развращению моего уха. По шее и спине проходит дрожь.

– Давай, – с нуждой в голосе призывает он.

Его голос, кажется, дрожит, будто Феникс нервничает или что-то типа того.

Мои глаза расширяются, когда я, прижимаясь к нему, чувствую, насколько он твердый. Его большой палец двигается дальше, доводя меня до пика. Я кусаю губу и кричу, когда чувствую его приближение.

– О, Боже, пожалуйста, – бормочу я.

Его рука плотно прижата к моей груди, а губы посасывают мочку уха. И я взрываюсь от удовольствия. Несколько раз вздрагиваю, мое тело трясется рядом с его. Теперь его большой палец движется медленней, успокаиваясь вместе со мной.

– Иисус, ты прекрасна, – бормочет он, неуверенно глядя на меня. Я была права: он действительно нервничает. – Из-за тебя мне хочется делать те вещи, которые я не делал уже долго.

Из-за его слов я впадаю в ступор, а потом шепчу.

– Прости. – Кажется, я кончила слишком быстро.

– Что я говорил тебе о чрезмерных извинениях? И главное – за что ты извиняешься? – произнес он, и голос Феникса не смог бы стать еще ниже.

– Я… я не уверена. Я сделала все правильно? Я подумала, может… я была слишком быстрой? – спрашиваю я, чрезмерно краснея.

Он прижимает меня ближе к себе и ласкает мое горящее красное лицо. Наклонив голову на бок, он спрашивает:

– Слишком быстро? Никогда не бывает «слишком быстро», когда дело доходит до этого, дорогая. Чем быстрее ты кончаешь, тем больше раз я смогу сделать это снова.

– Ох.

Теперь он ухмыляется.

– Мне нравится, когда ты так говоришь. Из-за этого твои полные губки округляются. Я не планировал делать это, когда шел сюда. Но ты была одета в такую забавную пижаму, а еще растрепанные сексуальные волосы… и я не мог не прикоснуться к тебе.

– Ох.

Смешно, но другого ответа я придумать не могу.

Его ухмылка становится шире, и он наклоняется и захватывает мои губы в самом нежном, самом невесомом поцелуе в истории. Его язык едва ощутимо скользит по моему. Отстраняясь, Феникс проводит языком по моей нижней губе и говорит:

– Из-за твоей невинности я хочу быть мужчиной получше, Ева.

Сердцебиение ускоряется от его заявления. Что такого видит во мне он, чего не могу увидеть я сама?

Не знаю, чем ответить, поэтому меняю тему.

– У тебя, знаешь ли, великолепный акцент. Откуда ты?

Мой вопрос, кажется, застает его врасплох, и выражение его лица проясняется.

– Родился в маленьком бедном городке в сельской Греции.

Греция! Это все объясняет. Я возвращаюсь к мыслям о его имени, которое, услышав впервые, посчитала необычным и вспомнила, как оно упоминалось в Илиаде. Насчет его родной страны я была права.

– И как же ты оказался в Великобритании?

– Ответ на этот вопрос не слишком приятен.

– Настоящие ответы редко таковыми бывают.

Он сглатывает, притягивает меня к себе так, чтобы я села к нему на колени, и начинает играть с моими волосами.